Санек 3

Глава 6

Все три самолета, которые мне отправили из Америки, я решил подарить своим односельчанам. Нет, аппараты не будут простаивать, пока деревенские парни не научатся летать. Замысел здесь в другом, и в его осуществлении хорошо помог Ворошилов, который решил совместить полезное с приятным. В Красновишерске теперь будет базироваться небольшой учебный центр по подготовке молодых пилотов. Именно эти пилоты под руководством опытных наставников будут летать на моих самолетах, но не просто так, а по определенным маршрутам, наладив таким образом регулярное сообщение с отдаленными населенными пунктами вроде нашей деревни. В планах у меня на самом деле передать этому учебному центру штук двадцать самолетов. Но это позже, когда уже наберутся данные для статистики, и станет понятно, нужно ли это деревенским жителям в принципе. Это ведь я думаю, что это будет полезно. В деревнях, подобных моей, живут весьма своеобразные люди, и у них может быть свое мнение на этот счет. Поэтому я и решил особо не торопиться, посмотрим, как оно получится с этими тремя самолетами.

Чтобы не лететь пустыми, в подарок я в этот раз решить взять всякие разные деликатесы и выпивку, разжиться которыми помог Орджоникидзе. Конечно, это не сравнить с тем грузом, который я вез в прошлый раз. Тогда я старался доставить все нужное и в каком-то смысле дефицитное для людей, живущих в отрыве от цивилизации. Это не только охотничьи ружья с боеприпасами, но и мыло, шампуни, наборы качественной посуды, да много чего я вез в прошлый раз. Сейчас, как уже сказал, мы загрузились деликатесами, грузинским вином, хорошей водкой и даже коньяком. Дед у меня не то чтобы любитель выпить, редко он это делает, да и некогда ему организовывать всякие застолья, но иногда под настроение не против посидеть кое с кем из соседей. Вот и будет ему чем развлечься, да и наверняка народ захочет отметить мое возвращение из большого мира, пусть и ненадолго. Поэтому я решил привезти с собой все, что нужно для праздника. Деревня же, не город, где люди другой раз живут на одной лестничной клетке годами и даже не знакомы друг с другом.

Перелет в этот раз прошел без эксцессов. Мы благополучно добрались до Красновишерска, где к нашему прибытию взлетную полосу хорошенечко почистили от снега. Там дозаправились и отправились дальше. Конечно, был риск, что сесть не получится, ведь позвонить в деревню и предупредить о скором прибытии, как в Красновишерск, нельзя. Но и надежда на то, что дед ждет и что он подпряг деревенских держать взлетную полосу в приличном состоянии, тоже была. Тем более, что мы с ним оговаривали, что я могу прилететь. И я не ошибся. Полоса была пусть и не в идеальном состоянии, чуть припорошенная снегом, но сели мы без проблем.

Рассказывать о встрече и пребывании дома я не стану. Думаю, всем знакомо чувство радости, даже восторга, а потом грусти и ностальгии при возвращении домой после долгого отсутствия. Да и в книгах это описано не один и не два раза, поэтому все это рассказывать по новой я не вижу большого смысла. Скажу только, что дома меня не покидала одна навязчивая мысль. Может, ну нафиг всю эту суету с развитием бизнеса, помощью стране и прочим? Схватить в охапку Кристину, притащить ее сюда, построить здесь особняк со всеми мыслимыми и не очень удобствами, и пусть этот мир живет, как ему хочется, а я буду здесь наслаждаться жизнью в тишине и покое, рядом с любимой женщиной?

Глупые мысли и неосуществимые в моем случае, но кто бы только знал, как мне хочется пожить именно такой жизнью.

В таких размышлениях, в радости от встречи с родным человеком и в грусти от осознания, что я не смогу задержаться надолго, и прошли почему-то короткие дни, отведенные на визит домой. Когда пришло время уезжать, я в глубине души даже пожалел деревенских парней, которые рвались уехать на большую землю учиться летному делу. Не понимают они, чего лишаются в своем стремлении вырваться в мир.

Не могу словами выразить, какие чувства меня обуревали, когда я снова прощался с дедом, понимая, что теперь-то уж точно мы нескоро увидимся. Дед, будто чувствуя это мое состояние, обнял меня на прощание и тихо произнес:

— Ничего, Саша, увидимся еще, я в это верю.

