Бобик проголодался.
Порой у него это происходит независимо от времени предыдущего насыщения.
О гастрономических намерениях кобеля я догадался, когда вернулся к телеге. Десятник Манрроп, звероподобный самец со сросшимися бровями и почти полным отсутствием полоски лба до волос, наблюдал за собачьими манипуляциями, боясь шевельнуться. Бобик сжевал его кожаные штаны и принюхивался к волосатому бедру, виднеющемуся сквозь прореху. Бьюсь об заклад — у пленника фаберже от близости клыков сжались до размера булавочной головки.
— Пойдешь раскапывать могилы или ещё с собакиным пообщаешься? Вижу, ты ему понравился.
Отчего-то я не удивился, когда наёмник согласился на что угодно, лишь бы избавиться от компании волкодава. Правда, стоило лишь сказать «фу» и отогнать четверолапого на пару шагов, заныл и принялся торговаться, у северян торгашеские инстинкты в крови:
— Я покажу! А в награду ты меня отпустишь?
— Отпущу, нема базару.
— Клянёшься… — тут он перевёл глаза на трупы сотоварищей и осёкся. — Как у тебя получается? Ты же клялся отдать серебро и не нападать.
— А ещё раньше поклялся Моуи, что уничтожу каросских наёмников, убивших Фируха и разграбивших брентство. Плюс на минус даёт ноль… Ты математике не обучен? Просто забей. Я — Гош, мне всё можно. Ну, где могилы?
Он обречённо махнул рукой на запад.
— Вдоль дороги, слева.
— Пошли. Составь компанию.
Кроме Бобика, по уважительной причине неспособного держать лопату, со мной отправились стражники и четвёрка хрымов из Номинорра. Копали уже в сумерках. И хотя в полутора метрах под землёй чуть прохладнее, чем на поверхности, разложились ребята основательно. Благоухали за версту. Я предпочёл держаться дальше.
Закончили почти уже в темноте. Телеги с живыми хрымами и с покойными парнями из Номинорра, а также из свиты Фируха, сейчас уже не разобрать, кто есть ху, взяли курс ко дворцу. Покойный принц в сопровождении десятки стражников возобновил путь в Дорторрн.
— Я свободен? — проскулил каросский десятник, изрядно пропахший мертвечиной.
— Почти. Скоро отпущу. Обещал же.
Заночевать пришлось в поле, в палатках, у той самой рощи, где американцы облюбовали огневые позиции и облажались по полной. Папа, не успокоившись, обследовал место баталии.
— Сын! Двадцать один — готов.
— Двухсотых или трёхсотых?
— Твоя Мюи перевела всех в двухсотые.
Я не понял, говорил ли он с гордостью за невестку или с осуждением. Молча стянул сапоги и растянулся на походном матрасе, набитом шерстью. Отец привычными движениями раскрыл «Сайгу» и принялся чистить.
Через несколько минут заглянула благоверная.
— Американцев достала?
— Прости, дорогой. Нет. Убегали слишком быстро, вцепившись в кхара. Его я срезала. Но они успели укрыться за другими быками.
— Кхары есть трофейные?
— Всего четыре, — с сожалением признал отец. — Остальные разбежались. Зато я снял с трупа твой ППС. И патронов тот ублюдок почти не потратил. Только почистить нужно. Ты отдыхай.
Мы остались вдвоём с Мюи. Она вытянулась рядом со мной на матрасике. Плотно прижалась, обвив рукой и ногой. И я почувствовал себя дома… Ну — почти.
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей[9].
Дом — это не Кирах и не Номинорр. И даже не Дымки. Дом — где семья. Пацанов только не хватает. Но им рано с родителями в поход.
Утром она не хотела просыпаться и меня отпускать. Лежала, не давая скинуть с себя её руку, и причмокивала, не открывая глаз. Подлый пёс вместо того, чтоб греть хозяина, подпёр её мохнатой спиной на манер спинки дивана. Короче, трёхспальная кровать «Ленин с нами».
Извернувшись, я всё же вылез из палатки. Сполоснул физиономию из фляги, оправился. И тут заметил Манрропа, спавшего сидя у телеги. Естественно, его никто не развязал.
Никто и не водил пленника отлить. Пахло от него… Фу! Даже по меркам Средневековья. Не дотерпел или облито ещё со вчерашнего, после общения с Бобиком, я выяснять не стал.
Дал ему напиться.
— Манрроп! Что ты думаешь о Джен и Пите?
— Что из-за них я болтаюсь здесь, связанный. Гош! Скажи, наших много погибло?
— Двадцать один у рощи. Двое твоих — здесь. Троих с помощью Бобика я убил у дороги, когда напали на караван. Кривой Лис тоже умер?
