Наконец, Тихон убрал сковороду с огня. И с блаженной улыбкой наложил немного жаркого в миску. А потом приоткрыл входные двери и крикнул:
— Егорка, зови людей есть! Мясо готово!
— Сейчас, заканчиваем! — отозвался Кузьма.
Пока мужики заканчивали разделку последней свиной туши, Тихон взял миску и прошёл за занавеску.
Я убрал красный барьер, и Тихон присел на край кровати.
— Матушка, — сказал он. — Я принёс мяса.
Матушка Тихона открыла глаза и улыбнулась сыну.
Он помог ей приподняться, подложил подушку под спину и протянул на ложке первый кусок мяса.
Женщина сняла мясо с ложки губами и с аппетитом начала жевать.
На её лице было нескончаемое удовольствие.
Не успев как следует прожевать, она снова потянулась к ложке.
— Матушка, не торопитесь! Мяса достаточно! Если нужно, ещё принесу, — сказал Тихон.
Он протягивал матери куски жаренного мяса, а по его щекам текли слёзы.
И вдруг она подняла руку и вытерла слёзы со щеки сына.
После этого Тихон и вовсе разрыдался.
Я не говорил ничего. Я понимал, что это не слабость. Это многолетняя боль, заледеневшая от безысходности, наконец согрелась в ароматах свеженины и начала таять, покидая душу Тихона вместе со слезами.
Видимо, мама Тихона и Егорки давно уже не проявляла интереса к жизни. А тут просто жаренное мясо…
И дело даже не в том, что именно мясо, как еда. А скорее, как надежда, как символ, что теперь всё будет хорошо!
Я в этот момент чувствовал свою ответственность, чувствовал, что должен постараться, чтобы эти люди жили нормально.
Вошли мужики и сразу же направились к умывальнику.
— Что, готова свежанинка? — со смехом спросил Богдан.
Тихон украдкой вытер слёзы и ответил с улыбкой:
— На всех хватит!
— Это хорошо! — сказал Кузьма. — А то я что-то на морозе проголодался!
Как-то в доме у Тихона он чувствовал себя увереннее, чем когда я звал его есть вместе со всеми у меня дома.
Возможно, это потому, что Тихон такой же работник, как и Кузьма.
Понятно, что у них разные обязанности, но тем не менее.
Умывшись, все сели за стол.
Хоть все и были возбуждены, но вели себя сдержанно. И когда Тихон поставил на середину стола сковороду, не спешили запускать в неё ложки.
Они молча ждали чего-то.
Я не сразу понял, что меня. Точнее, я, как старший, пусть не по возрасту, но по положению, должен был что-то сказать.
Ну я и сказал:
— Пусть семья Молчановых процветает и пусть все будут здоровы!
— Во славу Рода! — ответил Тихон.
— Во славу Рода, — поддержали его остальные.
Ну и я не стал тянуть, первым зачерпнул из сковороды.
И сразу же к мясу потянулись остальные ложки.
Ели с достоинством. Без жадности. Не спеша, но и не медля.
Мясо было вкусное. И не только потому, что это была молодая свинка и парное мясо. Но и потому, что это мясо имело вкус победы.
Да-да! Это была первая победа.
И по большому счёту объявление войны.
Более того, это был первый трофей.
А что с поля боя взято, то свято!
Вот с таким настроением мы дружно умяли молодую свининку, точнее, только малую её часть — то, что пожарили. Остальное мясо висело в холодной кладовке.
Когда были выскребены остатки лука и топлёного свиного же жира, я, отложив ложку, сказал:
— Барьер установлен, приставами засвидетельствован. Я пока не могу сделать его полностью непроницаемым, но я завтра вернусь и попробую снова.
Мужики слушали внимательно.
По лицу Тихона промелькнула тень, но он ничего не сказал. Он понимал, что я делаю всё, что могу.
А я продолжил:
— Богдан, Вадим, оставайтесь здесь. Защитите если что.
Парни согласно кивнули.
Я повернулся к Мо Сяню.
