Римские каникулы

Эпилог

**ИНТЕРЛЮДИЯ: ВЕЛИКИЙ ОБМАН**

Локи в облике Марка стоял в центре подземной лаборатории, наблюдая за последними приготовлениями к ритуалу «Великого Растворения». Крид методично выстраивал алхимический круг, используя смесь крови вампиров, ртути и измельчённых драгоценных камней. В центре композиции покоился философский камень-заготовка — кристалл размером с кулак, тёмно-красный и пульсирующий собственным внутренним светом.

Но внимание бога-хитреца было приковано не к северянину, а к серому волку, лежавшему у входа в лабораторию. Локи знал этого волка с тех пор, как впервые принял облик Марка. Знал его повадки, запах, манеру наблюдать за происходящим. И постепенно понял, кто скрывается под звериной шкурой.

«Один», — мысленно усмехнулся Локи. — «Мой дорогой побратим решил лично проследить за развитием событий».

Всеотец, видимо, полагал, что его присутствие останется незамеченным. Он недооценивал способности Локи к распознаванию магических маскировок. Локи изучал искусство превращений тысячелетиями, и никого нельзя было обмануть лучше, чем его самого.

Присутствие Одина в лаборатории вносило в планы бога-хитреца интересные коррективы. Первоначально он собирался просто дождаться момента, когда ритуал достигнет пика, а затем исчезнуть, позволив энергии взрыва уничтожить Рим и спровоцировать Рагнарёк. Но теперь перед ним открывались гораздо более заманчивые возможности.

— Марк, — окликнул его Крид, — проверь ещё раз расположение рунических символов по внешнему кругу. Они должны быть идеально выровнены.

— Конечно, Виктор, — ответил Локи, склоняясь над чертежами.

В действительности он изучал не рунические символы, а схему распределения энергетических потоков во время ритуала. За недели подготовки Локи внёс в неё несколько незаметных изменений — дополнительные каналы, скрытые под основными линиями силы. Крид, поглощённый мыслями о собственной смерти, не заметил этих модификаций.

«Ты думаешь, что вся твоя бессмертная энергия перейдёт в философский камень, — размышлял Локи, наблюдая за работой северянина. — Но на самом деле значительная её часть будет перенаправлена ко мне. А Один… Один получит неожиданный урок о том, что происходит, когда он пытается играть против мастера игр».

За несколько дней до ритуала Локи провёл тайную модификацию лаборатории. Пока Крид спал, бог-хитрец добавил в стены и пол специальные кристаллы — накопители магической энергии, связанные с его собственной сущностью. Они были замаскированы под обычные минералы, используемые для усиления алхимических процессов.

Теперь, когда ритуал вот-вот должен был начаться, эти кристаллы готовились поглотить часть энергии, которая высвободится при смерти бессмертного. Локи не собирался отнимать всю силу — это могло привести к полному провалу ритуала. Но треть… треть бессмертной энергии Крида было более чем достаточно для восстановления собственного божественного могущества.

— Всё готово, — объявил Крид, отступая от завершённого круга. — Марк, ты уверен, что хочешь остаться? Процесс будет… болезненным для наблюдения.

— Я должен быть здесь, — твёрдо ответил Локи. — Ты мой учитель, мой друг. Я не могу оставить тебя одного в последние минуты.

В голосе Марка звучали искренние эмоции — одно из величайших достижений Локи в искусстве обмана. Он действительно испытывал нечто похожее на привязанность к Криду. Северянин был достойным противником, интересным собеседником, и его смерть станет потерей для мира. Но личные чувства никогда не влияли на планы бога-хитреца.

Крид кивнул и шагнул в центр круга. Философский камень-заготовка покоился на небольшом алтаре прямо перед ним. Северянин обнажил грудь, взял в руки ритуальный кинжал из вулканического стекла.

— Начинаем, — тихо сказал он.

Первый порез. Кровь Крида, золотистая и светящаяся, потекла по лезвию кинжала и капнула на философский камень. Кристалл вспыхнул ярким светом, и по алхимическому кругу пробежали искры энергии.

