Глава 2 Дэниел

6

Бейли оказался на космическом корабле в третий раз, и прошедшие два года не изгладили из его памяти два предыдущих полета. Он точно знал, чего ждать.

Должна быть изоляция — чтобы никто не видел его и не общался с ним, кроме, вероятно, робота. Должно быть постоянное медицинское обслуживание — дезинфицирование и стерилизация. Этого не миновать. Должна быть попытка сделать его пригодным для общения с чувствительными к болезням космонитами, которые считают землян разносчиками всевозможных инфекций.

Однако по сравнению с теми двумя космическими рейсами должно быть и различие. На этот раз он не будет так бояться процедур. И ощущение, будто тебя выставили перед всеми голым, не будет таким страшным.

Он должен быть готов к возможности более широкого общения. Самому себе он твердо сказал (несмотря на спазм в желудке от чувства страха), что в этот раз, может быть, даже увидит космос. Интересно, похож ли он на фотографии ночного неба, снятые за границами Города?

Он вспомнил свое первое посещение планетария — в Городе, конечно, в условиях изоляции от внешней среды. Ему показалось, будто он находится вне Города, но ничего неприятного в этом не было.

Затем было раза два — нет, три — когда он был ночью на открытом пространстве и видел настоящие звезды в настоящем небе. Это было куда менее впечатляющим, чем в планетарии, но при этом каждый раз дул холодный ветер и было ощущение бесконечности; это было несравненно страшнее, чем увиденное в планетарии, но все же не так страшно, как днем, потому что темнота ночи окружала его защитной стеной.

На что же будут похожи звезды на экране космического корабля — на демонстрируемые в планетарии или на видимые в ночном небе Земли? Или это совсем другое восприятие?

Он сосредоточился на этих мыслях, чтобы не думать об оставшихся на Земле, Джесси, Бене и Городе.

Исключительно из бравады он отказался от кара, и настоял, что пройдет пешком небольшое расстояние от ворот до корабля в компании робота, пришедшего за ним. В конце концов, это же крытая аркада.

Проход был слегка изогнутым, и Бейли оглядывался, пока еще мог видеть Бена.

Он поднял руку, и Бен замахал обеими руками, растопырив на них по два пальца в древнем символе победы.

«Победа? Напрасный знак», — подумал Бейли.

Он переключился на другие мысли, которые могли бы отвлечь и занять его. Как выглядит космический корабль днем, когда солнце ослепительно сверкает на его металле, а сам Бейли и все находятся на открытом пространстве.

Крошечный цилиндрический мирок должен был оторваться от неизмеримо большего мира и затеряться в пустоте, неизмеримо большей, чем любое открытое пространство на Земле, и после бесконечной протяженности мирового пространства искать другой мир…

Он заставил себя идти ровно, не показывая перемены настроения, однако, робот, шедший рядом, остановил его.

— Вам плохо, сэр? — спросил он.

Не «хозяин», а просто «сэр» Это был аврорский робот.

— Все в порядке, парень, — хрипло ответил Бейли, — пошли дальше.

Он опустил глаза и не поднимал их от земли, пока перед ним не вырос корабль.

Аврорский корабль! Он был выше, изящнее, но много мощнее солярианских кораблей. Бейли вошел внутрь, и сравнение снова оказалось в пользу Авроры. Его каюта была больше, чем те, которые у него были два года назад, более удобная и комфортабельная.

Точно зная, что произойдет, он без колебаний снял всю одежду. Вероятно, ее продезинфицируют плазменным факелом, и он, конечно, не получит ее обратно, вернувшись на Землю — если вернется, В тот раз он не получил ее.

А новой одежды он не получит, пока не будет со всей тщательностью вымыт, осмотрен и напичкан лекарствами — внутрь и подкожно.

Он почти приветствовал эти унизительные процедуры, потому что они отвлекали его от бесполезных размышлений; он не ощущал поэтому даже начального ускорения и почти не заметил, когда наконец снова оделся. Он огорченно посмотрел на себя в зеркало.

