Роботы утренней зари

Глава 8 Фастольф и Василия

Бейли, вздрогнув, проснулся и с подозрением втянул в себя воздух. Слабый, непонятный запах, который тут же исчез. Рядом с кроватью стоял Дэниел:

— Надеюсь, вы хорошо спали, коллега Илайдж?

Бейли огляделся. Шторы были еще опущены, но явно был уже день. Жискар разложил перед Бейли одежду, сильно отличавшуюся от той, в которой тот был вчера.

— Вполне пойдет, Дэниел, — ответил Бейли. — Что меня разбудило?

— В воздухе был распылен антисемнин. Он активизирует пробуждающую систему. Мы дали дозу меньше обычной, так как не были уверены в вашей реакции.

— Это вроде пинка в зад, — сказал Бейли. — Который час?

— 07.05 по аврорскому времени. Завтрак будет готов через полчаса.

Бейли встал. Жискар тут же начал снимать с кровати постельное белье.

— Могу я получить вашу пижаму, сэр?

Бейли поколебался, но всего лишь на секунду. Это же просто робот! Бейли разделся и отдал пижаму Жискару.

Бейли с неудовольствием оглядел себя. Тело человека средних лет, но выглядит хуже, чем тело Фастольфа, который почти втрое старше Бейли.

Он машинально поискал шлепанцы, но их не было. Видимо, это не считалось нужным, пол был теплый и мягкий. Бейли вошел в туалет и снова ему пришло в голову, как выгодно отличается он от земного, и как легко привыкнуть к этим удобствам. Он подумал, что это баловство, но надеялся, что земляне, заселив новые миры, не будут придерживаться концепции общественного туалета. «Возможно, — подумал он, — так и следует определять баловство: то, к чему легко привыкнуть». Он вышел, вымытый и гладко выбритый, и начал одеваться с помощью Жискара.

— Я вижу, Дэниел, что вы с Жискаром все еще ходите за мной по пятам Разве есть признаки попытки помешать мне в выполнении моей задачи?

— Пока нет, — ответил Дэниел, — но разумнее мне и Жискару быть с вами все время На всякий случай.

— Зачем, Дэниел?

— По двум причинам. Во-первых, мы можем помочь вам во всем, что касается обычаев и культурных традиций Авроры, с которыми вы незнакомы Во-вторых, друг Жискар записывает все разговоры, какие вы ведете Это может вам пригодиться. Вы помните, что во время вашей беседы с доктором Фастольфом и мисс Глэдией друг Жискар и я были в другой комнате.

— Значит, этот разговор не записан?

— Вообще-то записан, но с меньшей точностью Некоторые его части не так ясны, как нам хотелось бы Лучше, если бы мы оставались рядом с вами

— Вы думаете, что мне легче считать вас гидами и записывающими аппаратами, а не стражами’ Почему бы не прийти к заключению, что как стражи вы мне вовсе не нужны? Поскольку никаких покушений на меня не было, почему не предположить, что их и не будет?

— Нет, коллега Илайдж, это было бы неосторожно Доктор Фастольф чувствует, что его враги относятся к вам с большой опаской. Они пытались убедить Председателя не давать доктору Фастольфу разрешения на вызов вас сюда и наверняка станут убеждать его отправить вас обратно за Землю как можно скорее.

— При такой мирной оппозиции охрана не нужна.

— Да, сэр, но оппозиция имеет основание бояться, что вы реабилитируете доктора Фастольфа, и может решиться на крайние меры В конце концов, вы не аврорец, и запрет на применение насилия на нашей планете будет в случае с вами слабее

— Я здесь уже целый день, и не случилось ничего такого. Значит, угроза не так уж велика С другой стороны, если я добьюсь хоть какого-то успеха, опасность для меня тут же возрастет.

— Логичный вывод, — подумав, сказал Дэниел.

