Ревизор: возвращение в СССР 37 (СИ)

Глава 4

Паланга

Стол пани Нина накрыла роскошный. Салатики сделала двух видов, рыбки нажарила, грибов каких-то, картошечки молодой… Дети пришли в полный восторг от маленьких пончиков, посыпанных сахарной пудрой. Съев по первому пончику, оба тут же синхронно потянулись к блюду за остальными, стараясь ухватить сразу как можно больше лакомства.

— Не спешите так. Жуйте аккуратно. Не надо хватать сразу много, — улыбаясь, пыталась Галия навести порядок.

— Ишь, как понравилось угощение, — довольно сказала пани Нина, с умилением глядя на детей. — Кушайте на здоровье, сладкие, я еще напеку.

Парни старательно жевали, набив рты пончиками и благосклонно глядя на хозяйку.

— Надо рецепт взять, а то еще останутся тут с Вильгельмом, — рассмеялась вдруг Валентина Никаноровна. — Ты погляди на них, не оторвать…

Галия с хозяйкой при этих словах покатились со смеху.

Мальчишки, наевшись до отвала, заснули прямо за столом. Прямо в момент вырубились, одновременно.

— Умотались, маленькие, — ласково произнесла Валентина Никаноровна, аккуратно вынимая у Руслана зажатый в ручке пончик и кладя его на тарелку. — Давай их уложим, а потом за стол вернемся, — сказала она тихонько Галие, беря одного из детей на руки.

Галия подхватила второго ребенка и, сопровождаемые пани Ниной, они осторожно понесли малышей в спальню.

— Я для детей на диване постелила, — показала пани Нина на большой диван в углу. Там место для сидения большое и немного внутрь наклонено, им сложно скатиться с него будет. И вдвоем отлично поместятся, маленькие еще.

Детей аккуратно раздели и уложили на разных концах. Диван действительно оказался широкий, места хватало для обоих пацанов с запасом.

— Может на пол постелить что-то? — неуверенно сказала Галия. — Вдруг свалятся.

— Пойдем, одеяло ватное принесем, — тут же предложила ей пани Нина. — Вдвое сложим. Оно большое, толстое, как перина будет. Я им зимой только укрываюсь, уж очень теплое, — добавила она.

Так и сделали.

Обезопасив детей, вернулись за стол. За разговорами незаметно засиделись до самой ночи. Пани Нина с интересом расспрашивала про их житье-бытье, вспоминала прошлый приезд, интересовалась, как там Эльвира поживает. Галия с удовольствием рассказывала все очень подробно, передавая по ходу беседы приветы от домочадцев, рассказала также про свои командировки по морям и про фильм, который они снимали, про Пашины успехи… Посидели очень душевно.

— Как же я рада снова сюда вернуться, — поделилась Галия с Валентиной Никаноровной, когда они, прибрав вместе с хозяйкой со стола, укладывались спать.

— Понимаю тебя, деточка, — кивнула ей Валентина Никаноровна, — вам очень повезло с хозяйкой. Очень приятная женщина. Открытая, искренняя, вроде только с ней познакомилась, а ощущение, что много лет дружим. Такое редко в жизни бывает.

Галия согласно кивнула, с удовольствием отметив, что очень рада такой оценке пани Нины со стороны няни.

Берлин, Штази

Майор Бауман пришёл на доклад к полковнику Хоффману Рихтеру. Времени у него было немного, полковник, как, впрочем, и все остальные сотрудники в эти дни, когда в столице гремит огромный фестиваль, был чрезвычайно занят.

— Что у вас, майор? — спросил Рихтер, морщась и массируя виски пальцами.

Скорее всего, тоже спит по несколько часов в сутки, — подумал Бауман, который и сам спал всего четыре часа вчера. Но ему легче, он на десять лет моложе полковника.

