Рысюхин, ты что, пил?

Глава 16

Вышел я на улицу после одиннадцати утра, ближе к половине двенадцатого — довольно много времени заняло оформление всех необходимых документов, довольно весомую картонную папку с которыми я нёс подмышкой. В заштопанных брюках, в залатанном сюртуке, в рубахах с бледными бурыми разводами, в ношеных сапогах с чужой ноги и в фуражке с чужой же головы. Просто шик и блеск, вылитый жених! Хорошо хоть, всё чистое. Ладно, до дома бы только добраться. Или хоть до жандармерии.

Выбрался я через боковой выход на улицу Весёлую. Правда, особого веселья на ней я пока не заметил, ну да ладно — не стоит воспринимать названия улиц так вот в лоб и буквально. Нервничаю я, вот и тянет на глупые шуточки. Через дорогу от госпиталя располагался целый комплекс зданий армейской пекарни, где выпекали хлеб явно для нужд не только городского гарнизона и госпиталя, уж больно широко раскинулись склады и пекарни. Настоящая хлебная мануфактура! Запахи оттуда порой долетали до открытых по летнему времени окон палаты, провоцируя на внеплановое посещение буфета. Вот и сейчас тоже, перебивая запах дрожжей разнёсся запах свежего ржаного хлеба. Аж в животе забурчало.

Дойдя до перекрёстка, я повернул голову направо. Там, в отдалении, пролегала центральная улица города, Захарьевская, названная в честь давнего губернатора, Захария Соколовского, который перестраивал город перед переносом сюда официальной резиденции Великого князя из Вильни. Кстати, вон и его дворец виднеется над деревьями левее улицы[7], над крышами Артиллерийских казарм. Дворец, надо сказать, довольно скромный и компактный, с учётом статуса владельца. С другой стороны, строилось это здание как запасная резиденция, укрытие от зимних штормов на Балтике и промозглой сырости между ними. А потом, когда Великое княжество после так называемой «Войны птиц» вошло составной частью в зарождавшуюся из царства Кречета его же Империю, было не до перестройки резиденции, да и статус хозяина упал с суверенного владетеля до вассального правителя. Пусть даже он, исходя из родственных связей с сюзереном, и сохранил изрядную долю полномочий и автономии.

Исходя из рассказанного мне маршрута, сейчас следовало повернуть туда, пройти по Госпитальной около семисот метров до Захарьевской, найти там место остановки конки и доехать на ней до Захарьевского же переулка и в следующем квартале искать, какое из зданий в комплексе построек, занимаемом Корпусом Жандармов мне нужно. Доктор считал, что такая прогулка будет мне посильна и при этом вполне достаточна. Но мне, во-первых, хотелось погулять по городу, а во-вторых — жалко было отдавать тридцать копеек за проезд. Ну, не привык я дома к такому баловству, тут идти-то, меньше чем в Смолевичах от дома до вокзала, в детстве туда-сюда сбегать вообще за достойное упоминания событие не считалось, деньги отдавать за то, чтобы тебя подвезли — с той же скоростью, до в одном ящике с целой толпой народа⁈ Уж лучше погулять, тем более что неизвестно, когда опять здесь буду.

На следующем перекрёстке улица Весёлая превратилась в улицу контрастов: справа был Губернаторский сад, фактически — кусочек леса посреди города, где по дорожкам неспешно гуляла публика, а слева, также за забором, располагались армейские казармы. Из-за них неразборчиво доносились команды, судя по всему, солдаты занимались строевой подготовкой. Вроде как и то, и другое можно назвать «прогулкой на свежем воздухе» — но какая разница! Так, усмехаясь пришедшему в голову сопоставлению, я и прошагал следующие две сотни метров до деревянного моста через Свислочь.

Надолго я на том мосту не задержался. Река тоже довольно большая, по ширине сравнимая с Березиной в одноимённом с ней городе, но очевидно более мелкая. Насколько я мог видеть сверху, не больше двух с половиной или трёх метров в самом глубоком месте. Однако дело не в глубине, а в том, что от реки не сильно, но ощутимо попахивало. Говорят, городские власти уже озаботились этой проблемой и думают, как и куда отводить стоки, а пока «выселяют» ниже по течению или в сторону от реки самые «запашистые» предприятия, как то молочные и мясные фермы. Скотопригон и скотобойня ещё в конце прошлого века вынесены к югу от города, где их разместили между железной дорогой и трактом, ведущим к местечку Колядичи и дальше. Но сейчас этот тракт переименован в Дачный проспект, поскольку на нём же ещё южнее расположились дачи минчан, и те жалуются на запах и стада скота, которые периодически перекрывают дорогу. И поскольку дачами владеют люди не самые бедные, то возможен ещё один перенос. А вот конный рынок из района Осмоловки вынесли буквально только что, поскольку он считался объектом «аристократическим». Теперь место торговли лошадьми расположилос за ипподромом, через реку от него, что в целом вполне логично.

