Глава 16

— Ты всё-таки без меня в Москву ездил, — укоризненно покачала головой бабушка.

— С чего такие выводы? — не понял я.

— Так вот же, — она мотнула головой в сторону лежавших перед нами на столе бланка гаражного ордера и книжки технического паспорта мотоцикла.

— Я же тебе рассказывал. Юрий Викторович в Москву переезжает. А я у него выкупил гараж, — терпеливо повторил я ей.

— А деньги ты откуда взял, шельмец?

— Из тумбочки, — но, видя её недоумение, пояснил. — Скопилось. Ты сумки и рюкзаки уже два года шьёшь. От меня получаешь за них до сотни в месяц. И я столько же с них имею, плюс светильники мои, ремонт электрики. Вот и скопилось. Ты против?

— Нет. Что ты. Я только за. Теперь в гараже можно будет и закрутки хранить и часть старых вещей, — пошла она на попятную. — Ты замки-то поменял?

— Да. Сменил. И магнитную защёлку поставил. Завтра сходим, я покажу. И твой комплект ключей отдам.

— А чего номер такой некрасивый получил? Циферки то без разницы, но вот этот «РОГ», что, других не было?

— Что выдали, то и взял, — огрызнулся я, так и подмывало сказать, что куча народу в Ленинградской области, вообще с номерами «ЛОХ» ездят. Но не поймёт же. — Мне номер сразу и то по блату дали. Там сейчас надо два-три месяца в очереди стоять. Даже номера дефицитом стали, — уже более спокойно объяснил я ей.

— Женечка, миленький. Ты только не гоняй на своём драндулете как оглашенный. Вон, у подруги со швейной фабрики сын на мотоцикле разбился насмерть, — неожиданно запричитала она и в её глазах появились слёзы.

— Обещаю. Не буду гонять. Да ты же сама знаешь, что тот парень по пьяни разбился, а я вообще не пью. И шлемы в комплекте есть. Тебя буду возить на «Соленое» озеро, да с Олей на пляж. Вот и всё.

— Ой. С озером ты это хорошо придумал.

— Так я это всё и придумал чтобы тебя туда возить. Надоело слушать как ты мечтаешь испытать силу целебной грязи. Ах да, вот что ещё, — я достал из-под стола свёрток, из которого извлёк десяток одноразовых шприцов и ленту с такими же скарификаторами.[84]

Их, эти иголки, мне совершенно неожиданно подогнал Юрий Викторович вместе с шприцами. Сам я и не подумал даже о том, что сейчас палец прокалывают для забора крови на анализы тоже многоразовыми инструментами. И, порой, обслуживают сразу несколько человек одной иглой.

— Что это? Шприцы? Зачем? — удивилась бабушка.

— Это одноразовые шприцы. Если, не дай Чумак, ты заболеешь, то лекарства колоть будешь теперь такими.

— О. А у тебя ещё есть? — и дождавшись моего кивка, продолжила. — Все давай, я подругам раздам.

— Ты, часом, не рехнулась? Один такой шприц стоит почти полтора рубля! Я их достал с трудом, чтобы моя родная бабуля не заразилась всякими туберкулёзами, СПИДами и сифилисами. А она их раздавать собралась. Как конфеты. Ты еще не того? Не ку-ку? Крыша на месте? — вызверился я на неё.

— Ой, — растерялась женщина. — Я же не знала. Чего ты сразу на меня кричать начал?

— Да мозги свои просто иметь надо. Не знаешь — спроси! А не мечтай сразу раздавать. Так, ладно. Вот это вот, — я показал ей упакованный шприц с иголкой. — На один укол. Сделали и выкинули.

— Вот просто так выкинули? — вылупила на меня глаза старушка. — А прокипятить его нельзя потом? Жалко же.

— Нет. Он одноразовый. Пусть медицинские работники с ним что угодно после инъекции делают. А ты, на следующий укол, новый шприц берёшь. С этим ясно? Теперь вот это, — я взял ленту с одноразовыми скарификаторами. — Это одноразовые иглы для забора крови из пальца. Идёшь на анализы, бери парочку штук с собой. На всякий случай. Поняла? Я хочу чтобы моя бабушка была здоровая и прожила ещё долго-долго.

— Спасибооо, Женечка, — бабуля меня обняла и разрыдалась у меня на груди.

