Рысюхин, ты что, пил?

Глава 22

Столичный «Светский вестник» я просмотрел мельком, только заголовки самых больших статей и отложил в сторону, не интересно. Где я и где светская жизнь, тем более — столичная. Другое дело — местные новости, районные, губернские, да хоть и всего Великого княжества. К сожалению, в минских газетах про наш район была только рекламная статья о том, что в магуче графа Сосновича вводится новая специальность — «Лесоведение и лесоводство», с целью, как говорилось в статье, «споспешествования скорейшему восполнению лесных ресурсов на научной основе». Набор в этом году был всего пять человек, но мне и того не надо.

В городе же одной из самых актуальных тем оказалась очистка главной реки — Свислочи. Бурно обсуждался проект строительства целого завода по очистке сточных вод, точнее, нескольких конкурирующих проектов. Местные друиды вывели какую-то водоросль с абсолютно нечитаемым научным названием, которая по их задумке должна была поглотить все органические вещества и часть солей из воды, а сама пойти потом на корм скоту. Оппоненты уверяли, что скотина эту гадость жрать не станет, а если какая дурная и найдётся — то мясо будет вонять стоками. И ратовали за завод, где очистка будет проводится посредством алхимии. «Зелёные», как назвали сторонников водорослей, уверяли, что всё в порядке с мясом, а после алхимических препаратов надо ставить ещё один завод, для очистки вод уже от них, чтоб вся рыба до самоё Березины не передохла. Судя по всему, и большая часть публики, и начальство склонялось на сторону «зелёных», которые обещали меньшие затраты в ходе работы и прибыль от продажи корма из водорослей. «Синие» сторонники алхимии ещё упирались, но, кажется, больше для приличия.

Гораздо более горячим было обсуждение того, где строить. Градоначальник, недолго думая, решил ставить его на самом краю подконтрольной ему территории, напротив болотистого урочища Серебряный Лог, примерно в двух с половиной верстах от скотобойни и чуть ниже по течению, чем дачный посёлок. Но группа активных горожан под предводительством графа Кречетовского критиковала такой проект сразу по ряду направлений: дескать, и уникальному сообществу птиц, обитающих в Серебряном Логе, повредит, и от завода вонь будет идти на дачи, и строительство слишком близко к фактической черте города. Мол, такие проекты делаются на десятилетия, если не на века, как в Лондоне, а потому негоже ставить там, откуда лет через двадцать-тридцать переносить придётся. И предлагали строить дальше, в районе деревень Чижовка или Подлосье. Мол, и коллектор туда можно протянуть из центра по прямой мимо ипподрома и конского рынка, чуть длиннее, зато проще строить. И скотобойню перенести к югу от конского рынка, убрав источник вони и грязи как от дач, так и от реки.

В свою очередь граф Чижовский с бароном Подлосевым явно не горели желанием, получить такой подарок в своих владениях. Они ехидно интересовались, что больше беспокоит оппонентов: сохранение городского бюджета или то, что границы завода оказывались в двухстах метрах от парка Кречетовского, чья усадьба с садом, парком, поместьем, охотничьим домиком и всем прочим располагалась на слиянии со Свислочью рек Серебрянки и Лошицы. Также они указывали, что Чижовка — это уже территория губернии, и минское городское руководство не имеет права что-либо там строить.

В прессе эти споры называли на грани приличия «птичий базар». А анонимный автор невесть как попавшего в подборку «Бульварного листка» (прямо так газетка и называлась), писавший под псевдонимом Ясь Птушкин[14], высказался крайне некуртуазно и неаппетитно, но метко. Он писал, свинтус эдакий: «Общегородское бурление говн норовит поднять свою благоуханную пенную шапку на губернский уровень». Пошло и неприлично, но смешно и живописно. Настолько, что способно отбить аппетит у многих читателей.

Забавно оказалось читать про одни и те же события или выступления в трёх разных газетах: официальной «Минские Ведомости», светской «Минский Вестник» (полная калька с вестника «Светского») и промышленно-купеческой «Минское дело». Настолько, что я почти забыл о своих переживаниях в связи с услышанным сегодня и с интересом погрузился во вроде как не касающуюся меня тему. Так, что следователю, закончившему составление и визирование бумаг следователю, очередной раз вернувшемуся в кабинет, пришлось дважды окликать меня.

— Позвольте полюбопытствовать, что вас так увлекло в прессе? А, наши «вонючие салочки»!

— А сами вы, если не секрет, как считаете, кто прав?

— В том-то и гадство, что все три стороны имеют рацио в своих предложениях, но ни у кого нет безупречной позиции.

— Позвольте, какие три? В газетах только две, если не считать градоначальника, но у него же получается общая позиция с Чижовским, или нет?

Евгений Миронович усмехнулся.

