Эта выходка не сильно огорчила юную Корсач, поскольку во время официальных визитов названный брат удостаивал её лёгкой ухмылки и спешил раствориться в толпе юных прелестниц. Значительно более дорожила она его ночными визитами, когда рыжеволосый юноша со сдавленной руганью и пыхтеньем влезал к ней в башню и подолгу бессмысленно и бестолково хвастал своими достиженьями на магическом поприще, показывал новые боевые приёмы и артефакты, зачитывал заклятья и просто дурачился, комментируя последние городские сплетни. Два или три раза в неделю юный маг появлялся в её комнате, чтобы следить за безопасностью ведуньи из Постава и выведывать тайны обращения с рунами и заклинания тадо. Карина прекрасно понимала, что в поведении щеголеватого и бесшабашного Владомира было больше желания получить секреты колдовства и выведать про Повелителя и Охотника, но постепенно привыкла к нему и привязалась, как последнему напоминанию о прежней жизни Кариниррии Корсач. Бывший славный офицер пограничных гроллинов сразу же по прибытию в столицу забросил военную службу, откровенно скрываясь от обязательств перед Императором, запрятал по тайникам большую часть семейного состояния и принялся методично спускать остальное на скромные радости сумасшедшего колдуна в опале официальной религии. Единственное, пожалуй, что об этой тёмной персоне могли с полной уверенностью сказать окружающие, что у благородного юноши из приличной семьи младшая сестра состоит в столичном пансионе. И безлунными вечерами, когда сквозь приглушённый шёпот самодовольного наследника последних колдунов в Долине доносился шум дремлющего города, Каринаррия позволяла себе слегка улыбаться и засыпать без ненужных опасений и воспоминаний. Владомир незаметно стал для неё тем жизнерадостным камнем, что не даёт сердцу биться спокойно и столь же спокойно остановиться. Не исключено, что на задворках своей совести юноша тоже осознавал это и как беглый ведун стремился поддержать жертву тёмных репрессий. Но попытки его были столь неуверенными, что стоило магу очередной раз пожаловаться на жестокосердную "сестрицу", нежелающую поделиться рунами, и, помахав рукой, скрыться в оконном проёме, как тьма налетала с удвоенной силой.

Каринаррия Корсач не была одинока. Это было её основным проклятьем, если не считать ряда врождённых склонностей, которыми благородная дама никак не могла гордиться. Глухой, отдающийся эхом в колоколе голос оставался верным ей и своей извращённой манере общенья с скрипучим злобным смехом. Смеялся голос внутри, когда посреди ночи девушка просыпалась в холодном поту от кошмара и подолгу убеждала себя, что с городом ничего не происходит и все ведуны под контролем, что тадо не разгуливают за стенкой, а вурлоки не обнажают клыки, что Владомир сейчас спокойно спит в своей комнате или тушит пожар после нового заклятья, что Кирх в безопасности. Она не могла быть до конца уверенна в безопасности своего бывшего телохранителя, но находила в себе силы убеждать напуганную душу в этом уже три года. Голос отчего-то больше всего любил использовать в своих угрозах именно образ хмурого вурлока. С этим Каринке также пришлось смириться. Девушка наловчилась с лёгкой улыбкой воспринимать дневное нытьё своего мучителя, даже не разбирая основного массива его слов и до хрипоты отстаивать у него каждого заражённого по ночам. Месяца сменялись годами и коварный голос, видимо, перестал получать удовольствие от общения с ней и, не имея возможности мучить других людей, стал появляться всё реже, растворяясь шумовым фоном ежедневным мыслям, несущим в себе знания неизвестных времён и народов. И вот уже к шестнадцати годам младшая наставница Ринарри Айиашт точно знала, что можно привыкнуть даже к аду в собственной голове. Привыкнуть, смириться и застыть.

- Слушай, Корсач, - спросил как-то Владомир, заправляя под воротник новый медальон с тремя боевыми царапинами, полученными в сражении с крысами, - почему ты не попросишь у той чурки из лесу чего-нибудь для себя? Там же столько силы, что с ума сойти можно. Я - Читающий, и то...

- Может, ты ещё и Летающий? - девушка угрожающе сдвинула брови, делая вид, что собирается столкнуть гостя с карниза.

- Ладно тебе, - попытался отшутиться тот. - Просто это не честно, что всё досталось тебе. Ты же здесь окопалась и ни к чему не стремишься. Тебе это не нужно, тебе не нужны такие способности, когда ты больше ничего не хочешь.

- Может, ты и прав. Эти способности мне не нужны, но, наверное, я нужна им именно потому, что ни о чём не мечтаю и ничего не хочу.

Лишь позже, когда маг спустился за стену пансиона и направился на съёмную квартиру, девушка, сидя возле окна, подумала, что, наверное, действительно умерла в лесу от укуса сумеречника, потому что с того момента у неё начала атрофироваться способность мечтать. В ту ночь Каринаррия решила, что ей жизненно необходимо придумать какую-нибудь мечту, чтобы находить в себе силы бороться с голосом не по привычке, а ради чего-то. Однако мечта была слишком опасной вещью для девушки в её положении, которая собиралась дожить остаток жизни в пансионе, преподавая языки и не создавая хлопот окружающим.

... сдалась? Посмотри, в кого ты превратилась, деревенская клуха. Это то, что ты так искала, когда драпала из горящего Постава? Выходит, тебя не зря там взаперти держали.... Тебе просто не хватает мозгов, чтоб самостоятельно жить, всё в угол забиться хочешь, спрятаться... Не получится, я найду тебя, получу, теперь это будет проще, овца...

- Полагаешь, мне это интересно? - уточнила Каринка, заправляя шпилькой локон. - Я не собираюсь дальше играть с тобой.

... кишка тонка... Ты, жалкая и глупая, ты больше не сможешь мне перечить, ты стала совсем ручной...

- Мне нет до тебя дела.

...неужели?...

Под отвратительное хихиканье, переходящее в подобие кашля Каринаррия набросила на плечи накидку с зелёными вензелями пансиона, проверила сохранность худенького кошелька, улыбнулась бледной, слегка заплаканной девушке в зеркале и вышла в холл, где, нарядившись в новую шляпку и алые ленты, её ожидала воспитанница. Сегодня юной Корсач очень не повезло в утренней жеребьёвке: она должна была в это выходное утро сопровождать дочь хозяина крупнейшей кожевенной мануфактуры на домашнее торжество в честь помолвки её старшего брата и наследника всего немалого производства. Состояния отца хватило, чтобы девочку, вопреки правилам пансиона отпустили раньше каникул за ограду, но не позволило привить дочери необходимых манер и вкуса. Поэтому молодая девушка едва не вываливалась из платья от нетерпения, предполагая, что за воротами пансиона её будет ожидать толпа поклонников и череда развлечений. В любом случае, именно это будет по возвращению рассказано пленённым подругам. У ворот ждала фамильная карета, что немало огорчило девочку, надеявшуюся на открытый экипаж и весёлый проезд через рыночные площади. Каринаррия подтолкнула сверстницу к ступенькам и одним хмурым взглядом пресекла всякие попытки торговаться за более весёлый транспорт. Модница активно изображала глубочайшее недовольство, что нисколько не заботило младшую наставницу. Та больше обратила внимание, что денёк выдался чрезвычайно солнечный для осени, что давало надежду на пару тёплых деньков и возможность ещё немного погулять по саду. Тишина осенней природы, неоценённая наставницами и воспитанницами сулила Корсач приятные минуты отдыха и умиротворения, которых точно не будет ближайший час.

Дом кожевенника располагался во втором кольце возле крупной площади, шумной, весёлой, заполненной циркачами и торговцами. Её легко было заметить по ярким флагам торговых колец и неизменному гулу. Словно рой пчёл, схватившись за трещотки, и бубенцы, носился над мостовой, и распевал песни на мёртвых языках. Девушка на миг представила, как переливаются лучи солнца на их крыльцах и раскачиваются маленькие серебряные колокольчики на чёрных бархатках, так, наверное, должна выглядеть свита какого-нибудь сказочного князька. Заслышав этот гул, Каринка заметно взбодрилась и перестала буравить недовольным взглядом непоседливую воспитанницу, норовящую вылезть в окно, крикнуть что-нибудь торговцам или распустить завязки корсета. Колёса забарабанили по крупным треугольным камням, отличавшим площади второго кольца. Мелкая тряска была уже не столь неприятной. До сладостных минут свободы оставалось совсем ничего, как карета резко остановилась и возница стал сдавать в бок.

- Что там, что? - засуетилась девушка.

- Присядьте и сохраняйте спокойствие, - придержала за подол платья едва не вывалившуюся в окно девушку Каринаррия. - Благородная дама не станет пялиться из окна.

Каринка специально зашторила окошко и про себя порадовалась, что девица не слишком сообразительная и в пылу собственной радости вряд ли сохранила способность к здравомыслию. В противном случае, удержать её в карете было бы невозможно и отряду гроллинов. Всем, кто прожил в столице больше месяца, хорошо известно, что в воскресный день ближе к полудню любая (кроме шестого и седьмого кольца, разумеется) улица и площадь становится небезопасной для транспорта и простых жителей. Причина тому самая что ни на есть государственная. Император Ивижец четверть века назад к превеликой радости жителей Долины после трёх упокоившихся жён обзавёлся Наследником. Наследник рос и мужал в тяжёлых условиях придворного быта и обнаружил, что из всех отцовских добрых качеств получил лишь упрямство и склонность к самоуправству. Воинских доблестей или политического мастерства ему досталось не густо, над чем будущий Император усердно работал в военном лагере к северу от столицы. Полк хоть и был отдан ему в командование, складывался исключительно из старых вояк, больше обучавших своего командира, нежели научавшихся у него. Юность быстро впитывает отвагу и вечно желает большего, вот и молодой Наследник буйно отрабатывал кавалерийские уменья, носясь с приближенным отрядом по улицам столицы. Это, конечно, тренировало молодого мужчину лучше долгих конных выездок по полям, но и значительно портило настрой местному населению. Хотя молодые дамы всех мастей и родов млели от восторга и, цепляясь друг другу в космы, лезли в первые ряды, чтоб помахать ручкой если не бравому Наследнику, что отдавал предпочтение обучению, то хотя бы его более любезным поплечникам. Воспитанницам пансиона такая привилегия не предоставлялась и юные девушки готовы были заложить все свои драгоценности, чтобы оказаться на месте последней нищенки.

Каринка прикрыла глаза: во всём есть плохое и хорошее. Плохое - сегодня будущий Император Ларсарец решил размяться в скачке с препятствиями раньше обычного; хорошее - её воспитанница этого не предполагала. Оставалось только ждать, когда проедет шумный кортеж и учтиво перекрытая местной стражей улица наконец-то снова заполнится народом. Главное, чтобы толпа не вопила слишком внятно, Гаррета была сильной девушкой и Каринке вряд ли удалось бы удержать её так просто. Младшая наставница уже начала подумывать о магических способах связывания и лишения воли, про которые часто любил врать Владомир, хотя более действенным ей по-прежнему казался удар ботинком по затылку.

... расслабилась, - совсем не вовремя зашипел голос, отрывая от важного решения по сохранению жизни и целостности воспитанницы при пресечении попытки бегства, - думаешь, мои рабы молчат, мои рабы мне показывают. Ты же чувствуешь, чувствуешь, я буду с ними...

Девушка встрепенулась. Она прекрасно научилась разбираться, когда не стоит недооценивать хозяина скрипучего голоса. Среди людей она ощущала по меньшей мере десятерых потенциальных тадо в двадцати шагах, и, если найдётся ведун, что укажет на них своему хозяину, начнётся настоящая бойня. Бойня вроде той, что уничтожила в своё время вурлоков. Каринка сжала кулаки: она была всего лишь упрямой ведуньей, но это упрямство всегда дорого ей обходилось, так дорого, что ради этой цены стоило рискнуть.

Карринария была верной подданной своего Императора, достойной дочерью Его лучшего генерала, но в данный момент патриотические порывы были заглушены упрямой жаждой помешать голосу. Выпрыгнув из кареты, младшая наставница перво-наперво забаррикадировала двери запасным кнутом для пущей безопасности легкодумной девицы.

- Что бы ни случилось, - со всем возможным благородством в голосе, который обычно отбивал всякое желание неповиноваться, обратилась она к обескураженному вознице, что сжимал второй кнут, словно и его грозная дама из пансиона могла присвоить, - отвезите её к отцу, как только улицу расчистят. Понял?

- Да, госпожа, - смущённо и слегка испуганно ответил мужчина, но Каринка это уже не слышала.

Толпа была настолько плотной и разношёрстной, что, если бы не чрезвычайные обстоятельства, Каринаррия, как благородная дама, не подошла бы к ней и близко. Едва не громоздясь друг другу на головы купцы, торговцы, стражники, ремесленники, циркачи и аристократы прильнули к заветному проходу, что по негласным правилам составлял около сажени и с благоговением ждали появления надежды Империи. Народ гомонил, переругивался, обменивался впечатлениями, хвалил достижения Наследника но всё так приглушенно и скромно, что нарастание лошадиного топота звучало раскатами грома. "Не успеваю, как же я не успеваю!" - думала про себе девушка, упрямо протискиваясь сквозь толпу и получая не самые приятные тычки и отзывы. Если бы ни её скромные габариты и длительное занятие гимнастикой с перерывами на постельный режим, Корсач наверняка затёрли бы ещё на самой периферии. Вот только времени не было, не было коварного времени, а девушка всё сильнее вязла в толпе. Вот уже послышались первые приветственные возгласы, ближе, ближе...

... тебе очень будет не хватать Наследника?...

