Роковое кресло

Глава 9 Во Франции всегда найдется смелый и благоразумный гражданин, способный своим

Примером устыдить глупую толпу Все бросились обниматься. Память об этом счастливом моменте сохранилась в анналах Академии под названием «поцелуй Лалуета».

Те, кто в этот момент оказался в зале, высказали сожаление о своей малочисленности, а то радость была бы полнее. Они смеялись. Все семеро смеялись и обнимались. Их ведь было только семеро. Теперь академики приходили на заседания как можно реже, слишком уж невесело было на них. Но это-то заседание стало по-настоящему памятным. Все семеро тут же решили нанести визит этому мсье Жюлю Луи Гаспару Лалуету. Они хотели побыстрее познакомиться с ним и, отказавшись от всех традиций, окончательно связать его с академической судьбой. Они хотели его «зачислить».

Подождав, пока мсье Ипполит Патар немного оправится от волнения, все спустились к консьержу и послали его за двумя экипажами.

Они даже подумали отправиться на улицу Лаффит пешком — это было бы полезно, они бы подышали свежим воздухом, ведь уже столько времени им не дышалось так легко. Но тут было высказано опасение, как бы мсье директор и мсье хранитель печати (это уже были не те, с кем мы познакомились в начале истории, потому что президиум обновляется каждые три месяца), а также мсье постоянный секретарь не были узнаны людьми на улице и как бы не произошло что-нибудь такое, что затронуло бы честь Академии.

Да и потом, откровенно говоря, они спешили познакомиться со своим новым коллегой. Вы, конечно, понимаете, что в обоих экипажах речь шла только о нем. В первом вопрошали: «Кто же это? Лалует, писатель? Это имя нам незнакомо. Кажется, он что-то недавно опубликовал. Его фамилия мелькала в газетах».

Во втором говорили: «Вы обратили внимание, что он сопроводил свою подпись любопытной формулировкой — „лауреат Академии“? Неглупый человек; сразу дал нам понять, что является одним из наших».

Так по пути каждый что-то говорил, как это бывает, когда жизнь кажется прекрасной. И только один мсье Ипполит Патар молчал. Его радость была настолько велика, что побоялся растратить ее в пустой болтовне.

Он вовсе не задавался вопросами: «Кто такой этот мсье Лалует? Что он опубликовал?» Все это ему было безразлично. Мсье Лалует был мсье Лалуетом, то есть сороковым. И постоянный секретарь без всяких обсуждений признавал его гениальность.

Итак, все прибыли на улицу Лаффит. Экипажи отъехали. Мсье Ипполит Патар отметил про себя, что они находились прямо перед домом 32-бис, и, сопровождаемый коллегами, решительно вошел под арку.

Они оказались во вполне приличном доме. Консьержка, вышедшая из своей комнатки, спросила их, куда они идут. Мсье постоянный секретарь ответил вопросом:

— Как пройти к мсье Лалуету?

— Он, должно быть, у себя в лавке, мсье.

Все семеро Бессмертных переглянулись: «У себя в лавке? Мсье Лалует, писатель, в лавке?» Милая дама, видимо, ошиблась. Мсье постоянный секретарь уточнил:

— Мы хотели бы видеть мсье Лалуета, лауреата Академии.

— Правильно, мсье, я и говорю, что он у себя в лавке. Вход с улицы.

Все семеро, весьма удивленные и глубоко разочарованные, откланялись. Они вновь вышли на улицу и стали рассматривать антикварную лавку, над дверью которой стояло имя: «Гаспар Лалует».

— Это здесь, — сказал мсье Патар.

Они взглянули на витрины, заваленные всяким хламом, и на картины, на которых уже невозможно было различить цвета.

— Здесь торгуют Бог знает чем, — поджав губы, заметил директор.

А хранитель печати добавил:

— Но это невозможно! Этот мсье написал на своей карточке: «писатель».

На что мсье постоянный секретарь сердито сказал:

— Прошу вас, господа, не привередничайте.

С этими словами он мужественно открыл дверь лавки. Остальные сконфуженно, не осмеливаясь более на какие-либо замечания, последовали за ним. Мсье постоянный секретарь бросал на них красноречивые взгляды.