О как. Она у меня на груди, а не я у неё подмышкой. Как время-то летит…

Мотоцикл я зарегистрировал сразу после сдачи водительских экзаменов на категорию «С». С получением номеров могла возникнуть проблема. Так как из-за увеличения дохода, население стало активно приобретать транспортные средства, а выпуск новых номерных знаков осталось на прежнем уровне, возник дефицит на номера.

В первую очередь номерными знаками обеспечивалась столица области и города областного значения и только потом очередь доходила до прочих населённых пунктов. В сельских районах с этим вообще была труба. Но там, все были свои и езда без номеров была вполне себе нормой. А учитывая, что на селе с четырнадцати лет подростки работали на тракторах, а с шестнадцати на комбайнах, то частенько водили вообще без прав.

В городе автомобилисты получали временные, бумажные номера, которые и крепили за лобовым стеклом. На мотоцикле это не работало.

Хорошо когда живешь в одном подъезде с кучей милицейских начальников. И мне по блату был выдан один из резервных номеров. Но с условием. Поставить во всём нашем подъезде такое же освещение как и на моём первом этаже. Не нравилось милицейскому начальству ходить по тёмному подъезду. Делов-то, пятьдесят рублей на материалы и пару дней возни на стремянке. Зато сразу номера и возможность ездить, а не ждать когда про тебя вспомнят.

Узнав про дефицит номеров, я вспомнил и про другой дефицит, запчастей. Помню, друг в девяностом убивался, что нельзя достать запчасти, лампочки и аккумулятор. Может в этой местности подобного и не будет, но на всякий случай закупился всяким. Благо теперь, есть где это всё хранить.

Гараж мне достался шикарный, ухоженный и укомплектованный. Часть инструмента Юрий Викторович увёз с собой. Но старый и просто ржавый брать не стал. Вот лентяй. А я этот инструмент почищу и будет как новый. Остались в гараже и стеллажи, верстак с массивными тисками и пара железных ящиков. Имелся даже кухонный уголок с раковиной, водопроводом и печкой буржуйкой, труба которой выходила через заднюю стену на улицу. Явно люди под себя строили.

Был здесь даже подвал, а не просто смотровая яма. Небольшой, размером всего в треть от надземного помещения, но вполне удобный. Тоже оборудованный полками и железными ларями. А в углу нашёлся древний холодильник «Саратов-2». Толку от него всё равно ноль из-за участившихся веерных отключений электричества. Бывает, каждый день на пару часов вырубают. Но раз оставили — не выкидывать же?

В комплекте с мотоциклом шло два шлема «Салют» производства завода «Буревестник» из Гатчины. Оба шлема были с козырьком, но без новомодного пластикового щитка-забрала. Третий шлем пришлось докупать самому. Единственное что было в продаже в магазине «Спортивный», простые, но стильные и красивые шлемы без козырьков эстонского комбината «Salvo», за 12 рублей. Но Олька обиделась когда я ей его предложил надеть.

— А почему мне без козырька?

— А потому, что ты сзади меня сидишь и при торможении будешь лупить меня по затылку козырьком и отломаешь его, — давай попробуем, предложил я.

Попробовали как я и предполагал, при резком торможении если девчонка не прижималась ко мне, а сидела свободно, то мы звучно сталкивались шлемами. Посмеялись на эту тему и она признала мою правоту.

На машинный пляж мы ездили теперь почти каждый день. Сначала сами. А потом нам на хвост упал Жмур с Петрухиной. Он тоже сдал на права и отец ему доверил управлять своим стареньким «Ковровцем».[85] Так как люльки у него не было как, и практики у водителя, то Ирку мы возили первое время в нашей люльке. И только уже к концу лета она осмелилась пересесть к своему ухажёру.

А вот шлемы у них отсутствовали. И они ездили в простых шахтерских касках. Я сначала по своей неграмотности обозвал их строительными шлемами. Но неожиданно получил отпор от Петрухиной, которая объяснила, что у них именно шахтерские каски. Так как на них есть крепление для коногонки.[86] Слово за слово, и я узнал что это такое. В конце своего монолога, видимо для закрепления эффекта, Ирка вполголоса спела шахтерскую песню про «коногона с разбитой головой». Мотивом очень напоминавшую — «по полю танки грохотали».

Вот лошадь мчится по продольной,

По темной, узкой и сырой,

А коногона молодого

Предупреждает тормозной:

«Ах, тише, тише, ради бога!

Здесь ведь и так большой уклон.

На повороте путь разрушен,

С толчка забурится вагон».