Ткань была гладкой, блестящей и изменяла цвет на сгибах. Брюки плотно облегали лодыжки, а носки были надеты поверх брюк. Рукава блузы стягивали запястья, а на руках были тонкие прозрачные перчатки. Ворот блузы закрывал шею и был снабжен капюшоном, который при желании можно было натянуть на голову. Он знал, что его одели так не для его удобства, а для того, чтобы уменьшить опасность для космонитов.

Глядя на себя, он подумал, что ему будет тесно и жарко, но этого не случилось. К своему огромному облегчению, он даже не вспотел. Из этого он сделал вывод и спросил у робота, пришедшего с ним и все еще остававшегося тут:

— Парень, эта одежда регулирует температуру?

— Да, сэр. Это одежда для любой погоды и очень модная. Но она исключительно дорогая, и очень немногие на Авроре имеют возможность носить ее.

— Вот как! О, дьявол!

Он внимательно посмотрел на робота.

Это была явно примитивная модель, очень немногим отличающаяся от земных.

Но была некоторая тонкость, какой не хватало земным моделям: этот робот мог изменять выражение лица. Например, он чуть заметно улыбнулся, когда узнал, что Бейли дали костюм, доступный на Авроре далеко не каждому. Структура его тела казалась металлической, но производила впечатление какой-то ткани, слегка изменявшейся при движениях, хорошо подобранных, приятно контрастировавших цветов. Короче говоря, робот, хотя явно не человекоподобный, казался одетым, если не приглядываться к нему близко.

— Как я должен звать тебя, парень?

— Я — Жискар, сэр.

— Р.Жискар?

— Если угодно, сэр.

— На корабле есть библиотека?

— Да, сэр.

— Ты можешь принести мне книгофильмы об Авроре?

— Какого рода, сэр?

— Исторические, политические, географические — что-нибудь чтобы я мог познакомиться с планетой.

— Слушаюсь, сэр.

— И проектор.

— Да, сэр.

Робот прошел через двойную дверь, и Бейли угрюмо кивнул своему отражению в зеркале.

Во время поездки на Солярию ему и в голову не пришло тратить время на изучение чего-то полезного. Да, за последние два года он продвинулся вперед.

Он подергал дверь, она не поддавалась. Бейли не был бы удивлен, если бы оказалось иначе.

Он осмотрел комнату. Тут был гиперволновый экран. Бейли лениво покрутил ручки, принял взрыв музыки, уменьшил громкость и с неодобрением послушал: дребезжащая и нестройная. Он повертел другие ручки и, наконец, увидел изображение.

Это был космический футбол, в который играли явно при нулевой гравитации. Мяч плыл по прямой, а игроки — их было страшно много с каждой стороны — грациозно взмывали и парили в воздухе.

Необычные движения вызвали у Бейли головокружение. Он нашел выключатель, повернул его, и в это время дверь позади него открылась. Он обернулся, ожидая увидеть Р.Жискара, и не сразу понял, что видит человека с широким лицом, выдающимися скулами, бронзовыми волосами, гладко зачесанными назад, и в костюме общепринятого покроя и сочетания цветов.

— О, дьявол! — сказал Бейли, почти задохнувшись.

— Коллега Илайдж, — сказал тот, и шагнул вперед, широко улыбаясь.

— Дэниел! — вскричал Бейли, крепко обнимая робота.

7

Бейли все еще держал в объятиях Дэниела, единственного знакомого на корабле, единственную связь с прошлым, ощущая к нему по-прежнему доверие.

Но мало-помалу он собрался с мыслями и осознал, что обнимает не Дэниела Оливо, а Р.Дэниела, робота Дэниела Оливо, который тоже слегка обнял его и позволял обнимать себя, рассудив, что это действие доставляет удовольствие человеческому существу. Непреодолимый Первый Закон роботехники гласит: «Робот не может нанести вред человеку», а оттолкнуть дружеский жест означало нанести вред.

Медленно, чтобы не выдать собственного огорчения, Бейли опустил руки.

— Я не видел вас, Дэниел, с тех пор, как вы привели на Землю тот корабль с двумя математиками. Помните?

— Конечно, помню, коллега Илайдж. Я очень рад видеть вас.

— А вы разве чувствуете эмоции?

— Не могу сказать, что я чувствую в человеческом смысле. Скажу однако, что при виде вас мои мысли как бы легче текут, гравитационные силы, давящие на мое тело, штурмуют мои ощущения, грубо соответствуют тому, что вы чувствуете, когда радуетесь.

