Щит на вратах

Глава 10 АФЕРА Осень 873 г. Константинополь

Конхобар Ирландец и подкомит финансов Филимон Варза, ушлый сотрудник ведомства паракимомена Эвзарха, не то чтобы сразу понравились друг другу, но все же почувствовали — есть между ними что-то общее, может быть — целеустремленность, а быть может — цинизм, пренебрежение общепринятыми нормами на пути к цели. Ирландец сказался лесопромышленником, хоть и бывшим, но еще не до конца отошедшим от дел.

— Мне бы хоть один имперский заказ, Филимон! — без обиняков пожаловался он новому приятелю, едва только вышел из церкви. — Уж я бы поднялся. И отблагодарил бы щедро.

— Что тебе сказать, Конх? Тут таких, как ты, желающих — пруд пруди. Ну, вообще, подумаю над твоим предложением. Пошли, обсудим. — Филимон искоса взглянул на Ирландца. — Ты, кажется, хотел меня угостить?

— Хотел, — кивнул Конхобар. — Только вот не знаю, где лучше. — Он развел руками.

— Есть тут одно местечко, — ухмыльнулся чиновник. — Недалеко, у площади Быка.

Ирландец изобразил полнейшее радушие.

— Тогда чего же мы стоим, друг Филимон?

Оба расхохотались и быстро пошли вдоль широкой многолюдной улицы, щедро украшенной античными статуями. Наслаждаясь тихим вечером, народ неспешно прогуливался в центре столицы, от ипподрома до площади Тавра. То и дело слышался смех, призывно крича, шныряли в толпе водоносы и торговцы жареными каштанами. Вообще, Константинополь вовсе не походил на осажденный город.

— А чего зря грустить? — с усмешкой пояснил Филимон. — Варвары приходили и раньше. Отсидимся или прогоним, а нет — так откупимся. Город Константина — Вечный город. — Подкомит — ушлый молодой человек лет тридцати — тридцати пяти (впрочем, уже и не молодой по здешним понятиям), среднего роста, с круглым, не лишенным приятности лицом в обрамлении аккуратно подстриженных темных волос, производил достаточно благообразное впечатление, что специально подчеркивал одеждой — неброский, но дорогой талар из плотной нежнопалевой ткани, черная мантия, серебряное ожерелье на груди, узорчатый пояс с кожаным скромно сдвинутым на бок кошелем. Солиден, ничего не скажешь! Вот только бородка, остроконечная, черная, придавала благообразному лицу чиновника несколько жуликоватый вид, что, в общем-то, вполне соответствовало истинной сути чиновника.

— Так как насчет заказа? — едва выпили по первому кубку, вкрадчиво осведомился Ирландец. Они сидели в небольшой, уютной таверне неподалеку от площади Быка, где, кроме них, было всего с десяток посетителей, тоже весьма солидных, не шумных, по виду — купцов или поставщиков императорского двора.

— Это левантийцы, — кивнул в их сторону Филимон. — Они меня не знают, так что мы можем говорить совершенно свободно. Впрочем, не стоит сразу о делах. — Он улыбнулся. — Выпьем еще! И подождем — скоро нам принесут утку. О, как ее здесь готовят! Да и вообще, тут вполне прилично можно провести время.

Ирландец согласился, высчитывая мысленно, в какую сумму обойдется ему данное мероприятие. Выходило, что явно не в маленькую. Что ж, похоже, дело того стоило. Служа в дворцовом ведомстве, подкомит, с одной стороны, наверняка был посвящен во вее сплетни, вдумчивое изучение которых могло вывести на друида, а с другой же — деньги никогда не были лишними, особенно сейчас, после непредвиденной конфискации корабля и груза. На все требовались расходы, и вот теперь вроде бы нашлась тропинка к возможным доходам. Таким образом, дружбой с Филимоном можно было бы убить сразу двух зайцев, от чего Ирландец, конечно же, не собирался отказываться. Он пока, правда, не придумал, откуда, в случае необходимости, взять лес, но не сомневался, что придумает, если дело дойдет до реализации соглашения, — не сам, так с помощью Никифора и Хельги.

— Смотри, какие девушки! — Чиновник хлопнул приятеля по плечу. Тот обернулся. И правда, в дальнем, освещенном несколькими свечами углу залы, забранном портьерами из плотного темно-голубого бархата, появились две юные танцовщицы и музыканты — флейтист с арфистом. Танцовщицы, смуглые, с темными, вытянутыми к вискам глазами, волосы, наоборот, имели светлые, явно выкрашенные чем-то. Вся одежда их состояла лишь из широкой набедренной повязки — белой с черными полосами — и ажурной пекторали, едва прикрывающей грудь.

— Египтянки, — с видом знатока пояснил Филимон. — У вас, в Каппадокии, чай, не часто таких встретишь?