Из полумрака лавки появилась дама с красивой толстой золотой цепочкой на шее. Дама была уже в возрасте и, видимо, когда-то слыла красавицей. Чудесные белые волосы придавали ей величественный вид. Дама спросила у вошедших, чего они желают. Мсье Патар, низко поклонившись, ответил, что они хотели бы видеть мсье Лалуета, писателя, лауреата Академии и, тут же тоном капрала на учениях приказал:

— Сообщите: мы из Академии!

Он посмотрел на своих спутников с явным намерением отправить их всех в полицейский участок, если они сделают какое-либо неосторожное движение.

Дама слегка вскрикнула, поднесла руку к своей пышной груди, как бы раздумывая, стоит ли падать обморок, и затем исчезла в полумраке лавки.

— Это, несомненно, мадам Лалует, — сказал мсье Патар. — Очень симпатичная женщина.

Вернулась дама почти тотчас же в сопровождении приятного пузатенького мсье, на округлом брюшке которого висела красивая толстая золотая цепь. Лицо мсье покрывала мраморная бледность. Он вышел навстречу посетителям не в силах произнести ни слова.

Мсье Ипполит Патар наблюдал за ним, и он тут же поспешил на помощь:

— Скажите, мсье, вы и есть тот самый Гаспар Лалует, лауреат Академии, писатель, который выдвинул свою кандидатуру на кресло магистра д'Аббвиля? Если это так (Гаспар Лалует, не преодолев волнения, кивнул головой), если это так, мсье, позвольте мсье директору Академии, мсье хранителю печати, моим коллегам и мне лично от всей души поздравить вас. Благодаря вам все запомнят теперь раз и навсегда, что во Франции всегда найдется смелый и благоразумный гражданин, способный своим примером устыдить глупую толпу.

С этими словами постоянный секретарь торжественно и крепко пожал руку Гаспару Лалуету.

— Ну, отвечай, Гаспар! — произнесла седовласая дама.

Мсье Лалует посмотрел на жену, потом на пришедших, затем снова на жену, перевел взгляд на мсье Ипполита Патара и прочел на его добром и открытом лице такую поддержку, что тут же приободрился.

— Мсье! — воскликнул он. — Это для меня слишком большая честь! Позвольте представить вам мою супругу.

При словах «моя супруга» директор и хранитель печати начали было улыбаться, но пронзительный взгляд мсье Патара тут же призвал их к порядку, и оба снова осознали всю важность момента. Мадам Лалует поклонилась.

— Мсье, несомненно, хотят поговорить, — сказала она. — Там, в задней комнате, вам будет удобнее. — И она провела их в дальнее помещение.

Выражение «задняя комната» покоробило Ипполита Патара, но когда академики наконец в ней оказались, они были рады увидеть, что попали в настоящий музей, обставленный с великолепным вкусом. Здесь можно было полюбоваться прелестными вещами, расставленными вдоль стен и в специальных столах-витринах: картинами, статуэтками, украшениями, кружевами, вышивками самого высокого качества.

— О мадам! И это «задняя комната»! — воскликнул мсье Ипполит Патар. — Какая скромность! Такие высокохудожественные и ценные вещи не встретишь ни в одном художественном салоне Парижа.

— Можно подумать, что мы попали в Лувр! — заявил мсье директор.

— О! Вы нам льстите, — смутившись, ответила мадам Лалует.

Все академики начали наперебой восхищаться великолепием «задней комнаты».

— Жаль, наверное, продавать такие прекрасные вещи, — сказал мсье хранитель печати.

— Надо же на что-то жить, — нарочито униженно ответил мсье Гаспар Лалует.

— Конечно! — сразу же согласился мсье постоянный секретарь. — Я не знаю более благородной профессии, чем та, которая состоит в распространении прекрасного.

— Верно! Верно! — подтвердила компания.

— Когда я говорил о профессии, — продолжал мсье Патар, — я неудачно выразил свою мысль. Даже благородные принцы распродают свои коллекции. Но это не значит, что они являются торговцами. Вы просто продаете свои коллекции, дорогой мсье Лалует, и это ваше право.

