Домой я вернулся поздно, в 9 вечера. Сначала мы провожали пришедшего в себя после нокаута Тимура, потом девчонок. И только после этого могли разойтись по домам.
К моему приходу родители ещё не спали, и сразу сообщили мне о звонке деда. Вечером в субботу он, как и договаривались ранее, собирался забрать меня на дачу. А в воскресенье, как я подозревал, предстояла встреча с Ивашутиным. Поэтому в субботу я школу прогулял. Позвонил утром Мальцеву, и попросил его подвезти меня в лагерь. Машу я не видел уже достаточно долгое время и чувствовал себя неудобно перед ребенком. Да и банально соскучился по общению с веселой и забавной малышкой.
До пионерского лагеря мы добрались быстро. Во дворе прогуливалась Елена Станиславовна, и я попросил её привести Машу. Воспитательница согласилась, и пошла звать ребенка.
Мальцев, зевая, разлегся на сиденье. Как он признался, ночь Сергей провел у Алёны. Мать была дома, поэтому приводить девчонку к себе было нельзя. Зато образовалась другая возможность. Светка на выходные уехала к родителям в поселок, и рыжая красавица осталась в комнате одна. А дальше всё было как в любовных романах. Ночью, когда вход в общагу закрыли, рыжая спустила с окна заранее приготовленную веревку, по которой стокилограммовый Казанова вскарабкался на второй этаж. А рано утром по ней же и спустился.
И на этот раз, как следует поспать герою-любовнику не удалось. Зато я хорошо посмеялся над ним, дразня страстным Ромео, и предлагая в следующий раз, не лазить по веревке, а сразу же приземлиться на подоконник, порхая на «крыльях любви». Серега беззлобно огрызался, следя за дорогой. Так и общались, пока не доехали до пионерлагеря.
Мои мысли прерываются, открывающейся дверью главного корпуса.
Малявка весело вприпрыжку выбегает во двор, видит меня, и лицо вспыхивает радостью.
— Привет, — я присаживаюсь, и раскидываю руки в стороны.
— Лёшааа, — счастливая Маша летит в мои объятья. Мордашка девочки тычется в плечо, белые бантики щекочут кожу, ручки обхватывают шею.
Вышедшая следом Елена Станиславовна с легкой улыбкой наблюдает за нами.
— Привет, сестренка, — целую Машу в щечку. — Как ты тут, без меня?
— Плохо, — надувает губки девочка, — ты почему так долго не приезжал? Я скучала.
— Извини, малышка, — вздохнул я, разводя руками, — так получилось, сначала в Москву уезжал на сборы, потом были кое-какие проблемы, но сейчас они уже решились.
— Какие проблемы? — кроха с любопытством посмотрела на меня.
— Личные, Маш. Я со Светой расстался, — признался я.
— Бедненький, — вздыхает девочка, — Света — хорошая. Мне нравилась. Но Аня лучше.
— Так, сестренка, стоп, — торможу малышку, — при чем здесь Аня?
— При том, — кроха принимает серьезный деловой вид. Со стороны это смотрится очень забавно.
— Она тебе нравится, а ты — ей. Я же вижу. Лучше с ней встречайся.
— О, господи, дожил, — картинно поднимаю глаза к небу, — теперь Маша мне рассказывает, кто мне нравится, и с кем стоит встречаться. Спасибо сестренка, просветила. Хотя не рановато ли тебе такие советы давать?
— Не рановато, — девочка упрямо вздергивает носик, — Аня — классная. Она настоящая. Оля её обожает. А она в людях разбирается. И вообще…
— Так, твои рекомендации я выслушал, принял к сведению и давай на этом закончим, — оборвал я разошедшуюся малявку, — лучше расскажи, как ты тут жила, пока меня не было.
— Ко мне на прошлых выходных тетя Настя и дядя Саша приезжали, хотя ты наверно, знаешь, — делится радостью девочка. — Конфет привезли, много-много, пирожков и ещё всяких вкусностей. Мне оставили и девочек угостили. Они сказали, что меня удочерят, и скоро я к вам перееду жить, навсегда. И директор не против. Представляешь?
— Представляю, — улыбаюсь крохе. — И вообще я в курсе. Мы с родителями всё давно обсудили. Они сейчас занимаются оформлением документов на удочерение, и Ирина Анатольевна им помогает. Так что тебе немного потерпеть осталось, а потом мы тебя заберем.