Бейли кивнул:

— Что бы вы ни чувствовали при виде меня, старый коллега, если это предпочтительнее состояния, в котором вы находитесь, когда не видите меня, то мне это вполне подходит — если вы поняли, что я имею в виду. Но вы как здесь очутились?

— Жискар Ривентлов сообщил, что вы…

Дэниел сделал паузу.

— Очищен? — ядовито спросил Бейли.

— Продезинфицированы, — сказал Дэниел. — Я решил, что можно войти.

— Но вы, конечно, не боитесь заразы?

— Нисколько, партнер Илайдж, но люди на корабле будут недовольны, когда я подойду к ним, если до встречи со мной вы не были продезинфицированы. Люди Авроры очень восприимчивы к инфекции и иногда преступают разумную оценку вероятности.

— Я понимаю. Но я спросил, не почему вы здесь в данный момент, а почему вы здесь вообще?

— Доктор Фастольф, к ведомству которого я отношусь, направил меня на борт корабля, посланного за вами, по нескольким причинам. Он счел желательным, чтобы вы немедленно познакомились с делом, которое наверняка будет трудным для вас.

— Это мило с его стороны. Я благодарен ему.

Р.Дэниел серьезно поклонился в знак признательности.

— Доктор Фастольф также думал, что эта встреча даст мне соответствующие ощущения.

— Удовольствие, вы имеете в виду?

— Если я позволю себе пользоваться этим термином — да. А третья причина, самая важная…

Дверь снова открылась, и вошел Р. Жискар. Бейли с досадой повернулся к нему.

Р.Жискар был робот как робот, и его присутствие как бы подчеркивало роботизм Дэниела, хотя Дэниел был много совершеннее, а Бейли не хотел, чтобы роботизм Дэниела подчеркивался. Он не хотел ругать себя за неспособность смотреть на Дэниела иначе как на человека. Он сказал нетерпеливо:

— В чем дело, парень?

— Я принес книгофильмы, которые вы желали видеть, сэр, и проектор.

— Ладно, положи их и можешь идти. Со мной будет Дэниел!

— Слушаюсь, сэр.

Глаза робота слабо блеснули, он быстро повернулся к Р. Дэниелу, как бы желая получить приказ от старшего.

Дэниел спокойно сказал:

— Выйди, друг Жискар. Будь за дверью.

Тот вышел, и Бейли спросил с некоторым неудовольствием:

— Зачем ему оставаться за дверью? Разве я пленник?

— В том смысле, — ответил Р.Дэниел, — что вам не разрешено общаться с пассажирами корабля во время путешествия. Мне очень жаль, но я вынужден сказать вам, что вы в самом деле пленник. Однако, это не причина для присутствия здесь Жискара. И я должен сказать вам, коллега Илайдж, что благоразумнее было бы не называть Жискара или другого робота «парень».

Бейли нахмурился:

— Он что, обижается?

— Жискар не обижается ни на какие действия человека. Просто на Авроре не принято обращаться к роботам «парень», и было бы неблагоразумным увеличивать разногласия с жителями Авроры даже неумышленным подчеркиванием вашего земного происхождения, хотя манера говорить большого значения не имеет.

— Как же я должен к нему обращаться?

— Так же, как и ко мне, называя его по имени. В конце концов, это только звук, указывающий на того, к кому вы обращаетесь, и почему один звук для вас предпочтительнее другого? На Авроре не пользуются инициалом «Р», кроме как в официальных случаях, когда требуется полное имя робота, но теперь даже и в этих случаях «Р» часто опускается.

— В таком случае, Дэниел, как вы отличаете роботов от людей?

— Обычные отличия самоочевидны, коллега Илайдж. А зачем подчеркивать это без надобности? По крайней мере, такова точка зрения жителей Авроры, а поскольку вы просили Жискара принести фильмы об Авроре, я думаю, вы хотели познакомиться с жизнью Авроры, чтобы облегчить себе выполнение задачи, которую вы на себя возложили.

— Которую на меня взвалили. А что, если различие между роботом и человеком не самоочевидно, как, скажем, в вашем случае?

