Рысюхин, ты что, пил?

Глава 8

Следующий день Воронок отдыхал и лечился, отец бегал по каким-то своим делам — обещал рассказать потом, если найдёт что-то интересное, а я остался сам по себе. С утра сходил в местный магуч — тот, который по сельскому хозяйству, разумеется, два строительных меня не интересовали, кроме вопроса — зачем два⁈ Посмотрел материалы, убедился, что для меня эта учёба почти бесполезна. И что делать дальше — на Березину смотреть весь день? И тут осенило: зверинец! Там есть изнаночные твари! И, возможно, информация о том, как на них охотится и что ценное можно снять с их тушек. Или хотя бы цены на тушки, тоже полезно, если ходить охотится на изнанку. О, ещё можно узнать, что водится в изнанке Могилёвской академии! Карманные деньги есть, время — тоже, желание — в наличии, так что — иду!

Задумка удалась менее, чем на половину. На тварей посмотрел, это да. Но на простой и невинный вопрос о том, где узнать уязвимые места и лучшие способы охоты на них — смотрительница чуть меня самого не загрызла! Ну, по крайней мере, сложилось такое впечатление. Нет, сперва-то я думал, она нормальная, только слишком нервная. Как она орала! Начала что-то про бездушных убийц — вроде как ясно, что монстры бездушны, зачем так горло-то рвать на общеизвестных вещах⁈ Потом про ненасытных тварей, уничтожающих всё живое. Я стоял, скучал, морщился от бьющих по ушам воплей и ждал, когда она, наконец, перейдёт к делу. А та внезапно переключилась на мать-природу, которая что-то там якобы «не попустит», и сама, не прекращая орать, мелкими шажками ко мне приближалась. Но потом как-то вдруг оказалось, что она это всё не про тварей, а про охотников, которые «измываются над бедными зверюшками, которые безгрешны, потому что естественны» и попыталась приложить меня по голове металлической стойкой для плакатов! Пришлось убегать от больной на всю голову бабы — а что делать, не бить же её⁈ Не, я как человек гуманный и даже местами заботливый, на бегу звал санитаров, чтоб забрали буйную, но она от этого бесилась ещё сильнее, а затем к ней присоединились ещё две таких же. Насилу скрылся, как — рассказывать не буду, до сих пор стыдно. Зато, когда выбирался из тех курмышей, куда меня эти психические загнали, наткнулся на киоск с печатной продукцией и там нашёл большой иллюстрированный альбом с изнаночными тварями, где были указаны наиболее ценные ингредиенты в том числе. Без инструкций по правильному изъятию и хранению, но хоть кое-что. Ценник был, правда, тоже зверский — пятьдесят рублей, почти вся моя наличность, но я решил, что это будет мой подарок мне на восемнадцатилетие. Жаль, что до него ещё десять дней и дар магии у меня не активный, а потому на изнаночную часть зверинца сходить не смогу — там не было защитного купола, потому что смысла не было держать тварей под ним, ведь это практически то же самое, что на лице.

Я осторожно, озираясь по сторонам, чтоб не нарваться на буйных дур, прокрался к выходу из зверинца. Видимо, перестарался и выглядел подозрительно, потому что на выходе охранник подошёл ко мне с мрачным и угрожающим видом, но, увидев чек на книгу, родовой перстень на пальце и услышав про причину моих опасений ухмыльнулся понимающе и помог незаметно выйти на улицу. Занёс книгу в номер и отправился всё же гулять по городу.

Поскольку денег оставалось немного, обедать решил в городе, где будет недорого, но прилично — в гостиничном ресторане в цену номера был включены почему-то только завтраки, а обед стоил втрое дороже, чем в Чечевичах (да, понравилось название — забавно же, особенно как это местные выговаривают — «Чачэвичы». На какую-то птицу в лесу похоже: «ча-ча-чеч-че-че-чы». И на чечевицу тоже похоже, только ударение не там) и при этом по объёму был раза в два с половиной меньше, не обед, а так — перекус. Странные они в этом Бобруйске все, честное слово! А есть хочется очень — в зверинце пробыл долго, плюс занятия лёгкой атлетикой с угрозой тяжёлых травм аппетит пробуждают очень здорово. Жаль, фокус с обменом пива на рыбу тут вряд ли прокатит — в городе две пивоварни, точнее, один семейный бровар тех самых Бобровых, но они в основном для себя варят, продают немного (вот только их «немного» это минимум втрое больше, чем наше «всё») и казённый пивзавод, который гонит пиво вообще в жутких количествах. Плюс ещё из Речицы подвозят, будто своего мало. Да и осталось у нас запасов не слишком много.

