Роза для навигатора

Глава 6

Локальное пространство Лазурная, наше время по личному времени, минус двести семьдесят два по базовому времени

Странно и неприятно идти по пустому стационару, зная, что очень скоро он сгорит ко всем чертям в пламени умирающей звезды. Мерзко думать о том, что идёшь спасать тех, кто недостоин спасения. Но кого, тем не менее, спасти надо. Чтобы добраться до главарей! И не дать рассыпаться ходу истории.

Ко всему готова была на нашей службе. Жертвовать собой, отдавать свои умения и навыки без остатка, чтобы спасать, чтобы жизни служить… А вот теперь получалось так, что служить жизни значило спасти дерьмо. Которое погубит ещё не одну жизнь прежде, чем его поймают и повесят!

Но — сорок жизней или даже сто против ста тысяч? Нечестная математика. Априори предполагается, что ты выберешь сто тысяч, но ведь и среди тех сорока — живые девчонки, чья жизнь закончится, толком не начавшись!

Вот почему я никогда не вырасту по карьерной лестнице. У маресао так уж точно. Чем выше должность, тем больше перед тобой таких вот выборов. И решай… как сможешь.

Мне бы что-нибудь попроще. Вот гад, вот плазмоган в моей руке, пиф-паф — и зайчик в гиперпереходе к дьяволу…

Технически всё провернулось просто. Капсуляция пространства с валяющимся на полу ангара Чивртиком, переброс тушки к нам, в наше базовое время. То же самое с Амбалом. Дёрнуть его прямо из драки было не очень легко, но мы справились. При этом же, чтобы и никого из нас гады не увидели. А то получится безобразная драка, потеряем время, а нам всем еще выбираться из-под адова пекла дохнущей звезды… кому на стационар, кому дальше зло творить.

— Красавец, — сказал Амбал, вставая над Чивртиком. — Золото прямо!

Я каждое слово слышала, потому что мне надо, надо было подобраться к ним максимально близко. Чтобы спрятанные в мнемонической каверне психокоды вытянули из ублюдков дамп их памяти на текущий момент. Хорошо иметь врождённую телепатическую восприимчивость: помогает делу.

— Освободи меня. Сейчас же!

В реале, без ментального подавления, голосок у Чивртика оказался тоненьким и высокий, прямо как у птички. Легко представить себе райский сад с золотыми яблоками и эту бабочку-переростка, порхающую там… ну, в общем, порхающую. Мужчины этой насекомой расы в массе своей создания изнеженные, созданные для Высокого Искусства и светских раутов. Для прозы жизни есть отдельные виды особей: солдаты, слуги, няньки и прочее в том же духе. И что дома не сиделось? Полез закон нарушать, скотина летучая!

— Ну, нет, Чив, — хохотнул Амбал. — Ты мне и таким нравишься!

— Освободи, Сиренгео. Сейчас же.

— Заткнись, не то вообще брошу.

— Ты не посмеешь!

— Ещё как посмею, Чив.

— Ха, кто потом прикроет твою задницу, когда снова придётся удирать от патрулей?

Но я чувствовала страх Чивртика как свой собственный. Раппорт, как говорят телепаты, налицо. Отлично. Мне не нужны поганые детали поганого разума преступника, мне просто нужна копия его памятию. Дамп!

Без подготовки против воли — процедура болезненная донельзя, по себе помнила. Чивртик упал в бессознанку, но в самый последний миг успел извернуться и посмотреть мне в глаза.

Меня надёжно укрывала маскировка — хамелеонка, скириснарка, камуфляж-поле, называйте, как хотите. Невозможно без специальных приборов определить, что кто-то, укрытой этой штукой, есть рядом. Но, видимо, в эмоциональном фоне пошли какие-то волны, всё-таки я не профессиональный телепат, а всего лишь необученный человек с повышенной восприимчивостью. Чивртик увидел меня. Ментально.

Ужас осознания, изошедший от гада, подсластил мне день!

А Сиренгео ничего не заметил.

То ли бревно бесчувственное, то ли даже предположить не мог, что его сейчас спасают те, кто должен бы, по идее, покарать.

Потом, выводя корабль из нестабильной локали, — мы успели в хронопрокол буквально в последние секунды! — я не могла забыть взгляд поганца.

Ты ведь тоже был когда-то ребёнком. У тебя тоже было детство! Мать была, братья-сёстры, любимая. Так почему?..

Даже если ты их потерял. Боль потери не означает, что надо непременно мстить невинным. Убей тех, кто виноват… но остальные страдать не должны.

Почему?

Мне казалось, возникшая между нами связь протянулась между расстояниями и хронопластами. Казалось, будто Чивртик пытается ответить и не находит слов. Позже Санпор сказал, что у меня слишком богатое воображение. Человеческое.

Телепатическая связь мгновенна в пределах одного хронопласта, но пронзать время не способна. При переходах действуют другие законы и другие правила. Паранормальная связь нарушается в любом случае, поэтому инфосферным телепатам заказаны путешествия во времени. Может, когда-нибудь они придумают, как обойти ограничение. Но еще не сегодня. Не сейчас.

Мы вышли в пространство возле нашего стационара. Радости ни в ком не наблюдалось, даже Кев не рявкала, как она обычно делает, когда видит бардак вследствие общей подавленности.

Пока корабль сближался со шлюзом ангара, я лежала тряпочкой, ни о чём не думала. стыковка — дело пилота, пусть старается, а я… Странное безразличие охватило меня. Настолько стало всё равно, что даже страха не возникало. Вдруг я останусь бесчувственным бревном на всю мою жизнь?

Санпор вернёт мне память об Олеге. Может быть, тогда же вернутся и чувства.

А пока серое безразличие вдавливало меня в ложемент, и не было ему ни конца ни края.

* * *

Код серо-синий, стационар Службы Спасения двенадцать и шесть, наше время

— Годы терапии больному животному под хвост, — горестно высказался Санпор

— Переживёте, — безжалостно отрезала я.

— Я-то переживу. А вот что будешь делать ты…

— Служить.

— Маршав, сколько ещё лет ты собираешься потратить на слёзы по мёртвому?

— А вот это уже не ваше де…

— Моё! — он задержал ладонь в каком-то миллиметре от столешницы, в тот самый миг, когда я зажмурилась,? ожидая разлёта щепок.

Столик у Санпора — плетёный тоненький, ручной работы, с его родины. Это тебе не местная пласталь, из которой на стационаре изготавливалась вся мебель.? Треснешь разок, сломаешь? вдрызг. И вот так вот размахнуться, чтобы врезать со всей дури и — вдребезги, а затем задержать удар, уметь надо.

— Моё дело, Маршав, — повторил доктор, уже спокойнее. — Кому потом вытаскивать тебя из нервных срывов, депрессий и прочей радости того же толка? Ты же как мобильная чёрная дыра, всасываешь в себя все силы. Без какой-либо отдачи.

— Знаете что? — зло сузила я глаза. — Придумайте какую-нибудь другую причину!

— Мне хватает и этой, — сердито откликнулся Санпор.

— Я могу идти?

В самом деле, что я тут торчу. Добрый доктор, как и обещал, передал мне мои воспоминания, сохранённые в дампе пятилетней давности. Сказал, что разворачиваться они будут постепенно, чтобы не вызвать шок. Может быть, даже непоследовательно, как пойдёт. Ни за что поручиться? тут невозможно.? Подобное не практикуется в инфосфере маресао. На мне решили поставить первый опыт.

Какая разница! Я получила назад самое ценное: память о моём мужчине. Пусть, пусть она возвращается непоследовательно и постепенно. Главное, она вернётся. Пусть только вернётся… Всё остальное не имело значения. Никакого!

— Сядь, Маршав, — устало сказал Санпор. — Сядь, подумай и ответь на один вопрос…

— Всего на один? — нетерпеливо перебила его я.

— Всего один, — кивнул он. — Сколько лет? Сколько ещё лет ты собираешься потратить на скорбь по мёртвому?

Не так давно я бы взвилась до потолка. Но теперь… что-то протянулось между мной и Санпором, когда он переливал в меня обратно память об Олеге. Мою же собственную память. Он говорил об искажениях, неизбежных в подобных случаях, так вот, может быть, это они и есть? Что мне очень хочется врезать всё, что я думаю, развернуться и уйти, без позволения, но почему-то я сдерживаю себя. И больше не ищу в вопросе подвоха или желания меня поддеть. Наоборот, сам вопрос воспринимается… как в порядке вещей, что ли.

А в самом деле?

Сколько лет?

— Не знаю, — честно призналась я. — Столько, сколько потребуется.

— Ты хотя бы сказала «не знаю», — вздохнул Санпор. — Что ж, иди… Не натвори глупостей.

Я поспешила убраться из докторского кабинета. Шла по коридору, и было мне странно. Не по себе, и в то же время пустота не спешила уходить. Я утомилась ждать прихода первого воспоминания: его всё не было и не было. И в какой-то момент полыхнуло злостью: вернуться обратно и высказаться на тему, что меня обдурили и никакой памяти не передали…

Одёрнула себя. Вот уж чего за Санпором не водилось никогда, так это обмана. Он был честен и открыт со мной, как ни с кем другим. Нащупал единственно верную линию поведения: виляния и ложь я бы почувствовала сходу… И не возникло бы того хрупкого мостика доверия, который оставался с нами даже и до сих пор вопреки всему.

Пошла к себе. Кев не было, наверное, в тренажёрке выпускала пар. Ей тоже последняя миссия, что называется, не зашла. Понимаю и сочувствую. Но нет её в апартаментах так называемых наших, и хорошо. Измучит же вопросами!

… Я забралась с ногами на постель. Здесь не принято оставлять спальные места разобранными, но в своей-то половине я могу делать, что захочу! Кев всегда морщится. Бардак, говорит. Человеческий. У нее-то самой даже пыль повзводно летает, швартуясь только в строго отведенных для этого местах. Я так не могу, увольте!

Стену над кроватью я превратила в окно. Экран, конечно же, о чем и речь, будут тебе располагать жилой блок под самой обшивкой стационара, уже побежали… Окно-экран я оформила как космический иллюминатор, только огромный, и вывела на него изображение с внешних камер в реальном времени. Так что плыл у меня над подушкой многозвёздный космос. Я могла всматриваться в него часами.

Если слишком долго заглядывать в бездну…

В памяти роились тусклыми светлячками дорогие сердцу мгновения. Ни одно из них не выходило пока на сознание. Так… что-то смутное… Как будто вечность прошла, и все затерлось бесконечными буднями.

