Римские каникулы

Интерлюдия

**ИНТЕРЛЮДИЯ: ДОЧЕРИ ТЬМЫ**

Хель материализовалась в подземелье виллы Корнелия словно сгущающийся туман, принимая знакомый облик — половина лица прекрасна, как у богини, половина разложившаяся, как у трупа. Воздух вокруг неё похолодел, а факелы на стенах затрепетали от её присутствия.

Перед ней в каменной нише лежали две девушки, недавно обращённые Кридом. Лидия — смуглая римлянка с волнистыми тёмными волосами, некогда служившая в доме богатого патриция. Марта — бледная галльская пленница с огненно-рыжими локонами, проданная в рабство после очередной войны. Обе были молоды, красивы, и обе умерли от потери крови во время экспериментов северного алхимика. Теперь же они медленно пробуждались к новой, тёмной жизни.

— Мои милые дочери, — прошептала Хель, склоняясь над неподвижными телами.

Её голос звучал, как эхо в склепе, одновременно манящий и леденящий душу.

— Проснитесь. Ваш создатель дал вам величайший дар — освобождение от бренности смертной плоти.

Лидия первой открыла глаза. Некогда карие, теперь они пылали алым огнём, отражая пламя факелов. Девушка медленно села, ощущая непривычную силу в каждой мышце своего тела. Голод терзал её — не обычный голод, а нечто более глубокое, первобытное.

— Кто… кто ты? — прохрипела она, не узнавая собственного голоса.

Он стал более глубоким, гипнотическим.

— Я — Хель, богиня смерти и владычица мёртвых, — ответила божественная посетительница, любуясь пробуждением своих новых протеже. — И я пришла, чтобы открыть вам глаза на ваше истинное предназначение.

Марта также очнулась, инстинктивно прижавшись к своей спутнице. Галльская девушка всегда была более осторожной, более недоверчивой — качества, которые помогли ей выжить в рабстве. Теперь же эта осторожность обострилась до предела.

— Где мы? Что с нами произошло? — спросила она, разглядывая мрачное подземелье.

Хель засмеялась — звук напоминал звон похоронных колоколов.

— Вы умерли, мои дорогие. Умерли и возродились как нечто большее, чем простые смертные. Виктор Крид, ваш создатель, наделил вас частицей своей бессмертной сущности. Теперь вы — вампиры, дочери ночи и крови.

Лидия прикоснулась к своей шее, нащупывая следы укусов, которые уже затянулись. Воспоминания начинали возвращаться — северянин в своей лаборатории, его эксперименты, боль, а затем… пустота.

— Он сказал, что это поможет ему понять природу смерти, — прошептала она. — Что наши жертвы необходимы для создания философского камня.

— И он не солгал, — кивнула Хель, обходя девушек подобно хищнице, изучающей свою добычу. — Но Крид не понимает истинной ценности того, что создал. Вы — не просто неудачные эксперименты или подопытные существа. Вы — новая раса, предназначенная пережить грядущий конец света.

Марта недоверчиво покачала головой.

— Конец света? О чём ты говоришь?

— О Рагнарёке, дитя моё. О сумерках богов и крушении миров. Ваш создатель стремится к смерти, не подозревая, что его поиски приведут к катастрофе, которая поглотит весь мир. Но вы… вы переживёте это. Если будете достаточно мудры, чтобы принять мой дар.

Богиня смерти простёрла руки над головами девушек. Её прикосновение было холодным, как лёд, но одновременно наполняло их силой.

— Я могу дать вам то, чего не может ваш создатель — истинную красоту, которая не увянет с веками. Силу, которая будет расти с каждым столетием. Мудрость, чтобы выжить в мире, где боги и люди одинаково смертны. Всё, что я прошу взамен, — верность. Не слепое подчинение, а разумное партнёрство.

Лидия и Марта переглянулись. В их новых вампирских душах зародилось понимание — они больше не были теми беспомощными девушками, которыми были при жизни. Смерть и перерождение изменили их, сделав хищницами.

— А что с Кридом? — спросила Лидия. — Он наш создатель. Разве мы не связаны с ним?

— Связаны, — согласилась Хель, — но связь эта не означает рабства. Крид создал вас в отчаянии, не понимая истинной природы своих действий. Он видит в вас лишь ступень к своей цели — обретению смерти. Но я вижу в вас нечто большее. Я вижу будущих владычиц ночи, тех, кто будет править, когда старые боги падут.

Марта медленно поднялась, ощущая, как по её телу пробегают волны новой силы.

— И что ты хочешь, чтобы мы делали?

— Пока что — оставайтесь верными своему создателю. Помогайте ему в его экспериментах, изучайте его методы. Но помните — когда придёт время выбора между его смертью и вашим выживанием, выбирайте жизнь. Выбирайте будущее.

Хель начала растворяться в воздухе, но её голос ещё долго звучал в подземелье:

— Я буду наблюдать за вами, мои дочери. И когда мир содрогнётся от агонии, когда философский камень разорвёт границы между жизнью и смертью, вы будете готовы занять своё место в новом порядке вещей. Красота, сила, вечность — всё это будет вашим, если вы останетесь мудрыми и терпеливыми.