— Следовательно, вы и Жискар будете ходить за мной, куда бы я ни пошел, как раз на тот случай, если результаты моей работы окажутся хотя бы ненамного лучше.

Дэниел помолчал

— Ваша манера говорить несколько сбивает меня с толку, но похоже, что вы правы

— В таком случае, я готов завтракать, хотя попытка убийства, как альтернатива провала замыслов моих недругов, портит мне аппетит

Фастольф улыбнулся Бейли через стол.

— Хорошо спали, мистер Бейли?

Бейли с недоумением смотрел на ломоть ветчины. Его надо было резать ножом. С одного его края была узкая полоска сала. Короче говоря, ломоть не был зажарен Все равно, что прямо есть свинью

Была тут и яичница: желток лежал полусферой в центре, а вокруг шел белок, больше похожий на ромашки, которые Бен показывал Бейли в поле там, на Земле.

Умом Бейли понимал, что яйцо как яйцо, с белком и желтком, только приготовленное для употребления в пищу, но он никогда не видел, чтобы их разделяли перед тем, как есть. Даже на корабле, даже на Солярии подавали яичницу-болтунью. Он взглянул на Фастольфа:

— Простите, вы что-то спросили?

— Хорошо ли вы спали? — терпеливо повторил Фастольф.

— Да, вполне. Наверное, я спал бы и сейчас, если бы не антисемнин.

— Да. Не слишком вежливо будить гостя, но я подумал, что вы захотите начать пораньше.

— Вы совершенно правы. К тому же, я не совсем гость.

Фастольф некоторое время ел молча, потом спросил:

— Ночью к вам не пришло никакого озарения? Может, вы проснулись с новой перспективой, с новыми мыслями?

Бейли с подозрением покосился на Фастольфа, но его лицо не выражало никакой насмешки.

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Я столь же беден идеями, как был и в прошлую ночь.

Он отхлебнул из чашки и невольно поморщился.

— Простите, — сказал Фастольф, — невкусно?

Бейли хмыкнул и осторожно отхлебнул снова

— Это обычный кофе, лишенный кофеина, — сказал Фастольф.

— Что-то не похоже на кофе. Простите меня, доктор Фастольф, но у нас с Дэниелом только что был полушутливый разговор насчет опасности для меня — полушутливый, конечно, только с моей стороны, но сейчас я подумал, что мне могли дать это…

Он смущенно умолк.

Фастольф поднял брови. Бормоча извинения и улыбаясь, он зачерпнул чайной ложкой немного кофе из чашки Бейли и попробовал:

— Абсолютно нормальный кофе, мистер Бейли. Попытки отравления нет. Но действительно, популярный во всех мирах кофе везде готовится по-разному. Известно, что каждый предпочитает кофе собственного мира. Может, вы предпочитаете молоко? Оно более или менее одинаково всюду. Или фруктовый сок? На Авроре соки много лучше, чем на других планетах. Может, воды?

— Я попробую сок, — сказал Бейли.

Он с сомнением глядел на кофе:

— Но, полагаю, что все-таки должен привыкнуть к кофе.

— Ну зачем же, раз он вам неприятен, — сказал Фастольф. — Итак, ночь и сон не навели вас на полезные мысли?

Его улыбка стала чуть напряженной, когда он вернулся к прежней теме.

— К сожалению, нет. Хотя…

— Да?

— У меня такое впечатление, что перед тем, как уснуть, в состоянии между сном и бодрствованием было что-то такое.

— А именно?

— Не знаю Мысль разбудила меня, но не последовала за мной Я цеплялся за нее, но так и не поймал. Думаю, что в такой вещи нет ничего необычного.

Фастольф задумался:

— Вы в этом уверены?

— Не вполне. Мысль была такой смутной и исчезла так быстро, что я даже не уверен, была ли она. Но даже если и была, вполне возможно, что она казалась осмысленной только в полусне.

— Но даже и беглая мысль должна была оставить след.

— Я тоже так думаю В этом случае, она вернется. Я верю в это.

