Признание

Когда мне исполнилось четырнадцать весен и над моей верней губой стал появляться темный пушок, я перешел на взрослую половину к мужчинам. Там уже, как год, жил Цур. Мы и до этого не были с ним друзьями, а сейчас он и вовсе отказывался меня замечать. Любая агрессия была строго запрещена внутри Общины, и зачинщиков ждало суровое наказание. Поэтому я тоже старался поменьше обращать на него внимания.

И вот однажды, меня с Цуром, как самых молодых и не годных для тяжелой мужской работы, послали вычищать птичник. Птичник состоял из трех зданий – курятника, индюшатника и гусятника. Пока я начал убираться во дворе, Цур зашел в курятник и закрыл за собой дверь.

– Цур! – позвал я его через некоторое время, – Выходи, помоги мне!

Растрепанный Цур выскочил из курятника и стремглав бросился бежать к Общему дому.

– Люди! Братья! Помогите! – закричал он, – Эмил убил всех цыплят!!!

Я вошел в курятник и не поверил своим глазам. Несколько десятков желтых телец были разбросаны по всему курятнику, а растревоженные курицы громко кудахтая, жались по углам, пытаясь созвать своих птенцов.

– Как же это могло случиться?.. – вырвалось у меня.

Я опустился на колени пред ближайшим цыпленком и взял его в руки. Шейка у птенца была совсем мягкой, как будто без костей, но тельце было еще теплым. Я положил его на одну ладонь, накрыл другой и представил себе, какой он был живой, веселый и доверчивый, как он попискивал, когда бегал за мамой-курицей.

И тут, я ощутил шевеление у себя в руках, в тоже мгновение, маленькое тельце, заключенное в моих ладонях, затрепыхалось, пытаясь вырваться наружу. Я немедленно раскрыл ладони и, прежде чем успел опомниться, цыпленок спрыгнул на землю, и с писком побежал к одной из куриц.

«Наверное, птенцы еще живы, и просто потеряли сознание!» – подумалось мне, я был уверен, что никто не посмел бы лишать жизни беззащитных цыплят.

И я стал брать в руки одного за другимх птенцов, лежавших на полу без движений, и все они «просыпаясь» выпрыгивали из моих рук.

И когда в открытой двери курятника показались взрослые братья с маячившим за их спинами Цуром, я сидел на полу уставший и счастливый, в окружении весело попискивающих цыплят и десятка куриц, собиравших свои выводки громким кудахтаньем.


***


Старик в белых льняных одеждах, опираясь на длинный посох, поманил меня к себе.

– Подойди ко мне, Эммануил, сын Мириям! – сказал он на удивление ровным и сильным голосом, – Братья рассказали мне, что случилось сегодня утром, хочу теперь услышать твой рассказ, юный брат!

Я увидел, что передо мной сам Аарон нашей Общины. И молчал, не решаясь ответить одному из высших Истинных.

– Ну что же ты молчишь?

– Я… Был… Во дворе, когда Цур выскочил из курят… – начал я, запинаясь, свою историю.

– Как ты думаешь, почему он сделал так? – прервал меня старец на полуслове.

Я пожал плечами, не зная, что ответить.

– Я укажу братьям прогнать этого подлеца из Общины! – промолвил он, внимательно глядя мне в глаза.

Я был поражен, прозорливостью Аарона – откуда он все узнал, если я еще ничего не успел рассказать и свидетелей, оживления птенцов не было?!

– А может, он не так плох, ребе? – спросил я, – Не выгоняй его, ведь Цур не сможет прожить без Общины! Просто он немного завистлив, его надо излечить от этого порока, пока он не захватил его душу целиком…

Старик, улыбнулся и облегченно вздохнул, повернулся ко мне спиной, и медленно, опираясь на свой посох, пошаркал к невысокой каменной скамье, где кряхтя, опустился на нее.