Пока ходил по городу, всё удивлялся толпам народа, разнообразно одетого. Да, Бобруйск крупнее, чем мои родные Смолевичи, считай, почти сорок тысяч человек против наших двенадцати, но по ощущению их тут будто бы все шестьдесят! Ходят, головами крутят… Почти как я. Это что, всё приезжие⁈ Нагулявшись по городу, налюбовавшись на Березину (это сколько же в ней рыбы, ммм…) вернулся уставший в гостиницу — а там уже и папка сидит, альбом мой листает.

— Что, — говорит, — решил всё же пойти в охотники?

— Да не, просто нарисовано здорово. Да и мало ли, на что ещё по дороге напоремся, так хоть буду знать, с кого есть что взять, а с кого — нет. И где макр искать.

— Ну, ладно, если так. Поверь мне — в этой лотерее выиграть шанс намного меньше, чем голову сложить. А ты в нашем роду последний, нельзя тебе так рисковать!

— Ну паааап!

— Не папкай, а голову включай! Ладно, как день прошёл?

Я рассказал о своих похождениях, стараясь особо не вдаваться в лишние подробности, которые совсем лишние, но батя как чуял — вцепился, как клещ в холку, и вытащил их все. При этом ржал, как конь.

— Говоришь, «Выползай, мразь двуногая, и прими кару за страдания зверушек»? Га-га-га! И как — выполз?

— Нет, до сих пор там сижу, не видишь, что ли?

— Ххыыы… Ой, уморил. Надо же было так нарваться, на активисток из общества зверозащитниц!

— Так это общество такое⁈ Я думал, из местной дурки побег случился.

— Ой, хватит, я уже не могу смеяться! Да, общество. Начиналось всё разумно и благостно. Люди боролись с браконьерами, с незаконным промыслом зверя и прочим таким разным, вроде неоправданно жестокого обращения с животными — это когда голодом морят или мордуют почём зря. И успехи у них были, и достижения, причём реальные и полезные. Их деятельность даже царь отметил, даровал их обществу статус Императорского.

— Ого!

— Ага! А потом понесло их под откос, чем дальше — тем больше. Сперва против всей охоты разом выступать стали, без разницы, на кого и зачем. Потом против ношения мехов. Потом против скотных ферм — мол, это жестокость, разводить зверушек только для того, чтобы потом зарезать, их надо всех на волю выпустить. Вот ты смеёшься — понимаешь, что будет «на воле» с теми же курами с фермы, а они всерьёз эту чушь пороли. Дошло до того, что Император отозвал у них право называться Императорским обществом — думал, охолонут и образумятся. Вотще! Наоборот, у них последние клапана сорвало — стали изнаночных тварей защищать. Мол, прорывы — это кара Матери-Природы нам за её, природы, уничтожение и возмездие за «насилие над зверушками».

— Сказал бы матом, да ты драться будешь. А без мата и не смогу всё выразить.

— Вот тут ты правильно всё сказал, ни добавить, ни отнять. Ну, думаю, скоро они закончатся, такие больные, во всяком случае. Они договорились до того, что богов-хранителей туда же в общую кучу свалили. В своём скудоумии не поняв, что приравняли их к неразумным тварям и обозвали слишком слабыми, чтобы выжить без защиты. Прости, Рысь, это не я говорю, это я только про идиотство рассказываю. Или всё понимают, но последствий не видят. Чую, самые крикливые скоро просыпаться по утрам перестанут. И хватит о них, не стоит гневить Хранителей.

— А ты что выходил, пап?

— Да почти всё впустую. Пиво наше здесь никому не надо особо, так — разок попробовать для экзотики. Пивзавод, конечно, ту ещё мочу гонит порой, хоть некоторые сорта иногда вполне ничего. Бобровы тоже марку держат, но на мой вкус с хмелем явно перебирают. Ну, я особо и не рассчитывал, если честно. А вот от технологии карамелизации солода, которая вроде как должна была помочь тёмное пиво дешевле делать, я большего ожидал, теперь уже сомневаюсь, что получится что-то толковое. С сидром тоже не так всё просто, оборудование надо не только перенастраивать, меняя конфигурацию, но ещё и промывать с разными растворами, чтоб ни дрожжи, ни что ещё из пива туда не попало. Очень много возни, если на одном и том же оборудовании в очередь с пивом гнать, надо отдельную линию ставить, а некуда и не на что. Ладно, всё равно стоило заехать, чтобы точно знать, что и как, а не фантазировать впустую и не сожалеть зря. У тебя в магуче тоже не срослось?