— Ура, — радостно кричит Маша и снова виснет у меня на шее.
Затем ребенок опускает голову, о чём-то задумываясь.
— Что красавица не весела, почему носик повесила? — ладошкой аккуратно поднимаю подбородок девочки, всматриваясь в глаза.
— Ирину Анатольевну жалко, — вздыхает кроха, — старшие ребята говорят, что её могут снять скоро. Она выговор получила за пожар. Приезжали какие-то важные дядьки, орали в кабинете, мы даже на первом этаже слышали. Гордей сказал, что сюда комиссия из Москвы едет, чтобы её уволить. А она хорошая, нас любит. Я-то уйду, а девчонкам плохо без неё будет. Может можно что-то сделать, чтобы её не увольняли?
— Посмотрим. Я ничего не обещаю, её доля вины в произошедшем есть. Это же не первый случай поджога, а она Гудыму пожалела, не стала сообщать о нём в милицию. И видишь, к чему это привело? Но мы попробуем помочь.
— Помогите, — просит Маша, — Ирина Анатольевна — хорошая.
— Маш, я не уверен, что у нас получится. Но попытка — не пытка. Что ещё происходило, когда меня не было? Как жизнь молодая?
— Нормально, — пожимает плечами девочка. — Мы учимся. Недавно с Еленой Станиславовной гуляли. Ходили с девочками по лесу и деревне. Оля и Валя котенка нашли.
— Здорово, — улыбнулся я, — и что потом?
— Он такой хорошенький, — оживляется Маша, — маленький, пушистый, глазки голубенькие. Мы его с собой в лагерь взяли, Елена Станиславовна разрешила. Покормили его, расчесали. Теперь у нас свой котик есть. Один на всех девочек. Правда, в спальню его запретили брать. Он теперь в лагере живет, по кухне бегает. Мы его назвали Пушистиком. Ты обязательно должен его увидеть. Подожди минутку, я его сейчас принесу, он около кухни должен быть.
— Хорошо, — улыбаюсь я, — неси своего Пушистика.
— Я сейчас, — обещает девочка и срывается с места. Только подошвы ботиночек мелькнули. Через десяток секунд Маша летит обратно. В руках у девочки рыженький комочек шерсти. Он забавно сучит лапками и жалобно мявкает, пытаясь выбраться из маленьких, цепких ладошек на землю.
— Вот, — малявка вручает мне в руки дрожащего малыша. Рыжик с белой грудкой и такими же «перчаточками» на лапках испуганно смотрит на меня, и мяучит, не переставая.
— Красавчик, — улыбаюсь я, пробую почесать котофеича пальцем за ушком, нарываюсь на предупредительный «кусь», и отдаю его обратно Маше.
— Правда, хороший? — спрашивает кроха, с удовольствием тиская мявкающего котенка.
— Правда. У Пушистика сердце воина. Видела, как он меня укусил, чтобы пальцы к нему не тянул? Но он ещё маленький совсем, поэтому незнакомого человека побаивается. Не будем больше малыша пугать. Отпусти его, Маш. Пусть бегает.
— Ага, — кивает малявка, садится на корточки, и с сожалением выпускает котенка. Оказавшись на свободе, малыш шустро дает стрекача, исчезая за углом столовой.
— Кстати, Машуль, я тебе тоже конфет привез, пойдем, — беру девочку за руку, открываю дверцу машины, достаю и вручаю большой кулек со сладостями. — Только ты с другими тоже поделись, ладно?
— Поделюсь, обязательно, — обещает Маша. — Правда, правда.
Дремлющий на водительском сиденье Серега открывает глаза.
— О, привет Маша, — здоровается он с малявкой и от души протяжно зевает.
— Здравствуйте, дядя Сережа, — вежливо отвечает девочка.
— Времени у меня немного, поэтому, пойдем, погуляем по лагерю. Ты мне ещё что-нибудь интересное расскажешь, а я послушаю, — протягиваю ладонь девочке.
— Пойдем, — согласилась Маша и взяла меня за руку. Кулек с конфетами она крепко прижимает к груди.
Серега устраивается поудобнее на кресле и опять закрывает глаза. Мы гуляем под холодным осенним солнцем, малявка весело щебечет, рассказывая о своих делах, а я позволяю себе расслабиться, на некоторое время забыть о делах, и с удовольствием общаюсь с ребенком, наслаждаясь каждым мгновением отдыха.
