Роковое кресло

Глава 7 Секрет Тота

Через несколько дней после описываемых событий в четверть четвертого пополудни из вагона второго класса поезда Варенна — Сент-Илэр вышел пассажир лет сорока пяти, округлый живот которого украшала красивая толстая золотая цепь.

Тщательно укутавшись в свое пальто с пелериной, поскольку время еще было холодное, и перебросившись несколькими словами со служащим вокзала, проверяющим билеты, он вышел на центральную улицу, ведущую к Марне, пересек мост на Шенвьер и справа от него спустился к реке. Около четверти часа он шел пешком, потом остановился, как бы ориентируясь, куда идти дальше. Вот он оставил позади последние, с лета пустующие виллы и теперь находился на абсолютно ровном и пустынном пространстве. Огромная снежная скатерть после недавних снегопадов простиралась перед ним, и человек этот в своем пальто с полами, взлетавшими от ветра при ходьбе, казался большой черной птицей.

Вот вдалеке, у самого горизонта, показалась остроконечная крыша, окруженная деревьями, почти невидимыми из-за мелкой крупы падающего снега. Заметив крышу, человек громко выругался. По его мнению, только чокнутый способен жить зимой в этих краях. Тем не менее он пошел быстрее, хоть и не слышал звука своих шагов, так как был обут в резиновые галоши. Путешественника окружала безбрежная белая тишина.

Было около четырех часов дня, когда человек достиг наконец деревьев. Усадьба, на которой они находились, была окружена высокими стенами. Вход в парк преграждала тяжелая железная решетка. С решетки свисала железная проволочка звонка. Путешественник позвонил. Тотчас же появились два огромных пса, которые брызгая слюной, с лаем ринулись на посетителя. И если бы не решетка, они бы его просто загрызли.

Человек отступил, хотя ему нечего было опасаться ярости этих хищников. Чей-то странный гортанный голос скомандовал: «Аякс! Ахилл! Домой! Чертовы собаки!» И тут же появился великан.

О! Это был самый настоящий великан! Что-то чудовищное! Более двух метров ростом, может быть, двух с половиной, когда он выпрямился во весь рост, так как в данный момент он шел, чуть наклонившись вперед. Его тяжелые плечи были слегка опущены, так, вероятно, ему было привычнее. Круглая голова в ежике коротких волос, свисающие усы, страшная челюсть, похожая на пасти животных, вгрызающихся сейчас в решетку. Схватив псов за загривки своими огромными ручищами, он оторвал их от решетки и отбросил назад.

Посетитель слегка вздрогнул. О! Ничего особенного! Это так, просто плечи вздрогнули! Очевидно, весьма прохладно!

Он пробормотал сквозь зубы:

— Меня предупреждали: остерегайся собак, но о великане ничего не сказали.

Чудовище — речь идет о великане — приблизило к решетке свою страшную рожу дикаря:

— Вчмдло?

Посетитель догадался, что это должно означать: «В чем дело?» — и ответил, отойдя на почтительное расстояние:

— Я хотел бы поговорить с мсье Лустало.

— Чтвтнгте?

Совершенно очевидно, что у посетителя был средний уровень образованности, так как ему снова удалось понять великана. Тот, вероятно, спрашивал: «Что вы хотите ему сказать?»

— Передайте ему, что дело срочное и касается Академии.

И человек протянул великану свою визитную карточку, которую держал наготове в кармане пальто. Великан забрал карточку и удалился в направлении крыльца, ведущего, по всей вероятности, к главному входу в дом. Аякс и Ахилл тотчас же возвратились и просунули сквозь решетку свои грозные пасти. Но на этот раз они не лаяли, а лишь молча разглядывали пришельца, однако по налитым кровью глазам можно было предположить, что они по кусочкам оценивали свой обед, от которого их отделяла эта решетка.

Посетитель, неприятно пораженный, отвернулся и заходил взад и вперед.

— Я знал, — сказал он громко, — что нужно проявить терпение, но не подозревал, что и смелости не мешает набраться.

Он взглянул на часы и продолжил свой монолог, как бы надеясь, что звуки слов помешают ему думать о трех чудовищах, охраняющих этот одинокий дом.