— Тогда зачем различать, если того не требует ситуация?

Бейли вздохнул и сказал:

— Ну, если Жискар не стережет меня, как пленника, то зачем он за дверью?

— В соответствии с инструкциями доктора Фастольфа. Жискар здесь, чтобы защитить вас.

— От кого или от чего?

— Доктор Фастольф не уточнял. Однако, как человек, взволнованный делом Джандера Пэнела…

— Кто этот Джандер Пэнел?

— Это робот, полезность которого кончилась.

— Иными словами, убитый робот?

— Выражение «убитый» обычно относится к человеку.

— Но ведь на Авроре избегают делать различие между роботами и людьми?

— Верно. Тем не менее, возможность или недостаток различия в особом случае прекращения функционирования, насколько мне известно, никогда не возникали. Я не знаю, каковы на этот счет правила.

Бейли задумался. В сущности, это не имеет значения, вопрос чисто семантический. Он сказал:

— Функционирующий человек — живой. Если эта жизнь насильственно прекращена сознательным действием другого человека, мы называем это убийством. Вы согласны с этим словом?

— Без сомнения, — ответил Дэниел.

— Тогда мы можем сказать, что функционирующий робот — живой. Проще считать живым его, чем усложнять дело изобретением нового слова. Ведь вы в данный момент живы?

— Я функционирующий, — медленно и с ударением ответил Дэниел.

— Но послушайте, если жук, дерево или травинка живые, то почему же вы не живой? Я никогда бы не сказал и даже не подумал бы, что вот я — живой, а вы — просто действующий, а в особенности, если я некоторое время проживу на Авроре, где буду стараться не делать без необходимости различий между собой и роботами. Следовательно, я говорю, что мы оба живые, и прошу вас согласиться с этим моим словом.

— Я соглашаюсь, партнер Илайдж.

— Значит, прекращение жизни робота сознательным насильственным действием человека мы тоже назовем убийством. Но вот в чем загвоздка: за одинаковое преступление должно быть одинаковое наказание, но правильно ли это? Если наказание за убийство человека — смерть, то будет ли оно применено к человеку, положившему конец существованию робота?

— Наказание убийце — психозонд с последующим созданием новой личности. Преступление совершает личная структура мозга, а не тело.

— А как на Авроре наказывают за совершение насильственного прекращения функций робота?

— Не знаю, партнер Илайдж. Насколько мне известно, на Авроре никогда не было подобного инцидента.

— Я подозреваю, что наказанием будет не психозонд. Тогда назовем это не просто убийством, а роботоубийством.

Бейли глубоко уселся в кресло. Разговор с Дэниелом помог ему забыть, что он в космосе, забыть, что корабль мчится вперед, пока не окажется достаточно далеко от массцентров Солнечной системы, а там сделает прыжок через гиперпространство, забыть, что скоро он будет в нескольких миллионах километров от Земли, а затем — в нескольких световых годах от нее.

Но гораздо важнее, что из этого разговора можно было вывести некоторые заключения. Ясно, что слова Дэниела насчет того, что аврорцы не делают различия между роботами и людьми — заблуждение.

Пусть они себе опускают инициал «Р», не пользуются обращением «парень», но из отказа Дэниела пользоваться одним и тем же словом для насильственного уничтожения робота и человека — отказ этот вложен в его программу, а она, в свою очередь является естественным следствием мнения аврорцев насчет поведения Дэниела — можно заключить, что все это не более чем предрассудок, в основном, аврорцы, как и земляне, твердо уверены, что роботы — машины и бесконечно ниже людей. Это означает, что чудовищная задача найти приемлемое разрешение кризиса — если это вообще возможно — не будет затруднена хотя бы одним неправильным понятием об аврорском обществе.

Бейли подумал, не поговорить ли с Жискаром, чтобы удостовериться в правильности своих заключений, но решил, что не стоит. Мозг Жискара простой, неутонченный, Жискар будет говорить: «Да, сэр», «Нет, сэр», и только. Это все равно, что спрашивать записывающий аппарат. Бейли решил продолжать разговор с Дэниелом — тот хоть способен отвечать с достаточной тонкостью.

