Сангвиний: Великий Ангел

Глава 10

Их называли Мегарахнидами. Название им подходило, хотя и не полностью передавало истинную отталкивающую чужеродность. Даже самые обычные особи достигали огромных размеров, гораздо выше и тяжелее космодесантника. У них было восемь конечностей, четыре из которых они использовали для передвижения по отвратительным лесам шипящей травы, а остальные четыре венчали ужасающе острые лезвия, способные рассечь керамит. Я никогда не мог понять, где кончается их хитиновое тело и начинается броня. Мне было непонятно, откуда вообще взялась такая броня — мы так и не обнаружили мануфактуры в их мире, даже после того, как придали большую его часть очищающему огню.

Однако, они были не простыми животными. Они общались друг с другом, устанавливали ловушки, имитировали нашу тактику. Их аппетит к насилию казался практически безграничным, и они никогда не падали духом даже перед нашими самыми яростными атаками. Чем глубже мы проникали в их мир, тем чаще уничтожали странные полубиологические узлы, которые, казалось, управляли буйной погодой, и тем сильнее они наступали на нас. Я сам видел в действии более крупных особей — крылатые стаи плотоядных ужасов, более громоздких и раздутых страйдеров, которые жертвовали скоростью ради тяжелой брони.

Ходили слухи, что в бесконечных зарослях скрываются чудовища размером с титана, способные противостоять «Полководцам», которые так впечатлили меня во время первой поездки на фронт.

Все мы, и я в том числе, быстро поняли, что довело Хитаса Фрома до отчаяния. Все вокруг было враждебным. Флора мерзкой, она заглушала свет и закрывала все поле боя удушающим занавесом из жестких, похожих на паутину ветвей. Погода представляла опасность, порождая колоссальные электрические бури, которые выводили из строя датчики и препятствовали пополнению запасов. Даже уничтожение огромных костяных деревьев, которые имели какую-то трудноопределимую связь с погодными явлениями, не гарантировало надежной защиты — целые роты могли оказаться в изоляции и в тяжелом положении, если внезапно приходил штормовой фронт.

Поэтому тактика Легиона неустанно менялась. Оглядываясь назад, можно сказать, что первоначальная высадка Фрома была жалко мала, оставляя пехотные отряды уязвимыми для быстрых и скоординированных атак волн ксеносов. Командиры быстро учились, используя средства, которые прибывали одно за другим с орбиты. Первыми появились мобильные броневики, высаживающиеся в опасном месте только после того, как наземные войска прорвали шторм. Как только боевые машины были введены в строй, можно было всерьез приступать к тактике выжженной земли. Я и понятия не имел, сколько именно контейнеров с прометием было сброшено на поверхность — Сорок-Двадцать, но это могли быть реки и озера. Трюмы пустотных танкеров опустошались, их содержимое переливалось в тяжелые ленждеры и по спирали отправлялись вниз, к охраняемым комплексам, которые мы выстроили в самом сердце жутких лесов. Затем огнеметные группы расходились веером, загоняя свои танковые колонны глубоко в ущелья, придавая все огню и наполняя воздух клубящимися облаками черной золы. Только когда огромные участки были очищены, техножрецы позволили высадить Титанов, после чего убойная мощь возросла в геометрической прогрессии.

Однако из всего оружия, которое мы доставили, самыми эффективными при любых обстоятельствах оставались роты космодесантников. Илех был для них пустяковым заданием, но здесь они столкнулись с врагами, такими же смертоносными и могущественными, как и они сами. Они показали себя достойно. Я стал свидетелем действий всех трех присутствующих легионов и едва мог выбирать между ними. Дети Императора показались мне самыми расчетливыми — они были так же счастливы сражаться на расстоянии, как и идти в рукопашную, и во всех случаях хорошо выбирали свою тактику. Лунные Волки были более агрессивны, часто отказываясь от запланированных артиллерийских ударов, чтобы быстрее добраться до ксеносов. Однако первенство, должно было остаться за Кровавым Ангелами, которые сражались на протяжении всей компании с почти безудержной жестокостью. Для них это было личным, и так оставалось на протяжении всей кампании. В ходе конфликта они потеряли гораздо больше воинов, чем три роты, которые изначально его разожгли, но это не имело значения. Их подстегивали не отдельные смерти, а принципы, удар по их чести. Они не отличались сентиментальностью — они знали, что их судьба — умереть в бою, важен лишь был способ. Достойная смерть. Благородная смерть. А не из-за небрежного планирования или неясных целей.

