Разгар зимы

Глава 30

Даже горячая вода, струящаяся по телу, не могла унять гул в голове. Смыть моё смятение.

После ужина Джек так и не вышел на связь, и меня охватила тревога. Поэтому я взяла свою сумку и пожелала Арику спокойной ночи.

Когда я уже выходила из кухни, он проронил мне вслед:

— Однажды ты сказала, что я так хорош в игре, потому что это все, что когда-либо у меня будет, — печаль в его голосе заставила меня остановиться, — ты была права. Но я не хотел, чтобы так было. Ни раньше. Ни сейчас.

Я видела Арика разъяренным, беспощадным, игривым, в отчаянии и в страсти. Но я никогда раньше не видела этой тихой грусти.

Он тихо добавил:

— Ради тебя я готов пойти против воли богов и веления судьбы, и только смертный стоит у меня на пути.

Я поёжилась и выбежала из кухни, словно за мной гнались.

Теперь, стоя под струями воды, я поднесла руку к губам. Возможно, чувства мои и были в замешательстве, но не тело. Я одинаково хотела и Арика и Джека.

Я хотела Джека с его необузданной страстностью; я жаждала Арика с кипящей в нем внутренней энергией.

Оба принесли мне удовольствие - и страдания...

После душа я вернулась в свою комнату. Заперла дверь и сняла толстовку, чтобы положить её под голову вместо подушки. Устроившись в спальном мешке, я уставилась в потолок. Что же мне делать?

Мы с Ариком были непостижимым образом связанны. Мы жили вместе в его замке. Читали при свечах, разговаривали ночи напролёт. Мы были счастливы, его дом практически стал моим.

С Джеком же мы, по сути, никогда не жили вместе, всегда в пути...

Рюкзак! Я оставила его в ванной, несмотря на строгие наставления Джека. Наверное, ему стоило быть со мной еще более жестким.

Я выбежала из комнаты и внезапно, как вкопанная, остановилась посреди коридора.

Из заполненной паром ванной выходил Арик. В одном полотенце. И всё. Его изящное лицо было чисто выбрито, скулы покрылись румянцем, влажные волосы растрепались.

Заметив меня, он слегка разомкнул губы. Его глаза вспыхнули, и их сияние ослепило меня, словно бы я взглянула на солнце.

Восхитительный мужчина.

Я опустила взгляд, и он напрягся всем своим роскошным телом, как будто я его ударила. Мускулы сжались, приводя в движение витиеватые татуировки.

Мне хотелось расцеловать каждый дюйм этих рун. Только возможности не представлялось.

Одинокая капля стекала от шеи по четко очерченным грудным мышцам, по рельефным кубикам пресса, по дорожке светлых волос... у меня пересохло во рту.

Он прохрипел:

— Ты это хочешь?

Я подняла глаза и задохнулась от исходящего от него вожделения. У меня помутился разум. Хочу ли я это тело? А как его можно не хотеть? Это же искушение в чистом виде.

— Я об этом, — он протянул мой рюкзак, — но с удовольствием соглашусь на всё, чего пожелает моя жена.

Эви, скажи хоть что-нибудь. Это было бы очень кстати.

Он подходил всё ближе со всем своим смертельным изяществом и сдержанной силой. Я поняла, что пятилась назад, лишь когда уперлась спиной в стену. Но он приближался до тех пор, пока мы не оказались лицом к лицу.

Меня окутал влажный жар, исходящий от его тела. С такого близкого расстояния можно было различить даже светлые кончики его ресниц.

Он зашвырнул мою сумку в спальню. И опустил взгляд на майку, плотно обтягивающую грудь...

— Узнаю эту одежду. Мне приятно видеть, что ты ее носишь. Разумеется, снимать ее с тебя было бы намного приятнее.

Возможно, у него и не было опыта, но он обладал природной сексуальностью: каждое движение, выражение лица, даже размеренная манера речи обещали удовольствие.

Это было выше моих сил.

— Неделю назад ты лежала обнаженной в моей постели во второй раз. Я целовал тебя. Ласкал тебя, — он наклонился и шепнул мне на ухо, — я собирался снова тебя вкусить.

Я едва могла дышать:

— Н-но затем ты разбил мне сердце.

— Я исправлю это. Восстановлю всё, что разрушил. В этих играх я доверял тебе, когда этого делать не стоило, и не доверял, когда должен был, — он обхватил ладонями моё лицо, — если бы ты только смогла меня простить...

Я закусила нижнюю губу.

— Я смогу простить тебя. Но это не значит, что я согласна снова пройти через подобное, — когда он склонился ко мне, я сказала, — Арик, нам нельзя целоваться. Я не буду делать этого. Ни с одним из вас.

Он проверял, насколько решительно я настроена?

— Тогда мы не будем целоваться. Просто позволь коснуться твоего прекрасного лица, — он провёл кончиками пальцев по моей щеке до подбородка, — это роскошь, которая всегда будет для меня наслаждением.

Мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не закрыть глаза, чтобы не прильнуть ближе к его телу.

— Такая красивая. Я не остановлюсь, пока ты не станешь моей. До того времени мне не будет покоя. Es tevi mīlu.

— Что это значит? — выдохнула я.

Он касался меня изящными пальцами, как скульптор касается своей статуи.

— Я тебя люблю.

С губ срывались ответные слова, но я не могла любить Арика.

— Между любовью и влечением есть большая разница, — напомнила я ему... и себе.

— Если я просто хочу затащить тебя в постель, то откуда эта ревность? Почему я так страдал без тебя? Для такого, как я, неделя – мгновение, но эта тянулось бесконечно.

Положив руки мне на плечи, он очень нежно коснулся пальцами моей шеи. Его руки дрожали, словно он держал самое бесценное сокровище в мире.

— Клянусь богами, я хочу твое тело, но знай, что и моё сердце принадлежит тебе. Я дарю его тебе, sievā. Всецело вверяю. Береги его.

Я изо всех сил старалась ему сопротивляться. Напоминала себе, почему я это делаю.

— Наша связь тянется сквозь века; ты должна это чувствовать.

Я резко покачала головой, но вслух соврать не смогла. Да, я чувствовала связь, которая за сотни лет, не ослабела и не исчезла. Что-то, пережившее века. Что-то непостижимое и... правильное?

Я думала, я боялась, что он был моей... родственной душой.

— Эти несколько дней без тебя были самыми невыносимыми за все прошлые столетия, — он провел большим пальцем по моей нижней губе, заставляя мое сердце биться быстрее, — скажи, что будешь моей. Скажи, что мне больше не придётся чувствовать такое опустошение.

В это мгновение я готова была сказать все, что он хотел услышать...

Вдруг Арик без предупреждения поднял меня, вынудив ногами обхватить его за талию, а руками за шею.

— Что ты делаешь?

Я начинала задыхаться, охваченная желанием. Меня окутал его манящий запах.

— Мне нужно быть ближе к тебе. Почему никогда не бывает достаточно близко? — он посмотрел на мою майку, которая от соприкосновения с его телом промокла и стала совсем прозрачной, его глаза ярко вспыхнули, голос охрип, — ты слишком меня искушаешь.

Он сильнее вжался своим телом между моими ногами.

Я откинула голову назад, и он начал водить носом по моей шее, лишь намекая на поцелуй. Почувствовав его влажное дыхание, я задрожала от желания.

Ну зачем я сказала, что нам нельзя целоваться?

Это было так же возбуждающе, как и настоящая близость. Даже больше. Осознание того, что он так сильно жаждал прижаться ко мне губами, но сдерживался, сводило меня с ума.

Он продолжал иллюзию поцелуя, пока я не начала задыхаться, крепко сжав руки вокруг его шеи. Своим телом я чувствовала, как дрожали его мышцы, когда он пытался себя сдержать.

Он поднял голову, чтобы взглянуть мне в лицо, и наше дыхание смешалось. Глядя в его сияющие глаза, я просто растворилась в них. Но к моим губам он так и не прикоснулся. Просто оставил меня сгорать от желания, которое я не могла удовлетворить. Не сегодня...

Лента, которую я носила в кармане, будто обжигала. Не заставляй меня больше страдать.

— Арик, отпусти меня.

— Ты уверена, что этого хочешь?

В его сверкающих глазах читалась растерянность.

— Пожалуйста.

Он поставил меня на ноги:

— Я отпущу тебя. Сегодня. Но ты будешь моей, sievā.

Когда я попыталась его оттолкнуть, меня снова поразил вид моих бледных рук на его теле. Сколько раз я приникала к его обнаженной груди, в отчаянных попытках прижаться сильнее?

Наконец он отступил, и я в полном оцепенении вернулась в комнату. Заперев дверь, я прислонилась к ней спиной, пытаясь унять дрожь.

Дальше я действовала, как в тумане: подошла к спальному мешку, проверила заряд радиопередатчика, легла.

Пытаясь игнорировать свое раскаленное тело, я снова пялилась в потолок. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем я сомкнула глаза.

Погружаясь в сон, я почувствовала в комнате присутствие Арика.

Он наблюдал за мной. Думал, что я сплю!

Он тихо прошептал:

— Сколь многому я могу научить тебя об игре. Сколь многому ты можешь научить меня о жизни. Так давай начнем, маленькая жена.

Во сне я увидела Смерть примерно в моём возрасте. Одно из видений, что Мэтью хотел показать мне, пока ещё не поздно?

На дворе была летняя ночь, над Балтийским морем бушевал шторм. Арик возвращался с какого-то задания.