Лидия и Марта остались одни в холодном подземелье, но теперь они знали — их смерть была лишь началом гораздо большего пути. И хотя Крид оставался их создателем, истинная власть над их судьбой принадлежала той, что смогла предложить им не просто существование, а господство над будущим миром.

**ИНТЕРЛЮДИЯ: ВКУС БЕССМЕРТИЯ**

Марк Лициний Красс откинулся на позолоченное ложе в своей частной триклинии, наслаждаясь послевкусием удивительного напитка, который подарил ему греческий алхимик. Вечерние тени уже легли на мраморные колонны его виллы, а слуги бесшумно зажигали масляные светильники, но мысли богатейшего человека Рима были целиком поглощены воспоминаниями о сегодняшней дегустации.

«Боги милостивые», — пробормотал он, потирая виски. Головокружение прошло, но ощущение лёгкости и необычайной ясности ума сохранялось. Красс прожил пятьдесят восемь лет, перепробовал лучшие вина Кампании и Галлии, вкушал нектар с Хиоса и фалернское столетней выдержки, но ничто не сравнилось с тем, что предложил ему Марк в подвалах виллы Корнелия.

Воспоминания о встрече всплывали с поразительной отчётливостью. Греческий алхимик, некогда жалкий неудачник, преобразился до неузнаваемости. Его движения стали уверенными, речь — убедительной, а в глазах появился огонь истинного мастера. Когда четверо патрициев — сам Красс, Валерий Максим, Цецилий Метелл и Домиций Агенобарб — спустились в лабораторию, Марк встретил их как равный.

— Достопочтенные патриции, — сказал алхимик, — сегодня вы станете свидетелями не только трансмутации металлов, но и чуда, которое превзойдёт ваши самые смелые ожидания.

Красс тогда скептически усмехнулся. За свою жизнь он повидал множество шарлатанов, обещавших золото из воздуха. Но когда Марк продемонстрировал превращение меди в серебро, недоверие сменилось заинтересованностью. А затем алхимик предложил нечто поистине неслыханное.

— Философский камень — это не просто средство для трансмутации металлов, — объяснял Марк, разливая из изящного хрустального графина тёмно-красную жидкость в четыре кубка. — Это ключ к самой сущности жизни. То, что вы сейчас попробуете, — эликсир, созданный с использованием принципов, которые лягут в основу великого камня.

Жидкость в кубке переливалась, как рубин на солнце. Аромат был сложным, многослойным — в нём угадывались травы, пряности, что-то металлическое и одновременно живое. Красс помнил, как осторожно пригубил напиток, опасаясь отравы. Но первый же глоток заставил забыть о всех предосторожностях.

Вкус был невероятным. Сначала — лёгкая горчинка полыни, затем сладость мёда, потом — что-то неописуемое, будто сама квинтэссенция жизни касалась языка. Но главное началось через несколько мгновений после того, как эликсир достиг желудка.

Красс почувствовал, как по телу разливается необычайное тепло. Боль в суставах, которая мучила его последние годы, исчезла. Усталость, накопившаяся за долгий день переговоров и интриг, растворилась без следа. Но самое поразительное — его зрение стало острее, слух тоньше, а ум — яснее, чем в юности.

— Что это такое? — прошептал он, разглядывая собственные руки. Кожа словно подтянулась, морщины стали менее заметными.

— Предвестник бессмертия, — ответил Марк с загадочной улыбкой. — Философский камень дарует вечную жизнь. То, что вы испытываете сейчас, — лишь тень того могущества, которое получит тот, кто обретёт истинный камень.

Остальные патриции были не менее поражены. Валерий Максим, страдавший от подагры, с удивлением обнаружил, что может свободно двигать пальцами. Цецилий Метелл, почти ослепший на один глаз после ранения в Галлии, вдруг стал видеть обеими глазами. А Домиций Агенобарб, седой и сгорбленный, выпрямился, словно сбросив два десятка лет.

— Сколько это действует? — спросил Красс, всё ещё не веря в происходящее.

— Эффект ослабнет к утру, — честно признался Марк. — Это всего лишь отголосок истинной силы. Но когда философский камень будет завершён, его действие станет постоянным. Представьте — вечная молодость, неограниченная сила, способность превращать любой металл в золото. Власть над самой природой.

Теперь, лёжа в своих покоях, Красс размышлял о пережитом. Действие эликсира действительно ослабевало — боль в суставах потихоньку возвращалась, зрение становилось обычным. Но память о тех нескольких часах, когда он чувствовал себя молодым и могущественным, не давала покоя.

«Пятьдесят тысяч сестерциев», — пробормотал он, вспоминая сумму, которую каждый из четверых патрициев согласился вложить в проект. Для Красса это была ничтожная сумма — меньше, чем он тратил на содержание гладиаторской школы за год. Но если Марк говорил правду, если философский камень действительно можно создать…

Красс закрыл глаза, представляя себе будущее. Бессмертие означало не просто долгую жизнь — это была возможность накопить богатства, превосходящие всё мыслимое. Столетия для приумножения капитала, для построения торговых империй, для скупки земель. А способность превращать металлы в золото сделала бы его богаче самих богов.

