Я обещал врачам оставаться в постели как минимум двое суток, прежде чем приниматься за серьезную деятельность, а психозондирование относится к категории «очень серьезной» деятельности. Но прежде чем отправиться в страну снов, я связался с Евой и передал последние новости.
Как ни странно, я поймал ее в офисе «Оплота» в Торонто, где она до поздней ночи занималась своей работой исполнительного директора. На Еве был серебристый костюм, белые перчатки и изумительной величины шляпа с целой клумбой шелковых маргариток и темной вуалью, полностью скрывающей лицо.
— Боже мой! — приветствовал я сестру. — Ты похожа на Веселую Вдову!
Она рассмеялась, сняла перчатки и шляпу и бросила на столик.
— Надену все это после нашего разговора. Я хотела, чтобы ты насладился моим эффектным видом. Мутация совершенно незаметна, да? Я произвела настоящую сенсацию во время ужина с Гюнтером в Шантереле. Не говоря уж о сегодняшней встрече с генеральным и главным финансовым директорами «Макродура».
— «Макродур»! Что, черт подери, ты там делала?!
— Объясню, как только узнаю все твои новости. Между прочим, Аса, очень рада тебя снова видеть. Жаль, ты не позволил мне рассказать остальным, что ты жив. Бедняга Симон был в шоке.
— Ничего, время еще придет… Вот, черт! Ладно, так и быть, скажи папаше, что блудный сын восстал из небытия. Но ничего не сообщай Дану и Вифи. Они слишком близки с Зедом, а он не должен знать, что я уже близко. До поры до времени. — Я сделал драматическую паузу. — Конечно, информация о захвате Олли Шнайдера тоже должна оставаться в тайне. Пока мы не прибудем в Торонто.
— Ты поймал его! — воскликнула она. — Я так и знала!
— Еще одна излишне уверенная дама. Честно говоря, я чуть было не провалил все дело, но несколько хороших людей не позволили мне похоронить «Оплот» преждевременно. Мы с Мэт Грегуар допросим Шнайдера по пути на Землю и перешлем тебе показания, как только сможем. Он добровольно согласился на допрос в обмен на неприкосновенность. Кажется, пришла пора начинать гражданский иск. Сразу же после ратификации показаний Олли.
— Мы изучим свидетельства Шнайдера и проконсультируемся с Даном и департаментом закона. Но я согласна с тобой.
— Ты поговорила с Ефом Сонтагом об угрозе халуков?
Ева промедлила с ответом несколько секунд.
— Состоялась предварительная беседа; я предупредила его, что у нас может быть кое-что интересное. Мне казалось, мы договорились подождать, пока Карл прилетит в Торонто с Гартом Вингом Ли, и только тогда встречаться с Сонтагом.
— Карл несколько задержится.
Я рассказал об атаке на «Пломасо» и о своем намерении забрать команду и Ли с собой. И добавил, что и Ли, и Мацукава могут оказаться полуклонами.
— Если это так, то нам страшно повезет, — со вздохом сказала Ева. — Потому что ничего не получилось с полуклоном поддельной Эмили. Ее брат согласился на эксгумацию, я послала в Йоркшир доверенных людей, но гроб оказался пуст. Думаю, агенты «Галы» оказались быстрее.
— Вот дерьмо. А что там с телом халука в Токийском университете?
— Его удалось получить вместе с новой копией исследований профессора Сибуйи. Подтвердилось, что в клеточных ядрах есть цепочки ДНК человека и прерван алломорфный цикл. Тело будет находиться в частном морге твоей подруги Беатрис Манган на Фенелонских водопадах к северу от Торонто, пока мы не представим полный набор улик об угрозе халуков. В СИДе уже лежит копия доклада Сибуйи, но, к сожалению, в отделе космически важной информации. А я не хочу, чтобы какой-нибудь излишне законопослушный бюрократ сделал его «недоступным».
— Эти сволочи так и сделают! А теперь, мадам исполнительный директор, расскажи мне, что за бучу вы подняли в «Оплоте»? Тебя приняли без голосования?
— Нет, конечно! У кузена Зеда чуть не случился сердечный приступ, когда Симон объявил о моем назначении, но все прошло без возражений. После того как я изложила перед советом свой план о взятии кредита, тетя Эмма разразилась краткой, но очень неожиданной речью в мою честь. Сказала, что дядя Ефан был бы счастлив, узнав о моем избрании.
— Наверное, Зеду речь понравилась.
— Он сидел неподвижно, словно манекен, всю дорогу, пока его мать распространялась о моем чудесном назначении, о том, как это замечательно, что я хочу продолжать дело ее мужа, несмотря ни на что… В то время как некоторые, не будем показывать пальцем, уже готовы сложить оружие. Остальные члены совета чувствовали себя несколько неловко. Я, впрочем, тоже. Мне даже стало почти жалко Зеда. Эмма всегда была так покорна, безропотно следовала его воле.
— Такое ощущение, что Катя хорошенько прочистила Эмме мозги.
Восстание пожилых леди!
— Боюсь, что мозги ненадолго останутся чистыми, — скептически пробормотала Ева. — Эмма плывет по течению, а Зед способен поднять настоящий шторм.
— А Катя присутствовала на совете?
— Нет. У Симона была ее доверенность. Ты думаешь, мама использовала против тети Эммы те же аргументы, что отец — против нее самой?
Я рассмеялся.
— Почему бы и нет? Из новообращенных всегда получаются самые фанатичные миссионеры. Ладно, хватит об этом. Расскажи лучше о кредитном плане.
Она кратко изложила суть дела: как много перспектив открывается, если принять финансовую помощь от «Макродура» и от генерального директора концерна лично. Я даже присвистнул от удивления.
— Неужели Станиславский сам с тобой встречался? Ничего себе! И что — он рассмеялся тебе в лицо и велел паковать вещички?
— Вовсе нет. Я же сказала, что хорошо над этим поработала. У Адама Станиславского давно имеется личный зуб на Алистера Драммонда. У нас нет ни малейшего шанса получить кредит, если мы не приведем себя в порядок.
— Что ж, это сработает, если твои ребята найдут какой-нибудь другой розкоз.
Это я пошутил, вспомнив продукт, благодаря которому звездная корпорация «Оплот» получила свои первые прибыли. Но Ева не смеялась.
— Аса, все уже найдено. Только мы не смогли по-настоящему оценить потенциал открытия. Я очень много размышляла с момента нашего последнего разговора и даже несколько изменила финансовую стратегию. — Она сделала паузу, как будто собираясь с духом. — Товар, который спасет «Оплот» и сделает его ценным партнером «Макродура», называется PD32:C2.