Каринка едва не вскрикнула от ужаса, представив, что может случиться. Ни Наследника, ни его свиты она, разумеется, не могла разглядеть из-за голов горожан, да и не пыталась. Решение никак не приходило, хотя вертелось вокруг памяти, как праща, норовя вот-вот съездить камнем по затылку. Нужно было найти выбранного голосом ведуна и помешать ему. Каринаррия всхлипнула, вспомнив, чем обернулись в прошлый раз их с Владомиром эксперименты по поиску опасного ведуна. В том городке, где они останавливались на ночлег, ей удалось спастись лишь за счёт реакции Кирха, но вурлока теперь поблизости не было...

- А где наша не пропадала! - мысленно подбодрила себя девушка и завопила уже вслух насколько хватало лёгких: - Ведуна убьют первым!!!!

Голос потонул в общем гомоне, но этого было достаточно. Лицо лишь одного из всадников мелькнуло. Он заметил её. В его глазах уже расплылась тьма, он уже предался своему Господину и знал, кого тот жаждет. Мгновенье, в которое их взгляды пересеклись, было решающим. Каринаррия, повинуясь чутью, отклонилась в сторону, вытащила из ещё не завопивего соседа пущенный ведуном кинжал и столь же стремительно отправила его обратно. Когда мужчина с кинжалом в предплечье слетел с лошади, толпа словно пришла в себя: люди с криками кинулись в стороны от места паденья, раздаваясь полукруглой ареной, в которой опешившая от собственной ловкости Каринка пыталась понять, ни Наследник ли угодил под удар.

- Ведьма, - злобно, захлёбываясь яростью, кричал недобитый ведун, - проклятая ведьма!!! Она!! Вот она!!

Как-то все сразу сообразили, о ком кричит мужчина, и Каринка каждой клеточкой ощутила ужас и гнев пока бездействующей толпы. Всадники круто развернулись и уже доставали из ножен мечи, как из глубины толпы раздался утробный рык и испуганные вопли. В раненом виде ведуну в её присутствии удалось обратить лишь одного в тадо, но и этого для неопытных людей более чем достаточно. Девушка отшатнулась и едва не потеряла сознание от хлынувшей тьмы. Первое, что сделала Каринка, - это бросилась, подбирая юбки, навстречу неблагонастроенным мечникам. Глупым это показалось им и крайне разумным ей, поскольку через мгновенье уже на том месте, где стояла она, приземлился новоявленный тадо. Бывшая женщина была среднего достатка и отличалась завидной комплекцией, что в сочетании с появившимися когтями и зубами не внушало надежд. Вскормленные легендами о приграничных боях и не видевшие никогда в своей жизни тадо молодые отпрыски благородных семей, вошедшие в приближённый отряд Наследника, остолбенели. Лошади с диким ржанием начали пятиться назад. Они не понимали, что происходит, но боялись этот сгусток тьмы. Девушка могла представить себе следующие события: тадо убивает ведуна и кусает максимально возможное число людей. Если среди них оказываются заражённые, число тадо начнёт стремительно расти, пока их не перебьют опомнившиеся мечники, или же в городе не останется больше людей, кроме Каринки.

Как бы ни расхваливали императорских гроллинов, при неожиданном нападении быстрее всех отреагировала именно младшая наставница. Девушка бросилась наперерез твари, заслоняя собой горе-ведуна, который мог вполне оказаться Наследником. Толпа вопила от ужаса, но разбегаться пока не спешила. Не ожидавший такого поворота событий монстр яростно закричал и впился зубами в шею ближайшей лошади. Её всадник мешковато рухнул на мостовую, стараясь не попасть под заваливающегося скакуна и совершенно не думая о твари. Тадо только этого и нужно было. Монстр уже застыл в полёте, когда пропитанные водой не слишком качественные рыбы-иглы взвились с соседнего прилавка стайкой яростных ос и, следуя за Каринкиной рукой, словно пришили изуродованное тьмой тело к стене ближайшей лавки. Миг бешенного воя - и тадо перестал быть опасным.

- Я схватил ведьму! - острое лезвие окровавленного кинжала прижалось к высокому воротнику форменного серого платья, ведун не был силён, как носитель, но был поразительно живуч как человек. - Тварь, хотела убить нашего Наследника?

Каринка судорожно сглотнула. Ситуация была безвыходной. Она просчиталась, очень жестоко просчиталась, когда не позволила тадо съесть этого нахального ведуна. Мало кто из людей, став ведуном, может отказаться от тьмы или признать, что он не Читающий, а расходный материал. Зато, каждый, кто стал ведуном осознанно, живёт лишь одной мыслью о наращивании собственной власти и убийстве. Этот ведун был из числа добровольцев иначе не стал бы шептать ей на ухо: "Великие врата опять попались...".

- Если хоть кто-нибудь из вас, - девушка вскинула подбородок, едва не схлопотав опасную рану, - посмеет меня, хоть пальцем тронуть, его постигнет участь этого тадо. И мне безразлично, сколько вас будет!

Если речь и произвела эффект на обычных людей, но на ведуна больше подействовала дурная привычка пленницы подтверждать свои наиболее храбрые заявления топаньем нагой. Увы, каблук и сила её упрямства не настроили зашипевшего от боли мужчину лояльнее. Ведун злобно рыкнул:

- Ах ты...

- Отставить, - коротко и очень серьёзно бросил ему бывший обладатель замечательного жеребца, а ныне печальный пешеход с расцарапанной скулой и драной дорогой курткой. - Ведьму не трогать. Их у нас триста лет не было. Отвезём во дворец, отцу покажу.

Прежде чем благоразумно потерять сознание от пережитого и тем самым каким-то образом смягчить неминуемое унижение, Карринария Корсач успела отметить, что было в улыбке этого мужчины нечто определённо нехорошее. И это нечто сильно роднило его с Владомиром.

... дура...

Впервые девушка согласилась с голосом.

Об узах и сетях

Стоит отметить, что вопреки ожиданиям ведьму действительно не тронули. Очнулась Карринария в весьма приличной серебряной клетке на ворохе свежей и приятно пахнущей крапивы. Не ожидая такого приёма, девушка даже обрадовалась тому, что из всех возможных повреждений у неё осталась глубокая царапина на шее и несколько чёрноватых синяков на руках. Грабить, насиловать или пытать, как того требовала ситуация, тюремщики всё-таки постеснялись. Кошелёк, резные шпильки для волос и скромный браслетик, разумеется, исчезли, что свидетельствовало об обыске, но накидка и платье остались при ней. Видимо, быстро распространяющиеся слухи о новоявленной ведьме, покушавшейся на жизнь Наследника, сделали своё чёрное дело, и даже надзиратель, суровый и неприятный мужчина средних лет, не подходил к ней без защитного амулета. Девушка несказанно была рада туманным суевериям простого населения, обеспечившим ей более комфортные условия.

Помимо невысокой серебряной клетки в четыре шага наискось ведьме была выделена отдельная камера с тяжёлой осиновой дверью. Тёмная, сырая и глухая, она, видимо, была самой глубокой на всю тюрьму и значительно удалённой от других пленников, так что ни их голоса, ни привычная вонь антисанитарных условий не слишком беспокоили врожденной брезгливости юной аристократки. Её непроглядная темнота была глуха, холодна и абсолютно закрыта. Даже мерзкий голос, довольный подобным ходом событий не утруждал себя посещением дерзкой ведуньи, удостоверившись в её непреклонности. Непреклонность выражалась в презрительном молчании и струной вытянутой спине. Хотя внешний вид и не играл на пользу Каринаррии, девушка изо всех сил поддерживала благородство.

Она не сразу заняла позицию мученицы совести и зареклась не издавать и звука. В первый же день, как неудавшаяся спасительница и крайне удачная ведьма пришла в себя, она ещё пыталась просветить своих дознавателей в особенности образования тадо и собственный вклад в спасение Наследника. Но быстро заметив, что любое её слово перевирается и принимается за умелый обман, перестала разговаривать вообще и даже объявила голодовку. Голодовка объявилась случайно, когда пришедший дознаватель решил, открывая клетку для еды, дать волю рукам и законно получил миской по голове. Больше горячую еду ведьме не приносили, приняв тарелку за весомое оружие в её хрупких ручках. Карринария с радостью отказалась и от подозрительного вида хлеба, который уважающий себя человек есть не станет. Вода, приносимая в тяжёлой ржавой мисе, с охотой восполняла своей подружке всё, что могла, стягиваясь из гроллинского пайка едва ли не мясным бульоном. Единственное, что было действительно неудобно: отхожее место и затёкшие ноги. Но, поплакав немного из-за такого унизительного положения, Корсач пришла к здравому решению, что вполне могло быть и хуже и слегка успокоилась.

Её не терзало раскаянье в содеянном и злобный червь самоедства, вгрызающийся в душу, не нашёптывал крамольных мыслей о циничном безразличии к действиям тадо и ведунов. Даже зная о последствиях Каринаррия Корсач не отреклась бы от своего решения и попыталась бы что-нибудь сделать, может, более продуманно, более осторожно и благорассудно, но всё-таки сделать. Каринка ругала себя лишь за избыток самоуверенности, заставивший её, серое и по сути своей жалкое создание без силы и умений, считать себя вершительницей судеб и реальным противником для господина ведунов. За годы добровольного заточения, девушка уже несколько раз твёрдо решала, что роль её в истории не может быть сколь-нибудь примечательной, а детские мечты о сражениях и походах безосновательны и глупы с её способностями и талантами. Она прекрасно смерилась с мыслью о своей ненадобности и незначительности, поэтому и не желала больше подвигов и великих деяний. Она лишь хотела приносить как можно меньше проблем и по возможности не вредить окружающим людям.

Угрызения совести по поводу безосновательной самонадеянности и дерзости продлились около трёх дней, что Каринка посчитала вполне достаточным для благородной дамы, и сменились серой и однотипной тоской обречённого пленника перед не самой приятной казнью. А то, что казнь непременно состоится, сомнений не было. Девушка, перебрав все возможные темы для рефлексии и придя к неутешительным выводам касательно своей персоны, даже слегка порадовалась, что её мучения и бессмысленное существование прекратится. Огорчал, конечно, способ их прекращения. Но, поскольку ни семьи, ни друзей, ни покровителей у Каринаррии не было, её позорное сожжение вряд ли смогло бы запятнать их репутацию.

Время шло, а сдвигов в её пленении не наблюдалось. Это становилось уже откровенно скучным. Пленница, проснувшись после очередной предположительной ночи, решительно отодвинула всякие условности и, придвинув к себе тяжелейшую ёмкость с водой, запустила во влагу бледные пальцы.

"Как же это я раньше делала? - девушка принялась напряжённо вспоминать свой прошлый опыт слежения через капельки влаги. - Вот невезение, почему это срабатывает, когда не нужно. Ведь должен быть какой-то механизм, чтобы приводить это в действие. Ведь не могу же я вот так сидеть здесь и просто ждать, когда меня казнят. Во всяком случае, перед казнью нужно будет привести себя в порядок, чтобы на человека походить. Даже ведьме будет не лишним чистая одёжа. Вот если бы узнать заранее, когда Император подпишет указ... Ну, или хотя бы знать, есть ли такой указ, может вообще придушат втихаря, а я волнуюсь. Хорошо, что сейчас меня никто не слышит. Очень уж забавно думать о красоте перед смертью. Хотя матушка бы это высоко оценила. Наверное, любая придворная дама так и думает, но это совсем не достойно. Ведь за пределами церемониального зала есть целый мир, другой, полный тревог и смуты, мир, нуждающийся в помощи и тепле. Здесь же лишь камень и украшения..."

Девушка с грустью вспомнила свой давний сон в рыбацком домике, когда увидела Императорский дворец. Вот он тронный зал, прекрасный и сияющий в лучах полуденного солнца. Блёклые осенние цветы у подножья величественного и ужасно неудобного кресла с высокими золотыми шпилями. Разодетые слуги в парадных мундирах возле дверей и благородный старец, медленно идущий от окна к трону. Все правители, представлялись девушке благородными старцами, поэтому и предположительный Император не был молод и отличался некой военной выправкой. Его лицо сложно было назвать приятным, зато оно внушало определённую надежду на справедливость. Старец разложился в кресле, придавая себе форму единого и немного наигранного монолита словно неизменной части тронного зала. Двери распахнулись, и глава дворцовых гроллинов едва успел закричать в проём:

- Его Высочество Гхурто Рокирх, Б'ехрут Вербник!!!!

В проёме тут же вырисовался десяток угрожающих фигур, затянутых в чёрные одеяния. На них были отливающие вороньим крылом накидки с глубокими капюшонами и блестящие сапоги с серебряными накладками, от чего люди походили на порожденья тёмных сил. Люди двигались синхронно и, несмотря на разницу в росте и комплекции, казались едиными и неуловимо одинаковыми, как бездушные заготовки. Наверное, оружие было сдано при входе, поэтому на многих пустые ножны бессмысленно ударяли по бёдрам. Но и без оружия вошедшие выглядели столь внушительно, что Император почти незаметно дёрнулся. Семеро остались при входе рядом с прибежавшим следом отрядом гроллинов, трое же спокойно проследовали к центру тронной залы. Двое склонились в почтительном поклоне, не пригибая колен, что свидетельствовало об их высоком положении. Стоящий между ними не стал себя утруждать даже таким изображением почтения. Мужчина отбросил капюшон и высокомерно кивнул.