Я не очень долго оставался на поверхности. Три визита, за каждым из которых присматривали слуги Легиона, все из относительной безопасности армейских транспортов. Последний из них остался в моей памяти. Это был один из действительно больших ударов, предназначенных для того, чтобы сломить решимость врага, который казался невосприимчивым к падениям боевого духа. Разведка сообщила о значительном скоплении ксеносов на высоком хребте примерно в двухстах километрах к востоку от нынешней линии фронта. Опыт научил наших командиров, что воздушные атаки чрезвычайно опасны — атмосферные явления ставят наших летчиков в невыгодное положение, когда они неизменно подвергаются нападению крылатых особей ксеносов. Чтобы избежать этого, планировалось перебросить по воздуху, в радиус двадцати километров от мест скопления ксеносов, роты Кровавых Ангелов и Лунных Волков. Эти районы еще не выжжгли дотла, поэтому пехоте пришлось бы быстро продвигаться по густо заросшей территории, взбираться на гребень и вступать в бой по всей длине вершины.

Это было непростым испытанием даже для Астарте. Могло случиться так, что их обнаружат и вступят в бой до того, как они достигнут высоты, что означало ожесточенные бои на неблагоприятной территории. Когда Бел Сепатус рассказал мне о планах, я, должно быть, выглядел пораженным.

— Вы будете разбиты, — сказал я.

Он не выглядел опечаленным. С другой стороны, Бел Сепатус решил поговорить со мной не из-за моей тактической проницательности.

— Возможно, — сказал он. — В любом случае, примархи поведут нас.

Он сказал это так буднично. Однако для меня это стало важным заявлением. Я не встречал Хоруса. Даже не видел его издалека — примархи обычно возглавляли свои собственные отряды, хотя и с тесной координацией между командирами Легиона. Внезапно у меня появилась перспектива стать свидетелем одновременного сражения двух главных полководцев Империума.

— Я должен это увидеть, — сказал я.

Бел Сепатус устало посмотрел на меня.

— Подобраться поближе будет трудно. Если тебя убьют, то ничем хорошим это не закончится.

— Для меня тоже. — Я попыталась улыбнуться ему. — Мне нужно это увидеть. Всего один транспорт — он может оставаться на расстоянии.

Я привык к опыту сражения, по крайней мере частично. Учитывая альтернативу — болтаться в недрах линкора в компании моих собственных навязчивых идей и слабостей, лишенный сна и упрямо испытывающий тошноту — прилив адреналина стал чем — то, чем я почти дорожил. Я не планировал превращать это в привычку, учитывая вероятность того, что в конечном итоге меня размажут по пыли в каком-нибудь забытом мире, но я знал, что должен быть там.

Так что все было организовано. Я снова совершил посадку на планету, направляясь вниз в крошечном десантном модуле всего с тремя сопровождающими. Я, спотыкаясь, выбрался из корабля на одну из больших промежуточных площадок. Небо над нами было белоснежным, дул ветер, от которого густая растительность по периметру раскачивалась и вздымалась волнами. Пять квадратных километров были сожжены и расчищены, оставив огромное пространство обнаженной красной пыли, теперь заполненное рядами танков, бронетранспортеров и боевых кораблей. По всему участку были установлены прожекторы, освещая весь рельеф вокруг. Здесь было шумно, грязно, многолюдно, волнующе — тысячи слуг бегали трусцой или маршировали, сотни двигателей уже работали, Астартес вооружались и произносили боевые клятвы, прежде чем отправиться к «Громовым Ястребам» и транспортникам «Штормовая Птица». Повсюду висела пыль, поднятая запускающимися двигателями и поднимающаяся в штормовые вихри над нами.

— Держитесь ближе! — перекрывая шум прокричал мой сопровождающий, слуга Легиона по имени Энарио.

