Рыжий 2

Глава 27

При звонке будильника я подорвался с кровати как ошпаренный. Он же сейчас Сашку разбудит! Зачем его Оля завела? Хлопнул по кнопке, прекращая механический звон и только потом до меня дошло, что я не дома. Нет здесь Сашки и Оли тоже нет. Я в армии, в Германии и в самой непонятной для меня воинской части.

Вернулся к кровати и, сев, оглядел своё новое место жительства. Квадрат, три на три метра, крашенные синей краской стены, на полу линолеум непонятного цвета, тумбочка с будильником, табуретка со сложенной формой и кровать с двумя матрасами, бельём и мной. Всё это тускло освещалось утренним светом, пробивающимся сквозь стеклоблоки узкого, как бойница, окна. И только в самом верху проёма была крохотная форточка с нормальным стеклом.

Старшина Игорь Василевский вчера провёл небольшую экскурсию по расположению, познакомил меня с сослуживцами, правда, не со всеми, и заселил в эту комнатку, выдав бельё, одеяло, подушку и аж два матраса, так как кровать была не пружинная, а с железными полосами.

Медицинский склад считался отдельным подразделением в бригаде материального обеспечения. У него был и свой гараж, казарма, общежитие, столовая, баня и прочие службы. Но в 1990 году территорию склада, примыкавшую к гарнизонному госпиталю, передали вместе с самим госпиталем городу Альтенбург. Медиков, кого-то отправили в Союз, а некоторых перевели в другие госпиталя и небольшую медсанчасть на территории базирования двух автомобильных батальонов. Теперь, если случиться что-то сложное, то везут в гарнизонные госпитали Лейпцига или Гримма.

Склад тоже реорганизовали и перенесли в коммуну Падиц, на бывший склад медицинских наркотических веществ. В не особо большой склад умудрились впихнуть не впихуемое. Под хранилища использовали как подземную часть, так и почти весь первый этаж, а персоналу склада пришлось перебраться на второй этаж, в почти тридцать лет как заброшенные комнаты.

И с электричеством там было не очень. Вернее, оно было, но вот фурнитура местами отсутствовала. А одно крыло было даже не электрифицировано. И по этому старшина так обрадовался мне, электрику.

«Это, наверно, индивидуальное проклятие этого тела» — подумалось мне. Как убило Женьку во время починки розетки, так мы и не расстаёмся со всеми этими розетками, выключателями и электрическими патронами.

Но вот хоть повторно убейте — не поверю, что на весь гарнизон Альтенбурга не нашлось ни одного электрика, которого можно было припахать для этих работ. Вот так и стоял этот склад в ожидание приезда меня? Прям мистика какая-то. Или идиотизм.

Сам же склад представлял из себя квадратное двухэтажное здание девятнадцатого века с небольшим внутренним двором. Во времена империи здесь была закрытая школа для мальчиков, а с прихода к власти Гитлера, база транспортной бригады «Организации Тодта».[133] Во время ГДР здания передали на баланс группе советских войск. Были созданы подземные склады с абсорбционными[134] промышленными холодильными установками производства Зеленодольского завода имени Серго. И подземное газохранилище для питание этих холодильников.

Всё это мне и поведал старшина Василевский во время импровизированной экскурсии. Заодно показал душевые, туалеты и столовую. Столовой был небольшой зал с рукомойниками, несколькими столами и по четыре табуретки к ним. Еду на складе не готовили, её три раза в день привозили из Альтенбурга со столовой автобатов.

— Здесь питаемся только мы и прапорщики с офицерами, — пояснил мне старшина. — А взвод охраны у себя.

Качество пищи было вполне на уровне. Что я и оценил, когда мне Игорь выдал порцию второго, оставшуюся с обеда. Картофельное пюре, приличных размеров свиная котлета и стакан компота.

— Посуду каждый моет за себя. В кранах моек и горячая вода есть. А вот здесь стоит сода, — показал он мне несколько пачек в шкафчиках под мойками.

Как я понял из его рассказа, гарнизон округа перешёл на подножный корм. Поставки продовольствия из Союза полностью прекратились. Теперь все свободные земли засадили картофелем и начали активно забивать свиней из свиноферм частей, а не по чуть-чуть как раньше. И так как большинство семей офицеров уже уехало в Союз, то мясо не расходилось по ДОСам[135], а попадало на кухню, а потом и в желудки солдат.

Заодно, выяснив что я некурящий, позволил старшине убедить меня не отказываться от выдаваемых сигарет. Здесь, также, как и в средней Азии, выдавали по восемнадцать пачек на человека в месяц. Некурящие получали килограмм конфет или сахара. Как по мне, так маловато будет. А парням сверхсрочникам, восемнадцать пачек было мало, тем более что сейчас вместо «Охотничьих» или «Гуцульских» сигарет стали выдавать «Camel» без фильтра. Согласился отдавать свой табачный паёк в пользу местного коллектива.