— Не часто, — кивнул Конхобар, мучительно соображая, как бы перевести разговор в деловое русло. Имевшегося при нем серебра вполне хватало на вино и утку, но совсем не хватило бы на дев. А подкомит поглядывал на них, как кот на сметану, только что не облизывался. Надо сказать, и танцы у египтянок были соответствующие — страстные, с изгибами, игривыми подмигиваниями и кувырками.

— Тощие они, словно кошки. — Ирландец отвернулся. — И потасканные какие-то. Видывал я дев и получше. Скажи-ка, Филимон, правду говорят, что во дворце каких только дев нет?

Чиновник усмехнулся.

— Не все, что говорят, правда. Ведь базилевс — христианский государь, а не поганый язычник, зачем же ему девы. К тому же имеется и жена, красавица Евдокия Ингерина, — между прочим, любовница предыдущего автократора Михаила и — тсс! — любовницы. Так что дев хватает.

— Вероятно, хватает и развлечений и вообще всякой чертовщины?

— Хватает. — Филимон огляделся по сторонам и понизил голос: — А насчет чертовщины — ты прав, мы давненько уже заметили… — Видно было, подкомита так и распирало похвастать.

— Ну, ну, ну? — выразил крайнюю заинтересованность Конхобар. — В чем чертовщина-то?

— А во многом! — Чиновник пьяно погрозил пальцем. — Вроде бы и неприметненько все, а умным людям заметно. Вот ты про девок спрашивал — одно время много их было, а потом вдруг — раз! — исчезли.

— То есть как это — «исчезли»?

— А так! Никто не знает как. Были — и нет. И базилевс про то никакого приказа не издавал, уж поверь, мы бы знали.

— Кто же распорядился?

— Эпарх, — шепотом произнес чиновник. — Не сам лично, через подставных лиц. В общем, в его доме исчезли девы… исчезли бесследно! И не появились ни на каких рынках. Спрашивается — куда же делись?

— И куда?

— Никто не знает. Но все это подозрительно, точно, чертовщиной пахнет. О Никандре, эпархе, давно уже разные слухи ходят. Будто видели его в обществе ведьмы Гездемоны, есть тут такая, частенько во дворец хаживает. Красива, чертовка, ничего не скажешь, но чувствуется сразу — опасна, как кобра!

— Да-а. — Ирландец покивал, запоминая полученную информацию. Значит, наметился первый подозреваемый — Никандр. Эпарх Никандр, градоначальник.

А египтянки все плясали, только теперь еще быстрее, кружились, в чем мать родила, сбросив с себя и набедренные повязки, и пекторали.

— А теперь — о деле, — оторвавшись от танцовщиц, наконец созрел Филимон. — Ты спрашивал об имперском заказе? Таковой имеется. Нужно привезти ливанские кедры.

— Плыть в Ливан? — озадачился Ирландец. — Потребуются корабли.

— Да Господи, не нужно никуда плыть — кедры совсем рядом — выгружены в приморской деревушке на побережье Эвксинского понта. Нужно их только привезти.

— А что, это так сложно? — Конхобар пожал плечами.

— Русы! Ты забываешь о варварах, каппадоккиец! — Подкомит пристукнул ладонью по столу. Одна из танцовщиц, превратно истолковав его жест, тут же уселась к чиновнику на колени. — Кыш! — ущипнув за ягодицу, прогнал тот египтянку. — Ты, наверное, забыл, что русы осадили столицу с суши, а в проливах стоит их флот, поверь мне, не маленький.

— Ага, — скептически ухмыльнулся Ирландец. — Так ты, любезнейший, предлагаешь мне, рискуя жизнью, договориться с русами, чтобы они привезли кедры?

— Ну, привезешь-то ты сам, — хохотнул чиновник. — Уж как — твоя забота, думай. А с русами договориться можно, не впервой, война войной, а дела делами. В этом я тебе помогу. Потом прибыль — по-честному, пополам.

Ирландец скривил губы.

— Пополам — это значит по-честному? Я буду рисковать жизнью…

— А я — служебным положением, потерять которое почти наверняка значит потерять и жизнь. Нет, пополам — отличная сделка, вполне выгодная для тебя.

— Ну, даже не знаю…

— Решайся же, каппадоккиец! Наклонись, я шепну тебе сумму…

Филимон прошептал на ухо Конхобару несколько цифр.

— Неужели столько?! — непритворно изумился тот.

— А ты думал? Ну что, по рукам?

— По рукам, — улыбнулся Ирландец и, швырнув на стол оставшееся серебро, возопил:

— Хозяин, а ну еще вина!