— Еще не поздно! — сказал он. — Тем лучше… Похоже, я могу прождать час, два, три часа, прежде чем он меня примет… Не любит он отвлекаться от своих опытов.., и порой он о вас забывает.. Все дозволено великому Лустало…

Эти несколько слов позволят нам оценить радостное удивление путешественника, когда он вдруг увидел, что к нему идет не исчезнувший великан, а сам великий Лустало..

Великий Лустало, честь и слава мировой науки, был невелик ростом — так, ниже среднего.

Известно было, что он, кроме своих трудов, был равнодушен ко всему и крайне рассеян; что он был среди людей как легкая, отдаленная тень, не ведающая никаких обстоятельств. Эти детали его портрета были известны всем, и уж по крайней мере о них должен был знать посетитель, поскольку он, уже будучи очень удивлен столь быстрым появлением мсье Лустало, всем своим видом показал настоящее изумление при виде коротышки великого ученого, устремившегося к решетке со всей скоростью своих ножек и приветствовавшего его словами:

— Это вы, мсье Гаспар Лалует?

— Да, мэтр.., это.., к вашим услугам… — пролепетал Гаспар Лалует, взмахнув широким жестом своей мягкой фетровой шляпой (наш эксперт-антиквар, он же торговец картинами, носил в особых случаях пальто с пелериной и мягкие фетровые шляпы, чтобы как можно больше походить на очень известных писателей, например лорда Байрона или Альфреда де Виньи и его сына Чаттертона, ибо любовь к литературе была для него превыше всего и к тому же — не следует об этом забывать — он был удостоен знака отличия самой Академией).

Маленькое розовое и улыбающееся личико великого Лустало появилось у решетки приблизительно на уровне устрашающих собачьих морд, как раз между ними. Вот это была картина!

— Значит, это вы проводили экспертизу шарманки? — спросил великий Лустало. Его маленькие глазки, обычно прикрытые, когда он окунался в какое-нибудь научное невообразимое мечтание, вдруг стали живыми и пронзительными. Он часто заморгал.

— Да, мэтр, это был я! — Новый взмах фетровой шляпой в холодном воздухе.

— Так входите… На улице холодно…

И великий Лустало, избавившись от всякой рассеянности, ловко отодвинул внутренние засовы на решетке.

«Входите!» Легко сказать… Для этого нужно дружить с Аяксом и Ахиллом. Как только решетка открылась, собаки тут же бросились вперед, и бедный Гаспар Лалует подумал, что пришел его конец, но мсье Лусало цокнул языком, и оба цербера замерли на месте.

— Не бойтесь моих собачек, они безобидны, как ягнята.

Действительно, Аякс и Ахилл уже валялись в снегу и лизали руки своему хозяину.

Мсье Гаспар Лалует героически вошел за решетку. Лустало, закрыв вход, пошел впереди. Собаки следовали за ними, и Лалует даже не осмеливался оглянуться из страха вызвать собак каким-нибудь неосторожным движением на непоправимую игру.

Лустало жил в большом красивом загородном доме, прочном и удобном, построенном из кирпича и камня. Вокруг дома во дворе и в саду виднелись небольшие строения, наверняка связанные с огромными трудами великого Лустало. Эти труды совершали переворот в химии, физике, медицине и вообще во всех ложных теориях, включенных вследствие рутинного невежества людей в основу того, что мы в своей гордости называем наукой.

Особенность великого Лустало заключалась в том, что он работал в одиночку. Очень недоверчивый по характеру, он не выносил никакого сотрудничества.

И жил в этом доме круглый год со своим слугой, единственным слугой — великаном Тоби. Это всем было известно. И никто не удивлялся. Гению требуется уединение.

Вслед за Лустало Гаспар Лалует прошел в узкий вестибюль с лестницей, ведущей на верхние этажи.

— Я проведу вас в салон, — сказал великий Лустало. — Там нам будет удобнее беседовать.

Он стал подниматься на второй этаж. Лалует последовал за ним, за Далуетом бежали собаки.

Дойдя до второго этажа, они стали подниматься на третий. И тут остановились, так как дальше пути не было. Салон великого Лустало находился под самой крышей. Он открыл дверь. Это оказалась совершенно пустая комната с голыми стенами. Из мебели там стояли лишь круглый столик на одной ножке и три плетеных стула. Лустало и Лалует вошли в салон, за ними последовали собаки.

