Глава 2. в которой Рич и Мира, каждый по — своему, попадают в очень сложное положение

«Это слово не должно звучать так грубо. Фу, ты где воспитывался, Рич?»

— Ты где воспитывался, Рич? — по — детски передразнил свою Совесть великий колдун, вешая трубку телефона. — Да хоть где, тебе какая разница?

Рич был дома, один. Последние три дня он и думать забыл обо всем на свете, сконцентрировавшись на создании заклинания или зелья, которое изгнало бы из него подарочек ангела — хранителя этой чертовой ведьмы. И ведь надо было же с ней связаться! — в тридцать третий раз сокрушенно вздохнул колдун. — Знал же, что ведьмы — начиная с собственной бабки — только свои интересы блюдут, а уж хитрости и коварству у них учиться надо, мастерство зашкаливает. Но нет, пошел на поводу у любопытства — уж больно мудреным оказалось плетение проклятия, захотелось разобраться, что к чему, к тому же бонус в виде личной невольницы — ведьмы казался привлекательным, а теперь вот расплачивается за свою глупость.

Совесть! Это ж надо додуматься! Совесть! С душой Рич уже разобрался — она была продана через два дня после вселения богу Смерти за неплохую цену — иммунитет к чарам вампиров. Избавившись от ненужного придатка, Рич воспрянул духом и с удвоенной энергией взялся за выселение Совести. И тут его ждало разочарование — жгучее, невыносимое. Его, великого колдуна, знаний не хватало на то, чтобы создать нужное заклинание.

«Ты руками‑то не очень размахивай, чай не дровосек, дерево рубить кулаками», — проворчала Совесть, чем выбесила колдуна еще больше. Он зарычал, как оборотень на вампира, ощерив зубы, и отшвырнул драгоценный фолиант, который до этого листал. Книга впечаталась в стену и шлепнулась на пол, Рич тупо проследил взглядом ее путь и обеими руками схватился за голову.

Это надо прекращать и немедленно! Невыносимо, немыслимо, неслыханно! Он не может справиться с наглой выскочкой, не имеющей даже физической оболочки. Где это видано? Да собратья, узнай они об этом, на смех поднимут, всерьез воспринимать перестанут, если он не сможет справиться с подобной мелочевкой.

«Звонят, дядя! Иди, дверь открой, а то стоишь как истукан. Поплохело, что ли?» — протрубил в голове голос. Рич дернулся и осознал, что дверной звонок и впрямь заливается соловьем. Встревоженным, нервным соловьем.

Встряхнувшись, как собака после купания, колдун пошел открывать.

На пороге стоял его коллега по университету, а по совместительству начальство — Мирослав. Не бог весть какой колдун, но подхалим и кляузник знатный, просто профессиональный, можно сказать. Его жалобы на всех и вся являлись шедеврами эпистолярного жанра и позиционировались как образец для подражания, а то, что он везде появлялся с печатным экземпляром Правил Университета под мышкой, стало притчей во языцех. В общем, тот еще субчик. Ни одно событие не могло иметь место, если о нем не знал Петров Мирослав Евгеньевич. Точнее, Петровым Мирослав Евгеньевич был в безоблачном детстве, а возмужав и осознав свое высшее предназначение — искоренять порок и насаждать… увы не добродетель, а всего лишь неукоснительное соблюдение всевозможных правил, без которых, по его мнению, не может существовать ни одни приличный живой (при этом надо справедливости ради отметить, что и сам он следовал правилам всегда и во всём, хотя порой этой доставляло массу неудобств как ему, так и окружающим) — так вот, осознав все вышесказанное, он поменял унылую фамилию «Петров» на звучную и сочную «Победоносцев». На тот момент Мирославу было лет восемнадцать, и он наивно полагал, что таким образом раз и навсегда избавится от «теней прошлого», по его же собственным словам, и вступит в светлое и перспективное будущее, символом которого являлась новая фамилия. А что? По — бе — до — нос — цев! Звучит!

Увы и ах. Сведения об этом факте попали в университетские кулуары — как, он не знал, но так или иначе все, включая ректора, звали его именно Петров, может, из вредности, может, посмеяться хотелось при взгляде на гневно краснеющую физиономию Мирослава, а может, просто лень было новую фамилию выговаривать.

Выглядел «Петров — Победоносцев» как обычно — строгий, скучный костюм — тройка — и это в тридцатиградусную жару! — на голове шляпа, на носу модные очечки — единственное, что выдавало подавленное желание одеваться стильно. Узкое бледное лицо, никогда не знавшее загара, неожиданно широкие плечи и по — девичьи узкая талия. Глаза блеклые, бесцветные. Ничем не выдав своего удивления, смешанного с неприязнью, Рич шагнул в сторону, молча приглашая незваного гостя войти.

«Правила хорошего тона не для тебя придумали, я так полагаю?» — этот вопрос колдун проигнорировал как несущественный и закрыл за вошедшим дверь — хлопнув чуть сильнее, чем было нужно, и выразив таким образом свое легкое недовольство пришеднем невовремя гостем.

Мирослав лучезарно улыбнулся, и осторожно пригладил волосы на висках, под шляпой:

— Ах, мой друг! Доброго, доброго вам денечка! Вы на удивление хорошо выглядите — для покойника, я хочу сказать! Ведь именно покойника, безвременно покинувшего наш мирок, я ожидал обнаружить здесь или увидеть вас тяжело больным, при смерти!

— Отчего же, мой друг? — невероятно искренне осведомился Рич, ничего так не желая, как выставить противную рожу из своего дома душевными пинками. Мало ему на работе этого слизняка!

Мирослав немного нервным жестом сложил вместе руки — ладошка к ладошке — и улыбнулся, мысленно составляя текст жалобы на самовольное отлучение во время учебного процесса преподавателя пятого курса Ричмонда Брайта. «Ректору Единого университета Магии и Чародейства…» что‑то он отвлекся… Снял шляпу и опять пригладил идеально уложенные волосы, произнес:

— Но вы уже четыре дня как не даете о себе знать! Ректор в отчаянии, рвет на себе шерсть — скоро совсем лысым станет! А как же, как же иначе? Вы — ценнейший кадр, редчайший, драгоценнейший наставник неокрепших умов! Вы — наше достояние, если хотите! Вы не можете просто так взять и исчезнуть, никого не предупредив! Вот я и решил, что у вас в жизни произошла форменная трагедия. Что вас убили, или не приведи Истина, арестовали власти! Представляете — во втором случае — масштаб трагедии? Это же пятно на репутации университета! Гипотетическое, на данный момент, но пятно! И что подумают окружающие?! Мой священный долг, как вашего начальника — да что там, коллеги и друга! — помочь всенепременнейше и любыми способами! Избежать возможного скандала! Где это видано — преподаватель прогуливает лекции по причине возможной смерти?

Рич придал лицу самое миролюбивое выражение, на которое был способен в данный момент, и ответил:

— У меня проблемы… личного характера. О них я буду докладывать ректору наедине, не извольте беспокоиться. Без меня ничего не рухнет, надеюсь, в нашей Мач… хм… простите, в нашем университете, так что как только вопросы решатся, я немедленно явлюсь для дачи объяснений — повторюсь, лично к ректору в кабинет, вас устроит такой вариант?

В это время в лаборатории что‑то раскатисто громыхнуло.