В моих бедных старых мозгах было так много дерьма и орудийного дыма, что понадобилось секунд десять, чтобы смысл этих простых слов до них дошел. И тогда-то я заорал в микрофон:
— Что? Ева, ты спятила? Или я говорю с твоим гребаным полуклоном?
— Спокойно. Подумай об этом головой, а не задницей. Неужели мой план настолько нелеп? Я говорю только о прекращении алломорфного цикла. СПЧ подпишет новый договор с халуками, в котором будет строго оговорено, что вирус используется только для этой цели — ни о каком полуклонировании не идет и речи. Тогда «Оплот» будет продавать вирус напрямую инопланетянам, по умеренной и единой цене.
— Не могу поверить, что все это говоришь мне ты.
Она спокойно продолжала:
— Для начала наш гражданский иск разваливает «Галафарму», и она становится банкротом. СМТ даже может получить показания от союзных ей концернов в обмен на собственное существование. Пусть даже и под пристальным надзором Секретариата.
— То есть оправдать преступную торговлю с халуками!
— Аса, так делали и раньше. Вспомни Йору, Каллений и Йтату.
Я горько ответил:
— Значит, как и раньше, у нас будет процветать подпольный бизнес и торговля запрещенным товаром из-под полы! Отлично. Ева, я знаю, как все это устроено. С чем, по-твоему, я боролся, когда еще был агентом СМТ? Затыкаешь одну дыру, и тут же появляется следующая… Только вот ни Йору, ни Каллений, ни Йтата не хотели захватить вселенную!
— Вчера мы с Гюнтером обсуждали этот план. Он считает, что новый договор с халуками имеет смысл. И еще он прекрасно понимает реальную политическую ситуацию: в течение всей истории человечества непримиримые враги превращались в дружественных торговых партнеров — если с ними правильно обходились. Жена Дана Норма попытается аккуратно прощупать своих коллег из Ассамблеи Содружества, а Гюнтер уже держит руку на пульсе СМТ.
— А что там с «Макродуром»?
— Станиславский и остальные директора уже знают о связи халуков и PD32:C2 и о существовании нелегальной торговли между «Галафармой» и инопланетянами. Нам пришлось упомянуть об этом, чтобы они увидели прибыльность предприятия.
Я издал отчаянный вопль.
— Ох, Ева!..
— Информация была передана под строжайшим секретом. И мы не стали называть имена концернов — союзников «Галафармы». Это было бы стратегической ошибкой.
— А предоставить Ефрему Сонтагу улики об угрозе прямо сейчас тоже было бы стратегической ошибкой?
Я просто излучал жуткую непоколебимую уверенность.
Она несколько мгновений молчала.
— Да, действительно, я отсрочила момент, когда мы откроем все карты. И ты должен понимать почему.
— Да, конечно. Мы же не хотим сообщать Ассаму каковы на самом деле милейшие халуки, если собираемся вести с ними торговлю! Тем более что это единственная приманка для «Макродура». Бог не простит, если представить выгодных клиентов в невыгодном свете!
— Аса, ты все упрощаешь.
— Ну да, это же я. Ладно, хорошо, я всего лишь бывший коп и капитан чартерных подводных рейсов, а не корпоративный стратег и недальновидный политик. Зато я за милю чую плохих парней, и инстинкт подсказывает мне, то хуже халуков я еще не встречал.
— Но если «Оплот» будет уничтожен, то нам уже ничего не сделать с халуками! Все дело в согласовании действий, Аса, понимаешь?
— Именно так говорил Симон, когда я уходил из «Оплота». И теперь вот ты стараешься меня убедить, что он был прав. Симон и его сраная Большая Политика!
— Мы не уничтожим улики против халуков. Мы просто прибережем их до нужного момента.
— Я не согласен.
Она вскочила на ноги.
— Тебе придется согласиться! Я президент звездной корпорации «Оплот». Я же лично пострадала от халуков. И это я решила отложить разговор с Сонтагом до момента, когда «Макрородур» скажет или да, или нет. Аса, ты будешь меня поддерживать? Или кинешь, как кинул Симон?
— Ева…
— Ты со мной?
— Да, — ответил я.
Понять выражение лица полуинопланетянина куда труднее, чем человека, но все равно было заметно ее облегчение.
— Спасибо. Я даю тебе честное слово, что не позволю скрыть или недооценить угрозу халуков. Как только «Оплто» будет спасен, я пойду к Сонтагу.
— Я верю тебе.
Глаза ее дерзко блеснули.
«Знаешь», если «Макродур» заключает с нами договор, то у «Оплота» появляется отличный шанс сразу же получить статус концерна. И тогда комедия закончится — и Алистеру Драммонду останется только обделаться цементом и сдохнуть!
— Да, если он до того не подомнет «Оплот», — предостерег я. — И в таком случае халуки продолжат водить «Галафарму» и ее союзников за нос — что, я подозреваю, они и делали с самого начала соглашения.
— Ни хрена Драммонд не победит!
— Ева, у него уже на руках все четыре туза, а мы с тобой все еще пытаемся собрать наш убогий флэш-рояль. И не забудь, что в нашей колоде может оказаться доморощенный джокер.
Ее неудержимая радость померкла совсем слегка.
— Возможный предатель в семье…
— Мой первый вопрос на зондировании, — уверил я ее. — Узнаем у Шнайдера, есть ли он вообще. Но скорее всего Олли не знает, кто именно. Тебе придется принять строжайшие меры безопасности, быть готовой к любым действиям Драммонда или его крота. Я серьезно! Вся семья находится под смертельной угрозой. Драммонд без колебаний пойдет на любое преступление, чтобы добиться своего. Особенно если он разнюхает о твоих планах на «Макродур». Он не сдастся, если встретит незапланированные трудности.
Как и любой бешеный скунс.
— Я осознаю всю тяжесть нашего положения, Аса, верь мне. И делаю все, чтобы сохранить всех нас. У нас у всех телохранители и бронированные хопперы, а мама… Ох, чуть было не забыла, она срочно хочет поговорить с тобой. Как только я сказала ей, что на самом деле ты жив, она умоляла меня связаться с тобой. Я не стала говорить, что за дело тебе предстоит.
Я глубоко вздохнул.
— Она не…
— Со здоровьем у нее все так же — не лучше, не хуже. Но лучше тебе позвонить ей, не откладывая.
— Ладно. Сколько сейчас времени в Аризоне?
— Около полуночи. Но последнее время мама спит очень плохо. Позвони прямо сейчас.
— Хорошо. Сразу же, как мы закончим.