— Немного высоко, — заметил великий Лустало, — но по крайней мере посетители, а, знаете, есть среди них и такие, что очень шумят и везде держатся как у себя дома, ходят туда-сюда, так вот, я прошу их подождать здесь на чердаке, пока сам работаю у себя в подвале. Садитесь же, дорогой мсье Лалует. Я не знаю, что вас привело, но был бы весьма рад доставить вам удовольствие. Из газет мне стало известно.

— Я, дорогой мэтр, никогда их не читаю, но мадам Лалует иногда читает их мне. Таким образом, я не теряю времени и в то же время пребываю в курсе всего. больше он не успел ничего сказать. Столь приятное до этого момента поведение великого Лустало вдруг стало тревожным. Его живая фигурка вдруг застыла на стуле, как восковая кукла, а бегавшие глазки внезапно уставились в одну точку, словно он вслушивался, не донесется ли какой-нибудь звук.

В это же время оба пса, находившиеся по обе стороны от мсье Гаспара Лалуета, медленно разевая свои огромные пасти, начали печально завывать. Так воют собаки по покойнику.

Пораженный мсье Лалует, хоть и был не робкого десятка, в испуге встал. Лустало, по-прежнему неподвижно сидевший на стуле, все прислушивался. Наконец он словно вернулся издалека и с проворностью заведенной механической игрушки бросился к собакам, принявшись молотить по ним своими маленькими кулачками, пока они не замолчали.

Затем, повернувшись к Лалуету, он снова усадил его и довольно резким тоном сказал:

— Давайте! Выкладывайте! У меня нет времени на вас! Говорите! История с Академией очень печальна… эти три смерти… такие странные смерти… Но я-то здесь при чем? Остается надеяться, что эта больше не повторится! А то к чему мы придем, к чему же мы придем, как выражается милейший мсье Патар! Никакой теорией вероятности не объяснить четвертую естественную смерть… Конечно, если бы Французская академия, членом которой мне выпала честь быть.., если бы она существовала уже десять тысяч лет и еще.., подобная вещь за десять тысяч лет! Нет! Кончено… Три — этого уже более чем достаточно! Можно быть уверенным, что больше ничего не случится! Но говорите же, мсье Лалует. Я вас слушаю! Итак, вы провели экспертизу той шарманки? И вы сказали я в газетах читал.., вы сказали: «Гм! Гм!» В сущности, что вы об этом думаете? — И добавил смягчившимся, почти ребяческим тоном: — Любопытная эта история о музыке-убийце. Не правда ли? — осмелился наконец вставить мсье Гаспар Лалует, который, всецело отдавшись занимавшей его теме, уже не думал больше о псах, не спускавших, однако, с него глаз. — Не правда ли? Так вот, дорогой мэтр, именно по этому поводу я и пришел к вам.., по этому поводу, и в связи с секретом Тота, раз уж вы читаете газеты.

— О! Я лишь иногда просматриваю их, мсье Лалует. У меня нет мадам Лалует, которая читала бы мне газеты, и время очень ограниченно поэтому я совершенно ничего не знаю о вашем секрете Тота!

— О! Это, увы, не мой секрет! Иначе я, пожалуй, был бы властелином мира… Но в чем он состоит, я могу вам рассказать в самых общих чертах.

— Извините, мсье, извините, не будем отвлекаться! Есть ли какая-то связь между музыкой-убийцей и секретом Тота?

— Несомненно, дорогой мэтр, иначе я бы и не заикнулся об этом…

— Так что же вам в конце концов надо? С какой целью вы сюда пришли?

— Чтобы спросить у вас как у величайшего из ученых, может ли один человек, знающий секрет Тота, убить другого средствами либо способами, не известными остальным людям? Я, Гаспар Лалует, хочу знать, поскольку волею обстоятельств мне пришлось в качестве эксперта высказать свое мнение по поводу всей этой мрачной истории, и, повторяю, хочу знать (и это единственное, что меня привело к вам), могло ли так случиться, что Мартен Латуш был убит? Могли ли убить Максима д'Ольнэ? Могли бы убить Жеана Мортимара?