«Ну вот, — расстроенно подумал Рич, — теперь опять три дня ждать, пока зелье созреет, мать его! И надо ж было так не вовремя прийти!»

Мирослав повернул голову на шум и насторожился как натасканная гончая. Его тонкие ноздри хищно затрепетали, а глаза сузились.

— Что это? — спросил он визгливым от возбуждения голосом. — Что случилось? Откуда шум? — И попытался снять обувь и ввинтиться в комнату, дабы исполнить свой прямой долг и узнать, что же произошло, но Рич грудью загораживал проход и попытки начальства вторгнуться в свое жилище решительно и вежливо пресекал. Ну, скорее решительно, чем вежливо, если быть до конца честными. Но кого бы это смущало — только не Мирослава.

— Вы там кого‑то прячете? — полюбопытствовал гость, оставив, наконец, неуклюжие попытки снять обувь. Соблюдая максимально возможное достоинство, он распрямился, заложил руки за спину и, перекатываясь с пятки на носок, то и дело поглядывал в направлении лаборатории Рича.

— С чего вы взяли? — вопросом на вопрос ответил колдун.

— Но… может, тогда дадите мне пройти и взглянуть самому?

— Зачем?

— Затем, что ваши проблемы — это наши общие проблемы. Я очень хочу помочь вам в их решении, вы всегда можете на меня положиться, доверить мне самую страшную тайну… — Мирослав заговорщицки понизил голос практически до шепота и склонился к Ричу. — Я никому ничего не скажу, но сделаю все, что в моих ничтожных силах для того, чтобы вернуть вас, так сказать, в строй. В наши доблестные ряды!

«Какой милый юноша, — восхищенно протянула Совесть. — Похож на моего бывшего воспитанника! А как сладко говорит! Приятно послушать. Вот с кого надо брать пример. Такой достойный молодой колдун…» — Ричу на мгновение послышалась ирония в голосе Совести.

Он мотнул головой, дабы избавиться от оглушающего эха в ушах и понял, что запасы его терпения небезграничны. На обоих незваных гостей явно не хватит. Надо что‑то срочно решать. И поскольку от назойливой соседки никак не избавиться, будем работать с коллегой.

— Конечно, мой друг, — улыбнулся кровожадно, но Мирослав этого не распознал. — Заходите, будьте как дома. Я сейчас же вам все поведаю. Самую что ни на есть горькую правду. Все — все — все расскажу, как на духу. Только вы сможете меня понять!

И чуть ли не под руку провел гостя в комнату.

«Делаешь успехи, — похвалила Совесть, — может, ты и не такой пропащий колдун, как все вокруг считают. Я верю, что в глубине твоего сердца тлеет искорка добра, и моя обязанность — раздуть из нее мощное, ровное пламя, которое не угаснет и согреет теплом окружающих тебя живых. Вместе мы добьемся таких высот, о которых раньше ты мог только мечтать. Ты — на верном пути, пупсик, ты станешь вершиной моего творчества, вишенкой на торте, если мне будет позволено такое фривольное сравнение; своего рода образцом, на который будут ориентироваться заблудшие во тьме души, маяком для отчаявшихся… ты чего, ты… куда, но… не вздумай, не вздумай, ты обалдел, умник, ты чего с ним сделал?!»

Полностью игнорируя истеричные выкрики Совести, Рич усадил гостя на диван, а затем, ни слова не говоря, с тем же благодушно — кровожадным выражением лица, открыл позади него портал, и одним четким молниеносным пинком вытолкнул ничего не подозревающего Мирослава в темноту. Тот даже пискнуть не успел, не говоря уже о том, чтобы оказать сопротивление. Перед глазами Рича мелькнули белые носки, начищенные до блеска — в летнюю пылищу! — штиблеты, когда гость спиной повалился в портал.

«Ты… Ты… "

— Свинья? Урод? Негодяй? — насмешливо подсказал Рич, закрывая портал и демонстративно отряхивая ладони. — Я тебя, сволочь такую, когда изгоню, лично в первое попавшееся тело запихну и тогда посмотрим, кто кого, это понятно? Будешь у меня тапочки приносить и газету в зубах по понедельникам, тварь. Я пассажи твои про доброту и нравственность припомню все…

"Ну — ну, тоже мне умник нашелся, — в голосе Совести зазвучала чистая ирония, — наивный валенок ионского разлива, вот ты кто. Думаешь, первый, кто пытается от меня избавиться? Думаешь, так просто боги меня посылают? Да ты всю жизнь в лаборатории своей гнилой проведешь, а и на сантиметр к разгадке не приблизишься. Ты не понимаешь, с кем силой взялся мериться, умник. Воля Истины — неумолима, веление ее есть единственный верный путь, так что мой тебе совет — забей. И думать начинай над своими поступками".

Ричмонд Брайт мысленно сплюнул и быстрым шагом направился в лабораторию — отчищать, если он правильно догадался о причине шума, стол, на котором готовилось зелье. Вошел и понял, что все куда хуже, чем он предполагал. Жирные, маслянистые пятна покрывали не только, и даже не столько, стол, сколько стены и потолок.

"Отвратительно", — констатировал колдун и для начала смёл со стола осколки стекла — взорвавшиеся колбы. Затем сотворил заклинание, убравшее грязь из помещения.

"А вручную никак? — спросила Совесть. — Взял бы тряпочку и шмыг — шмыг, взад — вперед. Труд сделал из обезьяны живого, как считают некоторые сумасшедшие ученые. Что такое "обезьяна", они, правда, не уточняют, но я склоняюсь к мнению, что это некое подобие тролля, только поменьше раза в два. Ты же, друг мой, по всей видимости, завис где‑то в промежуточной стадии. Не тролль, конечно, запах не тот, но и полноценный живой из тебя никакой…"

Рич хотел было ответить, но тут взгляд его случайно упал на письма, адресованные Мариссе Новиковой, которые он давеча "одолжил" у Миры для изучения. Они лежали на столе, и потому на них тоже попало зелье. Колдуну показалось, или буквы одного из писем начали расплываться, словно смытые дождем чернила? Мгновенно забыв про Совесть, Рич вынул из кармана брюк тонкие перчатки, нацепил на руки и, соблюдая предельную осторожность, развернул письмо до конца, внимательно вглядываясь в строгие линии. Все оставалось по — прежнему, на своих местах. Рич еще подождал, но ничего не менялось, и он с разочарованным вздохом отложил бумагу. Но стоило колдуну отвернуться, как очертания букв опять поплыли, образуя нечто вроде замысловатого орнамента, необходимого для создания заклинания перехода. Выстроившись в определенном порядке, линии стали наливаться чернотой, вылезать за пределы листа. Над ними заискрились белые молнии — пробуждалась древняя магия. Почуяв неладное, Рич обернулся, но было поздно — ослепительно — яркая вспышка озарила комнату, весь мир закачался и исчез.

* * *

— Соскучилась… — Мира скромненько притулилась на краешке кресла, пытаясь успокоить бешеный стук сердца, когда открылся портал. Ее никто не пугал, нет; никто не грозился убить, покалечить, или того хуже, проклясть повторно. Просто Тим пришел домой, и это оказалось так неожиданно приятно, что внутри все ходуном ходило.