Но ведь было же, было! Мы сидели с Олегом на обрыве, болтали ногами над пропастью, и он называл мне крупные звёзды, ярко сверкавший на темном небе Старой Земли…

Я знала об этом дне. Но не могла никак вспомнить. Не могла пережить.

Искажения, говорите?

Мне стало тоскливо, как никогда ещё в своей новой галактической жизни. За все шесть лет.

Служба, будь она проклята. Служба! Все ради нее… Жизнь, нервы, душу, память… Все!

Я пошла в релакс-зону и там напилась. Вот просто — в хламину. А дальше не помню ничего.

Вроде кому-то набила морду. Потом съездили по морде мне. У нас это легко. Женщина ты или не женщина, без разницы. Лезешь в жестокий замес, пользуясь при том боевыми приемами, — получи. Маресао четко делят противников на гражданских и военных, а уж гендер там дело вообще десятое. Машешь кулаками как не в себя, — получи.

И снова провал. Потом, вспышкой, несут куда-то, причем не Кев.

— Всё-таки выгуляла дурь, — знакомый осуждающий голос, но кто говорит, что… — А ведь предупреждал…

* * *

Старая Терра, Северный Кавказ, семь лет назад по личному времени, минус семьсот три стандартных года по базовому времени

Рык горной реки, волокущей по руслу громадные камни. Холод на губах, боль в рассаженных коленках и локте, солоноватый привкус во рту. И кто-то держит на коленях разбитую голову, бережно, как в детстве, когда тебя, маленькую, носила на руках мать…

Я открываю глаза и вижу родное лицо Черные кудри, нос горбинкой, светлые глаза… Олег…

* * *

Лучше гор могут быть только горы! Каждый, кто впервые видит белоснежные, облитые золотым солнцем неприступные пики, проникается их безграничным величием. И хочется задержать мгновение, пробросить его в Вечность, сохранить навсегда. А потом вернуться обратно. Снова и снова.

Станция «Мир», Эльбрус, три с половиной тысячи метров над уровнем моря. И — до самого горизонта горы. Горы, горы, горы, словно застывшее в бурю море. Невозможно оторваться. Небо — пронзительно-синее, близкое, протяни руку и окунёшься в солнечное сияние…

— Впечатляет, правда?

Инструктор нашей туристической группы… Я была настолько заворожена видом, что только кивнула, на ответ голосом не хватило слов.

— Впервые в горах?

Я снова кивнула.

— Понятно.

Я приехала вместе с ребятами нашего института. Пятнадцать человек на двенадцать дней, ознакомительная поездка. Остановились в Терсколе. Сегодня в планах — канатная дорога до станции «Мир», завтра предстоял трекинг к водопаду Терскол… и дальше программа была расписана. Названия будоражили воображение: Чегет, Донгузорун-кель, Малый Азау, Уллу-Тау…

— Тех, кто приезжает часто, видно сразу.

— У них не настолько обалделые лица? — спросила я, примерно представляя, как со стороны выгляжу.

— Точно, — коротко посмеялся он.

Я внимательно посмотрела на него. Видела еще вчера, когда встречал нас в аэропорту Нальчика, объяснял правила, рассказывал о том, куда и когда пойдём. Но то было вчера, а сейчас мы говорили один на один, остальные разбрелись кто куда, ребята затеяли швыряться снежками, как маленькие, девчонки визжали, мстили снежками в ответ…

Всё это внезапно отдалилось куда-то на край мира, и сгинуло в пропасти. Я смотрела в серые глаза Олега, тогда еще Валерьевича для меня, и понимала, что падаю спиной вниз в океан и погружаюсь на дно, неотвратимо и безоглядно.

Он потом говорил, что чувствовал то же самое.

Я долго не могла поверить, всё-таки любовь с первого взгляда, да ещё взаимная, — это про фильмы и книги, но чтобы в жизни случалось такое: просто цепляетесь взглядами, глаза в глаза, и всё, обратной дороги уже нет… Никогда, так не бывает. Я считала себя умной девочкой, которая не верит в сладкие сказки. И потому старалась близко к Олегу не подходить, и уж тем более, не оставаться с ним наедине, как на станции «Мир». Мне девятнадцать, жизнь только начинается, зачем бросаться в какие-то невнятные отношения, так я тогда по наивности своей рассуждала. Я уеду, он останется. Ничего с этим сделаешь.

Я уеду… и буду знать всю оставшуюся жизнь, что где-то в горах водит туристов по тропам такой человек. Темноволосый, с серыми глазами…

Единственный.

Он, как мне казалось, ничем не выделял меня из остальной группы. Но иногда наши взгляды пересекались. Я не могла не посматривать на него украдкой, слишком открыто глядеть не решалась, вдруг еще подумает, будто я пялюсь. Стыда же не оберёшься потом!

Но каждый раз, когда я бросала взгляд, я натыкалась на ответный. Затылком чуял, что ли? Вот же досада, даже рассмотреть человека как следует незаметно не получается!

Он сам ко мне подошёл вечером.

Вечера в горах стремительны и безжалостны. Едва солнце падает за склон — на ущелье обрушивается мрак. И лишь свет фонарей туристической базы тебе в помощь…Удивительно после долгих белых ночей Петербурга видеть густую звёздную ночь после двадцати…

Но если спуститься вниз, на смотровую площадку, карнизом нависшую над ущельем, то в узком, стиснутом близкими скалами небе, можно увидеть звёзды. Крупные, яркие, — воздух в горах намного чище напоенного смогом воздуха мегаполиса. На звёзды можно смотреть бесконечно! Млечный Путь, созвездие Кассиопеи буквой W, Медведицы… на этом мои скудные познания в астрономии заканчивались. Но всё равно красиво. Даже если не знаешь, как это называется…

Олег подошёл, встал рядом. Не убегать же от него… Я почти ждала банальщины вроде: «девушка, что вы делаете сегодня вечером». Ошиблась. Он жестом фокусника вынул из-за спины руку и протянул мне розу. Один цветок, в оранжевом свете фонаря он казался чёрным.

— Спа-сибо, — на выдохе сказала я, принимая подарок.

Стебель кололся, но я не чувствовала шипов. Смотрела на Олега, а он смотрел на меня, и наши взгляды сшивали в единое целое две разных Вечности.

А потом мы целовались, яростно, как в последний раз, и где была голова разумной девочки, не верящей в любовь с первого взгляда? Нигде, понятное дело. И какие могут быть рациональные мысли в момент, когда тебя глушит громадным, сверкающим, взаимным чувством?

Когда я почти умерла на пике шторма, Олег отстранил меня — на полладони, и только тогда я поняла, что забыла дышать, и задышала — как пойманная в сети рыбка. Засмеялась от пришедшего на ум сравнения: вот ведь, как в тему. Поймали меня, и именно в сети. Сейчас поджарят на ужин…

А потом мы говорили. Говорили и говорили, и целовались, и снова говорили, и Олег назвал мне все звёзды на небе, я всё равно ни одну не запомнила, смотрела на звёзды в его глазах. Он рассказал о завтрашнем треке к водопаду Терскол; он любил горы, любил водить по туристическим тропам новичков и рассказывать им о красотах горного края. А я… что я могла о себе-то сказать? Как в том древнем фильме из прошлого века: студентка, комсомолка…

Он посмеялся.

— Ты забыла добавить — красавица.

— Я обычная, — возразила я.

— Я вижу, — мягкая полуулыбка, сияющий взгляд.

И уже не забыть. Тёмные волнистые волосы по плечам, потрясающая, солнечная улыбка. Человек с такой улыбкой просто не может быть злым, по определению. А рука… горячая, невыносимо родная… вот правда что встретились две половинки, кому сказать, не поверят. Я сама не поверила бы еще день назад.

Что, прямо с первого взгляда? Да ну.

А назавтра путь к водопаду оборвался, толком не начавшись. Я подвернула ногу и, падая, ударилась головой о камень. Вывих и сотряс, получи и распишись, невезучая ты дурочка.

Олег вызвал спасателей, вернул на базу всю группу, не отходил от меня ни на шаг. Сквозь волны муторного забытья я чувствовала его ладонь у себя на запястье, а когда окончательно пришла в себя в медпункте турбазы, то увидела его рядом.

В белом халате на широких плечах, он сидел рядом на колченогом табурете. Увидел, что я очнулась, снова взял за руку. И снова искры, будто всё тело прокололо иголочками. Я смотрела в лицо, ставшее родным вечность назад (а по сути, смех выговорить, позавчера) и не находила слов.

Было больно, досадно, обидно. Нормальный отдых для меня закончился, очевидно. Госпитализация на равнину не требовалась. Но — покой, это без вариантов. Никаких тебе водопадов, обсерваторий, ледников. Лежи и жди, когда разрешат подняться…

Все эти дни Олег навещал меня так часто, как только мог. Урывал время от экскурсий, выкраивал драгоценные минуты из собственного сна. Поцелуи поцелуями, но когда мужчина вот так заботится о девушке, с которой даже ещё и не спал, это говорит о многом.

Держал… за руку… жаркий след от его ладони до сих пор, шесть лет спустя, горел там же…

* * *

Код серо-синий, стационар Службы Спасения двенадцать и шесть, наше время

Я смотрела в светлый, приглушённый, потолок и не понимала, где я, кто я, что вокруг творится. Творился тип в клеточку, которого я, похоже, хорошо знала и не любила. На краю моей… постели? — сидел еще один тип, с прозрачными, как слеза, волосами, и его ладонь прожигала мне запястье насквозь. В том же самом месте! Там, где должна была быть ладонь Олега!

Я выдернулась из чужих пальцев и зашипела:

— Не смей ко мне прикасаться!

Тип отдёрнулся назад, от него хлестнуло обидой. Сложная мешанина образов переводилась короткой фразой: вот она, благодарность человеческая. Спасай сколько хочешь, слова доброго не дождёшься.

А может быть, эти слова произнёс вслух клетчатый. Я толком не поняла.

— Маршав, — назвали меня по имени, и из памяти всплыло подтверждение: да, моё имя.

Странновато звучит, почему не Маргарита Александровна, и не просто Маргарита, и даже не Рита. Но это моё имя, я узнала его.

— Уже лучше, — удовлетворённо кивнул клетчатый и объяснил моё мерзкое состояние. — Отравление этанолом и парочкой кулаков тех, кого достал твой длинный язык.

— Я их еще встречу, — угрюмо пообещал прозрачноволосый.

— Не советую, — бросил ему клетчатый. — Они — жертвы человеческого юмора…

Прозрачноволосый высказался в том духе, что ему плевать, кто они там такие, жертвы или ещё кто. Не будут кулаками махать!