Дома меня уже ждал Виктор в компании родителей. Мама предлагала пообедать как следует, но я отказался, отговорившись тем, что поем у деда. Перекусил бутербродами с чаем, попрощался с родителями, сказав, что буду в воскресенье вечером.
И опять дорога, проносящиеся в боковом стекле встречные машины, поселки и деревья. Старшина молчал, следя за трассой, и я смог прикинуть, что и как говорить деду и Ивашутину.
В раздумьях время пролетело незаметно. И снова знакомые серые ворота. А во дворе меня встречал дед в толстом темно-синем свитере и старых форменных брюках.
— Ну здравствуй, внук, — лицо генерала серьезно, но в чуть выцветших голубых глазах пляшут веселые чертики.
— Привет, — улыбнулся я.
Обмениваемся с дедом рукопожатием.
— Есть хочешь? Родители сказали, что ты толком даже не пообедал.
— Хочу, — кивнул я.
— Тогда пошли в дом. Я там уже картошку почистил, вариться поставил, мясо поджарил. Пока всё это будет готовиться, посидим, чаю попьем с Виктором, — предложил дед.
— Пошли, — согласился я.
Мы зашли в светлую большую кухню, расселись по табуретам. Через минуту в комнату зашёл Виктор, поставивший машину во дворе. Дед расставил перед нами пузатые большие чашки, плеснул в них заварки с маленького чайничка, добавил воды с большого. Затем придвинул к нам сахарницу с ложечкой, плетеную корзиночку с баранками и блюдце с конфетами:
— Угощайтесь.
Несколько минут мы пили обжигающий чай, хрустели свежими баранками, шоколадными конфетами «Гулливер», жаль каждому досталось только по одной, и батончиками «Рот Фронт».
Дед с Виктором перекинулись несколькими короткими фразами: «как доехали», «нормально», «бензином заправился», «так точно».
А потом Константин Николаевич поднялся:
— Виктор, присмотри за картошкой, можешь ещё чая попить, а мы с Лешей прогуляемся пока по двору.
— Конечно, — бодро ответил водитель.
Генерал быстрым шагом идет к выходу. Направляюсь за ним. Через несколько секунд мы уже стоим во дворе.
— Пойдем в беседке посидим, — Константин Николаевич взглядом показывает на небольшое деревянное сооружение с маленьким столом.
— Пойдем, — соглашаюсь я.
Оказавшись в беседке, дед резко повернулся ко мне:
— Рассказывай, — приказал он.
— Что? — невинно поинтересовался я, уже догадываясь, о чём пойдет разговор.
— Не придуривайся, — голос генерала похолодел, — ты всё прекрасно понял. Мы собирались поговорить о твоём похищении. Ты сам сказал, что кое-что скрыл. Я хочу услышать правду. Сейчас и здесь. Говори.
— Ну ладно, — вздохнул я. — Слушай.
Рассказываю деду всё в подробностях. Как появилась мысль об «экспроприации» денег у подполковника, о поездках в Семеновку и наблюдении за домом. Затем перехожу к самой акции, о проникновении в логово Петренко, случайной встрече с подполковником и прапорщиком и как их вырубал. А потом об анонимке и разоблачении расхитителей.
Генерал-лейтенант внимательно слушает моё повествование. Его лицо мрачнеет, напоминая грозовую тучу.
«Точно сейчас раздаст мне на орехи», — мысленно вздыхаю, украдкой наблюдая за дедом. — «И будет прав, чёрт возьми».
— И вот ударившись в бега, Петренко и его дружок почему-то решили, что в их бедах виноват отец. А тут ещё и баба, написавшая на него анонимку, погибла под колесами. Я думаю, что после этого у подполковника окончательно мозги потекли. Вот и решил застрелить отца. Но нам с батей удалось его уложить. Начал я, а закончил он. А Ермилов удрал. Предполагаю, что моя фигура навела его на определенные ассоциации, заставив вспомнить, как его вырубили у дома подполковника. Вот он меня и вычислил. И похитил, просто чтобы убить из чувства мести за погибшего дружка. Но перед этим хотел устроить мне допрос с пытками. Для этого и палача с инструментами приволок, которого у машины пристрелили. Но у меня получилось первым завалить бандитов и самого прапорщика. Вот вкратце и всё.