Инопланетное лицо сестры улыбнулось мне.
— Спасибо тебе за все, Аса.
— Да ты и сама неплохо потрудилась. Ладно, до встречи.
— Пока.
Изображение Евы исчезло, и я набрал номер Катиного пентхауса в Фениксе. Пришлось некоторое время подождать.
Я поднялся на ноги и принялся слоняться по каюте «Чиспы», недавно переквалифицированной под мой офис и переговорный пункт. Солнца Шпоры Персея мелькали за иллюминатором, как испуганные огнемухи. Мы как раз приближались к Черной Дыре — практически беззвездному участку, оделяющему Шпору Персея и Рукав Ориона.
После спора с Евой страшно хотелось пить. Алкоголь не входил в число рекомендуемых мне веществ, поэтому пришлось удовлетвориться апельсиновым соком. Продуктовый конвейер доставил стакан с оранжевой жидкостью, и я уселся перед коммутатором, потягивая напиток и размышляя.
В течение последних шести месяцев моя мать бесконечное число раз откладывала принятие решения, когда я убеждал ее передать свою долю по доверенности. Она не понимала — или отказывалась понимать, — что обладание четвертью акций подвергает ее смертельной опасности. Катя же снова и снова убеждала меня (и я не мог не согласиться): только так можно быть уверенной, что доходы от ее доли пойдут на «благотворительную» деятельность реверсионистов. В противном случае — даже вернее сказать, тем более, — если доверенным лицом станет кто-нибудь из членов семьи, пожилую даму объявят неспособной решать важные финансовые вопросы и откажут крайне непопулярной политической организации в финансовой поддержке. Напомню: реверсионисты стоят за увеличение прав негуманоидных рас и ограничение власти сотни предприятий.
Интересно, пудрили ли Дан и Вифи мозги моей матери со времени последнего совета? Или кузену Зеду удалось убедить ее немедленно передать свою долю реверсионистам? Этот хитрец отлично знал, что жадные до денег партии поддержат его и проголосуют за слияние с «Галафармой».
Мое теперешнее дряхлое состояние не позволяло думать обо всей этой сложной экономической ерунде. Но я очень любил свою мать и готов был помочь ей, чего бы это ни стоило.
Ее лицо появилось на экране, изможденное старостью и болезнью, но такое же благородно-непобедимое, как и всегда. Седые редкие волосы завиты в мелкие кудряшки, сапфирово-синие глаза горят по-прежнему ярко, хотя вокруг них пролегли глубокие тени. Она крайне отрицательно относилась ко всем видам генного омоложения, особенно к тем, что позволяют старикам внешне оставаться юными за счет младших поколений. Катя Вандерпост сидела в кресле в библиотеке своего пентхауса, облаченная в темно-розовый пеньюар, украшенный лентами того же цвета. Боже мой, такое ощущение, что она весит килограммов сорок пять.
— Аса, дорогой, как я рада тебя видеть. Ева отказалась открыть мне, где ты сейчас находишься. Там было опасно, да?
— Да нет, пустяки, — без зазрения совести соврал я. — Мам как ты там?
Она усмехнулась.
— Ты ведь знаешь этих врачей. Постоянно советуют мне пройти какой-нибудь дурацкий курс лечения. «Чтобы поставить вас на ноги», вот как они выражаются. Но куда я потом пойду на этих ногах — вот в чем вопрос! Мне семьдесят восемь и все полезные дела я уже сделала. Ну, почти все. — Она как-то коварно улыбнулась. — Ты скоро будешь дома?
— Как раз лечу. Увижу тебя через недельку.
— Это чудесно. Чудесно. — Она опустила голову, и улыбка на лице уступила место задумчивости. — У меня к тебе серьезный вопрос.
Вот и оно, подумал я с тоской.
— Давай.
— Ты все еще изгой?
— Ну, нет. — И это все? — Как раз сегодня «Оплот» снова официально меня нанял. Я опять вице-президент. Очень почтенный гражданин.
— Вот и хорошо. Джерри Гонсалес сомневался, что это будет законно, если ты лишен гражданства. — Она на секунду отвернулась, вытащила электронную книжку и нажала на кнопку. — Вот, готово.
Джерри Гонсалес, молодой поверенный из Феникса, стоял во главе ЛИЗА, самой значительной из реверсионистских групп. Он также был личным адвокатом Кати, несмотря на все попытки Симона, Дана и Вифи вытеснить его.
— Мам, что ты там выдумала?
— Ну, я знаю, что ты очень волнуешься из-за… из-за моей безопасности, поскольку я по-прежнему удерживаю четверть акций «Оплота».
— И о безопасности Дана и Вифи тоже. Ты, конечно, не забыла об угрожающем послании, которое получил Симон после похищения Евы.
— Но детей хорошо охраняют. Меня, конечно, тоже. Я никогда не покидаю квартиры — только для поездок на Небесное ранчо.
— Даже так…
— Аса, дорогой, мы уже не раз спорили об этом. Теперь больше никто не будет давить на меня. Я предприняла шаги — после очень долгих раздумий. Ты ведь знаешь, я думала, что правильно решила поддержать слияние на последнем голосовании. Но твой отец меня переубедил. Он дал понять, что я не имею права подписать смертный приговор основанной Дирком корпорации. С другой стороны, считаю необходимым продолжать благотворительную деятельность, в которой так нуждаются реверсионисты.
— И как же ты поступишь? Передашь им свою долю прямо сейчас? Или сделаешь доверенным лицом одного Гонсалеса?
— О нет. Это слишком серьезное искушение. Из-за «Галафармы» стоимость моей четверти страшно увеличилась. Да, я хочу, чтобы благотворительность процветала, но не в ущерб мечтам моего брата. Нет, я решилась совсем на другой поступок. Джерри засомневался, когда об этом впервые услышал, но в конце концов согласился. Реверсионисты продолжат получать свои деньги, у «Оплота» появится шанс выжить, а Даниил, Витания и я не будем бояться угроз «Галафармы». — Синие глаза блеснули, когда она помахала передо мной электронной книжкой. — Угадай, что я сделала?
— Мам, больше никаких шуток, — нахмурился я, чуя недоброе.
— Я подписала дарственную, Аса. Тебе отходит вся четверть акций. Знаю, ты по честному обойдешься с реверсионистами. Ты ведь уже давно и ясно высказал свое отношение к ним. Уверена, ты сделаешь все возможное, чтобы помочь Еве и спасти «Оплот».
— Боже мой! Мам, ты не можешь так поступить!
