Разделавшись с ногой, медведь тщательно вылизал лапы и проверил — не упал ли какой кусочек на землю. Я уже даже подумал: не сгонять ли за второй свиной ногой, которую я решил оставить для дома.
Но медведь вздохнул и сказал:
— Когда будешь наполнять ёмкость своей кровью, то пусти в неё свою ци. А потом, когда барьер установится, на воротах напиши вот такой узор. И пусть его вырежут, чтобы случайно не затёрся. И тогда свободный вход будет только через ворота. И чтобы закрыть полог полностью достаточно будет задвинуть засов. На засове должен быть вырезан вот такой узор…
И медведь нарисовал на земле что-то среднее между паутиной и геометрической конструкцией.
— Хорошо, — сказал я, тщательно запоминая оба узора. — А если нужно будет перенести забор, как тогда быть с барьером?
— Барьер будет идти по замкнутому контуру, — ответил медведь и добавил: — Правда в этом заключается и слабое место. Стоит разрушить забор, и защитный полог в этом месте ослабнет.
Я сразу вспомнил слова медведя о том, что он может преодолеть любой барьер, только для этого нужны силы и время.
Что ж, слабое место есть хоть где. И хорошо, что я про слабое место в защите тут, на заводе, буду знать. Предупреждён, значит, вооружён.
И тут важно сделать так, чтобы об этом слабом звене не знал больше никто. Ну разве что хранитель — он-то точно не предаст. Зато проследит, чтобы забор оставался целостным и крепким.
Что ж, дополнительный повод познакомиться с местным хранителем.
По-хорошему давно пора.
Но это всё потом, когда закончим с медведем.
— Ты мне посоветуешь что-нибудь перед академией? — спросил я многоуровневого демонического зверя.
— Ты сейчас достаточно силён, — ответил медведь. — Но я хочу, чтобы ты понимал, в действительности большая сила не даст тебе большого преимущества.
— Как это? — не понял я.
— В этой академии студенты очень непростые! Их семьи культивируют в течение многих сотен лет — из поколения в поколение. У каждой есть секретные техники. К тому же, каким бы ты сильным ни был, но эти студенты, объединившись, станут сильнее тебя.
— Значит, нужно сделать так, чтобы не объединялись? — предположил я. — Ну или разделываться с ними по одному.
— Как вариант. Слишком упрямых легко сломать, слишком гордых легко убить, — согласился со мной медведь. — Но это может оказаться выгодно прямо сейчас, но быть проигрышной стратегией в перспективе.
— Не предлагаешь же ты мне прогнуться под них? — с вызовом спросил я.
— Нет, конечно, — фыркнул медведь. — Так ты точно не добьёшься никаких успехов, потому что эти князья и графья вместе с царевичами не дадут тебе развиваться. К тому же огромная сила бесполезна в руках труса.
— И что тогда? — спросил я, не понимая, к каким мыслям подталкивает меня медведь.
А он явно к чему-то меня подводил.
— Есть несколько вариантов, — сказал медведь. — Первый: тебе недостаточно стать сильнее. Тебе нужно стать недосягаемо сильным. Хочешь жить спокойно в этом мире, нужно иметь огромную силу в качестве щита. Это трудно. Если сможешь, то отлично. Не сможешь, тебя постоянно будут пробовать на зуб. Покуда ты слаб, неважно, куда ты пойдёшь, всюду столкнёшься с насмешками и пренебрежением.
— Думаю, меня в любом случае будут пробовать на зуб, — ответил я. — Но я постараюсь, чтобы зубы об меня пообломали.
Медведь кивнул.
— А какие ещё есть варианты? — спросил я.
— Стать другом кому-то из сильных соперников. Точнее, чтобы он стал другом тебе.
— Понял, — согласился я. — Но тут по заказу не сделаешь. Вряд ли кто-то с порога захочет со мной дружбы. Где я по социальному положению, и где они.
— Так и есть, — согласился медведь. — Тут нужна удача. Точно так же удача нужна и в третьем варианте.
— Что за вариант? — поинтересовался я.
— Артефакты, — коротко ответил медведь.
