Мэтью решил, что не стоит рисковать встречей с саутгемптонскими бандами. Вначале он хотел идти на север, но потом ему пришло в голову, что лучше двигаться на юго-восток, по побережью. Следуя по линии приливной волны, он мог определять направление даже без солнца. А утро выдалось облачное.
Лоуренс хотел, чтобы Мэтью взял запас пищи из склада, но Мэтью отказался. Со своей стороны он предложил им ружье с тем же результатом. Атмосфера была напряжена. Их реакция, когда они узнали о том, что он уходит, представляла собой смесь сожаления и негодования. У всех, кроме Эйприл. Если она испытывала что-то, это не было заметно за ее обычной сдержанностью.
Когда Лоуренс вначале заспорил с Мэтью, она оборвала его.
– Он принял решение, Лоуренс.
– Но это безумный замысел.
– Оставьте!
После паузы Лоуренс спросил:
– А Билли?
– Я думаю, ему лучше остаться с вами, если вы его примете, – сказал Мэтью.
– Конечно, мы его примем, – сказала Эйприл.
– Нет. Я пойду с вами, мистер Коттер, – заявил Билли.
Мэтью сказал:
– Ты должен остаться, Билли.
Мальчик упрямо покачал головой.
– Не хочу.
Лоуренс сказал:
– Я думал научить тебя медицине, Билли. Тому немногому, что сам помню.
Билли выглядел смущенным. Он начал что-то говорить, но замолчал.
Эйприл сказала:
– С Мэтью он будет в такой же безопасности, как с нами. – В голосе ее звучала усталость. – Может, еще большей. Не нужно оставлять его насильно.
Это был конец спора. Они собрали свои вещи и пошли. Вначале Билли разговаривал с вымученным весельем, но Мэтью не отвечал, и постепенно мальчик тоже замолчал. Они подошли к месту, где впервые встретили Эйприл, и пересекли дорогу.
Мэтью заставлял себя не думать об Эйприл. Невозможно отделить ее от тяжелых впечатлений прошлого вечера. Ее горечь и презрение стали на удалении еще резче. Мэтью понимал, что и сам он испытывает аналогичные чувства. Он обнаружил, что не может смотреть на Чарли без отвращения. Но, конечно, его переживания были ничтожны по-сравнению с тем, что пришлось пережить ей.
Он стал думать о Джейн. Им вновь овладела навязчивая мысль, что Джейн выжила. Он представлял себе дом, его изолированность, прочность его балок. Она ждет его там, она знает, что он обязательно придет. Он вспомнил, что когда ей было пять лет, они отправились однажды в Хэмпстед на ярмарку. Каким-то образом он потерял ее. Больше часа он искал ее в толпе и наконец нашел, испуганную, но с сухими глазами, на ступенях карусели. Она сказала ему, что знала: он обязательно придет за ней. Поэтому она не очень испугалась, оставшись в одиночестве.
Он подкреплял свою веру другими воспоминаниями. При доме имелся большой подвал, и Мэри всегда держала там большой запас продуктов, частично из-за своего военного детства, но главным образом из-за риска быть отрезанным снегопадами. Это случалось дважды за то время, что они прожили в доме, причем во второй раз продолжалось с неделю. Мэтью решил, что Джейн останется рядом с домом, а там ничто не могло привлечь бандитов.
Билли говорил что-то, но он не слушал.
– Что, Билли?
– Кто-то останавливался вон там.
Действительно, следы костра. Мэтью решил, что если огонь сохранился, они смогут там пообедать. И они пошли туда. Огонь давно погас. Поблизости валялись куриные кости, перья. Дальше что-то блестело в траве. Мэтью наклонился. Это была кинокамера – «Пентакс». Совершенно неповрежденная. Только нажми на кнопку, подумал он. Интересно, кто мог в первую очередь схватить камеру?
Вскоре они подошли к линии волны. То же самое. Резкая, уходящая вдаль граница опустошения. дальше – высохшая грязь. Вдали виднелись плато Уайта. Поглядев туда, Мэтью увидел несколько движущихся фигур. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть подробности, но он решил, что их не менее десяти. Вероятно, одна из банд в поисках добычи.