— Дэниел, — сказал он, — давайте обсудим дело о Джандере Пэнеле. Как я понял из ваших слов, это первый случай роботоубийства в истории Авроры. Человек, виноватый в этом, как я понимаю, неизвестен.

— Если считать, что виновный — человек, то его личность неизвестна. В этом вы правы, партнер Илайдж.

— А насчет мотива? Почему Джандера Пэнела убили?

— Это тоже неизвестно.

— Но Джандер был человекоподобным роботом, как вы, а не как, например, Р.Жис… я хотел сказать — Жискар

— Да.

— Не могло случиться, что намеревались убить не робота?

— Не понимаю, партнер Илайдж.

— Не мог ли подумать убийца, что Джандер Пэнел — человек, И задумать человекоубийство, а не роботоубийство?

Дэниел медленно покачал головой:

— Человекоподобный робот внешне полностью похож на человека, вплоть до волос и пор на коже. Голоса наши вполне естественны, мы можем есть и так далее. Однако, в поведении тех и других есть заметная разница. Со временем и с развитием техники таких различий, вероятно, будет меньше, но пока их много. Вы и другие земляне не привыкли к человекоподобным роботам, вам нелегко заметить эти различия, но аврорцы заметят. Ни один аврорец не принял бы меня или Джандера за человека.

— А другой космонит, не с Авроры, не может ошибиться?

Дэниел заколебался.

— Не думаю. Я не могу судить по личным наблюдениям или по вложенной в меня программе, но знаю из программы, что все Внешние Миры знакомы с роботами не меньше, чем Аврора, а некоторые, например, Солярия, даже больше, и отсюда я делаю вывод, что ни один космонит не упустит разницы между человеком и роботом.

— А на других Внешних Мирах есть человекоподобные роботы?

— Нет, пока только на Авроре.

— Значит, другие космониты не знакомы с ними, и могут спутать.

— Не думаю. Даже человекоподобный робот ведет себя, как робот, и любой космонит это заметит.

— А вы уверены, что среди космонитов нет неразумных, неопасных и невзрослых? Дети космонитов могут не заметить разницы.

— Совершенно точно, партнер Илайдж, но это роботоубийство не совершено неразумным, неопытным или невзрослым. Это абсолютно точно.

— Значит, это исключено. А как насчет землянина? Возможно, что…

— Когда вы прибудете на Аврору, вы станете первым землянином, ступившим на эту планету со времени первого ее заселения. Все ныне живущие аврорцы родились на Авроре или — в редких случаях — на других Внешних Мирах.

— Первый землянин! — пробормотал Бейли. — Какая честь! Значит, выводим заключение, что было задумано именно роботоубийство.

— Такое заключение было с самого начала.

— Аврорцы, сделавшие такое заключение, имели всю информацию, а я получаю ее только сейчас.

— В моем замечании, партнер Илайдж, не было ничего удивительного. Я слишком хорошо вас знаю, чтобы преуменьшать ваши способности.

— Спасибо, Дэниел, я знаю, что вы не собирались унизить меня. Вы только что сказали, что роботоубийство совершено не слабоумным, не неопытным, не малолетним, и что это совершенно точно. Давайте рассмотрим это…

Бейли понимал, что идет окружным путем. Он так и хотел. Он не мог спешить, не поняв сначала аврорцев и их образа мыслей. Имей он дело с человеком, тот проявлял бы нетерпение и искажал бы информацию, считая Бейли идиотом. Но робот Дэниел пойдет за Бейли по всем извилистым тропинкам, сохраняя полное терпение.

Это был тот тип поведения, который выдавал в Дэниеле робота, каким бы человекоподобным он ни был. И аврорец, вероятно, узнает в нем робота по одному вопросу и одному ответ). Дэниел был прав насчет тонких различий.

— Можно исключить детей, вероятно, большинство женщин и многих мужчин, если предположить, что роботоустройство требовало большой силы — например, если у Джандера была проломлена голова или вдавлена внутрь грудная клетка. Я думаю, это нелегко сделать тому, кто не очень силен.

Со слов Димачек Бейли знал, что роботоубийство было к, таким, но, как знать, может, сама Димачек заблуждалась?

— Это вообще не мог сделать ни один человек, — сказал Дэниел.