Я села, схватилась ладонями за виски. Голова не то, чтобы болела, в голове ревели бензопилы, с адскими хохотом вспарывая последние извилины.

— Похмелье, Маршав, похмелье. Сейчас ты выпьешь вот это. И будешь спать…

— Не буду ничего пить, — отказалась я наотрез. — Не буду спать. Отстаньте!

— Кто ты, Маршав?

Тупой вопрос. Сам же назвал меня по имени.

— Кто ты?

— Маршав Сапураншраав, навигатор первого класса, человек…

И тут в моё сознание вломилась суть происходившего. Рмитан Санпор, добрый доктор нашего стационара, по совместительству, особист, мозгоклюй и язва в заднице. И Дарух рядом с ним, чтобы его черти покусали!

— У тебя потрясающее образное мышление, Маршав. Впрочем, я тебе об этом уже говорил не раз.

— Агитируя вступать в общагу под названием «инфосфера», — кивнула я. — Нет уж, сгиньте! Не пойду!

— Конечно, ты никуда не пойдёшь. Ты сейчас будешь спать. А вот когда проспишься, тогда и поговорим.

— Не буду я с вами разговаривать!

Но меня уже клонило в сон, и я сама не поняла, как уплыла в безвременье. Но, прежде чем окончательно потерять связь с реальностью, я снова увидела Даруха.

А ведь если выкрасить его невозможные волосы в тёмный и разгладить гусиные лапки возле глаз и шрам этот убрать, тонкую полоску от застарелой раны, которую наш доблестный боец почему-то не торопился сводить… то получится, что…

Я не успела додумать, что именно.

Забвение обрушилось бетонной стеной и погребло под с собой с неумолимостью лавины.

* * *

Несколько дней мне было никак. Наполучала подзатыльников и, в скобках и, не только их, от доброй наставницы на тренировках, и даже не почесалась что-то сделать. Кев — учитель безжалостный, может и переломом наградить, если решит, что это будет полезно для дела.

На Даруха я рычала, не позволяя подходить к себе ближе, чем на пять метров. С радостью отогнала бы на два парсека, но, увы, в наших условиях это было решительно невозможно.

Мы слетали спасать первопоселенцев, вздумавших сдуру поселиться на склоне вулкана, который внезапно проснулся. Вулкану достались брошенные пустые жилища, частично — животные, которых не смогли или не успевали спасти, а поселенцам — нервные срывы: как это, после тринадцати лет успешного фермерствования, остаться без всего, нажитого тяжёлым трудом. Эвакуация шла спешно, до извержения двое суток оставалось, жерло хроноканала не смогли пробить ни на день раньше. Темпоральная физика, в которой я ни в зуб ногой. А зато хронопроколы — наше всё!

Потом мы слетали спасать детский транспортник — ребятишек везли на экскурсию. Галактический круиз… Только про навигатора лайнера я не скажу добрых слов: осёл. Выбрал маршрут через Чёрную Прорву, — локальное пространство, кишащее чёрными дырами, результатом былых космических сражений между двумя амбициозными расами. Оно, конечно, спрямляло маршрут, экономило топливо и время… Ну, им сэкономило! Пришлось вывозить к ближайшей точке останова мне лично. Меня слёзно просили обеспечить весь круиз, ага, уже. Засуньте свои деньги себе в жопу, еще лучше наймите нормального навигатора, не экономя на его зарплате, а лично я на службе, и у меня контракт. Не с вами!

Кев потом сказала, что я была чересчур груба и резка. С самым серьёзным видом, я икупилась. Сорвалась на ор.

— Мир, Маршав, мир, — она подняла ладони, показывая, что сдаётся. — Уймись…

Я унялась, хотя и с некоторым трудом.

— Маршав, что происходит? — спросила Кев, беря меня за руку. — Ты нервная и злая… и тебе больно.

— Ты видишь мою боль? — искренне изумилась я.

— Вижу, — помолчав, сказала она. — А это означает только одно: тебе слишком больно. Так больно, что это способна заметить старая, прожжённая в битвах, маресшанраав.

Маресао — общее название расы. Мужчина будет маресео, женщина — маресшанраав. В самом общем смысле, потому что в частном там у наших друзей по разуму около двух тысяч слов, обозначающих семейный статус, родственные связи и положение в огромном клане-Древе родственников. Плюс всякие приставки и суффиксы, разнообразящие данное множество до бесконечности. Разобраться в нём со стороны невозможно, даже не пытайтесь. Страшно даже подумать, каково приходится шпионам чужих рас, пытающимся втереться в доверие к маресао!

— Тебе больно, Маршав, — продолжила Кев. — Поделись. Может быть, тебе станет легче…

— Ты мне не поможешь…

— Я попытаюсь.

— Ну…

Кев молча ждала.

Наши отношения выстраивались через ярость к общему делу. Боевые подруги, сёстры по оружию, младшая — я, старшая — она. Я признавала за ней право приказа на исполнении. Но в личной, семейной, так сказать, жизни, мы не были особенно близки. Не так, хочу сказать, как могли бы быть близки родные сёстры у нас на Земле. Да, сёстры могут ссориться и разговаривать друг с другом через губу, и уводить парней друг у друга, и бог знает, какие еще подлянки одна другой делать, я в курсе. Но я видела и обратную картину: сёстры-подруги, сёстры — близкие, по — настоящему близкие, люди. Взаимовыручка, жилетка, общее хобби, интересы, и при том не близнецы, разница в два-три года…

С Кев такой близости не возникло. Я знала, кто она.

Если бы её корабль не свалился за моим гаражом, Олег бы жил…

Я не виноватила её. Я всё понимала.

Но если бы не она, Олег бы жил…

— Маршав, — Кев коснулась ладонью моей щеки. — Не молчи…

— Ну… у меня был мужчина, Олег, ты ведь знаешь. Санпор рассказывал тебе, что его хвалёная инфосфера сделала с моей памятью о нём?

— Это было оправдано…

— О да. Оправдано. У вас, всей вашей расы, железная логика. Железобетонная.

— Разве ты поступила бы иначе? — спросила Кев. — Зная заранее, что потребует от тебя Долг?

— Не знаю, — честно призналась я. — Только не надо читать мне лекций! Я не отказалась бы от службы. Не предала бы Долг. Я просто предложила бы им другие воспоминания. Не эти! Ты понимаешь, это они решили за меня, что память о моём первом мужчине — самое бесполезное, что только можно сыскать в моей башке! И не спросили у меня! Распорядились по своему усмотрению, как их левая извилина пожелала!

— Маршав, ты кричишь…

— Ещё бы мне не кричать! — я выдернула руку. — Ты не понимаешь!

— Нет, — призналась Кев. — Мне трудно понять…

— Ты помнишь своего первого парня?

Она помолчала, замявшись с ответом.

— Неужели не помнишь? Как вы впервые взялись за руки, как поцеловались, когда у вас случился первый секс?

— Помню, — тихо ответила она.

— Вот! Согласилась бы это стереть? Если бы он погиб, а не вы сами разбежались бы, пересравшись друг с другом до термоядерной войны.

— Он погиб, — медленно выговорила Кев.

— Ты за него отомстила?

— О да! — хищно оскалилась она, сжимая кулак.

— А я за Олега — нет.

— Да, Маршав, — кивнула Кев. — Ты права. Это больно. Я могу тебя обнять?

Неожиданный вопрос. Обнимашками Кев никогда не страдала, и вдруг спросила. Но, если честно, я же сама всегда отторгала любые прикосновения, язвила злыми словами, отдёргивалась… кому понравится обнимать свернувшегося в колючий жар ежа?

Я сама ткнулась лбом Кев в плечо. Она неловко погладила меня жёсткой ладонью — по голове, по плечам. Жаркая рука, как у них у всех, температура тела в норме для любого маресао — сорок — сорок один с половиною по Цельсию. Примерно. Перевод местной системы шкалы температур в привычные цельсии дался мне не просто, но я его сделала. В период адаптации к жизни на галактическом стационаре. Мне нравилось нагружать мозг подобными штуками тогда.

Чтобы отвлечься. Чтобы не думать. Чтобы не вспоминать.

А сейчас нахлынуло.

Как Олег приехал в Питер и ждал меня у выхода из институтского парка — с розой. Он дарил мне розы, одну штуку, всегда только одну, но какую! Роскошную, свёрнутую в тугой бутончик-рюмочку… Я их сушила дома, на память. Стояли в кувшине как икебана у меня в доме. Ни одну не выбросила… а некоторые из них внезапно пустили корни. Закопала весной в саду, и одна внезапно дала всходы. Она не зацвела летом. Не успела. Что теперь с нею, кто укрыл её на зиму… семьсот с лишним лет тому назад… Вымерзла, наверное. Не пережила без человеческого тепла северную зиму.

Олег, Олег…

Мы встречались в безумии питерской осени, синей и золотой, и листья летели в парках Гатчины и Павловска, и были жаркие ночи в лучших отелях центра, и его руки, горячие, жаркие, по плечам, по спине, на бёдрах… Всё ушло!

Умерло вместе с Олегом.

Навсегда умерло. Насовсем.

Сгорело!

Кев молча гладила меня, потом помогла раздеться и лечь в постель. Держала за руку, как… Как мама в детстве, когда я болела. Слёзы всегда приносят бессилие, за которым следует сон. Засыпая, я, кажется, именно так и назвала Кев. Мамой…

Она не возражала, насколько мне запомнилось.

* * *

Вернулись обратно, я пошла в пивнушку. Нализаться «асфальтом», и, может быть, снова подраться. Тоска гнала на подвиги. И после второй кружки получила банан: ограничение. Санпор, мать его! Некому больше. Бар тут автоматический, так что бармена, своего в доску человека, который и напоит и выслушает пьяные сопли, здесь попросту нет. Досадно.

— Пьёшь? — неприязненно спросил Дарух, телепортируясь на соседнее место.

— Тебя спросить забыла, — огрызнулась я.

— Может, хватит?

— Чего хватит?

— Беситься. Что я тебе такого сделал?

Я собрала мысли в кучку, уже слегка разъехавшиеся от первой кружку и сказала:

— Цепляешься ко мне. Не цепляйся, и будет тебе счастье.

— На последнем вылете я вообще боком тебя обходил, — указал он. — Ты сама налетела и начала орать

— Я начала орать, — язвительно повторила я. — А зачем ты на меня смотрел?

— Я на стенку за твоей спиной смотрел!