— Вот же дети пырха… Джен одна была рядом с ним. Уверяет, что того из последних сил ударил раненый солдат из Номинорра. Говорят — сама полоснула ножом по горлу. Но никто точно не знает. А ещё Гохла убила месяца полтора назад. Поссорились на тренировке. Короче, херовые они командиры.
— Согласен. Считаем. Итого минус двадцать восемь, — я хотел сказать «минус двадцать девять», но Манрроп ещё жив. Пока. — Серебра заработали?
— Какое там… Чуть разжились в Гузарре. На потеху вдовушкам подол задрали. Но разве это дело?
— Тут ты прав. Нахрен такую жизнь.
И я скомандовал выдвижение. В Гузарр.
Городишко практически обезлюдел. Если и есть кто, прятались.
Ещё бы. Только вчера убралась банда наёмников, как появился новый вооружённый отряд. Этим что надо?
За полчаса шмона по домишкам внутри крепостного частокола мне отловили парнишку лет четырнадцати. Сухоногого и едва ковыляющего. Перепуганного до поноса. Пришлось начать с успокоительного.
— Я — архиглей Гош. Беру Гузарр под защиту. Вам больше нечего опасаться. Как тебя зовут?
— Тю… Тюлькой кличут, — заикаясь ответил малец.
— Слушай меня, Тюлька. Найди старосту хрымов. Его не убили?
— Не-е… Наверное. Его не было тута.
— Найди. И бегом ко мне.
— Я с ним пойду, — предложила Мюи. — Женщина меньше вызывает опасений.
— Вряд ли. Потому что с тобой пойдёт пара воинов. Люди боятся. Могут напасть со страха раньше, чем разберутся.
За время поисков я обследовал бренский дом. Пустой. Всё, что не увезли с собой, наёмники перепортили. Даже толковый ночлег организовать сложно.
Наконец, меня позвали. Явился местный предводитель крестьянства. Бухнулся в ноги.
— Не казни, господин.
— Почему думаешь, что буду казнить?
— Так снова с этими…
Дед почему-то совершенно не принял во внимание, что Манрроп, им слишком хорошо знакомый, лишь один и связан. За старостой переминались с ноги на ногу бабы, пара стариков, какая-та пацанва. Похоже, и у крестьян-арендаторов дефицит на крепких мужиков. Команда Кривого Лиса постаралась.
— Из «этих» всего один, — я обратил внимание публики на пленника. — Обещал его отпустить. Сдерживаю обещание. Развяжите ему ноги. Дед! Он — ваш.
М-да. На затёкших от верёвок ногах быстро не побежишь. И связанные руки скорости не прибавляют, даже если на тебя несётся группа товарищей, очень мотивирующая к резвости.
В общем, он успел проскакать шагов пятнадцать. Когда хрымы схлынули, и открылся вид на результат их ного— и рукоприкладства, я услышал рвотный позыв. Мюи, а у неё крепкие нервы и желудок, едва сдержалась.
— Дорогая! У меня к тебе будет огромная просьба, — я утащил её подальше от кровавого фарша. — Отряд уменьшился. Часть людей послал в столицу и в Номинорр. И здесь надо оставить — навести порядок. Выяснить, есть ли у покойного брента родственники, кто унаследует эту хибару. Привлечь хрымов-арендаторов. Скоро поспеет второй урожай зерновых, собирать некому. Словом — нужна хозяйская рука. Доверю Гузарр только вам с папой.
У неё моментально глаза набухли слезами. У воительницы, без колебаний расстрелявшей свыше десятка человек, не считая прошлых приключений, очень чувствительное сердце.
— Оставляешь меня…
Даже голосок осип.
— Да, милая. И очень надолго. Месяца на полтора. Визит к суке Айюрру нельзя откладывать ни на день. А до него ещё скакать и скакать.
— И брать штурмом его замок?!
Я нежно погладил любимую по щеке.
— Во-первых, там сарай наверняка ещё хуже, чем Гузарр. Во-вторых, хочу обойтись без эпической битвы под Ватерлоо. У меня не так много людей, не могу позволить себе потери.
— Денег возьми! — она перешла с трогательного на деловой тон.
— Я налегке не путешествую.
— Знаю. Но когда мы сегодня обыскали поклажу кхаров, я кое-что обнаружила, — Мюи увлекла меня к животному и раскрыла седельную сумку. Первым делом достала очень знакомый пакет земного происхождения. Прокладки для месячных. Аналогичные сам натаскал в Номинорр. Поэтому моя благоверная мигом догадалась, чей бычок достался в трофеи. С рюкзаком камуфляжной раскраски.
Она продолжила:
— Тут несколько либ серебра. И металлическая коробка с патронами. Тонкие, длинные. К ППС не подходят.