— Мы сможем оставить тут Умку и Шилань, чтобы они охраняли?
Мо Сянь склонил голову, обозначая поклон, и ответил:
— Да, молодой господин.
— Отлично! — обрадовался я.
— А как же вы? — спросил у меня Тихон. — Вдруг на вас опять нападут?
Я пожал плечами.
— На меня нападут или нет, ещё неизвестно. А тут ваш дядя Прохор наверняка попытается. Ну и потом, мы с Мо Сянем тоже не детки малые, оружие в руках держать умеем. Так ведь, Мо Сянь?
Китаец снова обозначил поклон:
— Да, молодой господин.
Вот интересно, как он умеет кланяться даже сидя! И при этом сохраняет достоинство.
— На том и порешим! — подвёл я итог. — И пожалуй, поедем. А то дел сегодня ещё много. Да и вам есть чем заняться.
— Это точно, — улыбнулся Тихон. — Но заботы приятные.
— И вот ещё что, — сказал я Тихону напоследок. — Красный кристалл я оставлю. Пусть полечит вашу матушку. Но если увидишь, что ей стало хуже, просто убери кристалл от неё.
— Хорошо, — согласился Тихон.
С этим мы встали из-за стола.
— Что, Кузьма, иди готовь сани, — сказал я конюху.
— Слушаюсь, ваше благородие, — отозвался Кузьма и поспешил на улицу.
Мы тоже вышли во двор и остановились на крыльце.
Я повернулся к Богдану и Владу и сказал негромко:
— Думаю, сосед ждёт, когда я уеду. И обязательно нападёт.
— Тоже так думаем, — ответил Богдан. — Мы уже обсуждали это.
— Эх, было бы побольше бойцов! — с сожаленьем произнёс я, жалея, что ограничился только двумя бойцами, нужно было просить у деда Радима хотя бы человек пять, а лучше десять.
В конце концов, я должен был предвидеть, что всё сложится именно так.
— Побольше разместить негде, — резонно заметил Влад. И добавил: — Да вы не переживайте, барин! С вашими волками нам сам чёрт не страшен! Они предупредят, ну а мы спуску не дадим!
— Надеюсь на вас! — сказал я.
Тем временем Кузьма подал сани, и мы с Мо Сянем сели, укутавшись в тулупы.
— Куда едем, барин? — спросил Кузьма.
— Домой! — приказал я, и Кузьма стегнул лошадей.
Тревога не отпускала меня всю дорогу. Я понимал, что тем, кто остался в доме Тихона, предстоит бой. Возможно даже неравный. Но я не мог остаться там, чтобы поддержать, потому что у меня было ещё обещание, данное приставам — помочь Глебу и Даниле взять первую ступень. А дней для выполнения обещания оставалось совсем немного — если сегодняшний день не считать, то всего три дня.
Понятно, парни и сами должны поработать, но без моей помощи они не справятся. А у Тихона всё-таки подмога есть, пусть и небольшая. К тому же я оставил у него демонических волков. А они сила серьёзная — я хорошо помнил, как они бросились сегодня утром на врага.
Умка и Шилань, конечно, не были в восторге от моей просьбы, но Богдан принёс им по хорошему куску свинины, и они отпустили нас с Мо Сянем.
Мне даже немного обидно стало — променяли нас на мясо.
Хотя это я, конечно, накручиваю себя. На самом деле я был рад, что демонических волков удалось уговорить остаться и защитить моего вассала. Потому что защитный барьер — это хорошо, но от людей он пока не защищает. Над этим надо ещё поработать. И по-хорошему до моего отъезда в академию. Но не сейчас. Сейчас — Глеб и Данила…
В общем, в мыслях у меня были разброд и шатания. Мне хотелось одновременно находиться в разных местах, чтобы всё успеть, всех защитить. Однако, я прекрасно понимал, что это невозможно.
Нужно было спешить домой и использовать время для помощи Глебу и Даниле. И тем не менее, когда мы проезжали мимо деревни, я попросил Кузьму завернуть.