И улыбается, подлец. Так улыбается, что… Господи, я знаю эту улыбку! Знаю! И как он смеет так улыбаться, как он может, как…

Я сгребла кружку с напитком, молча швырнула в Даруха и ушла, не слушая, что он мне там вслед говорит. Чуть ли не бежала, в такую дикую ярость пришла.

Искажения неизбежны, говорите. Да, док Санпор?!

Кто бы заливал-то, с первым телепатическим ранго!

В кабинете его не оказалось. На вызов не ответил. Где его черти носят. Не у нас ли дома? Нет, я, конечно, врываться в спальню к Кев не стану. Но дождусь, когда они оттуда выползут! И вот тогда милому доктору не поздоровится. Всё скажу, что о нём думаю. О нём и его поганой инфосфере!

Пока я выбралась на наш уровень, злость моя — нет, не остыла! — выкристаллизовалась в острый осколок хрустального льда. Я приглушила мысли, размазала свой эмоциональный фон, как сам Санпор научил меня ещё шесть лет тому назад. Очень хорошо получится, если он меня не услышит! Он сейчас занят, не отследит моё появление. Если я прикинусь ветошью и сольюсь с окружающим фоном, может быть, услышу что-нибудь интересное. Не может же он не сказать что-нибудь Кев обо мне!

Не в постели, конечно же. Попозже. Когда они будут пить кофе.

Местный кофе я бы кофе не назвала. Синий, с металлическим отблеском на поверхности, напиток. Но по вкусу — он. По воздействую тоже: лёгкий стимулятор. На маресао действует чуть сильнее, чем на человека, поэтому они его пьют в микродозах. Как заварной кофе в маленьких чашечках у нас, на Земле. Кев всегда морщилась, когда видела, каких размеров кружку я себе наполняю. Для неё такой объем за один раз был бы уже перебором.

Я тихонько просочилась в наш жилой блок. Так же тихо шмыгнула к себе. Мягко включился экран, передающий звёздное небо с камер нашего стационара. Туманности, скопления, яркие точки ближайших астероидов. Тёмные провалы, редкие, но потому и заметные. В них нет света потому, что сами они — облака непрозрачной в видимом спектре межзвёздной пыли. А так — самое спокойное место в Галактике. Никаких тебе турбулентностей гравитационных полей и коварных хроновывертов, куда если попадёшь, хрен потом выберешься. Я-то смогу, а большинство моих коллег — вряд ли.

Я знаю, что ты здесь, Маршав

Я вздрогнула. Я же спряталась! Я же притаилась. Я…

У меня первый ранг, — напоминание, и тихий вздох.

Он знал. Санпор знал, зачем я явилась.

Меня взорвало болью как вакуумный снаряд. Боюсь, в моих ответных мыслях собственно мыслей не пролетело ни одной. Я задыхалась, и какое-то время всерьёз думала, что умираю. Да хоть бы и умерла!

Но блаженства не случилось. Я очнулась от того, что Санпор держал меня за руки, как тогда, шесть лет назад, когда я попала к нему на терапию.

— Дыши, Маршав, — говорил он мне. — Дыши.

— Что с ней? — озабоченно с просила Кев.

Она была в прозрачном халатике, и меня укололо виной: испортила ей вечер. Но укол ушёл на периферию сознания и быстро забылся.

— Вы! — крикнула я Санпору. — Это всё вы! Это вы внесли эти искажения, намеренно! Это же вы хотели свести меня с Дарухом! Вот оно, ваше желание, вы воткнули этого типа мне в память! Чтобы я приняла его за Олега! Чтобы я…

— Серьёзное обвинение, — Санпор выпрямился, и я почувствовала, что сильно задела его.

Злорадство подняло меня на гребень очередной волны:

— Убирайте ваши искажения немедленно! Если я захочу когда-нибудь переспать с Дарухом, то я хочу спать именно с Дарухом! В нём ничего нет от Олега и быть не должно! Никогда!

— Я не вносил никаких искажений, — сказал Санпор. — Это твои собственные проекции, Маршав.

— Проекции! — взбесилась я. — Проекции!

— Конечно. Тебе двадцать седьмой год, ты молодая женщина, в фертильном возрасте, с нормальным гормональным фоном. Тебе нужен здоровый разнообразный секс, чисто физиологически. Что плохого в том, что тебе наконец-то понравился мужчина?

— Засуньте свой здоровый многообразный секс себе же в задницу! — взвыла я. — Не нравится мне никакой мужчина, тем более этот… этот… этот! Это вы меня с ним сводите!

— Я, — с достоинством выговорил Санпор, — за всю свою профессиональную деятельность в качестве психотерапевта никого никогда ни с кем не сводил. И тебя с Дарухом — не собирался. Но тебе же ничего не докажешь. Ты же меня уже расстреляла и в чёрную дыру сплавила, люди любят отправлять на казнь без суда и следствия. Я поступлю иначе.

Я чувствовала его ледяную решимость, и не знала, как реагировать. Он дьявольски на меня разозлился и даже не пытался это скрывать! Я восприняла теперь в полной мере, что такое перворанговый телепат во всей мощи своей паранормы — именно таким Санпора видят злостные преступники, наотрез отказывающиеся от сотрудничества при проведении ментального скана их поганых разумов. Мне стало страшно, но злость и желание докопаться до истины — и наказать! — перевешивали доводы разума.

— Ты — сенс с очень высоким индексом телепатической восприимчивости, Маршав. Я убрал все барьеры. Все, кроме канала связи с инфосферой. Туда тебе доступа нет. И не будет, пока не пройдёшь психодинамический тренинг на ранг, иначе твои эмоции там всех поджарят. Смотри сама. Смотри. Маршав! Что я хотел с тобой сделать, и что сделал. И чего желаю тебе. В ментальном слиянии ложь невозможна. Смотри.

— Как… — растерялась я.

— Как ты связываешься с управляющей нейросетью корабля, когда выводишь его в поток. Паттерн «слияние». Давай.

Слияние

Отработанная до автоматизма процедура, только сейчас я объединялась не с нейросетью корабля, равнодушно-привычной, а с сознанием живого человека… Ну, носителя разума, неважно! Человек — это двуногое без перьев, Санпор под определение вполне подходил. Кожа в клеточку, волосы в полосочку, — мелочи и детали…

И всё-таки не так, как с кораблём.

Глубже. Сильнее. Не подберу слов! Но мы разделили всё: память, чувства, мысли. На какое-то время два сознания стали единым целым, и я увидела… восприняла… снова слов не могу подобрать! Я не стала Санпором, а он вряд ли стал мной. Но мы разделили общее чувствование и пережили его — вдвоём.

Ему было проще — сказались специфика его работы и огромный опыт инфосферной жизни. Мне… Не будем о грустном.

Мои возможности Санпор переоценил, завысив этак раз в восемь.

Но я восприняла — единым мгновением — всё!

Нашу первую встречу, о которой Санпор никогда не забывал, оказывается. Какой я была… растерянной, испуганной, не знающей, что делать дальше, и собственные его мысли, что если Кев не выживет, то я — всё, что ему останется от Кев. Зачем-то же она притащила на стационар эту человечку! Не для того ли, чтобы этой девушке помогли — в благодарность за храбрость и мужество?

Наши долгие разговоры… мои слёзы на его приёмах… язвительные слова… злые эмоции…

И гордость за то, кем я становлюсь на его глазах — лучшей из лучших в профессии.

Дайте ей шанс — бесконечным рефреном для собратьев по инфосфере. Они-то во мне сомневались даже и до сих пор.

Яростный спор о мнемонической каверне в моём сознании… Но Санпор не мог и не имел права проводить такую ментокоррекцию самостоятельно. Подобные процедуры проводятся единой локалью из сорока специалистов, и Санпор был против использования именно этого участка памяти, его не послушали.

Дайте ей шанс, — на запрос о восстановлении воспоминаний с дампа.

Он в меня верил, Санпор. С самого начала. Верил и тащил из ямы, как мог, а я… Разве я могла понять? Он же не объяснял ничего толком!

Дарух… Через призму памяти Санпора — еще сильнее сходство с Олегом, или снова мои проекции? Сам чёрт не разберёт, всё же общее у нас сейчас, все мысли, все чувства…

— Вы хотите эту девушку, друг мой?

— Да. Что с ней не так?

— Посттравматический синдром. Примерно как у вас. Я бы рекомендовал оставить её в покое… Вы не справитесь.

— Почему вы так считаете?

— Потому что она — другая. Не та, что была в вашей жизни раньше. К ней нужен совсем другой подход. Не уверен, что вы его найдёте…

Разговор с Дарухом сплыл так же, как и появился, — не удержать. Кев…

В кухонном блоке, в прозрачном халатике, красивая и желанная, и эхо памяти о том, что происходило только что, и что неплохо бы повторить, но разговор обо мне.

— Скорее всего, понадобится медикаментозная терапия. Может быть, сеансы синих гипноснов… ещё не решил.

— Отстранишь от вылетов?

— Безусловно.

— Я не буду ни с кем летать, кроме Маршав.

— Ты — специалист высшего класса, Кев. Ты сможешь летать с кем угодно.

— Только с Маршав. Отстранишь её, отстраняй и меня.

— Я не знаю, сколько времени займёт терапия… Это человек. У них всё тяжело и сложно… мне не хватает ни квалификации, ни опыта… Я уже договорился об участии в общем семинаре по псхиотерапии от Номон-Центра земной Федерации, возьму её с собой, может быть, там ей помогут лучше, чем я…

— Сто сорок восемь дней, — мгновенно ориентируется во времени Кев.

— Да, любимая. Может быть, больше…

И до острой боли в сердце: они оба воспринимали меня как своего ребёнка! Совместного ребёнка, которого у них не было и не могло быть: оба на службе, принадлежат к разным биологическим видам, генная инженерия в их случае бессильна, ребёнок может быть только на одном совместном геноме — его или её. Обычно в таких парах воспитывают двоих детей, одного на материале папы, другого — на материале мамы. Общий невозможен в принципе… И невозможен вообще, пока оба на службе, а это еще лет двадцать, не меньше.

Если не убьют раньше.

Тревога, опасение за мою судьбу, поиски лучшего из всех возможных вариантов терапии, переживания, обида и сквозь обиду — искренне отцовское чувство к человечке, утонувшей в своих эмоциях, и тепло поддержки- даже сейчас, несмотря ни на что, Санпор продолжал лечить меня!

Невыносимо!

И — схлопнувшийся до границ моей комнаты мир.

Слияние завершилось.

Я поняла, что времени прошло — от одного вдоха до другого. Телепатическое общение идёт с такой интенсивностью, какая обычному, не обученному человеку, и не снилась. Будь он хоть трижды одарённый от природы сенс.

