Форму мне выдали на следующий же день, и я, пища от восторга, надела ее, особенно трепетно водружая на голову шляпу. Платье сидело на мне даже лучше предыдущего. Покрутившись у зеркала, довольная, пошла на занятия.
Как ни странно это признавать, но еще две недели прошли вполне гладко. Месяц был на удивление теплым, мы радовались последним теплым денечкам. Ректор на горизонте появлялся иногда, но как только я его засекала, тут же старалась смыться. План избегания все еще в силе, и не только у меня. Такое ощущение, что аморт просек направление моей деятельности и активно брыкается против такого произвола. Это меня просто выводило из себя! Какой он, однако, нехороший! Ответ от бабушки так и не приходил. Я уже стала подозревать ректора в том, что он нагло уворовал мое письмо, чтобы я не узнала ценнейшую информацию о его сущности. Но это все лирика... В общем, дни шли, жизнь била ключом.
У нас было практическое занятие по элементам воздушного пилотажа. Я сидела на земле, привалившись спиной к каменной стене академии, и поигрывала метелкой. Настроение по шкале паршивости было где-то на серединной отметке, в голове кишели разнообразные мысли, которые, не обременяя себя долгим присутствием, хаотично сменяли одна другую. Наконец, сосредоточилась на выдумывании новой «случайной встречи» Ады с ректором. Нужно, чтобы она под каким-нибудь предлогом пришла к нему домой и приготовила мясо, которое он любит. Потом у них должна завязаться милая беседа, заканчивающаяся в спальне (в идеале, конечно же). На самом деле было бы хорошо, если бы это неумеха хотя бы просто смогла попасть в дом к аморту, с его согласия, разумеется.
Тут меня отвлекли странные звуки, я подняла голову и увидела, как две моих ведьмочки стоят напротив друг друга, готовые наброситься.
М-да, Мира, ты теряешь сноровку! А еще напитываешься наивностью! Ну как можно было ожидать, что сей милый серпентарий, временно приостановил свое действие и сменил профиль, став цирком? Не-е-ет, мои змеюки просто так не сдаются!
– Ты, кошка драная!
– Дура!
Девочки кричали, брызжа слюной. Я строго сдвинула брови, встала и, сжав Метю, которая прикинулась неживой, пошла к этим нарушительницам общественного порядка. Как раз вовремя, так как они вот-вот собирались драться.
– Стой, раз, два! – гаркнула я.
Ведьмочки замерли. «Вот, что значит дрессировка!» – умилилась в душе.
– Р-р-рядовой Вайрон!
– Я! – Ведьмочка отвечала, не задумываясь.
Так-то! Знай наших! Дисциплина – ежки-матрешки!
– Доложить ситуацию! – приказала я, постукивая метлой по земле.
Мирина Вайрон зло посмотрела на свою предполагаемую соперницу, а потом перевела взгляд на меня.
– Она пыталась увести у меня парня! – закричала ведьма.
Другая в ответ возмущенно вскрикнула.
– Он был мой! Это ты у меня его увела!
И они снова начали кричать.
– Отставить разговор-р-рчики! – рявкнула я. – Становись!
Ведьмы замерли, вытянувшись по струнке, прижав руки по швам и приподняв подбородки. Я удовлетворенно кивнула, закинула метлу на плечо и принялась ходить раядом с ними туда-сюда.
– Ваше поведение неимоверно огорчает меня! – начала я пафосно, а потом сменила тон. – У нас, ведьм, какие пути разрешения конфликта? Кто скажет?
Я пристально посмотрела на виновниц, но они молчали, опустив глаза.
– Молчите? Ладно, я отвечу. Первый: порча или проклятье. Второй: зелье с нужным эффектом. Третий: договоренность, сопровождаемая остроумными словами. Услышали ли вы, змеюки малолетние, среди перечисленного "драка" и "личные оскорбления"? – я вперила в них грозный взгляд.
В ответ – тишина.
– Я кого спрашиваю?! Отвечать!
– Нет, – ответили они хором.
Кивнула.
– Тогда с чего вы решили, что можно вести себя как бабки базарные и кидаться друг на друга?! Результатом вашей схватки, скорее всего, была бы порванная форма, выдранные клоки волос и синяки – оно вам надо?! Вы что мужики, что бы решать разногласия силой?! Вы – ведьмы! Хитрые и изворотливые создания! Все должны знать, что с нами лучше не связываться, и не потому что мы космы повыдирать можем, а потому что так проклянем, что обидчик всю жизнь нас вспоминать со страхом будет и вздрагивать при упоминании слова «ведьма»! Такую порчу наведем, что и в гробу он чесаться будет! Таких зелий наварим, что пятка на животе вырастет! А вы? – я укоризненно покачала головой.