Коснулись в разговоре и денежного довольствия. Мне пообещали двадцать пять марок в месяц и доплату за электрика. Но выдачу денег в последнее время стали задерживать, иногда на целый месяц. Но недовольных среди сверхов нет. Раньше старшина получал пятьсот пятьдесят марок ГДР, а сейчас четыреста марок ФРГ. Но раньше он мог уехать домой или на Трабанте с Вартбургом или на экспортных Жигулях, а сейчас можно уехать домой и на Фольксвагене.

Ну да, смутно припоминаю, что в прошлом будущем читал в интернете про командующего ГСВГ. Он хвастался перед журналистами тем, что в начале 1991 года получил от властей ФРГ четыреста миллионов марок на содержание группы войск. А осенью сдал в финансовую часть министерства обороны — четыреста восемьдесят миллионов марок. Мол, смотрите как я умело сэкономил. Отсюда и снижение окладов и их задержка.

…

Охрану сего непонятного объекта нес взвод дембелей-стодневщиков, которых спихнули из городского гарнизона в сельскую глушь подальше от всяких соблазнов. Впрочем, по рассказам старшины, эти охранники находили приключения и в Падице. Даже в этом маленьком селении была парочка гаштетов[136]. А за рекой Плайссе, в селе Штюнцхайм была школа-интернат и немецкие ребятишки, особенно последних выпускных классов, не прочь были размять кулаки с советскими солдатами, дай только повод.

Кроме взвода охраны на складе было два старших прапорщика: мой уже непосредственный начальник Кузьмин Александр Михайлович и некий Роман Иванович Татарчук. Причем, последний не относился к 116-й бригаде, а был медиком, ну, это понятно, склад-то медицинский. Еще было три просто прапорщика. Вчера нам они не попались, но Василевский про них упомянул. Все трое, начальники служб при складе: холодильного оборудования, начальник котельной и начальник охраны, которому и подчинялся взвод дембелей. Над всеми ними и над нами стоял начальник склада, майор Чичун Сергей Петрович.

Почти все прапорщики и наш майор жили в городе, в домах офицерского состава, и на службу приезжали на личном транспорте. Михалыч и прапор взвода охраны были единственные кто жил на территории склада, ну, и восемь сверсрочников, включая старшину.

Из этих восьми сверхов, двое оказались земляками. Ну как земляками? Из Ростовской области. Здесь, в Германии, это уже близкое землячество. Сам старшина Василевский оказался родом из-под Таганрога, из села с вроде бы простым, но труднозапоминаемым названием Лакедемоновка. Вторым земляком, а заодно и тёзкой, был сержант Евгений Журавлёв из города Цимлянска, здесь в части он был оператором холодильных установок.

…

После этой небольшой экскурсии, мне было предложено приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей в качестве электрика. Хоть я еще и не был поставлен на довольствие, но ерепениться не стал и спросил про инструменты.

Всё нашлось у запасливого старшины в каптёрке. Единственно, что пришлось на коленке собирать, примитивный тестер из куска провода, патрона, лампочки и парочки невесть как завалявшихся у Василевского, «крокодильчиков».

До ужина успел починить несколько выключателей и установить парочку розеток. В том числе и в своей комнате. Заодно перепрятал доллары из сидора в стену за внутренностями выключателя, а марки прибрал в патрон своего самодельного тестера.

Во время ужина познакомился с остальными сверхсрочниками и можно сказать, что парни отнеслись ко мне вполне дружелюбно, особенно после того как узнали, что я буду свой табачный паёк отдавать им.

Перед самым отбоем старшина принёс мне будильник. На мое недоумение по поводу этого аппарата, армии и побудки, ответил:

— У нас нет громкой связи, а бегать, объявлять подъём никто здесь на втором этаже не будет. Там, внизу, у взвода охраны, — он мотнул головой куда-то в сторону и вниз, — Есть суточный наряд. Но сюда, наверх, их без сопровождения лучше не пускать. Сопрут точно что-нибудь. Так что, вот будильник. Не забудь заводить и выставляй правильно время. Спокойной ночи.

Несмотря на безумно длинный день, смену часовых поясов и довольно ощутимую усталость, сна не было ни в одном глазу. У меня было столько вопросов без ответов, что даже голова начала побаливать.