Мы уже были облачены в наши доспехи — даже такие прихлебатели, как я, были экипированы в них для этой зоны боевых действий — и неуклюже трусцой добрались до назначенного места. Мы направились к транспортнику «Громовой Ястреб», одному из десятков, уже гудящих от дыма и вибрации. Рядом с огромными транспортниками стояли линейки наземной техники, включая «Лэндрейдеры» и другие основные боевые танки. Энарио подтолкнул меня к «Носорогу» легиона, и мы влезли в него — нас было десять, остальные оказались упакованными в броню слугами Легиона. Вероятно, все их назначили в мое сопровождение, и ни один из них не посмотрел мне в глаза, когда мы пристегивались. Я не возражал против этого — я полностью привык к тому, что на меня смотрят как на досадную помеху.

Люки с лязгом захлопнулись, двигатель с нарастающим гулом включил передачу. Мы с грохотом подъехали к месту посадки, и над головой я услышал гораздо более мощный рев боевого корабля-носителя, зависшего внизу и готовящегося к стыковке. Мне не удалось хорошенько его разглядеть — мой обзор был ограничен узким окном, прорезанным в броне Носорога, — но я услышал достаточно. Мы с содроганием остановились, и секунду спустя огромные зажимы с лязгом сомкнулись на внешней стороне транспорта, из-за чего вся конструкция загудела.

Затем мы поднялись в высь, прямо в шторм. Я видел, как со всех участков комплекса происходили подобные воздушные переброски — корабль за кораблем, большинство из которых перевозили «Лэндрейдеры» или пары «Носорогов», и все они набирали мощность, чтобы подняться в наэлектризованную атмосферу. Крен был сильным, вызванный чрезвычайно быстрый подъем, а затем направление изменилось, когда заработали основные двигатели. Я проверил тактические показания своего коммутатора и увидел истинный масштаб воздушной переброски: десятки боевых кораблей в первой волне, и еще больше уже набирали скорость, чтобы последовать за нами. Как и сказал Бел Сепатус, это была масштабная операция.

Нам не потребовалось много времени, чтобы добраться до места назначения — «Громовой Ястреб» движется невероятно быстро, как только наберет нужную высоту. Прежде чем войти в зону высадки и произвести крайне быстрое снижение, все боевые корабли оставались на высоте во время атаки, зная об опасности нахождения вблизи этих плотных туч. Внутренности «Носорога» погрузились во тьму, освещаемую только тусклыми боевыми лампами, проходящими по полу. Впервые, среди всей этой тряски и грохота, я заметил узоры, бегущие по металлическим панелям рядом со мной — очень тонкие завитки, выгравированные золотом по малиновому основанию. Они находились повсюду, эти символы, это излишние украшения. Кому-либо еще удалось бы увидеть их, кроме солдат, брошенных в следующее сражение? Кого вообще будет волновать их существование?

Кто-то это сделал. Кто-то потратил на это время. Я задавался вопросом, смогу ли я когда-нибудь понять это.

Затем мы оказались на позиции, и нос боевого корабля поднялся, когда включился задний ход. Мы резко снизились, опускаясь почти горизонтально, и я услышал, как надо мной сработал сигнал тревоги, когда стыковочные зажимы приготовились к освобождению. Я не думал, что они сделают это, пока мы все еще были в воздухе, все еще двигались. Я предполагал, что мы приземлимся до того, как они нас отпустят.

Я оказался неправ. Все слуги вокруг меня приготовились к удару, а затем зажимы ослабли. Мой желудок сжался, когда мы упали с неба, и меня охватила паника — я понятия не имел, на какой высоте мы все еще были, — прежде чем мы рухнули на землю, а гусеницы «Носорога» уже жужжали. Меня сильно тряхнуло, моя голова болезненно закружилась, прежде чем я осознал, как быстро мы уже едем.

Я повернулся к узкому иллюминатору. Я видел, как боевые корабли последовательно падали с неба, их падение прерывалось внезапными вспышками дымного пламени, прежде чем их груз с грохотом падал на землю, и они снова поднимались. Танки немедленно открыли огонь, поджигая тяжелое укрытие перед собой, когда они вгрызались в него. Мы уже были окружены со всех сторон быстро движущимися транспортными средствами, рвущими растения, когда они тяжело взбивались вверх по крутому склону.