— Ка… как это? — сиплым голосом спросила я, и почувствовала на щеках горячие слёзы.

— Тебе нужно время, чтобы осмыслить, — кивнул мне Санпор. — Сиди… осознавай… И не твори глупостей! Пить этанол я тебе запрещаю категорически до конца твоих дней. В тренажёрку сходи. На райлпаг, подерись там с кем-нибудь. Но не вздумай пить!

Он всё еще злился на меня, я чувствовала. Однако выдумал: не вздумай пить. Как будто я могу на всём стационаре получить выпивку с блокировкой на персонкоде! Хотя… если с умом поспрашивать… может быть, у кого-то есть самодельное. Стопудов есть! Зло, которое невозможно побороть до конца…

— Пойдём, — Санпор взял Кев под локоть. — Дальше она справится сама.

— А если не справится?

— Значит, не справится, — безжалостно отрезал он.

И я поняла, кому он это сказал. Не Кев. Мне. Если я не справлюсь, то ждёт меня дурка с медикаментозным лечением. Воображение тут же нарисовало комнату с мягкими стенами, смирительную рубашку и роботов-санитаров.

О господи!

Сделала переход в чёрную дыру, навигатор. Радуйся.

И перед Дарухом стыдно. Напала на парня, фурия недоделанная. А он, может, действительно на стенку за моей спиной смотрел. Ему же чётко сказали: найди другую, с этой не справишься. Он — маресао, а у этих ребят доводы логики почти всегда вытесняют голос живого сердца.

Даже где-то обидно стало, что на самом деле сдался.

Но больше всего палило стыдом из-за Санпора. Свинья я с ним была, самая настоящая жирная тварь с пятаком и копытами! Никакой благодарности, ещё и обвинила чёрти в чём.

В профессиональной непригодности, эхом отдались его мысли, воткнувшиеся в мою память во время слияния. Он действительно не смог спокойно переварить такое. Задела я его. За живое задела.

Свинья, как она есть.

Не скоро я решилась выйти из комнаты. Мне всё казалось, будто Кев и Санпор стоят за дверью. И снова встретиться с ними глазами после такой безобразной истерики стало бы выше моих сил.

Но в квартире никого не оказалось. Я бы почувствовала, если бы кто-то здесь был. В последнее время моя восприимчивость сильно обострилась. Может, и правда? Пойти к телепатам на обучение?

Ну да. И моя башка тут же превратится в проходной двор. И о вылетах сразу можно будет забыть. Не летают между хронопластами навигаторы из инфосферы! А по обычному пространству прыгать — скучно…

Пожалуй, дело крылось именно в этом. В полётах, дававших мне жизнь. И снова право на полёты отвоевал для меня Санпор. Местная инфолокаль собиралась списать меня на планету и там подыскать мне какую-нибудь мирную гражданскую специальность. Вроде оператора складских погрузчиков.

Информация, полученная при слиянии, продолжала всплывать, но уже не прямым потоком, а по ассоциациям. Я вспомнила о полётах и о своей профессии — параллельно к ним пришла память Санпора о том, как он добивался для меня возможности обучения в группе Катрама.

Всем, что я имею сейчас, я обязана была Санпору. И Кев.

И — никакой благодарности. Ни-ка-кой! Что имеем, то не ценим…

Невыносимо!

Я побрела в оружейную. Заняться делом… проверить броню, например. Там всё было в порядке, но я проверила ещё раз. Взяла в рук табельный плазмоган и задумалась.

Ещё же ведь перед Дарухом извиняться… А примет он мои извинения? Или пошлёт, как послал Санпор, устав со мной нянчиться?

Я заглянула в чёрноту дула. Оно тихо шепнуло мне в ответ: «видишь, как всё просто? Одно нажатие, и — никаких проблем… Давай…»

Я вздохнула. Просто… куда уж проще… особенно если вспомнить отношение маресао к самоубийцам. Считается, что если ты убил себя, то дезертировал с поля боя под названием «жизнь». И хоронить тебя следует безо всяких почестей, как труса и предателя, на ничейной земле между берегом и океаном. Чтобы злые волны в период зимних штормов вырыли твой труп и разбили его о камни. после чего и душе твоей не будет покоя никогда, вечно будет брести под звёздами по ледяным адовым отмелям — в аду у маресао невообразимо холодно, тамошнее солнце не греет, а наоборот, выхолаживает всё ледяным тусклым светом.

А в человеческом аду ничуть не комфортнее, между прочим. И тоже самоубийц в церквях отпевать запрещено.

Я не успела ничего понять, как плазмоган полетел из моей руки в сторону, брякнулся о пол, чихнул огнём — и когда это я успела перевести его в боевое положение?

— Ты что делаешь, дура?! — злобно спросил у меня Дарух, крепко стискивая моё запястье.

Как он тут оказался, чёрт возьми? Я смотрела в его злые, сузившиеся глаза и не понимала, что он от меня хочет.

— Ты что творишь,*ля? Какое животное тебя покусало?!

Феерично. Маресхов и русский мат, сочетание убойное.

— Отпусти, — тихо потребовала я, безуспешно пытаясь выдернуть руку из железных пальцев Даруха.

Как будто со скалой боролась. С горой монолитного бетона! Не вывернуться, несмотря ни на какие приёмы. Ещё немного, и от моих костей останется кисель. Больничка дней на десять, пока восстановят.

— Да отцепись же ты от меня наконец! — взвыла я в голос. — Отпусти‼! Мне больно!

Дарух разжал пальцы. Сел рядом, смотрел, как тру запястье. Останутся синяки, но боли не было, я соврала. Отключило всю боль. Слишком много её стало, чтобы продолжать чувствовать, без риска свалиться в отчаянное безумие.

От жара, исходящего от плеча Даруха, начало лихорадить. Как будто тепло передавалось как вода по сообщающимся сосудам. И отодвинуться бы, но из тела словно выдернули все кости. Так и сидела горкой безвольной ветоши. А Дарух тоже убираться не торопился. Ушёл бы уже, но ведь с места не сдвинется, и плазменной пушкой не отгонишь.

— Зачем?

— Задолбало, — коротко высказалась я по-русски.

К чёрту. Он знает мой родной язык. Я могу не мучить мозг переводом на маресхов. Ведь так и не научилась мыслить на этом языке. Весь внутренний диалог — только по-русски. Изначально опасалась утратить родную речь вовсе из-за того, что русским здесь никто не владел, кроме Санпора. Потом превратилось в привычку. Стало естественным, как дыхание. И странно же было слышать саму себя… наверное, акцент появился. Заговорю среди своих, ведь будут удивляться, из каких галактических епеней прилетела.

Дарух молчал, и спасибо ему за молчание. Он понимал меня, вот же удивительно. Я чувствовала. Единственный из всех, кроме, может быть, Санпора, кто понимал, что вот сейчас со мной надо просто молчать. Не задавая вопросов. Не пытаясь воззвать к совести и долгу. Не делая ровным счётом ничего.

— Какая она была? — спросила я наконец.

— Зачем тебе? — хмуро поинтересовался он.

— Я всё равно скажу, — упрямо мотнула я головой. — Она была нежная. Красивая. Как роза, — бог знает, почему пришла мне в голову именно роза, может, потому, что я сама любила эти цветы, в память об Олеге. — И ты за неё не отомстил. А второй такой нет на свете.

Дарух помолчал, потом вдруг сказал:

— Тут у нас, на стационаре, недавно двое офицеров из Земной Федерации объявились. Планируется совместная полицейская акция в локали Солнца. Всё, как ты любишь: хронопрыжки, риск, башкой в чёрную дыру. Думаю, тебя пригласят.

— Щас, — хмыкнула я. — Медикаментозную терапию мне воткнут в задницу вместо приглашения на вечеринку, вот это вернее.

— Той, что собралась пару минут назад стреляться, я бы ещё не то воткнул, — угрюмо выговорил он.

И тут мне в сознание вломилось наконец-то услышанное:

— В локали Солнца, ты сказал?!

Солнце. Звезда Старой Терры галактической эпохи! И моей Земли двадцать первого века. Да не может быть!

— Да, — подтвердил Дарух. — Преступный синдикат, занимается вывозом молодых девушек из хронопластов прошлого самых разных планет. Мы их били больше по одиночке, мелких представителей, теперь настало время ударить по одной из голов.

— Откуда информация?

Он усмехнулся:

— Видел обоих. Говорил с ними.

— Ты же простой боец, — не поверила я. — Так они тебе всё и рассказали!

— А я с ними раньше работал, была у нас, на серо-алом, парочка совместных миссий с ними. До того, как перевёлся сюда. Я думаю, с тобой они непременно пожелают встретиться.

— Да ну, — еще больше не поверила я.

Стационар с кодом серо-алый находится за несколько секторов от нас, совсем рядом с пространством Земной Федерации. Почему бы тамошним спецам не кооперироваться с федералами? Войны ведь между нашими галактическими державами нет, по крайней мере, открытой. Надо думать, подобные совместные акции проводились у них не раз…

— Им нужны лучшие навигаторы, — пояснил Дарух. — Они любят летать безопасно. Без того проблем, чтобы еще навигаторы подводили. А лучшая здесь ты. Нет, ты, конечно, ещё можешь застрелиться, — не удержался он от вполне себе человеческой язвы, недаром вырос в Новой России, на этом, как его, Новом Китеже. — Тогда они поплачут немного над твоим трупяком и полетят в соседний сектор, искать навигаторов в свою команду там.

Я помолчала, обдумывая услышанное. Полицейская акция в локальное пространство моей родной планеты! Против тех, чьи шестёрки убили Олега! Блин! Я участвую! Я в стороне сидеть не хочу! Особенно в виде самозастреленного трупа.

— Глаза загорелись, — удовлетворённо хмыкнул Дарух. — Вот такую я тебя люблю.

— Руки убрал, — коротко скомандовала я, вставая.

— Как я могу убрать руки, если я их даже не тянул никуда? — осведомился он.

— Но думал протянуть!

— Думал, — не стал он спорить. — Но с каких это пор за мысли наказывают?

Он так и остался сидеть на полу, привалившись спиной к скамейке, длинным рядом идущей вдоль шкафчиков. Смотрел на меня снизу вверх, чуть склонив голову, и улыбался. Одним уголком рта, совсем как Олег… когда-то… и волосы по плечам, не собрал в косу почему-то сегодня. Длинные пряди, чуть скрутившиеся на концах, даром, что прозрачные и сквозь них напросвет всё видно.