Но больше всего его привлекала перспектива вечной молодости. Красс был достаточно мудр, чтобы понимать — все его богатства бесполезны перед лицом старости и смерти. Что толку в золоте, если тело дряхлеет, а разум слабеет? Но если Марк прав, если философский камень действительно дарует бессмертие…

«Я буду править Римом не десятилетия, а века», — шептал он в темноту. — «Переживу всех своих врагов, увижу крушение всех соперничающих династий. Стану свидетелем рождения и гибели империй».

Мысли его прервал тихий стук в дверь. Вошёл Дециус, его самый доверенный раб и управляющий финансами.

— Господин, — сказал он, склонившись в поклоне, — пришло письмо от Марка, алхимика. Он просит о встрече завтра на рассвете. Говорит, что есть важные новости о проекте философского камня.

Красс приподнялся на локте, заинтригованный.

— Какие новости?

— Он не уточняет, господин. Только говорит, что вчерашняя дегустация была лишь началом. Что у него есть более совершенные образцы для испытания.

Сердце Красса забилось чаще. Если вчерашний эликсир был лишь началом, то что же приготовил алхимик на этот раз?

— Передай Марку, что я приду, — решительно сказал он. — И не один. Пусть соберёт всех четверых инвесторов. Если он обещает нечто большее, чем вчера, мы должны это увидеть.

Дециус поклонился и удалился, а Красс остался наедине со своими мыслями. Где-то в глубине души теплилось сомнение — не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой? Но воспоминание о том, как он чувствовал себя после эликсира, заглушало все опасения.

«Если это обман, — размышлял он, — то самый изощрённый из всех, что я видел. Но если это правда… если Марк действительно стоит на пороге величайшего открытия в истории человечества…»

Красс поднялся с ложа и подошёл к окну, выходящему на внутренний дворик. Луна освещала мраморные статуи и фонтаны его виллы — свидетельства его богатства и власти. Но завтра, возможно, всё это покажется ему детскими игрушками по сравнению с тем, что предложит алхимик.

«Философский камень», — прошептал он, произнося эти слова как заклинание. — «Ключ к бессмертию и безграничному могуществу».

И в эту ночь Марк Лициний Красс, богатейший человек Рима, впервые за много лет заснул с улыбкой на губах, предвкушая завтрашнюю встречу с судьбой.

**ИНТЕРЛЮДИЙ: ТЕНЬ ДИКТАТОРА**

Луций Корнелий Максим сидел в своем кабинете, уставившись на пергамент с нерасторопными строками — попытка записать хронику последних событий, но рука дрожала, а чернила расплывались от капель пота. За окном уже наступила глубокая ночь, но сон не шёл. Как мог он спать после того, что произошло сегодня утром?

Цезарь. Сам Гай Юлий Цезарь явился к нему домой.

Корнелий отложил стилус и потёр виски, пытаясь унять головную боль. События дня проносились в памяти с болезненной отчётливостью, словно кошмарный сон, от которого невозможно пробудиться.

Всё началось на рассвете. Корнелий завтракал в атриуме, наслаждаясь прохладой утреннего воздуха и размышляя о поразительных успехах своего протеже Марка. Ещё полгода назад этот жалкий грек не мог превратить свинец даже в олово, а теперь творил настоящие чудеса — серебро из меди, золото из железа, а эти удивительные эликсиры…

Размышления прервал топот копыт и лязг доспехов. Во внутренний дворик вошёл центурион преторианской гвардии в полном боевом облачении, за ним следовала дюжина легионеров. Корнелий поперхнулся вином, вскочил с места, сердце бешено заколотилось.

— Луций Корнелий Максим? — грозно спросил центурион.

— Да, это я, — прохрипел хозяин виллы, внутренне молясь всем богам.

— Диктатор Гай Юлий Цезарь желает говорить с тобой. Немедленно.

И тут в атриум вошёл он сам. Цезарь в белой тоге с пурпурной каймой, высокий, худощавый, с проницательными глазами и лысеющей головой. В пятьдесят пять лет он всё ещё выглядел грозно — человек, покоривший Галлию, перешедший Рубикон, сокрушивший Помпея. Человек, в руках которого находилась судьба всего мира.

Корнелий упал на колени, не в силах вымолвить ни слова. Цезарь окинул его презрительным взглядом и жестом приказал подняться.

— Встань, Корнелий. Нам нужно поговорить. Наедине.

Центурион кивнул легионерам, и они окружили виллу, не давая никому войти или выйти. Слуги Корнелия в ужасе разбежались по углам, а сам хозяин, дрожа, провёл диктатора в свой кабинет.

— Вино? — предложил он дрожащим голосом.

— Не откажусь, — коротко ответил Цезарь, усаживаясь в кресло так, словно это был его собственный дом.

Корнелий налил лучшего фалернского, руки тряслись так, что часть вина пролилась на стол. Цезарь пригубил, одобрительно кивнул, а затем впился в хозяина взглядом, от которого тот готов был провалиться сквозь землю.