— Герр полковник! Интересная информация от моего агента, приставленного следить за советской делегацией. Нашел он там одного своего знакомого по Москве. Некто Павел Ивлев. Говорит, что этот студент экономического факультета МГУ уже работает параллельно в Кремле…

Полковник заинтересовался.

— Будучи студентом? Это же необычно для Москвы, я так полагаю?

— Все верно, обычно подобное, как и у нас, означает связи в очень высоких эшелонах. Предлагаю обратить на него наше внимание.

— Ну, вербовка — это не вариант… — начал рассуждать вслух полковник, — Кремль еще легкомысленно погрозит нам пальцем, если узнает, что мы завербовали в СССР какого-нибудь инженера или мидовца, в конце концов КГБ вовсю вербует наших граждан… Но сотрудник Кремля — это перебор. Нам влетит очень сильно от нашего Политбюро после жалобы из Москвы, если это вскроется…

— Согласен с вами. Нам лучше просто ввести в его окружение своего человека, с которым он будет делиться своими самыми сокровенными мыслями. — сказал майор Бауман.

— Как вариант, девушка… Только не будем заниматься этим прямо сейчас. Он очень удивится, если мы разыграем этот козырь сейчас, а потом он увидит эту же красотку уже в Москве. Может что-то и заподозрить. Он женат?

— По сообщению агента — да. И уже, несмотря на молодой возраст, есть двое детей.

— Если в таком возрасте есть дети, то интерес к жене может резко приутихнуть. Ходит, небось, по дому в халате, непричесанная, а то и в бигудях, все внимание на детях, муж позабыт. А то и орет на него, злая, что прежняя привольная жизнь закончилась, от детей не отойти. И в это время появляется смотрящая ему в рот очаровательная студентка… Да, это может сработать. Посмотрите, кто у нас там учится на экономическом факультете МГУ. Выберите агента. Чтобы и красавица, и умница. Но заранее предупредите, чтобы не заходила слишком далеко. Никаких иллюзий разбить семью и выйти замуж за Ивлева, это разрушит его карьеру и нам он тогда уже будет не нужен…

— Так и сделаю, герр полковник! — четко отрапортовал майор, вспоминая первые годы после рождения первенца. Все было в точности, как полковник описал. Его жена оказалась не такой уж хорошей мамой, как рассчитывала, тем более Йоган постоянно болел. Они тогда едва не развелись, настолько Марта стала чужим для него человеком. Только мысли о том, как это окажется пагубно для его карьеры, удержали его тогда от развода. Обрати на него тогда внимание какая-нибудь красавица, он бы точно не удержался от измены. Но в жизни, все же, редко на тебя вот так сами по себе вешаются красотки, а он инициативы не проявлял. А потом Йоган подрос, поздоровел, и они с Мартой снова поладили…

Берлин

Вышел я от Петермана, конечно, немного ошеломленный. Вот это энергии у человека, вагон и маленькая тележка! Пообщайся мы с ним ещё немножко, чувствую, у меня бы ещё какие-то обязательства перед Германской Демократической Республикой дополнительные появились… Вот это у градоначальника настоящий талант находить в каждом встречном-поперечном пользу для своей страны! Всего ничего поговорили, а я уже и на общенациональном радио выступлю, и по предприятиям столичным придется поездить с выступлениями… И по площадкам детским он ухватился за идею организовать их производство для Берлина. Очень уж они ему понравились…

Порадовало то, что он пообещал, что, когда производство детских площадок наладят на одном из берлинских предприятий, Галие и Ксюше обязательно выплатят авторские отчисления. Представил, как они обрадуются, когда узнают, и довольно улыбнулся.