Если странное подразделение ещё можно было объяснить простым бардаком в армии и приближающимся хаосом развала страны, то зачем здесь я? И именно со своим знанием немецкого языка. Наркоторговля? Бред! Самый крупный город в округе Альтенбург с населением хорошо если под тридцать тысяч человек, а вокруг деревни и коммуны с населением по сто человек. Организаторы должны понимать, что я, не зная местных реалий, попадусь почти сразу, и по цепочке выйдут на них. Да и нет здесь богатых клиентов. Значит, этот вариант отбрасываем в сторону.

Может им нужен курьер? Что-то и куда-то перевозить? Может. Всё может быть. А может это какая-то глубинная разведка? Ага, щаз, размечтался. Не, нафиг, надо спать. Будет день, будет и пища.

…

Закончив предаваться воспоминаниям, натянул форменные штаны и обулся в кеды, надеюсь это здесь дозволительно. Так, с голым торсом и выскочил в маленький дворик, попутно посетив туалет. Зарядку проводил старшина, о чём он меня вчера вечером предупредил. Пара минут наклонов, приседаний и махания руками, вот и вся утренняя зарядка. Бегать тут негде, дворик маленький, но есть турники, к которым я и направился.

Все, не успевшие уйти со двора, откровенно пялились на выполнение мной гимнастического и силового комплекса. Но никто не подошёл и не поинтересовался, чем я таким занимаюсь и можно ли этому научиться? Или всем лень, или всем пофиг.

После завтрака старший прапорщик Кузьмин провёл мне под роспись инструктаж, что здесь можно, а что нельзя. Ознакомил меня с выпиской приказов о постановке меня на довольствие и назначением электриком склада. А затем сводил меня на знакомство с начальником склада, майором Чичуном Сергеем Петровичем. Начальник оказался вполне добродушным дядечкой и тут же озадачил меня починкой ему настольной лампы.

После обеда старшина позвал меня на выдачу положенного довольствия, но получить всё причитающееся я не успел. Был вызван старшим прапорщиком и озадачен вопросом:

— Лисин, у тебя гражданская одежда есть?

— Так точно, есть, товарищ старший прапорщик.

— Ты, это. Когда мы наедине, по имени отчеству называй. Помнишь?

— Так точно, Александр Михайлович.

— Иди, переоденься в гражданку и сюда возвращайся.

Началось, понял я и рванул на второй этаж, переодеваться. Скоро я всё узнаю, что здесь за тайны Мадридского двора. Натянул джинсы, ковбойку. На всякий случай рассовал по карманам свои документы, вытащил припрятанные марки и засунул их в носки. А для большего спокойствия, приладил внутри джинсов одну из отвёрток. Эрзац-оружие, так сказать. Надеюсь, до его применения не дойдёт.

— Вполне, вполне, — осмотрев меня, произнес Михалыч. — А ну-ка, рукава закатай. Вот, так лучше. Часов только не хватает. Сейчас, минутку, и он закопался в ящиках своего стола. — На вот, держи, — протянул он мне какие-то наручные часы на кожаном ремешке.

«Опять плюшки авансом? Что же меня там ожидает?» — думал я, надевая на правую руку простенькие часы в латунном корпусе с ничего мне не говорящим названием «Ruhla»[137].

Эти непонятные смотрины, с закатыванием рукавов и добавлением часов, вообще в конец запутали и озадачили меня. И, видимо уловив моё напряжение вперемешку с удивлением, старший прапорщик счёл нужным пояснить:

— Евгений, мы сейчас с тобой сходим на встречу с одним человеком, у него для тебя есть работа. Хорошая работа. Из армии сможешь на своей машине уехать. Но если не согласишься, то мы вернемся назад, и ты будешь просто служить. Подумай хорошенько, машина на дороге не валяется, тем более немецкая.

В ответ я просто молча покивал. Будь на моём месте реальный Женька, то он бы точно купился и побежал бы за предложенным автомобилем. Ну и я сделаю вид, что заинтересовался. Главное, не отказываться, что бы там ни было. А то, будет как в фильме — «бритвой по горлу — и в колодец!»[138] Правда, если это извращенцы, то придётся отбиваться. Ладно — прорвёмся. Надеюсь, всё будет хорошо.

…

Меня повели по ступенькам вниз, ещё глубже подвала. А затем по длинному и скудно освещённому подземному коридору мы шли наверное метров пятьдесят. Он точно вёл за пределы расположения, в окружающий склад частный сектор. Пару раз по дороге нам попались двери в кирпичных стенах. В конце этого длинного туннеля Александр Михайлович отпер дверь, и мы вышли к капитальной бетонной лестнице, ведущей вверх.

Через три пролёта по восемь ступеней оказалась ещё одна дверь, в которую старший прапорщик и постучал. А в ответ, тишина. Он постучал сильнее, но с тем же результатом. И только через пару минут его стука, с той стороны двери щелкнул засов, и она открылась.

