Ревизор: возвращение в СССР 37 (СИ)

Глава 12

Отделение МИ-6, Западный Берлин, ФРГ

— И как так вышло, Майк, что какой-то желторотый паренёк-коммунист разделал тебя под орех у всех на глазах? — спросил насмешливо резидент МИ-6 корреспондента Би-Би-Си. Они были старыми приятелями, учились вместе в Кембридже. Потом разошлись на время, а когда встретились, он был уже в разведке и с ходу завербовал Майка. Сейчас, конечно, пока он в Западном Берлине, с ним работал другой куратор. Но по возвращении в Лондон он снова намеревался забрать себе кураторство над старым другом.

— Тебе хорошо насмехаться, Джордж, — огрызнулся Майк. — Ты просто в толпе стоял и слушал, как я с ним сражаюсь. Как же я мог ожидать, что наткнусь на такого умелого противника? Он, небось, точно один из ваших, только с той стороны.

— Да ладно! Хочешь сказать, что наткнулся на офицера КГБ? Полная ерунда. В таком возрасте офицером КГБ стать невозможно. Они предпочитают, чтобы молодые люди сначала получили высшее образование, а потом ещё специально гоняют их на своих высших курсах. А этому парню и двадцати нет, у меня глаз намётанный. Офицеры КГБ там, кстати, тоже были. Только, как и положено офицеру разведки, ничем себя не проявляли, просто всё внимательно слушали. Ты, Майк, наверно, красивых фильмов про разведчиков насмотрелся. Где они одеваются, как павлины, глушат виски стаканами и в каждой бочке затычка… Люди моей профессии выдрессированы вести себя тихо и незаметно. Так что этот Павел, который тебя так лихо у всех на глазах заткнул, точно не офицер КГБ. Но что талантлив, так это точно. Даже немного удивительно, учитывая, что он из СССР… Обычно, когда кто-то из русских выходит к трибуне, все тут же готовятся засыпать с открытыми глазами. По сути никогда ничего не скажут. Нагонят побольше тумана, разбавят его водой. Хотя для дипломатов это настоящий талант, но у них, похоже, этому искусству обучен каждый политик. А тут настоящий оратор, и очень толковый, раз сумел тебя заставить замолчать… Такой и арабу в пустыне сможет горсть песка продать…

— Да, мало того, что заболтает кого угодно, так и чертовски прекрасно разбирается в нашей истории…

— Ой, ну ладно, кому жалко этих индийских обезьян и тем более ирландцев… Ну, гноили мы их миллионами, и что с того?

— То есть, ты сейчас предлагаешь мне в следующий раз в подобной ситуации так и сказать?

— Майк, нет, конечно! Так это обсуждать мы можем между собой, как старые друзья… На публике, конечно, продолжай, как и раньше. Наша страна оплот демократии, прав человека, и всё такое. Может, разве что, возьми какой-нибудь хороший курс по ораторскому искусству месяца на три? Вдруг снова такой же неожиданный коммунист попадётся на твоём пути…

— Разве что твоё ведомство, Джордж, согласится оплатить мне такой курс… — огрызнулся корреспондент.

— А ты разве беглый коммунист-перебежчик, чтобы мы тебе такие вещи оплачивали? Сам знаешь, на это у нас никаких бюджетов нету. За то, что ты с нами так плотно сотрудничаешь, я максимум тебя могу от увольнения защитить, если вдруг у вас в Би-Би-Си настанут тяжелые времена…

— И на том спасибо, — вздохнул Майк, — в этом году, кстати, ваша поддержка может и пригодится. Редактор предупредил недавно, что ожидается очередное затягивание поясов. И из семи человек к концу года в отделе останется только шесть.

— Ну, если почувствуешь, что оказался под угрозой, мы тебя, конечно, вытянем… Главное — не тяни до последнего, заранее предупреди своего куратора. Если тебе уже скажут, что тебя увольняют, придётся приложить гораздо больше усилий, чем если они ещё окончательно не выбрали кандидатуру. В твоих же интересах проинформировать нас вовремя, меньше народу узнает, что ты с нами сотрудничаешь.