Ну а что касается пышущего энергией Петермана, то мне, конечно, как и всегда, было приятно видеть человека на своём месте. А то сколько видел таких граждан, которые ни рыба, ни мясо, а сидят и занимают какую-то важную позицию… Если у немцев так повсеместно с назначенцами на важные позиции, то неудивительно, что ГДР сейчас считается самой развитой социалистической страной в мире. Помнится, уже в XXI веке периодически натыкался в интернете на различные опросы в бывшей ГДР, и обратил внимание, что там процентов до тридцати граждан жалеет о том, что ГДР стало частью капиталистической Германии…

Пока общались c первым секретарем горкома Берлина, мелькнула мысль взять у него интервью для «Труда». Но я от нее все же отказался. Предлагать такое — брать на себя слишком большие обязательства. Не видел ни разу в «Труде» ничего подобного. Мало ли скажут, что не их формат. А человек будет ждать, неудобно получится.

Подарок для Захарова Петерман мне тоже вручил. Снова какой-то свёрточек весом примерно на полкило, и поменьше размером, чем тот, что Захаров дал мне для Петермана. Интересно ли мне было, что именно там лежит? На самом деле практически нет. В прежней жизни каких только вещей я не навидался… Особой зависти у меня ни к чему не было. Что мне действительно очень нравится, так это какая-нибудь крутая легковая машина… Очевидно, что в такого рода свёртке найти легковую машину ожидать не приходится. Может, Захаров вообще Петерману передал бронзовый бюст Ленина, а тот ему в ответ латунный бюст Карла Маркса? А что, имеют право баловаться такими подарками… Хотя, конечно, вряд ли. Скорее всего, и тот, и другой попросили одно из подшефных столичных предприятий что-то изготовить для зарубежного градоначальника. И естественно, что не заплатили из своих денег за это ни одной копейки. А в случае ГДР, конечно же, пфеннига.

Решил вернуться обратно пешочком. Следил из окна автобуса, когда ехал, внимательно за маршрутом, да и погода хорошая, почему не прогуляться по городу? Вернулся на стадион, когда там как раз подходили к концу соревнования легкоатлетов. И был очень удивлен тому, что меня, оказываются, уже вовсю разыскивают!

— Ох, и влетит мне, чувствую, Павел! — переживала Эмма Эдуардовна не на шутку, — четверть часа уже прошло, как тебя затребовали к руководителю нашей делегации… Тяжельников Евгений Петрович тебя к себе требует… Разозлится, что так долго…

Кто такой Тяжельников, я, разумеется, знал. Нынешний лидер советского комсомола. Член ЦК КПСС. В прекрасных отношениях с Брежневым. Серьезный человек. Фамилия прекрасно подходит — вполне себе тяжеловес в советской политике…

— Почему ты ему понадобился, Паша, как считаешь? — волновалась Эмма Эдуардовна, пока мы быстрым шагом шли к руководителю делегации.

— Хотел бы я знать… Разве что из-за этого визита к Петерману что-то произошло? Но я едва от него вышел…

— Да нет, вряд ли, конечно, — согласилась со мной Эмма Эдуардовна.

Италия, Больцано

Когда Диана с Фирдаусом спустились в гостиную, родители были уже там. Гостиная была очень красиво украшена. Повсюду стояли вазы с цветами, стол был накрыт белоснежной скатертью с драпировкой до самого пола, хрусталь, свечи в изящных подсвечниках. Магнитола в углу наигрывала одно из классических произведений. Все выглядело так, словно было подготовлено для приема на высшем уровне.

Официанты принесли последние блюда и быстро удалились, прикрыв за собою двери. Диана с удивлением поняла, что, похоже, сегодняшний вечер обслуживать никто не будет. Интересно, — подумала она, — раньше такого никогда не было. Это что-то новенькое. С чего бы вдруг?

Тем временем Тарек и Нуралайн, улыбаясь, подошли к сыну и невестке.

— Дети, — начал говорить Тарек, — мы с мамой решили сегодня отпраздновать ваше благополучное возвращение из поездки в торжественной атмосфере. Повод для этого очень серьезный, и хотелось бы, чтобы это событие запомнилось всем нам. С момента, как я узнал о том, что произошло с вами в Венесуэле, я каждую минуту корил себя, что отправил вас туда…

— Отец, ты не мог знать… — начал возражать Фирдаус, но Тарек прервал его жестом руки.