От неожиданности Каринка едва не перевернула миску с водой. Определённо, пред Императором в данный момент стоял Кирх. Хотя прошедшие годы изменили его, добавив зимних морозов в его и без того холодные и жестокие глаза, больше подтянув фигуру и сильнее заострив черты лица. В предводителе вурлоков всё ещё можно было узнать её недавнего телохранителя на пути из Постава. Короткие, вечно взлохмаченные волосы отрасли рваными прядями, что едва сдерживались широким чёрным обручем в подобии порядка, и лишь одна, височная, значительно превосходила по длине остальные, свисая ниже ключиц. На ней висели странные металлические зажимы вроде колец, что одновременно смотрелось внушительно и забавно. Девушка лишь удивилась тому, как преобразила знакомого высокое звание.

Её матушка вполне могла гордиться тем, что дочери посчастливилось едва не умереть возле особы императорских кровей. Самой же Каринаррии отчего-то стало не по себе, стоило ей представить, кто сопровождал её в путешествии. Даже голова слегка закружилась от страха или недоедания. Девушка постаралась вернуть себя в спокойное состояние, убрала от лица ладони и осторожно опустила их вводу, стараясь вспомнить знакомый образ.

- ... донимающие меня последние пять дней родственники так же утверждают, что ведьма - дочь Авераса, - Император выглядел утомлённым и держался перед своим молодым собеседником на воинском упрямстве и желании вывести вурлока из себя. - По моим же источникам, напавшая на Наследника - Ринарри Айиашт, младшая наставница пансиона для благородных девиц и не имеет никакого отношения к вашему народу.

- Возможно, - на лице Рокирха не отразилось никаких эмоций, - если Вы сможете доказать это, то будете в праве распоряжаться её жизнью по своему усмотрению. Вам известна сказка про жадного аиста?

Император слегка удивился, но позволил себе также перейти на более мягкий и непосредственный тон, чтобы не уступать молодому собеседнику.

- Эта сказка широко распространена у моего народа и забавляет малышей уже несколько сотен лет. Полагаю, Вы хотите, чтобы я обратился к скрытой в ней морали?

- Отнюдь, Ваше Высочество. Я предпочёл бы упомянуть её начало, что замечательнейшим образом сочетается с историей моего народа. Нлуй, напомни необходимый отрывок, будь добр.

Стоящий рядом почтенный вурлок с длинной седой косой до пояса и россыпью мелких морщинок на белоснежном лице слегка поклонился и заговорил слегка хриплым, но поистине чарующим голосом:

- Давным-давно, птицы жили среди людей как равные, и их пение защищало Долину от напастей. Но люди стали злыми и подозрительными, желая чтобы птицы уничтожали для них гадов земных и умирали на охоте. Тогда повелитель птиц созвал всех своих подданных и решил навсегда вывести их в пустынные земли дальше от жестоких, испорченных людей. Все собрались, взяв с собой по самому прекрасному цветку, и на рассвете перелетели через горы. Но жадный аист не захотел покидать своего болота и лететь в бедные земли. Когда повелитель птиц заметил это, то было поздно уже возвращаться. Он послал за отступником своего верного помощника - коршуна. Коршун полетел в Долину и стал искать аиста...

- Благодарю, - Кирх движением руки остановил подданного. - Наш народ использует в общении древний язык, что был значительно изменён в Долине. Вот мы и пришли за своим коршуном, кшорсачем.

- В вашей традиции выводы делаются на основании легенд? - Император недобро сощурился. - О, это делает вам честь...

- Честь наша в глубине нашей памяти и верности, - Кирх словно разговаривал с зеркалом. - Мы не оставляем наших родов, тем более столь великих как Кшорсач, что хранят в своей крови силу нашего народа.

- Вы можете доказать, что Корсач относится к вашему народу, и принято это будет со всей почтительностью и внимательностью к памяти моего дорогого друга. Однако свяжет ли это птиц с ведьмой в моей темнице?

Рокирх, не сводя глаз с Императора, склонил голову, что было не самым хорошим знаком, насколько могла судить Каринка из своих воспоминаний.

- Корсач, - тихий шёпот заставил девушку резко обернуться. - Подай голос, или уйду ко всем чертям.

Каринаррия просто не поверила своим глазам, когда в слабом свете амулета в углу вырисовалась знакомая фигура рыжеволосого мага. Юноша приглушённо кашлял и пытался отряхнуться от каменного крошева, покрывающего его с ног до головы. Выглядело это чрезвычайно забавно и делало его похожим на вывалянный в муке кулич.

- Владька? - Каринка опасливо подползла к решётке, она никак не могла поверить в происходящее от радости. - Как же.... Ты через стены прошёл?

- Нет, блин, подкоп две недели делал! - огрызнулся Владомир, вытаскивая из-за пазухи крупный камень. - Ну ты и дура! Ой, дура... В жизнь тебе этого не прощу! Меня едва не размазало здесь на повороте. Я уже третьи сутки из-за этого заклятья спать не могу. Пока ещё выследил, где тебя, полоумную, держат. Вот и штанину разорвал. Между прочим, лезть наобум через фундамент очень опасно. Там эти идиоты людей замуровывали. Глянь, глянь, я лучевой костью себе щёку распорол.

Юноша капризно продемонстрировал разорванную кожу с бурыми подтёками и продолжил напрашиваться на комплименты, а не получив достаточного восхищения (поскольку Владомиру восхищения никогда не было достаточно) продолжил ворчать значительно тише.

- ...и дёрнуло же тебя полезть в эту заварушку. О чём ты только думала? Вот вечно же лезешь, куда не просят, а мне тебя вытаскивай. Ладно бы ещё меня спасала, так какого-го графа...

- Ты действительно делал подкоп? - совсем растерялась девушка, представляя названного брата в полночь с лопатой возле дворца.

- Ах, - маг подавился нелицеприятным высказыванием, вспомнив о поджимающем времени и возможных охранниках, - ты совсем уже.... Подожди, сейчас тебя отсюда выволоку. Представляешь, с месяц назад пригласили меня на юбилей одного князька, ну там застолье танцы, всё как полагается. Вижу, в его сундучке под постаментом в библиотеке среди фамильных побрякушек лежит замечательнейший двузарядный нож саморез...

Каринаррия Корсач, несмотря на постоянные демонстрации магических умений со стороны Владомира, продолжала упорно сомневаться в глубине его познаний, поэтому с лёгким сомнением следила за тем, как тонкий и крайне хлипкий нож для чистки овощей вычерчивает по прутьям окружность. Юноша сперва пытался придавать своей позе долю картинности, не взирая на общую помятость, а позже плюнул на условности и стал выдирать руками потрескивающие и пузырящиеся куски металла. Расплавленные капли разлетались в стороны, жгучими искрами, трещали в крапивной подстилке и сдавали пространство.

- Всё вылезай... - маг, лучась от самодовольства, фамильярно сцапал пленницу под мышки и потащил через образовавшийся проём наружу, как безвольную куклу.

- Это разумно? - Каринка не думала сопротивляться, зная бесполезность таких попыток в случае с бесцеремонным юношей.

- ... я сразу двоих через все стены не перетащу, так что готовься долго и быстро бежать, как только окажемся на улице.

Примерно в тот момент, когда юбка была протащена наполовину через не рассчитанную на женский наряд дыру, а Владомир, отчаянно ругаясь, из последних сил выволакивал застрявшую девушку, двери самым неожиданным образом отворились. Немая сцена продержалась не долго: маг цветасто выразился, уронив свою ношу, а Каринка лишь сдавленно пискнула от острого штыря, пробившего ногу. В полумраке предусмотрительного гроллина узнать было тяжело, но очертаний его фигуры было достаточно, чтобы неудавшийся похититель начал искать глазами, что-либо внушительнее древнего ножа.

- Я ожидал ближе познакомиться с последней ведьмой, а застал ещё и колдуна, - раздался голос из темноты, достаточно обычный и непримечательный, хотя и излишне самоуверенный. - Мне сегодня везёт?

- Раскатал губищу, - хохотнул юноша, вытаскивая из-за пазухи связку ритуальных бусин. - Смотри, чтобы я тебя с крысами не познакомил.

- А у тебя среди них много приятелей? - не остался в долгу гроллин, и девушка вмиг похолодевшим нутром почуяла, что вошедший неплохо вооружён. - Может, начнёшь созывать?

- Один управлюсь, не надейся, а вот на твоих поминках погуляем всей стаей, пёсий выкормок, - продолжал откровенно нарываться на драку никогда не знавший меры Владомир, на что Карина лишь тяжело вздохнула. - Дай дорогу, мне нет до тебя дела.

Юноша, крепко сжимая бусины перед собой, обхватил за талию лежащую пленницу и было рванулся к месту прочтенья своего великого заклятья. Каринка закричала от боли, нога оказалась глубоко располосована, и лишь темнота спасала раненую от потери сознания при виде разбитой конечности. Этот крик слегка оглушил мага, что без малого спасло ему жизнь, так как нож лишь разорвал ворот рубашки, а малейшее движение юноши убило бы его. Любимый фамильный медальон-светильник пролетел по замысловатой дуге и впечатался в стену, создавая подобие освещения.

- Чтоб тебя! - злобно зашипел Владомир почти синхронно с потрясенным вскриком предположительного тюремщика.

Мужчины действовали на удивление слаженно: воин выхватил из-за спины два кривых клинка, загораживая проход; колдун разорвал бусины и, краснея от ярости, взметнул свою пятерню в сторону врага. Первый успел сгруппироваться и оценить противника (не слишком высоко, если судить по выбранной стойке), второй нагло заржал. В этот самый миг Каринка сквозь волну собственного раздражения и боли неожиданно вспомнила лицо незадачливой жертвы обстоятельств, которой суждено было стать первым убиенным на счету начинающего колдуна. По всем показателям перед ними стоял несостоявшийся обед убитого ею тадо и по совместительству Наследник Ларсарец. Открытие было крайне несвоевременным, так как выломанные прутья уже поднялись в воздух и развернулись по направленью к мечнику густой серебряной щетиной.

... ой-ёй, девочка?...

- Сто-о-о-ой, - крикнула Каринаррия, срываясь с места и опрометью поднимая в воздух всю влагу на расстоянии ста шагов плотным щитом.

- Чё ты творишь? - взъелся было юноша, но получил в лоб уплотнившемся водным сгустком.

- Уходи, - холодным и властным голосом отца, бросила неудавшемуся спасителю девушка, едва удерживая равновесие и уговаривая потоки воды не разлетаться под нажимом колдовского заклятья. - Быстро.

Внемлить её здравому совету не собирались оба драчуна, но если Владомир, наученный горьким опытом, ещё опасливо оглядывался по сторонам, то Наследник яростно вырывался из сковавших его кровавых пут, истощая несчастную девушку своей настойчивостью. Каринка едва не разрыдалась: неужели голос всё-таки добьётся своего...

Свет факелов придал общей картине больше трагизма, сделав кровь насыщеннее, ведунью измученнее, а колья внушительнее. Все трое вынужденно зажмурились.

- Что это за... - первый возглас захлебнулся собственным удивлением и протяжным эхом зазвенел в коридоре вместе с испуганными вскриками других: Император при виде странной баталии невольно перешёл на солдатский лад.

- Госпожа Корсач, - послышался следом знакомый низкий голос вурлока, - Вам необходима помощь?

- Будьте так любезны, - выдавила из себя почтительную улыбку девушка, привыкая к ярким всполохам десятков факелов, сопровождавших свиту Его Императорского Высочества и Гхурто Рокирха. - Я была бы крайне признательна Вам, прикажи кто-либо убрать эти колья из зоны действия заклятья прежде, чем они смогут пробить мой водяной барьер и травмировать почтенных посетителей.

Гроллины опасливо поглядели на своих правителей, затем на тонкую алую нить, тянущуюся в воздухе от ноги ведьмы к обезоруженному Наследнику, и боком стали красться возле стены, чтобы укороченными алебардами подцепить летучие колья. Владомир рассеянно хмыкнул:

- Э-э-э, погорячился, слегка...

Второй сгусток не полетел в бестолкового колдуна лишь потому, что девушка начала оседать на холодный пол от перенапряжения. Её придержал под локоть один из тюремщиков. Каринка поняла, что больше не может концентрироваться - путы с хлюпаньем пали на землю, оставляя на одежде притихшего Наследника кровавые разводы, весьма подходящие для иллюстрации страшных ночных сказок о бродячих мертвецах и кровожадных монстрах.

- Кирх, ты же замолвишь за меня словечко? - воровато поинтересовался колдун, пятясь задом к заветной стенке в надежде раствориться в ней.

Рокирх остался непреклонен, лишь выдохнул громче обычного, словно его величайшим желанием было прибить вездесущего паршивца на месте, но не хотелось портить причёску двигаясь слишком резко.

- Айиашты, - как приговор вымолвил стоявший за своим правителем Нлуй, выразив одним этим словом чувства всех собравшихся.

О долгах и одолжениях без возможности отказаться

... раз, два, крутятся жернова. Бегут, бегут, бегут и никогда не остановятся. Ты не сбежишь, никуда не денешься. Твой рок бежит гончей по каплям дыханья, я чую тебя...

- Мне стоит этому обрадоваться? - Каринария Корсач не стала открывать глаз, хотя дворец, охваченный пламенем и выглядел ужасно.

Девушка продолжала лежать, наблюдая, как рушится крыша и медленно тяжёлые перекладины срываются вниз, разлетаясь искристой щепой. Это было бы кошмарно для всего живого, могло быть изничтожающее для любой жизни, пугающе и сердце молоденькой девушки наверняка замирало бы от ужаса и сострадания, если бы Каринка ещё в начале кошмара не заставила себя представить, что легчайшие порывы ветра, нежными объятьями вынесли всех обитателей дворца. Пустое здание, как бы оно ни было прекрасно, более не заставляло её печалиться.