— Третья сторона формально не организована. Некто Ясь Птушкин запустил мысль, что… Как там у него было-то? А, вспомнил. Что «господа дачники, когда раскупали участки между рекой ниже города и железной дорогой, о чём-то же думали. Вот пусть теперь чем думали, то и нюхают. А исправлять чужую глупость за счёт бюджета не должно». Эти предлагают реализовать самый дешёвый вариант: строить очистной завод около бойни. Мол, и затраты минимальные, и отходы можно сразу водорослям скармливать. А город расширять можно и в других направлениях, помимо как вдоль Дачного проспекта. В прессе эту тему не освещают, но среди городских низов она пользуется большой популярностью.

За разговором он переложил и просмотрел последнюю партию бумаг и протянул несколько из них мне.

— Вот, подпишите акт уведомления о прекращении дела, вашем отношении возбуждённого, в связи с отсутствием основания для расследования. И ещё пару бумаг об ознакомлении, в части касающейся. И пойдём, пообедаем, если вам наши новости аппетит не отбили. Ну, а после обеда поведу вас представлять начальству.

Уже привычно и почти не задумываясь ставя свою подпись, я задал, наконец, давно волновавший вопрос:

— Скажите, а мне на новом месте надо будет как-то «проставиться», или «вписаться», или как это ещё тут называется — если, конечно, принято? У меня с собой кое-что есть, семейного производства, но уместно ли будет и достаточно ли?

— Хм, озадачили. Давайте обсудим это по дороге, а лучше в ресторации, тут подумать надо.

После того, как сделали заказ, мой гид пояснил причины своей задумчивости.

— Видите ли, Юрий Викентьевич, традиции и обычаи в разных отделениях и службах Корпуса могут отличаться, и порой сильно. Потому я и взял время на обдумывание, дабы не ввести в заблуждение. В общем и целом, от внештатника никто ничего особого не ждёт, небольшой, чисто символический презент начальнику и коллективу уже будет принят как приятная неожиданность. Если не секрет, что вы там приготовили?

— Полуштоф «Пшеничной» и столько же сорокоградусной настойки, клюква на меду. Я не знал, есть ли в составе… эээ…

— Лаборатории, — подсказал мне Миронович название службы.

— Спасибо. Так вот, я не знал, есть ли в составе лаборатории дамы, потому брусничную настойку крепостью двадцать пять градусов не брал.

— Дама в лаборатории есть, но она такой «компот» не особо уважает, разве что на запивку или чистый спирт разводить, «для запаха». Она патологоанатом, трупы изучает. Причём попала на эту работу вынужденно, имея диплом хирурга не смогла найти достойное место из-за предрассудков. Вот только не смейте её жалеть или выражать сочувствие — станете врагом. Дама она циничная и внешне грубая, но своих в обиду не даёт. Как она говорит, «гнобить моих лабораторных мышей — это моя прерогатива, и делиться ею я не намерена!». Кстати, да — большинство сотрудников лаборатории она так и называет, «мыши мои».

— Спасибо за предупреждение.

— Сегодня у нас какой день недели? Пятница? Так, жалование выдавали с утра, большинство постарается найти благовидный предлог сбежать сразу после обеда, останется разве что дежурная смена и может быть кто-то из наказанных. Думаю, кроме начальника лаборатории максимум трое. Правда, народ там такой, что и по литру на каждого воспримут без особых усилий, но задача же не напоить, а угостить? Разве что могут послать курьера за закуской, но вряд ли вас, поскольку хоть вы и самый молодой, но ни города, ни заветных мест, ни вкусов коллег, ни местных цен не знаете. Разве что проспонсировать готовьтесь, даже если будут уверять, что принято делать это вскладчину, так правильнее будет. Рубля три, думаю, хватит.

По пути к лаборатории документы у нас проверили трижды: на входе в здание, несмотря на то, что мы входили со двора, при выходе на этаж и непосредственно за дверью в лабораторию, которая оказалась целым комплексом помещений, занимающим большую часть последнего, четвёртого, этажа. Заведующий лабораторий принял нас весьма радушно, меня так словно давно потерянного родственника. Я даже растерялся от такого напора. Тем временем заведующий, который представился как Пруссаков Мефодий Никифорович, непрерывно что-то щебеча, как большой рыжеусый воробей, вежливо, но быстро и непреклонно вытолкал Подпёска за дверь. После чего вернулся ко мне.

— Итак, голубчик, теперь с вами, Юрий. Вы же позволите называть вас по имени?

— Да, конечно.

— Итак, Юрий. Сейчас я вызову нашего молодого специалиста, Серёжу, он проведёт вам обзорную экскурсию и познакомит с сотрудниками — теми, что ещё не разбежались, паразиты. А я тем временем подготовлю все необходимые документы для ознакомления. Портфель пока можете оставить у меня в кабинете, поверьте, там его никто не тронет.