Больно было смотреть. Неужели Санпор прав, и всё это шуточки моего воспалённого подсознания, желающего банального, — как там док выразился? — разнообразного секса. Как всё плохо…

* * *

Санпора я нашла на обзорной площадке. После слияния я стала чувствовать его присутствие еще сильнее, чем раньше. Эмпат-раппорт, всплыл из памяти термин. Не прямая телепатическая связь, когда в ментальном диалоге участвуют два сознания, а эмоциональная. Я знала, где доктор сейчас находится, и мне не нужна была для этого информационная карта стационара.

Санпор стоял, по своему обыкновению заложив руки за спину, и смотрел на звёзды. Что он видел там, в многоцветье местного космоса? Свой потерянный дом? Как он оказался в пространстве маресао? Не тем же самым образом, что и я в своё время.

— Нет, — ответил он на мой не высказанный вопрос. — Я был молодым выпускником Номон-Центра, обязанным отработать по распределению на внешних рубежах Федерации. Плата за обучение — пятилетний контракт… У меня не генетическая модификация, а спонтанная паранорма, как и у тебя, Маршав. Она проснулась сама… и помочь мне смогли телепаты-маресао. Поэтому я здесь, а не в инфосфере Федерации.

— Простите меня, — тихо сказала я. — Не хотела вам мешать…

— Ты не мешаешь, Маршав.

— Я… я обидела вас, — решилась я. — Простите меня, пожалуйста…

Он вздохнул, обернулся. Кивнул мне, печально улыбаясь:

— Это ты прости меня, пожалуйста. Я сорвался, чего не должен был делать. Всё-таки я старше, опытнее и вообще… врач… — последнее слово он выговорил с сомнением. — Но, надо признаться, ты ставила меня в тупик с самого первого дня своего появления. Опыта психотерапевтической работы именно с людьми мне не достаёт, факт.

— Док, — сказала я, — но вы же жили в Земной Федерации…

— Человечество — одна из четырёх рас-основательниц Федерации, это верно. Но — не самая многочисленная. Можно всю жизнь прожить, скитаясь от одной пространственной локали к другой, и не встретить ни одного человека…

Я подошла ближе.

— Вы не сердитесь на меня?

И замерла, ожидая ответа. Не столько словесного, сколько эмоционального. Злость, обиду, досаду я бы уловила, но их не было. Только бесконечное ласковое терпение как… как от любящего… старшего. Как от… от отца.

Я вспомнила, какой невыносимой стервозной змеёй стала, когда мой собственный отец ушёл от нас с мамой и завёл себе новую жену, а потом и новых детей. А ведь он не уставал говорить мне, что не перестал меня любить, просто жизнь сложилась вот так. И помогал потом не раз, только я в гордыне своей фыркала и отвергала его помощь, и лишь в последний год что-то в моей башке прояснилось. Мы начали общаться…

А теперь я своего отца уже никогда не увижу. Семьсот с лишним лет прошло со дня его смерти! Он остался там, в хронопласте прошлого… навсегда.

— Я уже говорил тебе: у тебя потрясающее образное мышление, Маршав. Жаль, что ты не пока хочешь учиться телепатическим искусствам…

— Пока? — тут же взъерошилась я.

— Ну, когда-нибудь тебе надоест рисковать собственной шкурой и совать голову в чёрные дыры, — предположил Санпор, посмеиваясь. — Ты постареешь, обленишься, начнёшь задумываться о мирной профессии… вроде ландшафтного дизайна… И вот тогда мы поговорим.

— Никогда в жизни, — искренне пообещала я.

— Никогда не говори никогда, — отозвался он со смешком.

И я поняла, что меня простили. Вот просто так, на ровном месте, взяли и простили. Все мои выходки, всё безумие, злые слова и злые мысли, — отставили в сторону и простили. Кем надо было для этого быть? Только доктором Санпором.

Я ткнулась лбом ему в плечо, как совсем недавно Кев. И он со вздохом обнял меня. Не как мужчина. Как старший друг, сумевший простить нереально много. Я всё еще не могла назвать его отцом, даже мысленно. Мой отец остался на Земле двадцать первого века.

Хотела бы я сейчас попросить прощения и у него, если бы это было возможно.

Но, может быть, он всё-таки почувствует? Через годы, через расстояния. Из будущего в прошлое.

Может быть.

* * *

Не знаю, кого там увидел Дарух, — или ему показалось? Но ко мне никто не подходил, меня никто никуда не вызывал, и посторонних я вроде как не видела пока ещё ни одного, не считая технический персонал, где произошли кое-какие кадровые перестановки.

Можно было бы, конечно, пристать с расспросами к Санпору или Кев или к самому Даруху, если на то пошло, но я решила, что подожду. Не думаю, что Дарух меня обманул, лишь бы от самострела отвести. Маресао не очень-то понимают юмор и шутки, особенно злые. Они прямые и честные, как лазерный выстрел. Могут промолчать, если не хотят говорить, но врать, особенно врать во спасение, это не про них. Ложь и спасение в их мозгу вообще не укладываются на одну полочку, никак. Если ради спасения тебе нужно страдать, ты будешь страдать. Всё.

За мысли о самоубийстве жгло стыдом до рези под лопаткой, стоило только вспомнить. И что нашло, спрашивается? Нет уж. Чивртик с приятелями не дождутся! Я им такого подарочка бесплатного не поднесу…

На выходе из тренажёрной столкнулась с Дарухом. Придержала полыхнувшую было злость: мужик не виноват в моих проблемах. Но, оказывается, он не случайно здесь, а вполне намеренно. Искал меня. Как вам это нравится?

— Зачем? — спросила я подозрительно.

Жестом фокусника из-за спины — цветок. Я вздрогнула, невольно отступая на шаг. На миг мне показалось, будто увидела розу, но нет, в руке Даруха была не роза. Прозрачный горшочек с землёй, легко умещается на ладони, корешки фиолетово-коричневые, синий полупрозрачный стволик, сине-зелёные резные листики. И крепко сомкнутый бутон на трогательно тонкой ножке.

— Что это? — спросила я севшим голосом просто потому, что надо было спросить… разорвать повисшее молчание… хоть что-то сделать, и без крика!

— Эндемик Нового Китежа, — сказал Дарух. — Закатный колокольчик…

— Откуда он у тебя?

— Взял с собой семена… в память о доме.

Я представила себе плантацию этих колокольчиков в комнатах у Даруха — фееричная получилась картина. Как он их поливает… леечкой… выставляет им суточный режим освещённости, ставит на таймер… Кто бы мог подумать, что у заросшего дурными мускулами бойца службы быстрого реагирования живёт в душе любовь к цветочкам…

Хотя жить там такая любовь могла по вполне банальной причине. Я обхватила себя ладонями за плечи.

— Твои… живы? — как с обрыва в омут, и сердце замерло, ожидая ответа.

Если девушка у него погибла, то и семья могла тоже. Сколько боли…

— Живы, — скупо улыбнулся он, и у меня отлегло от сердца, а в носу вдруг некстати защипало.

Блин! Слезу тут пустить не хватало ещё… Ведь не поймёт! Не говоря уже о том, что у плачущей девушки морда лица красотой не блещет. И неважно, по какому поводу сырость развелась. Ненавижу слёзы.

— Хорошо, — сказала я, опять лишь для того, чтобы сказать хоть что-то.

— Возьми, тебе.

Мне? Я бережно взяла под ладонь горшочек. Тонкое стекло приятно холодило кожу. На боку сверкала, переливаясь серым блеском, бляшка голографического чипа: в нём сидела инструкция по содержанию на космической станции.

— Сам писал, по памяти, — подтвердил мои догадки Дарух. — Будет что непонятно, обращайся…

— Спасибо, — только и сказала я, разглядывая подарок.

Цветок. Не роза. Колокольчик с Нового Китежа. Что мне с ним делать? А что делать с улыбкой Даруха? Так смотрит… лучше бы не смотрел…

И я почти решилась, и даже воздуха набрала, чтобы сказать… но тут на мой браслет пришёл вызов. Приоритет — фиолетовый, то есть, всё бросила и радостно побежала на ковёр к Высокому Начальству, предано есть оное начальство глазами и доблестно рапортовать «принято к исполнению».

— Послушай, — сказала я, передавая цветок обратно, — сам же видишь… Отдай Кев, хорошо? Ну, или Санпору. Спасибо за подарок. А я побежала!

* * *

У каждого стационара есть, как бы сказать, главный. Ланлерраг, если на маресхове. Должность военная, но обязанности чисто гражданские: организаторские. Надо так крутиться, чтобы бесперебойно работали все службы, и техотдел, и аграрный сектор и оружейники. Чтобы корабли летали на вызовы бесперебойно, а в медицинском центре хватало коек и медикаментов для раненых. При этом право приказа — абсолютное. Прикажет тебе подпрыгнуть и квакнуть — прыгай и квакай. Очень может быть, что именно это спасёт тебе жизнь от опасности, которую ты прохлопаешь ушами, а ланлерраг заметит вовремя.

При этом в повседневную рутину главный не вникает. Это ниже его уровня. Я вот нашего, например, видела всего два раза за все шесть лет.

В первый, когда он меня на службу принимал. Без его приказа, сами понимаете, ничего не вышло бы.

А второй раз будет сейчас.

Что ему от меня понадобилось?

* * *

Сердце стационара — его административная часть. Здесь кипит жизнь, мало понятная простым оперативным группам, вроде той, в которой состояла я. Мы всего лишь винтики огромной военной машины, хорошо отлаженной, работающей без перебоев. В штатном режиме мы летаем на экстренные вызовы, обеспечиваем силовой поддержкой полицейские операции. Но если, скажем, соседи наши по разуму, Врамеул, вздумают попробовать пространство маресао на прочность, мало им не покажется. Да, собственно, они от нас своё и получили года два тому назад… Надеюсь, урок запомнили надолго.

Я потом видела пропагандистский ролик, смонтированный для гражданских, чтоб спали спокойно: внешние рубежи защищены доблестными стражами порядка, сохраняйте спокойствие.

Да, снято впечатляюще. От масштаба закачаешься. И от красоты, с которой враг получил по сусалам, маресао — эстеты и перфекционисты по жизни. Ключевые моменты, разумеется, за кадром, потому что военная тайна. Народ несколько лет в разных академиях учится разным схемам тактического и стратегического космического боя, это тебе не полгода стажироваться на простого навигатора. Ладно, я — не простой навигатор, к чему скромность. Но, как наш ланлерраг, взять на себя руководство фронтом по семи локальным пространствам, где произошёл прорыв, не смогу. Не хватит ни знаний, ни опыта, ни банального таланта.