Змеечки застыдились. Посмотрела на них оценивающим взглядом и, удовлетворенно отметив, что слова достигли сознания, сказала: «Вольно». Затем пошла на насиженное место. Остальные ведьмочки смотрели на меня уважительно. Я хмыкнула и дурашливо «отдала честь».
***
В столовке за нашим столом сидела только Ада.
– Адоника, прелесть моя, а где мальчики? – спросила я, присаживаясь.
– А у них практика, – грустно ответила она.
– Тебя опять не взяли? – удивилась.
В ответ – кивок. Я задумалась.
– Слушай, а может, ректор тебя бережет? – предположила.
Да, такой поворот дел был весьма желательным! Она подняла на меня полные надежды глаза.
– Ты так думаешь?
Я кивнула. Нет, а что? Заботиться о бедной сиротинке, не пускает ее на опасную практику – просто замечательно!
– А как там у вас дела? Было что-то еще?
Она покраснела.
– Вчера я была у него дома, и мы... ну... прямо от двери принялись... ну... и так до самой спальни, – мечтательно воздохнула она.
Я тоже представила эту картину, почесала затылок и спросила:
– А как вы по лестнице шли?
Она вздрогнула и посмотрела на меня крайне удивленно.
– Какой еще "лестнице"?
Я подняла брови.
– Лестница в доме аморта, конечно же! У него спальня на втором этаже!
Она покраснела. А мне в голову закралось подозрение...
– Только не говори, что ты все придумала! – рявкнула я.
Она опустила голову, а потом неожиданно вскинула на меня злые глаза:
– А ты откуда знаешь, где у ректора спальня находится, святоша?
Я чуть подалась вперед и предупредила:
– Не зарывайся, А-до-чка! Где узнала, там уже не рассказывают! А тебе советую фильтровать свою речь в моем присутствии, а еще перестать мне врать!
Она фыркнула. Тут меня постукали по плечу. Я обернулась.
– Ты! – заверещала какая-то ведьмочка.
День у меня сегодня какой-то конфликторазбирательный! Ненавижу такие дни!
– С утра была я, – кивнула в ответ.
– Ты украла у меня моего парня!
– Я? Украла? – моему удивлению не было предела.
С озабоченным видом я стала шарить по карманам, сняла колпак, потрясла его, заглянула внутрь, потрогала голову, надела его назад, встала, оглядела место под собой.
– Ты что делаешь? – опешила та.
– Ищу, – охотно пояснила я.
Вытряхнула свою сумку, досконально изучила ее содержимое, запихнула все назад. Заглянула под стул, осмотрела стол, а потом сказала:
– Нет, наверное, ты ошиблась! Если бы я его украла, он бы обязательно был здесь, так как в комнату я еще не заходила, – наконец, оповестила я пребывающую в недоумении ведьмочку.
– Перестань шутить! – прошипела она. – Ты охмурила его!
Я приподняла бровь.
– Во-первых, даже если бы это так и было, то чего ты ко мне прикапываешься? Вы же не женаты, следовательно, мои действия не осуждались бы ни нормами морали, ни нормами права. Во-вторых, если у тебя есть какие-то претензии по поводу верности или неверности, ветрености или постоянности своего парня, обращайся, пожалуйста, к нему, я тебе ничего не обещала, и бочку катить на меня ты не имеешь никакого права! И в-третьих, – ласково улыбнулась, – ты мне есть мешаешь, изыди, моль серая!
Она задохнулась от возмущения, а я, сверкнув ярко зелеными глазами, спокойно села на свое место и снова принялась за обед.
Суп был какой-то подозрительный с очень странным вкусом... Я хмурилась, но ела, так как желудок требовал пищи. Ада сидела рядом тише воды ниже травы.
– Так, – сказала я, все же отодвинув суп в сторону. – Вечером ты идешь к ректору, говоришь, что тебя мучают страшные кошмары, а целители уже не работают и не могут дать тебе снотворное. Дальше, ты должна построить диалог так, чтобы он согласился на совместное приготовление пищи. А дальше, уже дело техники: соблазнительно кусаешь губки, хлопаешь глазками, незаметно приподнимаешь подол легкого платьица, понятно?