Этот самый Серёжа — худой и встрёпанный молодой мужчина лет двадцати пяти на вид, представился как Мышухин Сергей Васильевич. Увидев на моём лице усмешку, которую я старался подавить всеми силами, он только вздохнул:

— Что, уже рассказали про «мыши мои», да?

— Ага. — Не стал спорить я. — Если учесть, что мама моя урождённая Мышеватова, то должен здесь быть, как родной.

Сергей хихикнул, но тут же задумался, бормоча под нос:

— Мышеватовы, Мышеватовы… Смиловичи, да?

— Почти, Смолевичи. Очень многие путают, постоянно. Что, тоже заставляли заучивать все рода в округе, что хоть какое-то отношение к семье имеют?

— Да, бабуля в этом вопросе зверь просто. Сколько лет прошло, а до сих пор — как вспомню, так вздрогну. Но пару раз — пригодилось.

— Извини, — мы как-то незаметно сразу перешли на «ты», что со мною вообще-то очень редко случалось, — заболтался и не представился: Рысюхин, Юрий Викентьевич. Можно просто Юра.

— Мышухин и Рысюхин, кошки-мышки… Готовься — минимум по два раза каждый пошутит. И, да — просто Сергей тогда.

Он протянул руку, которую я охотно пожал. Собеседник зацепился глазами за перстень главы рода, но промолчал.

Экскурсия заняла минут пятнадцать, я даже не старался запоминать какие-то подробности, знал, что всё равно забуду, надо всё на практике опробовать, тогда только выучу. В процессе Сергей пояснил одну особенность подразделения:

— Так-то в полиции и жандармерии одарённых не слишком много, даже не титулованных, как мы с тобой. Но есть исключения, где их больше обычного: четвёртое отделение, расследовать дела, связанные с применением магии неодарённым, мягко говоря, сложно; третье — для общения с дворянами, простолюдину, пусть и в чинах, порой приходится сталкиваться с всяким разным. Ну, и лаборатории, наподобие нашей. Поскольку всё оборудование или работает на даре, или требует его для управления, то все сотрудники у нас одарённые, по необходимости. Но и титулованных практически не встречается, в нашей лаборатории только один такой, и тот — начальник охраны. Потому мы между собой по-простому, так сказать — «без чинов». Если тебя это не коробит.

— Нет, всё нормально. Слушай, тут такое дело… У меня с собой есть кое-что, думал, угостить коллег в честь устройства к вам, в портфеле лежит. Это как, нормально будет?

— А что именно?

— Настойка клюквенная, сорок градусов, и полуштоф «Пшеничной». Но настойку, наверное, шефу отдам.

— Нет, это не нормально будет. Ты издеваешься, что ли? В пятницу, в конце рабочего дня — это будет за-ме-ча-тель-но!

Вот же поросёнок! Я уже переживать начал, за время его выступления, а он!..

— Слушай, ещё вопрос: заведующий так обрадовался моему приходу, просто даже пугает немного. С чего бы это так?

— Ну, это как раз не вопрос, тут всё понятно. Во-первых, ты молодой и внештатник. Значит, никакой карьерной угрозы никому не несёшь. Во-вторых, у тебя, насколько я слышал, специализация — количественный химический анализ? — дождавшись моего кивка, он продолжил: — Вот, а это работа долгая, муторная и скрупулёзная, ему лично приходилось чуть ли не половину всей работы тащить, помимо административной, ты и его, и нас всех здорово разгрузить можешь. Ну, и третье: чем больше подчинённых в отделе, управлении, лаборатории — тем начальник выше в их внутренней иерархии. Так мы шли вровень с оружейниками, а теперь у нас на одного сотрудника больше! Если же сложить с первой причиной…

— Тогда, действительно, всё понятно, спасибо, что объяснил.

Пруссаков дождался меня в своём кабинете и сразу же взял в оборот.

— Вот, ознакомьтесь с приказом о зачислении вас на должность в лаборатории, потом распишетесь, с должностной инструкцией и приложением к ней, где оговорены размер и форма оплаты.

В отличие от многих других вариант «просто подписать» Мефодий Никифорович явно не допускал и заранее пресекал. В итоге я сидел за приставным столиком и вникал. Приказ сюрпризов не принёс, за исключением даты вступления в должность — это было четыре дня назад. Должностная инструкция немного напугала количеством того, что я обязан и чего, наоборот, делать не должен. Из приложения узнал, что оклад мне положили сорок рублей, середина диапазона, названного когда-то Мурлыкиным. Каждая бумага подписывалась в трёх экземплярах, один из которых отходил мне.

Приятным сюрпризом оказалось то, что первую «экспертизу» в больнице также оплатили, на руки вышло двенадцать рублей сорок восемь копеек. Начальник тут же пояснил:

— Заключение не было должным образом оформлено, пришлось переписывать и часть оплаты ушла делопроизводителю. Ну, вы и не могли знать порядок оформления документов, но это ненадолго.

