— Абрам Лазаревич, да поймите вы наконец, не получится у вас при всем желании решить проблему нахрапом. Если вы думаете, что можно по-быстрому построить какой-нибудь аппарат, который полетит в космос, и дальше все пойдет, как это было с авиацией, то нет, так не получится. В этом деле нужен совершенно другой подход. И даже не потому, что никто не знает, что там в этом космосе нас ждёт, а потому что без развития технологий это дело обречено на провал. Надо придумать целую систему поступательного развития от простого к сложному. Надо осознать, что покорение космоса — это огромная трата средств, и если не придумать, как сделать это все прибыльным, довольно быстро все закончится неудачей. Никому — ни частным лицам, ни государствам — не понравится, если деньги будут только тратиться и улетать в пустоту. Поэтому я и говорю: начинать надо с малого. Относительно малого, конечно. Вы удивитесь, сколько придётся тратиться на это самое малое, но деваться-то некуда, ведь решение заниматься этими делами принято? — разорялся я, стараясь донести до собеседника свои мысли. Честно сказать, достал меня Абрам Лазаревич разными вопросами. На меня и так навалилось дел дофига и больше, а тут ещё и он со своими заходами издалека. Утомил он меня, поэтому, чтобы немного сбить этот его непонятный настрой, я решил с ним поступить немного подленько, но только слегка: загрузить его работой так, чтобы ему в гору некогда было глянуть, не то, что меня доставать. Вот я сейчас и подводил его к мысли, что надо бы прежде чем во что-то ввязываться, накидать какой-никакой план и определить самые важные направления развития в освоении космоса.
— Ты не хуже меня знаешь, что на предложение о сотрудничестве решили ответить согласием. Правда, с чего начинать это сотрудничество, никто не имеет ни малейшего понятия. Нет, ясно, что надо собирать учёных, ставить им задачи, придумывать, как туда попасть, — при этом он указал пальцем в потолок, — поэтому и принято решение о разработать самолет, способный летать в космос, как же иначе? А насчёт того, чтобы на этом ещё и заработать, это похоже на бред. Кому нужны самолеты для полетов в космос, по крайней мере, в ближайшей перспективе?
— Абрам Лазаревич, даже у меня, человека далёкого от науки, возникает масса вопросов. Давайте я перечислю только некоторые из них, а вы подумайте и ответьте, что вы, исходя из этих вводных, будете разрабатывать. Итак, первый вопрос. Какая там наверху атмосфера? Ведь чем выше, тем более разреженный воздух. Вдруг там вообще вакуум? За счёт чего тогда будет летать самолёт? Второе: вдруг в космосе есть какие-нибудь вредные для человеческого организма излучения? Как вы собираетесь защитить от них пилотов? Третье: чем эти пилоты там будут дышать? Как будут обмениваться информацией с Землёй? Я могу задавать подобные вопросы долго, и то все нужные не задам, потому что я не знаю, о чем спрашивать. И никто не знает. Но я могу спрогнозировать, что после нескольких неудач на начальном этапе интерес к этому делу очень быстро сойдёт на нет, поэтому я и говорю сейчас, что у вас неправильный подход к делу. Я на все двести процентов убежден, что если не придумать заранее, как на этом заработать, то все это обречёно на провал. И да, зарабатывать нужно не на продаже самолётов, других возможностей хватит. Но об этом можно будет думать только тогда, когда появится понимание, как все будет происходить.
Абрам Лазаревич, внимательно меня слушавший, спросил:
— Хорошо, это понятно, но с чего-то начинать надо, а другого варианта, кроме как лететь туда, нет.
— Да что такое, я для кого тут разоряюсь? На чем туда лететь, как и кому?
Видя, что собеседник меня в принципе не понимает, я решил поменять тактику и перейти от вопросов к предложениям.
— Хорошо, давайте я расскажу, как сам вижу начальный этап работ по освоению космоса, а вы мне укажете, где я ошибаюсь, договорились?
Дождавшись от Абрама Лазаревича кивка, я начал излагать свои мысли.