Увидев ту коробку, я понял, что Джен её потере огорчится больше, чем утрате прокладок. Видно, сержантша шла в бой, только наполнив магазины. Остальное — здесь. Готов простить ей половину грехов, если отдаст М4. Правда, за оставшуюся половину всё равно убью.
Как просто было в Брянске!
Я всегда знал, где сын и что делает.
Перезванивались два-три раза в неделю. Заезжал. Летом мы к нему — в Дымки.
Хороший парень рос. Как детский ветер из головы выдуло, серьёзным стал. Жаль, из армии ушёл. Ему бы в училище. Глядишь, к пенсии до трёх полковничьих звёзд дослужился бы. Он способнее меня.
Но то, что Георгий здесь натворил, у нас с Оксаной Ивановной никак в голове не укладывалось. Стал больше, чем губернатор Брянской области! И жизнь толково наладил, не отнять. Хоть и с косяками. Поправимыми.
Давно уже не тянет домой. И лишь одно тяготит — что с доченькой нашей вышло. Как уехала в свои Штаты, переменилась. Другим человеком стала. Последний год не отвечала на звонки. На текстовые сообщения — через раз. «Нормально». И всё тут.
Георгий как-то обронил, что пробовал связаться, когда ходил на Землю. Лицом потемнел и отвернулся. Значит — что-то нехорошо там. Но как помочь? Тем более — из этого мира, где мы отрезаны.
Эта страна тоже нуждается в нас. Дома я был военным пенсионером. Иногда подрабатывал, фактически оставшись не удел. На две пенсии с Оксаной Ивановной жили, хоть и скромно. Даже на мои стекольные увлечения хватало, если не пить и не курить. А как Георгий наладил самогонный бизнес с белорусами, стал подбрасывать. Хоть мы пытались отказаться.
Поэтому здесь, в Мульде, помогаю чем могу. Оксана Ивановна тоже, но слишком упрямая она. Постоянно норовит всё сделать по-своему. Оттого попадает в неловкие ситуации и сына в них ставит.
Невестка такая же своенравная. Усвоив, что спорить со свекровью бесполезно, отдалилась, как только это возможно в пределах замка. Здесь его называют «дворцом». Но это не Зимний дворец. И не Большой Георгиевский. Просто чуть больше и лучше устроен, чем местные замки. Те представляют собой двухэтажные деревянные избы с башенкой, обнесённые частоколом. Кирах на реке Воле был приличнее, о нём вспоминаю с теплом.
А этот, Гузарр, ещё плоше, чем «замок» Клая, где родилась Мюи. Частокол ставили, стараясь обнести как можно больше домов, а не укрепить как следует. Речка хилая и течёт за стеной. Я уже усвоил тактику осады таких укреплений. Здесь у командира нападающих два варианта — проломить стену в любом месте, а не только ворота, либо закидать горящими стрелами.
В общем, сельсовет, а не замок.
Георгий поручил супруге организовать оборону, найти и подучить несколько крепких мужиков… Это при отце, командире роты, и в Мульде прошедшем через несколько боёв! Потом понял мудрость сына. Лишь так, объяснив «только на тебя могу рассчитывать», он уговорил клыкастую отпустить его за Айюрром.
Естественно, помогу.
В случае нападения никакое ей вымуштрованное войско да десять наших из Номинорра это бренство не защитят. Мюи наверняка понимает тщетность усилий. Но коль мужу пообещала — выполняет.
Мне тоже не сладко. Старый хрым, начальствующий над сельской общиной, совсем разумом плох. Пусть и на пяток лет моложе меня, здесь дряхлеют намного быстрее. Оказалось, большую часть пшеницы и ржи, выращенной из первого скороспелого урожая, они не сеяли. Что-то продали, остальное заначили или пустили на хлеб, засеяв ровно столько, сколько и по весне. Я втолковывал старому дурню: нельзя так! Вам зерно дали с условием — весь урожай в землю. Он стоял и хлопал глазами, как призывник-дух из Чуркестана. Деды и прадеды всегда откладывали на посев столько, сколько посадили. Зачем больше? Барская прихоть…
Мог выпороть его. Но уйдут последние. Брентство станет безлюдным.
Выяснил ещё, что родня у покойного хозяина — дальняя. Дать им несколько либ серебра отступного, и забирай. Расположен Гузарр хорошо. В брентстве большой перекрёсток, одна дорога идёт на запад к столице, другая на юго-восток к Кираху, третья к нам в Номинорр. И четвёртая на северо-восток к границе с Кароссой. Вот туда сын и поехал. С ним тридцать на кхарах да волкодав. Заверил: хватит. И больше никого не потеряет. Не нарвётся на засаду, как в прошлый раз.