Лалует не успел еще до конца сформулировать свои три вопроса, как Аякс и Ахилл вновь раскрыли свои страшные пасти, исторгнув еще более жалобный вой. А перед ним снова сидел коротышка великий Лустало с застывшими глазами, будто ждал, не донесется ли до них какой-нибудь звук. Коротышка великий Лустало был абсолютно бледен.

Однако на этот раз он не пытался заставить молчать своих псов, и вдруг Гаспару Лалуету показалось, что до них донеслось и другое завывание, еще страшнее, еще жалобнее, как будто кричал человек. Но это, по всей вероятности, ему только показалось, так как собаки наконец замолчали, а вместе с их воем прекратились и те почудившиеся ему крики.

Тут Лустало, глаза которого вновь заморгали и ожили, чуть откашлявшись, сказал:

— Разумеется, их никто не убивал. Это просто невозможно.

— Правда? Это невозможно! — воскликнул Лалует. — И тут нет никакого секрета Тота?!

Лустало почесал кончик носа.

— Гм! Гм! — произнес он.

У него опять появился рассеянный, отсутствующий взгляд. Мсье Лалует продолжал говорить, но было совершенно очевидно, что Лустало его больше не слушал.., даже не видел.., забыл о его присутствии… Лустало настолько забыл о том, что Лалует все еще находился здесь, что спокойно ушел, не сказав на прощание своему гостю ни слова. Он запер Гаспара Лалуета, оставив его в компании своих псов. Мсье Лалует двинулся было к выходу, но между ним и дверью оказались Аякс и Ахилл, бесцеремонно воспротивившиеся его уходу.

Ничего не понимая, в ужасе бедняга попытался позвать на помощь хоть кого-нибудь. Но тут же осекся, так как при звуках его голоса псы продемонстрировали свои ужасные клыки.

Он отступил и, подойдя к окну, открыл его, рассуждая так: «Если я увижу внизу великана, подам ему знак, ведь наверняка великий Лустало позабыл о том, что я здесь с его псами».

Но он никого не увидел. Внизу расстилалась снежная пустыня, ни души не было во дворе, пустая деревня… Темнота же наступала очень быстро, как обычно зимой.

Он обернулся. По нему, несмотря на холод, струился пот. Тысяча мрачных предчувствий охватила его. У него мелькнула смелая мысль подойти и приласкать собак. Но они вновь раскрыли пасти…

И вдруг, до того еще как они начали выть, Гаспар Лалует услышал иной вой, человеческий. О! Конечно же, человеческий, до безумия человеческий, леденящий душу вой заполнил все вокруг. Мсье Лалует бросился к окну, глянул вниз.., и увидел простирающееся белоснежное пространство, где эхом отдавался страшный крик, к которому прибавился возобновившийся собачий вой. Гаспар Лалует в изнеможении рухнул на стул, заткнув уши руками. Он не хотел ничего слышать и вдобавок, чтобы не видеть эти разинутые пасти, закрыл глаза.

Он открыл их лишь при звуках отворяемой двери. Это был мсье Лустало. Собаки смолкли… Наступила тишина. Теперь это был самый молчаливый дом в мире. Великий Лустало любезно извинился:

— Прошу прощения за то, что покинул вас на минуту… Знаете, когда проводишь опыты… Но вы ведь были не одни, — добавил он, странно ухмыляясь. — Аякс и Ахилл, как вижу, составили вам компанию… О, это настоящие комнатные собачки.

— Дорогой мэтр, — ответил слегка прерывающимся голосом Лалует, который при виде столь любезно, столь непринужденно державшегося Лустало, немного пришел в — себя, — дорогой мэтр.., только что я слышал ужасный крик.

— Не может быть! — удивился Лустало. — Здесь?

— Здесь.

— Но здесь никого, кроме старины Тоби и меня, нет. А Тоби я только что видел.

— Тогда это, наверное, там, в окрестностях.