Стрелок нашего «Носорога» начал стрелять из своего болтера. Ветер выл вокруг нас, когда жуткий пейзаж ксеносов загорелся. Я слышал стрельбу из более тяжелого оружия «Лэндрейдеров», видел ослепляющую вспышку выстроенных лазпушек. По мере того, как на место было брошено больше танков, заградительный огонь становился более яростным, испепеляющий дождь из снарядов и энергетических лучей, которые испепеляли местность перед нами.

Я думал, что ничто не сможет этого пережить. Думал, что мы беспрепятственно доберемся прямо до вершины хребта, такова была интенсивность огня. Поэтому, когда произошел первый сильный удар, я содрогнулся всем своим телом. Шасси «Носорога» качнулось так резко, что я подумал, что нас сейчас опрокинет на крышу.

— Что это было? — спросил я.

— Ксеносы, — мрачно ответил Энарио. — Пытаются нас опрокинуть.

Сколько весил «Носорог»? Двадцать, тридцать тонн? Мы так же шли на большой скорости, и мощные двигатели несли нас вперед, но что-то ударило по нам так сильно, что мы чуть не перевернулись. Я крепче сжала свои ремни и попыталась не думать об этом.

К тому времени стало совершенно понятно, что подъем по склону будет не таким легким, как я надеялся. Мегарахниды высыпали отовсюду, чтобы дать нам отпор, вырывались из своих горящих травянистых лесов и бросались прямо на наступающие танки. Я видел все это лишь мельком, проносящееся и размытое движением, но этого оказалось достаточно, чтобы оценить некоторые элементы. Это были массивные существа, едва ли меньше транспортных средств, на которые они нападали, полностью бронированными серыми панцирями и с жужжащими когтями, которые мелькали в дыму, прежде чем нанести удар. Я видел, как два ксеноса врезались в бок «Лэндрейдера» всего в нескольких метрах от меня, сбив его с пути и пробив броню. Я видел, как другие существа пролетали низко, а их тонкие крылья вибрировали в смоге, в сумасшедших интерференционных узорах. На некоторых обрушился поток болт-снарядов, превратив их в разлетающиеся куски брони и хитина, но другие прорвались, вцепившись в колонны танков и прогрызая внешние пластины.

Атака набирала темп, продвигаясь к вершине, даже когда все больше ксеносов выскакивало из теней или пикировало из-за грозовых облаков. Вспомогательные боевые корабли зависли над головой, сбросив в ад еще больше «Лэндрейдеров», и затем выпускали длинные ракетные очереди, прежде чем отступить в безопасное место. Давление ксеносов становилось все плотнее по мере того, как все больше и больше из них вступали в бой, врезаясь телами в транспортные средства, прежде чем обернуть вокруг них длинные сегментированные конечности. В результате этой тактики десятки из них были раздавлены гусеницами, но если они пробивали топливный бак или попадали в реакторы, то результаты были пылающие — колоссальные взрывы, от которых высоко в воздух взлетали обломки.

Я стиснул зубы. Я был очень напуган, ожидая в любой момент услышать сильный треск от удара другого ксеноса по нам. Слуги вокруг меня спокойно покачивались с оружием в руках, совершенно невозмутимые. Теперь все сводилось к цифрам и срокам. Танки продвигались так близко к месту назначения, как только могли, извергая свой груз только в том случае, если казалось, что атака может заглохнуть. Даже внутри вибрирующего корпуса «Носорога» я чувствовал концентрацию химических веществ в воздухе — стреляные гильзы болтеров, ускорители лазерных пушек. Кровавые Ангелы выпускали безумное количество боеприпасов, расчищая пути вверх и сквозь растительность, разрывая на части тела мчащихся ксеносов, когда они дико вступали в бой, толкая, толкая, сильнее и быстрее.