Несколько часов ведьмочка провела в гостиной, ожидая прихода рядового Брайта, смотрела телевизор и попутно размышляла над словами ангела — была ли в них хоть крупица правды или рыжий в своем репертуаре? Зная его всего без году неделя, девушка уже не раз убеждалась, что ангел может и подлянку организовать без зазрения совести и оглядок на то, что он — существо, изначально призванное творить благо и только благо, сеять разумное, доброе, вечное и далее по списку. А ежели он не соврал — то стоит ли привлекать Тима к этому делу? Почему‑то Мире казалось неправильным вести парня на первой неделе знакомства на кладбище, пусть и с расследовательскими целями. А ну как испугается ее причуд и на дверь укажет? Что она тогда будет делать?

Нет, конечно, всерьез такую возможность Мира не рассматривала — Тим был надёжным как скала и решений легко не менял. Но червячок сомнения оставался и исподволь грыз ее все это время. Всё‑таки всего он ей о себе не рассказал. Как теперь быть в нём уверенной на все сто процентов? Может, самой быстренько смотаться? Но как уйти незамеченной? Навести сонные чары на парня? А если узнает? Получится еще хуже, чем если она правду скажет. Мира призадумалась, так и сяк вертя идею в голове. А если травку в чай заварить, для крепкого сна? Тогда и объяснение придумывать не надо — мол, добавила для вкуса, да переборщила с дозой — и результата нужного достигнет без труда.

Возникала другая трудность — где эту травку достать? Дома у Миры имелись запасы, но кто ж ее домой отпустит? Мало того, она сама туда ни за что не войдет до тех пор, пока квартира не очистится от теорина. Да и после этого только в противогазе и костюме химической защиты.

У Матрены Патрикеевны? Мира представила себе диалог:

" — У вас сушнянки не найдется?

— А то, милка, вона пучки висят. Выбирай, какой по нраву. А пошто те?

— Да внучка вашего, младшенького, усыпить надо на пару часиков".

Или что‑то в этом духе. Кроме того, до лавки знахарки было довольно далеко. Часа за два Миры бы обернулась, да кто ж гарантирует, что Тим в это время домой не прибудет? Отвечай тогда на неудобные вопросы.

Оставался еще вариант.

— Рыжий! Рыжий! А ну немедленно явился передо мной, как конь перед травой! — и ногой притопнула для пущего эффекта.

В воздухе — к немалому удивлению ведьмочки — появилась недовольная заспанная физиономия.

— Сама ты лошадь облезлая. Чего надо?

— Так ты меня слышишь? — не поверила девушка своим ушам. — Ты все это время меня слышал и нагло игнорировал?

— Когдай‑то я тебя игнорировал, слово‑то нашла, прости Истина! Я всегда на посту! Бдил, бдю и бдить буду! Какие претензии?

— Да… да вот… да вот, недавно! Когда мы ритуал проводили, я тебя звала, звала, а ты не шел.

— Ты, коровушка, если б по делу важному звала, так я бы вмиг примчался, а по мелочевке — сама разбирайся, тебе голова на что? — отбрил рыжий, сдувая со лба всклокоченную челку. — Я могу идти дальше спать или будут еще дурацкие вопросы?

— Ничего они не дурацкие, — обиженно прогундосила Мира. — А ты сволочь. Вот. Но не в этом дело. И кстати, почему ты сейчас‑то пришел? Откуда ты знаешь, может мне соку апельсинового захотелось, а сбегать некому?

— Ты мне голову не морочь, не в том возрасте я уже, — хмуро ответил рыжий, не поддаваясь на провокации. — Что стряслось, убогая? У меня ж от твоих воплей инфаркт случится раньше времени. Испарюсь вот — кто тебя, дуру такую, спасать будет? Первым же кирпичом, с крыши упавшим удачно, прибьет.

— Не заливай. Я теперь везучая. Проклятие сняли, значит, все должно нормализоваться… Сушнянка мне нужна.

— Нужна — сходи в магазин.

— Не могу, Тим может вернуться в любую минуту. Не хочу, чтобы он знал…

Глаза рыжего мгновенно потеряли сонную ленцу, что так ясно отражалась в них еще секунду назад, и загорелись предвкушением приключения.

— Тааак, это уже интересно. А ты хоть знаешь, что мне по Правилам положено от подобных действий тебя всячески отговаривать, а?

— От каких таких действий? — Мира невинно похлопала ресницами.

— И то правда, — с миленькой улыбочкой кивнул ангел. — Каких таких? Сушнянка, говоришь? Сейчас все будет. Но я тоже хочу это видеть.

Мира скорчила недоуменную мордашку, в широко распахнутых зеленых глазах читалось искреннее недоумение — не один рыжий умеет притворяться.

— Значит, сегодня рвем когти? — правильно догадался Петр. — Оденься потеплее. Хотя я бы на твоем месте все‑таки взял этого двуличного…

— Он не двуличный! — Мира бросилась на защиту Тима без раздумий. — Он очень хороший! Просто… не хочу еще больше его грузить своими проблемами.

— Ты считаешь его слабым хорьком? — деланно поразился ангел. — Ну да Истина с вами, эти разборки без меня.

— Он — не двуличный! — настойчиво повторила ведьмочка, воинственно сверкая глазами.

— Ой, ну ладно тебе… двуличностный… больше нравится? Сути не меняет, но впечатление уже другое.

— Ты за травой пойдешь или так и будешь колкости выдавать?..

…Так что учащенное сердцебиение при виде Тима было связано еще и с некоторой долей вполне оправданного волнения за исполнение ее плана. На кладбище она идет одна, это уже не обсуждается. Потом, может быть, даже завтра, она обязательно расскажет Тиму правду, но только после того, как сама во всем разберется. Хватит парню и мотовни с ее квартирой.

Наверное, она единственная девушка на свете, которая вместо того, чтобы наслаждаться зарождающимися отношениями, тут же заимела от партнера секреты, перед этим окунув его по самое не балуйся в собственные проблемы. Со дня их знакомства он только и делает, что решает ее вопросы — не один, так другой. Неприятности росли как грибы после дождя, и почему‑то у Миры возникало тоскливое ощущение, что передача проклятия была не самой серьезной из всех.

— Как дела? — спросил Тим, выходя из портала прямо в гостиную. — Скучала?

— …соскучилась…

Мира сделала глубокий вдох и бросилась в распахнутые объятия, выбросив из головы все посторонние мысли. Ей очень хотелось перестать волноваться, и парень добросовестно обеспечил ей марафон, после которого мозг расплавился окончательно.

* * *

Когда Рич открыл глаза, сразу понял, что дело не просто плохо, а очень плохо.

Во — первых, он находился в пыточной камере. Голые неприветливые стены, на потолке — как ни странно это выглядело — портрет некоего мужчины средних лет благообразной внешности с окладистой бородой. Из мебели — железный стол метра два длиной ровно посередине помещения, как раз под картиной, на столе оковы для рук и ног. Рядом — ещё один стол, поменьше, с набором всяческих затейливых инструментов. Чего там только не было! Вилка Еретика, пила, дробилка для коленей — если он правильно помнит — тиски для пальцев, еще какие‑то жуткие железки. Рядом с этим радующим глаз набором средневекового садиста, лежащий на краю стола современный металлический чемоданчик с разнообразными скальпелями и ножиками казался детской забавой. Освещение — за счет практически угасшего магического шара. Было от чего поежиться.