– Я рад, что ты именно такой! – сказал он, устраиваясь на каменном ложе.

– Ты добр и не порочен, как и должно быть Истинному… – продолжил он после некоторой паузы, – Мне лишь однажды удалось избавить от смерти ягненка, и то, после долгой молитвы Яхве! А ты, смог… Сколько было передушенных цыплят?

– Почти все… Ребе…

«На тебе Его печать!» – вдруг услышал я его голос, хотя видел, что старик молчал.

– Что? – ошеломленно, спросил я.

«То, что ты слышал…» – снова услышал я в своей голове усталый голос верховного старейшины.

– Как я могу слышать тебя, ребе?!

«Просто ТЫ и Я можем так говорить и слышать… Сядь рядом!» – Аарон указал на свободное место рядом с собой.

Я беспрекословно повиновался.

«Не каждый может это, но таких людей не мало, ты еще встретишься с ними… Я достиг этого только на закате своей жизни, а тебе, как я вижу, дано с рождения…»

– Да, ребе!.. – вскричал я, порываясь встать перед ним на колени.

«Не смей!» – удержал он меня за локоть, – «Наш народ ни перед кем не преклоняет колен, ни один из живущих здесь не достоин этого! А мы с тобой равные. Отвечай мне также…»

«Ребе?» – попытался я произнести мысленно, не сводя с него глаз.

«Да!»

«Как возможно такое?» – обратился я к нему.

«На тебе печать Яхве!» – повторил Аарон.

– Но как?.. Почему?..

«Не надо слов…» – оборвал меня наставник, – «Тяжкий груз прожитых лет давит на меня, с каждым годом все сильней и, иной раз, мне тяжело даже просто говорить! Общине нужен Аарон! А я очень стар… Да!.. И я день и ночь молил Яхве, что бы Он послал мне достойного приемника… И наконец, мои мольбы услышаны! Я давно ждал такого ученика, как ты…»

Я был готов к чему угодно, к тому, что учитель воспарит ввысь или исчезнет и тотчас появится у меня за спиной, как часто шептались об этом мои сверстники, но это его признание оказалось самым неожиданным для меня.

«Пока ты останешься в Общем доме, будешь помогать братьям в поле и на пастбище, а я буду посылать за тобой…»

Так я стал учеником самого Аарона кумранской Общины Истинных. Я был сражен величайшей честью, выпавшей мне и следовал за Учителем везде, куда бы он не позвал, ловил каждое его слово, спал на камнях подле его ложа, когда он позволял мне остаться.

Он учил меня всему, что знал сам. Всем молитвам, которые когда-либо были рассказаны нашему народу его великими Патриархами и пророками, всей мудрости, заключавшейся в их словах. Учитель рассказывал и о бедах постигавших наш народ, всякий раз, когда люди отступали от духовного богатства и склонялись к материальному. При этом, его мысленная речь обретала невероятную форму, складываясь в живые образы.

«Наш народ населяет не только сию благословенную землю, завещанную нам Богом Авраама и Моше, многие иные города имеют наши диаспоры! Мы называем их Рассеянный Израэл, это повелось еще с вавилонского пленения…»

Я выучил весь Танах и все писания к нему Учитель знал их в совершенстве и мне передавал изустно, точнее мысленно. Учитель так умело рассказывал, что картины «Бытия» и «Исхода» вставали предо мной, как наяву. Я много узнал от него о Яхве и будущей его ипостаси – Иегове. Много времени посвятил он истории появления всех колен иудейских, начиная с возвращения из вавилонского плена. А еще поведал о собраниях книжников15 и левитов16 – никого из них не превознося и не очерняя. Также он рассказал мне о других общинах, исповедующих наш Закон. Самой яркой и значительной из них была община Врачевателей (по-гречески – Терапевтов), она находилась в Александрии, ее Аарон принадлежал к нашему народу, хотя, как рассказывал Учитель, совсем не походил на иудея. Он учил врачеванию всех, даже язычников, Учитель держал с ним связь. Я боялся поинтересоваться, откуда он все это знает, что бы ненароком не обидеть моего ребе.