Она кивнула. Я последний раз посмотрела на нее, встала, взяла сумку и пошла к двери. На секунду закружилась голова, я замерла, но потом все пришло в норму. Нахмурилась и пошла дальше. У дверей в академию встретилась с парнями.
– Мира! – хором закричали они.
– Парни! – обрадовалась я.
Заболела голова, боль пульсировала в висках и распространялась по черепной коробке. Пока парни попеременно стискивали меня в объятиях, я почувствовала, как спина начинает покрываться холодным потом. Ладони стали влажными. А еще почувствовала боль в затылке.
– Мира, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Марк, оглядывая меня с ног до головы. – Ты ужасно бледная.
Почувствовала, как к горлу стала подступать тошнота, в ногах появилась слабость. Я упала бы, если бы не Маркус.
– Мира? – беспокойство в его голове зашкаливало.
Парни окружили нас. Я закрыла глаза. Было ужасно плохо. А потом я поняла – петрушка! Вот, что за странный привкус!
– Ада – тварь, – прошептала я и прижала руку ко рту.
– Ее надо в лазарет, – сказал Колин.
– Я отнесу, – сказал Марк и побежал.
Мне стало раза в три хуже.
– Не беги, – еле выдавила я, сжавшись в его руках.
Боги, как же плохо! Внутри все булькало и ухало. Парень замер и пошел осторожно. Я еле слышно застонала. От запаха одеколона Мака меня тошнило сильнее. В голове стало мутиться, руки и ноги ощущались будто чужими... Да еще ужасно кололо затылок. Эта боль была немного отличной от той, которая пульсировала в висках, более жалящей.
– Студент Равен? – услышала я голос ректора. – Что происходит?
Только его сейчас не хватало. Марк стал что-то путано объяснять. Не вслушивалась, а просто хотела, чтобы меня положили на кровать, и я смогла спокойно свернуться в клубочек, чтобы не было различных отвратительных запахов, а еще лучше, что бы рядом был унитаз.
Почувствовала, как меня передают из рук в руки. Да они что издеваются? Мне и так плохо!
Но, как ни странно, в руках аморта я почувствовала себя намного лучше, по крайней мере исчезли покалывание в затылке и запах.
– Тише, Мира, скоро все пройдет, – шепнул мне на ухо аморт.
Хотелось бы, конечно, сказать что-то язвительное, но сил не было никаких, и я только смогла отрицательно замычать. Знала, что моя болезнь будет идти где-то день или два. Боги, я не вынесу!
Я постаралась расслабиться. С каждой секундой мне становилось все хуже, мысли путались, сложно было сосредоточиться на чем-то, в центре головы и висках пульсировала боль.
Почувствовала, как меня положили на прохладную постель, услышала далекие голоса. Потом на мой холодный, покрывшийся потом лоб, положили теплую руку, снова голоса.
– Студентка Ваир, откройте глаза, – услышала я женский голос.
С радостью! Только не могу. Я слабо застонала и, перевернувшись на бок, приняла позу эмбриона.
– Студентка Ваир! – прямо в ухо крикнули мне.
Затем я различила холодный голос аморта, и удаляющиеся шаги. А мне становилось все хуже. Меня перевернули назад на спину, я протестующе застонала, в прежнем положении боль хоть чуть-чуть уменьшалась. Шнуровка на моем платье ослабла, стало в разы легче дышать, я слабо выдохнула и хотела снова повернуться на бок, но мне не дали. Чуть приподняли за плечи, стянули верх платья, отпустили и сняли форму окончательно, затем освободили от туфель. Уж не знаю, кто там такой заботливый, но если с меня уберут еще и чулки с подвязкой, я буду очень благодарна! Но до этого не дошло. Подняли на руки, затем снова опустили на кровать и накрыли одеялом. Облегченно выдохнула и таки повернулась на бок.
Тело стало ломить, хотелось крутиться на кровати, постоянно меняя позу, чтобы хоть немного облегчить боль.
Снова приподняли и сказали мягким ласковым голосом:
– Ари, открой рот.
Вздрогнув от своего имени, послушно исполнила требование. В рот потекла горькая жидкость. Я проглотила ее и закашляла. К моему лбу прижали руку, и боль в голове, да и во всем теле, стала постепенно угасать.