Умолкаю и неожиданно получаю хлесткого леща по шее.
— Дед, ты чего? — инстинктивно потираю пострадавшее место. — Можно полегче? Меня даже временно от тренировок освободили после драки в подвале. Голове и так досталось, а тут ещё и ты руками машешь.
— Я тебе ещё мало дал, — разъяренно шипит дед, — была бы моя воля, выпорол бы тебя, Леша, ремнем по заднице так, чтобы лежал неделю только на животе. Ты понимаешь, что наделал? Отца и мать под пули подставил, это, во-первых. А во-вторых, сам засветился по-полной.
— Да кто же знал, что так дело обернется, — оправдываюсь я. — Если бы мог это предвидеть, никогда бы к Петренко не полез. К сожалению, мой дар здесь мне ничего не подсказал. Какой-то он избирательный: «здесь вижу, а тут — нет».
— А вообще, — после небольшой паузы покаянно опускаю голову, — ты прав, дед. Виноват. На себя плевать, а вот то, что родителей подставил своим поступком, до сих пор переживаю.
— Переживает он, — ворчит генерал, остывая. — Сперва думать надо. Головой. И только потом делать.
— Согласен, — вздохнул я, — но предсказать такой поворот событий было невозможно. И, кстати, ты говорил, что я засветился. А это не совсем так. Все бандиты, узнавшие обо мне, мертвы.
— Вот, — дед поднимает указательный палец, привлекая внимание. — Точно ты знать этого не можешь. Давай рассуждать логически. Подполковник и прапорщик с конца сентября были в бегах. С кем они разговаривали и что делали, по большому счёту никто не знает. После смерти Петренко, Ермилов стал подозревать тебя. И тут появляются три туркменских бандита. Где и у кого он их взял не ясно. С кем общался и рассказывал ли о тебе, кому-нибудь кроме этих головорезов, тоже неизвестно. Так что о тебе и о Сашке вполне может знать кто-то из живых дружков этой криминальной парочки. Согласен?
— Теоретически, да. Но я уверен, что всех положил. Не могли находившиеся в бегах Петренко и Ермилов трепаться обо мне и отце налево и направо. Наоборот, элементарная логика говорит, что они должны были затаиться и максимально ограничить круг общения, чтобы не попасться.
— Теоретически, да, — передразнил меня генерал-лейтенант, — а на практике, может выйти по-другому. Найдутся бандиты, которые в курсе дела, и потом приедут, чтобы отомстить за погибших друзей. За тех же туркмен, например. Может такое быть?
— Может, — признаю я, — но маловероятно.
— Вот поэтому я к тебе Виктора и отправлю скоро, — заявляет дед, — мне так спокойнее будет. А вообще, лучше бы чтобы вы куда-то переехали на время. Может Сашке очередную длительную командировку устроить, чтобы вы годика два-три где-то пожили, пока всё не утрясется?
— Дед, батю отправляй куда хочешь. А я никуда не поеду. Тут у меня клуб, друзья, дела. Так что, мне всё бросать и бежать неизвестно куда? Это неправильно. Не хочу. И, боюсь, мама тоже останется. Она уже в своё время по гарнизонам с отцом накаталась, и больше никуда ездить не хочет. А как мы ей объясним, что надо срываться неизвестно куда? И вообще, я думаю, мы напрасно перестраховываемся. Конечно, всякое может случиться. Но никто в здравом уме сейчас к нам сюда не поедет, особенно после такого шума с расстрелом троих бандитов. Это надо вообще уже идиотом быть, чтобы после подобного шухера, припереться в город и разборки устраивать. По крайней мере, по горячим следам. Так что думаю, мы перебарщиваем. Конечно, расслабляться не стоит, надо быть готовым ко всякому, но и чересчур нагнетать панику тоже неправильно.
— Ладно, — задумался генерал, — сделанного уже не воротишь. Теперь надо думать, что предпринять дальше. Петр Иванович будет тебя расспрашивать о похищении, но ты ничего ему ни в коем случае не рассказывай. Держись своей предыдущей версии, знать ничего не знаю, почему похитили. Может отцу хотели за что-то отомстить. Недаром они уже одно покушение на него устраивали. Версия, конечно, дырявая, но другой у нас пока нет. Главное четко стой на своём. Деньги и оружие пусть у тебя побудут до лучших дней. Мало ли что может произойти.
