Самогонщик против армии США

Глава 17

Холодное время года началось, как водится, с ожидания налоговой инспекции. Я совершенно не был уверен, что король отстанет и удовлетворится моим заверением, что все причитающиеся в казну серебрушки и ещё несколько раз по столько отправится на государственное дело федеральной значимости — строительство религиозного центра в Номинорре. Богу богово, а свою доляну богатств величество желает быстрее… И я могу его понять. Но не могу помочь.

Забрав отца и Мюи из Гузарра, я прибыл во дворец в самом конце октября. И начал с совета, собрав самых близких — родителей и супругу, в своих покоях. Постарался изо всех сил, чтоб никто не подслушал.

— Дорогое семейство! Я пригласил вас с тем, чтобы сообщить пренеприятное известие.

— К нам едет налоговый ревизор? — предположила мама.

— Хуже. Хозяин этого самого ревизора, наш горячо любимый и почитаемый король Маерр, заказал моё убийство. Действовал очень аккуратно, посредством Фируха, Айюрра и банды каросских наёмников. Ему не предъявишь ничего, слишком длинная цепочка.

— Кроме того, большая часть участников — на том свете, — вставил отец. — Айюрр, Фирух и не меньше половины отряда Кривого Лиса, включая его самого.

— Да, папа. Что мы имеем итого…

Я сидел посреди импровизированного круга на кресле, поближе к пылающему камину. Не зажигал свечи. Отблески огня с поленьев как нельзя лучше сочетаются с заревом заката. Не Россия, но всё равно — красиво.

— Проблему, — подсказала мама.

— Именно. Я ощущаю себя свободным от любых обязательств по отношению к придурку. Уверен, он решил меня убрать из самых низменных чувств — жадности и боязни конкуренции с моей стороны, не вспоминая, кто усадил его на престол. Монархи склонны забывать заслуги друзей, бывших с ними в самом начале пути. Но поднять прямой бунт не могу. Даже если выплывет наружу неприглядная роль Фируха, а кроме свидетельства Айюрра у меня других доказательств нет, ничто не подтверждает виновность короля. Вдруг непутёвый принц действовал по собственной дури и не советовался с папашкой? Мы понимаем, вряд ли. А поверят ли другие бренты и глеи, не знаю. Короля не допросишь на Камне Правды, не арестовав и не отдав под суд.

— Дорогой! — мурлыкнула Мюи. — Но всё же очевидно. Маерру выгодно делать вид, что он не причём. Только безутешно скорбящий отец, оставшийся без единого наследника. Тебе придётся изображать, что не в курсе его гнусных происков. Умрёт — и у нас появится новый король. А если попробует что-то ещё раз против Номинорра, ответим как надо.

— Ещё одна проблема в том, что нет достойного кандидата в преемники. Помню последние выборы. Маерр и Айюрр были самыми авторитетными. Одного уж нет, второй готовится.

— Лучшие люди общества, — фыркнул отец.

— Хорошие политики — не эталон нравственности, а лучшие управленцы. К сожалению, этим двум не хватило ни менеджерских, ни моральных качеств.

— Я знаю, кто может быть королём! Ты! Мой любимый муж.

А ты станешь королевой? Амбициозная моя…

— Кто пилил меня, что слишком много времени отдаю обязанностям архиглея и мало — семье? Королевских обязанностей, знай, ещё больше. Придворная грызня, козни, внешняя политика. А если ещё и внешний враг нападёт, отвечать за миллионы людей… Нет, дорогая. Чтобы стать королевой, нужно было выходить за Фируха и не дать тому умереть.

Она надула губы. Так старательно, что они почти покрыли клыки. Наверно, только что разрушил её самую заветную мечту. Посыпаю голову пеплом… Но в короли всё равно не пойду.

— Что же ты решишь с Фаи? — напомнила сердобольная мама. — Девочка совсем извелась. Сидит одна-одинёшенька.

Хорошо, что подсказала. О наёмнице я забыл за куда более важными хлопотами.

— Выходит, она зарезала того, кто давал серебро на твою смерть, — вставил папа. — Отпусти ты её и выгони из Номинорра.