К вечеру они пересекли Саутгемптонский залив. Встретили корабль, торчавший из ила. Его явно обыскивали: вокруг валялись пустые жестянки и другие предметы, Мэтью думал остановиться здесь на ночь. Во все стороны хорошо было видно. Никого нет. Прошел небольшой дождь, но он мог предвещать и большой. Корабль давал защиту от дождя.
Но все же Мэтью решил не останавливаться. Беспокойство, которое он ощущал на пути из Гернси, вернулось. Избавление от него значило больше, чем убежище от дождя. Он сказал Билли:
– Еще одна-две мили нас не убьют, как ты считаешь?
– Нет.
Лодыжка выдерживала путешествие хорошо; он вообще забыл о ней. Они поднялись по длинному пологому склону. Там, где когда-то стояли краны и трубы Портсмута, теперь была серая пустыня. Время от времени попадались остатки разрушенного города: кирпичи, доски, странные предметы. И человеческие останки. Но время и, может быть, пожиратели падали превратили их в скелеты, лишь кое-где остатки плоти крепились к костям. Они лежали холодные, лишенные запаха и ничтожные в сумерках.
В конце концов они нашли убежище недалеко от линии волны – хижину, унесенную волной с чьего-то сада и почти целую. Дверь сорвана, несколько досок отсутствуют, но в остальном хижина в хорошем состоянии. Внутри нанесло песка, а также, как они обнаружили ночью, песчаных блох. Спали они плохо. Билли метался, ему снились кошмары. Всю ночь шел небольшой дождь, который к утру усилился. Они позавтракали холодными консервами и вышли под слезящееся серое небо.
Примерно через час дождь пошел тише, но совсем не прекратился. По-прежнему было сумеречно. Оба замерзли и устали, но Мэтью решил, что идти все же лучше, чем стоять. У них был с собой маленький пластиковый плащ для Билли из запасов группы, плащ не давал ему окончательно промокнуть. Мальчик, казалось, дрожал больше, чем обычно, но и на это можно было ответить только ходьбой. Иным путем согреться было невозможно.
Они в основном держались линии прибоя и вскоре пришли к развалинам Хаванта, как считал Мэтью. Глядя на юг, он видел холм с несколькими обломанными деревьями – это должен был быть остров Хэйлинг. Попадались участки мощеной мостовой, некоторые тянулись на двадцать – тридцать ярдов, прежде чем исчезали в песке, в одном месте почти вертикально торчал телеграфный столб. Вскоре после этого Мэтью услышал голос и посмотрел от линии волны. Там стоял человек и махал рукой, привлекая их внимание.
Мэтью увидел, что это мужчина высокого роста и мощного телосложения, необыкновенно проворный и крепкий на ногах для своего веса. Он спросил:
– Куда вы идете?
– На восток, – лаконично ответил Мэтью.
Мужчина кивнул. Вблизи он выглядел дружелюбно настроенным, и ничего угрожающего в его манерах не было. Он указал на ружье.
– Заряжено?
– Оба ствола.
– Поднявший меч от меча и погибнет. Евангелие от Матфея, глава 26, стих 52. Не хотите ли поесть перед тем, как идти на восток?
Мэтью опустил ружье, но палец его по-прежнему лежал на курке. Он сказал:
– Вы очень добры.
– Я люблю компанию. Нельзя восхвалять господа, не восхищаясь его созданиями, а человек – венец его творения. Бог создал человека по своему образу и подобию. Мальчик как будто замерз. Ему нужно посидеть у огня, согреться.
– Да, – согласился Мэтью. – Нам обоим это не помешает.
– Тогда пойдемте. Идите за мной.
Он пошел широким шагом, изредка останавливаясь и подбадривая их, когда они спотыкались на обломках кирпича и известки. Развалины выглядели плоскими, но когда они немного углубились в них, то увидели немало пригорков и продольных углублений, вероятно, на месте проездов. Идти им пришлось около десяти минут. Они подошли к площадке, где хаос разрушений был частично ликвидирован. Здесь на протяжении двадцати пяти ярдов площадка была вымощена кирпичами и плоскими обломками, в центре ее стоял дом.