Но несмотря на мрачную обстановку, пока Рич не испытывал особенного страха — скорее возбуждение от осознания того, что начинается очередное приключение.

Во — вторых, пусть внутри и не было ни души, но за этим дело никогда не вставало — раз есть подобное помещение, где‑то рядом всегда бродит толпа желающих жуткими приспособлениями воспользоваться. И что самое интересное, эти желающие могли быть самыми обычными живыми, иметь семью, любить своих детишек, читать им сказки на ночь.

В — третьих, действие его магии было ограничено. Это колдун ощутил сразу же, даже не пытаясь творить заклинание. Нечто плотное, осязаемое, вязкое, как кисель, обволакивало его со всех сторон, ненавязчиво блокируя основные силы.

Тут бы и страху появиться, но Рич, привыкший считать себя если не всесильным, то уж способным о себе позаботиться — всяко, не мог — просто не мог — так быстро уяснить, что вдруг стал уязвим.

Как он попал сюда — даже не вопрос. Краем глаза, за секунду до перемещения, колдун успел заметить, как в воздухе заклубился орнамент — формула портала. Единственное, что оставалось загадкой — каким образом магия активизировалась, что явилось катализатором? Прикосновение? Дыхание? Речь? Порядок свертывания? Или зелье, попавшее на письма? То, что слова, написанные на бумаге, каким‑то образом сумели превратиться в заклинание, Рич понял уже задним числом, кувыркаясь в темной материи. А ведь он знал, что зеркало явилось проводником проклятия! Теперь оставалось только посыпать голову пеплом из‑за собственной недальновидности. Если неизвестный колдун сумел вдохнуть магию в один неодушевленный предмет, то с большой вероятностью можно было предположить, что и остальные вещи содержат похожие сюрпризы.

Взгляд Рича невольно упал на разделочный — по — другому не назовешь — стол. Парень вновь поразился богатому выбору инструментов. Бррр. Вот уж нет никакого желания испытывать подобное на себе. Надо срочно отсюда выбираться.

"Чего застыл, умник? — вдруг сиреной взвыла Совесть, проявляя невиданную доселе солидарность с воспитуемым. — Валим отсюда!"

Впервые Рич был полностью согласен с нею и быстрым шагом направился в сторону единственной двери. Осторожно потянул за тяжелую ручку — дверь поддалась бесшумно и на удивление легко. Рич выскользнул в тускло освещенный коридор. Выложенные неровным крупным камнем мокрые стены наводили на мрачные мысли о тюремных казематах, и Рич ускорил шаг. Сердце его билось слишком сильно. Через пару минут показалась лестница, по которой он взлетел птицей, и очутился перед дверью. Колдун плавно приоткрыл ее, подался вперёд, сощурившись, но ничего не увидел. Вытянул руку, но нащупал лишь воздух. Тогда Рич сделал решительный шаг и неожиданно оказался в… шкафу. В самом обыкновенном, набитом тряпками и вешалками. Стараясь не расчихаться от поднятого облака пыли, он осторожно раздвинул ближайшие вещи и внимательно прислушался.

"Не дыши!" — вдруг загремело в ушах, и Рич непроизвольно затаил дыхание.

Снаружи, за закрытыми дверцами шкафа раздались вкрадчивые, мягкие шажочки, словно кто‑то легонько семенил по толстому ковру. Рич замер на месте, в очень неудобном положении, но двигаться было слишком рискованно. Скорее всего, он попал в чье‑то жилище, а учитывая виденное внизу, вряд ли с ним будут церемониться. А даже если и не так, осторожность всё равно никогда не повредит. Стоит сперва самому разобраться, что к чему, а затем являть свою сиятельную персону очам владельца пыточной в подвале, да и любым здешним обитателям тоже.

В голове зашумело от недостатка кислорода, легкие начало жечь огнем, но Рич стойко держался. Вот шажочки приблизились к шкафу и замерли. Ричу даже показалось, что он расслышал чье‑то дыхание там, за дверцами. Он тихонько втянул ноздрями воздух и зажмурился — капли пота катились по лбу и, попадая в глаза, очень щипали.

"Не дыши!" — пожарной сиреной взвыла Совесть во второй раз, словно в первый Рич мог ее не расслышать. Перед глазами поплыла пелена, заплясали черные точки, мышцы свела судорога от неудобного положения, но Рич понимал, что на кону возможно и очень — очень вероятно стоит его драгоценная жизнь, и потому держался из последних сил.

"Да заткнись ты", — хотелось сказать ему, но по понятным причинам он оставался нем.

Шаги возобновились, удаляясь от шкафа. Рич неслышно выдохнул, хотя его разрывало от потребности сделать несколько глубоких, шумных вздохов. Медленно поменял положение на более удобное, отчего все тело сразу закололо миллионами иголочек.

— Петрович, ты чего там? — раздался приглушенный голос снаружи.

Рич снова заставил себя стоять неподвижно, хотя это было сложно, и прислушался. Обладатель голоса, судя по всему, был немного подшофе, потому что смешно тянул гласные — создавалось впечатление, что мужчина сейчас запоет.

— Тут я, тут, чего разорался? Давно на ковер не вызывали? — ворчливо отозвался некий Петрович.

— Да лааадно, чего там. Хозяин в отъезде, можно немножко расслабиться.

— Идиот ты и есть, — Петрович говорил четко, бодро, но гласные тянул также забавно, из чего Рич сделал вывод, что первый мужик пьян не был, просто акцент здесь такой, мягко говоря, своеобразный. Сразу возникал вопрос — а где это — здесь? — Он каждую секунду за всеми следит, не бывало еще, чтобы челядь без присмотра оставалась.

— Да какая ж мы челядь? — оскорбленно возвысился голос собеседника Петровича. — Мы самые что ни на есть первейшие помощники и соратники.

— Ох, заткнись, голова бедовая… — вздохнул Петрович. — Ты лучше принюхайся да ответь — никого чужого не ощущаешь?

— Есть подозрения? — Голос упал до шепота. — Что‑то случилось?

— Ничего пока, но бдительность проявить стоит. А то если профукаем чего в отсутствие хозяина, головы не сносить.

Воцарилась тишина, от которой зазвенело в ушах. Некоторое время, в течение которого колдун успел понадеяться, что все обойдется, и он останется незамеченным, ничего не происходило.

Выяснилось, однако, что дело — труба, когда неожиданно перед самым носом Рича резко распахнулись дверцы шкафа, и чья‑то волосатая рука безошибочно схватила колдуна за шкирку.

— Поймал! — торжествующе прошипел Петрович и потащил добычу на свет божий. Рич изо всех сил упирался руками в дверной проем, ногами — в пол, но худощавая конечность обладала великой силой и тянула его за собой как котенка мокроносого. Колдун попытался сотворить заклинание портала, но слова, которые он произносил, по непонятной причине на выходе звучали как нечто невразумительное и для колдовства совсем неподходящее. Натуральный набор звуков природы получался, что‑то среднее между мычанием голодной коровы и кукареканьем петуха на заборе.

И это называется опытный колдун! — с иронией подумал Рич, пока его тащили по мягкому ковру. — Попался, как первокурсник!

Несмотря на все неурядицы, присутствия духа он не потерял. Не слишком приятно так глупо попасться — но не смертельно. Мало ли, в какие передряги попадал в своей жизни! Выберется.

