День, неизвестно какой

Солнце из-за штор светило в глаза, и даже плотно закрытые веки не спасали. Нужно было отвернуться, но как это сделать, я ведь мёртв. Или жив? Вопрос был сложным и не имел однозначного ответа. Мыслительный процесс быстротой не отличался. Наконец, до меня дошло, что я жив, хотя и жестоко травмирован, скорее всего, в больнице. Попытка повернуть голову удалась, но вызвала взрыв боли во всём теле. Это, впрочем, меня обрадовало, получалось, что тело у меня есть и, вроде бы, в полном комплекте. Попытка открыть глаза далась ещё тяжелее. Отвык от света, смотреть невыносимо больно. Но оба глаза на месте, что тоже обрадовало. Когда глаза привыкли к свету, смог оглядеть комнату. Это был всё тот же номер в караван-сарае, то ли мой, то ли другой такой же. Над кроватью висела бутыль капельницы. Все эти исследования окончательно лишили меня сил, я закрыл глаза и попытался заснуть. Но сон не шёл.

Минут через сорок, а может и больше, дверь со скрипом отворилась и в комнату кто-то вошёл. Я не стал поворачиваться. Больно. Вошедший подошёл к кровати и, увидев мои открытые глаза, радостно воскликнул:

— Рыжая, подь сюда, любимый твой очнулся!

— Наконец-то, — голос Виолы я узнал сразу, — а вы не верили, говорили, не довезём, говорили смысла нет, а он выжил, — голос готов был сорваться на плач.

— Ну, теперь на поправку пойдёт, — я узнал голос Демона, — переломы, считай, уже зажили, ливер отшибленный — не проблема, шрамы и те рассосутся через полгода-год.

Титаническим усилием воли я попытался говорить:

— Пить… дайте.

— Можно ему пить? — Виола повернулась к знахарю.

— Можно, но только живец и немного.

Горлышко бутылки, вставленное в пересохший рот, дало живительную влагу. Я почувствовал, как в тело вливаются силы, ничтожные, но ещё немного и я смогу шевелиться.

— Что со мной? — язык повиновался уже уверенней, слова звучали чётче.

— Если ты про сейчас, то ничего, — бодро отозвался знахарь — ничего, кроме предельного истощения организма. Тебе все эти дни капали живец пополам с глюкозой, это лучше, чем ничего, но на ремонт нужны материалы, похудел ты изрядно и ослабел. Если же тебя интересуют полученные травмы, то пожалуйста: перелом рёбер с обеих сторон, всего девять штук, трещина правой бедренной кости, перелом запястья левой руки, ампутация мизинца правой, ушиб внутренних органов, рваные раны на груди и голове, обширные гематомы, кровопотеря около двух литров, вроде, ничего не забыл.

— Чего-то мне опять поплохело, — пожаловался я, — есть шансы?

— Да ты, практически, здоров, — заверил меня знахарь, — говорю же, слабость. Тебе ещё отлежаться, а к вечеру уже поесть сможешь. Советую на белковую пищу налегать. Палец только сразу не отрастёт, но это вопрос времени.

На этой оптимистической ноте знахарь Демон предпочёл откланяться, оставив меня с Виолой наедине. Она села рядом и, нежно гладя меня по плечу, тихонько спросила:

— Ты ведь нас едва знал.

— О чём ты? — я не понял вопроса.

— Ты пожертвовал собой ради людей, которых видел впервые. Почему?

"Дурак, наверное" — подумал я, а вслух ответил:

— А как иначе? По-другому и нельзя было. Все бы погибли.

— Но это сделал ты и никто больше.

Она осторожно прижалась к моей груди и сказала:

— Ты герой.

— А что потом было? Кто меня вытащил?

— Боцман, командир группы, помнишь его. Тот экипаж, который мост охранял. В этот раз просчитались, твари как-то прошли черноту и, зайдя с другой стороны, кинулись на нас. Почему так, я не знаю. Кто-то даже высказал идею, что это ты их притягиваешь.

— Может, и так, — я вспомнил, как Липкий удивился появлению монстров, которых не должно было быть.

— Так вот, наша машина через мост прошла, а они уже снимались, я крикнула, что ты там остался, так они развернулись и поехали. Успели, понятно, к шапочному разбору, отстреляли мелочь, но тебя нашли. Ты еле дышал, не верили, что довезут, — она всхлипнула, — Больше из уважения забрали, говорят, ты как Георгий-Победоносец, копьём змея запырял, — тут мы рассмеялись.

К вечеру мне и впрямь стало легче, даже сумел встать и доползти до туалета. Помимо слабости мешало и то, что за несколько дней лежания, я словно бы разучился ходить, ноги не слушались. Виола неотлучно была при мне, поила бульоном. Потом догадалась добавить в живец аминокислоты, те самые ВСАА известные любому спортсмену. Я пошутил, что ещё немного и придётся на ней жениться. Но в ответ она твёрдо сказала:

— Нет. И причин тому много. Во-первых, дети. Иммунитет не наследуется, а белой жемчужины у нас нет. Брак без детей — это не брак. Дальше, нужно будет сидеть на одном месте, а ты, как я поняла, скитаться собрался. Да и какая из меня жена, я ведь проститутка.

Я дотянулся и поцеловал её руку.

— Ты самая лучшая проститутка в моей жизни.

Этот сомнительный комплимент отчего-то сильно тронул её, она заплакала и прижалась ко мне. Так мы и заснули вместе.

Загрузка...