Рысюхин, налейте для храбрости!

Глава 6

Оставаться дальше в общежитии было невозможно — в здании начинался ежегодный текущий ремонт, да и вообще кроме меня оставались только студенты, работающие в полях и оранжереях академии, но они все переселились в отдельный корпус, поближе к месту работы. Свой дом ещё покупался, так что мы, подписав все нужные бумаги у местного стряпчего, двинулись в путь. Продавцы, кстати, когда я связался с ними через неделю после предыдущей встречи, обрадовались чему-то, а узнав про то, что я обратился к профессионалу и особенно — когда прозвучало его имя, почему-то немного расстроились.

Ехали мы примерно по прошлогоднему маршруту. Разве что список дел в пути был другой. Так, в Викентьевке нужно было освидетельствовать ход работ по постройке дороги и подписать документы для Суслятина, которые он передал на стройку с очередной оказией. Кстати, о документах. Когда я вдумался в то, что строители собираются вложиться в обновление автопарка, построив себе полсотни машин и подняв только стоимость основных фондов как бы не на миллион, и это в череде прочих расходов. На этом фоне я понял, что мои обороты остаются на уровне мелкого копошения районного масштаба и мне, как ни странно, стало легче. За исключением доходов от пластинки — они обещали вытянуть меня на уровень заметного копошения, но всё тех же, районных, масштабов.

Перед отъездом заглянул в соответствующее губернское учреждение — узнать, как там дела с разрешением на открытие песчаного карьера в Викентьевке, но воз и ныне был на том же месте, ни «да», ни «нет». Этак они мне выдадут разрешение на следующий день после завершения строительства! Ну, и в таком случае польза всё равно получится: и рабочие места, и доход от продажи песка. Но и расходы появятся, на покупку или аренду оборудования — не лопатами же копать и грузовики загружать! Сейчас всю нужную технику подогнал бы Суслятин, а потом я хотя бы знал, что и где искать.

Точно так же ничего не прояснилось с вопросом титула. Сребренникову дали ответ в стиле «ждите и не мешайте работать». Но беда в том, что ждать дольше становилось трудно: строительство портального комплекса вскоре должно было завершиться, строители уедут и увезут с собой охрану. Без неё — нельзя, ненадлежащее исполнение обязательств по обеспечению безопасности, а об организации дружины до получения титула даже заикаться нельзя. Остаётся только искать наёмную охрану, что и сложно, и опасно, и требует весьма специфичных знаний. Через гильдию охотников попробовать, что ли? Моё чутьё подсказывает, что всё будет как всегда — все разрешения и обязательства свалятся внезапно, все сразу и с пометкой «сделать срочно».

С титулом вообще непонятно, из-за чего задержка. По законам, имперским и международным, я уже с января являюсь Владетелем и, в теории, могу себе присвоить любой титул, хоть князя, хоть верховного вождя — пусть действовать он будет только на изнанке, но там все обязаны будут его признавать. То есть, канцелярии не нужно что-то решать, типа того, достоин ли, или определять размер награды, или ещё что-то. Только оформить статус. Причём то, как именно он оформляется — тоже давно установлено. Ну, и назначить дату принесения мною присяги Императору. Может, в этом всё дело, и Государь Император занят? Да нет, ерунда — вряд ли я буду присягать действительно ему лично, не того полёта птица. Скорее, будет какой-то его полномочный представитель. Как когда-то браки «на мече» заключались, так что мешает так же «на мече» или, скорее, «на скипетре» принять присягу? Ладно, что впустую гадать и нервничать? Я здесь ничего изменить не могу, так что остаётся лишь ждать.

До Викентьевки ехали долго и неспешно, потратив на это почти весь день. Гуляли по всем встречным городкам и местечкам, заходили выпить чаю или лимонада, пива не хотелось. Два раза сворачивали с дороги в лес в живописных, а, главное, укромных уголках. В Бобруйске пообедали, причём обед получился поздний, из-за многочисленных перекусов не должны были быть такими голодными, но, видимо, нагуляли аппетит. В зоопарк заходить не стали — нагулялись уже за день, но ехали неспешно. Меня впервые даже не раздражало медленное проползание по бобруйским улицам, я воспринимал это как экскурсию. В Викентьевку приехали в итоге уже вечером, после восьми часов.