— Итак, Корнелий, — начал диктатор тихим, но грозным голосом, — расскажи мне о своём греческом алхимике. О Марке.

— Что… что вы хотите знать, божественный Цезарь? — пролепетал Корнелий.

— Всё. Когда он появился, что умеет, какие проводит эксперименты. И не вздумай лгать — я уже многое знаю.

Корнелий судорожно сглотнул. Как Цезарь мог знать о Марке? Кто донёс? Или диктатор следил за ними с самого начала?

— Марк пришёл ко мне три года назад, — начал он, стараясь говорить ровно. — Сказал, что изучал алхимию в Александрии, но… но поначалу его эксперименты были неудачными. Я почти отказался от него, но полгода назад всё изменилось.

— Что изменилось? — резко спросил Цезарь.

— К нему присоединился северянин. Учёный из Эдессы, зовут Виктор. Он… он настоящий мастер. Под его руководством Марк достиг невероятных успехов.

Глаза Цезаря сузились.

— Северянин из Эдессы? Опиши его.

— Высокий, светловолосый, голубоглазый. Очень образованный, говорит на множестве языков. Знает секреты, о которых другие алхимики могут только мечтать.

— И что он умеет?

Корнелий понял, что дальше скрывать бессмысленно. Цезарь явно знал больше, чем показывал.

— Трансмутацию металлов. Создание эликсиров молодости. Он… он говорит, что работает над философским камнем.

Диктатор откинулся в кресле, но расслабиться не спешил. Напротив, его поза стала ещё более напряжённой.

— Философский камень, — медленно повторил он. — Ключ к бессмертию. Знаешь, Корнелий, ко мне дошли… интересные слухи. Говорят, твой северянин не просто алхимик. Говорят, он сам бессмертен.

Корнелий побледнел. Он подозревал нечто подобное — Виктор никогда не говорил о своём прошлом, не старел, обладал нечеловеческими знаниями. Но слышать это от самого Цезаря было ужасающе.

— Я… я не знаю…

— Не знаешь? — Цезарь встал и начал медленно ходить по кабинету, как хищник, выбирающий момент для атаки. — Или знаешь, но молчишь? Корнелий, я правлю Римом, но я смертен. Мне пятьдесят пять, и каждый год приближает меня к могиле. А тут появляется возможность обрести вечную жизнь, и ты думаешь, что можешь скрыть её от меня?

Голос диктатора становился всё громче, а Корнелий всё больше сжимался в кресле.

— Божественный Цезарь, я…

— Молчать! — рявкнул диктатор, и Корнелий замолк, как отрезанный. — Слушай внимательно, потому что повторять не буду. Я знаю, что ваш проект финансируют четыре богатейших патриция. Знаю, что вчера они пробовали какой-то эликсир и остались в восторге. И я знаю, что твой северянин ищет не богатство, а смерть.

Последние слова прозвучали как удар грома. Корнелий открыл рот, но не смог произнести ни звука.

— Да, Корнелий. Виктор Крид — так его настоящее имя — бессмертен и стремится умереть. А философский камень — не цель, а средство. Средство устроить такую катастрофу, которая уничтожит не только его, но и половину мира.

Диктатор остановился прямо перед Корнелием, нависая над ним всей своей грозной фигурой.

— И теперь, мой дорогой патриций, ты будешь работать на меня. Будешь следить за каждым шагом своих алхимиков. Будешь докладывать мне обо всём, что они делают. И самое главное — ты добудешь для меня готовый эликсир бессмертия раньше, чем Крид осуществит свой план.

— Но… но как я могу…

— Найдёшь способ, — холодно перебил Цезарь. — У тебя есть доступ к их лаборатории, доверие алхимиков. Используй это. Кради образцы, подслушивай разговоры, делай всё, что потребуется.

Диктатор наклонился так близко, что Корнелий почувствовал его дыхание.

— И запомни, Корнелий. Если ты провалишься, если позволишь Криду завершить его план раньше, чем я получу бессмертие — я уничтожу не только тебя. Я уничтожу всю твою семью, всех твоих рабов, сотру с лица земли эту виллу и засею землю солью. А твоё имя станет проклятием для всех будущих поколений.

Корнелий кивнул, не в силах говорить от ужаса.

— Хорошо, — удовлетворённо сказал Цезарь, выпрямляясь. — Я жду от тебя регулярных донесений. Каждые три дня, на рассвете, в храме Марса. Мой человек будет тебя ждать.

Диктатор направился к выходу, но на пороге обернулся.

— Ах да, Корнелий. Ни слова об этом разговоре ни Марку, ни северянину. Они не должны подозревать, что я знаю об их планах. Иначе… ты знаешь, что будет.

И он ушёл, оставив Корнелия наедине с его страхом.

Теперь, сидя в ночной тишине своего кабинета, Корнелий пытался осмыслить происшедшее. Цезарь знал о Криде, знал о его планах уничтожения мира. Но как? Откуда у диктатора такая информация?