— Почему же, могу. — Глаза ее сверкали так же ярко, как большой бриллиант в кольце. — И уже поступила. Передача осуществлена и засвидетельствована несколько дней назад. Осталось только довести дело до конца и рассказать все тебе. Вставь дискету в коммутатор, и я перешлю тебе копию документа.
— Отдай эти акции Еве, — взмолился я. — Или Дану с Вифи. Я не хочу!
Вот от этого я и убегал всю свою жизнь…
— Ева, Дан и Вифи унаследуют акции твоего отца и разделят их в равных долях, по двенадцать с половиной процентов каждый. Но никто из них не исполнит моих желаний относительно благотворительности. В отличие от нас с тобой они попросту не верят, что большой галактический бизнес — ненормальное явление.
— Но…
— Делай, как я сказала, дорогой. Дискету.
Я вытащил магнитный диск из маленького ящика в столе и вставил в щель. Загорелась красная лампочка, потом зеленая. Внутри меня что-то оборвалось. Этого просто не может быть.
Катя наклонилась вперед и поцеловала экран, поцеловала изображение моего лица.
— Мне пора, дорогой. Я очень устала, и ты, подозреваю тоже. Мы с тобой еще наговоримся, когда ты прилетишь домой. Пожалуйста, не сообщай никому, пока мы не встретимся лично. Особенно отцу. Я хочу присутствовать при моменте, когда ты сам все скажешь Симону.
Я вымученно улыбнулся.
— Ох, Катя. Ты — старая злодейка.
— Аса, спокойной тебе ночи. — Она наклонила голову, и на лице появилось загадочное выражение. — Сама-то я не особенно хорошо сплю последнее время. Но сегодня, думаю, все будет в порядке.
И экран поголубел.
Я доковылял до своей каюты, принял прописанное врачом на Кашне лекарство и на пятьдесят один час погрузился в спячку.
Потом проснулся, дошел до кабинета, открыл дверь, вытащил из коммутатора дискету и вставил ее в свою электронную книжку.
Да, сон не развеялся. Я по-прежнему владел четвертой частью звездной корпорации «Оплот».
Я только что поглотил завтрак гиганта, полагающийся после двух суток сна, и снова вернулся в кабинет, чтобы приготовить необходимую для допроса Шнайдера аппаратуру. И тут в дверь позвонили.
Я открыл, и на пороге появился Мимо с выражением лица как у грустного Дон Кихота.
— Можно войти? Я должен тебе кое-что сообщить.
Я уселся прямо на стол и обхватил себя за плечи, готовясь к самому худшему. Хорошие новости с таким видом не передают.
— Адик, твоя сестра Ева звонила два дня назад и сообщила нам нечто очень печальное. О твоей матери.
Невидимое чудовище схватило мое сердце и вцепилось в него клыками.
— Только не это… Катя умерла?..
— Да. Мне очень жаль, мальчик мой. Ева звонила через четыре часа после того, как ты заснул. Я объяснил, что ты на наркотиках и очень нуждаешься в отдыхе, и она велела не будить тебя. Свяжись с ней, чтобы узнать подробности. Ева сказала, что твоя мама умерла тихо, во сне.
Я глухо поблагодарил его.
— Мэт интересуется, не захочешь ли ты отложить зондирование Шнайдера.
— Нет. Дайте мне час, и пусть она потом приходит. Все пойдет, как запланировано.
Он кивнул и вышел из комнаты.
Я не стал рыдать; слезы всегда появляются у меня на глазах самый неподходящий момент и не связаны с подавленным эмоциональным состоянием. Когда придет время, я по-своему оплачу Катю Вандерпост.
Вмонтированный в мозг автопилот велел мне подойти к субкосмическому коммутатору и связаться с Евой. Но, конечно, по закону подлости, она оказалась вне доступа. Говорить с Даном или Вифи мне хотелось меньше всего. Старший братец, этот холодный, педантичный тип, не уставал повторять, что Катя выжила из ума и не понимает, что делает. Младшая сестра, напротив, всегда славилась холерическим темпераментом и теперь наверняка пребывает в глубочайшем горе. Так что оставался всего один человек, с которым я мог поделиться…
В Аризоне только-только занималось утро, но он уже наверняка проснулся, следуя своей привычке, и теперь завтракает на Небесном ранчо, чтобы потом отправиться на прогулку верхом, пока жаркое солнце не пригнуло верхушки сосен, заставляя птиц и мелких зверюшек прятаться в тени.
Управляющий ранчо сказал, что передаст звонок на видеофон в конюшне, где мой отец как раз седлал лошадь. На мой вопрос, нет ли с Симоном кого-нибудь из охраны, управляющий ответил, что тот потребовал полного одиночества, чтобы хорошенько «поразмыслить». Телохранители — верхом и в машинах — будут сопровождать босса на расстоянии.
Симон ответил и кратко поздоровался со мной.
— Привет, Аса. Я как раз думал, когда же ты позвонишь. Где ты, черт тебя дери?
Голову его покрывала соломенная шляпа с серебряными полосками, одет он был в легкую хлопковую рубашку. Изображение не отличалось особой четкостью, но я догадывался, что его небритое, морщинистое лицо носит отпечаток глубокой грусти. Симон тоже скорбит по-своему.
— Лечу домой, — сказал я. — После дозаправки на базе Тиллингаст останется еще дней шесть. Только что узнал о Кате.
— А-а. — Он подошел ближе к экрану. — А что именно ты узнал?
— Только то, что она умерла во сне. Ева оставила Мимо сообщение два дня назад. Я был без сознания. Лечился после захвата Оливера Шнайдера.
— Угу, Ева мне говорила. Отличная работа. Никогда бы не подумал… то есть, я хочу сказать, когда ты улетел на Стоп-Анкер, я уже не…
Я знаю, о чем он думал. Но сейчас речь шла не о моих недостатках.
— Катя. У нее было что-то с сердцем?
— Нет. — Он поднял голову, и я понял, что в этих глазах отражается куда больше ярости, чем горя. — Ее убили.
— Господи Иисусе! Как?
— Чашка отравленного чая с сефрозамином — экзотическое вещество, не оставляет никаких следов. Но люди из внутреннего отдела нашли гребаный использованный пакетик прямо в кухне у Кати.
— Они кого-нибудь подозревают?
— И да, и нет. Ее старая экономка, Конча Киснерос, оставила записку, прежде чем отправиться в полет с балкона. Там написано: «один человек» сказал, что чай совершенно безвреден, и она никоим образом не хотела причинить Кате вреда, и Фредди ни в чем не виноват.
— Фредди? Кто такой этот Фредди?