«Когда Великий Элиэзер17 принял в свое войско моего деда в Сардисе, это место, Кумран, уже процветало и было заселено истинными почитателями единого Бога… Когда Селевк18 со своими сыновьями пытался сломить нашу веру – сюда приходили даже левиты за откровениями истины… Когда я – младший сын своего отца, был брошен кровными братьями умирать на дороге, то истинные братья приняли меня под кров сей, где я, волей Его, смог овладеть многой мудростью!»

Он научил меня говорить по-арамейски и по-гречески, а потом… Учитель начал рассказ о нынешнем испытании народа Господа – о пришедших в эту землю под личинами друзей, захватчиках, осквернивших Храм и Священный город своими языческими хоругвями… О ромеях и их подлых приспешниках – иродианах и мытарях! А после, научил латинскому языку, рассказал многое об истории этого языческого народа. Я узнал легенду начала Вечного города, как называли его сами латиняни, о жестокости и братоубийстве, породивших этот языческий народ. Об их богах учитель коснулся лишь вскользь, заметив, что они схожи с греческими и ни одно из их учений не было перенесено на пергамент или записано как либо еще.

«Поэтому мы и называем эти народы – Язычниками, ибо поклоняются они своим выдумкам и языку, которым разносят эти выдумки по свету!»

Я шел по темному коридору, за свечой учителя и слушал его в своей голове.

«Мы идем в кладезь мудрости твоего народа… Когда-то, очень давно, мой наставник – прошлый Аарон нашей Общины, привел меня сюда!»

Я вошел вслед за учителем в просторную комнату и он, поместив свечу в причудливый стеклянный фонарь, обвел им стены. Фонарь многократно усилил свет свечи, и я увидел ступени, устроенные в песчаных стенах, которые спускались вниз из под самого потолка и доходили до середины комнаты. Прямо передо мной, на нижних ступенях, аккуратными рядами стояли широкие глиняные сосуды, подобные тем, в которых торговцы на базарах хранят масло и вино.

«Ты думаешь, в них налито масло?» – уловил мои мысли учитель.

Ребе, подошел к одному из глиняных сосудов и, с усилием, поднял плотно пригнанную деревянную крышку. Когда я заглянул внутрь, то увидел свернутые в трубочки листы папируса, поставленные торцом и пересыпанные чистым сухим песком.

А выше, на ступенях уходивших под самый потолок, я увидел штабели глиняных табличек, проложенных тканью.

«Это мудрость всех колен нашего народа, начиная с великого Ноя!» – Он указал на верхние ряды ступеней, – «Здесь собраны все первые книги, написанные собственноручно Патриархами и праотцами народа Господа… Это самая большая ценность, которую хранит наша Община!»

Учитель продолжил открывать амфоры, демонстрируя мне их содержимое.

«Здесь тайное место… Сюда могут заходить только избранные. Некоторые, как я слышал, думают, что у нас тут подземный храм, полный идолов».

«Это смешно, ребе!» – ответил я.

«Да… Теперь ты видел, каких идолов храним мы здесь… И теперь, ты тоже избранный!»

Еще несколько месяцев я спускался в подземное хранилище Истины – Храм знаний, как величал его мой ребе. Там, при свете чудесного фонаря, забыв обо всем, я проводил дни и ночи, в изучении исписанных свитков. Выносить их на поверхность учитель строго запретил. Я читал и не мог оторваться и лишь рука учителя, гасившая свечу, и его голос, врезавшийся в мои мысли, заставляли меня прерываться на еду и сон.

Скоро я дошел и до глиняных табличек – скрижалей, испещренных мелкими символами, зачастую совершенно не понятных.

