Сделка

13 глава «Fife-o-clock, министр Кигнсли!»

Алиссар

С того дня, как Полумна предъявила права на мое убийство паладину Каро, прошла почти неделя. За это время я убедился в словах леди Елены. Душа, съеденная мной, получившим имя, оказывала влияние, которого я даже будучи живым не испытывал. Жадность профессора до внимания и общения мне не передалась, но все же влияние греха имелось. Особенно с ближним окружением.

Друзьями я их по-прежнему не назову, так как не испытываю ничего подобного, но вот чувство дикой собственности по отношению к ним — да. Драко и Персефону, как и в случае с Полумной, хочется связать самыми прочными лентами, заткнув рты, ограничив движение, и никуда не отпускать. Склониться и чахнуть, как Смауг над златом под горой гномов[2]. С Забини и Ноттом Жадность не требует подобного, лишь пробует на вкус, присматривается.

— Алиссар, — толкает меня в бок Драко, — к тебе Ник, — показывает на сову, несущую мне письмо с гербом министерства.

— Ответ от Кингсли на просьбу встретиться и пообщаться, — напомнил я о деле, порученном леди Еленой. Птица, как только отдала послание, тут же вспорхнула и улетела, а я раскрыл конверт, и еще не прочитав: — Надеюсь, прогуляться к министру сегодня. Быстрее решу дело с портретом и крестражами, больше будет времени на себя и свой желудок, — и на мою удачу, которая не покидает меня даже в демонической жизни, приглашение выписано на сегодня.

— Ты не Жадность, Алиссар, а Обжорство, — шепчет мне Персефона, показывая на рыжего гриффиндорца, накинувшегося на еду, как будто ее неделю не видел, — грех Уизли подошел бы тебе больше, греха Слизнорта.

— Каждый демон — это сосредоточения голода, но в меру своей сущности и способностей, которые используют. Естественно, если этот грех не ведущий, — влилась в разговор Полумна, подсаживаясь за стол восьмого курса. Она со мной все так же мила, приветлива и дружелюбна, как и в прошлой жизни. Тон ее невесом и легок, а взгляд все так же мечтателен и загадочен. Но не у слизеринцев, хранящих свои секреты. — Расслабьтесь, ребят, — говорит она, зная, что они готовы в любой момент сразиться, за свою жизнь, — я по вам работать не стану, на ваших руках крови нет, — уточняя, — а та, что есть пролита в честном бою.

— Ты просто так, или по делу? — спрашиваю, смотря на задумчивую девушку, ушедшую в свои мысли. — Если просто так, то мне пора, — встаю из-за стола, не прощаясь, уходя по факту, но она меня остановила, взяв за руку. Этот жест и сопутствующее касание, снова подняли из недр огня преисподней то желание обладать, а для этого связать, заткнуть рот и капать слюной, говоря: «Мое!»

— Я с тобой пойду! — все еще не отпускала руку Полумна, смотря на меня, прожигая серебряным взглядом. Кое-как снял ее руку с моего локтя, подавил позыв «Взять! Схватить!», говоря:

— Министр мне не интересен в гастрономическом плане, будь спокойна! — еще несколько секунд Полумне потребовалось на то, чтобы самоубедиться, а после руку мою отпустить, сказав:

— Поверю тебе на слово, Алиссар. Но если что… — не дал договорить, повторил сказанные ей же слова:

— Да-да-да! Моя рогатая голова слетит с плеч и покатится по полу, — отмахнулся и направился в кабинет директора, протягивая приглашения от министра с разрешением на каминное перемещение.

Директриса была удивлена приглашению на чай, особенно не в положенное для чаепития время, но все же отпустила, открыв камин, попросив не задерживаться. Откланялся, и зайдя в камин, назвав адрес, унесся огненным вихрем прямо в личный каминный зал министра. Он встречал меня с широкой улыбкой и распростертыми объятиями, но ровно до тех пор, пока не сжал в крепком захвате.

— Поттер! — откинул меня от себя, почти вталкивая в каминную рамку, тут же наставляя палочку, призывая заклинание серебряных лент. — Нет, ты не Поттер! — говорил министр, уже формируя ленту, направляя ее на меня. Но это не священное серебро, мне ничего от соприкосновением с ним не будет. Ленты меня не задержат.

— Верно. Уже не Поттер! — не скрывая суть, призвав черные когти, формировал в руке черное пламя, сжигая несущиеся на меня ленты. — Министр Кингсли, я не по вашу душу, можете расслабиться, — сказал, стряхивая с рук серебристый пепел лент, возвращая рукам привычный человеческому глазу вид, без когтей. — У меня к вам, министр, есть дело государственной важности, — Кинг отозвал магию, но палочку не убрал, держа меня на мушке, как сказали бы магглы.

— Излагай, демон!

— Ритуалист, я полагаю? — говорю, смотря на мужчину, при этом не видя огонь души, но ощущая стопор, как с леди Еленой. — и не как род Рейвенкло, широко-направленный, а с узкой специальностью, — втянул воздух и запах магии, который окружен министр, — что-то темное, даже запретное на территории Англии. Вуду? — предположил я. — Точнее ритуалы Вуду, но разница небольшая. Мне все равно не интересно. — отмахнулся.

— Нюх у вас, мистер не Поттер, — убрал палочку Кинг, все же приглашая пройтись по коридорам министерства, обсудить мой визит и причину.