Я услышал, как по связи затрещал приказ на высадку, и понял, что момент настал. Не для меня, конечно — они бы не доверили мне вести настоящие бои — но для сотен и сотен воинов Астартес, готовых устремиться вперед. Мой «Носорог» продолжал скрежетать, даже когда транспорты вокруг меня поворачивались и разгружались, высыпая космодесантников в ад, как мусор из контейнера. Затем огонь из дальнобойного орудия стал поистине катастрофическим, усиленной запросами по воксу, а также многочисленными болтерами. Я наблюдал, как астартес выпрыгивали из все еще движущихся танков, немедленно переходя на бег, стреляя быстро, но разборчиво, лавируя между мерцающими стеблями и кострами, сражаясь с визжащими мегарахнидами, когда те дергались и метались, чтобы вступить в бой. Бойня быстро перешла к рукопашному бою клинками — вспыхивали энергетические поля, взрывались огнеметы, глухо стучали щиты. Это выглядело беспорядочным, запутанным, абсурдно жестоким, но это было не так, совсем нет — даже мой нетренированный глаз мог видеть, как тщательно отделения поддерживали друг друга, захватывая позиции, вырубая врага, даже когда другие отделения обходили их с флангов.

Танки, выгрузив свое содержимое, начинали стрелять, добавив веса потоку снарядов. Объединенные войска продвигались вверх по хребту, неся потери, но ни разу не увязая, пока мы не достигли вершины и не ворвались на плато впереди.

Только тогда мой «Носорог» свернул в сторону, позволив авангарду должным образом оторваться. К тому времени количество высадившихся было поразительным — по моим оценкам, развернуто десять тысяч пехотинцев и несколько сотен действующих танков. Эти огромные силы были полностью необходимы: скопления ксеносов казались еще более многочисленными. Я отрегулировал дальность действия своего видоискателя и просканировал широкую равнину, кипящую телами мегарахнидами и серыми конечностями, пробивающимися сквозь пламя и смог. Все они стремились добраться до захватчиков. Из мрака проступили более крупные силуэты, все еще на вдалеке, но быстро приближаясь — огромные конструкции с выпуклыми туловищами и шипастыми конечностями, кричащие в унисон с легионами меньших существ у их ног. Казалось, что погодные системы наверху, каким-то образом действовали в унисон с ними, потрескивая и пылая, когда орда ксеносов впадала в неистовый апоплексический крик.

Это была первая по-настоящему масштабная битва, свидетелем которой я когда-либо стал. Возможно, и моя последняя. Открытая местность простиралась перед нами на километры, почти безликая, если не считать пылающих травяных лесов. Насилие было повсюду, от горизонта до горизонта, заполняя обзорные экраны и заставляя тактические табло шипеть от перегрузки.

Однако я видел, как он прибыл. Вы не могли этого не заметить. Он не спустился с воздуха в великолепии, хотя мог бы это сделать — он продвигался пешком вместе со своими войсками, направляясь вверх по склону вместе со своими «Херувимами» в терминаторской броне. Мне все это казалось величественным и в высшей степени архаичным, как забытый древний военачальник Терры, шагающий со своими верными слугами. Когда сражение достигло своего апогея, я снова отметил, что Кровавые Ангелы предпочитают ближний бой. Я догадывался, что они могли бы отступить и позволить своим мощным пушкам и болтерам сделать всю тяжелую работу, но они никогда этого не делали. Везде, где можно было подойти вплотную и перекрыть пространство для перемещения, они так и поступали. Вы могли бы возразить, что это лучшая стратегия для борьбы с инопланетным врагом, который был невероятно быстр на средних дистанциях и, казалось, мог уклоняться даже от меткого огня, но я чувствовал, что дело не только в этом. Им больше нравилось сражаться лицом к лицу. Они жили ради этого. Убийства значили больше, если они сопровождались смесью крови и запекшегося хитина ксеносов, растекшейся по лезвию клинка и костяшкам пальцев перчатки. Это не были простые солдаты, которых согнали на фронт и заставили воевать. Это были мастера насилия, которые не жили ни для чего другого. Меня всегда приводила в замешательство сама идея — мы строили самое светлое будущее для всего человечества, но сначала нам нужно было искалечить и генетически перестроить несколько сотен тысяч из нас, чтобы битвы закончились быстрее.