— Ну, это верно, чем меньше народу, тем надёжнее. Представляешь, даже у нас на Би-Би-Си есть те, кто сочувствует коммунистам. Если сольют информацию в СССР, то потом аккредитацию красные не дадут, когда меня туда редакция отправит…

— Но ты же не забываешь сообщать куратору о таких людях?

— Нет, что ты! Как можно, мне любой коммунист поперёк горла стоит. Те, кто сочувствует русским, я считаю, должны на улице милостыню просить.

— Правильно мыслишь! А на курсы ораторского искусства всё же разорись. При твоей профессии тебе всё равно на пользу пойдёт. Да и очередную бумажку о повышении квалификации своему начальству принесёшь, покажешь, как усердно стараешься сохранить свою должность. Не придётся нам вмешиваться, чтобы сохранить тебе рабочее место.

— Ты не знаешь, как у нас всё устроено внутри, Джордж! — хохотнул корреспондент, — если я притащу своему начальнику такую бумагу, он скорее заподозрит, что я мечу на его место, и тогда я точно стану первым в списке на увольнение. А у вас разве не так?

— Ну, если честно, и такие говнюки среди начальников попадаются. Но, к счастью, достаточно редко.

— Ладно, друг, был рад с тобой и повидаться, и поработать. Через четыре часа уже обратный самолёт в Лондон. Надо ещё успеть купить какой-нибудь подарок для Маргарет. Иначе она долго будет на меня дуться.

— Передавай ей привет от меня. Буду в Лондоне, зайду!

Москва

Всю дорогу домой Карина думала, что она расскажет родителям. Рассказывать правду она, конечно же, не собиралась. Тут было два варианта. Все зависело от того, дома родители или уже уехали на дачу. Если уехали, то можно пока расслабиться и спокойно продумать, что говорить. А вот если дома, то надо придумывать объяснения уже сейчас.

Хоть бы повезло, и они уже уехали, — думала Карина, пока ехала в автобусе. У обоих отпуск начался, должны были уже уехать. Но могли задержаться. Мама говорила, что ей нужно с тетей Леной обязательно встретиться, — вспоминала Карина. — А та вечно занятая, могли сразу и не пересечься…

Приехав домой и зайдя в квартиру, она поняла, что не повезло. Родители были дома. Сидели на кухне и что-то оживленно обсуждали. Оба очень удивились, когда увидели на пороге дочь, которая должна была вернуться только через пару недель.

— Что случилось, Кариночка? — сразу же подхватилась мама, встревоженно глядя на дочь. — Вы что, раньше вернулись?

— Даже не спрашивай, — сделала несчастное лицо Карина, махнув рукой, и начала сочинять.

Решив сильно не мудрить, Карина выдала родителям ту же версию, что до этого озвучила новым знакомым. Те ведь сразу поверили, почему бы и родителям тоже не поверить? Карина в красках рассказала, как ее эксплуатировали в лагере, заставляли делать всю работу, а сами только отдыхали и развлекались.

— Я так сильно разочаровалась в Мише, — самозабвенно врала Карина. — Думала, что он такой серьезный парень, работящий, будет мне помогать, заботиться. А он только на пляже лежал и с Маратом общался. А меня гонял то еду готовить, то посуду мыть, то дрова таскать для костра. Даже палатку самой ставить приходилось каждый раз, — жаловалась Карина родителям. — Парни только машиной занимались, а все остальное сказали, женская работа…

Карина очень долго рассказывала родителям о том, сколько она всего делала, пока они были в походе? Родители слушали дочку очень внимательно. Отец сначала очень сильно возмутился поведением её друзей. Видно было, что аж кипит от негодования. Но чем дольше рассказывала Карина о своих злоключениях, тем более выразительно переглядывались отец с матерью. При всём первоначальном возмущении они прекрасно знали свою дочь. И у них возникли очень большие сомнения относительно того, что она рассказывает. Уж очень трудно им было представить свою кровинушку, с топором заготавливающую дрова для костра или лихо ставящую палатку без какой-либо помощи со стороны. Они прекрасно помнили оба, что именно умела их дочь и как она проявляла свои бытовые навыки, а точнее, их полное отсутствие, когда выезжала с родителями на дачу.

