Глава 14 КЛОАКА Осень 873 г. Константинополь

Что касается до грязных выходок, то мы видели их слишком достаточно…

В. И. Ленин. «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократии?»


Велунд! Давно умерший кузнец и учитель. Наверное, не зря он явился в зеркале. Хотел предупредить о чем-то? О чем? Хельги вздохнул, уселся на лавке в своей келье — они так и жили в монастыре Святого Мамы, спокойное было местечко. Отстояв заутреню, явился Никифор, по пути прихватив с собою Ирландца. Кратко поведав им о своих похождениях, князь, в свою очередь, выслушал ответные новости. Так, ничего конкретного. Даже подозрительные клирики — Евтихий с Харитоном — и те словно бы затаились, не предпринимали никаких активных действий. То ли чего-то выжидали, а может быть, просто не было поступлений новых рабов, да и откуда им взяться, ведь город практически был окружен русами. Оставалась, правда, еще одна зацепка — ведьма Гездемона, однако попробуй ее разыщи в таком многолюдном городе. Можно, конечно, и даже нужно, но быстро вряд ли получится. Попробовать через ту же Евдокию, императрицу? Или попросить вынюхать кое-что Диомида? Сказать, что и сам бы не прочь воспользоваться ее колдовством в целях поправки пошатнувшегося мужского здоровья, или придумать еще какую-нибудь причину. Хельги так и пытался поступить, однако и Евдокия, и Диомид замыкались, как только он начинал выспрашивать про ведьму. Говорят, она пользовала самого базилевса — если так, то подобраться к колдунье будет очень непросто, даже с помощью императрицы и ее сына. Непросто — но все же надо пытаться. Может быть, зайти с другой стороны?

— Вот что, други. — Князь весело посмотрел на Никифора и Ирландца. — Сердце мое обливается кровью, когда смотрю я на вас. Ваши осунувшиеся лица полны печали и скрытых страданий, очи тусклы, кожа желта и ломка. Как можно скорее нужно заняться вам своим драгоценным здоровьем.

Никифор и Конхобар недоуменно переглянулись, впрочем, Ирландец тут же усмехнулся, сообразив, о чем идет речь.

— Думаю, нам надобно посетить лекаря… и не одного, а многих.

Взглянув на него, Хельги печально покачал головой.

— Боюсь, что и лекари вам уже не помогут. Только какие-нибудь колдуны, ведьмы…

— Поняли тебя, князь! — засмеялся Никифор. — Правда, нехорошо христианину якшаться с подобной публикой, ну да Бог простит — все в интересах благого дела.

— Именно так, други.

— Шарлатаны собираются на Амастридской площади, — задумчиво произнес Ирландец, — а где колдуны — не знаю. Впрочем, это можно выведать у тех же лжелекарей.

— Правильно, — кивнул Хельги. — Вот и выведайте. Кого искать, знаете — ведьму Гездемону. Это вовсе не старуха, цветущая молодая дева, говорят, чудо как хороша собой. Впрочем, к делу это отношения не имеет.

— Как это не имеет? — притворно возмутился Ирландец. — С красивой-то ведьмой куда как приятней общаться!

Никифор осуждающе помотал головой и перекрестился.


Выпроводив друзей, Хельги немного подумал, набросил на плечи мантию и решительно направился в трущобы, в ту самую корчму, где собирались низкого пошиба танцовщицы-куртизанки, ночные тати, бродяги и прочий подозрительный люд. Кажется, одна из фей продажной любви — Катрия — прозрачно намекала ему на возможность встречи. Вот эту-то возможность и следовало использовать, не в прямом, конечно, смысле, а в несколько ином — князь хотел переговорить с девушкой и подставить ее монахам-работорговцам в качестве товара. Естественно, не за просто так — за более чем щедрую плату, которой девчонке вполне хватило бы, чтобы в корне изменить свою жизнь, буде появится такое желание.