«Это язык наших праотцов… Можно сказать перволюдей!» – слушал я объяснения ребе, – «Многие символы уже потеряли смысл, значение их не смог разгадать даже мой учитель, но нет тайн для посланцев Божьих! На тебе Его печать и Ты должен понять, о чем хотели поведать потомкам Патриархи нашего народа! Вот видишь, тут в углу одной из табличек, стоит печать – это оттиск кольца первого патриарха».

Еще несколько лун я посвятил изучению глиняных скрижалей. Я общался со скрижалями, как с живыми людьми и они, словно в благодарность, открывали мне свои тайны. Откуда-то пришло понимание замысловатых закорючек, выдавленных в глине. Они поведали мне о том, как начался род человеческий и как ангелы, прельстившиеся на человеческую плоть, научили людей всему, что сами знали и умели, а затем предались утехам плоти, безудержно потребляя человеческие ресурсы и самих людей. Как от этого Бог пренебрег своими детьми и хотел их уничтожить, но сохранил малую часть – тех кто не присягнул «павшим», тех, оставшихся верными Закону, от которых и произошел сегодняшний род человеческий. И многобожие, почитаемое языческими народами – не что иное, как сохранившаяся память о безумном преклонении детей Божьих перед «падшими», предателями единого Бога!

Когда все труды Патриархов были мной исследованы, я смог поведать обо всем учителю. Своими рассказами о прочитанном, я привел его в восторг.

«То, что ты узнал рассказывается великим Шломоном19, как легенды нашего народа, но теперь я знаю, что все это правда! Я велю нашим странствующим братьям донести эту новую истину до народа Израэля, все должны узнать, что это правда!»

И помолчав – добавил: «Я надеюсь, что ты, как новый Избранный, сохранишь в тайне это место?»

«Не сомневайся, ребе!» – поклонился я ему.


Однажды, после утренней молитвы и трапезы меня позвали к вратам, где под недремлющем оком Баруха ждал высокий, хорошо одетый, юноша, с темнеющим пушком на лице. Я в нерешительности остановился – кто это?

– Эмил! – воскликнул молодой человек, – Ты не узнал меня?

Мой недоуменный взгляд был ему красноречивым ответом.

– Я же Йоан! Брат твой!

Старый Барух недовольно покосился на нас.

– Добрый чэловэк! – положил он руку на плечо Йоана, – Ты сказал, что хочэшь учиться истинной мудрости и сказал, что за тэбя есть каму порючиться, но я вижу, что ты салгал минэ!

Я смотрел на пришельца, назвавшегося моим братом. И вспоминая наше единственное знакомство, с удивлением и радостью узнавал в нем знакомые черты.

– Подожди, брат Барух! – остановил я намерение одного из наших старейшин выставить Йоана за ворота, – Я не узнал своего двоюродного брата! За что должен просить у него прощения, ведь виделись мы с ним еще детьми!..

Я сделал шаг к Йоану и порывисто обнял его.

– Привет тебе, мой брат!

– Ну, наконец-то, Эмил! – заключил он меня в ответные объятья.

– Ладно, я вижу вы искрэнны! – сказал старый привратник, отступив от нас на шаг и расплываясь в улыбке, – Проводи своего брата к старейшим братьям, Эмил, и пусть ему дадут место в Общем доме…

Пока мы шли к старейшинам, я успел рассказать Йоану о порядках, установленных в Общине, и как следует себя вести с братьями и старейшинами.

Йоана, как нового послушника, поселили возле двери, в Общем доме, и нам было просто выходить во двор, что бы поговорить, не мешая остальным братьям отходить ко сну.

– Я вижу, ты здесь уважаемая личность! – начал Йоан, когда мы устроились с ним на крыльце, под слабеющими лучами заходящего солнца.

– Об этом потом, расскажи лучше, как там наши? – попросил я его.

– Ну-у-у, – протянул Йоан, разгладив складки ткани на своих коленях, и хитро посмотрев мне в глаза, – У тебя теперь есть еще одна сестра и четверо братьев!