Локи почувствовал, как его тайные кристаллы активируются, готовясь к поглощению силы. Волк у входа напрягся — Один тоже ощутил перемены в энергетическом поле лаборатории.

Второй порез. Третий. Кровь Крида лилась всё сильнее, а философский камень начинал пульсировать в такт его сердцебиению. Воздух в лаборатории стал плотным, вязким, наполненным магической энергией.

— Я отдаю свою бессмертную жизнь, — произнёс Крид ритуальные слова, написанные Локи, — чтобы создать ключ к вечности для всего человечества. Пусть моя смерть станет началом новой эры.

«О, она действительно станет началом новой эры, — мысленно усмехнулся Локи. — Только не такой, как ты думаешь».

Энергия в комнате достигла критической точки. Тело Крида начало светиться изнутри, кожа стала полупрозрачной. Бессмертная сущность северянина начинала покидать физическую оболочку, стремясь к философскому камню.

Именно в этот момент Локи активировал свои скрытые каналы.

Поток золотистой энергии, струившийся от Крида к камню, внезапно разделился. Основная часть по-прежнему направлялась к кристаллу, но значительная доля потекла к стенам лаборатории, где её жадно поглощали спрятанные накопители.

Крид не заметил подмены — он был слишком поглощён процессом умирания. Но волк у входа вскочил на лапы, ощутив неладное.

«Слишком поздно, старый друг, — мысленно обратился к нему Локи. — Слишком поздно, чтобы что-то изменить».

Сила бессмертного продолжала перетекать в два направления. Философский камень рос, становился всё ярче, накапливая мощь для будущего взрыва. А скрытые кристаллы Локи наполнялись украденной энергией, возвращая богу-хитрецу утраченное могущество.

Локи почувствовал, как божественная сила возвращается к нему. Его чувства обострились, магические способности усилились в десятки раз. Он снова ощущал себя настоящим богом, а не жалким изгнанником, вынужденным хитростью добывать крохи власти.

— Что… что происходит? — прохрипел Крид, заметив, что процесс идёт не так, как планировалось.

Его тело должно было уже начать рассыпаться в прах, но он всё ещё стоял на ногах, хотя и смертельно ослабленный. Энергии, поступающей в философский камень, не хватало для завершения трансформации.

— Что-то пошло не так, — соврал Локи, изображая панику. — Ритуал даёт сбой!

На самом деле всё шло именно так, как планировал бог-хитрец. Крид получил достаточно повреждений, чтобы умереть в течение нескольких минут, но сохранил способность мыслить и говорить. А философский камень накопил достаточно энергии для масштабного взрыва, но не получил стабилизирующего влияния полной сущности бессмертного.

— Марк… — Крид протянул к нему руку. — Помоги мне… завершить…

— Я попробую, — ответил Локи, подходя ближе.

Вместо помощи он положил ладонь на лоб умирающего северянина и высосал остатки его жизненной силы. Крид вздрогнул, его глаза широко раскрылись, а затем навсегда закрылись.

Философский камень, лишённый направляющего влияния своего создателя, начал терять стабильность. Энергия внутри кристалла сжималась, готовясь к взрыву, который разрушит не только лабораторию, но и весь Рим.

Локи почувствовал волну силы, поднимающуюся из глубин камня. Ещё несколько секунд — и произойдёт катастрофа. Пора было уходить.

Он обернулся к волку, который всё ещё стоял у входа, парализованный ужасом от понимания происходящего.

— Прощай, Один, — сказал Локи голосом Марка, но с интонациями, которые мог распознать только Всеотец. — Ты проиграл эту партию. Как и все остальные.

Бог-хитрец исчез, телепортировавшись за пределы Рима в то же мгновение, когда философский камень достиг критической массы.

Взрыв был ужасающим. Волна энергии прокатилась по всему городу, мгновенно уничтожая всё живое. Дома рухнули, улицы растрескались, а семь холмов Рима содрогнулись до самых оснований. Но люди не кричали — у них не было времени даже на крик. Они просто исчезли, превратившись в пыль.