Дай-то бог. Всё равно какой бог.
На разгрузке четыре кармашка с магазинами по тридцать патронов. Итого сто двадцать на каждого.
Хорошо хоть, вовремя остановились. Не высадили ещё по одному магазину по деревянному туалету. Очень хотелось тут закончить. Получил бы Гош пулю в лоб — половина проблем решена.
Не вышло.
Потеряв кхаров с поклажей, Джен с Питом лишились не только патронов. Практически всего снаряжения с Земли. Даже зубных щёток, на которые вместо истраченной зубной пасты крошили мел.
С быками пропало и серебро, добытое в Гузарре. По настоянию Пита оба хранили при себе только золото — на случай, если внезапно откроется переход домой. Много, по несколько фунтов. Но малоценное здесь. Двадцать увесистых монет можно сменять лишь на одну серебрушку.
Когда проскочили «ворота смерти», две таких же деревянных кабинки, из которых летели пули, и достаточно оторвались, Пит пересчитал уцелевших. Минус почти половина от того числа, что покинули Кароссу.
Наёмники тоже посчитали. И тоже сделали вывод. Питер в качестве командира отряда — дерьмо пырха, а не вожак. Несмотря на все высокопарные разглагольствования про армию США.
Далее была немая сцена. Пит и Джен, спина к спине, держали на мушке поредевшее войско, ещё утром — дисциплинированное и подчинявшееся. Шестеро или семеро вытащили мечи. Трое принялись натягивать тетиву арбалетов. Другие, а среди остальных кряхтели раненые, предпочти не вмешиваться.
— Даю одну секунду — опустить оружие! Или стреляю, — визгливым голосом прокричала сержант. По тональности можно было догадаться: обещание сдержит, потому что вся на нервах.
— Ну, опустил, — с вызовом сказал десятник Ферр, брат покойного Кривого Лиса, склонив меч к земле. — И что? Положили ни за хрен пырха два десятка парней. Серебра нет. Гош празднует победу. Мы — посмешище. Командир получился из Пита — как копьё из дерьма.
Ропот из двух дюжин глоток подтвердил: он выразил мнение большинства.
— Да. Операция провалена. А по чьей вине? Кто убеждал меня, что клятва именем Моуи священна, и Гош её не нарушит? Я тоже признаю свою вину. Но только в том, что учитывал мнение вашего сброда, — с каждой фразой голос лейтенанта обретал уверенность. — В замке брента вы пополнили карманы звонкой монетой, оттянулись с хрымками и впервые за много месяцев жили как люди. Вспомните, какое существование влачили при Кривом Лисе. Снова хотите в ту же задницу?
— Гузарр хоть в какой-то мере оправдан контрактом с Айюрром, — не сдавался Ферр. — С большего мы следовали кодексу. Но что теперь? Снова ограбим брента или глея? На нас объявит охоту всё королевство.
— Контракт с Айюрром не закрыт, — вмешалась Джен. Она опустила ствол автомата, но не поставила на предохранитель. — Значит, мы имеем право мочить Гоша. Тихо! Он наверняка знает, кто заказчик. В его руках Фаи и Манрроп. Они совершенно не обязаны хранить в секрете, кто нас нанял. На месте Гоша я бы первым делом летела к Айюрру задать пару вопросов. Лучше — приставив ножик к горлу.
— И мы снова устроим засаду, — поддержал Пит. — У нас получится. О'кей, сержант?
— Да, сэр.
— Только Гош будет настороже. Вышлет разведку, пустит пса шарить по кустам.
Джен щёлкнула предохранителем и повесила М4 на шею.
— Значит, нападать надо сзади, — она сбавила громкость, чтоб больше никто не слышал. — Бить, откуда он не ждёт.
Идея преследовать Гоша вызвала очень вялый энтузиазм. Примерно половина, включая четверых легкораненых, отказалась. Отряд распадался на глазах.
— Никого не держу, — заверил Питер. — Но учтите. Кхаров мало. Нам — хватит. Вам — нет.
Снова заговорил тот же десятник Ферр, сравнивавший компетентность лейтенанта с копьём из навоза.
— Слушай! Ты нам задолжал жалование за столько месяцев! А ещё последнее намерен забрать?
Американец не смутился.
— Из-за вашего дебилизма я потерял кхара со снаряжением и боеприпасами. Такого не найти во всём Гхарге, его поклажа ценнее тысячи фунтов серебра. Кто идёт со мной — тот тем самым расплачивается. Кто отваливает, я тому ничего не должен. Наоборот — это вы мне должны. Уходите все, желающие сдриснуть! Но — пешком.
По размышлении девятнадцать согласились и дальше испытывать судьбу под началом двух американцев. Отряд Кривого Лиса распался, прекратив существование окончательно