— Допустим, что там, наверху, вакуум, ведь чем выше, тем воздух более разреженный, поэтому, скорее всего, на какой-то высоте он вообще исчезнет. К чему я это говорю? К тому, что при таком раскладе давление на стенки летательного аппарата, наполненного атмосферой, должно быть довольно значительным. Соответственно, материал нужен прочный. Чтобы этот аппарат смог подняться на нужную высоту и при этом не потратил все топливо сразу, он должен быть легким. Итак, нам нужен легкий и при этом прочный материал. Я почему-то сомневаюсь, что алюминий для этого подойдёт, поэтому, думаю, поневоле нужно открыть институт, который будет придумывать создавать и испытывать материалы для космической отрасли. Какими они будут, я не знаю. Может, это будет металл, а может, и другое что-нибудь, тут надо проводить эксперименты по воздействию вакуума и, исходя из их результатов, делать расчеты. Тут сразу возникает вопрос, как вести эти расчёты, ведь это, по сути, учитывая количество всех параметров, требующих точности, просто невыполнимая работа. А значит, нужно придумывать специальные вычислительные машины, способные выполнить все необходимые расчёты. Для создания таких счетных машин тоже нужен отдельный институт. Теперь переходим к начинке космического аппарата. Как минимум, он должен быть оборудован качественной связью, и я сомневаюсь, что ламповые радиостанции тут подойдут. Значит нужен институт, который придумает что-то, что будет работать без использования этих самых ламп. При этом оборудование для связи должно быть компактным и надёжным. Самолёт ведь не резиновый, а разместить в нём надо будет много чего. Идём дальше. Если рассуждать здраво, посылать в космос людей, ничего не зная о том, с чем им там придётся столкнуться, по меньшей мере глупо. Сначала туда надо отправить аппарат, который сможет сам собрать необходимую информацию о среде в космосе. Следовательно, нужен институт, который создаст такое устройство. Чтобы доставить его в космос, нужен аппарат, способный без участия человека справиться с этой задачей, и здесь на ум ничего, кроме ракеты, не приходит. Так что нужен ещё один институт, который придумает и изготовит подобную ракету.
Тут мне пришлось прерваться. Просто у Абрама Лазаревича почему-то аж глаза остекленели. Он во время моего монолога делал себе какие-то пометки в блокноте, а тут вдруг остановился и завис. Прикольно было за ним наблюдать, но продлилось это недолго. Он довольно быстро встряхнулся, посмотрел внимательно мне в глаза и произнес:
— Ты меня будто пыльным мешком по голове стукнул. Моих мозгов на все это точно не хватит, тут профессора нужны, чтобы это все понять и разложить по полочкам. Ладно, с чего нужно начинать, я вроде бы немного разобрался. А вот как на этом зарабатывать, так и не понял.
— Абрам Лазаревич, на поверхности ведь все. Придумали лёгкий прочный металл — производите и продавайте, желающие купить найдутся. И так во всем, чего ни коснись. Но мне кажется, самые большие перспективы для заработка здесь в связи. Ведь три-четыре аппарата, закинутые в космос и распределенные равномерно вокруг земного шарика, по сути будут видеть всю поверхность Земли сразу. Использовать их в качестве ретранслятов, вот вам и надежная связь, не чета нынешней. А если радиотелефоны сделать величиной с ладонь, сами можете представить, какое это золотое дно.
Тот только покивал на это все головой и начал собираться. Буду надеяться, что в этот раз я его надолго загрузил, замучается разгребать.
Я же занялся уже привычной рутиной. После памятного совещания у Сталина мне пришлось неслабо потрудиться с доработкой доклада и с написанием нового — о нефти в Сибири. Про Татарстан сейчас решил не говорить. Рассудил, что Союзу пока явно не до освоения месторождения в столь суровых условиях, поэтому сами они туда вряд ли полезут. А вот пустить туда иностранцев им будет выгодно во всех отношениях. Это и развитие инфраструктуры, хотя бы железных дорог, и халявные ресурсы, ну и кредит для меня в итоге тоже пойдет на пользу стране.