За считанные минуты великий Рим, столица мира, стал городом мёртвых. Пустые здания стояли под беззвучным небом, а по улицам гулял только ветер, разнося пепел тех, кто когда-то называл этот город домом.

Локи материализовался на холме в нескольких милях от города и с удовлетворением наблюдал за результатами своей работы. Энергетический всплеск был виден даже отсюда — столб света, поднимающийся до самых облаков.

Но самое важное — он чувствовал силу, текущую по его жилам. Божественная мощь, украденная у Крида, делала его равным старым богам. Возможно, даже сильнее их.

Оставалось последнее дело. Локи вернулся в лабораторию — теперь уже полуразрушенную — и нашёл тело Марка. Настоящий греческий алхимик умер несколько дней назад, когда Локи решил, что его присутствие больше не нужно. Бог-хитрец сохранил труп, планируя использовать его именно для этого момента.

Он превратил тело Марка в мумию — высушенную, но узнаваемую, — и оставил её на месте настоящих останков Крида. Пусть те немногие, кто выживет в этой катастрофе, думают, что греческий алхимик погиб вместе со своим учителем.

Сам же Локи принял облик римского торговца и покинул проклятые земли. У него были планы — грандиозные планы нового мирового порядка, где он займёт подобающее место правителя.

А в разрушенной лаборатории серый волк медленно превращался в седобородого старца. Один смотрел на останки Крида и мумифицированное тело Марка, и в его единственном глазу читались гнев, горечь и, как ни странно, уважение.

— Хорошо сыграно, — прошептал он в пустоту. — Хорошо сыграно, Локи.

Всеотец знал, что проиграл не просто партию, а, возможно, всю войну. Локи получил силу, достаточную для того, чтобы бросить вызов самому Асгарду. А Рагнарёк, который должен был прийти в своё время, теперь начался хаотично и преждевременно.

Но игра ещё не закончилась. И Один, король богов, не собирался сдаваться без последнего боя.

**ИНТЕРЛЮДИЯ: МЁРТВАЯ СТОЛИЦА**

Гай Юлий Цезарь увидел дым над Римом ещё с расстояния в двадцать миль. Чёрные столбы поднимались к небу там, где должны были виднеться знакомые очертания семи холмов, а в воздухе висел странный, металлический запах — не горелого дерева или масла, а чего-то неопределимого и зловещего.

— Ускорьте марш! — приказал диктатор, подгоняя коня.

За ним следовал легион — пять тысяч закалённых в галльских войнах ветеранов, возвращавшихся домой с богатой добычей. Они должны были войти в Рим с триумфом, под ликующие крики толпы, под звуки труб и грохот колесниц. Но вместо праздника их встречала тишина и дым.

Чем ближе они подъезжали к городу, тем отчётливее Цезарь понимал — что-то ужасное произошло в его отсутствие. Дороги, обычно полные торговцев и путешественников, были пусты. Пригородные виллы стояли безмолвно, словно покинутые жителями. А запах в воздухе становился всё сильнее — смесь смерти, магии и чего-то ещё, чего диктатор не мог определить.

Первые тела они нашли у городских ворот. Стражники лежали на своих постах, но это не было похоже на резню. Никаких ран, никаких следов борьбы. Они просто… лежали, словно внезапно уснули и больше не проснулись. Кожа была сухой, почти мумифицированной, а лица застыли в выражении удивления.

— Чума? — предположил центурион Луций Ворен, один из самых опытных офицеров Цезаря.

— Нет, — покачал головой диктатор, спешиваясь и подходя к ближайшему телу. — При чуме не бывает таких… изменений.

Он не сказал вслух, что это не похоже ни на одну известную болезнь. Тела выглядели так, словно из них высосали саму жизнь, оставив только пустые оболочки.

Легион вошёл в Рим, и с каждым шагом ужас диктатора нарастал. Улицы были заполнены мёртвыми — мужчинами, женщинами, детьми, рабами, патрициями. Все в одинаковом состоянии, все с тем же выражением внезапного удивления на лицах. Словно смерть пришла мгновенно и одновременно ко всем жителям великого города.

— Боги милостивые, — прошептал кто-то из легионеров.