— Здорово вы здесь развлекаетесь! — Тряхнув длинными локонами, юноша с усмешкой посмотрел на ложе. Поежившись под его взглядом, служанка быстро натянула на себя покрывало, Евдокия же сидела как ни в чем не бывало, лишь закинула ногу на ногу и потянулась.

— Вот это и есть мой беспутный сынок, Хаки, — кивнула она в сторону юноши. — Выпьешь с нами, Диомид?

— Охотно. — Диомид уселся на край ложа. — Отметь, мать, сегодня я не напрашиваюсь поиграть в ваши игры. — Юноша медленно выпил вино, бледное лицо его порозовело.

Хельги не знал, что и думать: то ли бежать поскорее отсюда, то ли убить нахального юнца. Евдокия обняла напрягшегося князя за плечи.

— Эй, расслабься, парень. У моего сына немало пороков, но доносительства средь них нет.

Диомид вдруг пристально посмотрел на гостя и улыбнулся:

— Кажется, мы с тобой уже встречались недавно в порту.

— В порту? — вскинула глаза Евдокия.

— Да, в гавани Феодосия. Похоже, у твоего друга там конфисковали корабль.

— Корабль? Что же ты молчал? — Встав, женщина накинула на плечи пелерину и заходила по комнате. — Кто именно конфисковывал?

— По-моему, это был старый извращенец Овидий Тселл, — пояснил Диомид. — Похоже, судно все же не удастся вернуть — Овидий берется только за беспроигрышные дела… Ну, хотя бы груз. На груз они явно не имеют права. Я даже могу выступить представителем истца, гм… за определенную сумму.

— Тебе не хватает богатств, Диомид? — схватив сына за руку, возмущенно воскликнула Евдокия.

— Это твое богатство, — усмехнулся тот. — Я же хочу зарабатывать сам. К тому же, как ты знаешь, юриста кормит имя.

— Зря я отдала его в университет, — со вздохом произнесла женщина.

— Ну, я, пожалуй, пойду? — Князь потянулся за одеждой.

— Э, нет! — засмеялся юноша. — Мы же с тобой еще не составили договор на защиту твоих интересов в суде. Не сомневайся, груз будет наш, а то и корабль, я очень хорошо знаю «Эклогу».

— Знать законы еще не значит в них разбираться, — возразила Евдокия.

Хельги быстро оделся и с улыбкой сказал, что вовсе не собирается отказываться от услуг «этого, несомненно, одаренного юноши».

— Я провожу тебя, — обрадованно воскликнул тот. — Вот увидишь, ты не пожалеешь, что связался со мной!

Князь галантно поклонился Евдокии и вслед за Диомидом покинул покои.

Они быстро прошли по коридору, свернули и оказались в небольшом кабинете, заставленном полками с книгами. Посередине стояли стол из резного дерева и несколько скамеечек и кресел.

— Малая библиотека. — Юноша уселся в кресло, кивком указал гостю место напротив. Достал мраморную чернильницу, стилос, квадратный кусок пергамента…

Вдруг раздался шум, и в кабинет вбежала голая Каллимаха.

— Я все объясню тебе, друг мой! Ой… — Она застыла на пороге, округлив глаза. — Ты не один?

— Подожди меня здесь, в кресле, — усмехнувшись, кивнул Диомид. — Я скоро закончу. — Он лукаво взглянул на Хельги. — Многие считают меня извращенцем, но это не так, хоть я и не чураюсь оргий.

— О том распускает слухи злокозненный паракимомен Экзарх! — не выдержав, зло крикнула Каллимаха. — Не зря этот проклятый толстяк якшается с евнухом Кесарионом и ведьмой! Вчера опять наушничал базилевсу, я видела! О, Диомид, я так не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое… — Упав на колени перед юношей, девица неожиданно расплакалась.

— Не надо, Каллимаха, не плачь. — Положив стилос на стол, Диомид погладил ее по плечам. — Я знаю, ты мой верный друг. Самый верный… — Он вновь повернулся к гостю: — Вот контракт, подписывай, уважаемый. Каллимаха будет свидетелем.

Кивнув, Хельги быстро написал на пергаменте свое имя с прибавкой «купец» и с любезной улыбкой протянул его Диомиду.

— Вот и славно! — радостно воскликнул он. — Скажу, не тая, — это будет мое первое самостоятельное дело. И вы все увидите, с каким блеском я его проведу!

— С таким же, как указал мне постоялый двор? — усмехнулся князь.

— Ну, это была просто шутка. — Юноша невинно потупил взор. — Скажи, она удалась?

— Вполне.

Диомид, как и обещал, проводил гостя до самых ворот дворца. Хельги заметил, с каким почтением приветствует юношу стража, и задумался — кто же такая Евдокия? Так и думал всю дорогу до самого монастыря Святого Мамы. Уже светилось палевыми красками утро, нежаркое, тихое, как и всегда осенью. В прозрачно-голубом небе летели стаи птиц, звонили колокола в храмах, поспешали к утренней молитве люди, звонко предлагали свой товар водоносы.