Врамеул, к сожалению, серьёзная головная боль. Ужиться с ними невозможно, они по природе своей паразиты. Попытки встроить представителей этой расы в нормальное общество проводились, но, насколько мне известно, успешной оказалась всего одна. И то там, насколько я поняла, изначально укрывали мятежников, которых собственное государство достало по самые гланды. Мятежники, пережив оглушительный разгром, хотели выжить любой ценой, а потом долго и злобно мстить в составе доблестной армии своих спасителей. Галактическая политика, ничего личного. Проблемы врага — наши победы, и всё такое.

Но перейти на сторону противника и сражаться против своих же — это как-то не вызывало восторга. У нас на Земле прошлого такое тоже встречалось, армия Власова, например, да и в Земной Федерации тоже не обошлось без подобных «героев», так что я не спорю: моя раса, Человечество, не пушистые котята. Всё сложно в Галактике. Но всё-таки, перейти на сторону врага и сражаться против соплеменников, знаете, не самый лучший выбор во Вселенной…

А больше ничего особенного про нашего ланлеррага мне не вспомнилось. Принял меня на службу, врамельвам эпически навтыкал, сейчас зачем-то вызвал, всё. Что ему от меня понадобилось…

Я судорожно припомнила все свои прегрешения, не нашла ничего, стоящего внимания главного, и совсем уже встревожилась. Просто же так обо мне не вспомнил бы! Что-то из ряда вон случилось, значит.

Кабинет ланлеррага — большое помещение с огромным, от пола до потолка, окном-экраном. Прозрачная обшивка — роскошь, недоступная для военных стационаров. Потому что создаёт уязвимость там, где её быть не должно…

В самом кабинете уютно, мягкое освещение, деревянные панели на стенах, вьющиеся растения с пронзительно-фиолетовыми блюдцами цветов, — кусочек дома.

Я доложилась по всей форме, мне коротко бросили: «вольно». И тут вдруг я увидела гостей ланлеррага…

На миг мне показалось, будто в глазах задвоилось, и я вижу сразу двоих Чивртиков. Тот же самый мелкий субтильный вид, взгляд, лиловые атласные крылышки, свёрнутые плащиком крылышки, резным краем по острые коленки. Дальше я действовала на автомате: убить проклятую тварь! Учитывая ментальные способности Чивртика — что ему стоило подавить сознание нашего главного?!

Огнестрела у меня с собой не было, все плазмоганы, вне вылета, остаются в оружейной, зато нож полетел, и за ножом — волна дикого бешенства; один раз помогло, на стационаре возле Лазурной, почему не применить и сейчас. Чтоб мозги спеклись и свернулись подгорелым оладушком: ненавижу!

Ненависть переполнила меня до предела и лопнула, рассыпавшись миллионами мелких, больно ранящих, осколков. Мир перевернулся и полетел к моему лицу внезапно вздыбившимся полом. Удар, звёзды в глазах, бездна бессознательного, со слабыми отголосками яростного бессилия.

— А я говорил, — раздался надо мной голос Санпора, резкий и громкий, словно включили его только что, а отрегулировать громкость поленились или забыли. — А я предупреждал!

Что ему ответили, я не очень поняла. Голова болела, как будто на неё упала стальная плита весом в несколько тонн. Вдобавок, я обнаружила, что лежу на полу. На полу! Каково? Носом в деревянные панели, заботливо выращенные нарочно для кабинета ланлеррага. Я выдохнула, отжалась на кулаках, поднялась на одно колено. Двое Чивртиков всё еще маячили перед глазами… Но я уже видела, что ошиблась.

Во-первых, их действительно двое. Во-вторых… совсем другое от них впечатление. Уверенность, мощь и красота, точнее не опишешь. Всё-таки нелады с законом оставляют след в сознании носителя разума, и этот след невозможно затереть: постоянная готовность огрызаться, убегать, а если удрать не вышло, то продавать свою жизнь как можно дороже, словом, загнанность этакая появляется. Не могу сказать! Почувствовать — да, могу, а вот описать — слов не хватает.

Это сродни запаху, что ли. Как парфюм, у одного такой, у другого — другой, но уникальный, характерный только для этой конкретной личности. Ментальный след, сродни следу, который воспринимает пёс, распознавая хозяина среди толпы других людей…

— Это — офицеры из земной Федерации, оперативной служба Альфа-Геспина, — назвал своих гостей ланлерраг. — Полковник Саттивик Типаэск и капитан Брасвитик Типаэск. А это — мой лучший навигатор Маршав Сапураншраав…

Маресао очень скупы на похвалу. Считается, что если ты служишь, то подвиги — твоя рутинная работа. Чтобы тебя наградили чем-нибудь серьёзнее добавочного увольнительного, надо из шкуры наизнанку вывернуться, мехом внутрь. Тогда, может быть, дадут Железную Ветвь, например. И внесут в Списки Памяти фиолетовой строчкой. Посмертно. Поэтому когда тебя представляют посторонним как «моего лучшего навигатора», — блин, это дорогого стоит!

— Похвальная реакция, — кивнул мне старший Типаэск.

Когда Дарух рассказал о гостях, я почему-то решила, что они люди. Но как там говорил Санпор? Можно всю жизнь прожить в Земной Федерации, путешествуя из локали в локаль, и так и не встретить ни одного человека. Раса Чивртика не относилась к малочисленным. Наоборот! Одна из четырёх рас-основательниц Федерации, давний союзник Человечества… а Чивртик… что Чивртик. В семье не без урода.

К тому же теперь я видела разницу не только в ментальном образе. У старшего красовалась на затылке порядочная плешь, хотя волосы он отпустил по плечи. Зря, неплохо было бы под ноль постричься, брутальнее смотрелось бы. Волосы младшего вились тугими пружинками, как у наших афро, а в сложенных плащиком крыльях просверк был не алым, а серебряным. И золотого тонкого обруча он на шее не носил…

— Не рекомендую, — хмуро выразился Санпор.

Я не помнила, был ли он уже в кабинете, когда у меня сорвало крышу от внешнего вида гостей, или его вызвало позже. Сколько же я носом в пол пролежала? Ответ напрашивался не очень приятным.

— Почему? — спокойно спросил у Санпора ланлерраг.

Он сложил руки на груди и внимал с тем самым слоновьим спокойствием, при котором любое слово может прозвучать глупо, если чуть ошибёшься в формулировке.

— Вы еще не смотрели мой доклад? Посмотрите.

Не хочет говорить при мне, поняла я. И вдруг заметила значки паранорм на воротничках гостей. У старшего — первый ранг, как у Санпора. У младшего — третий… Но ведь они — из инфосферы Земной Федерации, а значит, их возможности выше санпоровских в разы. Надо думать, мой нож ничего им не сделал… мне оперативно погасили сознание в самом начале срыва.

— Возьмите, пожалуйста, — младший Типаэск стеснительно улыбнулся, подавая мне мой нож, рукоятью вперёд.

Я покосилась на ланлеррага, тот кивнул, и я взяла нож. Оставаться без оружия у нас — всё равно что расхаживать по коридорам голой. Язвить и смеяться, может, не будут, во всяком случае, открыто. Но косых взглядов я наловлю с центнер, не меньше.

— Проводится масштабная полицейская акция по разгрому — не побоюсь пафоса! — преступного синдиката, захватившего несколько десятков хронопластов, — заговорил Типаэск-старший. — Нам нужны навигаторы высшего класса, потому что придётся ходить по хронопластам не один раз и не два. Мы собираем лучших; в данном секторе рекомендовали вас, навигатор Сапураншраав. Если позволите, небольшой тест.

Над встроенным в столешницу терминалом развернулся голографический экран.

— Задача на сопряжение семи хронопластов по семи узлам и десяти реперам. Что можете предложить?

Я внимательно всмотрелась в карту. Предложить можно было много чего… в вариантах и частностях. Что я и сделала, показывая дотошным заказчикам класс. Они в ответ усложнили вводные. Я справилась не так блестяще, как мне бы хотелось, но самонадеянно решила, что результат устроит.

Их удовлетворило полностью. Я чувствовала. Эмоции невозможно прикрыть никаким ментальным щитом, их можно разве что приглушить, но после слияния с Санпором мои телепатические возможности перешли на новый уровень. Где-то даже пугало, потому что закрываться у меня получалось не всегда, и я начинала ловить разговоры, не предназначенные для моих мозгов…

— Не рекомендую, — Санпор в ментальном ощущении воспринимался хмурой гранитной скалой, плотной и неприступной, как Эверест. — Посттравматический синдром, болезненные воспоминания, попытка суицида. Девочке необходима терапия…

Пакетом сложных ментальных конструкций — Номон-центр, межинфосферная конференция «Врачи без границ», короткие скупые выводы по диагнозу.

— Мы понимаем, — спрессованный в короткий импульс ответ. — Но мы не один год искали именно Маргариту Шаврову, и мы её нашли; она нам необходима как воздух. Именно она.

— Вы из базового времени? Или?

— Мы из базового времени.

— Тогда вы можете ошибаться.

— Вероятность ошибки стремится к нулю.

— Смерть от самоуверенности вам явно не грозит.

— Нас слышат.

И как стена, как тяжёлая бронированная дверь, упавшая поперёк прохода: телепаты закрылись от меня ментальными щитами. Что я, не проходившая обучения, могла противопоставить их умениям и опыту? Ничего…

Ментальный спор, судя по яростным взглядам, вышел на новый виток.

Мне вдруг захотелось заорать: не смейте оставлять меня за бортом! Я обязана, я должна, я полечу с вами! Но строгий взгляд ланлеррага удержал меня от воплей. Это с Санпором я могла позволить себе наплевать на субординацию, такой уж между нами выстроился стиль общения. Но перед старшим по званию позориться оказалось выше моих сил.

Я вернусь в пространство Старой Терры.

Я уже чувствовала, что обязательно вернусь туда, чем бы ни закончился этот разговор между Санпором и федералами.

Я буду там!

* * *

День спустя встретила младшего Типаэска на обзорной площадке. Как его туда занесло, не спрашивала. Место я себе не покупала, любой мог воспользоваться. Вот почётный гость и не преминул. Свои чудесные крылышки он отвёл назад и сомкнул за спиной, вроде того, как это делают бабочки. Вот только бабочек такого размера я ещё не встречала. Недоброй памяти Чивртик еще и летал над головой; вспомнилось, как на стационаре у Лазурной я сдёрнула его на пол, схватив за кончик крыла.

— Спрашивайте, — не оборачиваясь, предложил он.