Цезарь оглянулся и увидел, что его закалённые воины — люди, прошедшие сквозь самые кровавые битвы Галлии — смотрят вокруг с плохо скрываемым ужасом. Некоторые хватались за амулеты, другие шептали молитвы. Паника могла охватить легион в любой момент.

— Центурионы! — резко скомандовал диктатор. — Построить людей в колонны. Никто не отходит от строя. Это болезнь, а не проклятие. Держите дисциплину!

Но сам Цезарь знал, что это была не болезнь. За свою жизнь он видел последствия чумы, тифа, лихорадки. Это было нечто иное — нечто сверхъестественное.

Легион двинулся к центру города, к Форуму, и картина не менялась. Торговцы лежали у своих лавок, сенаторы — у входа в Курию, жрецы — у алтарей храмов. Все мёртвы, все в одинаковом состоянии.

«Миллион человек, — думал Цезарь, с трудом осознавая масштаб катастрофы. — Целый миллион жителей Рима мёртв. Как такое возможно?»

И тут он вспомнил о Корнелии и его алхимиках. О том предупреждении, которое он дал патрицию несколько недель назад. О философском камне и северянине, который искал смерть.

«Крид», — с ужасом понял диктатор. — «Этот проклятый бессмертный что-то сделал».

Он повернул коня в сторону виллы Корнелия, находившейся на Авентинском холме. Легион последовал за ним, прокладывая путь между телами, которые устилали улицы, как опавшие листья.

Вилла Корнелия была разрушена. Не огнём, не осадными орудиями — словно её разорвало изнутри каким-то невероятным взрывом. Мраморные колонны лежали обломками, стены растрескались, а от подземной лаборатории остался только зияющий кратер.

Цезарь спустился в то, что когда-то было лабораторией алхимиков. На дне кратера он нашёл два тела — мумифицированные останки, которые когда-то были людьми. Одного он не узнал — высокий, светловолосый. Видимо, это был северянин Крид. Второго опознать было проще — греческие черты лица, характерное строение тела. Марк, алхимик.

«Они сделали это, — понял диктатор. — Они создали свой проклятый философский камень, и он уничтожил весь Рим».

Но понимание причин катастрофы не решало главной проблемы — что делать дальше. Цезарь правил империей, в которой внезапно исчезла столица. Миллион человек, включая большую часть сената, патрициев, жрецов и чиновников, были мертвы. А за пределами Рима находились легионы, провинции, союзники и враги, которые рано или поздно узнают о случившемся.

«Если правда выйдет наружу, — размышлял диктатор, стоя среди руин лаборатории, — империя развалится за считанные дни. Легионы начнут борьбу за власть, провинции объявят независимость, а варвары ринутся грабить беззащитные города».

Нужна была ложь. Убедительная, простая ложь, которую примут все — от легионеров до сенаторов в провинциях.

Цезарь поднялся из кратера и приказал легионерам сжечь останки алхимиков. Никаких следов их деятельности не должно было остаться. Затем он собрал всех центурионов для срочного совещания.

— Слушайте внимательно, — начал он, глядя в глаза своим офицерам. — То, что произошло в Риме, — это чума. Самая страшная чума в истории человечества. Её принесли кочевники из дальних земель — скифы или сарматы, не важно. Болезнь распространилась с невероятной скоростью и унесла жизни почти всех жителей города.

Центурионы переглянулись. Некоторые кивали — эта версия была разумной и объясняла увиденное. Другие смотрели скептически, но молчали.

— Мы прибыли слишком поздно, чтобы спасти город, — продолжал Цезарь. — Но мы можем предотвратить распространение заразы. Рим будет закрыт на карантин. Никто не входит, никто не выходит. А мы пошлём гонцов во все провинции с предупреждением о чуме и приказом усилить охрану границ.

— А что с телами, Цезарь? — спросил Ворен. — Их нужно хоронить или сжигать?

— Сжигать, — без колебаний ответил диктатор. — Всех. Это единственный способ остановить заразу. Мы устроим огромные костры на каждом холме Рима. Пусть дым видят за сотни миль — это будет предупреждением для всех.