Размером примерно двенадцать футов на восемь и в семь или восемь футов высотой, он был грубо, но прочно сколочен из досок. Плоская крыша имела небольшой наклон в одну сторону, на конце ее виднелась небольшая пирамида, на которой стоял деревянный крест в несколько футов. Пирамида была выложена кусками битого стекла. В углу крыши из нее выступала труба, из которой поднимался дым. Рыжеволосый мужчина подошел к дому и распахнул дверь.
– Входите, друзья, – сказал он.
Внутри было не темно, как ожидал Мэтью; стены, которые он видел, не имели окон, но в противоположной стене дома было проделано окно, затянутое не стеклом, а полупрозрачной пластмассой. Окно было закрыто, но видно было, что его можно открыть. В помещении было темно и остро пахло древесным дымом. Этот запах исходил от отпиленного куска балки, лежавшего на самом верху. Впрочем, Мэтью заметил, что основным топливом служил уголь. Уголь был навален в углу, рядом лежала груда поленьев. Огонь горел в печи. Это была садовая мусоросжигательная печь, помятая, но в целом сохранившая свою форму. Она стояла на металлической плите, куда падали угольки. Наверху был устроен металлический кожух, переходивший в трубу. Сама труба изготовлена из консервных банок со срезанными крышками, их концы тщательно подогнаны друг к другу. Труба отводила большую часть дыма, но, конечно, не весь.
К стене, противоположной окну, приделаны полки, на одной из них лежали инструменты, очевидно, использовавшиеся при изготовлении печи и трубы: клещи, молотки, гвозди и так далее. Ими же была изготовлена мебель. Она состояла из низкой кровати, непрочного на вид стола, двух стульев и там, где снаружи на крыше возвышалась пирамида, – нескольких ступенек и алтаря. Кровать представляла из себя проволочную сетку, стоявшую на четырех деревянных брусках, заправленную по-армейски одеялами. Алтарь был накрыт тканью, на которой алым и золотым цветом были вышиты какие-то сцены. Самодельная лампада висела на цепи, в ней горела свеча за обломком красного стекла.
– Садитесь, – сказал хозяин. – Сейчас поставлю кастрюлю, и мы немного посидим. – Он снял с большой кастрюли доску и поставил кастрюлю на огонь. Заглянув в нее критически, взял с полки несколько консервных банок: тушеное мясо, морковь, картошка – быстро открыл их и вылил в кастрюлю. Потом добавил воды из пластиковой канистры.
– Как у вас с продовольствием? – спросил Мэтью.
– Хорошо. Тут неподалеку есть место, где раньше был оптовый склад. Я далеко не хожу.
– А соперничество?
– Соперничество?
– Со стороны других.
Он покачал своими рыжими локонами; волосы у него были длинные, но чистые и хорошо расчесанные.
– Это одинокая местность. У меня бывает мало гостей. Я приветствую всех приходящих. Пищу приношу, когда нужно. И уголь. Я знаю место, где его много. Старый топливный двор. Там было полно угля, когда всемогущий назначил время.
– Вода?
– И она тоже есть. Господь заботится о своих слугах. В пяти минутах ходьбы, там, где был Вулворт, из земли пробивается родник.
– Воду можно пить?
– Вы думаете о телах? Я тоже думал об этом, но это было проявлением слабости в вере. То, что посеяно в разврате, взойдет в чистоте. Первое послание к коринфянам, стих 15. Если господь сохранил человека в день бледного коня, должен ли этот человек бояться зла? Конечно, так было в начале. Теперь я кипячу воду перед шитьем. Господь сделал свое дело, но он ожидает, что и мы свое сделаем.
– Значит, вы жили здесь раньше?
– Да, – спокойно ответил он. – Я жил здесь – немного жил, немного работал, немного грешил. Имел жену, пока она меня не оставила. Примерно с год назад. Вернулся с работы, потея от жары, а дом холодный и пустой. Она взяла с собой детей. Они уехали к ее матери в Мэйдстоун, и там, я думаю, их всех взял господь. Благословенны умершие в господе.