Я аж уть не разрыдался у всех на глазах. Сам не понимаю, как сдержался.

В Москве мне пришлось выдержать бой с двумя аксакалами, которые, похоже, взяли надо мной шефство. Это я говорю об Орджоникидзе и Ворошилове. Они в два голоса начали уговаривать меня не ездить за границу. Дескать, у меня и отсюда неплохо получается решать вопросы, так зачем тогда куда-то ехать? Не стал им говорить, что меня ждет невеста в Париже, просто обозначил, что срочно надо ехать, у меня ведь не только концерн, а еще и другие начинания, которые без меня стоят на паузе. С трудом, но отбился.

Абрам Лазаревич еще раньше умотал в Америку вместе с отобранными для ЧВК людьми, поэтому мне поневоле пришлось напрягать своими просьбами Яшу. Больше было некого. Дело в том, что у меня лежали без дела все нужные для ремонта дома материалы и бытовая техника. Более того, были даже люди, которые могут сделать ремонт и только и ждут, когда освободится дом. Вот я и попросил Яшу присмотреть за работами и оплатить потом труд строителей. Конечно, денег на все про все я оставил ему с запасом.

Уезжал снова на поезде вместе с телохранителями, но вот багажа в этот раз вез с собой запредельно много, что по идее должно было вызвать кучу неудобств. Но нет. Оказывается, если надо, то решается этот вопрос на раз и практически без участия пассажира. Но это ладно. Я никогда не страдал хомячеством и всегда путешествовал, можно сказать, налегке. В этот раз так не вышло, пришлось тащить с собой кучу груза. А все потому, что собирали меня за границу все те же два аксакала — Орджоникидзе и Ворошилов. Что тут говорить, как-то незаметно мы с ними сдружились, если это можно назвать дружбой. Скорее они опекали меня, как родного. Так вот о грузе, который в итоге путешествовал вместе со мной. Эти двое настояли, чтобы я забрал с собой меха, которые подарили мне дед и односельчане, когда я гостил в родной деревне. Потому что я невзначай упомянул в разговоре, что Кристине эти меха были бы к лицу. Так-то они знали о моем телефонном романе, но не воспринимали его всерьез, а тут почему-то воспылали желанием помочь в отправке меха вместе со мной. Когда начали выяснять, как это сделать, и узнали, что в моем случае больших проблем не предвидится, они словно задались целью отправить со мной что только можно и нельзя тоже. Орджоникидзе притащил три ящика грузинского вина, можно сказать, в ассортименте и два ящика армянского коньяка. Но Ворошилов пошел дальше.

Я не знаю точно, как он это сделал, но груза у меня стало больше в разы. От него я получил пару бочонков соленой красной рыбы и два бочонка икры: один — с красной, добытой из чавычи, другой — с черной осетровой. Как он уверял, все свежее, только-только доставленное с Камчатки и из Астрахани. Когда я попытался отказаться от счастья тащить за собой все это, аксакалы в один голос начали меня убеждать, что если сам не съем, то в подарок моим буржуйским друзьям такие деликатесы будут самое то. Так и не смог я отбояриться от всего этого, пришлось махнуть рукой и понадеяться, что по дороге оно само где-нибудь потеряется. Правда, мои телохранители отнеслись к этому всему очень ответственно, решили сами проконтролировать погрузку и пообещали присмотреть за ним во время пересадок.

Уже перед отбытием приехавший меня проводить Ворошилов достал откуда-то еще и огромную корзину с разными копченостями, банкой соленых огурцов и парой бутылок водки. Отдал это телохранителям, сказав, что как опытный путешественник он точно знает, что продукты в дороге лишними не будут. Рассказываю все это в подробностях, потому что такое отношение от не самых последних людей в стране, да еще и в такое время, когда продукты в жесточайшем дефиците, ну очень дорогого стоит. И я сейчас говорю совсем не про деньги, если вдруг кто не понял.

В Берлине я поймал состояние дежавю. Снова обнаружил за собой слежку. Вернее, обнаружил ее не я, а один из телохранителей. Я сразу подумал: неужели снова придется обрубать хвосты?

Не пришлось. Следившие за мной люди поняли, что обнаружены, и один из них внаглую подошел ко мне. Я, честно сказать, неслабо удивился такому поступку. Но подошедший невзрачный мужик успокоил меня, в двух словах объяснив, что им приказали присмотреть за мной в дороге и оградить меня от нежелательных эксцессов. Поэтому попросил просто не обращать на них внимания. Такая опека будет только на территории Европы, как только сяду на корабль до Америке, она закончится.