День выдался так себе — серенький, мокрый. Правда, теплый — нищие так и сидели на папертях полуголыми, христорадничали:

— Пода-а-айте, Христа ради, пода-а-айте!

Хельги никогда не подавал милостыню, полагая, что каждый человек живет именно так, как ему хочется. Хочется нищим день-деньской бить баклуши, выставляя на деньги доверчивых прохожих — кто обол кинет, а кто и денарий, — их дело. Только не за его, Хельги, счет! Диомид как-то показывал ему одного такого «нищего», так сказать, в свободное от основной работы время. Вполне респектабельный господин, — перстни с каменьями, золотая цепь на груди, расшитый узорами талар с торчащей из-под него далматикой — дорогущей темно-синей туникой. Все за счет простоватых граждан!

Пройдя мимо церкви, князь повернул направо, к форуму Аркадия, миновав его, зашагал к окраине вдоль серовато-желтой стены Константина. Порывистый, дующий с моря ветер приносил мглистую сырость, эдакие мельчайшие капельки, быстро покрывшие лицо и одежду.

Немного проплутав меж полуразвалившимися, кое-как отремонтированными хижинами, Хельги наконец отыскал нужное заведение. Ну да, это было именно оно. Вон, и липы, и вытоптанная босыми ногами танцовщиц площадка. Корчма была пуста — ясно, еще не вечер, — однако князю повезло: в углу, у очага, рядом с хозяином сидел красавчик-сутенер, неспешно потягивая вино. Кажется, сутенера звали Пуладом.

— Бог в помощь, — входя, поздоровался Хельги.

Оба — хозяин, мускулистый, заросший до самых глаз бородой тип на деревянной ноге, и Пулад, — повернувшись, кивнули. Сутенер спрятал в уголках рта улыбку, знал, зачем сюда приходят. Князь не стал разубеждать его, наоборот, нагло уселся рядом, без обиняков подмигнул:

— Хочу девочку.

Сутенер завыкобенивался:

— А кто тебе сказал, уважаемый, что…

— Так ведь ты — Пулад?

— Допустим…

— Ладно, не верти хвостом. Плачу солид!

Князь пустил по столу золотой кружочек с изображением базилевса, немедленно привлекший алчные взгляды сутенера и корчмаря. Ловко поймав монету, Пулад улыбнулся.

— У нас много красивых дев.

— Я хочу Катрию.

— Ну… — Сутенер замялся, что очень не понравилось князю. — Видишь ли, Катрия сейчас не может… у нее начались женские дни… Я приведу тебе другую деву, поверь, она будет ничуть не хуже!

Хельги пожал плечами. Что ж, если так, пусть будет другая. Наверняка можно уговорить и ее.

— Другую, так другую. Только смотрите, чтоб она была красивой! — напомнил князь, сообразив, что некрасивую клирики просто не купят.

— Поднимайся наверх, уважаемый. — Хозяин с сутенером переглянулись. Очень нехорошо переглянулись: Пулад вроде как что-то предложил взглядом или незаметным жестом, а корчмарь кивнул. Похоже, с этими двумя нужно было, держать ухо востро. Поднимаясь на второй этаж по скрипучей крутой лестнице, Хельги нащупал под талером кинжал.

Комната оказалось обычной — маленькой, узкой, как и бывает в подобных домах; почти всю ее площадь занимало широкое ложе, надо сказать, застеленное довольно чистым покрывалом из плотной зеленоватой ткани. Сквозь приоткрытые ставни оконца — узкое, не пролезешь — сочился серый свет дня.

— Немного обожди, господин, — умильно улыбнулся Пулад, исчезая за дверью. Никакого засова изнутри не было. Однако…

Ждать пришлось недолго. На лестнице заскрипели ступеньки, постучавшись, вошел сутенер, ведя за руку закутанную в хламиду женщину.

— А ну-ка! — Вскочив с ложа, князь отбросил хламиду… Не дурна… Но старовата, вряд ли на такую польстятся монахи, они ведь берут только молодых.