– Вы не знаете, как там дальше, на востоке? – спросил Мэтью.
– Нет, брат, и не хочу знать. Знаю только, что он придет оттуда.
– Кто?
– Воскресший господь. Он придет с востока, как день после ночи. Поэтому я жду. Сначала я думал пойти ему навстречу, но потом увидел сон, и господь сказал: «Благословенны те, что ждут.» Он собирает свои стада, и овца должна ждать прихода пастыря. – Он заглянул в кастрюлю и помешал ложкой. – Уже скоро, друг. Но еду нужно кипятить каждый день заново. Иначе рискуешь отравиться. У вас есть вера, брат?
– Нет, – ответил Мэтью. – Не могу сказать, что есть.
– Время не ждет. Когда пастырь соберет своих овец, все закончится. – Он подошел к Билли, сидевшему на краю постели, сел рядом с ним и взял его за руку. Гораздо более мягким голосом он спросил: – Как твое имя, дитя?
– Билли.
Голос мальчика звучал смущенно, но не испуганно. Что-то в этом человеке внушало доверие.
– Ну, Билли, и ты веришь в господа?
Билли взглянул на него и медленно, очень медленно кивнул.
Человек весело сказал:
– Отлично! Не для господа, а для тебя. Придет время, когда мы будем гулять по небесным лугам, а вдали будет хрустальная гора, а на вершине горы золотой дворец, украшенный рубинами и бриллиантами, и царь небесный будет сидеть на серебряном троне. И все твои старые друзья будут с тобой, а ангелы запоют, как соловьи, и к тебе подойдет прекраснейшая леди. – Он слегка шлепнул мальчика по щеке. – Придет такое время, и скоро. Ищи господа на своем пути, а когда увидишь, подбеги к нему и скажи: «Боже, это я!» И когда он вознесет тебя, скажи: «А это мой друг, у которого нет веры, но он заботился обо мне, когда проскакал бледный конь, а всадника на нем звали Смерть.»
Он выпрямился и пошел к огню.
– Почти готово. Нужно добавить перцу. – Он взял с полки баночку перца и всыпал в кастрюлю.
Потом разложил варево на пластиковые тарелки, ярко-красную и ярко-желтую, и смотрел, улыбаясь, как они ели.
– Надо бы хлеба, – сказал он. – Толстый ломоть белого хлеба, чтобы подобрать подливку. А так придется ее выпить. Ешь, Билли. Тебе нужно подкрепиться. – Он неожиданно повернулся к Мэтью. – Значит, вы ищете не господа, брат. А что же тогда?
– Дочь, – ответил Мэтью. – Она была в Сассексе, когда это произошло.
Хозяин покачал головой.
– Если бы вы взмолились и ждали, господь привел бы ее к вам.
Он добавил им еще похлебки, а потом достал банку с конфетами. Мэтью много лет не ел сладостей, но сейчас поел немного, а рыжеволосый набил карманы Билли конфетами. Он также настоял на том, чтобы они взяли с собой еды, буквально опустошив свои полки. Мэтью отказывался, но он сказал:
– Все принадлежит господу. И я могу еще добыть сколько угодно. Нужно лишь выкапывать и приносить, а мне нечего делать со своим временем, только работать, ждать и молиться. Если вы отдохнули, согрелись и наелись, я думаю, вы захотите идти. Я пойду с вами до того места, где мы встретились.
Когда они шли, он разумно толковал об обычных вещах. Только когда они подошли к линии волны, он вдруг замолчал и после паузы сказал:
– Я буду молиться за вас, друг.
Мэтью ответил:
– Спасибо. И спасибо за еду.
– Не хлебом единым жив человек. – Он вдруг улыбнулся. – Или консервированным мясом, выкопанным из земли. Желаю вам удачи.
– И вам тоже.
– Господь сохранит. – Он взглянул вниз, на пустоту морского дна. – Небо и земля смешались. И моря не стало.