— Да, не наш профиль, совсем. Кое-что интересное есть, но не настолько, чтоб тратить три года и императорскую квоту. Слушай, пап, а что это они тут с ценами озверевшие совсем? И в гостинице, и вообще? В губернском Могилёве ценники скромнее, чем здесь!

— Так город — туристический. Приезжих видел на улице?

— Конечно! Их же толпы!

— Вот именно. И все приехали, по сути, для того, чтобы тратить деньги. На всякие разные развлечения. И у местных стоит задача как можно быстрее эти деньги выкачать, чтобы эти уехали и освободили место для следующих, с деньгами. Бобровы со своим зверинцем очень удачно придумали, не отнимешь. Если бы у нас в Смолевичах было что-то для привлечения туристов, пусть не такое большое и массовое, эх… Сбыт бы втрое вырос точно! Под такие гарантированные продажи можно было бы и на ссуду в Коммерческом обществе решиться, а то и на, простите за выражение, кредит в банке. Только вот куда у нас туристам ехать и откуда? Что у нас есть такого, особенного? Лесов, рек и озёр в округе у всех хватает, из столиц жителей привлекать — надо что-то особенное, или большое озеро, или живописное особенно, и обслуживание нужно тоже — столичное. Леспромхоз у нас, как для знающего человека, очень передовой, может даже лучший в империи — ну так туда не каждого пустишь, да и замучаешься объяснять, что вот в этой вот установке такого особенного и интересного. Это тебе не изнаночный остроухий павиан с тремя яйцами, который их всем желающим и не желающим демонстрирует. Это другое, это понимать нужно.

— Ну, озеро у нас большое и красивое, даже с островами. Обустроить бы только как следует.

— И кто туда поедет?

— Да хоть из Минска! На чугунке час езды, край — полтора. От станции до озера далековато, правда — так и извозчикам работа, и конку пустить можно. И по дороге мимо всех магазинов и харчевен с тавернами пройдут, и по пути туда, и обратно.

— Хм, Минск, говоришь? У них там речка есть, да только в городе на набережной особо не отдохнёшь. Места есть, но мало: Губернаторский парк, пустырь напротив Троицкого, около городища старого, что ещё? В урочище Дрозды его хозяин, граф Дроздов, дамбу учредил и озеро проточное создал, но там родовые владения, городу под общественные нужды кусочек берега совсем небольшой выделил, остальное под птичий заказник ушло. Так что с Минском могло бы выгореть, только кто и за какие шиши этим займётся? Графу оно, похоже, не надо, а кому другому… Это берег в аренду брать, причём если не весь, то хотя бы половину. Пляж делать культурный, песка одного навозить придётся жуткое количество, поскольку и в воде отсыпать надо. Причём песка промытого, речного или из карьера, но тогда долго мыть. Зонтики от солнца поставить, беседки, кабинки для переодевания, купальни, домики гостевые. Сторожей, чтоб всё это никто не разломал и не изгадил. Пару-тройку харчевен, на разный карман. Кабаков опять же парочку. Конюшни, каретные сараи, гостиницы и кучу всего.

— А зачем много берега в аренду брать? Метров триста для пляжа хватит. Ну, ещё острова — для романтических пикников.

— Вот ты где-то соображаешь так, что завидки берут, а где-то — наоборот. Ты что, наших людей не знаешь? Нет, так-то они в массе своей нормальные, но обязательно же найдётся хоть один завистливый или просто злобный дебил… Если возьмёшь в аренду только пляж — обязательно найдётся кто-то, кто дождётся конца твоих работ и воткнёт рядом, с наветренной стороны, здоровенную сральню, прости Рысюха за грубое слово. Или ферму утиную поставит так, чтобы всё добро от уток на пляж плыло. Или ещё какую чучу удумает. Нет, если заводится с этим делом, то половину берега под контроль брать надо.

Больше в тот вечер ничего интересного и важного не было, мы ещё часок поболтали обо всём и ни о чём, да и спать легли. Двадцать первого утром встали рано, забрали Воронка и спокойно добрались до города Осиповичи. Рысак был бодрым и весёлым, как будто и не было всего ранее проделанного пути и был, казалось, готов бежать не два, а три часа кряду не снижая скорость. Но мы такого не делали, конечно, двигались в обычном темпе. Отец никуда не заезжал и образцы не оставлял. То ли разочаровался в идее, то и мало их осталось, то ли ещё что.

И вот лежу я в очередном номере очередной гостиницы и думаю, что на четвёртый день буду уже дома и начну готовиться к дню рождения и к будущему поступлению. И переживаю, как мою Твердь к семейному делу приспособить. Ладно, спать пора, утро вечера мудренее.