В течение следующих дней Цезарь и его легион превратились в похоронную команду чудовищных масштабов. Тела собирали повозками, складывали в огромные пирамиды и поджигали. Дым действительно был виден издалека, а запах горящей плоти разносился ветром по всей округе.

Диктатор лично следил за тем, чтобы никаких свидетельств алхимических экспериментов не осталось. Библиотеки с подозрительными текстами — сожжены. Лаборатории — засыпаны землёй. Любые упоминания о Марке, Криде или философском камне — уничтожены.

Параллельно он диктовал письма гонцам, которые должны были разнести новости по всей империи. Каждое послание было тщательно продумано — достаточно правдоподобно, чтобы в него поверили, но не настолько подробно, чтобы вызвать лишние вопросы.

«Сенату и народу провинции Галлия Нарбонская. Диктатор Гай Юлий Цезарь сообщает о великом несчастье, постигшем столицу. Неизвестная болезнь, принесённая кочевниками с далёкого востока, поразила Рим. Город закрыт на карантин до полного искоренения заразы. Все граждане провинций должны усилить бдительность и не допускать проникновения подозрительных чужеземцев…»

Такие же письма ушли в Испанию, Африку, Азию, на все границы империи. Везде одна и та же история — чума, кочевники, карантин.

Через неделю работы Рим действительно стал походить на город, поражённый чумой. Пустые улицы, груды пепла на месте бывших костров, зловещая тишина. Легионеры, участвовавшие в «очистке», получили щедрые денежные награды и строгие приказы никому не рассказывать подробности увиденного. Цезарь знал цену солдатской верности — золото и страх действовали надёжнее любых клятв.

Самой сложной задачей было объяснить собственное выживание. Почему диктатор и его легион не пострадали от чумы, которая убила миллион человек? Ответ был прост — они прибыли уже после того, как эпидемия пошла на спад, а военная дисциплина и опыт галльских походов помогли избежать заражения.

«Римляне верят в силу дисциплины, — размышлял Цезарь, наблюдая за работой легионеров. — Они поверят, что правильная организация лагеря и строгое соблюдение ритуалов очищения спасли нас от болезни».

Но в глубине души диктатор понимал — он живёт в заимствованное время. Рано или поздно правда о том, что произошло в Риме, выйдет наружу. Слишком много людей знали о существовании алхимиков, слишком много патрициев вкладывали деньги в проект философского камня. И тогда…

«Тогда я буду готов, — решил он. — У меня есть верный легион, есть золото из Галлии, есть время для подготовки. Если империя начнёт разваливаться, я построю новую. Меньшую, но более управляемую».

Через месяц «карантина» Цезарь объявил, что чума отступила, но Рим останется закрытым ещё на полгода для полной безопасности. Столица империи временно переносится в Равенну, туда же переезжают выжившие сенаторы из провинций.

История о чуме, принесённой кочевниками, прижилась удивительно быстро. Люди хотели простых объяснений сложных событий, и версия Цезаря давала им такое объяснение. Никого не удивило, что «варвары» могли принести смертельную болезнь в цивилизованный мир — это случалось и раньше, просто никогда в таких масштабах.

Цезарь стоял на башне временного дворца в Равенне и смотрел на север, туда, где за горизонтом лежал мёртвый Рим. Он сумел замять дело с алхимиками, но знал — это была лишь отсрочка. Силы, способные уничтожить целый город за одну ночь, не исчезли с гибелью Крида. Где-то в мире оставались те, кто знал правду о философском камне.

«И однажды они придут за мной, — думал диктатор. — Но к тому времени я буду готов».

Гай Юлий Цезарь, покоритель Галлии, диктатор Рима, человек, который перешёл Рубикон, впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему одиноким. Он правил империей, столица которой превратилась в гигантский склеп, а главной его заботой стало сохранение лжи, которая удерживала всё от окончательного краха.

Но он выжил. И пока он жив, империя будет существовать — пусть даже в новой форме, пусть даже ценой страшной тайны, которую он унесёт с собой в могилу.