Ему, как ритуалисту, а уж тем более Вуду ритуалисту, хорошо известно, что такое крестраж и с чем его едят. Рассказывать влияние на душу и разум нет смысла. Поэтому перешел к делу, а именно к Реддлу, на котором Альбус явно ставил эксперимент, наблюдая и не вмешиваясь. По-другому назвать сей совместный период в жизни Реддла и Дамблдора я не могу.

— И ты хочешь сказать, что на фоне проведенного над Лордом эксперимента, выверив все положительные и отрицательные стороны этого сверх непростительного ритуала, он создал крестражи?

— Да, — коротко и по существу на все его слова.

— Альбус — олицетворение добра и света! — ну, началась песня. Ее я слушал долго, особенно про слова о том, что я неблагодарный щенок, не видящий правды, поверивший слухам и россказням злых языков. Мог бы, возмутился, разозлился, начал спорить, доказывать свою точку зрения, но я просто шел рядом, выслушивая весь тот поток культурных помоев, которыми меня поливали. И как только его пламенная, праведная речь подошла к концу, уточнил:

— Все сказал? — Кинг кивнул и выдохнул, а я повел его к картине директора, находящейся в его кабинете, — картина Альбуса же у тебя висит? — спросил, а тот, смотря на меня непонимающим взглядом, сказал короткое, но ошарашенное: «Да». Предложил: — эксперимент?

— Какой?

— Я разговариваю с директором, а ты проверяешь его отпечаток души на определенных Чарах, сам знаешь, что покажут Чары при обоих вариантах, — он кивнул, я добавил, — если ошибся, и картина не крестраж, принесу искренние извинения, от всей моей демонической души[3]!

Кинга передернуло. Он фыркнул, сказав, что нам, демоном ни разу не ведомо, что такое искренность. Не отрицал, но слова об извинениях не забрал. А Кингсли с неохотой, но на предложение проверить картину Альбуса на вшивость согласился. Мы с ним пошли в кабинет, общаться с нарисованным Дамблдором. По пути я полностью спрятал свою демоническую ауру, чтобы не напугать остальные картины, висящие в рабочей комнате министра.

— Перед тем, как мы начнем разговор с портретом Альбуса, скажи, чья инициатива повесить сей лик в твой кабинет? — у меня много свободного времени, куча мыслей, одной из которой способ воскрешения Альбуса из мира мертвых с помощью крестража. У Реддла был своеобразный ритуал, основанный на бренности тела и покойных предках. Что же у директора — так и не понял. Лишь раз промелькнула догадка, как он собирается вернуться в мир живых, но не было подтверждения. И если ответом на мой вопрос станет:

— Его воля, — вот теперь многое встало на свои места. Но «радовать» Кинга его не радужной перспективой не стану, пусть будет сюрприз. Ему это не навредит, но «обрадует». — Ты что-то знаешь, но не говоришь, — смотрит на меня министр, но пока информацию не вытряхивает, а ждет ответа. Им я его не удостоил, а открыл дверь в кабинет, напоминая о Чарах, которые нужно будет колдануть, ради проверки.

— Директор Дамблдор, — позвал я типа спящего старика, — рад вас видеть здесь, — показал на условия проживания, — не знал, что встречу вас в кабинете министра Кингсли, — поставив стул напротив его Святого образа, сел, скрестив ногу на ногу, приготовившись слушать очередные наставления и просьбу заняться очередным осколком почившего в недра моего желудка Темного Лорда. Но ничего подобного не происходило, директор по-прежнему просто улыбался и радовался моему визиту к старику. Жестами и Кингсли показывал отрицательный результат.

Странно, но картина и правда на первый взгляд не фонила запретной магией, ощущалась, как простой портрет с отпечатком души. Но это на первый взгляд, если же копнуть глубже, применить свои способы поиска информации, получится другой результат. Чуть приоткрыв печать на сущности, пустив энергетические щупальца, касаясь отпечатка и магической составляющей полотна, получим результат. Но озвучил я его Кингсли уже после того, как он пошел меня провожать к камину.

— Двойное дно, — сказал я, улыбаясь, предвкушая трапезу директорской душой, — точнее двоенное плетение артефакта. Как квартира с двумя изолированными комнатами. В одной живет отпечаток, во второй крестраж. И в отличие от крестража, отпечаток не в курсе, кто его сосед.

— Ты уверен?

— Да, — и для подтверждения скинул ему параметры артефакта и жильцов магического полотна. Кинг, как только увидел параметры и слепки сущностей, выругнулся, явно на своем языке, проклиная кого-то конкретного.

— И что мне с этими жильцами моего кабинета делать?

— Изолировать, — улыбка и прощание лишь взмахом руки с напутствием, — а так же не верить ни единому слову. Ведь ты, пока не раскинешь свою ритуальную сеть, не узнаешь, кто с тобой говорит, крестраж или отпечаток.

О том, что крестраж может сделать, не упомянул, не мое дело. Ведь умудрись осколок директорской души спаразитировать на Кингсли, съесть его я все равно смогу. Будет чуть больше хлопот, но все же поужинаю. Плохо будет, если осколок каким-то образом или сольется с ведущей душой, или ее выселит. Вот тогда будет проблема. Добровольно в таком раскладе отделить одну душу от другой не получится, только насильно. А это карается отделением моей головы от плеч серебряным клинком.

— Надеюсь, директор Дамблдор, вы выберете для воскрешающего ритуала другой способ, а не самый, по вашим же меркам, жестокий, — надежда в моем черном, демоническом сердце не приживается, как и все человеческие чувства, испытываемые мной ранее, но все же я помню, что этот такое. И придерживаясь этого состояния, шел в нашу с Драко и Блейзом комнату.