— Гм, любезный… — недовольно нахмурился Хельги. — Нет ли у тебя кого помоложе?

— Помоложе? — Жестом выпроводив куртизанку, Пулад задумался и через какое-то время вдруг просиял: — Есть! Только она еще девственница.

— И что?

— Придется доплатить, уважаемый.

— Так веди!

Поклонившись, сутенер исчез, и на этот раз ждать пришлось долго, Хельги даже чуть не уснул, погруженный в свои мысли, и не заметил, как приоткрылась дверь.

— Вот, взгляни, уважаемый!

Пулад втолкнул в комнату совсем еще юную деву, действительно красивую — маленькую, изящную, с длинными пепельными локонами и большими голубыми глазами. В руках девушка держала корзину с вином и фруктами.

— Ее зовут Лидия, — с ухмылкой пояснил сутенер. — И она выполнит любое твое желание.

Пожелав клиенту всего наилучшего, он удалился, на прощание бросив на девушку странный взгляд, в котором читалась нешуточная злость.

Поставив корзину в угол, Лидия сняла тунику и, вытянувшись на ложе, закрыла глаза. Совсем еще юное создание с едва оформившейся грудью. Худая. На руках и ногах девушки краснели свежие рубцы.

— Тебя держали насильно? — Князь потрогал пальцам рубцы. Девчонка дернулась, посмотрев на него с таким ужасом, словно перед ней явилось исчадие ада. — Ну, не бойся, я добрый, — успокаивающе улыбнулся Хельги. — Можешь одеться. Да не дрожи, я не трону тебя.

Он силой натянул на девчонку тунику.

— Ну, рассказывай!

— О чем, милостивый господин? — дрожащим голоском спросила дева.

— Для начала о Пуладе. Он тебе угрожал?

Девушка заплакала, и князю стоило немалых трудов ее успокоить.

— Мой отец крестьянин, парик… Он… он не смог уплатить оброк и вынужден был отдать меня в услужение. Думал, в приличное место…

Лидия снова заплакала, и Хельги решительно тряхнул ее за плечи.

— Э, нет, так не пойдет. Плакать после будешь! Теперь расскажи о Пуладе.

— Он… он…

— Ну, ну!

— Он очень жесток.

— Ты знаешь, я догадался… Да перестань же реветь! Хочешь, я заберу тебя?

— Н-не знаю…

— Не доверяешь? Правильно делаешь. Что ж, оставайся с Пуладом. Да что же ты все ревешь! Ну-ка… Что у тебя в корзине?

— В-вино…

— Вижу, что вино. — Хельги достал кувшин и два кубка.

— Пулад приказал… чтоб ты обязательно выпил.

— Ах, вот как? — Хельги насторожился, поднес бокал к носу, понюхал. — Ничего не чувствую. Но вполне вероятно, там яд или сон-трава. Тебе дозволено пить?

— Да.

— Значит, сон-трава. Сейчас мы выплеснем это вино, притворимся спящими и посмотрим, что будет. Ты что дрожишь?

— Я боюсь, господин. — Девушка с мольбой взглянула на князя. — Пулад сказал, если что-то пойдет не так, со мной будет то же, что и с танцовщицей Катрией.

Хельги напрягся.

— А что произошло с Катрией?

— Ее нашли утром в клоаке с перерезанным горлом. Тело уже обглодали бродячие псы…

— Вот как… Ну-ну, не плачь! Сначала Кара, потом Катрия… Это показалось бы забавным, еели б не было столь бессердечным. Вот, значит, какие у несчастной Катрии женские дни… Тсс!

Князь зажал рыдающей девушке рот, услыхав, как чуть слышно скрипнула лестница. Словно бы кто-то пробирался на цыпочках…

— Спим! — коротко предупредил князь и вместе с Лидией повалился на ложе.

Бесшумно отворилась дверь, и в комнату заглянул Пулад. Откуда-то снизу послышался крик, видно, хозяин корчмы интересовался исходом дела.