– Здорово! – чуть не задохнулся я от радости, – Когда отец собирал меня сюда, моей сестренке шел только первый год, а теперь…

– Да, – мечтательно сказал Йоан, – Они приезжали к нам на прошлый Пейсах20! Ита уже взрослая Мириям ищет ей жениха, Рахиле только двенадцать лет, еще у тебя есть братья Йеуд, Шимон, Иаков и совсем маленький – Ишур…

– Хорошо! – прервал я его, – А как поживают твои родители, как Елизавета, здоров ли Захария?

После этих вопросов Йоан сник.

– Отец покинул нас в прошлом году… – сказал он, отводя глаза.

– Как!? – вскричал я.

– Господь призвал своего служителя, чтобы он воссоединился со всеми коленами своего народа… Почти сразу после Пейсаха, – сказал мой брат, и голос его предательски дрогнул, – Мама здорова и передает тебе пожелания также здравствовать.

– Тогда скажи мне, брат, – спросил я его после недолгой паузы, – Почему ты пришел сюда, а не занял полагающееся тебе место среди левитов?

Йоан погрустнел еще сильнее и замолчал, угрюмо уставившись в одну точку перед собой.

– Ты знаешь, – сказал он задумчиво после затянувшегося молчания, – Я был посвящен в коэны, в Храме, еще при отце… Но в течении тридцати дней я не мог заходить в Дом Господа, я же держал траур, а она…

Брат замолчал, угрюмо глядя перед собой.

– Кто, она, ты о ком, Йоан? – тронул я его за плечо, уже догадываясь, о ком он.

– Мама… Она не стала соблюдать эвель21. Тридцати дней еще не прошло, а я увидел ее с одним молодым левитом, он частенько заходил к нам в гости, когда отец еще был жив…

Я не нашелся, что ему сказать на это. Слова утешения, после принесенных Йоаном радостных вестей о моей семье, никак не приходили в голову. Между тем, брат продолжил.

– Я не могу больше служить в Храме, мне не дает покоя нечистая мысль об измене матери! В моем доме поселился чужой человек, мне стало противно находиться там! И поэтому, я решил прийти сюда…

– И тебе здесь все рады! – уверил я его.


……


«Я слышал, к тебе пришел брат? Ты обрел брата среди братьев, я рад за тебя!» – сказал учитель, на следующий день.

«Да, ребе, он из Вифлеема, из рода цадукея Захарии…»

«Я знаю, какого он рода!» – прервал мои объяснения учитель, улыбнувшись одними глазами, – «Он останется в Общине и станет одним из лучших. Я хочу, что бы он помог переписать все, что тебе удалось прочесть на скрижалях».

«Я передам ему твою волю, ребе!» – заверил я учителя.

«Это не моя воля, Эмил, просто я знаю, что так надо… А еще я знаю, что он возглавит Общину, но не нашу…»

– Ты пророчествуешь!? – воскликнул я вслух.

«К концу жизни все становятся ближе к Богу, а я всю жизнь оставался праведником, что значит всегда приближался к Нему», – учитель сделал паузу и продолжил, – «Путь праведности всегда милее Господу, чем любые другие. И всех, кто идет им Он вознаграждает своими дарами… Запомни это, мой добрый мальчик!»

«Не сомневайся, учитель!» – воскликнул я мысленно.

«Завтра ты не пойдешь на работу со всеми, а приведешь ко мне Йоана. Вы спуститесь в наш кладезь мудрости и займетесь переписью скрижалей. То что запечатлено там, должно быть доступно потомкам!»


Йоан был потрясен оказанной ему честью, а еще больше он был поражен амфорами полными древних манускриптов. Когда же, устроившись на ступенях между амфор, что бы писать под мою диктовку, увидел откуда я собрался ему диктовать, он чуть не выронил из рук кисть и не пролил краску.