— Ни малейшей признательности к этой твари не испытываю. Она влезла в окно с целью заколоть именно меня. Достигла бы цели, если бы не лопухнулась. Отпустить… И дать всем сигнал: покушение на архиглея и убийство его гостя остаются безнаказанными, значит, как говорил один мой знакомый из Брянска, «можем повторить». Пусть сидит.

Приняв решение ничего не предпринимать против короля, я немного успокоился и занялся хозяйственными нуждами, накопившимися за время отсутствия. Послал прошение королю выкупить Гуззар по справедливой цене, уплатив стоимость брентства сборщику налогов для передачи в столицу. Представил кривую мину короля. Ещё бы. Налоги Гош платить отказывается, а на покупку выморочного брентства нашёл денег… Плевать. Пусть пробует отыскать другого покупателя.

Навестил Сорбонну и в перерыве между занятиями напоролся на Дюльку.

— Гош! Не откажи в просьбе.

— Заранее не обещаю.

Парень помедлил секунду. Наверно, собирался с духом. Потом выпалил:

— Если Айюрр мёртв, его контракт с людьми Кривого Лиса закончен. Разреши мне нанять Фаи!

Не люблю обижать хороших людей, но не сдержался. Заржал от души.

— Дюлька! У неё одно призвание — душегубство. Кого ты хочешь, чтоб она для тебя убила? — понимая, что отчаянно краснеющий хрым не продумал ничего, идущего дальше оферты, я подлил масла в огонь: — Или наймёшь её наложницей?

Вот тут пацан удивил.

— Не-е-е. Я вот посчитал… Если она — моя наёмница, то могу отправить её преподавать в университет, а с кмита Лёша брать серебро по ставке учителя. Три четверти отдам ей, четверть заберу себе.

— Как говорил один мой приятель, самая выгодная торговля — продавать женские часики. По пятьдесят долларов за часик. Ты придумал сдавать в аренду пленницу университету! Вроде и не аморально даже.

— Так ты согласен, архиглей?

— Дюлька! — я подошёл к нему вплотную и положил руки на плечи, задрапированные студенческой мантией. — Помню, как ночевал у тебя, как твоя матушка боялась чужака, стеснялась, потом накормила. Как с тобой впервые в Мульде сажали картошку. Когда дрались за Клая и Нирага. Разве могу тебе отказать?

— Спасибо!

— Но учти. Ты не должен стать игрушкой в её руках. Договорились? Если учудит — пинок ей пониже спины и вон из Номинорра. А что похуже сотворит, вздёрну без раздумий, невзирая на твои слёзы и просьбы. Усёк? Отвечаешь за гадину душой и телом!

Пугал его как мог. А счастливый обормот только знал благодарить.

Так минул Новый год, если считать за него 1 января по местному календарю. Или 1 июля 2023 года там, на Земле.

Если Подгрун сработал как надо и воспроизвёл переход, по которому мы с Бибом посещали в Россию, пара американских мудаков очутилась в колодце около самых Дымков. Очень надеюсь, что у них хватило мозгов не совать стволы М4 в нос моим односельчанам. Люди они мирные, спокойные. Но если обидеть — дадут по башке оглоблей. Два раза просить не надо…

Это мой самый большой перерыв в посещении Родины. Я привык к Мульду. Люблю Номинорр. Здесь моя семья — родители, жена, пацанчики. Но, как и всякого эмигранта, тянет назад. Хоть на несколько часов году. Вдохнуть воздух Брянщины, свежесть соснового бора, приправленная долетевшим дымком от топящейся баньки. Или пыльный аромат спелой ржи. Сырость грибного леса. Ностальжи…

За неимением турпутёвки в Дымки я собрался, наконец, в Мармеррих. Как раз пришли струммы Даргурра. Время не самое удачное для вояжа по реке. Она не замерзает, даже когда минус и на траве у берегов по утрам серебрится иней. Иногда проплывают мелкие льдинки. Но в целом навигация до Номинорра круглогодичная, что очень удобно.

Мюи порывалась со мной. Как обычно. Но стоило зайти на борт ладьи, решительности поубавилось.

— Как же я буду оправляться, муж?

— Как все. Отхожего места не предусмотрено. Снимаешь штаны, свешиваешь попу через борт, и — ура, получилось.

— На глазах полусотни мужиков-хрымов?