— Во внутреннем отделе сопоставили сведения, и вот что получилось. У экономки есть внук, священник, который к тому же педофил. Лечился и бросил это дело. Но этот «один человек» пригрозил рассказать кое-кому о склонности отца Фредди к мальчикам, если Конча не даст Кате чай.
— Алистер Драммонд! Этот ублюдок мне ответит! Он хотел, чтобы мамина доля отошла к реверсионистам.
Красные глаза Симона не мигая смотрели на меня.
— Так оно и произошло. Но любители инопланетян не замешаны в убийстве Кати. Ни в малейшей степени.
— Скорее всего. — Я глубоко вздохнул. — Но это не спасет склизкую шкуру Драммонда. Я его живым за это скальпирую и освежую.
Симон нелепо хихикнул.
— Посмотрим, кто из нас до него первым доберется с ножом наготове.
— Ты сделал необходимые похоронные приготовления?
Он покачал головой.
— Честно говоря, я не знаю, чего бы она хотела. Дан приедет сегодня в Феникс и встретится с Катиным адвокатом, как его там — Джерри Гонсалесом, по поводу завещания. Если это никак не оговорено, то я бы кремировал тело, а пепел развеял над Небесным ранчо. Если хочешь, мы дождемся твоего приезда.
— Нет, не стоит, — решил я. — Делай все, как надо.
Я знал, каких именно поминок хотела моя мать, и они не имели ничего общего с цветами, священниками и пеплом, разлетающимся на горном ветру. Она хотела справедливости для всех инопланетян галактики, угнетаемых людьми. Но это невыполнимая мечта.
Или не такая уж и невыполнимая?
Мои собственные юношеские идеи по этому поводу, давно похороненные, вдруг зашевелились. Да, благородные амбиции старшего дивизионного инспектора А.Е. Айсберга бездетно растоптаны, а Адам Сосулька слишком глубоко погряз в болоте отчаяния и жалости к самому себе, чтобы беспокоиться еще и об инопланетянах. Но Асаил Айсберг, владеющий четвертой частью акций объединенного концерна, — это же совсем другое дело. У него есть шанс изменить кое-что в этом мире…
Слабая вспышка благих намерении погасла так же быстро, и загорелась. Все эти сентенции не только преждевременны, но и просто смешны.
— Что касается Катиного завещания, — продолжал Симон. — Этот парень — из активистов печально известной партии реверсионистов. Наверняка она назначила его душеприказчиком от имени всех групп, которые наследуют ее долю. По закону корпорации владелец четвертой доли акций автоматически получает место в совете директоров и может потребовать немедленного созыва собрания. Дан и Зед ждут не дождутся этого момента, удила грызут — слюни так и капают, черт бы их подрал. Остался последний барьер, и вперед!
— Симон, не ревер…
Но он полностью погрузился в план развала корпорации.
— Гонсалес отдает голос за слияние. К нему присоединяется Тора Скрантон, отдавая двадцать пять процентов младших акционеров. Если Эмма Брэдбери с ними — а так, я думаю, и произойдет, — то «Гала» загребает все. Если Эмма не соглашается с Зедом и поддерживает меня своими двенадцатью с половиной процентами, то мы попадаем в безвыходное положение, пат, вилка! Пятьдесят на пятьдесят! И мне приходится обращаться к остальным членам совета. Ты понимаешь, что это значит. Голоса против «Галафармы»: Эмма, Гюнтер и мы с Евой. Голоса в поддержку: Зед, Данн, Ривелло, Скрантон, Вифания, Дан и Гонсалес. Шесть-четыре, впереди «Галафарма» и adios muchachos. [10]
Наконец он выдохся и позволил мне вставить словечко.
— Ничего подобного!
— Так все и будет, — упрямо промычал он.
— Нет, пап, не будет. — И я объяснил ему почему.
С его разъяренного лица постепенно сходила краска, нижняя челюсть отвисла почти до ключиц.
— Дарственная? Тебе? Боже мой! Как — как она могла?!
Бедный старый Симон Айсберг не знал, что ему делать — материться или молиться. Я едва не рассмеялся над его огорчением. Надо же — быть спасенным сыном-разгильдяем и бывшим копом!
Причем уже во второй раз.
Наконец он как-то по-дурацки пробормотал:
— Не говори только, что ты отдашь доходы от доли этим ненормальным ксенофилам! Если ты инвестируешь деньги в «Оплот»…
— Финансовая сторона дела тебя не касается, — оборвал его я. — Единственное, что должно тебя волновать, это мой голос. Ты, плюс я, плюс Эмма составляем выигрышную комбинацию. Даже если Эмма отпадает, у нас все равно остается шестьдесят два с половиной процента. Так что все в норме.
— Да, в норме. — Я едва слышал его голос. Он опустил голову, чтобы скрыть выражение лица под широкими полями шляпы. Потом он поднял глаза, словно смысл моих слов дошел до него только сейчас. — Да, черт подери, ДА!
— Для Драммонда есть только один способ добиться своего, — предупредил я. — А именно — уничтожить тебя.
— Пусть этот драный, вонючий ублюдок попробует!
Такие же зеленые, как у меня, глаза отца метали молнии.
Можно подумать, что это не почтенный директор корпорации, а дикая кошка!
— А он непременно попробует, так и знай. Или ты сам изменишь свое мнение. Например, передай всю свою долю Еве, вместо того чтобы делить между ними троими.
— Это нечестно, — нахмурился он. — Особенно теперь, когда ты получил свое.
Вот это да!
— Ну, тогда хотя бы подумай посерьезнее о собственной безопасности. Откажись от утренних прогулок — по крайней мере на ближайшие шесть дней, пока я не доберусь до Земли и мы не дадим «Галафарме» пинка. Мы с Евой решили начать гражданский иск немедленно, как только показания Шнайдера будут озвучены. Я хочу, чтобы ты был в Торонто, когда мы обратимся в трибунал.
— Черт подери, Аса, еще не хватало, чтобы ты давал мне указания!
— Ты будешь меня слушать и сделаешь все, как я сказал, старый дурак! Я чуть не сдох на Дагасатте, разыскивая для тебя Олли Шнайдера. И я не хочу, чтобы все мои усилия и смерть кучи народа оказались бессмысленными из-за того, что какой-то старый пердун все развалил своим идиотическим пофигизмом! Если хочешь покончить с Алистером Драммондом, то делай, что тебе велю я, или иди на хрен!
— Угу. — Кривая усмешка осветила его лицо, как восходящее солнце — пики Сьерра-Анчи. — Считаешь себя крутым парнем, да?
— По крайней мере всмятку, — отрезал я и отключился.