Сон же помогал избавиться от докучливых охранников, лекарей и слуг, что больше напоминали переодетых гроллинов и священников, тайком желающих взглянуть на ведьму из народа вурлоков. Их назойливое участие и постоянная опека смущали девушку и заставляли беспокоиться всё больше. Каждый взгляд, движение, слово заставляли её вздрагивать и судорожно представлять, что таящаяся в сердцах тьма вырвется на свободу и одним движением покончит с лёгкой, но такой несговорчивой добычей их хозяина. Не все из приходящих были заражёнными, далеко не все, только носить в себе семя тадо вовсе не обязательно, для того чтобы расправиться с подозрительной и неприятной гостьей. Каринка замечала их интерес и недовольство. Никто не был рад принимать в покоях своего правителя ведьму.

Сама ведьма, вопреки своим ожиданиям и здравому смыслу, также не радовалась своему пребыванию в одной из многочисленных комнат северного крыла. Милостью Императора ей выделили просторную спальную комнату подальше от других жилых помещений. Из всех многочисленных радостей этого прекрасного размещения: свежий бодрящий ветерок, чарующее пение поздних птиц, замечательный вид на изящный сад с танцующими на ветру гибкими ветвями вызолоченных деревьев, зал для музицирования неподалёку - ей доставались лишь лепнина на потолке и яркий свет из широких окон. Его узкие лучи, вырывающиеся сквозь тончайшие занавеси, на закате изрисовывали комнату дрожащими бликами, оживляли унылую цветочную роспись светлых стен пляской завитушек, увивались на столбиках резной кровати. Хороша была комната и поистине роскошна. Вот только Каринка готова была отдать всё на свете, лишь бы оказаться в своей маленькой тёмной спальне в Поставе, где царил вечный полумрак, плясали на гобеленах древние воины и трижды в день заходила матушка, чтобы без лишних слов и внимания принести еду и лекарство.

Четвёртый день медленно и неуверенно подходил к концу, когда Каринаррия Корсач совершенно запуталась во множестве собственных идей и догадок, порождённый этой странной изоляцией среди прислуги, и приняла самое страшное в своей жизни решение. Девушка, поджав губы от ноющей боли в едва затянувшейся ноге, встала с постели и с трудом добрела да огромного окна. Первое время ею владело лишь желание размять онемевшее после жестокого постельного режима тело, однако, когда густая рябиновая краска заката коснулась её пальцев, решение было принято. Его принятие далось девушке совсем не просто, поскольку за всю свою недолгую жизнь такой радости ей ни разу не предоставлялось. Она просто следовала за желаниями и волей других людей, подчиняясь обстоятельствам и оставаясь послушной и бездейственной. Теперь же Каринка впервые в жизни поняла, как сильно была виновата в своих злоключениях, как подвергала опасности окружающих, как неуверенно и глупо смотрелись её жалкие попытки перечить, когда необходимо было стоять на своём.

"Если всё и дальше будет так продолжаться, этот противный голос добьется своего. Он будет находить себе слуг вновь и вновь, пока не удостоверится, что выиграет, - девушка перебирала в пальцах кончик косы, словно искала ответы на вопросы, которые ей никто никогда не догадается задать. - Это неизбежно: нас ждёт то же что и вурлоков. Если так, если ничего нельзя поделать, если сопротивление бесполезно, зачем мне быть здесь? Зачем.... Чтобы выслушивать его ликования и забавлять своими жалкими потугами? Это можно сделать и в другом месте. Я не хочу быть чем-то важным в этой игре, считать, что спасаю мир собственным сумасшествием. Уже не хочу. Пусть просто обо мне забудут..."

Рассуждения её всё же закончились не столь печально и решение исчезнуть окончательно, было заменено на более разумное - исчезнуть для начала из столицы, где всегда много людей, а значит заражённых и ведунов. При всей своей самоотверженности и неуверенности Каринаррия Корсач была дочерью своего отца и высочайшим образом ценила любое проявление боевого духа, даже если это проявление сводилось к незначительному самоуправству. Поэтому, решив положить конец затянувшемуся сумасшествию с участием высших чинов, как она мысленно называла события последних дней, девушка постаралась привести себя в надлежащий вид. Наибольшие трудности, как и предполагалось, вызвали не смена повязок на ноге на более тугие и не попытки влезть без посторонней помощи в страшнейшего вида конструкцию из сотни завязок и юбок, а приведение в относительный порядок волос. Даже тяжёлое натягивание на распухшую ногу мягкой домашней туфли далось ей легче, чем попытка собрать непослушные пряди с помощью одной булавки. Закончились её бесславные попытки, столь же бесславным бедламом, впрочем вполне подходящим к образу дикой ведьмы.

"Всё! Я решилась", - лишний раз напомнила себе Каринка, тихо выдохнула и отворила не без усилий массивную дверь.

Стоявший под ней слуга в забавном головном уборе, напоминавшем перееханную телегой лепёшку, испуганно встрепенулся, просыпаясь от мягкой дрёмы.

- Выход из дворца ведь по правую руку? - девушка очень волновалась и поэтому нарочито держала надменный тон перед мужчиной средних лет, что сразу же побледнел от её вида, словно пред ним предстал покойный уже несколько лет дружок из бакалейной лавки.

Дождавшись нервного кивка в ответ, Каринка поправила ворот найденного в покоях платья неприятного тёмно-синего цвета, что ужасно ей не шёл ещё с детства, и, не оборачиваясь, чтобы не выдать страха, махнула слуге рукой в одном из многочисленных жестов, подсмотренных у матери:

- Можете передать Вашему господину мою глубочайшую благодарность за тёплый приём и оказанное гостеприимство.

Жест был самым обычным и относился к тем светским хитростям, что наиболее многозначны при своей простоте. Мужчина, безусловно, оценил его по-своему и, пробормотав нечто невразумительное но крайне почтительное, бросился со всех ног в противоположную сторону. Каринария с облегчением перевела дух и двинулась к выходу, уже позволяя себе прихрамывать и не заботиться о соблюдении образа благородной дамы. Больше слуг в этой части дворца, на удивление, не встретилось, будто целое крыло вымерло, стоило в нём появиться ведьме. Откуда-то издали доносился шум человеческого собрания, где-то люди веселились, звучала музыка и удары металлических набоек на ботинках для танцев. Встрепенувшаяся на мгновение обида быстро вернулась в глубины души, спрятавшись под толстым слоем рассудительности. То, что её не удостоили чести даже быть поставленной в известность о проведении во дворце праздника, одновременно служило двойной пользе, способствуя незаметному побегу и надёжно охлаждая голову от завышенного самомнения. Если все гости дворца заняты весельем, а слуги в хлопотах суетятся возле них, то никто не обратит внимание на её отсутствие.

Подумав так, девушка уже значительно радостнее отнеслась к замечательной возможности пропустить единственный в своей жизни бал в Императорском дворце и, подобрав с пола тяжёлую витую палку, напоминающую массивную трость, для опоры, пошла подальше от источника шума. Коридор сменялся залом, за залом разбегались новые коридоры, из которого выныривала картинная галерея и упорно вела к угрожающей гомонящей комнате. Со стен угрюмо смотрели древние Императоры, ехидничая над незадачливой беглянкой, и упорно не желали показывать дороги к выходу. Наткнувшись на высокие двери в танцевальный зал в третий раз, юная Корсач в сердцах даже подумала разбить стоящую рядом хрустальную статую в виде пылающей птицы, но только раздражёно зашипела: портить произведение искусств совсем не входило в её планы.

"Может оставить эти глупые попытки? Вернуться к себе в комнату и ждать... - девушка снова побрела к коварной развилке, ей оставалось в поисках свободы проверить ещё два коридора, пока приутихшая боль в ноге не вернулась. - Так. Отставить упаднические мысли! Меня всё равно до утра не найдут. Ой, меня же действительно если, что-нибудь случиться не найдут. Нет -нет, нужно непременно отсюда выбраться, пока что-нибудь не случилось! Как же здесь всё не продуманно! Вот бы были здесь такие же указатели на стенах, как в заброшенном доме... Здесь даже сумрачников нет, чтобы я как следует испугалась и выход нашёлся сам собой. Ничего, ночь большая, а дворец можно считать маленьким, если ни при каких обстоятельствах не подниматься по лестнице".

Пройдя по следующей, не самой удобной дороге, заводящей не в зал, а в сокровищницу, где находиться было ещё опаснее, и не с первого раза вспомнив дорогу обратно Каринка присела в одной из многочисленных ниш в тени металлического хищника. Блуждания по дворцу не давались так просто слабой девушке. Рана снова разболелась, во рту пересохло, а неожиданно проснувшийся голод принялся методично тиранить желудок. Наверное, древние архитекторы создавали все эти переходы и закоулки с тайным намереньем избавляться от неугодных гостей. А слуги, недавно принятые на работу, носили с собой клубок разноцветных ниток, чтобы всегда находить место, из которого они выходили. Каринка себе отчётливо представляла эти шнурочки дорожки, тянущиеся за каждым беднягой и сбивающиеся к концу дня в настоящее полотнище, которые нужно обрезать огромными ножницами. Кроме поставок оригинальных тканей, такие коридоры могли приносить пользу Императору напрямую. И поколение за поколением воры, заговорщики и наёмные убийцы гибли в этом каменном лабиринте от голода и жажды. На утро сонные слуги находили очередного нарушителя спокойствия и оттаскивали его тело в котельную, а нерадивые просто прятали свои неживые находки в ближайшие ниши, где за века собралась уже целая коллекция костей. Девушка судорожно вздрогнула от собственной не слишком забавной догадки и порадовалась, что благодаря голосу, ей не будут видеться в кошмарах, как она остаётся в одной из таких ниш в обнимку с двумя-тремя весёлыми черепами. Если опасность быть утащенной призрачными мертвецами из темноты и была надуманной, возможность оказаться здесь застигнутой ведуном или одним из его тадо всё ещё оставалась значительной.

- Второй раз меня во дворец не затянет даже Охотник, - шёпотом поклялась Каринаррия, пока пыталась выбраться из-за статуи и не порвать чужого платья.

- Вот она! - закричал кто-то сзади подрагивающим голосом.

Девушка вжала голову в плечи, но притворяться новой деталью в скульптурной композиции было поздно. Если судить по громкому, сбивчивому дыханию и топоту ног, людей набилось немало.

- Я, я же говорил, что это ведьма, - прохрипел какой-то мужчина, словно за ним недавно гналась свора бешенных собак. - Хитрая шельма, столько уходить...

- Да она ж сквозь стены, а ты за ней гонялся...

- Да мы щас...

- Стоять на месте, - Каринка резко обернулась к толпе взбудораженных гроллинов, лишь слегка наряженных под обычную прислугу, и словно меч вытянула в руке свою недавнюю подпорку (вдруг в полумраке не разберутся). - Я не буду с вами церемониться. Поэтому просто расступитесь.

- И что ты нам сделаешь? - нагло заржал кто-то из задних рядов, который за спинами сослуживцев не видел саму добычу и её светящихся в темноте зелёных глаз.

Похожим вопросом задавалась и сама девушка, но постаралась ничем это не выдать, а незаметно пятиться в неизвестность. Неизвестность была ей всё же немного приятнее их очень-очень напряжённых лиц и тяжёлых канделябров. Почему-то именно канделябры ей показались самыми опасными из того изобилия домашней утвари, что похватали в руки агрессивные искатели порядка. При всём желании пятиться ей пришлось не долго, потому что длинная, тяжёлая ручка двери больно впилась в поясницу. Каринка постаралась сохранять холоднокровие и необходимое самообладание, но всё же с радостным вскриком бросилась в неожиданное убежище и поспешила забаррикадировать за собой дверь костылём, мечем и просто очень удобной, как оказалось, штукой. Дверь, оказавшаяся скорее небольшой дверцей для крайне компактных обитателей дворца, бессмысленно сотрясалась от глухих ударов, но упрямо держалась на добротно выделанных петлях. Переводить дух и успокаиваться Каринка не стала, поскольку хорошо помнила, что в взволнованном состоянии ей спасаться было гораздо легче. Крепость же самодельного засова, продетого меж ручек, оставляла желать лучшего.

Маленькое тёмное пространство, отгороженное огромными кусками тяжёлой материи, не слишком прельщало. Узкие щели меж полотнами пропускали так мало света, что почти не позволяли сориентироваться. Каких-то особенных звуков тоже не было слышно, раздавался невнятный и многоголосый человеческий шёпот, скрип мебели, шарканье одежды и человеческие шаги. Всё это смешивалось в единую густую массу, не позволяющую выделить что-либо конкретное. Запахи были под стать: масло для ламп с горьковатым ароматом горения, курительные благовония, пёстрая и поистине удушающая смесь ароматных вод, в которых словно выкупали стены, винные пары. Всё это очень не понравилось юной Корсач. Ещё больше обстановка не понравилась ей, когда девушка осторожно раздвинула складки ткани. Вид десятков человеческих спин едва не заставил её малодушно ретироваться обратно в коридор, где гроллинов было значительно меньше.

Коварная ирония и не менее вредоносные коридоры сделали своё черное дело: Каринаррия попала-таки на Императорский приём. Дамы в замечательных туалетах и россыпях драгоценных каменей, украшенные перьями причудливых птиц, вальяжно проплывали между колоннами и обменивались едкими комментариями. Их кавалеры, изысканные и благородные, в парадных накидках и золотых браслетах, разливали ароматные напитки по широким бокалам и скрывали собственное желание свежих сплетен под толщей важных государственных дел, что обсуждаются в тесном мужском кругу. Между этими яркими стайками молодых и не слишком молодых приглашённых загнанными снегирями порхали расторопные слуги в забавных краснопузых костюмах, наперебой предлагая закуски и услуги. Вид их не многим был менее надменным и гордым, нежели лица гостей. Где-то за людской массой в небольшом углублении, наверняка, разложил инструменты придворный оркестр, притихший столь странно, что первой мыслью Каринки было, будто оголодавшие за время репетиций музыканты дорвались до стола в соседнем помещении и их никак не могут оттащить. Девушка едва не выдала себя смехом, когда представила одного из чванливых слуг, пытающегося отогнать флейтиста, который отстреливается в угнетателя сладким горошком через инструмент.