«Шпионы», — понял он. — «У Цезаря есть источники, о которых мы не подозреваем».

Но главный вопрос был другим — что делать дальше? Как он, простой патриций, может обмануть бессмертного Крида и добыть эликсир для диктатора? И что случится, если Виктор узнает о предательстве?

Корнелий взял в руки кубок с вином, но рука дрожала так сильно, что он поставил его обратно. Впервые в жизни он понял, что значит находиться между молотом и наковальней. С одной стороны — гнев Цезаря и неминуемая смерть в случае неудачи. С другой — бессмертный алхимик, чьи планы могут привести к концу света.

«Боги, помогите мне», — прошептал он в пустоту ночи. — «Дайте мне силы пережить то, что грядёт».

Но боги молчали, а первые лучи рассвета уже показались за окном, напоминая о том, что до первого донесения в храме Марса остается всего два дня.

**ИНТЕРЛЮДИЯ: ИСКУССТВО ОБМАНА**

Локи наблюдал из тени за Кридом, склонившимся над алхимическими свитками в подземной лаборатории виллы Корнелия. Северянин изучал древние тексты, которые бог-хитрец так тщательно подделал и разместил в различных библиотеках Рима. Каждая строчка, каждый символ были рассчитаны на то, чтобы подтолкнуть бессмертного к единственно верному решению — самопожертвованию.

«Пора», — подумал Локи, принимая облик Марка.

Трансформация заняла несколько мгновений. Высокая фигура бога сжалась, светлые волосы потемнели, черты лица изменились, приобретая характерные греческие особенности. Даже запах стал другим — смесь трав, металлов и пота, характерная для алхимика. Локи в совершенстве овладел искусством перевоплощения за тысячелетия обмана.

Он спустился в лабораторию, стараясь двигаться так, как двигался бы настоящий Марк — чуть неуверенно, но с возросшим за последние месяцы достоинством. Крид поднял голову от свитков, и Локи заметил усталость в его голубых глазах.

— Марк, — кивнул северянин. — Вовремя. Я изучаю эти тексты о трансмутации души, что ты принёс из Александрийской библиотеки. Некоторые положения кажутся… спорными.

— Какие именно? — спросил Локи голосом Марка, подходя ближе.

Локи знал каждое слово в этих подделанных свитках — он сам их написал, имитируя стиль различных древних авторов. Главная идея была проста: истинный философский камень можно создать, только пожертвовав жизнью того, кто обладает бессмертной сущностью. Но подать эту мысль нужно было так, чтобы Крид сам пришёл к такому выводу.

— Вот здесь, — Крид указал пальцем на строчку, написанную якобы египетским жрецом Хор-эм-хебом. — «Камень истинного превращения требует наивысшей жертвы — отдачи того, что дороже золота, дороже жизни. Лишь тот, кто не может умереть, способен отдать смерть как дар миру».

Локи притворился, что внимательно перечитывает текст, хотя помнил каждое слово. Он специально сделал формулировку туманной, чтобы Крид сам додумал остальное.

— Хор-эм-хеб был одним из величайших алхимиков древности, — задумчиво сказал Локи. — Если он говорит о наивысшей жертве… возможно, речь идёт не просто о материальных компонентах?

— Именно об этом я и думаю, — Крид откинулся в кресле. — Все наши эксперименты с металлами, кровью, квинтэссенциями дают лишь временные эффекты. Эликсиры действуют несколько часов, трансмутация требует постоянной концентрации. Но истинный философский камень должен работать сам по себе, черпая силу из… чего?

Локи внутренне улыбнулся. Крид сам подводил себя к нужному выводу.

— А что, если источником силы должна стать сама жизнь? — осторожно предположил он. — Не обычная жизнь, которая конечна, а… особенная?

— Бессмертная жизнь, — медленно проговорил Крид. — Да, это логично. Обычная смерть даёт ограниченную энергию. Но смерть того, кто не должен умереть…

Он замолчал, и Локи видел, как в его глазах загорается понимание. Но этого было недостаточно. Нужно было подтолкнуть его дальше, сделать так, чтобы он сам захотел пожертвовать собой.

— Виктор, — тихо сказал Локи, — я должен тебе кое в чём признаться. Вчера ночью мне приснился странный сон. Точнее, не сон, а видение.

Крид внимательно посмотрел на него. За месяцы совместной работы он привык доверять интуиции своего ученика.

— Какое видение?

— Я видел тебя в центре огромного ритуального круга. Вокруг горели свечи, а в воздухе плавали символы всех алхимических элементов. Ты держал в руках кристалл невероятной красоты — красный, как кровь, но сияющий, как солнце. И я понял — это был истинный философский камень.

Локи говорил с искренностью, которая приходит только с тысячелетиями практики лжи. В его голосе звучало благоговение, восхищение, лёгкий страх.

— Но самое странное, — продолжал он, — ты был одновременно жив и мёртв. Твоё тело стояло в центре круга, но душа… душа твоя стала частью самого камня. И тогда я понял — ты нашёл то, что искал. Ты нашёл смерть. Но не обычную смерть, а смерть, которая даёт жизнь всему остальному миру.