Его усадили на стул, не слишком вежливо, но и без унизительных тычков. Рич не спеша огляделся по сторонам, оценивая ситуацию в целом. Находился он, судя по всему, в чьем‑то рабочем кабинете. Две стенки заставлены книгами — магическими и нет, напротив окна — массивный дубовый письменный стол, удобное даже на вид кресло. На столе — ворох бумаг, писчие принадлежности и — надо же! — кофемашина — навороченная, суперсовременная, сияющая. Вот уж самое ей здесь место, — отметил Рич, но от комментариев благоразумно воздержался.

Напротив Рича застыли два малопонятных, и еще менее приятных персонажа. Один — тот самый Петрович с невероятно сильными руками — коренастый старикашка с седой бородой, одетый в растянутую тельняшку и поношенные треники с оттянутыми коленями. Второй — щеголь, каких поискать, высокий, статный, белокурый адонис с явным пристрастием к обтягивающей одежде. Это угадывалось хотя бы потому, что одет он был в тесное трико, выгодно обрисовывающее все выпуклости тела — мышцы и не только. Причем трико было ярко — алого цвета.

Рич невыразительно глазел на обоих, не выказывая ни малейшего испуга или желания начать разговор. Ему бы сигару — и картина полного расслабления на лицо. Старик тоже не спешил открывать рот. Рич и Петрович приглядывались друг к другу исподволь, незаметно, оценивающе, как два опасных хищника, встретившиеся на узкой тропинке. Блондинчик с подобной тактикой знаком, видимо, не был, занервничал первым, повел носом и решил вступить в диалог:

— Эй, ты…

Фраза была оборвана крепким подзатыльником. Он возмущённо посмотрел на Петровича, тот ответил невозмутимым взглядом.

— Петрович, ну чего ты в самом деле?..

— Заткнись, кретин. Твое дело — выслеживать и сторожить. Разговоры оставь тем, кто умеет разговаривать. А сейчас вон отсюда!

Блондинчик обиженно насупился, но возражать старику не решился. Удалился с независимым видом, словно не его сейчас как нашкодившего щенка под зад коленом выперли из хозяйской спальни. Рич уселся на стуле поудобнее, лицо его, равнодушное, спокойное, никак не отражало напряженную работу мысли.

Внутренне чутье просто вопило о том, что надо сматываться отсюда, и чем скорее, тем больше вероятность уйти на своих двоих. А как уйти, если магия не работает? Прорываться с боем? Рич посмотрел на окно — наверняка, охранка стоит, смертельный номер, другими словами. Дверь — надо сначала обезвредить старичка. И что‑то подсказывало Ричу, что голыми руками дедулю не возьмешь, а значит, первым делом нужно определить, что же блокирует его магию. Вариантов было несколько: специальное заклинание, оно проблемы не представляло, для нейтрализации нужно всего лишь одно словечко сказать, да только вот незадача — язык выдавал полную ерунду. Второй вариант — голубой металл, но вряд ли владелец дома мог позволить себе выложить каркас здания целиком из него. В этом почти невероятном случае необходимо будет найти место, свободное от воздействия металла. Уже сложнее, но в принципе выполнимо. Третий вариант, самый неприятный из всех — над домом установлен специальный купол, наглухо блокирующий чужеродную магию, это вершина мастерства, пробить такой у Рича не было и шанса.

— Ты кто?

"Не отвечай! Не отвечай! Молчи! — вдруг напомнила о себе Совесть. — Не вздумай с ним разговаривать!"

"Да я и не могу, дура набитая!" — хотелось ответить колдуну, но по понятным причинам он этого сделать не мог. Что же касалось старика, который его схватил, то, по скромному мнению Рича, он хоть и выглядел опасным, но справиться с ним не представлялось совсем уж невозможным. Почему‑то Совесть была с ним не согласна. Знает что‑то, чего не знает Рич?

"Это демон. Чертов Данталиан! Не вступай с ним в разговор, он тебя мигом с толку собьет. Не отвечай!"

Собьет с толку? Рич напряг мозги, пытаясь вспомнить всю информацию, которую когда‑либо читал о демонах, и о Данталиане в частности. Основная проблема заключалась в том, что почти все демоны вымерли, а уцелевшие переселились в междумирье — не без посильной помощи колдунов — уже почитай два века как, а если и попадались отдельные экземпляры, так их сразу же сдавали в магические лаборатории на опыты. Так что какие‑то общие представления об этой расе у Рича имелись, но их явно не хватало для честной борьбы без применения заклинаний. Вывод — сражаться честно не имеет смысла. Только заклинания.

Демоны — они и в Калерии демоны, его магия и не таких обламывала. Главное — разобраться, как ее вернуть, а уж потом ему сам черт не брат. Равных себе по силе Рич встречал не часто.

— Ты кто? — повторил старик с нажимом, и одно то, что он начал разговор, обнадежило парня. Хотел бы убить — не стал бы церемониться. А так есть надежда на благополучный исход.

— Ммурлы…лы… мур… мууу… рекууу…. — честно ответил Рич. И не важно, что при этом у него язык чуть не отвалился от приложенных усилий. Зато сколько экспрессии, подлинного, глубокого чувства прозвучало в мелодичных переливах и обертонах!

Старик усмехнулся и прищелкнул в воздухе хвостом, как кнутом. Рич даже не моргнул — ну хвост, ну с шипами, ну чего он там не видал? Одна алруна недавняя чего стоит! Что‑то демонов развелось, — вдруг подумалось ему некстати, — не к добру это, ох, не к добру… за всю жизнь ни одного не встретил, а как с этой… связался, так уже второго за последнюю неделю имеет сомнительное счастье лицезреть.

"Ни слова в ответ! Ни слова! Иначе пожалеешь!"

"И будет у тебя одним подопечным меньше, авось по шапке схлопочешь", — мстительно подумал Рич, готовый ради такого дела на многое.

— Ах, да, запамятовал… — словно спохватился старик, сокрушенно качая головой. — Что ж, будем по старинке.

Через секунду в руку Ричу сунули ручку, бумагу и приказали:

— Пиши.

— Чистосердечное? — промычал колдун издевательски, но его, конечно же, не поняли. Поэтому парень ничтоже сумняшеся подвинул стул к столу, небрежно смахнул мешавшие ему бумаги — старик натуральным образом взвыл, глядя на вопиющее самоуправство! — и, исполнившись творческого вдохновения, принялся писать.

"Родился я в замечательной семье почти тридцать один год назад. Маменька моя была здоровьем слаба после родов…"

В это время старик в тельняшке лихорадочно подбирал разлетевшиеся по полу листочки и аккуратно складывал один к одному. Твердый даже на вид хвост раздраженно бил по паркету, каким‑то чудом не оставляя на нем вмятин от внушительных шипов. Может, заклинание какое от порчи имущества наложено? Рич скосил глаза на нервного старикашку и задумчиво повертел ручку в пальцах. За пять минут, пока демон носился с листочками — даже на столе раскладывал ровно в том же беспорядочном порядке, в каком они лежали до того, как Рич их смахнул — колдун успел вкратце описать голубое детство, резвое отрочество и бурную юность, и теперь размышлял, стоит ли посвящать неизвестного читателя сего труда в подробности своего сексуального образования. А поведать было что…

— Написал? Дай сюда!