"И всё же здесь уж очень подозрительно тихо. Когда я искала выход, музыка звучала отовсюду и голоса гостей просто резали слух, а теперь... - нахмурилась девушка, но из коридора раздался очередной стук, и Каринка поспешила покинуть своё убежище. - И всё-таки мне это не нравиться. Может, ведун опять что-то наговорил и они послали кого-нибудь за мной для учинения показательной казни? Так, перестань думать ерунду! Никому до тебя нет дела, а во дворце держали из любопытства... или для опытов. Тебя ещё долго никто не хватиться, поэтому нужно быстро и осторожно найти другой выход".

Поздравив себя с поразительной стойкостью, Каринаррия поправила измятый подол платья. Обходить зал решено было по часовой стрелке и, чтобы ненароком не спутать эту дверь с другими дверцами для прислуги, девушка присобрала одну полоску ткани с помощью странного ножа, валявшегося неподалёку на полу. Поначалу большое скопление людей настолько напугало девушку, что та трусливо решала, будет ли она затоптана или её собьет с ног какой-нибудь офицер с резными нашивками. Каринка, словно сумеречник в том самом диком лесу, держалась редких теней и передвигалась мелкими перебежками от колонны к колонне, где потеплевший от света и человеческих тел камень, укрывал её от надменных и вздорных придворных. Сейчас, видя их манеры и выражения лиц, девушка просто не могла поверить, как матушка могла восхищаться этими невоспитанными и недалёкими девицами и желать её такой жизни. Воспитанные на раболепии и надменности никто из них не проявлял истинных благородных манер или проблесков заложенного наставниками ума. Привыкшей за время работы в пансионе с первого взгляда вычленять уровень образованности и воспитанности новых знакомых, Каринаррии хватило нескольких мгновений, чтобы во всей полноте оценить придворное общество. Однако также она оценила и свой внешний вид нисколько не подходящий ни для местной дамы, ни для прислуги (хотя сама возможность подобного весьма бы огорчила матушку). Терзаемая сомнением, стоит ли дальше рисковать, бегая по залу загнанной мышью, или постараться не обращать внимания на окружающих, так же как им не было дела до неё, девушка едва успела отдёрнуть подол платья. Приобретённая за время путешествия реакция пришлась очень кстати, потому что один уже весьма не молодой гость успел нарадоваться жизни до такого состояния, что попытался вытереть жирные руки о неожиданно появившуюся на горизонте даму. Каринка брезгливо оттолкнула четвероногое (на двоих почтенный вельможа уже не держался) существо и тут же зашипела от боли, забыв, что отталкивать от себя пьяньчуг всё же лучше здоровой ногой.

"Ах, так?" - девушка сжала кулаки и смело двинулась прямо в толпу, не разбирая дороги и не особенно обращая внимания, был ли перед ней граф или баронесса. Единственным её желанием было поскорее покинуть это в высшей степени неприятное общество и не возвращаться на подобные мероприятия даже в кошмарных снах. И всё же покинуть его нужно было со всем возможным достоинством, поэтому Каринаррия Корсач вытянула осанку по замерам своего давнего учителя из Постава, развела плечи и вскинула подбородок. Идти так было, пожалуй, немного не удобно, зато даже самые чванливые аристократы выверенным до автоматизма движением расступались перед ней, сами не понимая до конца, что делают. Просто большего достоинства в походке и взгляде, мало кто мог себе позволить.

"Ещё немного, - судорожно думала Каринка, выдавливая из себя высокомерную улыбку, - и .."

- Ай! - какой-то мужчина не соблаговолил вовремя свернуть с её пути и девушка, не глядя, ударилась в него.

Когда же, она присмотрелась к наглецу, то едва не потеряла сознание. Остановили её здравая мысль, что место не подходящее и пол грязный, и собственные подкосившиеся ноги, так как одна из них сразу же разболелась. Над ней угрюмо возвышался тот самый мужчина из делегации вурлоков. Вот только теперь он не казался ей таким приятным и умудрённым старцем. Было в его выражении лица и посадке головы что-то неприятно знакомое, если для Карины могло ещё быть что-то более неприятное чем, собственно, явление вурлоком.

- Что ты тут делаешь? - старик, а в том, что он не молод, девушка не сомневалась, тоже узнал её и явно не обрадовался встрече.

- Право, - Каринка от страха жеманно приложила к груди ручку и захлопала глазами, - мы не представлены друг другу, чтобы переходить на ты.

- Что Вы здесь делаете? - повторил вурлок значительно тише, но от этого в его голосе появились зловещие нотки.

- Знакомлюсь с высшим обществом, - девушке приходилось держать взятый тон, хотя это и не доставляло особого удовольствия. - Однако я совершенно недавно была просвещена в то, что требуются особые приглашения. Вот и спешу удалиться.

- Не разыгрывайте комедию, сегодня я не намерен смеяться.

- О-о-о, видимо, у Вас пост перед каким-либо крайне важным делом, тогда не стану Вас отвлекать никчемными разговорами.

Но ловко проскользнуть между гостями девушке не дали. Старец проворно подхватил её под локоть и потащил в сторону, не замечая, как белеет и дрожит от страха его новая знакомая.

- Даже не думай искать Его! - в отдалении от людей голос вурлока снова изменился. - Не знаю, насколько ты Кшорсач, но не позволю тебе сделать этого!

- Похвальная смелость, не знать человека, но знать его планы, - вскинула подбородок девушка, судорожно повторяя себе, что если не нагрубит сейчас, то никогда не сможет исчезнуть из этого дворцового ада. - Прошу уточнить, а Ваше позволение нужно получать в письменной форме? И есть ли у Вас самих разрешение от Вашего правителя на раздачу подобных позволений? Простите мою назойливость, но это только формальность.

- Какая поразительная разговорчивость...

- Вас так легко поразить? О, я даже не предполагала, что есть ещё такие удивительные люди, умеющие восхищаться малым! Непременно поблагодарю бога, позволившего мне такого встретить. А как дела обстоят с религией у Вас. Прошу прощения, я немного не образованна в межкультурных вопросах и остаюсь в неведенье относительно таких важных аспектов. Вы же согласитесь со мной, если я скажу, что религия крайне важна при выстраивании полноценного диалога между представителями различных народов? Полагаю, будет просто восхитительно услышать это от Вас. Вы же религиозный человек?

Вурлок был немного ошарашен запальчивой речью странной ведьмы, что совсем недавно казалась ему, безусловно, недалёкой простушкой, наивной и пугливой. Он не был так далёк от истины, просто не знал, что загонять дочь Авераса Корсача в угол крайне опасно.

- Не заговаривай мне зубы, я не...

- Ну что Вы, я совершенно не умею заговаривать зубы и вообще не слишком разбираюсь в вопросах лечения. На мой взгляд, гнилые зубы нужно вырывать раньше, чем они успеют разболеться как следует.

- В этом наши умозрения поразительно схожи, - мужчина улыбнулся, и показалось на миг, что холодные колючие веточки странного растения поползли у девушки по спине.

Каринка нехотя поёжилась от этого ощущения и мстительно представила большую горячую грелку для морозного рисунка:

- Схожесть умозрений может поражать, когда не приходилось сталкиваться с их полным совпадением. Ведь, исходя из одинаковых посылок и используя общие правила мышления, двое разумных людей должны приходить к близким результатам, в противном случае один из них не был бы столь разумен.

- Подчас менее разумные не могут признать собственной неразумности уже по причине скрытых в них с рождения или приобретённых за жизнь недостатков.

- Если же этот неразумный человек, прибывая в обществе, считающем его равным, признает свою неразумность, он будет непоследовательнее окружающих его. Ибо, признавая неразумность свою, становится он разумнее не заметивших его неразумности и этим уже подрывает основания разумности своей, вводя в заблужденье неразумных в уразумении.

Каринка прекрасно понимала, что говорит ровно до того момента, как обратила внимание на выражение лица собеседника. Сквозь маску холёного политикана просвечивалась странная вселенская тоска в купе с не менее обширным потрясением. Мужчина приоткрыл рот, набрал воздуха, выдохнул, снова собрался с мыслями:

- Уразумение бывает...

Из другого конца залы раздался возмущённый окрик и гул, нарастая и множась волною человеческих ахов, накрыл с головой остаток фразы. Старец встрепенулся и, напрочь забыв о своей добыче, ринулся к источнику шума. Ничего не оставалось девушке, как только признать собственную победу в этом абсурдном споре и поспешить раствориться в столь счастливо появившемся шуме. Хотя счастливость его могла оказаться весьма условной, если вызвали его гроллины, проломившие таки дверь. Каринка постаралась исчезнуть из пренеприятнейшей залы.

Дверь радостно обнаружилась почти сразу, от неё веяло свежестью и прохладой, что создавало упорный образ спасительного выхода. Каринаррия решительно надавила всем весом на створки и неожиданно выпала на улицу. Упасть совсем её не позволил каменный бордюр, окружавший выступ балкона сплошной волнистой преградой в выдавленных изображениях причудливых рыб и завитках пены. Неожиданная водная пучина доходила девушке до подмышек и окончательно лишала пути к бегству. Каринка рассеянно потёрла по лоснящейся от человеческих прикосновений спине большого забавного карпа и перевела дух. Возвращаться в зал, чтобы искать нового пути к спасению, совершенно не хотелось. В этот продуваемый осенним ветром островок ночного неба, почти не долетал человеческий шум и грязь. Здесь было до пугающего сладостно и свободно.

"На до же, какое сегодня глубокое небо", - подумала девушка. Потемневшее, густое, засланное сетью звёзд небо грозно нависало над ней всей своей громадой, давило, стремилось сломать и поглотить, вызвать ужас и благоговение. А маленькая хрупкая девушка открыто улыбалась его грозному лику, подставляя бледные щёки сиянию тонкого ободка луны. Луна была столь же грозна в своих намереньях запугать юную беглянку. Её свет впивался в каждую прядь волос и проедал, казалось, насквозь уже чернильное платье. Девушка же не замечала таких глупостей, она постаралась представить всё это глубокое небо и этот холодный свет. Небо, которого хватает на всю долину, и свет, что разливается повсюду, проникает между листьев древних мохнатых деревьев, стекает по голым стволам, вспыхивает искрами на боках изголодавшихся сумеречников и тонкими каплями сочится сквозь ряды стен и перегородок в пыточную залу с замершим звонарём. Из тени вытягивается жгутами тьма и выплясывает возле пленённого господина, он чует приближение свободы, чует приближение...

- ... госпожа Корсач?

Так неожиданно низкий бархатисный голос вырвал её из размышлений, что жутковатая картинка смялась перед глазами бумажным листком и спешно втянулась за рога лукавого месяца. Рядом стоял Кирх и выражение его лица его было настороженным и привычно холодным.

- Что, простите? - Каринка похвалила себя, что в этот раз удержалась от испуганного вскрика или излишне заметного вздрагивания.

Мужчина стал ещё суровее, хотя и не подал виду. Девушке лишь оставалось смутно догадываться, о чём он говорил ранее и чем она могла столь его оскорбить.

- Здесь, видимо, самое приятное - тот фонтан, - Кирх легко совладал с собой и переключился на обычную светскую беседу.

- Фонтан, это хорошо, - совсем не к месту заметила девушка, очень пожалев, что не может раствориться в воде прямо сейчас или притвориться глухонемой статуей, что украшают водостоки.

Столь неожиданная встреча, как показалось Каринке, не приносила радости обоим. Конечно, девушка была счастлива знать, что у её спасителя всё хорошо, что он здоров и процветает, но она ни разу даже не предположила, что им придётся снова заговорить. Вурлок в этом отношении держался значительно лучше, поскольку высокая должность отразилась не только на его внешности, но и манерах, сделав их ещё учтивее и изящнее.

- Это... просто замечательно... что я Вас смог заметить здесь, - Кирху не слишком давались слова для обращения к ведунье, они словно застревали в горле; девушке было больно смотреть на его попытки превозмочь себя. - Если бы Вас обнаружил Нлуй, могли быть не... самые хорошие последствия.

- Не беспокойтесь, Ваше высочество, я уже говорила с Вашим приближённым и нашла его приятным человеком с оригинальным отношением к моей персоне.

Собеседник пристально смерил её взглядом и отвернулся к залу, полному гостей, словно прислушивался к биению их сердец. Пауза нехорошо затянулась. Каринка даже подумала, что Кирх подсчитывает убытки от возможных последствий их с Нлуем беседы. Почему-то и самой девушке не казалось возможным мирное завершение недавнего разговора при обычных обстоятельствах.

- А Вы практически не изменились, - значительно тише со странной интонацией проговорил вурлок, опираясь на гребень волны. - Немного выросли, совсем чуть-чуть. Вам также не идёт этот цвет, как и раньше. Я рад, что Вы чувствуете себя лучше.

Придя немного в себя после такой неожиданной смены тона мужчины, Каринаррия попыталась сделать реверанс в знак почтения и даже улыбнулась, когда реверанс вышел неуклюжим. Хотя Кирх по-прежнему смотрел куда-то в сторону, девушка постаралась не выдать себя.

- Зато Вы очень изменились, Кирх.... С длинными волосами Вы больше напоминаете Влорана.

- Влорана... вот как? - вурлок перехватил взгляд девушки; в свете луны красные глаза смотрелись настолько жутко, что Каринка поспешила отвернуться. - Вам не следует называть меня Кирхом. Это имя имеют право использовать только молочные братья правителя и члены других королевских семей. Это одна из наших особенностей.