На начальной стадии мы с Мэт допрашивали Оливера Шнайдера всего три часа и обрабатывали его так мягко, что жизненные сигналы почти не превышали показателей нормы.
Но на первый же важный вопрос мы не получили желанного ответа. Шнайдер не знал точно, кто именно тайный агент «Галафармы» — член семьи Айсбергов или кто-то из совета директоров.
Но если такой человек существует, то Шнайдер бы заподозрил Зареда Айсберга сильнее всех. Именно кузен Зед нанял Олли и поддерживал зачистку и реорганизацию департамента безопасности, унаследованного от Карла Назаряна. Зед никогда не скрывал восхищения Шнайдером и его программой; он же бездумно подписывал спорные документы, которые обеспечили внутреннему отделу широкий доступ к секретным финансовым и юридическим материалам. Таким образом осведомленность департамента сильно возросла, и это облегчило работу шнайдеровским кротам: информация, которую им нужно было украсть, сама плыла в руки. Зед до самого конца убеждал всех в невиновности шефа службы безопасности — пока тот не смылся.
Но были ли у Шнайдера хоть какие-нибудь доказательства договора между Заредом и «Галафармой»? Нет. Действия моего кузена могут с равным успехом объясняться и злым умыслом, и просто наивностью.
Следующий вопрос, который я задал Шнайдеру, звучал так:
— Являетесь ли вы полуклоном халука?
Он расхохотался.
— Черта с два!
Машина показала, что он говорит правду.
Когда эта проблема оказалась снята, мы велели ему изложить свою историю с «Галафармой» с самого начала и как можно более детально. Так он и сделал, почти не заставляя нас подгонять себя.
В 22.28 к Шнайдеру впервые обратился Киллан Макграф, или иначе — Бронсон Элгар; примерно в это же время меня подставили и с треском выгнали из СМТ. Олли сообщил, что мой провал подготовил лично Тайлер Болдуин, начальник службы безопасности «Галафармы», чтобы убрать меня со сцены еще до начала активных действий по слиянию. Они опасались (совершенно справедливо), что я воспользуюсь своим высоким положением в силовом департаменте СМТ и сумею разоблачить тайные махинации против семейной корпорации. Драммонд с самого начала хотел меня убить, но тот же Болдуин убедил президента «Галафармы», что мое позорное падение куда сильнее подкосит старого Симона, чем героическая гибель.
Почти сразу после процесса надо мной Болдуин завербовал Шнайдера, и тот согласился стать козырной картой в игре против «Оплота». Помимо всего прочего, он подготовил убийство Йошуанги Кви, главного администратора, разрабатывал схемы диверсионных актов и манипулировал информацией. В качестве компенсации за преступную деятельность Шнайдер получил большую долю акций «Галафармы», а также гигантскую сумму на тайный счет в банке на Сарайа-Бета, в этом раю для хранения грязных денег.
Будучи достаточно искушенным в подобных аферах, Шнайдер позаботился о собственной безопасности сразу же после заключения соглашения с «Галафармой». Он собрал два одинаковых пакета с компроматом, где лежали голопленки, на которых были запечатлены вербующие Олли Макграф и Болдуин — конечно, сами дельцы из «Галы» не подозревали, что их снимают. Олли запечатал их и сдал на хранение в одну почтенную юридическую фирму из Торонто, известную свой кристальной честностью и неподкупностью. Один из главных партнеров фирмы, Джосвиндер Синг, отправился вместе со Шнайдером в университет Макгилла, где они изо всех сил развлекались со студентами. После чего разработали специальный код: каждые четыре недели Олли должен подробно рассказывать обо всех приключениях, а его друг тем временем проверяет его голос индикатором стресса. Пакеты с компроматом хранятся в камере адвокатской фирмы и в депозитном отсеке банка Синга. Если Шнайдер не сможет вспомнить все детали студенческих вечеринок или если индикатор покажет, что он говорит под давлением, то пленки немедленно отправляются в силовой отдел СМТ и к главному прокурору юридического трибунала Содружества. То же самое будет сделано в случае смерти Шнайдера — от любых причин. Конечно, Синг, как в некотором роде «страховой агент» Шнайдера, получил хорошенькую сумму.
Следующий звонок должен быть сделан через три дня, но я решил, что лучше ему поговорить с Сингом прямо сейчас. В мои планы совершенно не входило передавать шнайдеровский компромат раньше времени — а ведь кто знает, что нас ждет у Торнтага.
Вот дальнейшие извлечения из феноменальной памяти Шнайдера:
После спасения Евы от похитителей Карл Назарян разоблачил Олли и его четырех ближайших помощников по службе безопасности. Им пришлось бежать с Серифа и просить убежища у агента «Галафармы» на халукской планете Артюк. К тому времени Элгар Макграф уже отправился к праотцам, а его место занял Эрик Скогстад.
Скогстад подверг ненадежного Шнайдера суровому психозондированию («Выпотрошил меня, как тыкву для Хэллоуина!») и узнал о «страховке» Олли. К сожалению, камеры адвокатской фирмы из Торонто взломать никак нельзя, не говоря уж о депозитных отсеках банка, а Джосвиндер Синг имеет слишком большой вес в политических кругах, чтобы на него можно было надавить, и слишком пуританские взгляды, чтобы согласиться на взятку.
Так что Шнайдеру разрешили пожить еще немного — ровно до того момента, когда содержимое его страшных пакетов уже никого не испугает. То есть когда «Оплот» потеряет возможность начать гражданский иск против «Галафармы» — потому что самого «Оплота» уже не будет.
Олли согласился передать нам пленки с компроматом — и психозонд подтвердил искренность его намерений — при условии, что президент «Оплота» подтвердит мое обещание неприкосновенности в присутствии его адвоката.
Я успокоил его: Ева с восторгом согласится на такое предложение. Мы устроили Шнайдеру звонок по субпространственному коммутатору, чтобы тот договорился о встрече с Джосвиндером Сингом, как только мы прилетим в Торонто. Затем я доставлю Синга, Шнайдера и пакеты с компроматом в Башню «Оплота». А потом мы пригласим Алистера Драммонда в фамильный тир Айсбергов — и знатно развлечемся…
Когда мы с Мэт завершили первый этап допроса (и когда с Сингом было договорено о встрече), пленника отвели обратно в камеру. Он почти не пострадал от психозонда. Мы решили ограничить время допросов тремя часами по утрам и тремя часами вечером — за оставшиеся шесть дней нужно выжать из памяти Шнайдера всю необходимую информацию.
А свободное от Олли время посвятим Мацукаве. Боюсь, этому придется не так сладко.