Значит, Экзарх. Паракимомен — довольно высокая чиновничья должность для того, чтобы якшаться с ведьмами. Что за ведьма такая? Очень интересно. Жаль, не спросил Евдокию. Пригласит ли она еще? А как? Она же не знает, где князь остановился… Впрочем, разыскать его можно будет через Диомида, уж с ним-то не раз еще придется увидеться. Вот у него и выспросить поподробней и про паракимомена, и про ведьму. Интересные дела заворачиваются — можно убить одним махом двух зайцев: и выйти на черную душу друида, и отсудить конфискованный товар, что было бы очень не лишним. Деньги нужны — без них в Константинополе ни одного дела не сделаешь.

О заработке думали и «монахи» — воины из десятка Твора. Все, включая Ирсу. Кто-то звал податься в грузчики, кто-то — в носильщики, а Ждан предлагал просто-напросто пойти к морю да запромыслить рыбки.

— Ага, запромыслишь без имперской лицензии, — остудил его пыл вошедший в келью князь. — Живо заплатишь виру, а коль не найдешь, чем платить, — пойдешь в рабство.

— Неужто так строго?

— А ты думал? Где Ирландец, не приходил еще?

— Господин Конхобар вернулся утром, — доложила Ирса. — Посейчас спит, до обеда будить не велел.

— Не велел? — Князь усмехнулся. — А мы все же разбудим.

Ирландец выглядел невыспавшимся, но довольным. Подробно поведав князю о своих приключениях, в свою очередь внимательно выслушал рассказ Хельги. Потом принялись вместе думать. Выходили пока две зацепки — градоначальник Никандр с его пропавшими неизвестно куда девками и паракимомен Экзарх с ведьмой. Обсудили и коммерческие вопросы — а как же без этого? — идея с перевозкой кедров вызвала у Хельги одобрение. В конце концов, под это дело можно было передать весточку Вятше и несколько скоординировать вялотекущую осаду. Чтобы ромеи пошли на уступки, их нужно было сильно напугать. А какой же сейчас испуг, коли в городе осады почти что не чувствуется?

Решение же вопросов, каким образом подобраться к паракимомену и эпарху, решили оставить до прихода Никифора, отправившегося куда-то еще с раннего утра. Ведь именно Никифор был ромеем и неплохо знал город и обычаи его жителей. Правда вот, запропал куда-то. И куда, в самом-то деле, делся? Хоть бы весточку оставил.

Никифор объявился почти сразу после вечерни, которую отстоял в храме Святой Софии вместе с одним из ученых-монахов — иноком Ксенофонтом, с которым познакомился на диспуте. Ксенофонт оказался человеком умным, но мнительным и, сойдясь с Никифором поближе на почве общего увлечения древними рукописями, предупредил нового знакомца о том, чтобы тот держался подальше от отца Евтихия и его напарника Харитона — того некрасивого монаха, что провоцировал на антиправительственные выступления экзальтированных юнцов. Евтихий с Харитоном, помимо своих обычных дел, еще имели дела тайные, о которых никто и не догадывался, как они думали. Однако град Константина хоть и большой, а все же слухи ходят здесь резво, особенно среди своих. Как под страшным секретом поведал новому знакомому брат Ксенофонт, Евтихий и Харитон втихую промышляли работорговлей, занятием, в общем-то, банальным, если бы не одно странное обстоятельство — сие коммерческое предприятие не приносило им никаких видимых выгод. Жили оба клирика бедно, даже можно сказать, в нищете, если сравнивать со многими деятелями церкви, а ведь торговля людьми должны была бы приносить им верный доход. Что ж они, на старость себе копили? Причем оба любили гульнуть за чужой счет и ничуть этого не скрывали. И скупыми-то их нельзя было назвать — вот в чем дело! Когда подворачивались некие суммы, расставались с ними не глядя. Странно все это… Ксенофонт хорошо знал обоих монахов, какое-то время даже жил в одной келье с братом Харитоном, из общения с которым вынес стойкое убеждение: Харитон — натура жуткая и даже не вполне христианская, даже, скорее, больше схожая с древними языческими жрецами. Однажды перед заутреней Ксенофонт, к ужасу своему, увидел, как спрятавшийся в кустах за монастырской церковью Харитон, что-то шепча, отрубил голову белому петуху. Что это, как не языческая жертва? Ксенофонт уж так рад был, когда Харитон покинул обитель, и вот вдруг увидел его на диспуте вместе с Евтихием. Евтихий тоже был книжник, только весьма избирательный — собирал книги на арамейском языке — пророчества древних магов. Никто про это не знал, кроме Ксенофонта, как-то раз указавшего Евтихию на одну из подобных книжиц. Так что та еще парочка была — Евтихий с Харитоном!