— Наверное… Наверное, это какой-нибудь браконьер с Марны.., какая-нибудь ссора с егерем… Но вы, кажется, очень взволнованны… Полноте, мсье Лалует, это какие-нибудь пустяки.., успокойтесь, подождите, я сейчас закрою окно.., вот так… Мы у себя дома.., давайте поговорим как разумные люди… Ну не странно ли с вашей стороны приехать сюда, чтобы спросить именно меня, что я думаю о секрете Тота и о музыке-убийце? То, что произошло в Академии, дело необычное, но следует ли его преувеличивать всеми этими глупостями об их Элифасе, об их Тайбуре, не знаю о ком еще, как говорит милейший мсье Патар. Да, кстати, он, говорят, болен, бедняга Патар?

— Мсье, это Рэймон де ля Бэйссьер посоветовал мне обратиться к вам.

— Рэймон де ля Бэйссьер! Этот безумец! Друг этой Битини! Пневматик! Он вертит там столы! И его называют ученым! Он сам должен знать, что такое секрет Тота. А не посылать вас ко мне!

— Вот именно! Я и отправился к нему, потому что в течение нескольких дней все только и говорят о секрете Тота, а в чем он — не знают. Надо вам сказать, что Эли-фас, над которым сначала потешались, воспринимается теперь как что-то ужасное: у него дома, в лаборатории, на улице Юшет, устроили обыск и нашли какие-то тайны, угрожающие человечеству. Там что-то говорится о физических и химических свойствах, способных на расстоянии отправить человека в иной мир.

— Для этого, — ухмыльнулся великий Лустало, — имеется просто-напросто формула пороха.

— Да, она-то известна. Но существует другая формула, о которой, похоже, известно далеко не всем, как раз она и представляет наибольшую опасность. Это то, что называют секретом Тота. Похоже, эта таинственная формула Тота воспроизведена на всех стенах лаборатории на улице Юшет… Под давлением общественного мнений полиция, журналисты, да и я сам — нам пришлось обратиться с вопросом к мсье Рэймону де ля Бэйссьеру, одному из наиболее, блестящих наших египтологов: что представляет собой секрет Тота? Он ответил так: «Секрет Тота заключается в следующей фразе: „Если я пожелаю, ты умрешь через нос, глаза, рот и уши, ибо я властелин воздуха, света и звука“».

— Занятный тип — этот старик Тот, великолепный тип! — то ли шутя, то ли всерьез заметил великий Лустало.

— Если верить мсье Рэймону де ля Бэйссьеру, — продолжал Лалует, — в Тоте надо видеть создателя магии. Он был как греческий Гермес, только намного могущественнее. Формулу впервые обнаружили в Саккаре. Она была нанесена на стены усыпальницы пирамид фараонов V и VI династий — это самые древние из известных нам текстов, — и эта великолепная формула была окружена другими, уберегающими от укусов змей, жала скорпионов и вообще от нападения всех завораживающих животных.

— Дорогой Лалует, — вставил великий Лустало, — вы говорите как по писаному. Слушать вас — одно удовольствие.

— Дорогой мэтр, природа наделила меня великолепной памятью, но я вовсе этим не кичусь. Я, самый невежественный из людей, приехал покорнейше просить вас сказать, что вы думаете о секрете Тота. Мсье Рэймон де ля Бэйссьер не скрывал, что текст знаменитого секрета, написанный в усыпальницах, сопровождается таинственными знаками типа алгебраических или химических формул, над которыми тщетно бились целые поколения египтян. И еще он сказал, что знаки эти, дающие могущество, о котором говорил Тот, расшифрованы Элифасом де ля Ноксом. Элифас сам неоднократно говорил об этом, и в его бумагах во время обыска на улице Юшет была обнаружена рукопись, озаглавленная «Силы прошлого — силам будущего». Эта рукопись заставляет поверить в то, что Элифас действительно проник в опасную мысль ученых того времени. Вы, конечно, знаете, дорогой мэтр, что именно жрецы древнего Египта впервые открыли электричество?

— Отлично, Лалует, — ухмыльнулся Лустало, скрючившись наподобие обезьяны и обхватив своими ручками ступни ног. Ну продолжай же… Это забавно. Ты меня веселишь.

У мсье Гаспара Лалуета от такой вульгарной фамильярности перехватило дыхание, но, подумав, он решил, что гении не умеют действовать в рамках приличий, рассчитанных на обычных людей, и продолжил, как бы ничего не заметив:

— Этот мсье Рэймон де ля Бэйссьер весьма категоричен в своих суждениях. Он даже добавил: «Они вполне могли знать и о неизмеримых силах, способных дематериализовать материю, которые мы только открываем для себя, и, может быть, они даже измерили эти силы, что позволило им делать много вещей».