Вечером по посёлку ходить не стали, принимали поздравления от Влада, Клима, от старосты, от делегации жителей посёлка и, отдельно, от наёмных работников, живущих в других деревнях. Потом поговорили с Владом и Гертрудой, которая как-то очень уж плотно вписалась в дом управляющего. Как бы не было беды — Влад-то теперь дворянин, она — простолюдинка, да ещё и «нулёвка». А она, кстати, немного отъелась, уже не похожа на бездомного котёнка. Ещё года два покормить хорошо — и на человека похожа станет. Наверное, я слишком увлёкся разглядыванием новой подданной Империи, так что даже получил, пока что — шутя, локтем по рёбрам от Мурки. После разговора как-то резко навалилась усталость, и уже в половину десятого мы завалились спать, причём именно спать, а не что-либо ещё.

Утром отправились на экскурсию по посёлку. Я-то был здесь недавно, а Маша год назад. И её произошедшие изменения очень впечатляли. Причём судя по оговоркам в вопросах вида «а что это там у них», которые приходилось поправлять, что не у них, а у нас — осознать посёлок своим владением она ещё не смогла. Умом, конечно, знала, но перевести это из абстрактного знания в понимание пока не успела. Её впечатляло всё: и планировка посёлка «как в городе», и убежище, и «деловой центр» над ним, и промышленный район. Кстати, о районах. Оказывается, ещё покойный Конопельченко называл свой хутор Бухаловка, и как я не старался извести это, установив везде указатели с новым, нормальным названием — это всё равно осталось в головах и на языках жильцов окрестных деревень, а оттуда и к моим переселенцам. Правда, это распространялось только на ту часть посёлка, где стоял завод, его склады, здание конторы, жильё управляющего и прочее, относящееся к производству спиртного. Дед по этому поводу потешался:

«У тебя уже как в настоящем городе: есть деловой центр, спальный район, промышленная зона. И даже микрорайоны появляются со своими названиями! Осталось только население с семидесяти с чем-то семей до семидесяти сотен поднять, но главное уже есть!»

«Не будет тут никогда семи тысяч населения. Рядом две станции, Осиповичи и Талька, и к обеим будут хорошие дороги. До обеих на автомобиле не больше получаса ехать там люди и будут жить. У нас и места для жилья не густо, и огороды плохие, и занятость обеспечить для большого количества людей не получится. По моим прикидкам, не больше чем сто двадцать — сто пятьдесят семей здесь смогут нормально жить, от семисот до девятисот человек, считая детей и стариков».

«Ты, Юра, иногда слишком серьёзен. Шуток вообще не понимаешь».

«Ну, если в порядке шутки — то можно дойти и до объединения Минской и Могилёвской губерний в новую, Викентьевскую».

«Ага, Нью-Васюки на новый лад».

«Какие ещё Васюки⁈»

В общем, пока Маша слушала экскурсовода, в роли которого выступала всё та же Гертруда, дед пересказывал мне некоторые перипетии довольно странной и непонятной, но при этом всё равно смешной книжки[1].

Я же обратил внимание на то, что складские ямы около торфозавода (каковое название было присвоено данной мануфактуре с большим авансом) частично заполнены торфом и илом — значит, дорога добралась до болота и началась выторфовка. И на активное дорожное движение. Стало до боли обидно от того, что при наличии прямо вот тут подходящих песков этот самый песок везут откуда-то по железной дороге, в Тальке перегружают на грузовики и везут десять километров до Викентьевки, а потом — до стройки. И я всё это развлечение оплачиваю, что самое неприятное. Нет, надо, надо «потыкать палкой» губернскую управу!