— Так-так, — выслушав Никифора, усмехнулся князь. — Значит, еще и эти…

Подкомит Филимон Варза нарисовался к вечеру следующего дня. Как и условились, они встретились на площади, прилегающей к церкви Апостолов, подальше от дворца. На встречу Конхобар привел с собой Хельги, которого, не особо погрешив против истины, рекомендовал как своего компаньона.

— Компаньон, так компаньон, — кивнул чиновник, на сей раз одетый еще более неприметно, чем прежде, — в бежевый видавший виды талар и темно-серую, явно поношенную, мантию. — Условия прежние — пополам. Завтра к вечеру мои люди договорятся с русами. Тогда же узнаете и точное место с товаром. Как его вывезти, проблемы по-прежнему ваши.

— Вывезти-то вывезем, — задумчиво протянул князь. — А куда?

— Есть одно место. — Филимон усмехнулся. — Влахернский дворец, рядом со стеной Константина.

— Дворец?!

— Ну, это он так только называется. Вообще-то там одни развалины… есть куда прятать. И вот еще что. — Чиновник потеребил бородку. — Сделать всё нужно как можно быстрее, может быть, даже завтрашней ночью. Сдается мне, о сделке проведали люди эпарха. Есть у него некий Овидий Тселл, гад, каких мало.

— Не беспокойся, все сделаем в лучшем виде, — успокоил приятеля Конхобар Ирландец.

— Еще бы, — нервно усмехнулся тот. — Тем более что это большей частью ваши проблемы.

— Ты сказал, нам может помешать эпарх? — озадаченно переспросил Хельги. — Хотелось бы узнать хоть немного про него и про Овидия Тселла.

Филимон оглянулся по сторонам.

— Узнать? Ну, идемте. Провожу вас до Амастридского форума, по пути и расскажу, что знаю.

Резкий порыв ветра приподнял край чиновничьей мантии, понес по улице сухую желтую пыль. Похолодало, и небо ощерилось тучами — в благодатном Константинополе наступала осень.

Как поведал Филимон Варза по пути к Амастридскому форуму, эпарх Никандр принадлежал к некогда древнему, но обедневшему роду, неожиданно возвысившемуся после убийства императора Михаила Исавра. Ходили слухи, что еще во время правления Михаила Никандр оказал большую услугу Василию Македонцу, организовав устранение его врага — кесаря Варды. А когда Василий стал базилевсом, Никандр получил завидную должность эпарха. Находясь у такой хлебной кормушки, теряться не стал, быстро обзавелся несколькими особняками в Константинополе и кое-какой недвижимостью в Никее и Фессалониках. В самой столице эпарх почти открыто жил на три дома, в одном — у форума Феодосия — с женой и детьми, в двух других — у церкви Апостолов и на площади Аркадия — с любовницами. Кроме того, как выяснил по своим каналам Филимон, существовал еще и четвертый домик, неприметный особнячок где-то на окраине, у ворот Силиври. Похоже, туда-то и вели следы исчезнувших дев, не все из которых исчезли, некоторые, говорят, объявились среди куртизанок, рассказывая какие-то страшные вещи о жутких оргиях, тайно устраиваемых высшими сановниками империи.

Заинтересовавшийся рассказом об оргиях князь потребовал подробностей.

— Подробности? — усмехнулся чиновник. — Их вряд ли кто скажет. Кто-то — потому что сам участвовал, а другие — потому что боятся за свою жизнь, как те куртизанки. Одну из них потом нашли у Золотых ворот со стрелой в сердце. Конечно, все свалили на русов.

Покончив с эпархом — не так-то много и узнали о нем «компаньоны», — протостратор перешел к лицу рангом помельче — заместителю градоначальника Овидию Тселлу, почему-то имевшему устойчивую репутацию тайного содомита, хотя официально Овидий был женат и имел пятерых детей. Ну, дыма без огня не бывает. По мнению Филимона, Овидий Тселл был еще покруче самого эпарха, по крайней мере, влиял на него, что было заметно. Разбирающимся во всех хитросплетениях придворной жизни чиновникам, к коим, несомненно, относился и Филимон Варза, иногда казалось, что истинный эпарх — Овидий, а не Никандр. В общем, и с этим тоже дело было нечисто.

— Поняли, в какую клоаку можете вляпаться? — сурово предупредил чиновник.

«Компаньоны» послушно кивнули.

— То-то же!