Великий Лустало опустил свои ножки, распрямился, как струна, почесал кончик носа и произнес пророческим тоном странные слова:

— Тоже мне шут гороховый!

Не моргнув глазом мсье Лалует поинтересовался:

— Все это кажется вам достаточно смешным, дорогой мэтр?

— Да, конечно, дурак!

— Я вовсе не сержусь на вас, — сказал мсье Лалует, любезно улыбнувшись дорогому мэтру, — за то, что вы говорите в таком тоне. Представьте себе, что и я, подобно другим, позволил увлечь себя. Поскольку вы ведь знаете, что произошло. Как только стал известен текст секрета Тота: «Если я пожелаю, ты умрешь через нос, глаза, рот и уши, ибо я властелин воздуха, света и звука», тут же объявились люди, готовые все объяснить.

— Да?!

— Исходя из того что благодаря секрету Тота Элифас стал властелином звука, они тут же вспомнили слова Бабетты о мелодии-убийце. Они стали утверждать, что Элифас (или шарманщик вставил в механизм шарманки что-то такое, что убивает при звуках песни и что, возможно, было запрятано в какую-нибудь коробочку, которую потом из шарманки вытащили. Вот поэтому я и попросил разрешения осмотреть шарманку.

— Значит, эта история вас здорово заинтересовала, мсье Лалует? — спросил ученый таким свирепым тоном, что бедняга Лалует, хоть и был не из пугливых, пришел в смущение.

— Она заинтересовала меня не более других, — ответил он в замешательстве, — просто, знаете, я тоже когда-то продавал шарманки.., старые шарманки.., и захотелось посмотреть…

— И что же вы увидели?

— Послушайте, мэтр.., я ничего не нашел внутри шарманки, но обнаружил сбоку на ней какую-то штуку… Вот она…

Мсье Лалует вытащил из кармана своего жилета длинную трубку с конусом на конце, немного напоминавшую мундштук духового инструмента.

Великий Лустало взял трубку, осмотрел ее и вернул мсье Лалуету.

— Это мундштук от какой-нибудь трубы…

— Я тоже так думаю. Однако представьте себе, дорогой мэтр, что этот мундштук входит в отверстие, которое я обнаружил в шарманке, но я никогда не видел подобных мундштуков в шарманках. Извините, но, преследуемый всякими глупостями, которые отовсюду слышал, я сказал себе: «Может быть, это тот самый мундштук, который должен был направлять в нужном направлении убивающий звук».

— Да! Так вот, дорогой антиквар Лалует, с меня хватит! Вы так же глупы, как и остальные! И что же вы собираетесь делать с этим мундштуком?

— Дорогой мэтр, — пролепетал Лалует, утирая пот с лица, — я ничего больше не стану делать и не буду больше заниматься этой шарманкой, если такой человек, как вы, скажет мне, что секрет Тота…

— …Это секрет дураков! Прощайте, мсье Лалует, прощайте! Аякс! Ахилл! Дайте пройти мсье.

Однако Лалует, получивший наконец свободу и возможность выйти, не воспользовался этим.

— Еще одно слово, дорогой мэтр, и вы даже не подозреваете, как облегчите мою душу, но я позволю себе сказать вам об этом позже.

— Что? — встрепенулся Лустало, остановившись на лестнице.

— Дело вот в чем. Те, кто говорит, что Элифас смог убить Мартена Латуша своей мелодией-убийцей, утверждают также, ссылаясь все на тот же секрет Тота, по которому существует смертоносная сила света, что Максим д'Ольнэ был убит лучами.

— Лучами? Нет, вас решительно надо запереть от людей. Почему лучами?

— Говорят, ему как будто бы направили в глаза с помощью специального приспособления предварительно отравленные лучи и он будто бы от них умер. Утверждают также, что какой-то луч поразил Максима д'Ольнэ в тот момент, когда он читал свою речь, и что мсье д'Ольнэ перед тем, как рухнуть наземь, сделал рукой движение, как бы отгоняя от лица муху или пытаясь защитить глаза от какой-то неожиданно ослепившей его вспышки.