— Спят, — подойдя к лестнице, произнес сутенер. — Можешь подниматься, Акинфий.

— Он силен. — Проворно, несмотря на деревянную ногу, поднявшись в комнату, Акинфий внимательно рассматривал спящего. — Мы выручим за него немало.

— А я бы не стал его продавать, — усмехнулся Пулад. — Не было бы проблем. Нет, лучше его убить, забрав солиды!

— Полагаешь, так лучше? — переспросил Акинфий, задирая подол девчонке. — Смотри-ка! Он ее и не…

Ударом кулака в висок князь отправил его к праотцам. Перестарался, конечно, не рассчитал — лучше б было оставить в живых, потолковать. Впрочем, еще был Пулад. Сутенер ловко выхватил из-за пояса нож… тут же выбитый князем. Узкое стальное лезвие воткнулось в пол и зло задрожало, словно выражало недовольство, как это — мертвое дерево вместо теплой человеческой плоти?

Пулад пытался было сопротивляться, набросился на князя, вцепился руками в горло. Хельги ударил его ладонями по ушам — больно, но не смертельно. Завыв, как дикий зверь, сутенер засучил ногами… и притих, почувствовав приставленный к горлу холодный клинок.

— Так, говоришь, у Катрии женские дни? — усмехнулся князь.

— Это не я! — заюлил Пулад, явственно увидев в гневных глазах клиента собственную близкую смерть. — Это все Истома! Он, он убил и Кару, и Кассию, я тут совсем ни при чем, поверь!

— Истома? — удивленно переспросил Хельги. — Так, значит, мне тогда вовсе не показалось… Он склавин, с круглым, как бубен, лицом, чернявый, тщедушный, но жилистый?

— Да, совершенно так, господин.

— Где он?

— Не знаю… Нет, правда не знаю, он же мне не докладывает, наоборот, следит за мной. Это человек Никомеда, флотского… Никомед влиятелен при дворе, и я вынужден подчиняться этому каторжнику Истоме.

— Ну да, он был на каторге, — кивнул князь.

— Да, где-то в Киренаике. Бежал, не без помощи Никомеда.

Хельги задумчиво поджал губы и снова усмехнулся.

— Что же ты мне не говоришь про второго — варанга Лейва?

— Лейв? — Пулад пожал плечами. — А что про него говорить? Я его давно уж не видел… Истома говорил как-то, что варанг сейчас при самом базилевсе! Сделал удачную карьеру, пес, а я вот вынужден заниматься черт знает чем… Выискивать красивых девок, поставлять Истоме… Эту, вон, держал для него, — сутенер кивнул на Лидию, — да захотелось сегодня срубить по-легкому солидов. И попутал же бес!

— Как часто Истома приходит сюда?

— Обычно по вечерам, передает приказы от Никомеда, если они есть. Если нет, выбирает себе девку. Потом уходит, обычно еще до ночи.

— Значит, уходит… — Хельги задумался. И в самом деле, было над чем подумать — внезапно ворвались из прошлого давно уже, казалось бы, ушедшие тени — Истома Мозгляк и Лейв Копытная Лужа, — сбежали с каменоломен, где должны были сгинуть. Помог Никомед, флотский… Или кто-то иной, с черным огненным взглядом? Лейв при базилевсе. Значит, все правильно — где-то там затаился и друид. Недаром, ох недаром пропадают красивые молодые девы — наверняка уже устроен где-то жертвенник… который надобно отыскать. Отыскав его, можно будет выйти и на друида. Проследить путь пропавших дев… Князь вдруг ощутил законную гордость — значит, он и впрямь все рассчитал верно. Истома! Вот кто может значительно сократить путь.

— Ты можешь остаться жить. — Хельги искоса посмотрел на Пулада. — И даже кое-что заработать.

— Я готов! — Сутенер встрепенулся. — Чтобы ты знал, я ненавижу Истому, этого неизвестно откуда взявшегося плебея, присвоившего себе мою славу!