— Почему?

— Вы, конечно, знаете, что скелет робота металлический И гораздо крепче человеческих костей. Наши движения сильнее, быстрее и более точно управляются. Третий Закон роботехники гласит: «Робот должен защищать себя». Нападение человека легко было бы отразить. Даже самого сильного человека можно обездвижить. И робота нельзя застать врасплох. Мы всегда знаем о присутствии человека. Иначе мы не могли бы выполнять свои функции.

— Но, Дэниел, Третий Закон говорит: «Робот должен защищать себя, если эта защита не противоречит Первому и Второму Законам». Второй Закон говорит: «Робот должен повиноваться приказам человека, если выполнение этих приказов не противоречит Первому Закону». А по Первому Закону «Робот не может повредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был нанесен вред». Человек может приказать роботу уничтожить себя, и тогда робот сам размозжит себе голову. А если человек нападет на робота, тот не может отразить атаку, не повредив человеку, и это будет нарушением Первого Закона.

— Вы, я полагаю, думаете о земных роботах. На Авроре и других Внешних Мирах роботы более сложные, разносторонние и более ценные. Третий Закон у них значительно сильнее Второго. Приказ о самоуничтожении должен быть по-настоящему подкреплен законной причиной — явной опасностью. А при отражении нападения Первый Закон не будет нарушен — роботы Авроры умеют остановить человека, не повредив ему.

— Предположим, человек будет уверять, что если робот не уничтожит себя, то будет уничтожен он, человек?

— Аврорский робот поставит под сомнение простое утверждение такого рода. Потребуется ясная очевидность возможного уничтожения человека.

— А не может человек оказаться достаточно ловким и так подстроить дело, что робот поверит в страшную опасность для человека? Не эта ли изобретательность позволила утверждать, что преступление совершено не безумцем, не неопытным, не малолетним?

— Нет. Это не так.

— В моих рассуждениях есть ошибка?

— Никакой.

— Значит, я ошибся в предположении, что робот был разрушен физически, а физического ущерба не было. Правильно?

— Да, коллега Илайдж.

Значит, у Димачек были точные сведения.

— В таком случае, Джандер был поврежден умственно. Полный робблок!

— Что такое робблок?

— Это сокращение от роботоблока — постоянное падение функций позитронных связей.

— На Авроре не пользуются словом «робблок».

— А вы как говорите?

— Умственное замораживание.

— Это то же самое.

— Разумнее будет, коллега Илайдж, пользоваться нашим выражением, иначе аврорцы могут не понять вас, и это будет мешать беседе. Вы будете там слишком недолго, чтобы разница в словах могла иметь для вас значение.

— Ладно, я буду говорить «замораживание». Может ли такая вещь случиться сама собой?

— Да, но шансы бесконечно малы, как считают роботехники. Как человекоподобный робот, могу сказать, что сам я никогда не испытывал эффекта, могущего даже близко подойти к умственному замораживанию.

— Стало быть, надо предполагать, что человек сознательно создал ситуацию, при которой могло иметь место умственное замораживание.

— Именно это и утверждают противники доктора Фастольфа.

— И поскольку тут нужны знания роботехники, опытность и умение, глупый, неопытный и молодой не могли бы сделать этого.

— Это естественный вывод, коллега Илайдж.

— Тогда можно составить список достаточно опытных людей. Группа подозреваемых вряд ли будет очень многочисленной.

— Это уже было сделано.

— Длинный список?

— Он содержит только одно имя.

Бейли свел брови в одну линию.

— Только одно?

— Да, — спокойно сказал Дэниел. — Таково суждение доктора Фастольфа, величайшего теоретика роботехники на Авроре.

— Тогда в чем секрет? Чье это имя?

— Конечно, доктора Фастольфа. Я только что сказал вам, что он величайший теоретик роботехники на Авроре, и, по его профессиональному мнению, только он один мог бы привести Джандера Пэнела к полному умственному замораживанию, не оставив никаких следов. Однако доктор Фастольф уверяет также, что он этого не делал.

— И что, никто другой не мог бы этого сделать?

— Именно, партнер Илайдж. В этом и заключается тайна.