Пообедав, мы с Мэт вернулись в кабинет и оттуда переслали Еве отчет о первом сеансе. После чего подготовили ряд вопросов для дежурного офицера «Галафармы» на Дагасатте. Вот самые важные из них:
1. Планируют ли халуки вести войну против человечества?
2. Для чего халуки создают гуманоидных полуклонов?
3. Что известно «Галафарме» о производстве полуклонов?
4. Где еще расположены предприятия по производству полуклонов?
5. Являетесь ли вы полуклоном?
6. Кто еще среди высокопоставленных агентов и аппарата управления «Галафармы» является полуклоном?
7. Сколько в настоящее время существует гуманоидных полуклонов, и где они находятся?
8. Есть ли у халуков космические корабли, способные развивать скорость свыше семидесяти парсеков? Сколько их? Какого рода вооружением они снабжены?
9. Что происходило на планете Артюк несколько дней назад во время встречи Слуги Слуг Лука и представителей торговых партнеров «Галафармы»?
10. Кому четвертому звонил Джим в Торонто, когда предприятие на Дагасатте подверглось нападению?
Получив ответы, мы немедленно перешлем их Еве. Даже если она решила отложить встречу с Ефремом Сонтагом, пусть у нее будут показания Джима. Учитывая, что на борту у нас предатель, а в Торнтаге ждет черт знает что — мы вообще можем не долететь до Земли.
В отличие от показаний Шнайдера, которые являются частью гражданского иска «Оплота» против «Галафармы» и потому должны быть лично засвидетельствованы мной и Мэт, информация об инопланетной угрозе являлась чисто «разведывательной». Как только Сонтаг получит эти сведения, они будут тщательно изучены и оценены, даже если весь экипаж «Чиспы» отправится на тот свет и Алистер Драммонд уничтожит «Оплот».
Я, по крайней мере, на это надеялся…
Когда все было готово для допроса Мацукавы, Мэт позвонила Айвору и попросила его и Мимо доставить пленника к нам. Через несколько минут Айвор ответил:
— Мне очень жаль, Мэт, но, похоже, Джим заболел.
Мы обменялись тревожными взглядами.
— Как это? — недоуменно спросил я.
— У него холодные и влажные руки, — начал Айвор в своей педантичной манере. — Лоб покрыт ледяным потом, он жалуется на слабость, тошноту и излишнее слюноотделение.
— Все равно приведите его сюда, — приказал я и обратило к Мэт: — Принеси диагностический аппарат из медпункта. Мы выясним, не дурит ли Джимми.
— Может быть, он просто в ужасе, — предположила Мэт, направляясь к двери.
— Если это так, то все отлично. Но если парень и вправду подхватил заразу, то придется отложить допрос. Даже люди, когда болеют, странно реагируют на зонд.
Она кивнула и вышла, оставив меня размышлять о технических аспектах разнообразных пыток.
Если Мацукава и в самом деле инопланетянин, то у нас возникнут проблемы с психозондированием. Например, Даррелл Райднор, предполагаемый полуклон, необычно реагировал на наркотик пенверол и то и дело погружался в кому. А пенверол считается куда менее вредным, чем зонд! Впрочем, может, у халуков в принципе повышенная чувствительность ко всем видам искусственного вмешательства в сознание. Конечно, мутированные гены у них практически человеческие, но кто знает, как устроен их мозг? Черты характера и умственные способности зрелого индивидуума в минимальной степени контролируются ДНК (что может подтвердить любая мать близнецов или клонер скаковых лошадей).
Или лучше отложить допрос Мацукавы до прибытия на Землю, где можно обратиться в профессиональное медицинское учреждение? Но с другой стороны…
В дверь позвонили.
Я открыл замок, впуская Айвора и Мимо. На их плечах практически висел дежурный офицер «Галафармы». Мацукава с трудом передвигал ноги. Казалось, он совершенно не понимает, где находится. Он выглядел не испуганным — напротив же, по-настоящему больным. Лицо приобрело серо-зеленый оттенок, черные волосы и футболка намокли от пота. Мы с Айвором усадили его в кресло и освободили связанные руки и ноги. Я принялся прикреплять к нему различные сенсоры.
— Паршиво себя чувствуешь, а, Джим? — добродушно спросил я.
— Да, наверное, подхватил какую-нибудь дрянь на Кашне.
— Вряд ли, там очень строгие меры предосторожности. Так что же именно болит? Когда тебе первый раз стало плохо?
В ответ он как-то сдавленно булькнул, наклонился и наблевал на пол.
— Мать твою, — пробормотал я и вызвал автоматического уборщика.
Айвор, наш медик, держал ему голову, пока Джим извергал остатки завтрака — в преддверии допроса ленчем его не кормили. Насколько я мог судить, пищеварительные соки Мацукавы выглядели совершенно по-человечески.
Через некоторое время фонтан рвоты иссяк. Я предложил Джиму стакан воды, который тот с жадностью выхлебал. Если Мацукава притворяется, то он настоящий гений трагического искусства.
Вернулась Мэт, неся в руке маленький инструмент. Лицо ее было мрачно.
— Диагностик сломан. Вот, Адик, посмотри.
Я проверил машинку — она даже не включалась.
— Может быть, кто-нибудь приложил к нему руку, а может быть, и нет.
— Я попробую ее починить, — предложил Мимо. — Джо тоже кое-что смыслит в механике.
— В нашем медпункте, — сообщил Айвор, — есть электронный «док-в-коробке», который контролирует курс лечения. Если ввести в него симптомы болезни…
— А-а-а! — неожиданно Мацукава затрясся. — В сортир, скорее, Бога ради!
— Ух ты! — отозвался Айвор. — Давай сюда, парень.
Он подхватил болезного Джимми на руки, словно младенца, и рванул вниз по коридору к ближайшему ихтиандру, едва не наступив на маленькую санитарную машинку.
— Что мне делать? — спросил Мимо. — Убрать стул?
Автоматический уборщик только что принялся чистить пол.
— Я сам об этом позабочусь. А ты помоги Айвору в медпункте. И оба оставайтесь с пленником все время, пока он не связан. — Мимо ушел, и я обратился к Мэт: — Я обыщу камеру Мацукавы, а ты прокрути назад пленку с записью и посмотри, что он делал в течение последних двадцати часов. Эта гребаная болезнь подвернулась слишком кстати!