Старик бесцеремонно схватил нетленку со стола и только собрался прочитать, как в воздухе около двери заклубился черный туман, через некоторое время принявший форму человеческого тела. На глазах у Рича туман уплотнялся, концентрировался, менял цвет и искрил, пока, наконец, не преобразовался в мужчину, лицо которого Ричу показалось смутно знакомым. Встречались где‑то? Где? Когда? Колдун напряг память и понял: нет, нигде они не встречались, просто портрет именно этого мужчины висел в пыточной на потолке. А раз так, значит, перед ним, вероятно, сам хозяин дома, наделенный, судя по способу появления, значительной силой и склонностью к позерству, которое мало того что выглядит нелепо, так ещё и зачастую опасно для жизни.

Рич откинулся бы на спинку стула — вальяжно, расслабленно — если бы у этого стула спинка была, а так оставалось ему лишь всем видом демонстрировать полнейшее равнодушие. Вновь прибывший, машинально поглаживая бороду, оглядел собравшихся и сочным басом, растягивая гласные, обратился к старикашке:

— Ты поймал?

— Я! — отрапортовал демон, протягивая мужчине писанину Рича. — Вот им написанное объяснение по поводу появления.

Мужчина, не глядя, взял бумажки, швырнул через комнату на стол — и попал! — затем приказал:

— Свободен.

— Да, хозяин. — Демон угодливо склонил спину в земном поклоне и, поджав хвост, потрусил из кабинета.

— Меня зовут Дирьярд, — дружелюбно представился мужчина, занимая место за столом. Кресло натужно скрипнуло под его весом, Дирьярд повозил по нему задом, устраиваясь поудобнее. Рич молча ждал. Написанные много лет назад письма привели его именно сюда, значит, существовала вероятность, что их автор обитает в этом доме. Был ли это сам хозяин, сказать сложно, но так или иначе, первая ниточка появилась. А поскольку автор писем, скорее всего, являлся создателем проклятия, либо нанял кого‑то для его наложения, Рич был кровно заинтересован в идентификации вышеупомянутых личностей и скорейшем их допросе. На докторскую потянет легко! А там и до магистра недалеко… ууухх, перспективы открывались, аж дух захватывало!

Мужчина был одет просто, без особых изысков, взгляд имел спокойный, фигуру — внушительную. Не производил впечатления опасного человека. Если бы чуть ранее Рич своими глазами не видел освобожденную силу, с помощью которой этот самый Дирьярд оказался здесь, то не сказал бы, что вновь прибывший представляет собой нечто из ряда вон. Да, колдун, и колдун неслабый, но и только. Колдунов на свете много. С другой стороны, не следовало забывать, что этот Дирьярд, судя по всему, приручил демона, а последние всегда славились тем, что подчинялись только грубой силе, признавали хозяином того, кто способен на истинную жестокость. На ум тут же пришла недавно посещенная пыточная.

Однозначно, этот Дирьярд ох как не прост, пусть и выглядит средней руки помещиком.

"Слушай сюда, друг мой, — подала голос Совесть, и Рич неожиданно для себя последовал совету. — Я сейчас — не сама, конечно, знакомых подтяну — блокирую местное заклинание, ты открываешь портал, и мы валим отсюда в счастливое будущее. Понял?"

Рич еле заметно мотнул головой — со стороны могло показаться, что он тряхнул волосами, как модели в рекламе шампуня.

"Нет? Что значит, нет? Ты головой соображаешь, в какую, прости Истина, кучу дерьма ты вляпался? Ты хоть знаешь, где находишься?"

Нет, нет и еще раз нет, — упрямо сигналил Рич. Ему всё ещё не было страшно. Азарт и интерес гнали его по следу проклятия. Колдун вроде бы и понимал, что надо бежать, но тянул время в надежде узнать что‑нибудь интересное. Он и раньше совался без опаски в самое пекло, не разобравшись толком, что к чему. Юношеский максимализм и вера в собственную неуязвимость до сих пор бродили в нем и ни за что не хотели трансформироваться — как у всех нормальных живых — в разумные сомнения и расчётливость. До некоторой степени это имело под собой основание — до сей поры он не участвовал в смертельных поединках; не попадал в такие ситуации, где угроза его жизни была бы реальной настолько, что напрочь отшибла любопытство и привила осторожность. Нет, он искренне верил, что магия спасет, что сила его велика, ощущение неуязвимости еще не было поколеблено настоящими бедами; он мнил себя одним из лучших, и, в общем‑то, имел на это право, так как силы его и впрямь были впечатляющими, но… самоуверенные колдуны, как известно, долго не живут. Рич это знал, но, как и все живущие на свете, действовал по принципу — меня это не коснется…

— Меня зовут Дирьярд, — повторил мужчина.

— Мы — мы — мы, — представился колдун и весьма красноречиво поднял брови.

Дирьярд пару секунд без всякого выражения смотрел на Рича, а потом кивнул — сам себе:

— Верно. Запамятовал. — И в его ладони сверкнул серебристый символ заклинания, который Дирьярд двумя пальцами растер в порошок.

— Так как, говоришь, тебя зовут?

— Ричмонд, — с облегчением выдохнул Рич, ощутив, что вновь может издавать членораздельные, а главное, несущие смысловую нагрузку, звуки. — Ричмонд меня зовут.

— Очень приятно.

— Мне‑то как, — в тон отвечал Рич, чувствуя себя полным идиотом. И долго они будут любезностями обмениваться?

Дирьярд, видимо, сам понял, что беседа о погоде у них не сложится, и сразу перешел к делу:

— Как ты сумел прорвать купол? Кто дал формулу?

Рич, который и понятия до недавнего времени не имел, что он что‑то там прорвал, пожал плечами:

— Само вышло. Случайно.

Дирьярд неприязненно поморщился, и Рич уже готовился выслушать лекцию о том, что случайностей не бывает, но колдун спросил о другом:

— Откуда взял бумаги? Кто тебе их дал? Она? Но… как?

Бумаги? — пронеслось в голове Рича. — Это он о письмах? Или о чем‑то другом?

— Какие именно бумаги? — решил уточнить, чем вызвал у хозяина дома приступ раздражения.

— Те самые. Дурака‑то не валяй. Отвечай немедленно.

Но Рич не был бы собой, если бы так запросто выложил все секреты, которые могли бы стать его козырями. Вместо этого он задал еще один вопрос:

— А где я нахожусь?

Дирьярд помолчал, потом усмехнулся как‑то странно и в голове Рича вдруг помутилось. Сознание заволокло пеленой, а глаза сами собой закрылись. Падая со стула, колдун как сквозь вату, услышал горький вздох Совести:

"Ну, блин горелый, приехали…"

* * *

— Чем занималась без меня? — Тим одновременно говорил и водил губами по шее Миры, отчего кожа её покрывалась мурашками. Было щекотно и вместе с тем очень приятно. Ведьмочка похихикивала, но парня не отталкивала. — Скажешь добровольно или пытать?

— Пытать… ой, нет, не надо! Скажу, все скажу! — завизжала Мира, когда Тим проворно провел пальцами по ее ребрам.

— Поздно… — шутливо зарычал парень, — теперь буду щекотать, пока не надоест… мне…

Отстал он, когда Мира вконец обессилела от хохота и только слабо постанывала, развалившись на кровати, вяло отталкивая его ловкие руки.