— Именно это я все время говорю моему мужу, мсье, — вступила в разговор мадам Лалует, — мы всегда спорили на эту тему. Наконец он все-таки понял меня, и в Боттэне[5] будущего года вы уже прочтете не «М. Гаспар Лалует, торговец картинами, эксперт-антиквар», а «М.Гаспар Лалует, коллекционер».

— Мадам! — воскликнул восхищенный мсье Ипполит Патар. — Мадам, вы превосходная жена! Это надо также написать во «Всем Париже»!

И он поцеловал ей руку.

— О, несомненно, — ответила она, — мы так и сделаем, когда он станет академиком.

Наступило короткое неловкое молчание, сопровождаемое легким покашливанием.

Мсье Ипполит Патар строго посмотрел на всех и, не спрашивая разрешения, взял стул.

— Прошу садиться, — приказал он. — Поговорим серьезно.

Они расселись. Мадам Лалует теребила пальцами свою толстую золотую цепочку. Рядом с ней мсье Гаспар Лалует следил за мсье постоянным секретарем взглядом, таящим страх, который можно увидеть в глазах нерадивых учеников в день выпускных экзаменов.

— Мсье Лалует, — начал мсье Патар, — вы писатель. Означает ли это, что вы любите писать вообще или вы уже что-то опубликовали?

Было очевидно, что мсье постоянный секретарь уже принимал меры предосторожности на случай, если мсье Лалует вовсе ничего не опубликовал.

— Я, мсье постоянный секретарь, — уверенно ответил торговец картинами, — опубликовал уже две работы, которые, осмелюсь утверждать, были высоко оценены знатоками.

— Это прекрасно! Скажите, пожалуйста, о чем они?

— Об искусстве обрамления.

— Превосходно!

— И еще о подлинности подписей знаменитых художников.

— Браво!

— Конечно, мои работы неизвестны широкой публике, но все, кто посещает Зал аукционов, с ними знакомы.

— Мсье Лалует слишком скромен, — сказала мадам Лалует, позвякивая своей золотой цепочкой. — У нас здесь есть письмо с похвалами одного лица, которое сумело оценить способности моего мужа по достоинству. Я говорю о его высочестве принце де Конде.

— Его высочество принц де Конде! — разом воскликнули все семь академиков, повскакав с мест.

— Вот это письмо.

Мадам Лалует действительно вытянула из своего пышного корсажа конверт.

— Оно всегда со мной, — сказала она. — После мсье Лалуета это самое дорогое, что у меня есть в жизни.

Все академики бросились читать письмо. Оно на самом деле было от принца и к тому же содержало множество похвал. Радость была всеобщей. Мсье Ипполит Патар повернулся к мсье Лалуету и так расчувствовался, что до боли сжал ему руку.

— Дорогой коллега! — сказал он. — Вы достойный человек!

Мсье Лалует зарделся. Приободрился. Теперь он был на коне. Жена смотрела на него с нескрываемой гордостью.

Все вокруг повторяли:

— Да-да, вы достойный человек!

Мсье Патар продолжал:

— Академия будет гордиться таким достойным членом.

— Я не знаю, господа, — ответил мсье Лалует с наигранной смиренностью, так как теперь понимал, что дело, что называется, уже в шляпе, — не слишком ли много наглости для такого писаки, как я, просить о подобной чести?

— Что вы?! — воскликнул директор, глядевший с любовью на мсье Лалуета с того момента, как узнал о письме принца де Конде. — Теперь этим глупцам придется задуматься всерьез!

Мсье Лалует вначале не понял, как ему надо реагировать на это замечание, но лицо директора было таким радостным, что он подумал: мсье директор сказал это не со зла (это, впрочем, было правдой).

— Действительно, глупцов в этой истории много, — согласился он.

Все насторожились. Им очень хотелось узнать, как мсье Лалует воспринимает беды Академии. Теперь они опасались только одного: как бы он не передумал. Но мсье Лалует сказал:

— О! Для меня все очень просто! Мне жаль тех бедняг, которые ничуть не удивляются, когда двадцать один раз выпадает черное, но в то же время не допускают возможности трех естественных смертей академиков подряд.