**ИНТЕРЛЮДИЯ: ЖАТВА СМЕРТИ**

Хель ощутила агонию Рима задолго до того, как философский камень разорвался в подземелье виллы Корнелия. Волна умирания прокатилась сквозь все планы бытия подобно цунами, достигнув самых сокровенных глубин Хельхейма и заставив богиню смерти содрогнуться от экстаза.

Миллион душ. Целый миллион человеческих жизней, угасших в единое мгновение.

Хель поднялась со своего костяного трона в сердце чертогов мёртвых и расправила невидимые крылья духа — не плоть и кровь, а саму сущность власти над смертью, способную объять целые миры. Энергия угасания устремилась к ней бурным потоком, и с каждой поглощённой душой могущество богини возрастало, преображая её.

— Локи, — выдохнула она с восхищением и тёмным восторгом. — Ты превзошёл все мои ожидания.

Она видела каждую деталь свершившегося — предсмертные конвульсии Крида, каждую каплю энергии, украденную Локи, каждую секунду разрушения великого города. Бог-обманщик полагал, что переиграл всех, включая саму Смерть. Но разве мог он знать об истинных нитях её замысла?

Богиня затворила очи и позволила себе раствориться в блаженстве момента. Энергия миллиона смертей наполняла её существо, трансформировала, возносила на вершины могущества, недостижимые за всю её долгую жизнь. Прекрасная половина лица засияла неземной красотой, способной затмить звёзды, а мёртвая половина обрела ужасающее величие тления, перед которым содрогнулись бы сами боги.

Но подлинное торжество заключалось в ином. Смерть Рима была лишь прелюдией к симфонии разрушения. Крид пал в ритуале, однако смерть стала для него не концом, а преображением. Его бессмертная сущность, освобождённая от бренной плоти, теперь принадлежала ей безраздельно. Северянин превратился в её орудие, в её слугу, в совершеннейшего из воинов грядущей войны за новый мировой порядок.

Хель восстала с трона и направилась к исполинскому зеркалу из чёрного обсидиана, позволявшему ей взирать на любой уголок Девяти Миров. Отражение явило ей Мидгард — мир людей, где свершилась катастрофа.

Цезарь со своим легионом предавал огню тела, распространяя ложь о моровом поветрии. Один в волчьем обличье скитался среди руин лаборатории, тщетно пытаясь постичь масштаб поражения. А где-то в отдалении Локи упивался возвращением божественной силы, не ведая, что стал пешкой в ещё более грандиозной партии.

— Время двигаться дальше, — решила Хель.

За века владычества над Хельхеймом она научилась мыслить не мгновениями или годами, а целыми эпохами. Падение Рима представляло важный, но не решающий ход в её планах. Подлинная цель простиралась далее — покорение не только мира мёртвых, но и царства живых.

Хель взмахнула дланью, и вокруг неё материализовались двенадцать вернейших слуг — драугров, некогда великих воинов, ныне преображённых в нежить, чья сила многократно превосходила возможности живых.

— Верные мои, — обратилась к ним богиня голосом, подобным зимнему ветру, — настал час великой охоты. Осколки философского камня рассеялись по всему Мидгарду. Отыщите их. Каждый осколок — источник силы, ключ к новым возможностям. А я направлюсь туда, где произрастает новая мощь, способная стать либо союзником, либо препятствием на нашем пути.

Драугры склонились в безмолвном поклоне и растаяли во тьме, устремляясь в мир людей на поиски магических фрагментов.

Хель же сосредоточилась на иной задаче. Её сверхъестественные чувства улавливали отголоски колоссальной магической силы где-то к западу от разрушенного Рима. Сила древняя, исполненная мудрости и потенциально опасная. Необходимо было выяснить природу её источника.

Богиня шагнула в портал, который перенёс её сквозь границы миров прямо в Британию — туманный остров на краю ойкумены, где кельтские племена всё ещё чтили старых богов и где магия струилась в жилах земли, подобно крови в жилах живого существа.

Она материализовалась в священной роще, где древние дубы образовывали круг вокруг каменного алтаря, испещрённого рунами и кельтскими символами. Воздух здесь был густ от магии, а каждый шелест листвы казался преисполненным вековой мудрости.