И вдруг вагончик забурился,

Беднягу к парам он прижал,

И к коногону молодому

Друзей на помощь кто-то звал.

Через минуту над вагоном

Уже стоял народ толпой,

А коногона к шахтной клети

Несли с разбитой головой.

«Ах, глупый, глупый ты мальчишка.

Зачем так быстро лошадь гнал?

Или начальства ты боялся,

Или конторе угождал?»

«Нет, я начальства не боялся,

Конторе я не угождал, —

Мне приказал начальник шахты,

Чтоб порожняк быстрей давал.

Прощай навеки, коренная,

Мне не увидеться с тобой.

Прощай, Маруся, ламповая,

И ты, товарищ стволовой.

Я был отважным коногоном,

Родная маменька моя,

Меня убило в темной шахте,

А ты осталася одна».[87]

На наши вопросы девчонка рассказала, что у неё дед, бывший шахтёр, и часто поёт разные шахтёрские песни. И она, когда была маленькая, пела вместе с ним, вот и выучила.

Потом она частенько пела нам на пляже и даже втянула в это дело Олю. А мы с Витькой с удовольствием слушали их.

Бывший ботан и хлюпик к шестнадцати годам тоже значительно изменился. Ростом он меня, конечно, не догнал, но значительно окреп. Ещё в четырнадцать, его батя записал Витьку на какие-то занятия по самообороне при городском отделе милиции. И там ему хорошо подтянули физуху.

Все попытки моих дворовых друзей выпросить у меня поуправлять мотоциклом я теперь смело разбивал вполне законным вопросом: «А права у тебя есть?». Но покататься на моём транспортном средстве хотели не только друзья и приятели, но и вполне незнакомые личности. На пляже пару раз возникали конфликты с пьяными парнями, типа: «дай в город съездить».

Один раз даже пришлось помахаться с пьяным парнем лет за двадцать. Его, оказывается, забыла его компашка, и ему срочно нужно было в город. Вот он и выбрал меня, как самую молодую жертву. Пришлось его успокаивать ударом в живот, о чём я очень быстро пожалел. От моего удара его стошнило. И если я почти успел отскочить, то движку мотоцикла досталось знатно. Отмывая мотик, я вспомнил все ругательства, которые забыл за свое здешнее детство.

Поездки с бабулей на Солёное озеро в районе села с прикольным названием Пелёнкино, у нас обычно случались по понедельникам и вторникам. Что бы людей было поменьше на этом курорте. Раньше я знал, что по дороге из Азова в село Самарское за Павловкой и есть это озеро. Я на солёный ерик «Бушуйка», впадающий в это озеро, ездил пару раз в поисках обещанной там форели. Как выяснилось, напрасно.

Этим озером мою бабушку соблазнила баба Зоя Примакова, наша соседка сверху. Её супруг, дед Миша, из-за каких-то заболеваний ходил с трудом и ему посоветовали мазать ноги грязью с этого озера. И ему помогло. Бегать он, конечно, не стал, но передвигался теперь вполне спокойно и без болей.

Баба Зоя обычно за этой грязью ездила на рейсовом автобусе и много привезти не могла. А тут у меня появился мотоцикл и две бабки возмечтали. Одна про приобретение молодости, а другая, видимо, про бесплатные поездки с возможностью привезти много грязи деду Мише. Я и не против, лишь бы они нашу канализацию этой грязью потом не забили.

Дорога туда была аховая. Если до хлебзавода был вполне нормальный асфальт, то дальше — фрагменты асфальта с щебнем, гравием и тырсой.[88] Раньше, на велосипеде, я ездил по обочине и меня всё устраивало. Теперь же, когда мотоцикл не особо помещался на обочину, приходилось ездить по дороге, медленно и печально, чтобы не растрясти старушек.

Обычно я их привозил к озеру, где они выгружались и располагались в чахлой лесопосадке. Я же в это время копал яму, добывая свежую целебную грязь. Верхний, светло-коричневый слой считался слабоцелебным, поэтому приходилось углубляться до полуметра в глубину. Как только появлялась чёрная грязь, я накапывал её полное ведро и тащил к старушкам, которые в это время купались в озере. Всё, дальше они сами мазали друг дружку грязью, закутывались в тепличную плёнку и начинали париться на солнышке. А я ехал рыбачить.

Никакой форели в это речке, естественно, не водилось. Попадались бычки, верхоплавка, окушки и много щук. Вот щук я и ловил спиннингом на блесну. Две, три рыбины размером в пару ладоней, попадались стабильно.