– Эмил! – воскликнул он, – Неужели ты понимаешь язык древних?

«Я и сам был удивлен этому!» – ответил я мысленно по привычке, как учителю.

– Это невозможно, где ты мог научит… – воскликнул он, – Стой! Ты же сейчас не произнес ни слова, но я четко слышал, что ты сказал мне!

«Успокойся, брат! Попробуй и ты отвечать мне также, хранящаяся здесь мудрость не приемлет шума человеческой речи…»

«Эмил?»

«Да, Йоан, мы можем так разговаривать, как и с учителем!»

Справившись с первым шоком, Йоан, в свете двух фонарей, усиливающих свет огня внутри них, приготовился писать.

«И стал я свидетелем страшных беззаконий, творившихся на земле», – начал я читать первую скрижаль с замысловатым отпечатком в углу глиняной таблички, – «И обратился ко мне во тьме ночи ангел Господень, Ной, сказал он мне…»

– Невероятно! – перебил меня восторженный голос Йоана, – Теперь я понимаю, почему наш Аарон сделал тебя своим учеником, ты Машиах22!

– Тш-ш-ш… – Приставил я указательный палец к губам.

«Давай сделаем то, для чего мы сюда пришли».

«Да, Машиах, как скажешь!» – поклонился мне сидя Йоан.

«Ты ошибаешься, брат», – урезонил я его, – «Давай все-таки продолжим!»


Учитель с нескрываемой радостью принял весть о том, что и Йоан может общаться с нами на равных, но еще большую радость у него вызвал факт, что все скрижали, наконец, были переведены на наш язык.

«Дети мои!» – обратился он к нам, – «Вам еще придется помочь мне, старику. Принесите сюда мешок песка и широкую амфору».

Когда все было сделано, учитель отпустил Йоана наверх и обратился ко мне.

«Эмманул! Тебя ждет еще одно испытание…»

«Да, ребе!»

«Тебе предстоит пройти самое трудное – испытание крепости твоей души, ты испытаешь страх и ненависть, любовь и нежность, одновременно. Тебе многое откроется внутри себя и, может быть снаружи!»

Учитель пристально посмотрел на меня, силясь понять по моему лицу готов ли я к такому.

«Я готов, ребе!» – ответил я не отводя взгляда.

«Завтра мы придем сюда, сразу после утренней молитвы. Ты будешь поститься и читать Тору в оригинале, оставленном нам самими Патриархами. Четыре дня! Ты будешь готовиться к своему главному испытанию!»


«Эта пещера не простая!» – рассказывал я Йоану, услышанное от учителя, – «Почти всем, кто остается там дольше, чем на одну ночь, Господь посылает откровения самого разного толка».

Теперь нам было проще общаться, так-как никто больше не мог нас слышать. Всем любопытным братьям казалось, что мы как обычно, сидим на крыльце Общего дома после вечерней молитвы и трапезы, и любуемся заходящим солнцем.

«И на сколько ты будешь заключен там?» – поинтересовался брат.

«Учитель сказал, что мне выпала честь остаться там столько же, сколько находился и он, целых сорок девять дней!» – с гордостью ответил я.

Йоан погрустнел, глядя на заходящее солнце.

«Семь седмиц… Какой долгий срок… Я не смогу видеть и слышать тебя, мой брат».

«Но ведь ты будешь общаться с нашим Аароном, он будет тебя учить!» – попытался успокоить я его.

«Ты знаешь, после того, как мы закончили перепись скрижалей, мне все время кажется, что должно произойти, что-то очень страшное…»

«Не надо думать о плохом, Йоан! Учитель рассказывал, что почти все, кто проходил через это испытание, получали откровения Господа и становились старейшинами. А кто не получал ничего – возвращался обратно, сюда, ко всем братьям, и потом был волен покинуть Общину или стать странствующим книжником…»

Загрузка...