— И мы должны ждать?

— А что еще остается?

— Существует такая вещь, как психозонд.

Бейли некоторое время смотрел на Фастольфа:

— Я слышал о нем, но на Земле в полицейской работе им не пользуются.

— Но мы не на Земле, мистер Бейли.

— Это может повредить мозг. Правильно?

— В умелых руках — не обязательно.

— Но возможно, — сказал Бейли. — Насколько мне известно, на Авроре применяют это лишь в крайнем случае. Человек должен быть виновным в тяжком преступлении или…

— Да, мистер Бейли. Но это относится к аврорцам, а вы не аврорец.

— Вы хотите сказать, что с землянином можно обращаться как с нечеловеком?

Фастольф улыбнулся и развел руками:

— Послушайте, мистер Бейли. Вчера вы предлагали решить проблему, поставив Глэдию в ужасное, трагическое положение. Я хотел бы знать, пойдете ли вы на то, чтобы рискнуть собой?

Бейли с минуту молчал, а затем сказал изменившимся голосом:

— Вчера я был неправ и признал это. Что же касается этого дела, то нет уверенности, что моя полусонная мысль содержала какое-то решение проблемы. Она могла быть чистой фантазией, аналогичной бессмыслицей, а могло вообще не быть никакой мысли Считаете ли вы разумным ради такой маловероятной цели рискнуть повреждением моего мозга, от которого зависит, как вы сами говорили, решение вашего дела?

Фастольф кивнул:

— Вы красноречиво защищаетесь, но я говорил не всерьез.

— Спасибо

— Ну, что будем делать сейчас?

— Первым делом я хотел бы еще раз поговорить с Глэдией. Нужно прояснить некоторые пункты.

— Вы могли сделать это вчера.

— Мог бы, но их больше, чем я мог правильно понять это вчера, и кое-что от меня ускользнуло. Я детектив, а не неутомимый компьютер.

— Да я сказал не в смысле порицания. Просто мне неприятно, когда Глэдию тревожат зря. Судя по тому, что вы вчера мне говорили, Глэдия в состоянии глубокой депрессии.

— Без сомнения. Но она страстно желает знать, кто убил Джандера. Это вполне понятно. Я уверен, что она захочет помочь мне. И я также хочу поговорить еще кое с кем.

— С кем?

— С вашей дочерью Василией.

— Это еще зачем?

— Она роботехник. А я хотел бы поговорить не только с вами, но и с другими роботехниками.

— А я не желаю этого, мистер Бейли. Завтрак был окончен, и Бейли встал:

— Доктор Фастольф, еще раз напоминаю вам, что я здесь по вашему приглашению. У меня нет здесь официальной власти для полицейской работы. Я не имею связи с аврорскими властями. Единственный шанс для меня узнать подоплеку этого злосчастного дела — это надежда, что разные люди добровольно захотят сотрудничать со мной и ответить на мои вопросы. Если вы будете останавливать меня в моих попытках, то ясно, что я не сдвинусь с мертвой точки. Это будет плохо как для вас, так и для Земли, поэтому я требую, чтобы вы не вставали мне поперек дороги. Если вы сделаете возможным для меня встречу с теми, с кем я хочу поговорить или хотя бы попытаетесь сделать это возможным, люди Авроры наверняка увидят в этом признак вашей невиновности. И наоборот, если вы станете препятствовать моему расследованию, не сочтут ли они, что вы виновны и боитесь разоблачения?

Фастольф сказал с плохо скрываемым раздражением:

— Я понимаю это. Но почему обязательно Василия? Есть и другие роботехники.

— Она ваша дочь. Она знает вас. Она может иметь точное мнение насчет вашей возможности уничтожить робота. Поскольку она член РИА и сторонница ваших политических врагов, любое ее благоприятное мнение может быть убедительным.

— А если она выскажется против меня?

— Тогда и посмотрим. Так вы попросите ее принять меня?

