Рецидив

Пролог

Ночь нехотя отступала перед первыми лучами солнца. Светло-карие глаза звезд меркли, подергиваясь голубоватой дымкой, словно закрывались накрашенными веками. Небо медленно наполнялось бирюзовым цветом. Невесомые утренние облачка неторопливо плыли по небесному своду, сопровождая поздний восход осеннего солнца.

Крупная серо-черная птица уселась на толстую перекладину. Присмотревшись одним глазом к объекту своего вожделения, осторожно, бочком стала подбираться к центру. Добравшись до пересекавшего перекладину столба, птица замерла и, наклонившись вперед, стала пристально высматривать что-то в покрытом длинной, свалявшейся шерстью, куске мертвого мяса. Выждав еще немного, она переступила с лапы на лапу, присела и широко распахнув черный клюв, исторгла победный клич. В лучах восходящего солнца ее грубый крик прозвучал, как начало какой-то зловещей молитвы.

На другой конец широкой перекладины приземлилась вторая, такая же птица. Она боязливо покосилась на свою соперницу и также опасливо, бочком, стала подбираться к центру. Первая – торопливо взмахнула крыльями и перепрыгнула на так манившую ее неподвижную тушку, укрытую черным шерстяным покрывалом. Утвердившись на качающемся темном островке, смелая птица, маленькими, частыми шажками приблизилась к краю, где покрывало заканчивалось и светлела неподвижная плоть. Вцепившись острыми когтями в свалявшиеся волосы, она свесилась вниз и куда-то клюнула, потом еще.

Вторая птица, потерла длинный клюв о грубую древесину перекладины и, вслед за первой, исторгла громкий грубый крик. Ее трапезничавшая товарка от неожиданности сорвалась и, расправив крылья, отлетела в сторону. Более находчивая птица тут же заняла место у кормушки и принялась клевать то, что начала первая. И тут, серая товарка, сделав круг в небе, с яростным криком спикировала на соперницу. Обе сцепились в драке и, в облаке серых перьев, взмыли ввысь. А с того места, где только что они по очереди завтракали, показалась длинная темно-красная капля и, повиснув, в первых лучах солнца, медленно полетела вниз.

Истошный вороний грай разлетался над тремя крестами с повешенными на них неподвижными человеческими телами. Несколько серых перьев неторопливо спланировав, застыли на светлой коже руки, привязанной к перекладине креста.

Вдруг, на одном из крестов произошло еле заметное движение. Склоненное набок лицо, выпрямилось и открыло глаза, блеснувшие сквозь черную паклю волос.

– Отец… – послышался громкий шепот, – Ты обещал мне… Быструю смерть!..

Пересохшие губы с трудом складывали слова, язык сухой тряпкой тер разбитые палачами десны. Собрав все силы, последний из оставшихся в живых, крикнул.

– Отец! Почему ты оставил меня!?!

В утренней тишине, наступающего Судного дня1, сквозь безумное воронье карканье, со стороны Храма послышался далекий, чуть слышный напев Шахарит2.