Не всё там так просто было, — подумал отец Карины, кивая дочери, которая совершенно не замечала изменившейся реакции родителей на свой рассказ. Переглянувшись с матерью и подмигнув ей, отец предложил Карине, поднимаясь:

— Поехали.

— Куда? — изумленно спросила его дочь.

— Поехали к твоим друзьям. Это не так уж далеко, через несколько часов будем на месте. — пожал плечами отец. — Я этого так не оставлю. Хочу разобраться, как это они так поступают с друзьями. Что это за товарищи такие?

— Нет, не надо, — замахала руками Карина, — мне будет неудобно.

— Что значит неудобно? — поддержала мужа мать. — Они тебя эксплуатировали, обижали. Это что, советское поведение? Это как вообще друзья так могут себя вести? Ни в какие ворота такое не лезет.

— Да ладно, — замахала руками Карина, — я больше вообще не хочу с ними общаться и не буду. Зачем мне ещё вот эти все разбирательства?

— А ты и не будешь разбираться, — строго сказал отец, — разбираться буду я. В конце концов, ты моя дочь. Я никому тебя в обиду не дам. Поэтому давай не спорь, отдохни немного, собирайся и поедем.

— А вдруг они уже уехали, — схватилась за последнюю соломинку Карина, — Где мы их тогда искать будем? Только зря поедем.

— Так ты же сама сказала, что вы решили остаться с компанией, с которой познакомились, — напомнила дочери мать.

Карина хмуро поджала губы. Да, сама же сболтнула, — с досадой подумала она.

Согласившись с родителями, Карина пошла в ванную, чтобы принять душ, а потом села за стол кушать. Она надеялась, что пока будет отдыхать, родители немного остынут и передумают ехать, но не тут-то было. Оба деятельно собирались, обсуждая, что взять с собой.

— А куда вы столько вещей берете? — удивлённо спросила Карина родителей.

— Ну так, а чего нам зря просто так несколько часов кататься? — откликнулся отец, упаковывая какую-то посуду. — Разберёмся с твоими обидчиками, а потом найдем местечко подходящее, отдохнем пару дней на природе. Рыбки половим, накупаемся вволю, красота.

— Конечно, хоть отдохнем по-человечески, молодость вспомним, — с энтузиазмом поддержала его мама. — А потом уже на дачу рванем.

Карине ничего не оставалось, кроме как хмуро одеться, снова перебрать свои вещи, взять с собой и вместе с родителями погрузиться в машину.

— Ну что, в путь, — весело сказал отец. — Времени еще полно. Темнеет поздно. Успеем и доехать, и переговорить, и на ночлег устроиться.

Заехав в магазин и накупив в дорогу продуктов, они двинулись в путь,

Москва, Лубянка

Майор Артамонова, расставшись с агентом «Скворец», сказала себе, что уж ей-то давно пора бы перестать удивляться тому, что от Дианы можно ожидать чего угодно. Но одно дело сказать себе это, а другое узнать от нее, что, сказав ей, что уезжает в Ниццу, она успела повоевать в Венесуэле с колумбийскими революционерами. Правда, она их назвала террористами, как их клеймит обычно капиталистическая пресса, но ей это простительно, учитывая, что они попытались ее с мужем похитить. Да и в принципе это и даже хорошо, гораздо хуже, если, разговаривая где-нибудь за рубежом, она случайно назовет их революционерами, как принято в СССР. Да, это та ошибка, которую она у нее исправлять не будет.