Дед Радим не удивился, увидев нас.
На его не высказанный вопрос я сразу же сказал:
— С парнями всё в порядке. И с волками тоже. Я оставил их охранять имение моего человека. А то там сосед слишком ретивый.
Дед Радим понимающе кивнул.
— Я чего заехал… У меня два вопроса или точнее, две просьбы, — сказал я старику.
— Слушаю, Владимир Дмитриевич, — ответил дед Радим.
— Во-первых, мне нужны ещё люди, хотя бы двое-трое. Воинов, конечно.
— Туда же, в дом к вашему человеку? — спросил старик.
— Да, туда. — И вспомнив матушку Тихона, добавил: — И хорошо бы женщину какую или девушку в помощь по хозяйству. Там за больной ухаживать нужно.
— Хорошо, — согласился старик. — Сейчас или утром?
— Утром, — ответил я. — Как поеду, заеду за ними.
— Хорошо, будут готовы. Что ещё?
— Ещё… — Я вздохнул. — Можете помочь мне?.. Я установил защитный барьер над имением Тихона. Но там обычный барьер. А как сделать, чтобы он стал непроницаемым для людей, так как вы сделали?
Дед Радим задумчиво покачал головой.
— Боюсь, что если нет хранителя, то никак.
Хранителя в доме Молчановых не было. Там всего-то жило сейчас три человека: Тихон с Егоркой и их матушка. Ну и теперь Богдан с Владом.
— А как найти хранителя для их дома? — спросил я.
— Если у рода есть будущее, то хранитель сам появится, — ответил дед Радим.
Это было, конечно, странно. Но я понял, что другого ответа у старика не будет. А потому кивнул и пошёл к саням.
И уже собираясь сесть в них, обернулся и спросил:
— Дед Радим, а сколько тебе лет?
— Много, — засмеялся старик. — Очень много! Столько не живут!
— Ну, много, так много, — вздохнул я и сел в сани.
К дому мы подъехали в тишине — никто нас не встречал, посторонних не было, своих во дворе тоже.
После всех сегодняшних событий у меня сердце сжалось от тревоги, и я поспешил в дом.
Но оказалось всё в порядке. Егор Казимирович, Прасковья, Матрёна, Глеб с Данилой и Марта с Полиной сидели в столовой и чинно обедали.
Я даже растерялся от неожиданности. С одной стороны, для обеда было уже поздновато, а для ужина — ещё рановато. Но вот домашние собрались за одним столом.
И когда мы с Мо Сянем зашли, они не вскочили, не заволновались. Наоборот, отнеслись очень спокойно и как-то буднично.
— О! Володя! — лениво произнёс Глеб. — Присоединяйтесь к нам!
Мы с Мо Сянем от неожиданности помыли руки и сели за стол, хотя ни он, ни я не были голодными.
Но, увидев разносолы Прасковьи и ощутив вкус её замечательных блюд, я понял, что готов полноценно пообедать. А потом взять добавки.
Накладывая себе в тарелку обжаренных на гриле овощей и парочку запечённых отбивных с грибами и сыром, я спросил у Прасковьи:
— Мы можем немного поделиться припасами с Тихоном?
— В счёт жалованья? — спросил Егор Казимирович.
— В качестве поддержки, — ответил я. — Я там двух бойцов оставил. И завтра ещё двоих или троих отвезу. Надо их на довольствие поставить. А то там последний хрен без соли доедают…
— Понял, — сказал Егор Казимирович. — Выделим припасов.
А я повернулся к Прасковье.
— Эклеров бы, — попросил я. — А то матушка Тихона болеет.
Прасковья улыбнулась.
— Приготовлю. Мне Тихон сразу приглянулся. Он хороший человек.
— И работник хороший, — добавил Егор Казимирович.
И у меня на душе сразу же потеплело.
Что ж, теперь можно было со спокойной душой заняться Глебом и Данилой, точнее, их культивацией.
— Как ваши дела? — спросил я парней.
На что Глеб нахмурился и ответил:
— Лучше не спрашивай…