Почувствовал меня, понятно. Как там Санпор говорил? Мои необузданные эмоции полыхают на два парсека в зоне поражения… Хорошо, что у нас большинство народу не телепаты и не могут в должной мере насладиться! А то пришлось бы мне искать другой стационар. Слова Санпора, сама я себя со стороны, понятно, оценить не могла.

— Вы знаете русский? — спросила я по-русски.

— Один из основных языков Федерации? — вопросом ответил младший Типаэск на том же языке. — Конечно!

Ну да. Чтоб спецслужба, да еще с телепатическим рангом, не знала языков, это нонсенс.

— Глупый вопрос, — признала я. — Почему вы искали именно Маргариту Шаврову?

— А подслушивать нехорошо, — усмехнулся он.

Сказочное личико невероятной красоты, вся эта раса неимоверно красива, даже бескрылые рабочие особи, при этом они антропоморфны, никаких жвал и прочего жукообразного. Серебряные глаза в загнутых золотых ресницах, тонкие губы и аккуратный носик, матово-белая кожа… хотя на самом деле не кожа, а хитин, но визуально-то не отличишь, во всяком случае, сразу.

— И всё же.

— Вы оставили след в истории, Маргарита Александровна, — сочувственно произнёс младший Типаэск. — Нам не очень нравится ваше эмоциональное состояние, вам действительно необходима терапия, но ход истории не должен нарушаться.

Гром среди ясного неба, земля из-под ног. Не ожидала настолько, что поначалу даже не смогла отреагировать. А потом придавило. Я дёрнула ворот: воздуха не хватило.

След в истории — как приговор, как расстрел на месте без суда и следствия. Могила, без вариантов. Меня вернут обратно. В двадцать первый век докосмической эпохи Старой Терры. Может быть, через минуту после того, как Кев перенесла меня на свой корабль…

Разбираться со сгоревшим домом. Выслушивать соболезнования от родни и однокурсников. Да, в институт придётся тоже вернуться. На химфак. И звёзды снова станут далёкими и неприступными, и я никогда больше не увижу ни Кев, ни Санпора. Даруха не увижу тоже. И рядом не будет Олега.

А чтобы я не сошла с ума от тоски, мне сотрут память. Могут, правда, оставить наблюдателем, но надежда, прямо скажем, слабая. Эмоциональная нестабильность, попытка суицида, что там Санпор ещё говорил обо мне в приватном телепатическом разговоре? Шансов никаких.

— Но хоть поучаствовать в охоте на гадов вы мне позволите? — спросила я с надеждой.

— По обстоятельствам, — ответил он. — Скорее да, чем нет, но мы не можем дать гарантий.

Я внезапно поняла, как именно не плохие вроде бы личности становятся преступниками.

Как же я буду жить без полётов?..

Не буду думать об этом сегодня, подумаю завтра. Фраза из фильма, увиденного в юности, ничуть не успокоила. Как будто завтра найдётся какое-то другое решение, кроме как стисни зубы и исполни Долг!

— Прошу меня извинить, — сказал между тем мой собеседник, углядев кого-то в конце обзорной площадки, за моим плечом.

Он распахнул крылья, — здоровые, побольше даже, чем у Чирвтика, чтоб ему икалось до посинения! — и порхнул вперёд, в стремительном полёте преодолевая расстояние, на которое ножками потратил бы минут десять, не меньше. Обзорные площадки на нашем стационаре большие.

Я увидела Даруха… Младший Типаэск летел именно к нему. Они взялись за руки, я видела, что оба рады встрече, а на диалог не надо было и телепатии, всё ясно и так.

«Жив, чертяка!»

«Да не дождутся от меня! Сам-то как?»

Я ушла. Что мне оставалось еще делать. И в пивнушке тоска — ограничение санпоровское на алкоголь всё ещё действовало. Впрочем, мог и продлить. В свете происходящего. Так что сидела я со своей кружкой и прямо слёзы как у того Гамлета: быть или не быть. В смысле, пить или не пить. Одной кружки мало. Но вторую я не получу. Так стоит ли вообще затеваться?

— Даже не надейся, — сказал Санпор, устраиваясь рядом. — Не получишь.

На меня напала тоска. Сейчас начнётся мозгоклюйство…

— Понимаю твои эмоции, Маршав, — серьёзно сказал он. — Но…

Сам себя оборвал. Что тут скажешь? Сочувствие хуже прямого выстрела в лоб, и Санпор прекрасно это понимал. Он положил ладонь мне на запястье, и я ощутила пришедшее от него ментальное тепло пополам с болью. Он искренне переживал за меня…

— А можно как-нибудь потом, после оставления следа в истории, вернуться обратно? — спросила я с внезапной надеждой. — А? Я же всё-таки навигатор. Ценный.

— Я предлагал, — вздохнул Санпор. — Беда в том, что инфосфера Земной Федерации крайне неохотно идёт на контакт с телепатами других инфосфер. По гражданской медицине взаимодействие наладить удалось… с оговорками… а военное сотрудничество на сегодня невозможно. Мне не рассказали всего, Маршав! И не расскажут, можешь мне поверить.

— Обидно? — полюбопытствовала я, возя кружкой по столу.

— Ещё как! — с жаром воскликнул он. — Если бы я входил в инфосферу Федерации…

— То служили бы не здесь, — продолжила за него я.

— Верно.

Я заглянула в кружку, и, внезапно обозлившись, одним махом залила в себя «асфальт». Легче мне не стало, но наплевать. Вот честное слово, наплевать!

— Ладно, док, — сказала я решительно. — Не переживайте за меня. Я не попрошусь к Чивртику в подручные и не пущу себе плазму в лоб. Слетаем в пространство Старой Терры… а там видно будет. Базовое время же. А будущее не определено, вы же сами втолковывали мне это не раз.

— Может быть, тебе удастся оставить статус наблюдателя…

Может быть. Только на кой он мне чёрт, такой статус, если звёзды уйдут из зоны доступа?! Я никогда не подниму корабль в атмосферу, не проведу его через гравитационные и хроно возмущения, не… К дьяволу, в пекло! Если думать об этом, то можно сойти с ума досрочно.

Мы поймаем банду. Вот что важно. Важнее всего! Ни одна сволочь больше никогда не похитит никого и ниоткуда. Чивртика с Амбалом повесят. Остальное неважно.

Даже если ценой окажется жизнь. Или память…

* * *

Даруха я подловила в оружейной. Дождалась, когда все разойдутся, окликнула. Он подошёл. Улыбался, глядя на меня с высоты своего роста: как же, сама позвала. Вот счастья-то. А я смотрела на него и понимала, что ничего ему я не расскажу. Никогда.

Вот ведь… мы не спали, мы даже не целовались ни разу, и долгое время я думать о нём без раздражения не могла. А теперь, когда нарисовалась перспектива жестокого, без вариантов, расставания, мне вдруг больно. Надо же. Проекции, да, доктор Санпор? Дарух казался мне сейчас похожим на Олега еще сильнее, чем раньше.

— Ты меня хотел, — сказала я. — Не передумал?

Он очень удивился. Можно сказать, прямо завис, я почти чувствовала, как ворочаются в его извилинах мысли пополам с изумлением.

Нет у нас никакого будущего. Вот и не надо за него цепляться. Весь мир сжался в точку «здесь и сейчас». Вырвать у судьбы хоть что-то… Сделать и пожалеть лучше, чем не сделать и жалеть, что даже не попыталась, всю оставшуюся жизнь, запертую в докосмическом двадцать первом веке Старой Терры.

— Что случилось, Маршав? — участливо поинтересовался он.

— Тебе какая разница? — меня понесло, и я уже поняла, что добром это не окончится, но остановиться не смогла.

— Большая, — сказал Дарух. — Я знаю людей! Всё это ты сейчас говоришь на эмоциях. О которых потом пожалеешь. Прости, но так я не хочу!

Теперь настала моя очередь зависать. Удивил! Но что я хочу от него? Дарух — маресао, несмотря на то, что вырос среди людей. Даже в любви их логический аппарат работает без перебоев. Расовая особенность.

Я бы задолбалась так жить, если честно.

— А как ты хочешь? — свирепо спросила я. — Чтобы я на колени упала и умоляла?

— Чтобы ты для начала заткнулась, — искренне сказал он. — Это ведь не ты сама сейчас несёшь дурь, а твои человеческие эмоции вошли в клинч со здравым смыслом. Что у тебя случилось, Маршав?

Секунду я смотрела на него, наливаясь злостью. Вот мы гордые какие, ты посмотри! Ладно. Не хочешь — как хочешь. Второго раза не будет.

— Ничего, — отрезала я. — Ничего со мной не случилось!

— Тогда почему?

Ойблин, забыла, с кем разговариваю! Включил почемучку, туши свет, бросай вакуум-снаряд.

— Нипочему, Дарух. Всё, никаких вопросов!

Я выскочила из оружейной на гиперзвуке. Пролетела пару переходов, и даже не заметила как. Мне казалось, Дарух идёт за мной, слышала шаги, но обернуться не позволяли злость и гордость. Когда я всё-таки обернулась, то никакого Даруха за моей спиной не оказалось, конечно же.

А дома меня ждал цветок. Его цветок. Дарух передал Кев или Санпору, а они поставили подарок на видном месте, чтобы я забрала к себе. Я взяла в ладони прозрачный горшочек. Очень хотелось заплакать, но слёз не было. Ни единой слезинки, вот вообще.

Бережно устроила цветок в нише у изголовья. Кев не даст ему пропасть… Я как представила себе всё это. Мою пустую комнату, и как Кев заходит сюда полить цветочек. Ей будет грустно — на свой манер, насколько маресао способны на грусть при железобетонных доводах разума насчёт закономерности произошедшей утраты. Вот Санпору совершенно точно будет грустно. Такой случай сложный, столько лет долбаться с терапией, почти вылечить, и на тебе, получи вселенское фиаско и распишись. А больше никто обо мне не вспомнит. Дарух вон даже переспать со мной не захотел.

Тоска.

* * *

Через десять дней мы стартовали в пространство Земной Федерации. Наш экипаж и оба Типаэска в качестве пассажиров. Я выводила корабль в гиперпрыжок — пока обычный, не хроно — и не думала ни о чём. Сколько-то полётов у меня еще оставалось. Не буду отравлять их кислыми мыслями.

Но когда я подумала о нашем стационаре как о прошедшей, навсегда перевёрнутой, шестилетней странице моей жизни, у меня возникло стойкое ощущение, что сюда я ещё вернусь.

Хорошо бы, если так!

Мечтай, Маршав, мечтай. Не вредно, говорят…