Крид замер. В его глазах плясали отражения пламени от масляных ламп, и Локи видел, как усиливается внутренняя борьба северянина. С одной стороны — тысячелетняя усталость от бессмертия, желание покоя. С другой — сомнения, инстинкт самосохранения.

— Видение… — пробормотал Крид. — Или послание?

— Не знаю, — честно ответил Локи. — Но после этого сна я перечитал все тексты заново. И понял — все великие алхимики прошлого намекали на одно и то же. Николя Фламель писал о «последней жертве мастера». Гермес Трисмегист упоминал «растворение творца в творении». Даже Зосима Панополитанский говорил о том, что «истинный адепт должен стать своим собственным реагентом».

Каждое из этих имён и цитат было тщательно подобрано Локи. Он изменил оригинальные тексты во всех библиотеках, которые посещал Марк, так что теперь они действительно содержали подобные утверждения. Крид не мог их проверить, не вызвав подозрений.

— Но если это так, — медленно сказал Крид, — то философский камень — это не просто инструмент трансмутации. Это… памятник. Кристаллизованная жертва того, кто отдал всё ради познания.

— Да, — согласился Локи. — И только бессмертный может принести такую жертву. Смертный умрёт и исчезнет. А бессмертный… бессмертный может превратить саму свою бессмертную сущность в источник силы для камня.

Крид встал и начал ходить по лаборатории. Локи наблюдал за ним, понимая, что северянин балансирует на грани решения. Оставалось лишь дать последний толчок.

— Знаешь, Виктор, — сказал он, притворяясь, что идея только что пришла ему в голову, — а ведь это объясняет, почему ты не можешь умереть обычным способом. Один наложил на тебя проклятие не из жестокости, а из… предвидения. Ты должен был найти этот путь. Должен был понять, что твоя бессмертная жизнь — это не проклятие, а инструмент. Средство создать нечто, что изменит весь мир.

— Инструмент, — повторил Крид, останавливаясь посреди комнаты. — Да… да, это имеет смысл. Всё имеет смысл. Века поисков, неудачи, разочарования — всё это вело к этому моменту.

Локи видел, как в глазах северянина появляется новый огонь. Не просто желание смерти, а понимание высшей цели. Это было именно то, что нужно — Крид должен был идти на самопожертвование не из отчаяния, а из убеждения в правильности поступка.

— Но как технически осуществить такую трансмутацию? — спросил Крид. — Как превратить бессмертную жизнь в философский камень?

Локи уже заготовил ответ на этот вопрос. Он достал из складок туники ещё один свиток — якобы найденный в тайном хранилище под Александрийской библиотекой.

— Я нашёл это вчера, — сказал он. — Описание ритуала, который называется «Великое Растворение». Автор неизвестен, но судя по стилю письма — это современник Птолемеев.

Крид развернул свиток и начал читать. Локи наблюдал, как его лицо меняется — сначала сосредоточенность, затем понимание, наконец — решимость.

Ритуал, описанный в свитке, был относительно простым по форме, но ужасающим по сути. Бессмертный должен был поместить себя в центр алхимического круга, начертанного кровью различных созданий. Затем, используя специальные реагенты и заклинания, он должен был начать процесс «растворения собственной сущности» в философском камне-заготовке.

— Это… это может сработать, — прошептал Крид. — Процесс займёт несколько дней. Постепенное перетекание жизненной силы из тела в камень. И в конце…

— В конце ты получишь то, что искал, — закончил Локи. — Покой. А мир получит истинный философский камень, способный излечивать болезни, продлевать жизнь, превращать металлы. Твоя смерть станет величайшим даром человечеству.

Крид сел и ещё раз внимательно перечитал свиток. Локи знал, что северянин ищет подвох, анализирует каждую деталь. Но подвоха в обычном понимании не было. Ритуал действительно убьёт Крида — только последствия будут совершенно иными, чем ожидает северянин.

— Сколько времени потребуется для подготовки? — спросил Крид.

— Несколько недель, — ответил Локи. — Нужно собрать ингредиенты, подготовить место для ритуала, создать заготовку камня нужного размера. И… — он помолчал, изображая внутреннюю борьбу, — и найти в себе силы отпустить тебя.

— Марк…

— Нет, Виктор. Я понимаю. Это твой путь, твоя судьба. Всё, что я могу сделать — помочь тебе подготовиться к ритуалу наилучшим образом.

Крид положил руку на плечо Локи, и бог-хитрец почувствовал тепло его ладони — последние отголоски человечности в бессмертном создании.

— Спасибо, мой друг. Ты помог мне найти то, что я искал так долго. Наконец-то я знаю, как умереть. И зачем.

Локи скромно опустил голову, скрывая торжествующую улыбку. Крид попался. Северянин сам пришёл к решению о самопожертвовании, убедил себя в необходимости этого шага. Теперь ничто не могло остановить ритуал, который приведёт к катастрофе, способной уничтожить не только Рим, но и половину известного мира.