- Прошу прощения, - девушка с ужасом осознала, что на протяжении всего путешествия с её лёгкой подачи наследника правителей вурлоков оскорблял своей фамильярностью весь отряд, - за мою бестактность и назойливость. Гхурто Рокирх, могу я всё ещё доверять Вам?

Вопрос был на первый взгляд совершенно безобидным, но вурлок неожиданно отшатнулся. Подобного выражения лица у него Каринке ещё не приходилось видеть. Мужчина побледнел сильнее обычного, сжался, словно попытался раствориться в стене, но очень быстро пришёл в себя и даже позволил себе великую роскошь нескольких мягких ноток в голосе:

- Вы... Вы можете доверять мне, госпожа Корсач.

- Тогда, будьте добры, никому не говорите, что видели меня здесь, - взмолилась девушка, стараясь придать своему лицу соответствующее выражение.

Это выражение ошарашило Рокирха сильнее предыдущего вопроса. Во всяком случае, было заметно, что он ожидал совершенно другой реакции на свои слова и теперь не нашёл ничего лучшего, как кивнуть в знак согласия.

Каринаррия Корсач улыбнулась, радуясь про себя, что удалось расстаться с хорошим, хоть и странным человеком на столь приятной ноте, и что больше она, скорее всего, никогда не увидит ни одного из вурлоков. Последнее было значительным облегчением. Вода из фонтана сама догадливо взметнулась вверх и подхватила свою названную сестру в воздух, медленно спуская на долгожданную свободную землю уже за стеной дворцовой изгороди. Мужчина постоял немного на балконе, провожая взглядом удаляющуюся в ночную мглу девушку, и нехотя вернулся в зал.

Желанный первый уровень, центр Браграна и мира, жемчужина Долины! Сколько сладостных мечтаний порождал он в фантазиях других горожан, сколько восторга и благоговенья было у его редких посетителей из простого народа, сколько сказочных историй ходило о его переулках и домах. Вот только продрогшая одинокая девушка, бредущая по улице в пятнах света витиеватых фонарных столбов, сейчас не склонна была любоваться ни каменными серёжками на карнизах домов, ни фигурно выстриженными вечнозелёными заборам, ни искусными статуями. Она даже не старалась бояться трясущихся теней, скользящих по мостовой, и мигающих бликов домов, хотя в другой ситуации, пожалуй, пришла бы в смертельный ужас от одной перспективы блуждать ночью по городу в полном одиночестве. Следуя древней народной мудрости, её беспокойный и по натуре своей пугливый дух уступил место никчемности тела. Поскольку ноющие конечности и совершенно продрогшие голые плечи в дополнении некстати разыгравшегося города умудрились затмить в ней и опасения уважающей себя девицы, и появившиеся в первые минуты блужданий укоры разума. Если после первого поворота со скрипучим, раскачивающимся фонарём Каринка не слишком лестно отозвалась о своих умственных способностях, то после пятого ей было уже совершенно безразлично, что ворота в коридор, связывающий уровни Браграна, для неё раскроются лишь с рассветом и то за оплату. Она пыталась хотя бы найти эти злосчастные ворота, поскольку дома с садами, идущие в аристократическом беспорядке, напрочь лишали её последних склонностей к ориентированию.

Каринаррия присела на резную скамью в виде мифического зверя и принялась поправлять повязку на ноге:

"Единственное, что я сейчас могу сделать, чтобы не замёрзнуть здесь бездомной собакой, - это вернуться обратно во дворец. Представляю, как удивятся стражники, если я подойду к ним проситься обратно. Хм, как-то глупо всё получается..."

Стоило ей так подумать, как из-за соседнего дома появилась чёрная карета, запряжённая парой чёрных лошадей. Возницы не было видно из-за странных украшений на крыше, но девушке представилось, что ему тоже следовало бы быть чёрным, чтобы не портить полноты картины. Дверь медленно раскрылась, но не было, ни звука человеческого голоса, ни скрипа петель, ни лошадиного всхрапывания. Каринаррия Корсач не причисляла себя к сумасшедшим, но, пожав плечами, села на предложенное место. Возможно, она и совершала этим ужасную ошибку, только подобная гибель была значительно загадочнее и драматичнее, чем быть замёрзшей под чужим забором. Внутри, как ни странно карета была светло лазурной с крупными синими пуговицами в обивке, только видно это было в краткие моменты вспыхивания, между занавесями глаз фонарей. Не было раздражающей тряски и цокота копыт по мостовой, глубокие мягкие сидения, казалось, глушили всё вокруг себя, как большой и немного пугающий панцирь. Но глухота тёмной кареты не сильно смущала её: по всем правилам добротной книги ужасных сказаний и легенд именно так и должны представляться чёрные призрачные кареты, подбирающие с обочин одиноких невинных девушек. Значительно больше ей не нравился затхлый тяжёлый дух пропитавший каждую пядь странного средства передвижения. Он создавал ощущение заброшенной книжной лавки, где из всех сокровищ сохранилась одна единственная книжка под столом. Каринка высунулась в окно, отгоняя от себя неприятные ощущения.

- Остановите! - крикнула девушка, неизвестному вознице. - Остановите! Я приказываю!

Карета резко стала так, что Карина выпала на дорогу из распахнувшейся дверцы. Удивление и странная тревога заставили девушку очень ловко подняться на ноги и почти побежать к надписи, что заставила её забыть о рискованном намеренье прокатиться на призрачной карете до самого конца. Большой, покрытый светлой известкой дом украшал щит в человеческий рост с витой надписью на древнем языке. Писавший не был слишком искусен в каллиграфии, забытые руны плясали во все стороны и умудрялись переплетаться хвостами, однако, это был тот самый язык.

- Дом летающего стража... - постаралась составить более-менее осмысленную фразу из них Каринка.

Девушка неловко потопталась на пороге и, уговорив себя рискнуть в поисках мастера старых рун, осторожно коснулась большой колотушки в виде когтистой лапы. Дверь в ту же минуту распахнулась. Перед ней стояла маленькая девочка с большим салатовым бантом на всю макушку и тяжёлым кинжалом в потёртых ножнах на поясе. Юная разбойница, а по-другому её выражение лица толковать было нельзя, придирчиво смерила Каринаррию взглядом и ухмыльнулась.

- Кехи, сколько раз я говорила тебе не открывать дверь самой! - раздался из глубины дома женский голос.

- Это какая-то девочка, мам, - не оборачиваясь, крикнула в ответ Кехи тонким пронзительным голоском, такие голоса обычно разбивают стёкла при визге и нервы окружающих при долгом разговоре.

В проёме появилась невысокая светловолосая женщина средних лет с миловидным лицом и удивительно дорогим колье. Украшение настолько бросилось в глаза Каринке не потому, что платье его обладательницы было весьма скромным, хотя и, несомненно, знатным, а из-за искусности своего исполнения и тонкости работы, заставившей рубинового паучка переплести серебром золотую ветку цветущей вишни. Женщина мягко оттеснила воинственную дочку в сторону:

- Что Вам нужно?

- Ой, прошу прощения, - Каринка с трудом оторвала глаза от удивительного колье. - Я хотела поговорить с хозяином дома, если это не будет обременительно в столь поздний час. Меня зовут Каринаррия Корс...

- Кари! - вскрикнула женщина со знакомым дочкиным повизгиванием, и радостно заключила растерявшуюся девушку в крепкие объятья. - Милая, как это только я тебя сразу не узнала! Папа, Кари пришла!

От настолько тёплого приёма Каринаррия едва не бросилась обратно в карету. Хотя даже если бы она и попыталась, то не преуспела бы в этом предприятии. Пугающе радушная хозяйка уже успела провести её в дом, предложить пуховую накидку для согревания, усадить возле большого камина на плетёное кресло и сунуть в руки горячую чашку с обжигающим настоем. Всё это время она, не умолкая, просвещала домашних в случившееся и рассыпала гостье бессвязные и счастливые комплименты. Каринка с удивлением узнала, что она очень хорошенькая, что похожа на отца, хотя "и очень-очень отдалённо", что выглядит ужасно измученной и что от неё пахнет карамельками.

Последнее замечание принадлежало Кехиции, дочери хозяйки, которая всё время норовила встрять в разговор или потрогать волосы девушки. Маленькая егоза не переросла ещё и десяти лет, поэтому радость светлого детства отразилась на ней большой щербиной в молочных зубах и оторванным кружевом на подоле платья. Своей живостью, непосредственностью и энергией она настолько отличалась от болезненной и слабой девочки, которая жила когда-то в Поставе, что Каринка невольно позавидовала её детству. Девочка как раз предавалась поимке вредоносного сумеречника с дедушкиным кинжалом и выслеживала его в кладовке, что и поспешила поведать своему более опытному товарищу. Каринарии ничего не оставалось, как подтвердить, что сумеречники лучше всего ловятся на пирожки с гусиной печенью.

Кем являлась странная женщина, Каринке пришлось вспоминать долго и мучительно. В конце концов, из фраз и замечаний девушка признала в ней младшую сестру отца, Энали, и была поражена до глубины души. По матушкиным словам (а матушка Каринки никогда не признавала отцовской родни, не блиставшей аристократическими титулами), это должна была быть распущенная грубая простолюдинка с оскорбительными манерами. Но в действительности "ужасная тётка" оказалась приветливой, простой и добропорядочной женой ювелира. Ещё раз убедившись, что её матушка при всей своей образованности умудрялась оставаться недалёкой во многих вещах, девушка решила забыть всё, что знала раньше об этой семье.

Пока Энали бегала по крайне важным хозяйским делам, постоянно убиваясь, что дала прислуге выходной по случаю Дня рождения Императора, Карина познакомилась с её мужем. Перфади Чертакдич представлял из себя прекрасный образец успешного торговца и мастера своего дела. Седеющий крепкий мужчина с густой коротко стриженой бородой и манерой постоянно разминать пальцы оказался приятным собеседником, просвещённым по многим вопросам. Поэтому, обсудив особенности выплавки отличительных знаков для советников Императора и принципы их набора, придворный ювелир и его вновь приобретенная племянница остались довольны друг другом. Каринка, конечно, обратила внимание на странную мягкость его манер, что могло свидетельствовать об излишне податливом характере, но заключила, что это к лучшему. Если простой ювелир смог без поддержки родни и покровителей стать лучшим мастером в Долине и работать над венцом Императора, то сила воли, разумное упрямство и стойкость обязательно должны были найтись в нем или его ближайшем окружении.

Значительно меньше мягкости обнаружилось в его старшем сыне. Замкнутый, хмурый юноша отличался резкостью и подростковой неловкостью движений и фигуры. Он бесшумно спустился вниз и не проронил ни слова за всё время своего пребывания в гостиной, лишь изредка бросал подозрительные взгляды на странную гостью. Тем не менее, именно Ерош (такое имя носил наследник Чертакдича) и понравился Каринарии больше всего своей поразительной для этого семейства неразговорчивостью и тихостью. Хотя тише всех был его младший брат, что обещал быть ещё более спокойным и покладистым, чем его отец. Иначе никак нельзя было расценить то, что трёхлетнего малыша не разбудил весь этот переполох. Самой же Каринке казалось, что повизгивания Кехиции слышны были даже во дворце.

В считанные мгновения, показавшиеся Каринирии вечностью дикого радушия и подозрительной любви к малознакомым родственникам, в столовой был поставлен уже остывший ужин, лёгкие вина и сладости. Последние показались Кехиции хорошей приманкой для сумеречников, и девочка постаралась занять место поближе к ним для защиты угощения. Каринке, как почётной гостье отвели место в конце длинного дубового стола. Девушка диковато смотрела по сторонам пытаясь прийти в себя от такого неожиданного поворота событий. Ещё совсем недавно она думала, что замёрзнет на дороге, сбежав от последних знакомых, теперь её окружали милые родственники, прекрасный тёплый дом и сытный ужин. Всё происходящее слишком напоминало бред, и девушка украдкой ущипнула себя за ногу. Оказалось больно.

Пока Каринария Корсач была занята самоубеждением в истинности происходящего, в столовой появился ещё один человек. Невысокий, крепкий старик с заострившимися чертами лица и выседевшими до белоснежного волосами вошёл властной и уверенной походкой законного господина, лишь слегка опираясь на руку, идущей рядом девушки. Его выправка, черты лица настолько напомнили Каринке отца, что если бы не обе руки, можно было бы предположить, что за другим концом стола расположился Аверас Корсач в образе почтенного старца. Не менее колоритной была и его спутница. Высокая, худощавая с крупными, но достаточно приятными чертами лица, особа отличалась большими выразительными глазами дикого кота. Длинные, едва присобранные чёрные волосы крупными завитками закрывали спину и плечи, резко контрастируя с бледно голубым скромным платьем. Выглядела она очень эффектно и слегка надменно смерила взглядом Каринаррию, не оставшись довольной. Девушке было около двадцати пяти.

- Так значит, соблаговолили пожаловать, - у старика оказался удивительно сильный и раскатистый бас с пугающими властными интонациями. - Снизошли до простых смертных, когда вам вурлоки перья почистили? Вспомнили о простолюдинах, раз уж аристократические домики сожгли и из дворца попёрли. Что-то не слышал мольбы о помощи...

- Папа... - тётя Энали ужасно смутилась такому прямодушию родителя.

- Со всем уважением, - Каринаррия поднялась из-за стола, её оскорбили замечания сурового деда, но понимая, что они вполне обоснованны, девушка не собиралась отпираться, - я не собиралась просить милостыни или заступничества. Я хотела лишь извиниться за беспокойство, что доставила Вашему уважаемому семейству своим пленением и обвинением в колдовстве. Прошу прощения, что запятнала честь рода и...