Сразу по возвращении она отправилась к подполковнику Кутенко докладывать о разговоре с Дианой. Не так и часто кто-то из ее агентов притаскивает в клюве что-то достойное. Конечно, начальник будет решать, но на взгляд Марии информация о колумбийских революционерах, жаждущих сотрудничать с СССР, это вполне себе ценные данные… Не говоря уже о том, что это прекрасный повод сразу зарекомендовать себя энергичной и деятельной…

Кутенко им представили, как нового начальника, буквально в этот вторник, и первое впечатление он произвёл на сотрудников достаточно положительное. С другой стороны, на фоне Третьякова почти кто угодно будет выглядеть неплохо. По Третьякову все сотрудники за несколько дней его руководства дружно сошлись в общем мнении — а начальник-то дурак… Люди, все же, в управлении разведки работают достаточно проницательные… На их фоне он смотрелся крайне странно. Напыщенный, самовлюблённый, сам себе что-то постоянно придумывающий о внешнем мире, вместо того, чтобы ознакомиться с фактами, презрительно смотрящий на сотрудников… Оставалось только пожалеть контрразведчиков, к которым его перевели. Глядя на Третьякова, Мария впервые усомнилась в авторитете КГБ. Как возможно, чтобы такой человек стал полковником, пусть и в провинции?

Артамонова понимала, конечно, что Кутенко после перевода будет чертовски занят. Это же какой пласт информации нужно поднять… Но ждать удобного случая не планировала. Ей выгодно прийти с чем-то важным одной из первых в отделе. Тут тоже есть конкуренция… И хотелось бы сразу произвести впечатление продуктивного сотрудника.

Так что она решительно постучала в дверь начальника. И войдя, сразу же взяла быка за рога:

— Товарищ подполковник, разрешите доложить? Появилась важная информация от приехавшего из Латинской Америки агента.

Мария сполна насладилась удивлением на лице нового начальника. Да, несмотря на то, что я девушка, у меня есть агент, что свободно ездит так далеко. А у мужиков в отделе — нет. Они так удивить нового начальника не смогут.

— Давайте не так формально. Присаживайтесь.

Далее она подробно изложила свой разговор с Дианой.

— Понятно… — сказал Кутенко. — А записку уже перевели?

— Да, Глеб Петрович. Там имя и адрес. Связной, скорее всего.

— А что это вообще за агент? — спросил подполковник.

— Обычная девушка из провинции, которая, выйдя замуж за сына ливанского богача, начала очень хорошо работать над собой. Сейчас учит четыре языка сразу, причём на двух, арабском и английском, уже немного и говорит…

— Ого! А были ли у этого агента какие-либо значимые успехи?

— Почетная грамота от председателя КГБ, — с гордостью сказала Мария. — А я майором стала после того, как она выяснила, что американцы планируют перебросить ядерное оружие и тактические бомбардировщики на одну базу в Италии.

— Ого! — не сдержался Кутенко, — а принесите-ка мне ее личное дело!

В общем, майор Артамонова выходила от начальника очень довольная. Впечатление она на него смогла произвести самое, что ни на есть, положительное… Ноги так и рвались пуститься в пляс, но нельзя, надо не только быть профессионалом, но и выглядеть, как профессионал.

Москва, Лубянка

Подполковник Кутенко с огромным интересом изучил личное дело агента «Скворец». И оно его очень впечатлило. У него не было грамоты от председателя КГБ, а у новичка-агента — уже была. Да еще и почетная… Ну да, выявить попытку американцев ввезти ядерное оружие в Италию… Да любой профессиональный разведчик может только мечтать о таком этапе в своей карьере. А тут — это сделано агентом-любителем. Потрясающе!

Он ощутил зависть к Артамоновой, работающей с таким агентом. Ее карьера с этой Дианой будет развиваться очень шустро. Недавно только отгремела эпопея с ядерным оружием, а она уже что-то новенькое притащила. Да еще и из такой дали, как Латинская Америка. В которой, как его проинструктировал как раз недавно генерал Комлин, нам необходимо усиленно развивать свою базу агентов, чтобы создавать американцам проблемы на их заднем дворе. Они же лезут без всяких церемоний, нахрапом, в нашу Восточную Европу. Постоянно закидывают агентов в ту же Польшу катерами, к примеру…

К счастью, раз он начальник Артамоновой, то часть ее заслуг неминуемо положительно скажется и на нем. Можно было бы пойти другим путем. Он имеет право, как начальник, перераспределить, кто с какими агентами работает. И просто взять «Скворца» самому.