— Я окажу вам содействие, — покорно сказал Фастольф, — но вы напрасно думаете, что я легко уговорю ее встретиться с вами. Она может быть очень занята — или так скажет. А может, ее и нет на Авроре. Может, она не захочет впутываться в это дело. Я объяснял вам вчера, что у нее есть — как она думает — причины относиться ко мне враждебно, поэтому на мою просьбу принять вас она может ответить отказом просто из нерасположения ко мне.

— Но вы все-таки попробуйте, доктор Фастольф.

Фастольф вздохнул:

— Я попытаюсь, пока вы будете у Глэдии. Вы, наверное, хотите видеть ее лично? А то я мог бы устроить свидание по трехмерке. Изображение достаточно высокого качества. Вы даже не заметите, что это не личное присутствие.

— Я знаю. Но Глэдия — солярианка, и у нее неприятные ассоциации с трехмерным изображением. Да и в любом случае, я считаю, что личное общение повышает конечный результат встречи. Ситуация настолько деликатная, а затруднений так много, что я хотел бы иметь гарантию этой добавочной эффективности.

— Ладно, я скажу Глэдии. Только, мистер Бейли…

— Да?

— Вчера вы говорили, что ситуация слишком серьезна, чтобы обращать внимание на связанные с ней неудобства для Глэдии, поскольку на карту поставлено очень многое.

— Так-то оно так, но поверьте, я не буду расстраивать ее без надобности.

— Я сейчас говорю не о Глэдии. Я просто предупреждаю вас, что ваша в основном правильная точка зрения должна распространяться и на меня. Я не рассчитываю, что вы будете заботиться о моих удобствах или о моей гордости, если вам повезет встретиться с Василией. Я не знаю результатов, но перенесу любые неприятные последствия этого разговора, и вы не старайтесь щадить меня. Понимаете?

— Честно говоря, доктор Фастольф, у меня никогда не было намерения щадить вас. Если бы мне пришлось выбирать между неприятностями или позором для вас и процветанием вашей политики и моей планеты, я без колебаний опозорил бы вас.

— Прекрасно! Но все это должно распространиться и на вас. Ваши удобства не должны загораживать вам путь.

— Их никто не принимает во внимание, раз уж меня привезли сюда, не спросив моего мнения.

— Я имел в виду кое-что другое. Если вы, по прошествии разумного срока — не долгого, а разумного — не продвинетесь в решении, мы рассмотрим возможность психозондирования. Это будет наш последний шанс.

— Это может ничего не дать.

— Согласен. Но, как вы недавно сказали по поводу Василии — тогда и посмотрим.

Он повернулся и вышел.

Бейли задумчиво смотрел ему вслед.

Теперь ему казалось, что если у него наметится успех в расследовании, то ему будет грозить физическое воздействие — неизвестно, какое именно, но, вероятно, опасное. Если же успеха он не добьется, ему грозит психоанализ, который едва ли лучше.

— О, дьявол! — пробормотал он.

Путь к Глэдии показался ему короче, чем накануне. День был такой же теплый и приятный, но кругом все выглядело совсем иначе.

Солнце светило с другой стороны, и цвета казались другими. Может, растения утром и вечером выглядят по-разному или пахнут по-другому? Наверное, и на Земле так же.

Дэниел и Жискар опять сопровождали его, но шли ближе к нему и казались менее настороженными.

— Здесь всегда такое яркое солнце? — спросил Бейли.

— Нет, — ответил Дэниел. — Это было бы губительным для растений. Сегодня, например, предсказывали в дневное время облачность.

На этот раз Глэдия не встречала их в дверях, хотя и ждала. Когда робот провел их в дом, она не встала, только устало сказала:

— Доктор Фастольф сказал мне, что вы придете. Что на этот раз?

На ней было туго облегавшее платье, и было заметно, что под ним ничего нет.