— А что, если доктор Фастольф…

Бейли остановился. Не было смысла спрашивать Дэниела, не солгал ли доктор Фастольф, утверждая, что не сделал этого, или не ошибся ли, утверждая, что никто, кроме него, не смог бы этого сделать, ведь Дэниела программировал доктор Фастольф и, конечно же, не вводил в программу способность сомневаться в программисте.

Поэтому Бейли сказал как можно спокойнее:

— Я подумаю насчет этого, Дэниел, а потом поговорим.

— Отлично, партнер Илайдж. А сейчас в любом случае пора спать. Вполне возможно, что на Авроре ход событий нарушит ваш режим, поэтому стоит воспользоваться случаем и выспаться. Я покажу вам, как установить постель.

— Спасибо, Дэниел, — пробормотал Бейли.

Он не думал, что быстро уснет.

Его послали на Аврору со специальным заданием доказать невиновность доктора Фастольфа. Успех в этом деле нужен для дальнейшей безопасности Земли и — что было менее важно, но равно дорого сердцу Бейли — дальнейшей блистательной личной карьеры Бейли. Однако, еще не добравшись до Авроры, он уже обнаружил, что Фастольф, в сущности, признался в совершении преступления.

8

Утром после завтрака — собственно, какое может быть утро или любое другое время дня в космосе? Но он спал, а проснувшись, поел — и решил считать это утренним завтраком. Итак, на следующее утро Бейли после завтрака посмотрел программу новостей, увидел, что там нет ничего насчет роботоубийства на Авроре, и вернулся к книгофильмам, которые накануне принес ему Жискар. Он выбрал исторические — судя по названиям, — но, быстро проглядев их, решил, что Жискар принес книги для юношества. Написаны они были легким, простым языком, текст сопровождался большим количеством иллюстраций. Неужели Жискар так низко оценил интеллект Бейли? Нет, наверное, просто он выбирал по своей роботовской наивности, меньше всего стремясь его обидеть.

Бейли стал читать более внимательно, и заметил, что Дэниел тоже читает с ним.

Дэниел ничего не говорил. Бейли тоже не задавал вопросов, если не считать того, что попросил инструкцию по обращению с аврорским проектором.

Время от времени Бейли посещал маленькое помещение рядом с его каютой, предназначенное для разных личных нужд и, называвшееся, как и на Земле, «туалетом». Помещение было только-только на одного, и это смущало жителя Земли, привыкшего к длинным рядам писсуаров, унитазов, раковин и душей.

Проглядывая книгофильмы, Бейли не старался запоминать детали. Он не собирался стать экспертом по аврорскому обществу, он хотел получить общее впечатление.

Он сразу заметил, что аврорские пионеры — Отцы-основатели, земляне, заселившие Аврору в ранние времена космических путешествий — были очень земным народом. Их политика, их распри, все тонкости поведения были земными. На Авроре происходили те же события, что и в пустынных районах Земли, заселенных пару тысячелетий до этого.

На Авроре не было разумной жизни, чтобы воевать с ней, там было очень мало какой-либо жизни вообще, поэтому планета была быстро заселена людьми, земными животными и растениями, паразитами и другими организмами, попутно привезенными с Земли, и, конечно, роботами.

Первые поселенцы быстро почувствовали себя хозяевами планеты, поскольку она попала им в руки без всякой конкуренции со стороны, и сначала назвали ее Новой Землей. Это было естественно, потому что она была первой планетой вне Солнечной системы, первой планетой Галактики, первым заселенным Внешним Миром. Это был первый ощутимый результат межзвездного путешествия, первая заря новой эры, чем ей суждено было завершиться, не знал тогда никто. Однако они быстро обрезали пуповину, связывавшую их с Землей, и переименовали свою планету в Аврору, римскую богиню утренней зари.

Это был Мир Зари, и поселенцы объявили себя основателями нового человечества. Вся предыдущая история человеческого рода была темной ночью, и только для аврорцев на их новой планете наступил, наконец, День.

Этот великий для них по значимости факт, это великое самовосхваление сквозило во всех деталях: в именах, датах, победах и потерях. Это было для аврорцев самое главное.