— Мы начнём подготовку завтра, — сказал Крид. — А сегодня… сегодня я хочу ещё раз пересмотреть все наши записи. Убедиться, что не упускаю важных деталей.

— Конечно, — согласился Локи. — Я пойду к Корнелию, расскажу ему о наших успехах. Он будет рад узнать, что мы близки к завершению работы.

Покидая лабораторию, Локи позволил себе мысленно похвалить собственное мастерство. Крид поверил каждому слову, принял каждый намёк. Северянин думал, что нашёл путь к желанной смерти и одновременно способ принести пользу человечеству. На самом деле он готовился стать орудием Рагнарёка.

«Прости, старый друг, — подумал Локи, поднимаясь по ступеням. — Но у богов свои планы, а у меня — свои цели. Твоя смерть откроет путь к новому миру, где я наконец займу подобающее мне место».

Выйдя из подземелья, он принял свой истинный облик и растворился в воздухе, направляясь к следующему этапу своего грандиозного плана. Крид был почти готов. Оставалось лишь убедиться, что ритуал пройдёт без помех — и для этого нужно было ещё немного поработать с остальными участниками драмы.

**ИНТЕРЛЮДИЯ: ВОЛЧЬЯ СТРАЖА**

Серый волк лежал у входа в лабораторию, притворяясь спящим, но его острые уши улавливали каждое слово разговора между Кридом и Марком. Под звериной шкурой билось сердце Одина, Всеотца, короля Асгарда, и это сердце сжималось от ужаса при мысли о том, что творилось в подземелье виллы Корнелия.

Несколько недель назад, когда Один принял волчий облик и пробрался в Рим, он надеялся, что сможет незаметно наблюдать за Кридом и при необходимости остановить его до того, как эксперименты зайдут слишком далеко. Но то, что он видел и слышал, превосходило его худшие опасения.

Локи. Это был определённо Локи в обличье греческого алхимика. Один узнал бы брата-побратима среди тысячи, даже в чужом облике. Запах лжи и хитрости, едва уловимые интонации, способ двигаться — всё выдавало бога-обманщика. И то, что Локи говорил Криду, заставляло Одина содрогаться.

Самопожертвование. Ритуал «Великого Растворения». Превращение бессмертной сущности в философский камень.

«Безумец», — мысленно рычал Один, наблюдая, как Крид с горящими глазами изучает поддельный свиток. — «Он не понимает, что делает».

Но понимал ли это сам Локи? Один сомневался. Бог-хитрец всегда был склонен к сложным интригам, но редко просчитывал их до конца. Возможно, он думал, что сможет контролировать последствия смерти Крида. Возможно, полагал, что энергия, высвобожденная при ритуале, будет ограничена рамками алхимической лаборатории.

Как же он заблуждался.

Один знал правду о природе Крида лучше, чем кто-либо ещё — в конце концов, именно он наложил на северянина проклятие бессмертия. Крид не был обычным человеком, получившим дар вечной жизни. Он был созданием, сотканным из самой ткани судьбы, живым воплощением энергий, которые связывали воедино Девять Миров.

Когда Один проклинал его в те далёкие времена, он использовал силы, выходящие далеко за рамки обычной магии. Он связал Крида с Иггдрасилем, Мировым Древом, сделал его своеобразным якорем, удерживающим равновесие между мирами. Крид не просто не мог умереть — его смерть могла разрушить саму основу мироздания.

А теперь Локи подталкивал его к ритуалу, который высвободит всю эту накопленную за века энергию одним мощным всплеском.

Один поднял голову, услышав, как Крид произносит роковые слова:

— Мы начнём подготовку завтра.

Сердце Всеотца дрогнуло. Времени оставалось мало. Очень мало.

Когда Локи покинул лабораторию, а Крид углубился в изучение свитков, Один поднялся и медленно направился к выходу из виллы. Ему нужно было время на размышления, время для планирования. И место, где он мог бы принять истинный облик, не рискуя быть замеченным.

За пределами Рима, в роще, посвящённой Диане, Один сбросил волчий облик и вернул себе привычный вид — высокий, седобородый старец в тёмном плаще, с широкополой шляпой, скрывающей единственный глаз. Гунгнир, его верное копьё, материализовалось в руке, а вороны Хугин и Мунин опустились на плечи.

— Что видели? — спросил он птиц.

— Хель собирает армию мёртвых, — прокаркал Хугин. — Готовится к войне, которая последует за Рагнарёком.

— Йормунганд шевелится в океанских глубинах, — добавил Мунин. — Мировой Змей чувствует приближение конца.

Один кивнул. Признаки надвигающихся сумерков богов становились всё более очевидными. Но он не мог допустить, чтобы Рагнарёк начался здесь и сейчас, по воле Локи и безумного желания Крида умереть.

«Если Крид проведёт ритуал, — размышлял Всеотец, — энергия взрыва сначала уничтожит Рим. Затем волна разрушения пройдёт по всему Мидгарду, разрывая границы между мирами. Асгард будет втянут в хаос, и начнётся последняя битва. Но не так, как предсказано. Не в назначенное время. И у нас не будет подготовки, которая необходима для того, чтобы некоторые из богов пережили катастрофу».