Волосы ее были откинуты назад, лицо бледное. Она осунулась со вчерашнего дня и было видно, что мало спала.

Дэниел, не забывший, что было накануне, не вошел в комнату, Жискар же вошел, внимательно осмотрелся и удалился в стенную нишу. В другой нише стоял один из роботов Глэдии.

— Мне страшно жаль, Глэдия, — сказал Бейли, — что я опять докучаю вам.

— Я забыла вчера сказать вам, что когда Джандера сожгут, останки его пойдут на фабрику роботов. Значит, каждый раз, когда я увижу нового робота, я буду думать, много ли в нем атомов от Джандера.

— И мы, когда умираем, проходим новый цикл, — сказал Бейли, — и кто знает, сколько и чьих атомов в вас или во мне, и сколько и в ком будет наших в свое время.

— Вы совершенно правы, Илайдж, и вы напомнили мне, как легко философствовать по поводу чужих несчастий.

— Это тоже правильно, Глэдия, но я пришел не философствовать. Я пришел задавать вопросы.

— Вам мало вчерашнего? Или вы придумали новые?

— В какой-то мере — да. Вчера вы говорили, что пока вы жили с Джандером, как жена с мужем, некоторые мужчины предлагали вам себя, а вы отказывали. Вот насчет этого я и должен спросить. Сколько было этих мужчин?

— Я не веду записей. Трое или четверо.

— Кто-нибудь из них настаивал, возобновлял свои предложения?

Глэдия, до этого отводившая глаза, посмотрела прямо на Бейли:

— Вы спрашивали об этом других?

Бейли покачал головой:

— Я ни с кем не говорил об этом, кроме вас. Однако, из вашего вопроса я делаю вывод, что по крайней мере один был настойчивым.

— Один. Сантирикс Гремионис.

Она вздохнула:

— У аврорцев такие странные имена, и он сам странный… для аврорца. Я никогда не встречала такого, как он, без конца повторяющего свои неудавшиеся попытки. Он держался всегда вежливо, принимал мой отказ с легкой улыбкой и поклоном, а на следующей неделе, а то и на другой день, как ни в чем не бывало возобновлял попытки. Вообще повторять это из раза в раз — несколько невежливо. Порядочный аврорец должен принять отказ и не настаивать на своем до тех пор, пока предполагаемая партнерша не даст ясно понять, что переменила мнение.

— Еще раз спрошу: те, кто предлагал вам себя, знали о ваших отношениях с Джандером?

— Это не та вещь, о которой я стала бы упоминать в случайном разговоре.

— Ну, ладно, а этот Гремионис, в частности, — он знал?

— Я ему не говорила.

— Не увиливайте, Глэдия. Не обязательно было говорить. В противоположность другим, он возобновлял свои предложения. Сколько раз, кстати, он это делал?

— Я не считала. Может, десять раз, может больше. Не будь он приятным человеком в других отношениях, я приказала бы роботам не пускать его в дом.

— Ага, но вы не приказали. Поэтому у него было время сделать многократные предложения. Он приходил к вам. Он мог увидеть Джандера и ваше обращение с ним. Мог он угадать ваши отношения?

— Не думаю. Джандер никогда не появлялся, когда я бывала с человеком.

— По вашим инструкциям?

— Да. Не потому, что я стыдилась этих отношений, а просто я не хотела ненужных осложнений. У меня остался какой-то инстинкт интимности секса, чего нет у аврорцев.

— Подумайте — все-таки. Не мог ли он догадаться? Влюбленный мужчина…

— Влюбленный?

Глэдия фыркнула:

— Что аврорцы знают о любви?

— Хорошо, мужчина, считавший себя влюбленным. Вы не отвечали ему тем же. Чутье и подозрительность отвергнутого любовника могли подсказать ему причину. Он никогда не намекал на Джандера?

— Нет. Для аврорца неслыханное дело — обсуждать сексуальные предпочтения или привычки человека.