- Раса дочка, значится, - криво усмехнулся ворчливый старикан. - Страшненькая, наверно. Его дворяночка из себя ещё та мымра была, от неё красотка не родится.

Только теперь Каринка заметила, что глаза старика подёрнуты белой плёнкой, а веки слегка обожжены.

- Каринаррия очень милая девушка, - попытался разрядить обстановку Перфади, - и очень образованная, ты же знаешь, что она преподавала...

- Тогда Лактасса по знакомым ходила, потому что Расу на войне оторвали...

- Папа, - почти взмолилась добрая женщина, глядя, как племянница медленно покрывается синими пятнами и оседает на стул, - давай не за столом. Не стесняйся, милая, ты нас совсем не обременяешь. Так здорово, что ты наконец нашлась. Мы очень волновались за тебя, когда узнали, что случилось на границе. Так ужасно... Потом Ерош слышал, что на площади странная девушка напала на Наследника и заставила летать рыб. Это была наша последняя надежда. Ты кушай, кушай. Пирог уже холодный, но если с вон тем салатом, давай наложу. Сколько же тебе пришлось вынести, пока добралась к нам в столицу.

Каринка несмело прикоснулась к еде и нашла мясной пирог просто нежнейшим, а салат очень оригинальным. Несмотря на голод еда не слишком лезла в рот: сказывался избыток событий за один вечер. Тётя продолжала говорить всякие приятные, любой девушке вещи, бегло пересказывать новости семьи и следить, за тем, чтобы тарелка не пустела. Другие домочадцы к еде почти не прикасались и лишь следили за новой родственницей, от чего той становилось немного не по себе. Мысль, что в этом доме общий ужин состоялся раньше её появления, пришла на ум далеко не сразу. Сперва была всякая глупость об отравах, экспериментах и заговоре.

- Мы так и не узнали, как же ты спаслась из Постава и Императорской тюрьмы, - цинично заметила Малика, дочь младшего брата Авераса.

Он был учёным и занимался устройством рудников на севере Кольцевых гор. Во время одной из проверок его завалило в шахте, тогда то четырнадцатилетнюю Малику и забрали к себе родственники из столицы, поскольку матери она лишилась ещё раньше во время эпидемии холеры. Возможно сиротство, возможно наследственность, но характер у девушки сложился сложный и неприятно склочный. Это весьма импонировало их сближению с не менее сварливым дедом, сделав единой силой в этом семействе. Каринаррия отчего-то совсем не сочувствовала своей "подруге по несчастью".

- Прозвучит, наверное, странно, - Каринка после непривычно долгого кормления перешла к десерту из замечательного молочного желе и жареных яблок, - но меня в обоих случаях спас Гхурто Рокирх. Сначала он вместе с другими гроллинам вывез меня из города, а теперь замолвил слово перед Императором.

- Действительно, странно, - проговорил старик с уже большим почтением в голосе.

- Если учесть, что повелители вурлоков неблагодарно забыли о нашем роде, - поджала губу въедливая красавица, - странно, что...

- Пошли, - Корсач поднялся из-за стола и весьма уверенно для слепого отправился в гостиную, - расскажешь всем, какими Талантами обладаешь. Показывать не обязательно...

Семейство дружно встало и, невзирая на недоконченную трапезу, отправилось следом. Из чего Карина заключила, что либо авторитет старика был настолько велик у его родных, либо странное действо с демонстрацией талантов было чем-то из рук вон выходящим. Последнее привело её в ужас, поскольку любая попытка музицировать с её стороны могла окончательно разрушить только что установившиеся отношения с роднёй.

- Что подразумевается под Талантом? - скромно поинтересовалась она у тёти, когда та провожала её в гостиную.

- Талант? - искренне удивилась женщина, словно у неё уточняли значение слова "окно" или "земля". - Твои необычные способности. У тебя же есть необычные способности, благодаря которым Его Высочество Гхурто Рокирх помог тебе? В нашем роду они есть у всех. К примеру, Малика умеет замечательно составлять ароматы и вкусы, превращая один продукт в другой. Мы весной откроем для неё лавку косметических средств, так принято, что бы каждый получал то ремесло, к которому у него Талант. Я могу работать с металлами, как и отец. Только я не кую оружие, а делаю украшения, это как-то приятнее. Твоя тётя Фелишия с детства читала мысли окружающих и теперь всем читает просто чудесные проповеди. Ты же слышала про святую из Монастыря у Дремучего Бора? Она редко навещает нас, но поддерживает переписку. Когда я сообщу, что ты жива, она будет очень счастлива! Вот наша Кехиция прекрасно управляется с растениями, подрастёт и придумает, где может помочь такая способность.

Услышав это, девочка показала язык и одним прикосновением заставила пустить густые корни срезанную ветку хризантемы на трёхногом кованном столике в прихожей. Её брат едва успел словить стеклянный бокал, служивший для букета вазой.

- Да уж, - заметила женщина, её лицо сильно погрустнело и приобрело смущённый вид, - с Ерошем всё сложнее. В нас слишком мало осталось крови вурлоков.

Парень тут же залился густой краской и поспешил быстрее скрыться в гостиной. Видимо, в этом доме не слишком поощрялась такая схожесть с обычными людьми. Это прекрасно объясняло и его замкнутость, и лёгкую неловкость в общении с окружающими. Быть изгоем даже в очень хорошей семье совсем не просто.

- Твой папаша, тоже бесталанный был, - ворчливо прокомментировал слова дочери старик, успевший расположиться в большом кресле и вытянуть жилистые ноги к огню. - Рим хоть в земле копался, за что и пострадал. Рас же совсем ни к чему не годен был. Бугай знатный, только мечом махать и горазд. Вздорный, своевольный и неблагодарный! Это представить только, пойти в головорезы к Императору, лишь бы не служить на пользу семьи. Мальчишка... и правильно, что его вурлоки запороли. В таком...

- Папа, - снова покраснела Эналия, беспокоясь за дочерние чувства племянницы.

Беспокоилась она напрасно. Каринаррия очень любила отца и почитала его едва ли не выше местного сонма святых, поскольку малый набор воспоминаний десятилетней давности способствовал превращению его в образ выдающегося и самоотверженного воина, примерного семьянина и просто прекрасного человека. Девушка бережно хранила в глубине души каждую мелочь, связывающую её с родителем, но также в глубине души понимала, что идеалов не существует. Зная практически наизусть все походные дневники бесстрашного генерала западной армии и помня его комментарии к книгам и письмам, Каринка вполне могла предположить, что её отец скорее пошёл бы против традиций семьи, нарушил древние запреты, разорвал все связи с прошлым, чем прислуживал на неугодном поприще под порицанием и снисхождением родных. Таков был норов Авераса Корсача, и именно этот норов делал его предметом гордости для дочери. И любое замечание к его особе, так оскорблявшее нежное сердечко Каринки в детские годы, теперь принималось как чужая точка зрения.

- Ну, я не могу назвать это сколь-нибудь полезным Талантом, - решилась прервать излияния застарелой обиды девушка, смущаясь перед несчастным Ерошам, наверняка, надеявшимся, что двоюродная сестра тоже будет обычным человеком. - Я с водой дружу...

Малика своенравно фыркнула, демонстрируя своё отношение к подобным умениям. Остальные её не поддержали толи из вежливости, толи из доброжелательности.

- А как это? - Кехиция переползла поближе к гостье и любопытно принялась рассматривать её разноцветные глаза.

Каринаррия мысленно извинилась у влаги за то, что приходится использовать её ради баловства и забавы, обманывая доверие чистых капелек, призывая их к движению. Из полного графина в столовой поднялось маленькое золотистое облачко вина и образом маленькой хищной птички впорхнуло в гостиную. Энали радостно захлопала в ладоши и очень искренне похвалила таланты племянницы, муж поддержал её в этом с меньшим энтузиазмом. Малика отметила, что тяжело определить вид птицы. Ерош же промолчал, хотя в выражении его лица не читалось сожаления или неприязни.

- Ой, здорово! - запрыгала непоседа, пытаясь достать ладошками винную птичку. - А сумеречника так можешь? Только настоящего чтоб, с клыками!

- Сумеречника... - Каринка с содроганием вспомнила заброшенный зал, заполняющийся чёрными бесформенными тенями, ползущими к живым, и быстро вернула вино на место, чтобы её не смогли уговорить на повторение этого ужаса.

- Ой, здорово-здорово!!! - завопила Кехиция, прыгая возле большого окна и хлопая в ладоши. - А почему ты его там сделала, а не здесь?

Каринка сошла с лица. Заметив её реакцию, остальные тоже пришли в замешательство. Словно по команде большое семейство сорвалось с мест и припало к оконному стеклу, желая увидеть странного сумеречника, созданного не фантазией гостьи. Даже слепой старик забеспокоился и развернул своё кресло к окну. Сама же Карина едва нашла в себе силы сдвинуться с места. Ей сразу вспомнились все ужасные картинки из пророчеств скрипучего голоса. Возможно, тадо разгуливает по городу в поисках свежих душ; возможно их уже большая половина и редкие люди сейчас пытаются укрыться в своих домах от ужасных тварей; возможно, Охотник выследил её тайком, скользя в тенях и следуя по запаху крови; возможно, за ней явились гроллины из дворца. Девушка решительно подошла к окну.

Перед домом всё также стояла цельно чёрная карета, что невообразимым образом доставила её сюда. Однако карету в этом признать могла лишь сама приехавшая. Очертания животных расплывались и бурлили, вжимаясь в вихрящиеся бока транспортного средства, будто большой ком смолистого теста вымешивали на кухне. Невидимый возница растворился в чёрном коме, пуская грязные щупальца на дорогу и изрыгая из себя всё новые конечности. Мирные столичные жители с трепетом и восхищением следили за непонятным действом. У их более опытной в общении с опасностями родственницы восторгов не наблюдалось.

- Я пойду посмотрю, - решил Ерош и спокойно пошёл к двери, будто каждое утро развлекался тем, что отгонял от дома подобных страшилищ.

Родные отнеслись к его геройству с удивительным спокойствием, лишь подтверждая догадку об увлечениях подростка. Каринка же не могла стерпеть такого равнодушия к не угодившему отпрыску. Девушка сжала кулаки и, несмотря на больную ногу, бросилась следом, так поспешно, что в дверях едва не сбила двоюродного брата.

- Не надо, пожалуйста, - постаралась остановить его ведунья.

Но дверь уже была распахнута, и странное порождение темноты это заметило и устремилось за вожделенной добычей. Девушка в испуге вцепилась в руку Ероша, мешая поднять небольшой охотничий лук, который паренёк вытащил из-за большого зеркала на стене.

- Это же просто заяц, - удивился юный охотник, но вовремя усомнился в своём зрении.

Создание, выглядевшее для Каринаррии страшнейшим монстром неизвестного происхождения, а для прочих людей небольшим лесным зайцем с красными слегка светящимися глазами, наконец-то определилось со своим внешним видом, склонившись к варианту ведуньи. Огромная тварь бросилась к распахнутой двери. Каринка едва успела закрыть лицо руками, когда раздался подозрительно знакомый взрыв и столь же знакомая ругань. На мостовой сидел Владомир, и оттирал с себя густую и крайне неприятную по виду и запаху слизь, покрывшую треть улицы. Длинные вязкие нити чёрной субстанции расчерчивали мостовую, свисали с соседних домов и так и не выпущенной стрелы Ероша. Подросток выглядел ошарашенным и не мог сдвинуться с места. Ужас читался в его широко распахнутых глазах.

- Всё прошло, всё хорошо, - попыталась успокоить несостоявшийся обед девушка.

- Корсач, ты это... уже совсем, - задыхаясь выдавил из себя колдун, мечущийся в сомнениях, броситься ли ругаться с "сестрёнкой" или немедленно расстаться с ужином от омерзения. - Ни на секунду не оставишь одну. Что это за дрянь? Откуда ты её только приволокла такую?

- Владька, - Каринка радостно улыбнулась спасителю.

- Что Владька? Что Владька!!! - всё больше распалялся юноша. - Что за гадость, спрашиваю, вокруг тебя ошивается? Она же от простого вот... тьфу... тумака развалилась. Я даже заклятье толком не прочитал. Блин, придётся парадный костюм выбрасывать. Его же только на тряпки теперь. Корсач, ты мне теперь по гроб жизни обязана или пока у белобрысого компенсацию не выпросишь. Скажи спасибо своему клыкастому, что уговорил меня уйти со званого ужина, чтоб за тобой присматривать дурой малолетней. И как ты только на второй уровень пробраться умудрилась.

- Так тебе Кирх приказал меня охранять... - совсем растерялась девушка.

- А это кто ещё такой? - раздался сзади не менее поражённый, но всё ещё властный голос Эналии.

Как-то совсем неожиданно вспомнилось, что за спиной у неё целая толпа перепуганных родственников, которые ни разу в жизни не видели ни сумеречников, ни тем более несдержанных колдунов самой воинственной натуры. Кехиция с радостными воплями попыталась выскочить наружу, но была вовремя перехвачена за ворот платья.

- Айиашт, - злобно прокряхтел сзади старик, которому не нужно было видеть юношу, чтобы определить его родовую принадлежность.

- Владька, беги! - крикнула девушка, ощущая, как суровеют лица родственников, а Ерош повторно натягивает тетиву.