С одной стороны, такая забота радует, с другой, тот, кто устроил это, мог бы и предупредить меня, чтобы я лишний раз не нервничал. Но что теперь, раз уж так сложилось, пусть будет, не поднимать же из-за этого шум.

Во Франции сразу что-то пошло не так. На вокзале меня почему-то встречала только жена Пьера, хотя мы договорились с ним, что именно он меня встретит. Уже в машине она объяснила, что Пьеру срочно пришлось уехать в Голландию по каким-то неотложных делам, поэтому ей пришлось меня встречать. После объяснений, почему так вышло, она вдруг завела со мной в высшей степени странный разговор. Я вроде обратил внимание, что мы почему-то поехали не в сторону их дома, но, честно сказать, пребывая в предвкушении встречи со своей зазнобой, не особо прислушивался к щебету будущей тещи. Но одна ее фраза заставила меня сосредоточиться на этом разговоре. А произнесла эта женщина ни много ни мало:

— Александр, я тебя умоляю, не заставляй страдать мою девочку.

До меня дошло не сразу, но, когда дошло, я включился и уже слушал очень внимательно. По словам жены Пьера, за время, прошедшее с последней нашей встречи, Кристина успела увлечься очень хорошим мальчиком из правильной семьи. Поэтому ее мама убеждала меня не портить жизнь девочке и отступиться. Это я рассказываю коротко, на самом деле ее монолог был очень долгим, и мы даже успели доехать до небольшой, уютной на вид площади, где и остановились. Она попросила меня не выходить из машины и немного подождать, тараторя при этом без остановки. Рассказывала, как сейчас Кристина счастлива и как ей хорошо с новым другом.

Ждать долго не пришлось, минут пять-семь от силы, и из здания, напротив которого мы стояли, появилась такая родная и в то же время в одно мгновение ставшая чужой девчонка, ради счастья которой я был готов на многое.

Она шла под руку с высоким светловолосым парнем, которого можно назвать настоящим арийцем, весело улыбалась, прям аж светясь от радости, и этом что-то непрерывно рассказывала, размахивая свободной рукой. Как будто специально, когда они поравнялись с нашей машиной, парень чуть наклонился, что-то шепнул ей и поцеловал ее в щечку. Судя по тому, что Кристина даже не подумала отстраниться, все у них зашло довольно далеко.

Сказать, что я расстроился, будет неправильно. Заледенел внутри и в одночасье выгорел, что ли. Казалось, сама душа заныла от этой картины. Будь я и правда малолетним пацаном, наверное, наделал бы сейчас немало глупостей, но я ведь взрослый дядька, разве что в молодом теле. Поэтому собрался в кулачок и сказал, вернее, почему-то прохрипел:

— Надеюсь, вам не составит труда подбросить меня до вокзала. Дела, знаете ли, не позволяют мне в этот раз задержаться.

Конечно, несостоявшаяся теща не стала отказывать мне в такой малости. А дальше все происходило словно в каком-то тумане. Прощание на вокзале, поезд, посадка на первый попавшийся пароход, идущий в Америку. Я даже про багаж не вспомнил, а когда телохранители заговорили об этом, только отмахнулся, велев передать это все маме Кристины, для них же вез.

Все это было как во сне. Уже на пароходе я в компании телохранителей впервые в этой жизни сознательно или, может, наоборот, бессознательно нажрался вусмерть. Пил, как в последний раз, реально до потери пульса, чуть не сутки напролет. Почему-то в этот раз спиртное не хотело действовать на мой организм, как надо. Телохранители — сначала первый, а потом и второй — как-то быстро слились. Не готовы они оказались к такому, а меня хмель не брал. Разве что в голове был бардак, да палуба под ногами шаталась с каждым часом все сильнее. Когда и как выключился, сам не понял. Очнулся же терзаемый жутчайшим сушняком и дикой головной болью, но при этом с четкой и ясной мыслью: жизнь на этом не заканчивается, мне еще очень многое предстоит сделать.