У алтаря её ожидал человек.

Высокий, худощавый, с длинной седой бородой и проницательными очами, в которых плясали отблески звёздного света. Одеяние его было простым — белая туника и тёмный плащ, — но аура силы вокруг него ощущалась почти физически. В руках он держал дубовый посох, увенчанный кристаллом, который пульсировал собственным внутренним сиянием.

— Мерлин, — произнесла Хель, мгновенно узнав его.

— Хель, дочь Локи, владычица мёртвых, — отвечал друид, склонив голову в знак уважения, но отнюдь не страха. — Я предчувствовал твоё приближение с момента падения Рима. Твоя жатва была… поистине впечатляющей.

Мерлин принадлежал к числу немногих смертных, которых Хель считала достойными внимания. Друид-чародей, советник королей, человек, чья магическая мощь соперничала с божественной. Он прожил уже свыше трёх столетий, черпая силу из самой земли Британии, и мудрость его была легендарна даже среди богов.

— Ты знаешь, зачем я явилась, — изрекла Хель, приближаясь к алтарю.

— Полагаю, — ответил Мерлин с едва заметной улыбкой. — Ты ищешь союзников для грядущей войны. Или предупреждаешь потенциальных противников о том, что их ожидает.

— И то, и другое, — честно признала богиня. — Падение Рима — лишь увертюра. Локи обрёл былое могущество, Один мечется в попытках предотвратить Рагнарёк, а я… я готовлюсь к тому мгновению, когда ветхий мир окончательно рухнет и понадобится кто-то, дабы воздвигнуть новый.

Мерлин неспешно обошёл алтарь, не отводя взгляда от богини. В его очах не читалось ни страха, ни враждебности — лишь оценка, словно у шахматиста, изучающего позицию соперника.

— И какое место в этом новом мире ты уготовила Британии? — спросил он.

— Это зависит от тебя, — отвечала Хель. — Твоя магия могущественна, твоя мудрость глубока. Ты мог бы стать бесценным союзником в грядущих переменах. Или же… препятствием, которое придётся устранить.

Друид рассмеялся — звук получился удивительно тёплым и человечным.

— Прямолинейно, как и подобает дочери Локи. Но ты заблуждаешься в одном, владычица мёртвых. Я не тот, с кем тебе предстоит иметь дело в этих землях.

Хель нахмурилась. Её магические чувства не лгали — Мерлин воистину был источником той силы, которую она ощущала. Однако в его словах таилась скрытая истина.

— Объясни.

— Я старею, Хель. Даже магия не способна остановить течение времени навеки. Дни мои в этом мире сочтены — быть может, годы, быть может, десятилетия, но не века. А власть… власть переходит к новому поколению.

Мерлин воздел посох, и кристалл на его вершине вспыхнул ослепительным светом. В этом сиянии богиня узрела видение — молодого воина с мечом в руке, окружённого рыцарями в сверкающих доспехах. От него исходила сила, словно тепло от пламени, — не магическая мощь, а нечто иное. Сила судьбы, предназначения, высшей цели.

— Артур, — прошептала Хель, узнав того, кого являло видение.

— Грядущий король Британии, — подтвердил Мерлин. — Тот, кого я готовлю к великим свершениям. Его меч будет освящён самой землёй этого острова, его рыцари станут воплощением чести и доблести, а его королевство… его королевство воссияет маяком света во тьме, которая поглотит остальной мир.

Хель внимательно вглядывалась в видение. Молодой король обладал той особой аурой, что иногда встречалась у избранников судьбы — людей, способных изменить ход истории одним лишь своим существованием.

— Занимательно, — протянула она. — И ты полагаешь, что этот отрок сможет противостоять силам, которые я готовлю?

— Я не полагаю, — невозмутимо ответил Мерлин. — Я знаю. Артур — не просто король, владычица мёртвых. Он — символ, воплощение тех сил, что извечно противостоят хаосу и разрушению. И когда твои полчища мертвецов ступят на эти берега, они встретят не просто сопротивление, а живое воплощение надежды.