И все же я не мог отвести от них глаз. Казалось, что они находились в каком-то экстазе. Они любили свою работу. Они рубили, били кулаками, кололи, резали, сталкиваясь лицом к лицу с ужасами, на которые я едва мог смотреть, и они становились… самими собой. Никакой сдержанной надменности, никакого усердного внимания к какому-то замысловатому украшению, только основы. Сырой материал. То, для чего они были созданы.

Очищать и преображать — таков был их дар.

Сам Сангвиний говорил это, гордился этим, и явно в это верил. Но тогда я почувствовал, что это была их реальность, а все остальное, все прекрасные предметы и эстетический труд, являлись просто прикрытием. В таком случае, это даже не маска. Даже не зеркало. Второстепенное представление. Отвлекающий маневр.

К тому времени мой «Носорог» полностью остановился, и я получил четкое представление о Сангвинии. Он был там, где вы и ожидали, прямо в центре, яркая точка света среди кружащегося огня и пепла. Он сражался с одной из великих особей, высоким воином-ксеносом с изогнутой спиной и острыми конечностями шириной с человеческий торс. Так же, как и на Илехе, телохранители примарха не стояли у них на пути — у них были свои собственные сражения со слюнявыми, вопящими толпами вокруг них — и поэтому дуэль между повелителями орд-близнецов оставалась открытой, железный стержень, вокруг которого вращалась остальная резня.

Пытаться уловить, как он это делал — как он сражался, как он убивал, — это было трудно. Отчасти из-за скорости, идеальной отточенности каждого отдельного движения, преломления в мерцающем свете, из-за чего все скорее казалось актом волшебства, чем физики. Однако, как и прежде, я уловил невозможность в его движениях. Мы смертны, мы совершаем ошибки. Мы целимся, но промахиваемся; мы боремся, но терпим неудачу. Он никогда не промахивался. Он никогда не терпел неудачи. И оказывается, что человеческий мозг не очень хорошо это обрабатывает. Мы начинаем пытаться классифицировать это как что — то другое — работающий механизм, действие химической реакции, влияние гравитации. Я едва ли мог заметить какое-либо родство с ним вообще, не только потому, что он был лучше, но и потому, что он был другим.

Существо, с которым он сражался, было, по любым стандартам, грозным противником. Выше, шире в плечах, с четырьмя ударными конечностями, такой же быстрый, как и остальные представители его вида, такой же агрессивный и не испытывающий заметного страха. И все же к концу мне стало почти жаль его. Сангвиний был золотисто-красным вихрем, закручивающимся по спирали в его объятия только для того, чтобы разорвать сухожилие, разбить часть брони, выбить опорную конечность. Примарх размахивал своим длинным копьем, словно оно было продолжением его самого, сверкающий наконечник раскачивался, как звезда на фоне тьмы. Он врезался в ксеноса, расчленяя его, даже когда тот выл и трясся над ним. Я мог чувствовать смятение внутри этой инопланетной оболочки, постепенное осознание того, что на этот раз ему не победить, что такая жалкая участь ожидает каждого из ее собратьев. Возможно, он не был способен на такое воображение. Возможно, я просто проецировал то, что почувствовал бы, если бы меня каким-то образом пересадили в это отвратительное тело. Но я бы не винил его, если бы оно начало рыдать. Я и сам был близок к этому, просто наблюдая за тем, что мог сделать примарх, когда с него снимают оковы. Как и прежде, у меня сложилось четкое впечатление, улавливаемое сквозь паутину крови и запёкшейся крови, что Сангвинии на долю секунды отстранялся от всего остального, что он извлекал видения из будущего и принимал их на себя.

Что мы здесь создали? Что выпустили на волю? Он был на нашей стороне, и мне следовало бы радоваться этому, но невозможно было чувствовать радость, наблюдая за тем, что он делал, когда получал свободу. Конечно, никто из его генетических детей не стал бы возражать — все они были заняты одним и тем же. Насколько я знал, я оказался единственным не членом Легиона, наблюдавшим за всем этим, единственным беспристрастным свидетелем массовой бойни. Все остальные были частью процесса, винтиком в машине.