— Не обязательно обсуждать. Мог, скажем, комментировать с юмором.

— Нет. Если бы Гремионис сказал хоть словечко об этом, я перестала бы принимать его в своем доме. Ничего такого не было. Он был сама вежливость.

— Сколько ему лет?

— Примерно, как и мне — тридцать пять, может, даже года на два моложе.

— Мальчик, — печально сказал Бейли, — даже моложе меня. Но в этом возрасте… Он мог догадаться насчет Джандера, но ничего не сказать. Может, он ревновал?

— Ревновал?

Бейли подумал, что на Авроре и на Солярии это слово может иметь мало значения.

— Ну, злился, что вы предпочитаете другого.

— Я знаю значение этого слова, — резко сказала Глэдия. — Я только удивилась, что вы считаете аврорцев способными ревновать. В сексе не ревнуют. В чем-то другом — да, но что из этого? Что он мог сделать?

— Не мог ли он сказать Джандеру, что близкие отношения с роботом ухудшают ваше положение на Авроре?

— Но это же неправда!

— Джандер мог поверить, если бы ему сказали, что он вредит вам…

— Джандер не поверил бы. Он делал меня счастливой, он был моим мужем, и я ему говорила это.

— Я не сомневаюсь, что он верил вам, но его могли заставить поверить и в противоположное. Если он оказался перед непереносимой дилеммой Первого Закона…

Лицо Глэдии исказилось

— Вы повторяете старую сказку о Сьюзен Келвин и роботе-телепате, в которую никто старше десяти лет не верит. Этого не может быть. Я с Солярии, и знаю о роботах достаточно. Нужны невероятные знания, чтобы парализовать в роботе узлы Первого Закона. Это мог бы сделать доктор Фастольф, но никак не Сантирикс Гремионис. Гремионис — создатель стилей. Он работает на людей. Он изобретает прически, конструирует одежду. Я делаю то же самое, но только для роботов, а Гремионис никогда не занимался роботами. Он ничего не знает о них и умеет только приказать закрыть окно или сделать еще что-нибудь вроде этого. А вы хотите убедить меня, что смерть Джандера произошла из-за наших с ним отношений?

— Вы могли этого не знать, — сказал Бейли.

Он рад был бы прекратить допрос, но не мог.

— А что, если Гремионис узнал от доктора Фастольфа, как это сделать…

— Гремионис не знает доктора Фастольфа, и ничего не понял бы из его объяснений.

— Ну, вы же можете этого не знать. А что касается знакомства с доктором Фастольфом, то ведь Гремионис часто бывал у вас.

— Но доктор Фастольф почти не бывал у меня в доме. Вчера, когда он пришел с вами, он во второй раз переступил мой порог. Он боялся быть слишком близко, чтобы я не потянулась к нему. Он сам однажды в этом признался. Он таким образом потерял дочь — глупость какая-то. Видите ли, когда живешь несколько столетий, у тебя куча времени, чтобы пережить тысячи потерь. Радуйтесь своей короткой жизни.

Она заплакала.

Бейли беспомощно смотрел на нее.

— Простите меня, Глэдия. У меня нет больше вопросов. Могу ли я позвать робота? Может, вам нужно помочь?

Она покачала головой.

— Просто уйдите, — сказала она сдавленным голосом. — Уходите.

Бейли вышел. Жискар шел следом. Когда они вышли из дома, к ним присоединился Дэниел. Бейли почти не заметил этого.

Он рассеянно подумал, что начал принимать присутствие роботов, как должное, как свою тень, и что скоро будет чувствовать себя без них как бы голым.

Он быстро шел к дому Фастольфа, и мысли его путались. Сначала его желание увидеть Василию возникло от безнадежности, от отсутствия других объектов для проведения расследования, теперь же все изменилось. Появился шанс, что он встретился с чем-то жизненно-важным.

Лицо Фастольфа было мрачно нахмурено, когда Бейли вернулся.