Так или иначе, пока запашок от реки наличествовал и отвратил меня от идеи прогуляться вдоль неё по набережной, заставив идти дальше. Буквально через две-две с половиной сотни шагов улица уткнулась в Т-образный перекрёсток. Пути конки сворачивали налево, в сторону уже упомянутого ипподрома, мой же путь лежал направо, в сторону центральной улицы города. Я уже ощущал одышку и начал задумываться о том, что доктор был прав, и стоило воспользоваться конкой.

Ещё два небольших квартала в горку — и всё, я выдохся. На левой стороне той улицы, по которой я поднимался, стояло здание частной мужской гимназии, зато прямо впереди на углу виднелась булочная, совмещённая с чайной, по летнему времени пара столиков была выставлена на тротуар. Я счёл это знаком свыше и решил перевести дух. Да и перекусить уже хотелось, тем более, что аромат выпечки, который доносил ветерок, был ещё аппетитнее, чем запахи от гарнизонной пекарни ранее. Стоило присесть на плетёный стул, как женщина, поправлявшая зонтик над соседним столом тут же подошла ко мне с вопросом:

— Что будем заказывать, молодой человек?

В её голосе слышались нотки сомнения, а я с трудом подавил в себе желание ответить в духе «откуда я знаю, что ВЫ будете заказывать?». Вместо этого спросил, что есть из свежей выпечки. В итоге чайничек объёмом примерно в три стакана и две плюшки с маком обошлись в целый рубль! В Смолевичах почти такая же плюшка стоила двенадцать копеек, стакан чая — пятак. Весь заказ — от силы сорок копеек обошёлся бы, в два с половиной раза дороже Минск получается! Или это за обслуживание, или и то, и другое.

В любом случае мне, вчерашнему гимназисту, было особым удовольствием свободно и чуть ли не напоказ сидеть в одном из тех заведений, посещение которых учащимися не одобрялось[8], прямо напротив гимназии, пусть и чужой! Во время отдыха и перекуса я проводил ревизию своих планов. Идеально было бы сейчас быстренько добежать до жандармского управления, вызволить Воронка с коляской и уже к сумеркам добраться до дома, бабуля уже заждалась, небось. Хорошо ещё, что по совету кладовщика, у которого получал «вещи с тела», в тот же день отрядил одного из санитаров на почту дать бабуле телеграмму «Пришёл себя чувствую хорошо выписка три пять дней деньги есть Юра». Не бесплатно, конечно, курьеру за услуги почти полтинник сдачи остался, что при местных ценах уже не кажется чрезмерным. Но на таком грешно экономить. Да, хорошо бы, но что-то мне подсказывает, что вряд ли всё будет так просто. Но как же хочется домой!!!

Тревожила мысль, что за постой Воронка, скорее всего, придётся платить. А может быть, и за хранение коляски тоже. И мучают меня подозрения, что оставшихся уже семи рублей явно не хватит. Если наличные, что были при себе у отца и не пропали (как мои карманные), то их скорее всего забрала бабуля вместе с документами. Должен быть ещё один бумажник, среди вещей в папином саквояже, если и он не уехал с бабушкой, то лежит в коляске. Вот только чтобы добраться до него, сначала, боюсь, придётся заплатить. Тут остаются два пути — или идти в Агропромышленный банк и пытаться получить доступ к родовому счёту или всё же продавать макры. С первым вариантом могут быть проблемы — и открывали мы счёт в другом филиале, и документов о вступлении в наследство у меня не было, а примут ли банкиры за аргумент перстень главы рода — вопрос отдельный. Могут и упереться, они люди своеобразные, отец не раз и не два на них ругался. Что до трофеев — тут я невольно усмехнулся. Сколько раз собирался их продавать, а они всё ещё со мной, в кармане. Судьба у них такая, что ли?

Взгляд зацепился за указатель на углу гимназии. Улица, по которой я пришёл, называлась Конногвардейской и особого интереса не вызывала, а вот поперечная — Магазинная! При таком названии торговля на неё должна кипеть, так что можно и место для сбыта трофеев найти! Хоть вдохновение и придало мне сил, но чай всё-таки допил. При такой-то цене.