Я посмотрел вверх. Я сделал это в основном для того, чтобы отвести взгляд от масштабов бойни, хотя бы на мгновение. К тому времени я уже смотрел в магнокуляр своего шлема, чтобы лучше видеть всю картину сражения. Только когда поле зрения расширилось, проносясь над головами сражающихся бойцов, я увидел, что я был не совсем единственным зрителем. Хребет продолжал подниматься на северо-запад, слегка нависая над широким плато, когда он изгибался, прокладывая себе путь через бесконечные горящие джунгли.

Я увеличил масштаб до предела возможностей моей системы, но все равно было трудно получить четкое исправление. Весь ландшафт был охвачен огнем, погружая землю в наполненную копотью тьму и заслоняя молочно-белые бури над головой. Все, что я мог видеть на таком расстоянии, было нечетким месивом, поскольку механические духи магнокуляра пытались сфокусировать изображение. Тем не менее, я кое-что разглядел. И я знал, что это было — по крайней мере, я думал, что знал.

Одинокая фигура, стоящая далеко в стороне от гущи боя, окруженная вспомогательным отделением из четырех человек. Точно так же, как раньше. Я не мог разглядеть ни одной эмблемы, но я мог достаточно хорошо различил доспехи Астартес, и у меня возникло предчувствие, что, что бы еще ни было начертано на этих темно-красных наплечниках, глаз в пламени являлся частью изображения. Он наблюдал, точно так же, как и я. Никакого движения, никакой попытки помочь своим боевым братьям, просто то же пристальное наблюдение, которое я видел в боевом корабле на Илехе.

Им поручено присматривать за своими братьями.

Но зачем? Что они вообще могут увидеть в этом водовороте тел? Если и имели место какие-либо «нарушения дисциплины», я не смог их обнаружить. Никто не смог бы этого сделать.

Я повернулся к Энарио.

— Ты можешь доставить меня туда? — спросил я.

Он посмотрел на меня так, как будто я сошел с ума.

— Это невозможно, — пренебрежительно ответил он.

Он был прав. Я понял это, как только задал вопрос. Однако я все еще мог бы надавить на него, попытаться найти какой-нибудь способ подобраться хоть немного ближе, если бы небеса не раскололись на части и не вспыхнули с новой яростью. Облака разорвались, разорванные жесткими ударами телепортационных лучей, разрывающих реальность. За ними последовал гром новых воздушных десантов, когда боевые корабли подошли гораздо ближе, чем раньше, чтобы сбросить свой смертоносный груз.

Все было мастерски скоординировано. Первая сокрушительная атака, чтобы прорвать линии обороны противника и связать их в напряженных боях, чтобы ослабить их сверхъестественную способность предсказывать предстоящие атаки, затем вторая волна, обрушенная прямо на поле боя. Новоприбывшие были облачены в доспехи цвета светлой кости с яркими украшениями и гребнями на шлемах. Их боевые корабли парили над плато, непрерывно стреляя, в то время как их пассажиры выпрыгивали из открытых дверей. Казалось, что они делали это десятилетиями, две силы, багровые и белые, нанесли удар по уже пошатнувшемуся врагу.

Я услышал, как слуги вокруг меня начали что-то срочно говорить в свои комм-бусины. Конечно, все это говорилось на боевом наречии Легиона, так что я мало что из этого понял. Однако одна фраза запомнилась, поскольку она много раз упоминалась на брифингах миссии. Даже эти закаленные воины, привыкшие ко всем видам экстремальных переживаний, оказались взволнованы происходящим.

Я тоже был одним из них. В конце концов, это и была причина, по которой я пришел. Чтобы увидеть это. Стать свидетелем этого единственного человека, единственного члена этого необыкновенного братства, который затмил Ангела.

И вот я увидел его впервые, он устремился вниз, как падающая звезда, из своего транспорта, с мечом в руке, его знаменитые Юстерианцы шли с ним.

— Хорус, — выдохнул я, наблюдая, как он немедленно вступает в бой и прокладывает себе путь к брату. — Магистр Войны.