Были заселены другие миры, некоторые — земными жителями, другие — аврорцами, но Бейли не обращал внимания на детали. Наконец, он заметил два больших изменения, отторгнувших аврорцев от земных корней: первое — невероятная интеграция роботов во все сферы жизни, а второе — продолжительность жизни.

Чем более улучшались роботы, тем многограннее и сложнее становились закладываемые в них программы, тем более аврорцы зависели от них, хотя и не до беспомощности, не как на Солярии. Но все-таки зависимость росла. Насколько он мог видеть, каждый шаг в ходе интеграции человек-робот, казалось, вел к зависимости. Даже манера, в какой было закреплено общее мнение о правах роботов — постепенное уменьшение того, что Дэниел назвал бы «необязательными различиями», — было признаком зависимости.

Не то, чтобы аврорцы стали более человечными: они отрицали механическую природу роботов, чтобы не признать зависимости человека от предметов с искусственным разумом.

Что касается продолжительности жизни, то она сопровождалась спадом интенсивности хода истории. Все острые углы сглаживались, росла преемственность, и росло единодушие. История, с которой знакомился Бейли, чем дальше углублялся он в нее, становилась все менее интересной. Она становилась почти усыпляющей. Для тех, кто жил в это время, это было благом.

История интересна катастрофическими событиями для тех, кто о них читает, а для живущих она ужасна. Без сомнения, личная жизнь продолжает быть интересной для огромного большинства аврорцев, и если коллективное взаимодействие жизней увеличивает спокойствие — кто будет недоволен? Если в Мире Зари спокойный солнечный день, кто захочет грозы?

У Бейли несколько раз возникало странное ощущение. Если бы он попробовал описать его, то сказал бы, что это был момент инверсии — как будто его на долю секунды вывернули наизнанку, а затем вернули в первоначальное состояние. Это ощущение было настолько мимолетно, что он чуть не упустил его.

Возможно, только через минуту он вдруг вспомнил, что уже испытывал то же самое, когда летел на Солярию и когда возвращался на Землю.

Это был переход через гиперпространство, «прыжок», который посылал корабль со сверхсветовой скоростью через парсеки, в нарушение законов Вселенной, туда, где нет ни Пространства, ни Времени.

В констатации этого факта заключается разгадка, поскольку корабль просто выходил из Вселенной и летел где-то, где нет ограничений скорости. Весь секрет в концепции, потому что гиперпространство можно описать только математическими символами, а их в любом случае нельзя перевести во что-либо понятное.

Если принять тот факт, что люди научились манипулировать гиперпространством, не пониманием они манипулируют, то эффект ясен. Только что корабль был в микропарсеках от Земли, а в следующий момент он в микропарсеках от Авроры.

В идеале, прыжок занимает нуль времени, в буквальном смысле нуль, и если все происходит гладко, никаких физиологических ощущений нет и не может быть.

Физики, однако, утверждают, что идеальная гладкость требует бесконечной энергии, и поэтому всегда бывает «эффективное время», не полностью равное нулю.

От этого и происходит странное и в сущности безвредное ощущение инверсии.

Внезапно осознав, что он очень далеко от Земли и очень близко к Авроре, Бейли загорелся желанием увидеть Внешний Мир.

Частично это было желанием увидеть живых людей, а частично — естественным любопытством увидеть то, что заполняло его мысли после просмотра книгофильмов.

Как раз в это время вошел Жискар с едой — скажем, ленчем — и сказал:

— Мы приближаемся к Авроре, сэр, но вам нельзя наблюдать это из рубки. Да и сейчас все равно ничего не видно. Только через несколько дней мы подойдем к Авроре достаточно близко, чтобы увидеть какие-либо детали.

Подумав, он добавил:

— Но вам нельзя будет наблюдать из рубки и тогда.

Бейли растерялся. Видимо, предполагали, что он захочет наблюдать приближение и посадку, и запросто пресекли это желание. Его присутствие как зрителя было нежелательно.

— Прекрасно, Жискар, — ответил он.

Робот вышел.

Бейли сумрачно посмотрел ему вслед.

Сколько еще ограничений наложат на него?

Успешное выполнение его задачи и так маловероятно, и кто знает, сколько еще разных способов придумают аврорцы, чтобы сделать это выполнение вообще невозможным.

Загрузка...