Дальнейший путь через океан прошел в какой-то даже ожесточенной работе. Я тупо забил на последствия и безжалостно терзал свою память при любой возможности. Изрисовал кучу листов бумаги картинками и чертежами и написал огромное количество поясняющих текстов к этим зарисовкам.

В Штатах первое, что сделал, даже до встречи со своими соратниками, — отправился в самый дорогой бордель и завис там на пару дней. Стресс, конечно, снял, но пустоту в душе не заполнил. Да и от дурных мыслей не избавился. Нет-нет да и накатывало, дескать, сам виноват, не надо было надолго пропадать из поля зрения девчонки. С другой стороны, что ни делается, то к лучшему. Не нужно мне такое счастье, когда кот из дома, мыши в пляс. Лучше уж так, чем со временем обзавестись рогами.

В Нью-Йорке я надолго не задержался. Потратил несколько дней на встречи с Вяземским, Майклом, Абрамом Лазаревичем и Стивеном, убедился, что у них все хорошо, и они прекрасно справляются со своими обязанностями без моего участия, да и отправился в Аргентину. Пришло время мне отложить в сторону все свои дела, связанные с бизнесом и плотно заняться ЧВК и собственным развитием. Все-таки впереди страшная война, а я сам к ней не готов. Никогда не был человеком войны, так что и нужной подготовки не имею, а это плохо. Вот и решил сейчас исправить это недоразумение самым решительным образом.

В Аргентине сразу отправиться в ЧВК у меня не получилось. Здесь меня ждали с нетерпением, и мне пришлось для начала впрячься и решить множество самых разных вопросов.

Разумеется, наша бурная деятельность в Аргентине не осталась незамеченной со стороны местного правительства. В этом году как раз должны были состояться выборы, так что мне пришлось встречаться и разговаривать с кандидатами в президенты. С нынешним президентом, пусть он и был ориентирован на английский бизнес, у нас все складывалось нормально. Он ратовал за индустриализацию страны, поэтому никаких препятствий развитию моих предприятий не чинил. Но теперь мне предстояло хорошо подумать, прежде чем поддержать того или иного кандидата. Мы в короткий срок стали силой, с которой приходится считаться, и, пусть мне неинтересны все эти игры с выборами президента, вникать в нынешние расклады пришлось основательно. После переговоров с кандидатами мы с каждым из них договорились и подписали бумаги, подготовленные моими юристами, благо никто из кандидатов и не подумал от этого отказываться. Мы пообещали каждому из них оказать кое-какую помощь во время выборов, а они в свою очередь пообещали в случае, если станут президентами, оказывать всестороннюю поддержку нашему бизнесу. Все эти договоренности мы перенесли на бумагу, подписали и таким образом хоть как-то подстраховались от возможного произвола власть имущих. Фигня, конечно, но это как посмотреть. Эти ничего, по сути, не значащие бумажки, в случае какой-либо конфронтации просто развязывают нам руки и в информационном противостоянии и, со временем, силовом, если до этого дойдет. Главное же, что пока нам никто и никак здесь не мешал спокойно вести свои дела и стремительно развиваться.

Когда я разделался с этими первоочередными вопросами, у меня наконец-то появилась возможность целиком и полностью сосредоточиться на делах ЧВК.

Я добрался до руководства компании, немного вник в творящиеся здесь дела, и… ярости моей не было предела. Эти возомнившие о себе невесть что стратеги, живущие прошлым, тупо забили на все мои слова, пожелания и даже требования. Выстраданные мной воспоминания они не то что не приняли в работу — даже смотреть их не стали. Что говорить, если эти дятлы учили подчиненных им людей по большей части штыковому бою и наступлению в составе, сука, колонн. Наступать колоннами, когда армии насыщены пулеметами, артиллерией, броней и авиацией, — это, блин, надо что-то забористое курить. В общем, это чудо-руководство узнало о себе много нового (крайне нелицеприятного), а некоторые командиры и вовсе лишились своих должностей, а, соответственно, и теплых мест.

Надо сказать, что сейчас в составе ЧВК числилось только офицерского состава больше семисоти человек, не считая сотни командиров, приехавших из Союза. При этом рядовых в общей сложности насчитывалось чуть больше трех тысяч бойцов, и это вообще, во всех, так сказать, родах войск. В общем, выбрать толковых грамотных офицеров, способных воспринимать нововведения и применять их на практике, было из кого. Этим, собственно, я и начал заниматься в первую очередь, безжалостно тасуя руководящий состав компании, как колоду карт. Повезло, что в Аргентине как раз были несколько психологов, которых я, разумеется, привлек к этому делу.