— Есть какой-нибудь прогресс? — осведомился Фастольф.

— Я исключил, кажется, одну часть возможности.

— Часть возможности? А как вы исключите остальное, и как вы установили возможность?

— Я обнаружил, что исключить возможность нельзя, и начал ее устанавливать.

— А если вы обнаружите, что нельзя исключить вторую часть возможности, на которую вы так таинственно намекаете?

Бейли пожал плечами:

— Прежде чем обсуждать это, я должен повидаться с вашей дочерью.

— Ну, мистер Бейли, я выполнил вашу просьбу и попробовал связаться с ней. Пришлось ее разбудить.

— Вы хотите сказать, что она на ночной стороне планеты? — огорченно спросил Бейли. — Боюсь, что я глуп и воображаю, что я у себя на Земле. Там в подземных городах день и ночь теряют свое значение, и установлено единое для всей планеты время.

— Неплохо. — Помолчав, Фастольф продолжил: — Эос — центр роботехники, и очень немногие работники живут в других местах. Василия просто спала, и настроение ее не улучшилось от того, что ее разбудили. Она не пожелала говорить со мной.

— Давайте еще раз.

— Я говорил с ее роботом-секретарем, и неудобно теперь менять сообщение. Василия ясно дала понять, что со мной говорить не будет. По отношению к вам она оказалась более уступчивой. Робот сообщил, что она даст вам пять минут на ее частной трехмерке, если вы вызовете ее через полчаса.

Он взглянул на часы:

— Личной встречи с вами не будет ни в коем случае.

— Условия не подходят, и время тоже. Я должен видеть ее лично и на тот промежуток времени, какой понадобится. Вы объяснили ей важность дела?

— Я пытался. Она не согласилась. Она изменит свое решение для кого угодно, только не для меня. Я это знал, и поэтому напустил на нее Жискара.

— Почему Жискара?

— Он ее любимец. Когда она изучала роботехнику в университете, я позволил ей скорректировать некоторые мелкие особенности его программы, а это больше всего сближает человека с роботом, исключая метод Глэдии, разумеется, и Жискар стал как бы Эндрю Мартином.

— Кто это такой?

— Вы не слышали о нем?

— Нет.

— Странно! Все наши древние легенды мы унаследовали от Земли, а на Земле их, оказывается, не знают. Эндрю Мартин был робот, который постепенно становился человекоподобным. Конечно, человекоподобные роботы были и до Дэниела, но это были просто игрушки, чуть получше автоматов. Тем не менее, легенды рассказывали потрясающие истории о способностях Эндрю Мартина — явный признак фантастической природы легенд. Там говорилось о женщине, которую обычно звали Маленькая Мисс. Я уверен, что каждая девочка на Авроре мечтала быть Маленькой Мисс и иметь такого робота, как Эндрю Мартин. Василия тоже мечтала, и ее Эндрю Мартином был Жискар.

— Ну, и что дальше?

— Я попросил ее робота передать ей, что вы придете с Жискаром. Она несколько лет не видела его, и я подумал, что в этом случае она, может быть, согласится встретиться с вами.

— Но не вышло?

— Не вышло.

— Тогда нам надо придумать что-то другое. Должен же быть какой-то способ.

— Может, вы и придумаете, — сказал Фастольф, — за пять минут свидания по трехмерке.

— Что можно сделать за пять минут?

— Не знаю. Но это все же лучше, чем ничего.

Через пятнадцать минут Бейли стоял перед трехмерным экраном, готовый к встрече с Василией. Доктор Фастольф ушел, сказав с кривой улыбкой, что его присутствие только ухудшит дело. Дэниела тоже не было, компанию Бейли составлял только Жискар.

— Готов, — угрюмо ответил Бейли.

Он отказался сесть, думая, что стоя будет выглядеть более импозантно, хотя разве землянин может быть импозантным?

Экран осветился. Появилась женщина.