— Вот ведь… поросенок…

— А ты упрямая…

— Какая есть.

— Я тоже.

— Все сказал?

— А ты?

— И я.

— Ну тогда и я.

— Поцелуй меня, что ли?

— Всегда к вашим услугам, мадам…

Их идиллию, практически семейную, прервал звонок стационарного телефона — ну кто бы сомневался, что спокойно отдохнуть им не дадут? Мире вдруг захотелось выкинуть все аппараты из дома — сотовые и обычные, чтобы не трезвонили, когда не надо; и дверной звонок отключить заодно, а саму дверь заколотить досками, плюс окна закрасить чёрной краской. Нехотя Тим оторвался от девушки и заглянул в томные, ничего не видящие глаза:

— Отвечу, вдруг по делу.

Надо было бы поинтересоваться, по какому, но Мира не нашла в себе сил даже на такую малость. Просто опустила веки в знак согласия и так же молчаливо попросила долго не задерживаться, мол, она ждет и вся в нетерпении…

Пока ждала, прикидывала в уме план действий на вечер. Выходило примерно следующее: заварить чай с сушнянкой, напоить им Тима и быстренько, пока он спит, смотаться с рыжим на кладбище, посмотреть на обещанное "представление". Что её там ожидало? Мира интенсивно взбила подушку и бухнулась в нее, положив подбородок на кулачки. Явление призраков? Или может просто убраться надо, вот Петр и придумал такую оригинальную наживку для любопытной ведьмочки?

Приходилось признать, что в чем‑то ангел был прав — Миру и силком на кладбище затащить было нельзя. Почему‑то внутренне она избегала этого, как могла, а причины и самой себе объяснить не получалось. Страх? Перед чем? Лень? В повседневной жизни замечена не была. Постоянная занятость? Ага, учитывая, что она не работает. Пренебрежение? Обида? На что? С этим следовало разобраться, хотя самокопание никогда не входило в число любимых занятий Миры. Но, так или иначе, начинать когда‑то надо и лучше поздно, чем никогда.

Выходило, конечно, не очень красиво по отношению к Тиму, но и рисковать, беря его с собой, ведьмочка не хотела. Уж лучше так, самой выяснить, в чем дело, а потом обращаться за помощью. Дай богиня, он и не узнает, что она отлучалась, а про кладбище потом придумает что‑нибудь правдоподобное. Главное, чтобы рыжий траву достал. И тут, словно в ответ на ее мысли, рядом раздался тихий голос:

— Я, конечно, глаза закрыл, ибо не положено пялиться на полуголых подопечных… пункт какой‑то в Правилах… но! Траву взяла, быстрооо! И не вздумай проболтаться кому, что это я тебе принес, коровушка ты моя затейливая. Ох, затейливая, слов нет…

Мира, красная как помидор, зарылась в простыню по самый нос и схватила заветный пучок, который безмятежно плавал в воздухе прямо над ее головой. Рыжий приоткрыл один глаз и облегченно выдохнул:

— Слава Истине, а то смотреть противно.

— Противно? — плавно протянула Мира, высовывая из кокона вторую руку — чтобы открыть ящичек в прикроватной тумбочке и спрятать пучок (или достать револьвер — кабы он у нее был). — Противно — не смотри. И вообще, тебя сюда не приглашали. Пшёл вон.

— Сама пшла. Когда помощь нужна — так орешь, как кошка кипятком ошпаренная, а как спасибо сказать — фигу без сгущенки? — обиделся ангел, или сделал вид, что обиделся.

— Ох! Конечно, спасибо от всей моей ведьмовской душонки, — съязвила Мира, с силой захлопывая ящик. Прозвучало как выстрел, девушка сама вздрогнула.

— Я пошел, — вдруг неожиданно сказал ангел и был таков. Одновременно с его исчезновением на пороге возник Тим — вид он имел смущенный и почему‑то виноватый. Мира подняла на парня невинные глаза:

— Кто звонил?

Тим замялся и, в два шага одолев расстояние до кровати, сел рядом с Мирой, взял за руки, отчего ведьмочка сразу почуяла неладное.

— В чем дело, дорогой? — противным пищащим голоском спросила она, предполагая худшее. Например, он сейчас признается, что давно обручен, и его невеста через пять минут возвращается из кругосветного путешествия. Или женат, и у него только что родился третий ребёнок. Или смертельно болен, и звонили из больницы, озвучили результаты анализов. Но Тим молчал, собираясь с духом. Воображение Миры заработало с утроенной скоростью. Он решил ее бросить и не знает, как сказать! Или у него СПИД, сифилис, гонорея… или она уже об этом попереживала?.. или… или…

— Да что такое? — Ведьмочка буквально взвыла, за пару секунд накрутив в голове такое, что волосы вставали дыбом. — Чего молчишь?

— Ты только не волнуйся… — начал Тим, но Мира подпрыгнула на кровати, отшвырнула в сторону простыню, в которую до этого была завернута, и, схватив парня за плечи, принялась его трясти.

— Немедленно говори, в чем дело!

— Я же говорил тебе, что мы не вовремя… — прошипел кто‑то за спиной Тима; кто‑то, стоящий в тени дверного проема.

— Говорил, и что? — с досадой возразил женский голос. — Это мой сын все‑таки. Я не могу бросить его на произвол судьбы.

— То есть то, что вы не созванивались три дня, ты называешь — бросить на произвол судьбы? А что будет, когда он женится?

— Типун тебе на язык, дорогой! Пусть только попробует! Я его так благословлю…

Мира замерла на месте ледяной статуей. Внутри все оборвалось. Глаза выпучились, а рот открылся как у рыбы.

— Нашему, — выделил мужской голос слово, — сыну уже двадцать пять лет. Вполне взрослый мужик. Сам может за себя постоять. Пойдем, а? Милая…

— Я подожду в гостиной, а ты можешь идти, если хочешь! — возмущенно зашипела невидимая собеседница. — Нам необходимо все выяснить! Я и шагу из квартиры не сделаю без объяснений!

Тяжкий вздох и еле слышный шорох удаляющихся шагов.

Занавес. И тут Мира поняла, что даже если кажется, что хуже быть уже не может, то надо всего лишь подождать немного — и скоро появятся варианты стократ ужаснее.

* * *

— Ведьма, значит? — высокая, статная женщина редкой красоты, той самой, у которой не бывает возраста, сидела на стуле, прямая как палка, и сурово взирала то на сына, то на красную как помидор Миру.

И уж если сын чувствовал себя не в своей тарелке, то каково было ей, которую мало того что застукали в постели любимого отпрыска без одежды, так еще и, судя по тону, мама его ведьм не жаловала. Странно, учитывая, что сама была дочерью ведьмы.

Как только родители Тима изволили из спальни удалиться, парень с очень виноватым видом объяснил, что звонил по телефону отец, предупредить, что мама узнала… о них, точнее, о ней, Мире, и теперь жаждет более близкого знакомства. Собственно в тот момент, когда этот разговор происходил, мать Тима уже выходила из портала в гостиной сына. Не договорив, парень бросил трубку и, усадив гостью на диван, поспешил в спальню предупредить ведьмочку, дабы она успела принять надлежащий вид. К сожалению, план не совсем удался, точнее, не удался совсем, иначе Мира не предстала бы перед гостями с голой задницей и всклокоченной после постельных утех шевелюрой.