Один думал о своих сыновьях — о Торе, который должен был пасть в битве с Йормунгандом, но только после того, как убьёт Мирового Змея. О Бальдре, чья смерть и воскрешение станут символом обновления мира. О Видаре, который должен пережить Рагнарёк и стать одним из правителей нового мира.

Если Крид проведёт ритуал, всё это будет разрушено. Боги погибнут хаотично, без смысла, без надежды на возрождение.

«Я должен остановить его», — решил Один. — «Но как?»

Прямая конфронтация была невозможна. Крид был слишком силён, а его бессмертие делало физическое уничтожение нереальным. К тому же, любое магическое воздействие на него могло спровоцировать тот самый энергетический всплеск, которого Один стремился избежать.

Убеждения тоже не помогут. Крид был одержим идеей смерти уже слишком долго, а Локи слишком умело подавал ему идею самопожертвования как благородный поступок.

Оставалось одно — саботаж. Тонкий, осторожный саботаж, который не позволил бы ритуалу достичь критической точки.

Один вспомнил детали ритуала, которые обсуждали Крид и Локи. «Великое Растворение» требовало создания сложного алхимического круга, точного соблюдения временных интервалов и использования особых реагентов. Любая ошибка в одном из этих элементов могла сорвать ритуал или сделать его неполным.

«Реагенты», — подумал Один. — «Это самое слабое звено».

Многие из веществ, необходимых для ритуала, были редкими и специфическими. Их нужно было добывать в определённое время, при особых обстоятельствах. И Один, как никто другой, знал, как испортить алхимические ингредиенты так, чтобы это не было заметно до самого последнего момента.

Но и этого могло оказаться недостаточно. Локи был хитёр и мог предусмотреть возможность саботажа. Нужен был запасной план.

«Корнелий», — осенило Всеотца. — «Тот римлянин боится Крида, но ещё больше боится Цезаря. Его можно использовать».

Один знал о визите диктатора к Корнелию — его вороны видели всё. Римский патриций находился в отчаянном положении, зажатый между требованиями Цезаря и опасностью, исходящей от алхимиков. Это делало его идеальным инструментом для вмешательства в планы Крида.

Но самым важным было время. Один должен был точно знать, когда Крид планирует провести ритуал, чтобы подготовить противодействие. А для этого ему нужно было вернуться к наблюдению в волчьем облике.

— Хугин, Мунин, — приказал он воронам, — летите в Асгард. Передайте Тору, что я могу задержаться в Мидгарде дольше, чем планировал. Пусть удвоит стражу на границах миров. Если я не смогу предотвратить катастрофу, нам понадобится каждая минута для подготовки к преждевременному Рагнарёку.

Вороны каркнули и взлетели, растворяясь в сумерках. Один ещё раз взглянул на огни Рима, сияющие в долине, и снова принял волчий облик.

Когда он вернулся на виллу Корнелия, в лаборатории всё ещё горел свет. Крид не спал, изучая свитки и делая записи. Один видел его лицо — сосредоточенное, полное решимости. В глазах северянина горел огонь человека, наконец нашедшего смысл жизни в перспективе смерти.

«Если бы ты только знал, — мысленно обратился к нему Один, — что твоя смерть станет не освобождением, а началом агонии для всех миров. Что твоё желание покоя обернётся страданиями для миллионов существ».

Но Крид не слышал этих мыслей. Он был поглощён планированием собственного уничтожения, веря, что совершает благородный поступок.

Один улёгся у входа в лабораторию, принимая позу спящего животного. На самом деле он бодрствовал, анализируя каждое движение Крида, каждую записи, каждое произнесённое слово. Он должен был понять точную схему ритуала, чтобы знать, где и как нанести решающий удар.

Часы тянулись медленно. Крид работал с маниакальной сосредоточенностью, делая расчёты, чертя схемы, сверяясь с поддельными текстами Локи. Время от времени он поглядывал на волка, и Один старательно изображал звериную дремоту.

К рассвету план Всеотца оформился. Он знал, что нужно делать, и самое главное — когда. У него было несколько дней на подготовку, может быть, неделя. Этого должно хватить.

Крид, наконец, отложил записи и потянулся, разминая затёкшие мышцы. Он посмотрел на волка и улыбнулся — той печальной улыбкой человека, который прощается с миром.

— Скоро, мой друг, — прошептал он. — Скоро я обрету покой, а ты… ты найдёшь нового хозяина. Марк позаботится о тебе.

Если бы Крид знал, что его «верный пёс» на самом деле был королём богов, планирующим разрушить все его надежды на смерть, он бы, возможно, пересмотрел свои планы. Но он не знал, и это было единственным преимуществом Одина в надвигающейся схватке за судьбу всех миров.

Один закрыл глаза, притворяясь засыпающим, но в его единственном зрачке плясали отблески пламени — отражение той решимости, с которой он готовился к самой важной битве в своей долгой жизни. Битве не за победу, а за отсрочку. Не за славу, а за время. Время, которое может оказаться последним шансом спасти мироздание от преждевременного коллапса.