— Артефакты? — переспросил я.
— Да, — сказал медведь. — артефакты. Ты можешь развивать свою силу, а можешь улучшать свои артефакты. Лучше, конечно, и то, и то, но… В общем, в академии отличившихся студентов допускают в сокровищницу. Там много разных артефактов. Если у тебя такой шанс появится, то выбирай те, которые будут усиливать или дополнять твою магию. И отдавай предпочтение тем артефактам, которые можно развивать.
— Понял! — сказал я и поблагодарил: — Учитель, спасибо за науку.
— И ещё парочку советов на прощанье, — сказал медведь. — Помни, всегда есть гора выше той, с которой ты столкнулся сегодня. И трава зеленеет лишь за пределами двора.
— Хорошо, учитель, — поклонился я.
— А теперь иди, — сказал медведь.
Он был совсем уставшим.
— Могу ли я что-то сделать для тебя? — спросил я. — Может, мяса принести?
— Да, распорядись, пусть принесут косулю и оставят на развилке. Сюда идти не нужно.
Когда медведь говорил эти слова, вперёд шагнула его марионетка — княжна Тараканова.
Я понял намёк, и больше не стал задавать вопросов. А поклонившись, вышел.
Я уже привык возвращаться из пещеры в темноте, и сейчас с факелом было как-то немного непривычно.
И вообще было ощущение, что закрывается какая-то страница моей жизни.
Было немного грустно, но я понимал, что должно быть движение вперёд, нельзя всё время оставаться на месте — так не будет развития. А в моём положении постоянное движение, постоянное развитие означает жизнь.
Вот с такими мыслями я и вышел на свет божий.
У входа в рудник меня ожидали Мо Сянь с Глашкой и несколько мужиков.
Когда я вышел, они некоторое время с опаской смотрели на меня. Из чего я понял, что они уже встречались с княжной Таракановой. Что ж, я им сочувствую. Мне и то от неё было не по себе.
То, что мужики ждали меня, мне было на руку. Я сразу же попросил, чтобы медведю отнесли косулю.
В глазах мужиков вспыхнул первобытный ужас. Но когда я сказал, что нужно донести только до развилки и там оставить, то увидел некоторое облегчение.
Решив вопрос с мясом для медведя, я отправился в контору к Добрыне Всеславовичу.
— Как дела? — спросил он меня с порога.
— Мне нужен хранитель, — сразу же заявил я.
— О как! — разулыбался Добрыня Всеславович. — Прямо так сразу?
— Да, — подтвердил я. — Нужно обсудить с ним защиту территории.
— Можете обсудить со мной, — серьёзно ответил Добрыня Всеславович. — Я и есть хранитель этой территории.
Не сказать, чтобы я очень удивился, хотя и было это несколько неожиданно. С другой стороны, чего удивляться? Если так рассудить, то и некому больше. Добрыня Всеславович также как и дед Радим был центром своей территории, в том смысле, что всё было завязано на него.
Так что я быстро справился с эмоциями и сказал:
— Я сейчас обновлю защитный барьер. Сделаю его непроницаемым для людей и крупных животных. Потом нанесу рисунок на ворота и на перекладину…
В общем, повторил всё, о чём мне рассказал медведь.
Добрыня Всеславович слушал внимательно и не перебивал.
Естественно, я рассказал и про забор — про то, что он может стать в защите слабым звеном.
И снова Добрыня Всеславович отнёсся к моим словам внимательно.
— Значит, сначала будем ставить новый забор, а потом разбирать старый, — сказал он.
— И нужно будет пройти проверить старый, если есть где дыры, залатать их, — сказал я.
— Да, Владимир Дмитриевич, так и сделаем. Завтра же с утра отправлю мужиков. Сегодня-то уже скоро стемнеет.
— Хорошо, — согласился я. — Тогда нам нужно поспешить.
Добрыня Всеславович выдвинул ящик стола и достал флакончик с моей кровью.
Вспомнив, как делал дед Радим, я отлил большую часть крови, оставив на донышке. А потом разрезал руку и, пустив золотую ци, наполнил флакон.