Я начал формировать, по сути, новый командный состав ЧВК, а параллельно создавал своеобразную рабочую группу. Задачей этого небольшого офицерского подразделения будет систематизировать и проверять на жизнеспособность сведения, почерпнутые из моей памяти, а в перспективе — еще и обобщать полученный в боях опыт. Руководить этой группой офицеров, будет, как это ни странно, исполнявший до моего прибытия обязанности командира ЧВК Севастьянов Денис Александрович, с которым у меня сначала состоялся достаточно непростой разговор. Конечно, он был на меня разобижен из-за устроенного мной разноса и готовился вообще стать безработным. Но ведь других людей у меня не было, а те, кто есть и способен выполнить работу как надо, похоже, не поняли, что от них требуется на самом деле. Вот и пришлось мне вести беседы, чтобы настроить народ на нужную волну и добиться от них понимания, что и как нужно делать. Назначить Дениса Александровича командиром ЧВК было ошибкой еще и потому, что в подчиненные ему попали старики, перед которыми он слегка пасовал, уважая их опыт и выслуженные ими звания. Вот эти вот старперы и подмяли командира под себя, творя что им заблагорассудится.

Немного разобравшись в этой ситуации, я не стал рубить с плеча, хоть и сильно хотелось. Вместо этого провел беседы со всеми людьми и сделал выводы. Все-таки не зря в одной песне пелось, что война — это дело молодых. Пришлось мне, скрепя сердце, избавляться чуть ли не от половины пожилых офицеров, которые жили прошедшими войнами и все новое воспринимали в штыки. Севастьянова же, выделив ему в подчинение относительно молодых и, главное, готовых учиться новому офицеров, заставил заниматься муторной, в какой-то мере неблагодарной, но очень нужной работой. Забегая вперед, скажу, что это мое решение оказалось очень верным, и человек, которого иначе пришлось бы просто уволить с концами, был на своем месте, будто его специально для него придумали. В будущем разработанные под его руководством уставы, наставления и инструкции изучали во многих военных училищах по всему миру. Но это будет потом, сейчас же все начиналось, если можно так выразиться, со страшным скрипом.

Разругался я в пух и прах и со своим наставником по летной подготовке. Нет, в авиации как раз, в отличие от других подразделений, был относительный порядок. Не понравилось мне, что Курт начал учить наших пилотов летать и воевать тройками. Ответ на вопрос «нафига?» убил напрочь. Он сказал, что везде сейчас летают тройками, так чем мы хуже. Главное, что мы с ним разговаривали на эту тему и не раз, но нет же, все так делают, значит и нам надо. Немалого труда стоило убедить этого упрямца прислушаться к голосу разума. Только учебный бой двойки против тройки сумел убедить его в моей правоте, притом этот бой проводили не мы с ним, а еще не особо опытные пилоты, только недавно научившиеся летать. Очень наглядный получился поединок, он и вынудил его согласиться со мной целиком и полностью.

Единственным человеком в ЧВК, у которого был полный порядок и работа служб которого была так четко отлажена, что я даже не нашел, к чему придраться, оказался заместитель Севастьянова по хозчасти, Земляничкин. Вот уж кто был на своем месте и в своей стихии. Служба тыла работала, как четко отлаженный механизм, без сбоев. Более того, я получил от Земляничкина внушительный список предложений и даже требований, что нужно сделать, чтобы значительно улучшить работу его службы. В общем, он один меня действительно порадовал, так что и благодарность в виде солидной суммы премиальных он получил только он. Кстати, эта премия впечатлила народ, и они задумались об одной простой вещи: хорошие деньги можно получить не только за участие в боевых действиях, но и во время подготовки к ним.

Благодаря воспоминаниям я кардинально изменил свое видение структуры ЧВК, поэтому чуть ли не месяц потратил на переформирование, вернее, перетасовку личного состава, стараясь создать все необходимые подразделения, даже несмотря на нехватку людей. Сейчас я посчитал главным создать костяк этих подразделений, а пополнять их людьми мы будем по мере возможности. Когда я закончил со всеми этими делами, в ЧВК началась интенсивная учеба, с уже совсем другим подходом, непосредственным участником которой стал и я тоже.