Реальность опять упорно не желала совпадать с моими предположениями и желаниями, это начинало уже раздражать. Магазинов тут вроде как хватало, но то были мелкие лавки для повседневных нужд жителей района: овощная, молочная, колбасная, бакалейная и прочее. Трактир, ещё две кофейни, прячущиеся в полуподвалах и всё на этом! Я даже не выдержал и спросил у прохожего, добродушно выглядевшего старичка, где же все магазины, если улица Магазинная⁈ Тот дробно рассмеялся и слегка ворчливым голосом пояснил:

— Эх, молодёжь… Это другие магазины имелись в виду. Во время последней большой войны там, — он махнул рукой вдоль улицы, — ближе к нынешнему вокзалу, а тогда за городом, стояли армейские магазины. На современный лад это, получается, склады провизии и амуниции. Вот дорогу, что к ним накатали, и назвали Магазинной, а затем уже и улицу построили.

Продолжая посмеиваться себе под нос, он удалился куда-то во дворы, а я, вздохнув, двинулся дальше. В любом случае, как минимум до следующего перекрёстка в направлении Захарьевской следовало идти по этой улице. Кое-что похожее на желаемое я всё же нашёл, но… Единственное более-менее подходящее заведение меня сильно разочаровало. Это была какая-то смесь лавки старьёвщика и артефактора. Стоявший за прилавком приказчик посмотрел на меня так, что захотелось сразу дать в глаз. Единственно что при виде кобуры с оружием, носимой напоказ на бедре (а других вариантов просто не было) заставил его сделать выражение морды если не более приветливым, то хотя бы чуть менее презрительным. На вопрос, покупают ли они макры, этот тип слегка сморщился и протянул:

— Смотря-а-а каки-и-ие…

Высыпанные мной на прилавок кристаллы уже насыщенно-синего цвета он пошевелил пальцем с таким видом, будто я ему сушёного навоза набросал.

— Сертификат соответствия есть? — спросил он меня скучающим тоном. И, не дожидаясь ответа, просто глядя на моё удивление, продолжил:

— Поняааа-атно. Значит, нет документов. Ну, в таком случае, могу взять по триста…

Приказчик накрыл кристаллы рукой, готовясь смахнуть их в выдвижной ящик, но меня на такой примитивной уловке не проведёшь. Я схватил его за запястье и силой приподнял руку, своей левой же выгреб камни обратно.

— За триста я и сам бы купил, да дураков продавать найти не могу.

Этот гадёныш даже возмущаться стал:

— Зачем за руки хватать⁈ Не хочешь по нормальной цене продавать — так и скажи, а будешь руки распускать, я городового позову!

Я даже отвечать на эти бредни не стал, тем более — оправдываться. Только фыркнул и тихонько сказал:

— Дурака в зеркале ищи. А городовым пугать будешь того, кто его больше, чем ты сам боится.

Тоже мне ухарь! Если бы кристаллы с прилавка смёл — всё, сделка заключена. Даже устрой я потом скандал и заставь вернуть — неведомо что бы он мне отдал. Скорее всего — какой-нибудь хлам, которому и впрямь три сотни красная цена в базарный день, и в жизни бы не доказал потом, что это не мои камни. Какой-то совсем не пуганый жулик, как будто ему редко за такое морду бьют.

Слева тянулся очередной не то парк, не то пустырь, не то заброшенное кладбище. Наконец нашёлся долгожданный правый поворот, напротив большого лабаза, отодвинувшего своей оградой непонятные заросли. Подпорченное наглым жуликом настроение быстро исправилось — в конце концов, ничего особенного не произошло, и обмануть себя я не дал. Невольно хмыкнул: «заколдованные» макры опять остались при мне. Я снова поднимался в гору, одновременно росло и беспокойство — всё же не на встречу с одноклассниками иду, а в жандармерию! Как ещё оно всё там обернётся? На нервах стал намурлыкивать себе под нос какой-то странный, но прилипчивый мотив. Вот совершенно не представляю себе, откуда он у меня в голове, а тем более слова к нему, которые вообще ни в какие ворота не лезут, но — смешные. Видимо, та же история, что и с «капельницей» — «провал в памяти второго типа», как я решил называть подобные случаи.

Пока размышлял над песнями и провалами, вышел на Захарьевскую почти напротив того квартала, в котором размещались жандармы, но пройти по улице предстояло все два, пусть и маленьких: дорогу к нужному управлению предстояло искать от здания пересыльной тюрьмы, известной в народе как Пищухинский, или чаще — Песочный Замок[9]. Архитектор Пищухин построил её в виде классического для Великого княжества готического замка: прямоугольник стен, четыре круглые башни по углам с зубцами наверху и черепичные крыши сверху. Разве что не было отдельных стен и сооружений внутри, а всё это являлось одним зданием, да в стенах виднелись где три, а где и четыре яруса небольших окошек. Замок был виден издалека и служил хорошим, хоть и мрачным, ориентиром.

Чем ближе я подходил к месту назначения, тем больше волновался, и тем громче невольно становилась моя песенка:

Видимо, я в итоге стал петь слишком громко, поскольку из-за спины услышал удивлённый знакомый голос:

— Рысюхин, вы что, пьяны⁈