О том, что сумасшествие бывает заразным

...первые маленькие капельки воды пали на землю с медлительным почти болезненным схлопыванием. Их хрупкие тельца коснулись сухой пыли. Зябкий мир сотнею тоненьких пластинок дрогнул и пришёл в движение. Грозные куски земной тверди ринулись из своих глубин на поверхность, накатывая волной раскалённого жидкого пламени, выплёвывая в трескающиеся небеса целые валуны. Мир рушился, стремительно рушился, падал в вечное небытие, сжимаясь до смертельного загустенья. На голой и умершей давно земле покоились три маленькие капли. "Помогите! Спасите нас!" - вопили они в отчаянье перед опустеванием. Осколок неба не выдержал давления и сорвался вниз на последних живых...

... ты должна впустить меня, нет времени на жалкие попытки...

- Корсач! - Владомир грубо пихнул девушку в плечо - Карина открыла глаза. - Что совсем на солнце разморило?

- Да, - Каринаррия встряхнула головой, отгоняя ужасное наваждение, что своей глубиной превосходило скрипучий внутренний голос в голове и затягивало душу сильнее любого предыдущего видения.

- Я говорил, что не нравиться мне такая погодка, - мужчина лежал напротив, подложив под голову куртку и нагло высунув в окно кареты длинные ноги. - Мир словно с ума сошёл! Хотя перспектива таскаться под дождём не лучше, но всё же...

Девушка незаметно вздохнула и порадовалась, что карета, насколько бы Императорской и комфортной не была, остаётся каретой и в ней слишком мало света, чтобы Владомир мог заметить, как изменилось её лицо во время такой дрёмы.

Было непривычно тепло для середины осени, значительно теплее, чем кто-либо мог себе даже предположить, спешно убирая с полей урожай и пряча в дальний угол летние одежды. Неожиданно на почти уснувших деревьях редким вкраплением проскальзывали молодые яркие листики и нежные почти нереальные цветы. Ошарашенные сменой погоды бабочки воровато и, словно извиняясь, кружили возле убранных и остриженных клумб. Неуверенно пробовали петь поздние птицы, но непонятые сородичами быстро замолкали. Это могло быть расценено девушкой как нечто очень забавное и немного умиляющее своей несвоевременностью. Только карету сильно трясло на загородных ухабах, спина начинала без привычки ныть от длительной езды, а чрезвычайная духота и, в принципе, обычная безостановочная болтовня наглого мага, увязавшегося следом наводили на мысль о каком-то ужасном и обязательно кровожадном заговоре всего мира против юной Каринаррии Корсач.

Далеко позади осталась шумная и грязная столица, которую после неожиданного возвращения весны Волчанка поспешила покрыть вязким гнилостным ароматом и цветастыми разводами плесени. Жители роптали на очистительные службы, стражников, воров, крыс, цены, как и полагается добропорядочным горожанам, не обременённым сельскохозяйственными хлопотами. Брагран же воспринял погодные изменения с героическим смирением и всеми своими кольцами тяжело вздыхал над перипетиями жизни, оставаясь всё таким же тяжеловесным гигантом. Его ворота с натужным плачем массивных петель закрылись за престранной процессией около часа назад, а странный дух и образ древнего города всё ещё волочился за каретой уставшим глумливым призраком. Каринке представилась тощая черная тень в длинноносых туфлях, придремавшая на козлах кареты. Эта тень не предвещала ничего хорошего, кроме того, что сердце Империи отныне прикреплено к сравнительно небольшому конному отряду, сопровождающему новопреобретённыю ведьму куда-то на юго-восток.

Куда её везут, с какой целью и на какой срок, девушка не знала. Её судьбу, пассивно дрейфующую и так и не успевшую вырваться из размеренного потока какой-нибудь божественной Волчанки, снова взяли чужие руки. Эти руки не были настолько грязными, чтобы оскорбить девушку или заставить активно сопротивляться подобному самоуправству, но всё равно лишали возможности распоряжаться собственной жизнью. Из всех витающих в атмосфере этой загородной поездки вопросов Каринка знала ответ, во всяком случае, на один: кто её везёт.

На протяжении двух недель с того момента, как раздосадованное неудавшимся актом древнего мщения семейство Корсач и Чертакдич приняло в свои ряды давно утерянную девицу сомнительных талантов, Каринаррия жила в прекрасном доме ювелира, по периметру которого совершенно случайно расставили Императорских гроллинов. Каждое утро и вечер процветающие жители второго кольца имели счастье любоваться тем, как десяток статных воинов сменяли друг друга на посту под аккомпанемент восторженного попискивания и хлопанья вездесущей Кехиции. Девочка принимала активнейшее участие в их карауле, что стало найсильнейшим испытанием за всё несение смены для бравых гроллинов, а байки о маленьком демоне, что в образе ребёнка снуёт возле ведьмы, слыли едва ли не самыми страшными в казармах. Сама Каринаррия Корсач устала от сестры к концу второго дня и научилась прятаться от её повышенного внимания в библиотеке, где надежда семьи Чертакдич не появлялась, чем, безусловно, усугубила положение собственной охраны. Переполненная энергией и восторгом девочка стояла с ними в карауле, закапывала на заднем дворе гроллинский паёк, пыталась украсть оружие, стрелялась подручными предметами, пугала посреди ночи ходячими деревьями - одним словом, почётный караул возле дома ювелира стал испытанием на мужество и одновременно наказанием для гроллинов Браграна.

Прочие обитатели дома отнеслись к страже значительно равнодушнее. Слуги с ними особенно не пререкались и даже любили за то, что внимание маленькой госпожи наконец-то было отвлеченно от их ежедневных занятий. Господин Перфади принял как должное повышенное внимание Императора и спокойно следил за завтраком, как в окне столовой маячат начищенные до зеркального блеска шлемы. Его тесть нашёл себе дополнительное развлечение в критике нового поколения гроллинов, придираясь ко всему, начиная с клинков и мечей недостаточной балансировки и крепости и заканчивая самим естеством военного дела и тех недальновидных юношей, что выбирают подобную дорогу ради призрачной славы и лёгкой наживы, а в итоге прозябают в подобных караулах. Иногда, когда расположение духа старшего Корсача, было особенно благостным, он даже выходил на крыльцо, дабы от излияний его, разумеется, наиправейшего мнения не спасся никто из караульных. Первые дни в подобных нравоучительных беседах принимала участие Малика, не говоря, а лишь изображая всем своим надменным видом презрение к подобным личностям. Однако по истечении времени она нашла лучшее применение своему праведному пылу в порой даже излишне навязчивом кокетстве с молодым и не самым разумным командиром. Каринаррия несколько раз пыталась довести до сведенья сестры, что юноша ввиду своего гроллинского долга обязан появляться в этом доме ежедневно, а не из пламенного желания любезничать со столь блистательной дамой. Получив в ответ только ворох различных грубостей, девушка прекратила свои попытки привития хороших манер и самоуважения родственнице и принялась следить за медленным падением одной из ветвей их рода в пошлость и грубость беспросветного мещанства. Энали, конечно же, была поставлена племянницей перед неутешительными реалиями несоответствия нрава и представлений о себе дочери ученого, впрочем непродуктивно. Тётушка не чаяла души в любом обитателе её радушного дома и отказывалась замечать какие-либо недостатки хоть в ком-либо, кроме собственного старшего сына. Поэтому Каринаррия и Ерош двумя немыми призрачными стражами великого Ничто избегали появления на улице в присутствии двоюродной сестры, чтобы не позорить хотя бы себя. Паренёк гроллинов по большей части игнорировал, но время от времени оттаскивал младшую сестрёнку, за что был особо уважаем среди несчастных караульных.

Карина также не проявляла к Императорским защитникам интереса, коротая время в своей комнате за чтением книг из отцовских запасов и составлением рунических монограмм по его чертежам, пока в одно прекрасное утро, когда горничная принесла свежие повязки с комьями ароматной густой мази, объект поползновений Малики и попутно командир охраны не явился в дом с посланием от Императора для господина Чертакдича. Что конкретнее было в загадочном свёрнутым старомодным треугольником письме, девушке узнать так и не позволили, но к вечеру изрядно разросшийся трудами добрых родственников и неизвестных меценатов скарб Каринаррии был упакован в громадный изрезной сундук и приторочен к Императорской карете. На рассвете же без лишних церемоний и прощаний девушку увезли всё те же гроллины. Владомир, слонявшийся по бескрайним просторам Брагранна в одном ему известном направлении, присоединился к не слишком радостной, чтобы не сказать траурной процессии на выезде с четвёртого кольца и без лишних церемоний развалился рядом с девушкой. Немного подумав над открывающимися перспективами и внимательно оценив всю гамму собственных ощущений, Каринаррия пришла к неутешительным выводам, что, наверное, рада его видеть.

- ... вот я и прикинул, - мужчина многозначительно улыбнулся, лилея в своей не самой благородной душе совсем уже нечестивые планы, - стоит проверить наличие такого полезного жезла в нашем мире. А, поскольку в руки он может даться только колдуну, меня не с первой попытки, но упросили...

Насколько Каринка знала своего названного братца, в вопросах касающихся наживы и перспективы самовозвеличивания потенциальные работодатели не с первого раза могли найти его или он сам не с первого раза уговорил их, что значительно вероятнее.

Карета резко качнулась и стала. Отставной офицер лениво подобрал ноги, делая величайшее одолжение всему свету проявлением хороших манер, зевнул и нехотя принял сидячее положение. В просвет меж шторами юркнул шаловливый лучик солнца и рассыпался сотней сияющих звёздной пылью бликов, наткнувшись своим острым краем на грудь рыжеволосого. В небрежно расстегнутом вороте рубашки настоящей связкой, словно рыночные бублики или сушенные мелкие змеи, блестели амулеты самой невообразимой формы и материала. Их отполированные бока сияли не хуже Императорской короны, это показалось Каринаррии плохим знаком и ненавязчиво выудило из груды запретных воспоминаний ночной разговор вурлоков о заговоре.

- Госпожа Корсач, мы прибыли, - послышался снаружи хрипловатый, но вполне приятный голос одного из гроллинов, запомнившегося провальной попыткой надрать-таки уши маленькой негодяйке к концу второй неделе издевательств. - Извольте выходить.

Девушка боялась даже предположить, куда велением Императора её могли направить после всех злоключений и заступничества правителя вурлоков, но постаралась смириться со своей участью, бредущей по пятам голодной злобной псиной, поправила новое платьице бледно-рябинового цвета с чёрным пояском и ажурной отделкой по вороту в виде кленовых листьев, подаренное тетей из собственных запасов приданого. Следя за всем сложным действом приведения себя в порядок и ужасаясь возможным масштабам подобных мытарств неуверенных в себе особ, Владомир не выдержал и грубо выпихнул ведунью из кареты.

Дневной свет жадно навалился со всех сторон после душного полумрака задёрнутых занавесей на свою маленькую жертву, силясь ослепить её своим отнюдь не осенним великолепием. Когда первая атака не увенчалась успехом, а глаза разделили тени на фигуры, на девочку стремительно и жестоко навалилась озарение.

Императорская карета, сопровождаемая двумя десятками гроллинов, остановилась посреди большого поселения, что больше напоминало военный лагерь или стан грозного кочевого племени, что по легендам владело пустынными землями и совершало набеги на Долину до появления вурлоков. Ровные до неприятного мельтешения, ряды больших округлых навесов с закатанными под крышу краями из-за нежданной жары теснились боками на всё недавно убранное поле до самой кромки молоденького леска. Их светлые макушки с красно-чёрными лентами поблескивали на солнце. У деревянных плохо струганных оснований аккуратными связками металлических снопов ютились связки оружия и скромных походных скарбов. Рядом чинно сидели их суровые обладатели, чистили оружие или проверяли обмундирование. Старые, заматеревшие вояки с серьёзным, как и подобает военному лагерю, выражением умудрённых боевым опытом лиц, закатав широкие рукава летних рубах, самозабвенно стирали под пристальным надзором ещё более серьёзны женщин, которые тут же бельё и развешивали. Между стенами навесов были натянуты грубые верёвки с трепещущими флагами нижних мужских порток, белоснежных рубах и почти бесконечных тряпок, что придавали какой-то невообразимый уют нищих колец Браграна. Дополняли уют редкие писки детей, шумными стайками носящихся от навеса к навесу и докучающих любому взрослому на своём пути. Предвоенное затишье странного походного лагеря невольно вызывало улыбку.

Каринаррия же, лишь взглянув на эту панораму, в ужасе закричала и бросилась обратно в карету: лагерь, в котором остановилась императорская делегация состоял исключительно из вурлоков.

Владомир непочтительно ржал (поскольку подобные звуки Каринка причислить к смеху не могла никоим образом), выволакивая за подол упирающуюся девушку из её последнего убежища:

- Чё я говорил? А? Давайте, братки, сбрасываемся по трёшке, если проспорили. Она вурлоков как огня боится. Давайте, давайте, не жадничайте.

Раздалось сдавленное ругательство и предательский звон монет, что были поставлены на спор с рыжим прайдохой. Когда несчастная беглянка, поскуливающая от нахлынувшего страха и едва не задыхающаяся от приступа панической икоты, была под дружный хохот (выкурить упирающуюся девушку из кареты удалось далеко не с первого раза) извлечена наружу, уже всё поселение-лагерь собралось смотреть на это знаменательное действо.

- Ну, всё, сестрёнка, покуражились и хватит, - покровительственно и развязно похлопал перепуганную девушку по спине Владомир, прижимая её лицо к своей груди, - ты не шут, а здесь не площадь.

Каринаррии тут же захотелось вогнать предприимчивому братцу в ногу острый каблук новых туфель, но тогда пришлось бы отворачиваться к собранию, а закрывать лицо руками всё же было не слишком достойно.

- Что мы здесь делаем? - с лёгкой почти неуловимой дрожью в голосе выдавила из себя юная Корсач, хотя в вопросе её больше слышалось "они не съедят меня?"

- А ты догадайся, - злобным голосом ответил бывший офицер.

Загрузка...