– Спи, ежик, – услышала я будто через толщу воды, а потом погрузилась в темноту.
Открывая глаза, я чувствовала себя на удивление хорошо. Боли не было, не было и крутящего неприятного чувства в животе, но как это бывает после сильной боли, я боялась пошевелиться, чтобы не вернуть неприятные ощущения.
Увидела потолок с темными тенями. Я была в лазарете. Об этом говорил и специфический запах лекарств, и белые стены. Вдруг услышала шум справа от себя, повернулась и увидела спящего в кресле ректора. Мои глаза полезли на лоб. Так, что я помню? Помню, как обнималась с парнями и... все, собственно говоря. М-да, не густо. Как я оказалась здесь? Ну, ладно, хмырь с этим вопросом. Как аморт оказался здесь?!
– Проснулась? – услышала я голос Даринера мин Самитрэна. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – осторожно ответила я и встретилась с его обеспокоенным взглядом. Внутри что-то оборвалось и бухнулось вниз.
– Что с тобой случилось? Кто тебя отравил? – спросил он.
Ада со мной случилась, она же и отравила. Я ругнулась про себя. А потом до меня дошло. Точно! Ада!
– Да ничего, так невнимательно посмотрела в меню и съела петрушку, – невозмутимо ответила я, чтобы не вызвать подозрений.
Так как я нравлюсь ректору, к существу, причинившему мне вред, у аморта априори возникает неприязнь. А мне надо, что бы он к Адонике так относился? Нет, не надо. С этой гадюкой я сама разберусь! Она потом побежит к ректору жаловаться, он ее приголубит и все будет замечательно. План действий постепенно созревал в голове.
– Ты всегда такая осторожная, просчитанная, я бы даже сказал расчетливая, и вдруг недосмотрела? – не поверил он мне.
Я фыркнула.
– Не обожествляйте меня! Всем свойственно ошибаться!
– Да неужели? – скептично приподнял он бровь.
– Представьте себе! – очень любезно ответила я, а потом сказала:
– Ой! Что-то уже поздно, идите-ка вы домой, а я тут ночь перекантуюсь!
Лорд Самитрэн поудобнее устроился в кресле и оповестил меня:
– Да мне и здесь вполне неплохо.
Я скрипнула зубами, но потом мило улыбнулась и ответила:
– Не упрямьтесь! Вы столько для меня сделали, и с моей стороны будет черной неблагодарностью требовать, чтобы вы дежурили у моей постели всю ночь. Идите домой, выспитесь, а утром, если уж вы так беспокоитесь, придете меня проверить.
– Мира, – он прищурился, – а чего это ты меня выгоняешь?
– Я? – очень натурально изумилась я. – Как вы могли такое подумать! Я же просто о вас забочусь!
Он хмыкнул.
– Ну а если ты руководствуешься в своих словах только заботой, то можешь успокоиться. Я себя очень комфортно чувствую здесь.
Нет, вот какой упертый! Да к нему сейчас Ада придет, а он тут, со мной!
– Нет, вы уж идите, а то это даже не прилично, – стала давить на правила этикета я.
– А говорила, что не выгоняешь, – поддразнил он с улыбкой.
Закатила глаза.
– Да, выгоняю. Вы меня смущаете своим присутствием и намерением рядом со мной на ночь, – соврала я.
Он рассмеялся.
– Что-то я не помню за тобой такого смущения, когда ты спокойно провела ночь в моей постели.
И так эта фраза прозвучала, волнующе, интимно... И тусклый свет магических светильников, и слабое колыхание штор, и шум ветра за окном, и наше дыхание, и... Стоп!
Я моргнула, и волшебство момента рассеялось. Нахмурилась.
– В любом случае, я прошу вас уйти.
– Нет, – просто ответил он, но как только я открыла рот, чтобы возмутиться добавил:
– А будешь вредничать, вообще заберу к себе домой, понятно?
Я прикусила язык и засопела. Ненавижу, когда меня вот так вот обламывают! Я уже настроилась на конструктивный спор, а тут! Эх-х-х, аморт кайфообломательный!
Отвернулась от ректора. Ну, а может оно и к лучшему, пусть Ада в легком платьице на улице поморозиться! Будет знать, как мне петрушку подсыпать!
– Так кто, говоришь, тебе отравил? – подал голос аморт.
Я промолчала. Сама разберусь, и без всякого вашего амортовского вмешательства!