— Ведьма, госпожа, — покаянно произнесла Мира, наспех одетая в широченную майку Тима — так как собственное платье, выуженное из‑под кровати, куда девушка пинком отправила его в порыве страсти, выглядело слишком мятым — и его же шорты, которые были ей слишком широки и норовили сползти вниз. Приходилось держать их рукой за пояс. — Чистокровная.

— Ведьма, значит…

— Алисия! — предупреждающе встрял отец Тима — темноволосый мужчина, копия Рича, только старше. — Не заводись.

— Я и не завожусь, — отрезала Алисия. — Я только хочу знать, почему меня никто не поставил в известность об этой… ситуации.

— Мама, нет никакой ситуации. Все нормально, — увещевающим тоном начал Тим, но Алисия царственным жестом заставила его замолчать.

— Почему я обо всем узнаю последней? Я — твоя мать! Я дала тебе жизнь, воспитала тебя. Почему о том, что у тебя живет какая‑то… ведьма, я узнаю от Рича? У тебя совесть есть? — огромные карие глаза наполнились слезами, а губы задрожали. — Ты меня совсем не любишь, сынок?

— Мама… — протянул Тим, кидая умоляющий взгляд на отца.

Тот все понял правильно и обнял жену за плечи.

— Милая, не стоит так переживать. Наш Тимми все собирался тебе рассказать.

— Когда? — с надрывом всхлипнула Алисия. — Когда у этой… уже живот на нос налезать будет? Или когда у нас внуки появятся?

Мира чувствовала себя крайне неловко, присутствуя при семейной сцене. Ей это было в новинку: когда родственники собираются в узком кругу и начинают песочить друг друга. По понятным причинам участь сия её минула. С другой стороны, невооруженным глазом было видно, что родители души в своем отпрыске не чают, и это вызвало у Миры зависть. Интересно, каково это — знать, что есть на свете люди, готовые за тебя глотку перегрызть? Люди, которым ты дорога — или дорог — настолько, что они и в огонь и в воду за тебя пойдут? Люди, которые любят тебя нежно и бескорыстно, просто за то, что ты есть. Принимают любой, без оговорок и условий. Понимают с полуслова. Мира этого не знала, но очень хотела бы…

Конечно, семейные отношения не обходятся без ссор и склок, но это естественно. Только по — настоящему близкий человек может ударить по самому больному, именно на родных ты обижаешься особенно сильно, но это все не столь важно. Обиды забываются, ссоры проходят, и в сухом остатке имеешь надежный тыл, место, где всегда ждут с распростертыми объятиями.

Мира скосила глаза на парня — он всем своим видом показывал, что от ведьмочки отлипать не собирается и готов выдержать ради нее и не такое. Обнадеживало.

Между тем Алисия тончайшим батистовым платочком вытерла слезы, промокнула уголки глаз и уставилась на мужа взглядом очковой кобры:

— А ты — предатель, но об этом позднее. Сейчас расскажите мне, други, то, что я хочу знать, иначе…

Договаривать она не стала, но что сын, что отец нешуточно напряглись из‑за невысказанной угрозы. Мире стало интересно, что же такое может выкинуть эта дамочка?

— Мама, позволь представить тебе — Миранда. Моя девушка. И не пугай ее, пожалуйста.

Мира, робко улыбнувшись, перехватила шорты левой рукой и протянула правую для пожатия, но Алисия дружественный жест демонстративно проигнорировала. Зато отец Тима вовремя перехватил инициативу и сжал мирину вспотевшую ладошку. Легонько встряхнул.

— Очень приятно познакомиться. Алан. Отец этого шалопая.

— Миранда, — выпалила Мира, не зная, стоит ли называть фамилию, а может, реверанс сделать, или это будет совсем глупо, учитывая, что она в шортах с чужой… чужого плеча, и от этого впадая в тоску. — Мне тоже, господин. В смысле, очень приятно. То есть, я хочу сказать…

— Мы все поняли, что ты хочешь сказать, — пробормотал ей в ухо Тим, — расслабься, родная. Это же просто мои родители.

Просто? Просто родители? Он бы видел, как выглядел на пороге спальни пару минут назад! И вообще, это для него они просто родители, а для Миры… для Миры это форменное испытание на прочность! Муки! Нечеловеческое напряжение! Неужели Тим этого не понимает? И ладно бы его отец, вроде ничего так, не втаптывает с ходу в грязь, но Алисия… тот еще вариант свекрови. Мира покрепче вцепилась в руку Тима. Тот смотрел на мать, она — не отрываясь — на сына, и казалось, между ними шел немой диалог. Или поединок. Наконец, Алисия вздохнула и отвела глаза:

— Так и быть, сынок. Но только потому, что я очень — запомни! — очень тебя люблю. И доверяю тебе. Но на ужин жду. С этой.

— Мама!

— С… ведьмой. И не проси пока больше. Я в шоке, не видишь?

— Через неделю, — с нажимом сказал Тим.

— Завтра.

— Через три дня, мама. У нас очень много дел.

— У тебя всегда много дел, сынок! То работа, то еще чего. А родители‑то моложе не становятся, вспомните о нас, когда хоронить повезут… о богиня, я заговорила, как ваша бабуля, чтоб ей не икалось сто лет. Дожила… — Алисия забавно округлила глаза и поднесла ладонь к губам.

Мира незаметно улыбнулась и почему‑то расслабилась. И впрямь, Матрена Патрикеевна что‑то похожее говорила, и практически теми же словами. Алисия перемену в настроении девушки не то заметила, не то почуяла, и одарила её недобрым взглядом. Мира тотчас же сделала испуганную физиономию и похлопала глазами. Алан Брайт подошел к жене, положил ей руку на плечо и что‑то зашептал на ухо. Алисия через силу кивнула. Обратилась к сыну:

— Мы… пойдем. У нас тоже… дела, чтоб им. Черррррез трррри дня, — буквально прорычала, — жду. И не дай богиня…

— Алисия!

— Да поняла я, поняла. Не начинай. В общем, через три дня. Форма одежды — парадная. Напоминание тебе пришлю.

С этими словами гордая, как сто великанов, и величественная, как небо над головой, Алисия вошла в предусмотрительно открытый мужем портал. Как только она скрылась в темной материи, Тим быстро произнес:

— Папа, подожди две секунды.

Тот, уже занесший ногу над переходом, развернулся:

— Да, сынок?

— Я хотел тебе одну вещь показать. Две вещи, если быть точным. Кольцо и зеркало. Первое вроде как портал. Ко второму каким‑то образом было привязано весьма серьезное проклятие. Не мог бы ты взглянуть? Может, что‑то покажется знакомым?

— А что надо‑то? — очень точно спросил Алан Брайт. — Конкретнее выражайся.

— Да, господин. Необходимо определить автора, или на худой конец стиль и почерк. Я в ваших делах не разбираюсь, но мне нужно установить, кто наделил эти вещи магией.

— То есть найти колдуна?

Тим кивнул. Алан задумчиво склонил голову набок, разглядывая сына.

— Сейчас некогда. Когда к нам придете, возьмите их с собой. — И усмехнулся лукаво. — Только Алисии не показывайте, ради всех богов.

Загрузка...