— Ах! Это.., это направили!.. Оп! Прямо в глаз!

— И наконец, секрет Тота позволяет убить через рот или через нос. Эти безумцы, так как трудно подобрать им другое имя, так вот, эти безумцы, дорогой мэтр, избрали для Жеана Мортимара смерть через нос!

— Они не могли сделать лучше, мсье, — заявил великий Лустало, — для поэта трагических ароматов. — Да, «иногда ароматы бывают более трагическими, чем это кажется».

— Гортензия!

— Смейтесь, смейтесь, дорогой мэтр. Но я хочу, чтобы вы посмеялись до конца. Эти господа утверждают, что то первое письмо, принесенное Жеану Мортимару, с жуткой строкой насчет ароматов, было написано рукой самого Элифаса, в то время как второе — это всего лишь злая шутка какого-то весельчака. В своем письме Элифас спрятал некий сильный яд, что-то вроде яда Борджиа, о котором вы наверняка слышали.

— Как же, как же!

Можно было предположить, что столь пренебрежительная форма, в которой великий Лустало считал нужным отвечать на столь серьезные вопросы мсье Гаспара Лалуета, приведет к тому, что у эксперта-антиквара и торговца картинами лопнет терпение и иссякнет вежливость. Однако, наоборот, получилось так, что, не сдерживая себя больше от радости, мсье Лалует кинулся обнимать великого Лустало. Он осыпал его поцелуями, в то время как великий человечек, пытаясь освободиться, в бешенстве сучил своими маленькими ножками.

— Отпустите меня! — кричал он. — Отпустите меня, или я прикажу собакам разорвать вас.

Но, по счастливой случайности, собак здесь больше не было, и мсье Лалует, похоже, пребывал на вершине блаженства.

— Ах! Какое облегчение! — воскликнул он. — Как хорошо! Как вы добры! Какой вы великий! Какой гений!

— Вы сумасшедший! — сказал, высвобождаясь наконец, разгневанный Лустало, не понимая, что с ним происходит.

— Нет! Это они сумасшедшие! Повторите мне это, дорогой мэтр, и я уйду.

— Конечно! Они все сумасшедшие!

— Я запомню это: все сумасшедшие. Все сумасшедшие! И оба принялись повторять: «Все сумасшедшие! Все сумасшедшие!»

Теперь они смеялись как лучшие друзья. Наконец мсье Лалует откланялся. Лустало любезно проводил его вплоть до решетки входной двери и там, заметив, что на улице совсем темно, сказал:

— Подождите! Я немного провожу вас с фонарем до дороги, а то еще свалитесь в Марну.

Он ушел, но тут же вернулся с фонариком, болтавшимся где-то на уровне его коленей.

— Идемте! — позвал он. И сам открыл, а потом тщательно закрыл решетку.

Великана Тоби не было видно. Мсье Лалует подумал: «И что это мне рассказывали, будто он очень рассеянный человек. Напротив, он все предусмотрел».

Так они шли около десяти минут и наконец добрались до Марны, где мсье Лалует отыскал нужную тропинку. Здесь мсье Лалует, которому не была чужда некоторая напыщенность в разговоре, расставаясь с великим Лустало и еще раз извинившись за беспокойство, причиненное ему, счел нужным сказать:

— Решительно, дорогой мэтр, наш великий Париж пал очень низко. Вот случились три смерти, самые естественные из всех смертей. Вместо того чтобы объяснить их, как это сделали мы с вами, только с помощью просвещенного разума, Париж предпочитает верить шарлатанам, которые приписывают себе могущество столь бессовестно, что заставляют краснеть богов. — Как же! Как же! — заключил великий Лустало и тут же зашагал назад, оставив в полной растерянности мсье Лалуета на берегу реки, в кромешной темноте.

Вдалеке плясал огонек фонаря, затем исчез и он. И вдруг откуда-то издалека раздался дикий вопль, смертельный крик, человеческий вой, к которому тут же присоединился отчаянный, протяжный вой псов. Мсье Лалуету, который вначале задыхался от страха, при звуках этого страшного крика остановился, рычание собак послышалось где-то совсем рядом, и он в ужасе побежал дальше.