И с этими словами мне была вручена стопка бумаг, как в укладках, так и просто прошитых вместе, толщиной в добрых полметра. Это сопровождалось комментарием:

— Вот, это необходимый минимум нормативных документов, которые вам необходимо будет изучить, а также инструкции по технике безопасности и по обращению с приборами. Увы, но пока не сдадите зачёт, до работы я вас допустить не могу: оборудование дорогое, да и несчастные случаи с членовредительством мне в лаборатории тоже не нужны.

— Простите, но мне не нужно оборудование. Возможно, вам не сказали, но анализ я провожу при помощи родовой способности.

— Так-так, а подробнее можно?

— Боюсь, что даже нужно. Иначе возможно недопонимание, из-за которого работа вообще окажется невозможной.

Далее рассказал о своём личном Даре, сделав акцент на главном требовании:

— Таким образом, способность работает только на том, что я могу и выражаю готовность съесть либо выпить. На самом деле ни пить, ни есть ни даже брать образец в рот не надо — достаточно быть на расстоянии полметра от него, и ёмкость не должна быть герметично закрыта. Если я не могу «убедить» свою способность, что я действительно могу и хочу ЭТО проглотить — то она просто не включается. Как на букет цветов в руках, растение в горшке или кошку на коленях. Так что, если нужно будет провести экспертизу чего-то изначально несъедобного — придётся провести подготовку, а именно заранее приготовить обезличенный образец в виде раствора ли, таблетки ли или пюре. Так, чтобы было похоже на что-то съедобное и ни в коем случае не говорить мне, что это и откуда. Потому что убедить Дар, что я собираюсь съесть «образец №17» я смогу, а, например, «содержимое тонкой кишки трупа, найденного третьего дня в реке» — ни при каких условиях.

— Спасибо, это важное обстоятельство. И правда, могли быть казусы. Ну, в таком случае часть инструкций вам, действительно, не нужны. Однако в дальнейшем я бы рекомендовал вам изучить и их — на случай, если потребуется ваша помощь кому-то из коллег, например.

С этими словами заведующий убрал примерно треть бумаг.

— Ну же, приступайте!

— Извините, а дома можно их изучить?

— Нет, к сожалению, большинство документов не подлежат выносу из лаборатории. Те, что можно взять с собой, надлежащим образом это оформив, отмечены зелёным ярлыком на обложке.

Таких зелёных оказалось чуть больше трети от оставшихся бумаг. Я открыл саквояж и достал из него обе бутылки.

— Вот, хотел бы в честь начала работы угостить вас и своих коллег. Продукция фамильного предприятия.

— Спасибо, спасибо. Вы, конечно, никоим образом не были обязаны это делать, но — внимание и уважение приятно. Однако коллегам мы это сейчас показывать не будем, чтобы не сорвать окончание рабочего дня. Всё в нерабочее время, и никак иначе! Приступайте, приступайте к документам!

Далее начался бумажный ад, который продолжался ровно до шести пополудни. Казённые присутственные места закрывались для посетителей в четыре часа сорок минут пополудни — только не спрашивайте меня, откуда именно такое время. А вот внутренние лаборатории работали дольше, плюс предусматривалось поочерёдное дежурство штатных сотрудников в ночное время. И всё это время я под пристальным вниманием начальника изучал плоды бумаготворчества. Оговорено было всё, даже то, что никогда бы не вызвало вопросов о необходимости регламентации. Все отступы с точностью до миллиметра, включая абзацы, списки и нумерованные списки! Высота букв, строчных и прописных, отдельно в таблицах и заголовках таблиц. Расстояние между строчками. И прочая, прочая, прочая. Я раньше состарюсь и поседею, чем эту всю белиберду выучу!

Как позже оказалось, почти никто и не учил, сваливая всё на профессионала — того самого делопроизводителя, работавшего за проценты с гонорара.

Ровно в шесть, ни минутой раньше, начальник закрыл папку с документами, с которой работал, и позволил сделать то же самое мне, истребовав обещание, что на следующей неделе я всенепременно приеду для изучения оставшихся. Затем было застолье, которое начальник не мог предотвратить, а потому возглавил. Правда, мне пришлось с него убегать ещё до начала, но аргументы «через сорок минут последний поезд» и «бабушка будет волноваться» были признаны существенными, так что я убежал с гулянки, напоследок вручив Мышухину ассигнацию в пять рублей на закусь, что было воспринято с одобрением.

В Смолевичи я добрался к восьми вечера, вымотанный так, будто весь день на станции мешки грузил. Ни секунды не колеблясь взял извозчика и поехал домой, где меня ждали любящая бабушка, вкусный ужин и свежая постель.