Но он не хотел заполучить репутацию гада, забрав у Артамоновой этого агента, чтобы самому напрямую со «Скворцом» работать. Была бы Артамонова мужиком, может, еще и подумал бы. Но такое действие в отношение девушки подчиненные, несомненно, осудят. А ему нужна здоровая атмосфера в коллективе… Вон, его предшественник уже на игнорировании своих сотрудников прокололся… К его большой радости, поскольку он очень хотел эту должность.

Ну что же, Артамонова только что принесла ему прекрасный повод зайти к генералу Комлину. Тот вряд ли ждет, что он так быстро у него появится. Тем лучше для его репутации у генерала. Пусть видит, что он, только приняв бразды, уже делом занят, а не только за предшественниками все разгребает…

Берлин

Я отработал свой день в клубе с блеском и надеялся, что хоть вечером меня оставят в покое. Рано радовался… Уже когда уходили в гостиницу на ужин, замдекана подскочила ко мне и сказала:

— Павел, нам нужно быстро поесть, и мы сразу едем на концерт!

— Погодите, Эмма Эдуардовна… Так вы же говорили, что гала-концерт будет завтра вечером в Трептов-парке… А не сегодня.

— Так это же будет гала-концерт советской делегации. А мы с тобой пойдем сегодня на гала-концерт польской делегации.

Оглянувшись вокруг и увидев, что никто на нас не обращает никакого внимания, она сказала, понизив голос:

— Вообще-то пригласительные выдали не нам, а верхушке нашей делегации. Но они не могут, попросили нас сходить. Чтобы в зале на местах, выделенных советской делегации, не было пустых мест. Ну а с Василием Петровичем я идти не хочу, нудный он…

Как мне это знакомо еще с прежней жизни! Заполнить кем-то свободное место, хоть на стадионе, хоть на концерте… Придётся выручать Эмму Эдуардовну, куда же деваться…

— Вот, держи приглашение, изучишь в ресторане, — сунула она мне в руки что-то вроде тонкой брошюрки.

Я так-то привык к картонкам, на которых в нескольких строчках указано, кто и куда тебя приглашает. А тут целая брошюрка. Взял. На обложке пять кружков, тисненных золотом, прямо тебе как приглашение на Олимпиаду… Между ними лев, вставший на лапы. А, нет, это медведь, наверное, просто изобразили так. Ведь у Берлина на гербе как раз медведь и должен быть. Тощий, правда, попробуй еще медведя в нем опознать. Очень тощий, даже жалко его, накормить сразу хочется…

Так… Национальный подготовительный комитет XВсемирного фестиваля молодежи и студентов… Бла-бла-бла… Приглашает вас на торжественный концерт польской делегации фестиваля. Берлинская государственная опера, ваше место номер 7, ряд 20. Полистал ее. Ни одной знакомой фамилии артиста или названия ансамбля. Да уж, в польской музыке я точно не специалист. Придется проникаться…

Тремя часами позже мы выходили из Берлинской государственной оперы. Ну что сказать, не проникся… Слишком много официоза в музыке и песнях, наверное, по этому принципу певцов и ансамбли и подбирали. Я бы лучше что-то менее форматное посмотрел и послушал, наверняка же у поляков это есть, но кто же моим мнением в таком вопросе будет интересоваться. Ну ладно, хоть можно будет всем знакомым говорить, что был в Берлинской государственной опере. Главное, искусно уходить от вопросов, что же я там слушал и смотрел…

Эмма Эдуардовна тоже не шибко была впечатлена концертом. Наверное, уже оставшиеся дни считает до возвращения в Москву. Ей-то вообще невесело — она же отвечает за всю группу. Постоянно, наверное, боится, как бы кто из нас где-то не накосячил… Ей же отвечать, если что. Мне в этом плане намного легче здесь присутствовать…