— Ты где ходишь? — зло прошипел на немецком прапор открывшему нам эту дверь мужчине. — Я же предупреждал, что приду.

— Да молочник приходил, пришлось с ним постоять, поболтать, — с виноватыми нотками в голосе ответил мужик. — Проходите, не стойте, я закрою за вами.

Помещение, в которое мы вошли, оказалось полуподвалом, почти полностью заставленным деревянными ящиками с какими-то бутылками. Задерживаться в нём мы не стали. Как только встретивший нас запер дверь на засов, мы поднялись еще на один пролёт вверх и оказались, судя по газовой плите, на кухне.

Наверху, при ярком дневном свете из окон, я смог наконец рассмотреть того, к кому мы пришли. Худой, высокий, почти лысый мужчина, примерно за пятьдесят лет. С крючковатым носом и хитрыми карими глазами.

— Садитесь за стол, — произнёс он и первым подал нам пример.

И дождавшись пока мы рассядемся, спросил у прапора:

— Я так понимаю, это тот молодой человек, про которого ты вчера мне рассказывал?

— Да, Пауль. Евгений, это Пауль Майер. Тот человек, про которого я тебе говорил. А это, — он указал рукой на меня, — Евгений Лисин, мой подчиненный.

— Ойген Лисин, — повторил хозяин дома мое имя на немецкий манер. — Не, нужно что-то другое…

— А что вообще от меня требуется, — прервал я его рассуждения.

— Александр, ты что, парню ничего не говорил? — удивился Пауль.

— Нет, сам всё скажи. У тебя лучше получится, — промямлил мой прапор.

— Хм. Парень, есть шанс неплохо заработать. Ты как? Согласен?

— На что? Я не услышал что вы мне предлагаете. Подробнее.

— Подробнее? Ладно, слушай.

И он рассказал, что на территории бывшей ГДР после объединения страны не хватает мелкой циркуляционной монеты. И как сообщают в прессе, до 30 июня 1991 года останутся в ходу мелкие монеты ГДР, вплоть до пятидесяти пфеннигов. А с 1 июля и по 31 декабря их будут только принимать у населения, а сдачу будут выдавать уже пфеннигами ФРГ.

И такой мелочи ГДР на руках у людей было очень много. Но национальный банк объединенной страны обезопасил себя от возможной массовой сдачи населением этих пфеннигов. Суммарно можно было что-либо купить или оплатить такой мелочью только на сумму в пять марок.

Но есть одна лазейка. Бывшим народным предприятиям[139], прошедшим процедуру приватизации, можно сдать накопленную мелочь на сумму десять тысяч марок в любое отделение «Почтового Банка»[140], но разово. То есть, повторно, в это же отделение, ты уже сдать не сможешь. Но только в одной Тюрингии семнадцать районов, а значит и семнадцать районных отделений банка. Плюс, шесть отдельных городов, в которых может быть несколько отделений.

То есть только в Тюрингии, можно сдать по десять тысяч марок в, как минимум, тридцать пять отделений. А на территории Германии таких отделений больше пятисот.

— Ну и зачем я вам тогда нужен? Почему вы сами этим не займётесь? — недоуменно спросил я у них, мысленно переведя дух и уверившись, что никакого явного криминала не намечалось.

— Александр, как ты понимаешь, не может. Он, гражданин СССР, и военный. А я, скажем так, нахожусь в списках неблагонадежных, так как служил десять лет в охранном полку имени Дзержинского и подозреваюсь в работе на Штази[141] как гражданский осведомитель. Мне временно закрыт доступ к любым финансовым операциям на сумму больше двух тысяч марок, — выдавил из себя Пауль, скривившись так, как будто сожрал лимон целиком. — Гребанный Шваниц не отдал приказ на уничтожение архивов, и они все достались весси.

— Ну, так и я гражданин СССР, и военнослужащий. Как вы планировали меня использовать?

— Пауль последнее время работал завхозом в школе-интернате, который в Штюнцхайме находится. Там, за рекой, — махнул куда-то в сторону газовой плиты старший прапорщик. — И у него имеется возможность оформить тебя как жителя Германии. И тогда ты сможешь сдавать эту мелочь в отделения банков.

Охренеть, ну и план. Мне даже стало по-настоящему интересно, насколько план рабочий?

— И что для этого надо?

— Для начала, несколько твоих фотографий три на четыре сантиметра. Есть? Или фотоаппарат нести? — как-то сразу ожил немец.

— Есть несколько, — я достал комсомольский билет из нагрудного кармана и из пространства между ним и обложкой, вытряс на стол три черно-белые фотографии, которые остались после оформления водительских прав. — Хватит? И, ничего, что они не цветные?