Рука ее опиралась на стол, заваленный чертежами. Она тоже явно хотела выглядеть импозантной.

На ней была темно-коричневая юбка—брюки и плотно прилегавшая, так же низко вырезанная безрукавка. Светлые волосы были в тугих завитках. Она не походила на своего отца, и конечно, не имела его больших ушей. Видимо, она унаследовала красоту матери. Роста она была небольшого, и Бейли увидел, что она удивительно похожа на Глэдию, хотя выражение лица ее было много холоднее и носило печать властности.

— Вы землянин, приехавший решить проблему моего отца? — резко спросила она.

— Да, доктор Фастольф, — тем же тоном ответил Бейли.

— Можете звать меня доктор Василия. Я не хочу, чтобы меня путали с моим отцом.

— Доктор Василия, я должен иметь возможность поговорить с вами лично в течение необходимого мне периода времени.

— Вы землянин, и значит, источник инфекции.

— Я был обработан медицински, и теперь полностью безопасен. Ваш отец был со мной весь день.

— Мой отец называет себя идеалистом и должен время от времени делать глупости, чтобы поддержать свое реноме. Я не стану подражать ему.

— Но вы, наверное, и не желаете ему вреда. А вы повредите ему, если откажетесь увидеться со мной.

— Не тратьте зря времени. Я увижу вас только на экране, и прошла уже половина назначенного мною срока. Если вас это не устраивает, можем сразу же закончить.

— Доктор Василия, здесь Жискар, и он хотел бы уговорить вас.

Жискар вошел в поле зрения Василии:

— Доброе утро, Маленькая Мисс.

Василия, казалось, на мгновение смутилась, и тон ее стал мягче:

— Я рада тебя видеть, Жискар, и всегда буду рада, но землянина видеть не хочу, даже по твоему настоянию.

— В таком случае, — сказал Бейли, — я вытащу на свет божий дело Сантирикса Гремиониса, не посоветовавшись с вами.

В отчаянии Бейли бросил в бой все свои ресурсы.

Глаза Василии расширились, рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак:

— При чем тут Гремионис?

— Просто, он красивый молодой человек и хорошо знает вас. Заняться мне им, не услышав, что вы можете сказать? Или как?

— Я скажу вам прямо сейчас…

— Нет, — громко сказал Бейли, — вы ничего мне не скажете, пока я не встречусь с вами лицом к лицу.

Она скривила рот.

— Ладно, я увижу вас, но не останусь с вами дольше, чем сама назначу, предупреждаю вас. И приводите Жискара.

Связь закончилась резким щелчком, и у Бейли закружилась голова от внезапной смены тона. Он шагнул к стулу и сел.

Жискар поддержал его под локоть:

— Могу ли я помочь вам чем-нибудь, сэр?

— Все в порядке, — сказал Бейли. — Мне просто нужно перевести дух

Фастольф стоял уже рядом:

— Простите, что я снова пренебрег обязанностями хозяина. Я слушал по отводному каналу, который принимает, но не передает Мне хотелось видеть дочь, хоть она меня и не видит.

— Я понимаю, — сказал Бейли, — если вы считаете, что должны извиниться, то я вас прощаю.

— А что насчет этого Сантирикса Гремиониса? Мне это имя незнакомо

— Я услышал его сегодня от Глэдии. Я знаю о нем очень мало, но ухватился за этот шанс, чтобы любой ценой увидеть вашу дочь. Все было против меня, однако в результате я получил то, чего желал. Как видите, я пользуюсь дедукцией, даже когда имею весьма мало информации, так что вы уж дайте мне спокойно продолжать в том же духе. В дальнейшем, пожалуйста, прилагайте больше стараний, сотрудничая со мной, и не упоминайте больше о психозонде.

Фастольф молчал, и Бейли почувствовал мрачное удовлетворение, что подавил своей волей сначала дочь, а потом и отца.

Но надолго ли? Этого он не знал