Съездили и на строительство дороги. Она дошла до бывшего островка на бывшем озере и сейчас насыпь строилась через него без выторфовки, поскольку слой торфа был очень уж мощно замусорен всем, чем только можно себе представить. Запасы в посёлке возникли при прохождении бывшей протоки между нашим, северным, берегом и островом. На повороте дороги к берегу болота был обустроен Т-образный перекрёсток, третья дорога в полусотне метров упиралась в довольно просторную «площадку хранения техники», которая должна была послужить началом строительства карьера, как только его разработку разрешат губернские власти. Опять захотелось поехать к ним и дать или взятку, или по шее, ещё не решил. А может быть — и совместить то и это.

Две полосы по три метра и две обочины почти по метру, хотя без твёрдого покрытия граница между одним и другим была скорее условной, чем реально различимой. Итого насыпь шириной восемь метров по гребню, у основания — заметно шире, плюс подземная (точнее, подторфная, но такого слова нет) часть, всё это умножить на высоту и длину — получается жуткое количество кубометров песка и ещё больше тонн, каждую из которых нужно купить и привезти, хотя можно было бы взять в паре сотен метров отсюда! Действительно — бесит!

Лукошкин, окончательно реабилитированный за давешнее расхищение собственности завода и утверждённый в должности старосты, предлагал начать копать песок не дожидаясь разрешения, пришлось категорически запретить, а чтобы запрет держался — объяснить причину:

— Я уверен, что у могилёвских чиновников где-то сидит прикормленный человечек, а то и не один. Не обязательно у нас — может быть в Тальке, или в Рудне, или на железной дороге. И как только у нас сколько-то заметно упадёт количество закупаемого песка — выждут пару-тройку дней, чтобы мы поглубже закопались — и нагрянут с комиссией. А там — в зависимости от их целей и задач, от крупной взятки до закрытия проекта освоения.

Маша и Гертруда успели найти общий язык, можно сказать — спелись, и активно общались о чём-то о своём, о девичьем. Я не прислушивался специально, но краем уха всё равно нет-нет, да и цеплял что-то. Насколько я понял, они перескакивали с темы на тему без какой-либо доступной для понимания логики, сейчас Мурка выпытывала у Труды особенности национальных обычаев в Скандинавии. Собственно, сейчас одна пересказывала другой всё то же самое, что я узнал у Клима, только постоянно отвлекаясь на кучу не относящихся к делу подробностей, но Маша слушала так, будто всё это для неё внове. И тут до меня донеслось:

— Ой, Труди, ты так понятно всё объясняешь! Не то, что Юрка — вывалил кучу слов, ничего не разобрать.

Я аж поперхнулся от такого! Для чего, спрашивается, старался, делал краткую сводку, структурировал данные, вот это всё⁈ Самое обидное, что у этой «Труди» на одно слово информации — от восьми до десяти слов сплетен, слухов или вообще никак не относящейся к делу чуши, типа цвета коров у бывших соседей. И вот эта вот, реально — «куча слов», без каких-либо смысловых связей — «понятно объясняешь»⁈

«Смирись, внучек. У них своя логика, отличающаяся от нормальной. И свой протокол информационного обмена, на её основе».

Тем временем Маша задала вопрос, который я уточнить сразу забыл, а потом как-то к слову не приходилось. Я прислушался, благо, сопутствующий информационный шум упал до минимума.

— Труди, ты вот говоришь, Юра по вашим меркам — ярл. А тогда почему исландцы своего правителя тоже всего лишь ярлом зовут, а не конунгом, или ещё как?

— Мур, ты только при них такого не скажи! Не просто ярл, а Первый Ярл!

— Я думала, что первый — это номер порядковый, как, например, Луи Седьмой Беспечный.

— Нет, что ты! По порядку он у них уже девятый, вроде — при том, что объединились в одно государство меньше ста двадцати лет назад.

— Это получается, меньше пятнадцати лет каждый правил?

— Ну, не совсем каждый, один был, что двадцать четыре года продержался, но спился потом. Так что да — около дюжины лет всего каждый. Что вообще за такое время можно сделать[2]⁈ Ни город портовый не построить, или ещё что-то большое, ни наследника воспитать. Только-только освоился с правлением — а уже всё. Вот в Норвегии — меньше сорока лет короли не правили!