Убрав кинжал, князь скривил губы:

— Не буду тебя даже предупреждать, что случится, если ты…

— Все понял! — Пулад энергично закивал, еще не до конца поверив в свое спасение.

— Девушка пойдет со мной. — Хельги показал на Лидию. — Найдется здесь приличная одежда?


Они окружили корчму загодя, верные воины Вещего князя. Пришли незаметно, под видом нищих, бродяг, подмастерьев, расположились под липами и на ближайших улицах, а кое-кто и у самой клоаки. Хельги чувствовал себя словно нагонявший добычу пес. Это его настроение передалось и всем остальным — Ирландцу, Никифору, Твору. Все ждали — вот-вот исполнится то, ради чего они и прибыли в столицу ромеев.

Быстро стемнело. Пошел дождь — на этот раз, похоже, танцев не ожидалось, кругом было безлюдно, и гриди, по знаку князя, спрятались за деревьями и в трущобах. Дождь усилился. Хельги нервно потеребил бородку — придет или не придет? Если не придет, придется устроить засаду завтра, и послезавтра, и… Князь опасался так долго доверять Пуладу. Однако что же…

— Идет! — прошептал Ирландец, кивнув в сторону одинокой, закутанной в плащ фигуры, внезапно вынырнувшей из темноты, со стороны стены Константина. Все ближе слышались шаги — он или не он? Распахнулись двери таверны, входя, неизвестный снял капюшон, оглянулся… Черная борода, круглое, как бубен, лицо. Он! Истома Мозгляк, тать и убийца, преступник, давно заслуживающий смерти.

Князь улыбнулся.

— Ну, теперь ждем, когда выйдет…

Вышел! Прошмыгнул бесплотной тенью.

— Эй, уважаемый!

Истома резко остановился — закутанный в рваную мантию Твор загородил ему дорогу.

— Что тебе нужно, оборванец? — Тать вытащил нож.

Позади, за липами, вдруг ярко вспыхнул факел. Мозгляк вздрогнул, затравленно оглянулся и вдруг в ужасе присел, увидев направляющуюся к нему троицу — Ирландца, Никифора, Хельги…

— Нет, — в ужасе прошептал он. — Нет, не может быть!

— Брось нож, — по-славянски приказал князь. — Веришь, что он тебе не понадобится?

Истома послушно бросил оружие.

— Идем, поговорим по пути.

С обеих сторон татя обступили вышедшие из темноты гриди.

— Вижу, ваша взяла, — поникнув головой, прошептал Истома. — Клянусь, я ничего не замысливал против тебя, князь!

Он послушно шагал вслед за идущим впереди Твором и не делал никаких попыток удрать. Да это и невозможно было сделать — позади шли князь с Ирландцем и Никифором. Почему так спокойно держался пойманный враг? Может, не ожидал для себя ничего особо плохого, в конце концов, его ромейские дела не касались ни князя, ни всех остальных, а за прошлое он уже ответил по приговору киевского веча. Князь немного расслабился. Впереди резко запахло дерьмом — клоака. Твор остановился.

— Есть тут хоть какой-нибудь мостик?

— Есть! — Вскинув голову, Истома внезапно бросился вперед, и, оттолкнув Твора, с разбега прыгнул в ров. Всплеснула, сошлась над татем зловонная жижа.

— Достать! — коротко приказал князь.

Воины полезли в клоаку. Кто-то догадался притащить суковатую палку. Ею и нащупали тело, вытащили… Мертвые глаза Истомы, казалось, с насмешкой смотрели на князя.

— Ушел. — Хельги почувствовал вдруг нахлынувшую на него пустоту. — Захлебнулся помоями и дерьмом… Ушел. Так же, как ушли купец, лекарь и танцовщица Пердикка. Похоже, мы подобрались к самому зверю!

Тускло догорал факел, освещая враз погрустневших гридей, накрапывал дождь, но сквозь разрывы туч уже проглядывали звезды.

— Мы на верном пути, — негромко сказал князь. — На верном!

Загрузка...