Поэтому при следующей встрече с главой государства я представил сразу два доклада, в подробностях озвучив моё видение этих вопросов. Сталин в очередной раз пообещал рассмотреть все предложения в кратчайшие сроки, и я сейчас, по сути, жду вердикт, но без дела при этом не сижу. Помимо уже привычных дел, связанных с моим бизнесом за рубежом и командой управленцев для руководства активами в Советском Союзе, я ещё начал заниматься строительством наших с дедом домов в родной деревне. Поступил я на самом деле просто. Попросил Вяземского подыскать в Штатах нормальную строительную фирму, загибающуюся из-за отсутствия подрядов, и толкового архитектора, который не боится поехать в несусветную глушь. Хочу, если уж заморачиваться, то делать это по-взрослому, но без перегибов. Домики в деревне должны быть не особо большими, но при этом со всеми возможными на сегодня удобствами.
Ещё я хочу этого архитектора и фирму привлечь к строительству нового дома для меня и в Москве тоже. Перестало мне хватать нынешнего жилья. Стыдно сказать, но я даже родню будущей жены здесь не смогу разместить, если они вдруг приедут. Поэтому поневоле жилищный вопрос придётся решать ещё и для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед будущим родственниками. А вот чтобы американским строителям было интересно работать в Советском Союзе, они еще будут строить для меня здесь офисное здание по примеру их небоскребов. Есть у меня желание замутить что-то вроде Москва-сити, этакое подобие делового центра, притом с такой инфраструктурой, чтобы даже зажратые иностранные миллионеры завидовали. Но это только в случае, если у меня получится афера с кредитами. Тогда можно будет часть собственных средств пустить на это дело. В общем, планы серьезные, а как все сложится на самом деле, будем посмотреть. Тем более, что возникла ещё одна непонятка.
Я несмотря ни на что все равно находил время, чтобы как можно чаще общаться с Кристиной. Во время последнего нашего разговора Пьер отобрал у неё трубку и сообщил, что нам срочно нужно увидеться, и он готов даже сам приехать в Союз. На мои вопросы, что, почему и как, он ответил коротким «все расскажу при встрече», чем меня неслабо заинтриговал. Благо Абрам Лазаревич в последнее время терся рядом со мной, и проблем с получением разрешения на въезд Пьера в страну не возникло. Решилось все в один день. Собственно, после этого разговора с другом я и задумался над необходимостью улучшить свои жилищные условия. Понятно, что к этому его приезду мне вопрос не решить, и придётся, если можно так выразиться, краснеть. Хотя мой нынешний дом очень даже неплох в сравнении с жильем основной массой населения страны, но он не дотягивает до уровня, к которому привыкли люди вроде Пьера. Но это ладно, дела будущие, сейчас же мне приходится ждать решения руководителей страны и потихоньку готовиться к будущему авралу.
Пьер примчался на удивление быстро. Через два дня после получения разрешения я уже встречал его на вокзале.
Вот удивляюсь я этому человеку, годы идут, а он вообще не меняется. Конечно, времени с нашего знакомства прошло всего ничего, но все равно — каким был живчиком, таким и остался. Когда после обнимашек я спросил, куда его везти, в помпезную гостиницу или в мою берлогу бедняка, он даже обиделся и выбрал мой дом.
Багажа у него с собой было всего ничего, пара чемоданов, поэтому мы довольно быстро оказались в машине. Он неслабо удивился, когда увидел, что наш автомобиль сопровождают аж четыре уазика, пришлось шутить, типа я думал, что он привезёт с собой весь свой гардероб. На самом деле мне теперь приходится передвигаться в сопровождении сильной охраны, которая, к сожалению, даже не пытается быть ненавязчивой и незаметной. Если я, погруженный в работу, обычно просто не обращал внимания на это изобилие сопровождающих, то народ со стороны удивлялся. Правда, Пьер не стал особо акцентировать на этом внимания, у него, как нетрудно догадаться, голова была забита совершенно другими проблемами, о которых мы смогли поговорить только после праздничного обеда и короткого отдыха гостя, который понадобился ему после дороги.
Разговаривали уже поздно вечером, в присутствии примчавшегося ради такого случая Абрама Лазаревича, попутно дегустируя красное грузинское вино и лакомясь вкусным шашлыком.