— Пф… У нас Император уже триста лет правит!

— Да, повезло вам, то есть, уже — нам. Сильная кровь, сильный маг, сильный правитель.

Девушки ушли опять в обсуждение чего-то совершенно постороннего, не то цветов императорского мундира, не то ещё чего-то подобного. Я уж было решил, что ответа на изначальный вопрос не будет, но разговор какими-то неведомыми путями вырулил всё же обратно.

— А Первый Ярл потому, что конунг — это очень сильный титул. Очень сильные клятвы богам даются. Каждый ярл, что принёс клятву становится хирдманом у конунга, его дружина — дружиной конунга. И тот может отдать любой приказ любому из хускарлов, хирдманов или тэнов любого своего ярла. Вообще любой, хоть зарезать своего ярла, хоть другую подлость сотворить. И тот не сможет не выполнить приказ — клятва не даст. Потом, конечно, он бросится на меч, чтобы смыть позор, но это потом.

— Жуть какая!

— У них на острове иной раз по две дюжины мелких конунгов одновременно было, так что насмотрелись они всякого. И никто не хотел так доверять соседу, если того изберут. Вот и подсмотрели у франков, у которых конунг — «первый среди равных». Первый Ярл может стать конунгом только если будет большая война, если враг нападёт на остров. Если сам на кого-то нападёт или первым войну объявит — это не считается. А после войны сразу должен снять корону и больше никогда ни на какую должность не избираться, чтобы старая клятва не начала чего-то требовать.

— Слушай, Труди, а как обращаются к женщине тэну или ярлу?

Норвежка рассмеялась, только веселья в этом не слышалось.

— А не бывает таких.

— Как так, у нас и графскими, и княжескими родами женщины правили, и сейчас правят!

— Везёт вам. У нас в древности тоже были девы-воительницы, несколько из них даже дружины водили — правда, теперь пишут, что это были дружины их покойных мужей, и водили их те женщины мстить убийцам мужа. И эти предводительницы или гибли во время боя или бросались на меч после него. Хотя в мамином детстве про некоторых рассказывали иначе.

— А как же дары богов? Сила — она ведь всем даётся в равной мере!

— Может, и даётся. Только у нас девочек на наличие её почти никогда не проверяют. Только новая знать, у кого иностранные титулы — бароны там, графы и прочие, те иногда дочек своих к Оракулу водят, если за границу замуж выдавать собираются, чтобы выгоднее пристроить.

— Так сила и сама проявиться может!

— А у кого дар такой, что сам проявляется, и кто это в тайне удержать не может — тех могут и в дар Морю принести.

— Это как⁈

— Связать и за борт.

— За что⁈

— Чтобы на власть не покушались. Опять же — учить женщину никто не возьмётся, а необученный одарённый огня в доме, да если ещё обиду имеет, это та ещё радость. Кто поумнее и у кого стихия подходящая — могут травницами стать, если к действующей в ученицы попасть успеют и сумеют…

В салоне наступила тишина. Я выждал немного и спросил:

— Гертруда Эдуардовна, а давайте вас на наличие дара проверим? Если у брата есть…

— Уже проверили. Меня Влад…дислав Тимофеевич возил в город. Нулёвка я — ноль девяносто шесть, если точнее. Чуть-чуть не повезло. Или, наоборот — повезло, это как посмотреть.

На этом разговор совсем увял до самого возвращения в село. Но заминку в имени Влада я заметил. Надо решить для себя — стоит ли влезать в это дело или пусть сами разбираются. Я бы не полез, но дед нудит, что они в процессе разбирательства половину посёлка разобрать могут.

[1] Вряд ли кто-то не узнал отсылку, но на всякий случай — это «12 стульев». Для человека, не знакомого с реалиями конца двадцатых годов нашего мира в целом и СССР в частности — действительно странная и местами непонятная. Но я в детстве и подростком минимум семь раз перечитывал, причём каждый раз ржал, как конь, но каждый раз — над другими вещами, по мере взросления.

[2] На всякий случай напоминаю: мнения персонажей могут не совпадать с мнением автора. А могут и совпадать J