— Прикажешь ради каждого приставать к берегу, чтоб облегчиться? До лета не обернёмся.

— Я не «каждый»!

Знала бы, что в эпоху парусного морского флота гальюн подвешивался под бушпритом, на носу корабля. Забраться в него, а потом выбраться, не свалившись под форштевень, — задачка со звёздочкой. Вдобавок, в свежую погоду корпус кидало на волнах. Нос порой полностью погружался на несколько секунд, и вода перекатывалась через палубу, не доставая только до мостика на корме. Моя дорогая, коль забралась бы в такой гальюн, получила бы полное омовение, от макушки до пят.

Ещё её смутил запах. Струмм перевозил рыбу. И хоть его мыли после разгрузки, какие-то чешуйки и потроха попадали между досок, застревали. Гнили. В ноздри шибануло соответственно.

Я присмотрел для себя другую ладью. Вверх по течению она привезла меха заморских зверей, там несло дубильными веществами. Не «Шанель № 5», но всё же не тухлая рыба.

Осталось похоронить вариант, при котором Мюи сопровождала бы струммы по суше, и вопрос закрылся сам собой.

Нет, я, конечно, скучаю по ней. Спешу обнять и прижать каждый раз — первым делом, возвращаясь во дворец. В браке мы не так давно, и ночи бурной любви не утратили остроты, даже если клыкастенькая не пытается подражать немецкому порно. Но в походе я должен сосредоточиться на цели похода. А не о том, как избавить супругу от невзгод. Конечно же, велел бы Даргурру приставать к берегу у кустиков, коль ей приспичило, и тормозить общий ход. Не нужно!

Отца я взял. И хрыма Борра из числа рабочих мастерской. Подкинул викингу серебра, чтоб не возмущался. Часть речного кораблика, куда торгаш мог бы составить бочки с ниром, заняла паровая машина с отсоединёнными гребным валом и винтом.

И ещё плыл наш географ Лаврентий Фёдорович, совершая первую практическую экспедицию для уточнения картографии.

О нём имеет смысл рассказать подробнее. Местные сократили его имя до «Лав», но с английским словом «любовь» — никакой связи. Даже в зимнем плаще с капюшоном он смотрелся, будто в костюме-тройке и в галстуке. Всегда чисто брился, освоив навык подтачивать ножи на сменных картриджах бритвы «Жиллет». Пожилой метросексуал десятого века, уместный не более чем микроволоновка на лодке Даргурра.

При всех своих достоинствах тот купец был болтлив. Чересчур. В первый день пути это казалось достоинством, он заменял радио. Засыпал тысячей ненужных подробностей: где что почём. Жаловался на трудности жизни и бизнеса хуже старого еврея из Бердичева.

Я пропускал мимо ушей его трёп, а Лаврик слушал крайне внимательно. Переспрашивал. В рассказах Даргурра проскальзывали крупицы сведений о дальних странах, приходящих из-за моря судах. Но сам он предпочёл речные сообщения. Пусть менее доходные, но и гораздо менее рискованные, несмотря на приведённые им «страшные-страшные» опасности малого судоходства.

Первый день и часть ночи гребли. Путь освещала железная плетёная корзина, поднятая на шесте и наполненная чем-то горючим. Река и берега, исчерченные тенями в неровных отблесках огня, выглядели сюрреалистически. Недаром столько баек сочинялось про водную нечисть, пейзаж располагал.

А может, в реке и правда живёт какой-нибудь божок Мокрун? Предпочёл бы с ним познакомиться пораньше, пока не кончились запасы матушкиных вкусностей. Не довелось.

Стыдно признаться, но меня больше всего беспокоило укачивание. Как только укладывался на днище и закрывал глаза, отрешившись мыслями, что болтаюсь на воде, недуг отпускал.

Иначе взял бы прибор ночного видения и дежурил с ним на носу. Охотничий, не армейский, с ним однозначно куда лучше видно, чем в тусклых лучах светильника.

Жаль, что не выпросил армейский ПНВ у Пита.

Фаи пыталась бежать. Безуспешно. Хоть магистратская тюрьма была куда менее страшным местом, чем дворцовые подвалы, её стерегли особо. Стража знала, что наёмница — не простая воровка или проститутка, а убийца высокого класса. Охраняли её камеру особо.