Приехал Пьер не просто так. Оказывается, на него вышли люди из правительства Франции с претензиями. Дескать, ведёшь бизнес с представителями Советского Союза, нагло забив на все условия и правила. Есть у них там заморочки, связанные с отказом Союза выплачивать царские долги, вот и наехали на Пьера, обвинив его в нарушении законов Франции. Когда Пьер сообщил, что он ведёт дела с гражданином США, ему показали документы, добытые французской разведкой у немцев, где черным по белому написано, что я живу под двумя разными личинами. В принципе, ничего страшного не случилось. Не тот Пьер человек, которого можно было бы легко нагнуть, но то, что мной заинтересовались немцы, напрягает. Похоже, есть их люди в моей корпорации, притом работают на довольно серьезных должностях, раз смогли раздобыть эту информацию. Да и тот факт, что французы теперь знают, кто я на самом деле, радости не вызывает.
По большому счету, у меня во Франции, кроме бизнеса, организованного с Пьером, больше ничего нет. Вывести друга из под удара легко: достаточно мне выйти из дела, и он чист. Но мне не давала покоя другая мысль. Плохо, что в прошлой своей жизни я не интересовался тем, как Россия разрулила тему царских долгов, но помнится, что она сделала это, заплатив какие-то смешные деньги. Вот я и подумал: вдруг можно провернуть то же самое уже сейчас? Было бы, наверное, неплохо заново наладить отношения с развитой промышленной державой.
Немного погоняв эти мысли в голове, я спросил у присутствующих, знают ли они, о какой сумме долга вообще идёт речь. Оказалось, что нет, не знают, но выяснить могут. Терзать свою память по этому поводу, впадая в транс, я даже не подумал, если уж терпеть боль, то вспоминать что-то действительно нужное и важное. Но и без этой своей способности у я в итоге будто бы вспомнил, что это было четыреста миллионов долларов. Не уверен, конечно, что именно столько выплатила Россия в конце девяностых, но даже если это так, то доллары тогда и доллары сейчас имеют совершенно разную ценность, их покупательские способности отличаются в разы. Соответственно, если речь сейчас будет идти, допустим, о сорока миллионах долларов, то, может быть, и стоит подумать о их выплате. В конечном счёте это может быть даже выгодно, если товарооборот между странами возобновится. Тем более, что сейчас очень подходящее время для подобных переговоров, ведь мы снова поневоле становимся союзниками в будущей войне с Германией. Стоит, наверное, хорошо подумать и, может, даже начать переговоры по этому долгу. Не думаю, что в нынешних условиях Франция будет слишком уж пальцы гнуть, ведь там должны понимать, что Союз это не царская Россия, может и на стороне немцев выступить. Они же там не знают, о чем думает руководство нашей страны. В общем, можно, наверное, разрешить этот вопрос без особого напряга.
Все эти мысли я высказал собеседникам и заставил их задуматься. Если Абраму Лазаревичу было пофиг на каких-то там французов, то у Пьера глаза загорелись. Если бы ему удалось выбить из Советского Союза хоть какие-то выплаты по долгам царской России, его авторитет взлетел бы до небес, а, соответственно, и возможности тоже.
В итоге договорились так: Пьер начнёт через посольство зондировать вопрос во Франции, а Абрам Лазаревич то же самое будет делать здесь. Вдруг из этого что-нибудь стоящее и выгорит. В конце концов, если речь будет идти о, допустим, сорока миллионах долларов, можно будет подумать о том, чтобы погасить их собственными силами, вдруг получится на этом ещё и заработать. Странно звучит, но если выставить какое-нибудь условие, например, что если этот долг погашаю я, то и вся будущая торговля между странами будет идти через меня, то это ещё вопрос, кто в итоге окажется в шоколаде. Эти мысли я тоже озвучил товарищам, и Абрам Лазаревич выругался и произнес:
— Я, Александр, другой раз ловлю себя на мысли, что это ты еврей, а не я. Нельзя же быть таким крохобором, что же ты везде выгоду-то ищешь, даже там, где её по всем признакам, быть не может?
— Эээ, хотите, отдам тему? Поговорите с соплеменниками, ведь может получиться так, что никому тратиться не придётся, и всем будет хорошо, — с улыбкой ответил я.