А еще в этой речке жило громадное количество раков, которых драли из нор местные пацаны. Вот от них я и узнал, что село это никакое не Пеленкино, а вот озеро наоборот, не Солёное, а Пеленкинское.

Стою, рыбачу, никого не трогаю. Вдруг ко мне подруливает мотоцикл «Днепр» с тремя мелкими пацанами двенадцати-тринадцати лет.

— Привет, городской, — поприветствовал меня белобрысый водитель этого монстра. — Тебе раки нужны? Ведро за пятёрку отдадим.

— Не, спасибо, мне уже щук достаточно, — отказался я, хотя цена была вполне нормальной.

— И много поймали? — почему-то на «вы» спросил лысый пацан с прикольными большими ушами. Мне было отвлекаться некогда, потому что на блесну что-то попалось и я, мотнув головой в сторону реки, сказал. — Сам посмотри, там, в садке.

— Ого! Ничего себе! — последовали удивленные и одобрительные возгласы при виде двух щук в садке.

— Еще одна! — завопил самый мелкий из местных, реагируя на вытащенную мной щуку.

Аборигены столпились за моей спиной, наблюдая как я снимаю с блесны очередной улов.

— Слышь, паря, — обратился ко мне явно предводитель этой гоп-компании. — А давай меняться. Ты нам щук, а мы тебе раков.

— И сколько вам не жалко раков за моих щучек? — усмехнулся я.

— Да за три штуки, всё ведро и отдадим, Мячик, тащи сюда ведро, — самый мелкий, бегом метнулся к люльке мотоцикла и приволок десятилитровое ведро с живыми раками.

Раки были не сказать, что большие, но вполне пригодные для употребления. А зная любовь своей бабули к этим десятиногим животным, я согласился на обмен не задумываясь. Тем более, у нас в холодильнике стояла парочка бутылок «Жигулёвского». Которые она уже успела зарядить Чумаком. А уж с варёными раками это пиво вообще превращалось в эликсир молодости.

В процессе торгов я с ними перезнакомился, а заодно и выяснил, что населенный пункт на самом деле называется «Платоно-Петровка». А «Пелёнкино» это старое, еще царское название. Но откуда взялись старое и новое названия и что они обозначали, пацаны не знали. Ибо местным был только их предводитель на мотоцикле, а остальных заслали на лето к бабушкам и дедушкам из других населённых пунктов.

Предводителя звали Минькой или Митькой, на городского Димку, он не отзывался. Мячик, оказался Вячеславом, которого сначала сократили до Вячика, а потом, за его постоянную привычку подпрыгивать на месте, его перекрестили в резиновое изделие. Ну а третий был Вениамином, откуда и выплывало его погоняло — Веник.

Менялся я с ними уловом частенько, ибо бабуля вошла во вкус и просила раков постоянно. Пацаны же рыбу сбывали какому-то деду Матвею, который хорошо за неё платил и делился бензином для их мотоцикла.

Почти в конце августа, бабушка созрела на поездку в Москву за кладом. Пришлось созваниваться с хозяйкой кресел по межгороду и договариваться на ближайшие выходные о встрече. Договориться-то я договорился, но то, что конец августа, у меня из головы вынесло напрочь. Билетов в железнодорожной кассе на нужные даты не было.

— Мальчик, я еще раз тебе повторяю, плацкарта и купейных до Москвы на девятнадцатое августа нет, — прохрипел женским голосом динамик, закрепленный сбоку от окошка кассы.

— А в мягкие есть? — задал я новый вопрос под недовольный гул очереди, торопившейся купить билет.

Кассир защелкала клавишами аппарата, скорее всего АСУ «Экспресс-2»,[89] и через пару минут ожидания выдала ответ:

— Есть. На «Тихий Дон». Двадцать восемь рублей за одно место, — от величины названной суммы за билет, народ за моей спиной удивленно притих. — Берешь? — ехидно поинтересовалась кассир.

— Да. Два. В одно купе. И сразу обратно на двадцатое августа из Москвы до Ростова-на-Дону.

— Тоже мягкие? — удивилась кассир.

— Да. Давайте. Тоже в одно купе. Сколько с меня?

— Сто двенадцать рублей. И паспорт покажи, — попросила она зачем-то, когда я протянул в окошко три полтинника.

Ну, показал.

Загрузка...