Там же содержались другие арестантки, в основном — до суда. Полдюжины или больше. Фаи легко добилась лидерства, без затей отлупив самую скандальную. Потом следующую, мечтавшую доминировать. Сговориться против каросской барышни местные не успевали. Они часто менялись. Кто-то уходил на суд и не возвращался. Других отпускали, если дело ограничивалось штрафом, и за них вносили нужную сумму. Или судья отправлял на каторжные работы.

Калечащие наказания Гош запретил.

Ещё Фаи приняла за правило отделять в каждой партии заключённых одну крепкую женщину — помоложе. Приближать к себе. Вдвоём они отбирали лучшие места — ближе к окну, дальше от дырки в полу. Если кому-то из узниц передавали еду с воли, забирали половину.

О Фаи заботился только Дюлька.

Студента допускали в вонючий тюремный коридор раз в месяц. Иногда передавал свёртки с едой, всегда — мало, потому что лучшее оставляли себе стражники.

На свидании он становился у решётки, охватив пальцами прутья, и смотрел жалобно, словно это ему выпало сидеть в тюрьме, а не ей.

Рассказывал новости.

С противоположной стороны прохода виднелась решётка мужской камеры. Привилегированной. Тамошние сидельцы имели возможность таращиться на баб и с ними заигрывать. Когда приходил Дюлька, мужики тянули руки через решётку, пытаясь поймать студента за мантию.

Осенью Фаи почувствовала, что отсутствие Гоша сказывается. Стража подраспустилась. Привыкли, что архиглей вникает во всё, карает или награждает. А тут — нету его.

Подгадала момент очередной смены заключённых. В камеру впихнули трёх женщин с воли, растрёпанных, неопрятных. Двоих вызвали в суд.

Вместе с этой парой Фаи выскользнула в коридор. Ударом в горло вырубила ближайшего к ней толстяка-стражника. Он кулем повалился на каменный пол. Ещё до того, как распластался навзничь, Фаи вырвала короткий меч из его ножен и приставила к глазу второго, тот едва успел положить руку на рукоять своего меча.

— Не шевелись!

Она отобрала его оружие и ключи. Заставила подхватить хрипящее тело напарника и затащить в камеру, туда же затолкала двух арестанток, испуганно взиравших на происходящее, стоя на коридоре.

— Наслаждайтесь женским обществом, герои!

Она лязгнула замком, запирая дверь.

— Фаи! Отопри! Пусти и нас к бабам!

Девушка с сомнением посмотрела на соседей по тюрьме. Прикидывала вариант — использовать их как таран, выпустив в следующий коридор. Но мужики не помышляли о воле. Днями напролёт глазея на женщин, даже самых неприятных бродяжек, они думали лишь об одном. Если выпустить, отберут ключи и вломятся в дамскую камеру.

Один заранее снял штаны, потрясая готовым к совокуплению органом.

Фаи, выросшая среди каросских наёмников, давно утратила способность быть шокированной таким зрелищем. Но гадливость не пропала. Под разочарованный мужской вой заключённая потопала к выходу.

Расхристанную внутреннюю стражу она преодолела легко, пользуясь внезапностью. А прямо на улице напоролась на патруль.

Десятник, заметив Фаи с мечом в руке и без ножен, к тому же — девушку-анта, моментально заподозрил неладное. Через пару секунд, потраченных, чтоб натянуть арбалетную тетиву, на неё глядели четырёхгранные наконечники болтов. Развернувшаяся бежать, Фаи остановилась, послушавшись окрика. Швырнула меч на мостовую. Спрятаться негде: хоть один из болтов наверняка достигнет цели. И вместо лепёшки с мясом в камеру Дюлька принесёт свечку ей на могилу.

В какой-то мере повезло, что во время побега никого не убила и даже не изувечила. Даже толстяк, получивший в горло, отдышался. Правда, ещё долго разговаривал с мужественной хрипотцой, никак не подходившей к его сдобному облику.

Начальник тюрьмы не решился отдавать Фаи под суд. Всё же личная пленница архиглея, содержащаяся до особого распоряжения.