Самое интересное, что Абрам Лазаревич всерьёз задумался над моими словами и даже пробормотал тихонько себе под нос:
— А ведь может и выгореть.
Разошлись мы уже поздно ночью. Нет, мы не разговаривали все это время о долгах, это обсуждение было довольно коротким. Говорили по большей части о другом, как по мне, более важном. Пьер рассказал о своей семье, кто чем болел за прошедшее время, кто что натворил, в общем, поведал все новости, связанные с его родней. Мне тоже пришлось рассказывать о своих делах в Союзе, но так, в общих чертах. Разве что на женитьбе деда остановился более подробно, да на своём желании построить здесь много всего.
А ночью, разговаривая по телефону с Вяземским, я потерялся от его новостей. На него вышли несколько конгрессменов с предложением нанять нашу ЧВК для обучения некоторых подразделений американской армии. Оказывается, в Испании на наши художества обратили внимание не только советские специалисты, но и американские.
С одной стороны, предложение интересное — на этом деле можно не только неплохо заработать, но и кое-какие подряды для своего концерна протолкнуть. Скажут инструкторы, что их техника не подходит, а вот эта будет в самый раз, и я могу купаться в деньгах. Но’учить воевать американцев? Даже в страшном сне мне такое не могло присниться. Отголоски прошлой жизни, чего уж. Естественно, Вяземский ответил им, что без меня подобные вопросы решать не уполномочен, объяснив представителям власти, что я сейчас в Союзе, и неизвестно, когда вернусь обратно, поэтому ответа придется ждать непонятно сколько.
В общем, видимо, скоро у меня появятся очередные гости, и что им ответить на их предложение, я не знаю.
Когда на следующий день я рассказал об этом Пьеру, тот неожиданно посоветовал мне действительно интересный способ разрешить этот вопрос наилучшим образом. Он спросил, а не лучше ли будет американцам нанять мою ЧВК, для выполнения задачи, предназначенной войскам, которые надо обучить. В свете всего происходящего эти войска, скорее всего, будут готовиться к противостоянию с Германией, поэтому такой финт ушами может и сработать. Конечно, для меня это был бы совсем уж изумительный вариант. Ведь я мог бы получить в свое распоряжение действительно серьёзную силу, да ещё и организованную за чужой счёт. Халява, по-другому не скажешь. Но пока мечтать рано, надо всё-таки дождаться незваных гостей, а там видно будет, как правильно поступить. В любом случае, даже если придётся мне обучать американских военных, делать я это буду на территории США. В Аргентине мне лишние глаза не нужны.
А раз так, я отложил пока размышления на этот счёт и сосредоточился на других злободневных делах.
Уже на следующий день удалось выяснить, какова сумма долга, оставшегося от царской России, и речь там идёт минимум о пятнадцати миллиардах франков. Притом, оказывается, Советский Союз готов разговаривать о возврате долга, но только по погашению облигаций. Французы же настаивают на полном возврате долгов, да ещё и с процентами. В общем, лезть в это болото смысла нет никакого. Тут без вариантов, никто и никогда такие деньги платить не будет, ибо это по меньшей мере глупо. Всё-таки французы повели себя по отношению к России совсем даже не по-союзнически. Мы вместе воевали против немцев в Первую мировую, а доход с этой войны после победы получали французы с англичанами. Да и на введении в России золотого рубля руки они нагрели нехило. В целом, предъявить французам есть что, но мне это все не нужно, не хотят смотреть на суть вещей здраво, значит сами себе злобные Буратины. Пьеру так без прикрас свою точку зрения и высказал. Да он и сам все прекрасно понимал, другое дело, что расстроился, но тут от нас с ним ничего не зависит, поэтому и переживать нечего.
В итоге решили с ним, что он просто выкупит у меня мою долю совместного бизнеса, да и закроем этот вопрос раз и навсегда. Благо деньги для этого у него есть, всё-таки на перевозках грузов для СССР он нехило заработал. Да и драть с него три шкуры я не собирался. В общем, договорились. А вот с появившимися на следующий день американцами так легко не получилось.