Добрыня Всеславович вернул флакон на место. И едва купол развернулся заново, Добрыня Всеславович многозначительно поднял бровь.
— Не слабо! — прокомментировал он. — Когда вы в первый раз пришли на завод, я и не думал, что так быстро вырастете. Вот ведь только в первый раз защитный барьер ставили…
Мне было приятно от его немудрёной похвалы. Но поставить барьер — это полдела. Ещё нужно было нарисовать рисунки на воротинах и на запорной перекладине.
Поэтому мы с Добрыней Всеславовичем поспешили к воротам.
Рисовать рисунки я решил гвоздём. Нацарапаю, а мужики потом углубят бороздки.
Но как же неудобно было держать гвоздь в руке.
К тому же я понимал, что узор очень важный, тут ошибиться нельзя.
Эх, если бы у меня была возможность потренироваться на бумаге! Но времени на это не было совсем — день клонился к вечеру. Скоро не будет видно. А рисовать сложный узор при факеле не лучший вариант.
В первый момент я хотел нарисовать нужный узор прямо на уровне глаз в легко доступном месте, но потом увидел, что древесина в этом месте аж лоснится — так затёрто ладонями. Значит и сам узор затрётся. Плюс телегой какой зацепят и порушат узор.
Так что я, чертыхаясь, полез наверх — туда, где цепляться за воротину очень неудобно.
Раз неудобно мне, значит и остальным. А значит, узор целее будет.
С горем пополам нацарапал на одной воротине. Потом нацарапал на другой.
На запорной перекладине было рисовать проще всего.
В общем, провозился я до темноты.
Добрыня Всеславович принял работу и пообещал утром поставить резчика, чтобы вырезал нацарапанный мной узор. И подумав немного, добавил:
— Ещё и сверху знак рода начертаем! Просится он тут!
Я вспомнил, как дед Радим что-то делал с защитным барьером, что он потом стал пропускать своих, и кивнул:
— Я не против, делайте, как знаете.
В общем-то все дела на заводе были сделаны, все слова сказаны.
Хотя нет, не все.
— Добрыня Всеславович, — потихоньку сказал я, когда мужики пошли за Кузьмой и рядом с нами никого не осталось. — Медведь скоро уйдёт. Договор подходит к концу. Когда соберётся уходить, не препятствуйте.
Добрыня Всеславович только спросил:
— Свою марионетку заберёт с собой?
— Да, — ответил я.
— Я понял, — сказал Добрыня Всеславович. — Будем побыстрее перестраивать корпуса.
— Думаю, дня через два к вам приедет либо Тихон, либо сам Егор Казимирович.
— Вы не волнуйтесь, Владимир Дмитриевич. — успокоил меня Добрыня Всеславович. — Всё будет хорошо. Езжайте спокойно в академию, учитесь, вступайте в наследство и возвращайтесь. А мы тем временем начнём работать, чтобы к вашему возвращению уже первые автомобили были готовы.
— Спасибо вам большое! — поблагодарил я управляющего.
Опираясь на мужиков, подошёл Кузьма. Он уже выглядел получше, но всё равно ещё был бледен.
— Ты как? — спросил я у него. — Можешь управлять?
— А чего ж не смогу? Смогу! — ответил Кузьма.
Но я на всякий случай решил ехать рядом с ним на козлах. Мало ли — поддержать придётся.
— Ну что, Мо Сянь, — сказал я китайцу. — Прощайся с Глафирой и поехали.
Китаец потрепал демоническую волчицу за ушами, и она убежала вглубь территории. Возможно, отправилась к Стёпке, а может по каким другим волчьим делам.
Я быстро попрощался с управляющим и по совместительству хранителем, помахал мужикам и сел в сани рядом с Кузьмой.
Он не протестовал. Да и чего протестовать? Всё равно же не уйду.
Подождали, пока Мо Сянь укутается тулупом, и покатили домой. Нужно ещё с парнями сегодня поработать успеть перед сном. Как-то они там сегодня без меня?
Эх, знал бы я, какие сюрпризы меня ожидают дома…