Её перевели в одиночку. Никаких передач. Никаких свиданий. Никакого общения с людьми. Приносивший еду и воду только совал миску с кувшином на подносе, потом молча забирал посуду.

От тишины, безделья и неопределённости можно сойти с ума!

Она потеряла счёт дням. Казалось — прошёл год. На самом деле, минуло всего несколько недель.

Чтоб не рехнуться окончательно и не потерять навык членораздельной речи, Фаи напевала сама себе, лишённая слушателей.

Однажды Дюлька пробрался к ней. Похоже — бежал по тюремному коридору. Запыхался.

— Фаи! Гош колеблется, но, быть может, помилует тебя. Айюрр мёртв. Твой контракт окончен.

— Не очень-то я его исполняла в последние месяцы. Как видишь — по уважительной причине.

Она жестом указала на свои апартаменты, примерно четыре на четыре шага. Хорохорилась, но выглядела плачевно. Некогда короткие волосы выросли за эти месяцы и лежали нечёсаными рыжими космами. Исхудала совсем. На новую драку со стражниками, даже если и представился бы второй случай, её точно не хватит.

Дюлька замялся. Толстый нос покрылся капельками пота, несмотря на прохладу. Явно — смущался, мучился от нерешительности.

— Гош разрешил мне нанять тебя.

— Вряд ли. Видишь? Я не в том состоянии, чтоб кого-либо защищать. Или убивать. Слабая каросская наёмница — удручающее зрелище.

Воодушевившись, что непреодолимых препятствий нет, Дюлька возбуждённо затараторил:

— Воевать не нужно! Я нанимаю тебя преподавать в Сорбонне. А что исхудала — так откормлю. Ты же не Бобик, кушаешь мало.

— Сравнив с собакой, ты отвесил мне самый цветастый комплимент за всю мою жизнь, — увидев, что кавалер и возможный избавитель скуксился, она добавила: — Я согласна. Но, надеюсь, преподаванием мои обязанности ограничатся?

— Конечно! — он расцвёл. — Ни о чём другом я даже не думал!

Его глазки говорили об обратном. Даже в столь печальном для Фаи состоянии он смотрел на неё с обожанием.

— Ну… Пробуй. Я совсем не уверена, что сможешь меня вызволить.

— Смогу! Я всё смогу!

Он бросился бежать, не попрощавшись.

Перспектива освобождения была заманчива… и туманна. Не исключено, наивный сельский парень выдавал желаемое за действительное.

Конечно, Фаи была готова хвататься за любой шанс.

Дюльке неведомо, что кодекс каросских наёмников предписывает безусловное соблюдение договора при обычной воинской службе. От простодушного увальня Фаи уйдёт в любой подходящий момент. Но, как минимум, она должна привести себя в порядок, окрепнуть. Избавиться от сухого кашля, начавшегося от сырости и прохлады. Приобрести хотя бы минимум одежды и обуви для зимы. Кроме летнего, у неё только рваное одеяло, чтоб оборачиваться от холода. В идеале — вернуть себе пистолет Джен, отобранный стражей на въезде в Номинорр. Не исключено, он до сих пор хранится там же, на посту.

Но для начала хотя бы поесть как следует. Сытно, вкусно и в тепле.

Программу-минимум Дюлька реализовал уже на следующий день. Явился с договором. Стражник, выпуская Фаи из тюрьмы, предупредил:

— Учти, она выглядит как дохлая мышь, а на самом деле — тигрица.

Распираемый гордостью, что ему всё удалось, студент отвёл Фаи в доходный дом около Сорбонны, где снял ей комнату. Натаскал горячей воды. Оставил какой-то одежды, венчаемой тёплым халатом, распространённым у степных колдунов. Сказал — всё это не по фасону и не по размеру, лишь бы было тепло. А подходящее купишь себе сама, деньги есть. И убежал за едой.

К вечеру, чистая и расчёсанная, Фаи нежилась у комелька, кромсая клыками жареную куриную ножку. Дюлька уставился на неё, не мигая и упиваясь зрелищем. Наверняка спустил ради сегодняшнего дня немногочисленные накопления.

Жизнь удалась. Даже немного жаль ей будет покидать Номинорр — навстречу свободе. Но придётся. Гостеприимством Гоша, особенно тюремным, она сыта по горло.