К указанному ночному часу «компаньоны», прихватив с собой пятерых воинов во главе с Твором, скрываясь в тени деревьев, подошли к Калигарийским воротам, расположенным близ опустелых зданий заброшенного Влахернского дворца. У озабоченных в большинстве своем собственной безопасностью базилевсов до этой дальней резиденции просто не доходили руки. Зачем, если к Большому дворцу на берегу моря все время пристраивались какие-то здания? Там было удобней, привычней, комфортней. А здесь по опустевшим постройкам гулял ветер. Впрочем, не только ветер — заброшенный дворец охранялся.

— Кто здесь? — сурово крикнул в темноту вышедший из-за угла воин.

— Адрианополь! — как научил Филимон, ответил Хельги.

— Никея! — тут же отозвался страж и лишь угадывавшимся в темноте жестом разрешил следовать дальше.

У Калигарийских ворот «компаньонов» тоже давно уже ждали. Начальник воротной стражи Амвросий по очереди спустил всех вниз со стены на длинной веревке. Оказавшись на земле, Хельги огляделся, положив руку на меч. Не похоже было, чтобы стража русов очень уж бдила. Никто не бежал из темноты, не ржали лошади, не свистели стрелы. Спокойненько все. Тихо.

— Ну и стражи, чтоб вас Перун поразил, — не сдержавшись, выругался князь. — Эдак хоть целая сотня катафрактариев вылазку совершит — никто не заметит.

— Не переживай, заметим, — раздался из темноты насмешливый голос. — Адрианополь!

— Никея, — ошарашенно отозвался Хельги, не очень-то уверенно чувствуя себя в позорной роли лазутчика.

— Проходите. — Видно было, как зашевелились кусты, и князю на миг стало не по себе — слишком уж хорошую мишень представляли собой его люди, столпившиеся на открытом пространстве между городскими стенами и временными укреплениями русов.

— Идите строго по тропе в деревню, — предупредил все тот же голос. — Дернетесь в сторону — умрете.

Делать было нечего. Решив не лезть на рожон, Хельги с Ирландцем и воинами двинулись по неширокой тропе, вьющейся меж кипарисами и шиповником. Сквозь черноту облачности, слабо освещая путь, проглядывали тусклые звезды. Где-то впереди залаяли собаки.

— По-моему, нам туда не надо, — догнав князя, усмехнулся Ирландец.

Хельги согласно кивнул и предложил затаиться неподалеку, в кустах. Выждать, когда рассветет.

— Надеюсь, там нет никого, мы уже достаточно отошли от охранения.

В кустах и впрямь никого не оказалось, не считая стаи ворон, огласивших округу гулким недовольным карканьем. До чего же было неуютно! Колючие кусты так и норовили расцарапать лицо. Ко всему, стал накрапывать дождик. Легкая ромейская одежка вовсе не спасала от холода. Почувствовав, что коченеет, князь заставил воинов приседать — хоть так согреться. Сам приседал с ними, стараясь не рассмеяться. Видела бы его в этот момент Сельма!

Так и дождались рассвета. Солнце еще не взошло, но уже забрезжило призрачным тусклым светом. В деревне за холмом закричали петухи.

Хельги положил руку на плечо самого младшего воина.

— Ну, вот и пришло твое время, Ждан. Готов?

Отрок кивнул, зарделся — шутка ли, сам князь напутствует его в опасный путь. Ждан один из всех был в кольчуге, которую специально для этого случая прикупили на рынке, так же как и блестящий шлем и короткое метательное копье — дротик. На плечи набросили плащ — издалека сойдет за воинский.

— Словно лазутчика готовим, — покачал головой Твор.

— А он и есть лазутчик, — хохотнул князь. — Свой среди своих. Ну, пусть хранят тебя боги, отрок!

Улыбнувшись, Ждан шмыгнул носом и быстро пошел в сторону русских позиций. Так и было задумано: его, младшего гридя, мало кто знал, тогда как запросто могли узнать недавно «погибшего» Твора, не говоря уже об Ирландце или — того хуже — князе, который, вообще-то, находился сейчас в своем шатре, разбитом на берегу моря. И кем был этот человек на самом деле, знал лишь молодой воевода Вятша, посвященный во все дела. Его и должен был отыскать Ждан.

— Стой! — Отрок оглянулся. Вышедший из-за кустов воин целился в него из лука. Двое других, крепкие молодые парни, стояли поодаль, выставив вперед копья. — Кто таков?

— «Детской» сотни воеводы Вятши вой! — как учили, откликнулся Ждан.

— «Детской» сотни, говоришь? — Опустив лук, воин недоверчиво осмотрел парня и подошел ближе. — Дай-ка сюда копьецо.

Ждан послушно протянул дротик.

— «Детский», говоришь? — усмехнулся страж и вдруг неожиданным приемом сбил отрока с ног, закричав:

— Вяжи его, ребята!

Навалились, заломили за спину руки, связали! Набилась в рот черная мокрая земля. Ждан сплюнул.