Ему зааплодировали, однако мсье директор, не знакомый с правилами игры в рулетку, попросил разъяснений. Мсье Лалуету дали возможность объяснить. Они изучали его. Им и так были довольны, но подлинное восхищение вызвал чисто литературный спор между мсье хранителем печати и мсье постоянным секретарем, в котором мсье Лалует весьма авторитетно высказал свое мнение.

Вот как это произошло.

— Наконец-то я обрету снова вкус к жизни благодаря этому благородному человеку! — воскликнул с жаром мсье Патар. — Честное слово, я уже превратился в собственную тень. У меня даже появились настоящие подщечки!

— О, мсье постоянный секретарь! — возразил мсье хранитель печати. — Надо говорить «настоящие щечки»! «Подщечки» — это не по-французски.

Тут-то мсье Лалует, не дав ничего сказать мсье Патару, вмешался и почти на одном дыхании, не прерываясь, выпалил следующее:

— «Подщечка» — искажение слова «щечка», существительное женского рода. Карманы, которые у некоторых рукокрылых обезьян и грызунов формируются внутри щек, по обе стороны рта. Подщечки — это хранилища для продуктов, которые не поедаются сразу. Некоторым видам летучих мышей они облегчают полет, позволяя воздуху проникать в подкожные ткани. Боковая часть рыла свиньи и головы теленка!

Что можно было ответить! Все присутствующие академики застыли раскрыв рты. Однако всеобщее восхищение перешло в унижение, а унижение — в подавленность, когда, проходя мимо столика, разделенного на некоторое количество параллельных бороздок, по которым скользили подвижные пуговки, мсье директор спросил, что это такое, и от мсье Лалуета получил ответ — «абака». Тогда мсье директору пришлось попросить объяснить, что такое «абака».

Казалось, мсье Лалует стал выше ростом. Он бросил торжествующий взгляд на мадам Лалует и заговорил:

— Мсье директор, слово «абака» — существительное мужского рода, происходит от греческого «авах», обозначающего стойку, буфет, шахматный столик. У греков — стол, помещенный в алтарь для пожертвований. У римлян — шкаф, в котором выставлялись победные кубки. В математике — счетная машина греческого происхождения, используемая римлянами в арифметических операциях. Ею пользовались китайцы, татары и монголы. В России она также была известна. В архитектуре — плита, укладываемая между капителью колонны и архитравом. Витрувий[6], мсье директор, Витрувий пользуется для обозначения абаки словом «плинтус».

Услышав, как торговец картинами рассуждает о Витрувий, все, за исключением мсье Патара, глаза которого сияли, опустили головы. Этот Витрувий вконец покорил постоянного секретаря.

— Кресло магистра д'Аббвиля займет достойный приемник, — сказал он.

После этого с мсье Лалуетом начали разговаривать очень уважительно.

Наконец визитеры, несколько смущенные, опасаясь сделать еще какие-нибудь ошибки во французском, откланялись. Они рассыпались в похвалах мсье Лалуету и по очереди целовали ручку его супруге, которая показалась им весьма импозантной.

Однако мсье Патар задержался, так как мсье Гаспар Лалует намекнул, что хотел бы с ним побеседовать.

Мсье Лалует отослал и супругу, когда они остались втроем.

— Иди, иди, девочка, — приказал он. Мадам Лалует, вздохнув и умоляюще посмотрев на мсье Патара, удалилась.

— Чем могу быть вам полезен, дорогой коллега? — спросил немного встревоженный мсье Патар.

— Я должен сделать вам одно признание, мсье постоянный секретарь, это останется между нами, но я подумал, что лучше от вас ничего не скрывать… Вдвоем мы сможем, конечно, избежать некоторых трудностей.. Так как речь…

— Что такое? При чем тут речь? Объяснитесь, дорогой мсье Лалует, я не понимаю вас… Вы не можете составить речь?

— О! Меня смущает не это!

— А что тогда?

— Так ведь., это.., ее же надо будет читать…

— Естественно, она слишком длинна для того, чтобы выучить ее наизусть.

— Вот как раз это меня и беспокоит, мсье постоянный секретарь… Я ведь не умею читать.