— Подожди, сын, дай мне продолжить, — попросил Тарек. — Хвала Аллаху, вы живы и здоровы, все закончилось благополучно. Мы с мамой очень счастливы, что все обошлось, но еще большую радость доставляет нам тот факт, что ты, сын, очень хорошо выбрал себе жену, а нам невестку. Дина, ты уже не первый раз доказываешь свою преданность нашему сыну, оберегая и спасая его. Очень сложно выразить словами, насколько мы с Нуралайн благодарны тебе за то, что ты спасла ему жизнь в этой поездке. Мы решили сделать тебе подарок, который покажет, что мы считаем тебя своей дочерью и очень важным человеком для будущего нашей семьи.

С этими словами Тарек вручил Диане красивую кожаную папку с какими-то документами. Они были на итальянском, но там прилагалась и копия на русском языке. Это ее порадовало, а то что бы она поняла на итальянском, учив язык всего несколько месяцев?

Диана, вежливо сказав спасибо, с некоторым недоумением стала читать. Сначала смысл документа ускользал от нее, но, сосредоточившись и вчитавшись внимательнее, она поняла, что это документы, делающие ее владелицей пяти процентов акций чемоданного завода в Больцано. Того самого, который по оценке Фирдауса, стоил уже миллионы долларов. Потеряв на мгновение дар речи, Диана перевела изумленный взгляд на Тарека и Нуралайн.

— Это что, мне⁈ — поинтересовалась она ошарашенно. — Но ведь я… Но почему… Не нужно было… — не могла она найти слов.

Фирдаус, впервые видя жену такой растерянной, с любопытством взял у нее из рук папку и тоже стал читать. Через минуту выражение его лица стало таким же ошарашенным, как и у Дианы:

— Отец!

— Я так решил, — прервал его Тарек, улыбаясь. — Мы с мамой считаем, что это очень правильное решение.

— Спасибо большое за такой подарок. И за доверие, — произнесла немного пришедшая в себя Диана. — Я даже не знаю, что теперь делать, — улыбнулась она растерянно.

— Праздновать, конечно! — воскликнул Тарек и обнял ее.

— Спасибо тебе, дочка! — присоединилась к мужу Нуралайн.

Это я что теперь, капиталистка⁈ — ошалело думала Диана, обнимая родителей мужа. — Во дела… Хоть бы в КГБ об этом не узнали…

Наобнимавшись, семья переместилась за стол, где под торжественные тосты начали праздновать. Выпили и за спасение из лап повстанцев, и за воинственную и прекрасную Диану, и за первые успешные деловые переговоры молодых…

— Я попрошу вас, дети, сохранить в тайне от всех этот подарок, — обратился к ним Тарек в конце вечера. — Все бумаги оформлены надлежащим образом и имеют юридическую силу, но я не хотел бы, чтобы эта ситуация стала причиной недопонимания и возможных раздоров в семье. Так что лучше, чтобы пока никто не знал об этом.

Диана с Фирдаусом согласно закивали, заверив родителей, что хвастаться никому не станут.

Так вот почему сегодня вообще нет посторонних на празднике, — поняла Диана, — даже официантов отправили, чтобы лишних ушей не было. Разумно. Ну да, узнает брат Фирдауса, и как все завертится… Он так-то парень разумный, но жена его, конечно, не на шутку расстроится, что мне такой кусок завода подарили, а ей ничего не перепало. Небось, когда все же узнает, покатит на стрельбище, учиться с Калашниковым обращаться…

Мысли у Дианы заскакали, как те кони… Тайна, значит. Ну так мне это только на руку. Меньше шансов, что кто-то обо всем узнает в СССР. Главное, самой лишнего не сболтнуть. Эх! А так хотелось бы Пашке рассказать, посмотреть, какое у него лицо будет… Хотя… Почему бы Пашке и не рассказать? Он ни разу меня не подводил, он не болтливый… Да он охренеет просто, как увидит, что я теперь тоже совладелец этого же завода…