— Плюется еще, тварь. Во, смотрите-ка, ребята, лазутчика поймали! У, вражина.

— А откель ты знаешь, что это лазутчик, дядько Ноздряй? — спросил один из парней. — Он же говорит, «детский».

— Сам ты «детский», — нехорошо ухмыльнулся Ноздряй. — Вона, разуй зенки! Смотри, кольчужка-то у него не по-нашему вязана!

— И правда.

— Шелом тоже не наш, больно уж плоский, про копье я уж и не говорю — как есть ромейский дротик. А плащ? Тонкий, такой ни от дождя не укроет, ни от солнца палящего. Ромейский плащ! Так кто же это, как не ромейский лазучтик?

— Верно, дядько! Ух, гад! — Один из парней больно пнул Ждана в бок, да так, что едва не захолонуло сердце.

— Счас вызнаем, зачем он к нам пробрался, — с непонятным азартом потер руки Ноздряй. — А ну, тащите его к тому бревнышку… Так. Теперь кольчужку да рубаху сымите… Привязывай, привязывай к бревнышку… Помните, спрашивали, зачем мне здесь плеть? А вот и сгодилась.

Хищно ощерившись, Ноздряй со свистом раскрутил в воздухе конец плети, с размаху опустив его на спину Ждана. Отрок дернулся, закричал. Полетели вокруг мелкие капельки крови — удар сразу же рассек кожу. К кровавому шраму чрез всю спину тут же прибавился второй, затем третий.

— Ну? Так зачем к нам шел?

— Вятше… воеводе… скажу… — со стоном прошептал отрок.

— Нет уж, и нам сейчас скажешь. — Ноздряй гнусно осклабился. — А не скажешь, так, ровно пес, сдохнешь.

— Да не лазутчик я! — с обидой выкрикнул Ждан. — Вятшу, говорю, позовите… воеводу. Ему скажу…

— Ишь ты… — Ноздряй еще раз стегнул пленника. Тот дернулся, застонал…

Еще бы не застонать. Такая. боль… жуткая. И ладно бы от врагов, а то от своих, что самое-то обидное. И ведь не расскажешь ничего — нельзя. Так и погибнешь здесь под плетью.

— Получай!

— Ну что-же вы? Ведь я же свой, свой… ну неужели вы не чувствуете, неужели так глупо попался бы настоящий лазутчик? Или вам все равно, кого бить? Ну, перестаньте же, перестаньте…

— Здорово ты управляешься, дядько Ноздряй, — завистливо произнес кто-то из парней. — А дай мне попробовать.

— Пробуй, — пожал плечами Ноздряй. — Не, замахивайся не так, с оттягом… Во!

Ждан снова дернулся, с ужасом сознавая, что не может ничего придумать.

— А вот дай-ка обратно. — Ноздряй засмеялся. — Покажу, как позвоночник перешибить. Единым ударом.

— Ну-ка, ну-ка…

— Главное тут — примериться…

— Стойте! — закрутил головой Ждан, светлые волосы его растрепались, серые глаза смотрели с ужасом. — Лазутчик я, лазутчик. Признаю!

— Поздно, парень.

— А за лазутчиков, между прочим, награда положена! Эй, слышите меня, парни? — Ждан извернулся, как уж, увидел, что хитрость его достигла цели.

Парни переглянулись. Один из них перехватил нанесенную для последнего удара плеть.

— Охолони-ка, дядько. За лазутчика ведь и впрямь наградят.

— Ужо, Вятша-воевода серебришка отвалит изрядно, — подначил Ждан, инстинктивно стараясь, чтоб в головах парней сформировалась устойчивая цепочка: лазутчик — Вятша — серебро. Чтоб серебро связалось у них именно с Вятшей.

— Инда и впрямь утащить к воеводе? — раздумчиво протянул кто-то. — Не к Вятше, так к Хаснульфу.

— От Хаснульфа мы точно ничего не дождемся, — неожиданно подал верную мысль Ноздряй. — Лучше уж, в таком разе, к Вятше. Выводите коней.

Ого, у них еще и кони? Тогда быстро доедем.

Ждана отвязали от бревна, снова скрутили ему руки, на этот раз спереди, другой конец веревки привязали к седлу, по-хазарски. Конь-то оказался один, на него и уселся Ноздряй, хлестнул плетью, помчался, отрок едва не упал — хорошо, поддержали под руки бегущие рядом парни, закричали недовольно:

— Не так быстро, дядько…

И вот уже впереди, за деревьями, показались шатры, бревенчатые осадные башни, пороки. А за ними тянулись широкой бесконечной лентой зубчатые стены столицы ромеев.

Просторный шатер воеводы Вятши стоял рядом с княжеским. Вился на ветру алый стяг-прапор.

— Куда? — заступили дорогу хмурые стражи.