Мы вышли, закрыв за собой кабинет. Я пошел к небольшому тюремному отделению, встроенному в «Чиспу» за время пребывания на Кашне. Выглядел наш карцер очень просто: двое ворот с двух сторон коридора отделяли четыре камеры от остальных кают. Открыть ворота мог любой из членов команды. Каждая камера занимала девять квадратных метров, открыть ее могли только Мимо, Мэт и я — с помощью сканирования сетчатки. Из камер убрали всю мебель, кроме койки, стула и стола, которые крепились болтами к полу. В стене находился вмонтированный компьютер с играми. Никаких шкафов или тумбочек, где можно что-либо спрятать, одежда и личные вещи заключенных лежали на полке под столом. К каждой камере прилагался совмещенный санузел, где имелся унитаз, открытый душ и раковина с минимальным набором туалетных принадлежностей. Комнаты находились под постоянным наблюдением камеры и индикатора частоты дыхания, вмонтированных в потолок напротив ванной.
У нас было всего двое пленников, так что половина камер пустовала. Одну из лишних комнат мы использовали в качестве помещения для ребят из команды, которые в настоящий момент несли стражу. В другую отводили пленников, когда их карцеры подвергались уборке и проверке. Когда Гарт Винг Ли присоединится к нам в Торнтаге, его уже будет ждать маленькая личная тюрьма.
Я внимательно осмотрел камеру Джима Мацукавы, но не нашел ничего необычного. Электронные книжки и компьютер с играми были в полном порядке, то есть он не наглотался токсичных деталей электронных плат. Туалетные принадлежности почти совсем не использовались, значит, Джимми не сожрал энное количество геля для бритья, лосьона для кожи или шампуня. И все же я мысленно отметил: «заменить туалетные принадлежности», на случай, если Враг Среди Нас что-нибудь из них отравил.
Для пущей безопасности Мэт установила распорядок дежурств, в каждый наряд входило два человека. Мы никогда не ставили вместе Ильдико и Джо. Только я, Мэт и Мимо назначались на дежурство в одиночестве — в ночные часы. И мы сами спали, предоставив пленников наблюдению индикаторов частоты дыхания. Если кто-нибудь начнет задыхаться или перестанет дышать, нас тут же разбудят. Конечно, это не самые надежные меры предосторожности, но других мы себе не могли позволить.
Я как раз заканчивал осмотр, когда пришла Мэт, неся с собой голокамеру с пленкой.
— Нашла что-нибудь? — спросил я с надеждой. — А то у меня — большой и толстый ноль.
— На записи нет ничего необычного, — поспешила огорчить меня Мэт. — Похоже, проблемы с кишечником начались у Мацукавы сегодня утром. Наверное, это только начальная стадия заболевания. В течение двадцати часов он переваривал данную ему еду, пил воду из своего крана… И еще выпил несколько пластиковых стаканчиков с кофе и газировкой, которые ему передавали стоящие на страже.
— Что?!
— Охранники и оба пленника пьют из одной кофеварочной машины. Все банки с газированной водой запечатаны. Думаю, команда не видела ничего плохого в том, чтобы поделиться с заключенными.
— Черт! Кто давал Джиму пить?
— Подожди немного, я проверю. — Она прильнула к окошку камеры и поставила на быструю перемотку, чтобы просмотреть пленку за несколько минут. — Хм-м-м. Знаешь, похоже все, кроме нас с тобой. Даже Мимо. — Она покачала головой и оторвалась от экранчика. — Они все знали, что на борту может оказаться шпион «Галафармы», и поэтому надо быть предельно осторожными.
Я преувеличенно горько вздохнул.
— Что сделано, того не воротишь. Но лучше бы это в первый и последний раз. Сделаем выговор несколько позже — а пока навестим медпункт и посмотрим, что там скажет «док-в-коробке».
Айвор и Мимо уложили Мацукаву на больничную койку глаза закрыты, дыхание ровное, кожа вроде бы снова приобрела нормальный оттенок.
— Сказал, что стало гораздо лучше, — сообщил Айвор. — И заснул.
Я взглянул на диаграмму на мониторе над кроватью. Температура тела почти не превышает норму, сердцебиение только слегка учащено. Я не знал, что значат показатели давления и еще какие-то графики, и просто ввел все симптомы, ранее описанные Айвором, добавил рвоту и понос и велел компьютеру поставить диагноз.
«Пожалуйста, введите образец крови», — попросила машина.
— Кто-нибудь знает, как это делается? — растерянно спросил я.
Мимо передернул плечами. Айвор заглянул в электронную книжку с описанием различных медицинских процедур, затем осторожно поднес руку Джима к краю кушетки и нахмурился.
— Здесь должен быть вмонтирован прибор, берущий анализ крови. Маленький такой, размером с дисковод. Но его нет.
— Прекрасно, — пробормотал я. — Даже не нужно его искать. Думаю, он уже давно лежит в гигантской мусорке под названием космические просторы.
— А нельзя просто проколоть ему палец? — спросил Мимо.
— В нашем медпункте нет прибора, который может изучать кровь за пределами тела пациента, — покачал головой Айвор.
Я снова повернулся к компьютеру.
— Образца крови нет.
Выдать диагноз. Вероятность 2%: пациент страдает психосоматическим расстройством. Вероятность 11%: пациент страдает заболеванием, вызванным вредным микроорганизмом. Вероятность 59%: пациент страдает от отравления. Список семи тысяч двадцати шести токсичных элементов, которые могли вызвать такую реакцию, прилагается.
Все кроме Мацукавы, издали разочарованные вопли.
— Лечение? — спросил я.
Никакого специального лечения предложить невозможно, кроме постельного режима и обильного питья. В настоящий момент состояние пациента далеко от критического.
— И достаточно далеко от нормального, чтобы отложить допрос, — шепнула мне Мэт. — Кто-то подсунул ему какую-то дрянь. Или он сам сделал это.
— С этого момента нужно проверять его еду и питье, — вздохнул Мимо.
Я кивнул.
— Ну, если все не критично, то почему бы не отнести его обратно в камеру. Мэт, пошли отведем Шнайдера в кабинет, поработаем над ним. А Джимми прибережем до завтра, если ему станет лучше.
Но назавтра, когда мы попытались начать допрос, Мацукава снова забился в судорогах. Все вчерашние симптомы вернулись с новой силой. Он со стоном рухнул на пол, мокрый от холодного пота и дрожащий.
Джо и Мэт, дежурившие у камер, оттащили его в медпункт, куда уже прибежали мы с Айвором. Пульс у пациента едва прощупывался, дыхание прерывалось, зрачки сузились до крошечных точек. Мы уложили его на койку и ждали, когда «док-в-коробке» вынесет вердикт.
Компьютер порекомендовал нам дать Джиму некоторое количество лекарств. А потом сообщил:
Стоит безотлагательно доставить пациента в ближайшее медицинское учреждение. Состояние критическое.