Ха! И ведь это намного круче, чем почетная грамота от Андропова! М-да, не густо мне бутерброд намазали в родной столице, когда я помешала планам американцев затащить ядерное оружие в Италию. А тут всего-то спасла Фирдауса, и пожалуйста, пять процентов акций от успешно растущего крупного предприятия… Правда, и латиносы тоже не фонтан как проставились. Где мои пять процентов от их чемоданного производства? Тоже мне, жлобы, отделались драгоценными финтифлюшками. Не очень дорого, получается, их жизнь стоит…

А гэбэшники грамоту мне дали всего минутку в руках подержать и снова в сейф утащили… Тоже жлобы. Хотя и у нее могло бы быть интересное применение. Катишь ты по Москве, тебя экипаж ГАИ за какое-то нарушение останавливает, а ты им эту грамоту под нос. Посмотрела бы я на лица гаишников. Здорово было бы так на машине по Москве кататься… Диана не так много книг в жизни прочитала, но попались ей как-то «Три мушкетёра» и впечатлила ее тогда больше всего миледи Винтер и та бумага, которую ей дал кардинал Ришелье. «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказу и на благо государства». Почетная грамота от председателя КГБ была бы замест той бумаги вполне себе ничего…

Берлин

Мартина ещё в Москве вызвал к себе куратор от Штази в посольстве ГДР, предложив поработать добровольцем на фестивале, который будет проводиться в Берлине. Он тогда очень обрадовался, как добропорядочный гражданин своего государства. Конечно же, такое серьёзное событие, а он сможет помочь своей родине провести его на высшем уровне, чтобы огромное количество иностранных гостей ещё долгие годы вспоминало с тёплыми чувствами о том, как они провели это время в ГДР…

Правда, действительность оказалась несколько более специфичной. Когда он по указанию куратора по прибытию в Берлин навестил местное отделение Штази, подойдя к указанному сотруднику, то с удивлением узнал, что его обязанности будут чрезвычайно мало касаться качества проведения фестиваля. Намного в большей степени они будут связаны с ожиданиями Штази от него в части слежки за иностранными гражданами, что прибудут в Берлин на фестиваль… Капитан Ланге практически прямо попросил его выявлять тех, кто может быть полезен в будущем для немецкой разведки… И докладывать ему о них.

Как ни намекал ему о такой перспективе в будущем его московский куратор от Штази, Мартин вовсе не видел себя частью немецкой разведки в будущем, после окончания университета. Он просто хотел закончить с отличием факультет экономики Московского Государственного Университета и заняться какой-то работой в области народного хозяйства. Так что возражать он не стал, но твёрдо решил, что никакого энтузиазма на этом новом для себя поприще он проявлять просто-напросто не будет. В конце концов, вовсе не для этого он соглашался на то, чтобы стать куратором от Штази для немецких студентов факультета экономики в МГУ. Он просто хотел, чтобы в отношении никого из них, пока он будет куратором, не было допущено такой же несправедливости, какая едва не произошла в отношении него со стороны Хуберта. Только и всего-то… А теперь, понимаешь, от него требуют следить и докладывать про советских граждан куратору в Германии… Нет уж, обойдутся!

А так-то, конечно, если бы всерьёз относиться к этому поручению, то первым, о ком следовало бы доложить, это, конечно, о Павле Ивлеве. Он и в Москве-то ярко выделялся, затмевает собой других студентов МГУ. И в Берлине остался самим собой. Все молодые люди из советской делегации побежали с утра следить за соревнованиями легкоатлетов, а Павел Ивлев к их зависти отправился в гости к берлинскому градоначальнику. Мартин никакой зависти не испытывал, только гордость за своего товарища.