Богиня рассмеялась — звук прозвучал холодно, словно зимний ветер.

— Надежда? Ты хочешь противопоставить мне надежду? — Хель улыбнулась торжествующе, и эта улыбка была прекрасна и ужасна одновременно. — Ты не ведаешь, с чем имеешь дело, древний чародей. Крид, тот северянин, что жаждал обрести смерть в Риме, ныне принадлежит мне. Его бессмертная сущность стала моим орудием, и вскоре он ступит на берега твоей Британии. Что сможет один смертный король против воина, не знавшего поражений целые тысячелетия?

Лицо Мерлина омрачилось. Он понял — богиня смерти говорила не о пустой угрозе, а о реальной опасности.

— Крид жив?

— Мёртв и жив одновременно, — усмехнулась Хель. — Наилучшее состояние для моих слуг. Вся его сила, весь его опыт, но теперь без тех сомнений и колебаний, что делали его немощным при жизни. А когда он явится за тобой, дорогой Мерлин, твоя смерть многократно усилит мою власть в этом мире.

Видение в кристалле изменилось, являя новые образы — тёмную фигуру в чёрных доспехах, шествующую по полю брани среди поверженных рыцарей. Очи воина горели холодным пламенем, а в руках он держал клинок, сотканный из теней и смерти.

— Ты готовишь мне врага, — констатировал Мерлин, но в голосе его не было страха.

— Я готовлю тебе смерть, — поправила Хель. — То, что ты считаешь это враждой, лишь являет ограниченность смертного восприятия.

Богиня погрузилась в раздумья. Она могла умертвить Мерлина здесь и сейчас — её сила, возросшая от смертей Рима, более чем достаточна для этого. Но тогда она лишилась бы наслаждения созерцать, как великий чародей падёт перед её воскрешённым чемпионом.

— Хорошо, — изрекла Хель наконец. — Готовь своего короля, Мерлин. Обучай его, вдохновляй, преображай в легенду. А когда он будет готов — когда станет всем тем, чем ты желаешь его видеть, — Крид явится за вами обоими.

— И тогда мы узрим, что сильнее — твоя власть над смертью или способность живых превосходить самих себя перед лицом невозможного, — ответил друид.

Хель начала растворяться в воздухе, готовясь вернуться в Хельхейм, но перед исчезновением добавила:

— Не заставляй меня ждать чрезмерно долго, чародей. Когда Крид полностью адаптируется к своему новому естеству, он потребует достойного противника. А я желаю, чтобы твоя смерть была… зрелищной.

— Дай мне двадцать лет, — попросил Мерлин. — Двадцать лет, чтобы превратить отрока в короля, а короля — в легенду.

— Двадцать лет, — согласилась богиня. — Но не более. И ведай — когда я пошлю Крида, он принесёт с собой не просто смерть. Он принесёт конец всему, что ты воздвиг.

С этими словами Хель исчезла, оставив Мерлина одного в священной роще. Друид долго стоял безмолвно, взирая на место, где мгновение назад находилась владычица мёртвых, а затем поднял очи к звёздам.

— Двадцать лет, — прошептал он. — Довольно ли этого, чтобы подготовить Артура к встрече с бессмертным воином?

Звёзды безмолвствовали, но Мерлин и не ожидал ответа. Пред ним стояла задача — важнейшая в его долгой жизни. Ему предстояло сотворить короля, способного противостоять самой Смерти.

А в Хельхейме Хель воссела на свой костяной трон и улыбнулась — наполовину прекрасной, наполовину ужасающей улыбкой. Где-то в глубинах её владений адаптировался к новому бытию Крид, преображаясь из отчаявшегося искателя смерти в совершенного воина тьмы. Ещё немного времени — и он будет готов стать её карающей десницей в мире живых.

Двадцать лет казались мгновением для бессмертной богини. Но за эти двадцать лет она свершит многое — соберёт воинства мертвецов, обретёт все осколки философского камня, а главное — завершит преображение Крида в абсолютное оружие.

А затем настанет время показать этому Артуру и его рыцарям, что даже самые благородные устремления бессильны перед лицом неумолимой смерти.