Я проезжаю мимо знакомых рунических камней, копыта жеребца стучат о землю, соревнуясь в громкости с громом богов. Богов, которые прокляли наше поселение болезнью.

Разгневали ли их пышные празднества, устроенные нашей семьёй два дня назад? Неужели Семейство Доминия повинно в гордыне?

Я пытаюсь сосредоточиться на ходе своих размышлений, прийти к какому-то выводу, но мысли в голове путаются. Раньше бывало, что я неважно себя чувствовал, но сейчас, вместо того, чтобы болеть, как остальные жители селения, я чувствую себя здоровым и сильным.

Сильным как никогда.

Недавно я раздробил камень в руке, раскрошил в порошок. С каждым днём моя сила и скорость возрастают. Но я ощущаю тьму в себе… и сам не знаю, что это.

По прибытию домой мне приходится скрывать от слуг свою неестественную быстроту. Я иду по мощённой тропе в покои отца. Открываю дверь, и вижу, что он уже идет мне навстречу.

«Ты нашёл лекаря?» — спрашивает он.

Отец Арика — высокий широкоплечий мужчина со светлыми волосами. И хотя его глаза голубого цвета, а не янтарного, как у Арика, сходство с сыном налицо. Я понимаю их язык как родной, наверное, Мэтью адаптировал видение под меня.

— Он уже ухаживает за больными, — почему отец выглядит на десяток лет старше, чем вчера? — я привёл его прямо сюда.

— Славно, — рассеянно отвечает отец, — я сейчас вернусь.

— Не нужно никуда идти, ты слишком изможден. Ты должен беречь силы ради матери. Она отдыхает?

Он кивает.

— Я настоял на этом.

— Ей очень тяжело, — множество наших гостей заболели, в основном их дочери, — я пойду вместо тебя.

Он морщит лоб.

— Но если что-нибудь случиться с тобой... Если тебя поразит хворь... я этого не перенесу.

— Я не болел ни дня в своей жизни. И сейчас решил не начинать.

На его лице промелькнула тень улыбки, что сделало его больше похожим на самого себя. Было так странно не слышать в их с мамой покоях весёлый смех.

Я положил руку ему на плечо, встретившись с ним глазами.

— Помяни моё слово, мы пройдем через это.

Его голубые глаза вспыхивают.

— Я говорил тебе, насколько горд быть твоим отцом?

Я смотрю на него с притворным недовольством.

— Каждый день. Сколько себя помню. Эти слова укоренились во мне, словно высеченные на руническом камне.

— Но сегодня еще нет, — отец сжимает мою руку, — сын, я так горд...

Нахмурившись, он резко замолкает.

— Отец?

Он бледнеет и широко раскрывает глаза. На лице появляется мучительное выражение, и меня охватывает ужас.

— Что происходит?

Я касаюсь его щеки, и по ней расходятся черные линии.

Как у поражённых хворью селян.

— Сын?

Вдруг он весь напрягается, руки сжимаются в кулаки.

— Что случилось, отец? — я обхватываю его содрогающееся тело и опускаю на землю. — Что происходит?

По его искаженному болью лицу разливается блаженный свет. Он меркнет… с каждой секундой?

— Скажи, как тебе помочь! — умоляю я. — Пожалуйста, пожалуйста, ответь!

Но он уже не может мне ответить. Жизнь покинула его. Он... умер.

Не смотря на переполняющую меня скорбь, в душу закрадывается подозрение.

— Арик!

С другого конца комнаты на нас смотрит моя мать. Она кричит, прикрывая руками округлившийся живот, инстинктивно ограждая малыша, которого они так долго ждали. У неё подкашиваются ноги.

Не задумываясь, я бросаюсь к ней. За долю секунды пересекаю расстояние между нами и подхватываю её на руки.

Но когда я до нее дотрагиваюсь, она вскрикивает.

— Мама? Нет, нет, нет!

От моих прикосновений по её руке расходятся чёрные линии.

С воплем я отпускаю свою хватку. От проблесков понимания, стук моего сердца звучит в ушах, словно гром богов. Болезнь исходит... от меня.

— Мама, борись с этим!

Мучительная боль сдавливает ее дыхание, искажает прекрасные черты лица. Но в ее глазах я вижу ужас.

— А-арик?

Она тоже подозревает меня.

Она корчится в муках... и я не могу облегчить её страдания, не могу ничем помочь.

— Не оставляй меня, пожалуйста! — мои слезы стекают на ее щеку. Тот же свет озаряет ее лицо. — Борись, мама! Борись ради своего ребенка. Р-ради меня.

Она смотрит на меня, как завороженная, но затем её взгляд становится невидящим. Жизнь покинула её. Её больше нет.

Мои родители умерли.

Я убил свою семью. Убил самых дорогих мне людей одним своим прикосновением.

Тьма во мне вырвалась наружу. Я откидываю голову и реву, когда осознание накрывает меня.

Я – Смерть...