— К воеводе, с лазутчиком.

— Что такое? — высунулся из шатра Вятша. Кинул взгляд на Ждана, усмехнулся, косо посмотрел на Ноздряя.

— Кто такие?

— Сотника Гостомали вои, Ноздряй и Викул с Караем.

— Запомню, — глядя на окровавленную спину Ждана, недобро прошептал воевода и распорядился: — Лазутчика — в мой шатер. Туда же — лекаря. Этим троим — серебра… А завтра пусть идут к башням вместе со всеми, и чтоб в первых рядах, хватит в охранении прохлаждаться!

Князь заметил всадников еще издали, сразу же опознал Вятшу и скакавшего чуть впереди Ждана. Нетерпеливо вышел навстречу из-за кустов.

— Что-то долго.

— Так ведь еле отыскал, княже, — доложил Ждан и вдруг медленно повалился на бок. Творимир едва успел подхватить отрока.

— Что с ним? — Хельги нахмурился. — Ранен?

— Пустяки, — усмехнулся Вятша. — Всего-навсего отведал плетей. Заживет. — Молодой воевода вопросительно посмотрел на князя, не осмеливаясь спросить, зачем тот явился. Все уже сделано? Так быстро?

— Нам нужны повозки, — сказал князь. — Много повозок и чуть-чуть серебра — нанять возчиков.

— Серебро найдем, а вот повозки… — Вятша задумался, взъерошил затылок. — Мы ведь пришли на ладьях, княже… Какие уж тут повозки?

— Жаль… — Хельги вдруг озорно улыбнулся, почувствовав внутри себя такой знакомый холод. — Надеюсь, там хорошая дорога… — Он назвал деревню.

— Отличная, — улыбнулся Вятша. — Еще римская.

— Значит, и впрямь хорошая. Вот что, насады можно поставить на колеса? Волов мы найдем в деревнях…

Они подъехали ночью к Калигарийским воротам.

— Адрианополь!

— Никея!

Скрипя, заработали подъемные механизмы. Погонщики подогнали волов.

— Куда сгружать, хозяин?

— Странные у вас телеги, — усмехнулся невидимый в темноте стражник. — Длинные, большие, востроносые. Словно морские челны-моноксилы… Постойте-ка…

— Эй, страж, нечего тут пялиться, делай свое дело.

— Я и делаю… Вон туда сворачивайте.

Пустые дворы Влахернского дворца на короткое время огласились скрипом колес и приглушенной руганью погонщиков, которых снова заставили трудиться в качестве грузчиков. Чуть позже подошли рабы, пригнанные Филимоном. Разгрузились споро — еще не рассвело, а на просторном дворе уже громоздились штабеля бревен и досок. Отборный ливанский кедр. На вес золота.

Пока разгружали, Хельги прогулялся по живописным развалинам. Всюду запустение, тлен… Э, нет — вот этой дорожкой, судя по всему, не так давно пользовались. Князь прошелся по узкой мощеной аллее, пока не наткнулся на какую-то глубокую яму, похожую на заброшенную цирковую арену, коей, собственно, она и являлась. Почудилось вдруг, будто где-то под землею послышался приглушенный звериный рык! Не поленившись, Хельги, вытащив из ножен кинжал, спрыгнул в яму — под ложей, когда-то красивой, а ныне обшарпанной, имелись большие ворота, предназначенные для выхода на арену артистов… и зверей.

Князь потрогал петли, ощутил пальцами масло. Смазаны! Снова прислушался и, не услыхав на этот раз никакого рычания, пожал плечами и выбрался из ямы.

Пустые поставленные на колеса ладьи за стенами встречал Вятша с преданными воинами.

— Заворачивай, — распорядился он возчиками. — Будете целый день ездить сегодня вдоль стен, там, где возможно. Получите еще столько же серебра, сколько уже получили.

Возчики обрадованно загалдели.

— Хитрая штука, — ухмыльнулся один из воинов. — Так, может, и на штурм пойти на ладейках?

Вятша вздохнул:

— Застрянем. Да и волы выдохнутся, это ж тебе не по дороге. Однако, думаю, напугаем ромеев изрядно!

— Умная у тебя голова, воевода.

— Не у меня — у князя.

Утром на площадях и улицах Константинополя царила паника. Нехорошие, странные вести приходили с городских стен.

— Русы идут, русы! Едут на штурм на ладьях по суше, аки по морю!

— Все за грехи наши! Видно, сам дьявол ворожит варварам.

— Спасайтесь, люди, спасайтесь!

Слушая эти сплетни, возле небольшой таверны у площади Быка стояли Хельги с Ирландцем, поджидая ушлого чиновника Филимона Варзу.

— Русы? На ладьях, на колесах? Да что вы, быть такого не может. Брехня!