— Вот и я так думаю, — подхватываю мысль деда. — Черт его знает, как жизнь повернётся. Мы всё-таки не в игрушки играем. Всё что угодно может произойти. Всегда должен быть запасной вариант на крайний случай.
— И вот ещё что, сними частный дом где-то за городом. Можно дачу арендовать, например. Ты несовершеннолетний, поэтому лучше привлечь кого-то из своих, кому доверяешь. На крайний случай. В свете последних событий у тебя должно быть какое-то убежище, чтобы перекантоваться там сутки-двое. Больше не стоит, поскольку знать о доме будешь не только ты один. А я поговорю с Сашкой попозже. Поясню ему, что ничего ещё не кончено, у подполковника и прапорщика могут быть дружки, которые захотят отомстить. Пусть будет осторожнее. А часть ему выделит крепкого и подготовленного водителя. Могу пообщаться с Макаровым, чтобы кого-то с разведвзвода временно за руль посадил, — задумчиво чешет подбородок дед.
— А ты, на всякий случай, подготовь себе сумку или небольшой рюкзак со всем необходимым: вещами, деньгами. Так, чтобы схватить его и сорваться. Он должен быть постоянно доступен. Видишь, как события развиваются. А ведь всё ещё только начинается. Предугадать, что будет дальше, мы не можем, — строго глянул на меня генерал-лейтенант, — пусть на всякий случай под рукой будет.
— Сделаю, — кивнул я, — на балконе среди старого хлама спрячу. Родители там копаться не будут. Они уже лет пять его не трогают.
— И ещё, насколько я знаю, разговор с Ивашутиным ожидается очень серьезный. Он много чего интересного должен рассказать. События ускоряются, у нас остается немного времени, чтобы начать реализовывать наши планы, немного промедлим и будет поздно, — голос деда становится суровым, — поэтому, сразу после разговора, начинай готовиться к самым экстренным вариантам ситуаций. Со съемом дома-дачи не затягивай, и рюкзак собери, не откладывая. Будь всегда готов в темпе сорваться.
— А родители? И Машу они удочерить собираются. Уже документы подготавливают и подают. Что с ними будет, если всё в разнос пойдет?
— Раньше об этом думать надо было, Леша, — невесело улыбается дед. — Если мы проиграем, и нас государство начнёт мешать с дерьмом, ничего особенного с ними не будет. Не 37-ой год всё-таки. Да и Иосиф Виссарионович правильно говорил: «дети за родителей не отвечают». И, наоборот. Хотя крови попьют, не без этого. Разжалуют, выкинут из армии, могут и награды забрать, кто их знает. Но живы, здоровы будут, и на свободе останутся. А если какая-то опасность от бандитов будет исходить, Сашку и Настю заставлю временно в часть переселиться. Там их никто не достанет. Главное, успеть вовремя это сделать. А все формальности с удочерением я помогу побыстрее решить. Сперва с Сашкой поговорю, а потом Николаю Яковлевичу позвоню, попрошу посодействовать.
— Это было бы замечательно, — улыбаюсь я. — Кстати, а чего мы в беседке, а не в кабинете разговариваем? Думаешь, могут слушать?
— Бережёного бог бережёт, — усмехается Константин Николаевич. — Я знаю, что Петр Иванович — порядочный человек. Но он ещё и разведчик, и глава серьезного ведомства. Поэтому, всегда хочет знать больше и полностью контролировать ситуацию. Мало ли что. А как видишь, у нас появились маленькие секреты от него. Поэтому лучше было здесь всё обсудить. Тем более что сюда никто не заходил. Когда меня нет, тут сторож из местных постоянно дежурит. А рисковать и лезть сюда в моё отсутствие или обрабатывать сторожа, никто не будет. Слишком рискованно. К тому же я, на всякий случай, всю беседку перед нашим разговором проверил. Вплоть до самых крошечных предметов и отверстий. Даже под стол и скамейки заглянул. Каждый сантиметр обшарил. Нет тут ничего. А в кабинете может быть. Там слишком много мебели и вещей, куда можно незаметно жучок вкинуть.
— Понятно. Доверяй, но проверяй, — ухмыльнулся я.
— Именно, — подтверждает Константин Николаевич с каменным выражением лица. — А теперь послушай, как мы будем строить разговор с Петром Ивановичем. Чувствую, он непростым будет.