Я проснулся и какое-то время ощущал в голове звенящую пустоту. А потом, одна за другой, поплыли картинки: баня, усыпляющие берёзовые веники, бочка с кипящей водой и прекрасные девы в прозрачных одеяниях с голодными глазами… Сон или явь? Что со мной происходит? Схожу с ума? Сегодня шёл лишь третий день в обители, а по ощущениям, я как будто прожил тут целый год.
Тело горело огнем. Получается, меня все-таки хотели вчера сварить по-настоящему? Я откинул с себя легкую простынь – кожа была красная, и к ней было больно прикасаться, как будто накануне я сильно обгорел на солнце.
– Филипп, просыпайся, завтрак стынет! – донёсся до меня голос Мирославы, – Урса, буди нашего жениха!
Почти сразу же дверь в спальню скрипнула, и в просвете показалась светлая голова Урсы. Сегодня на ней был светло-зелёный сарафан, а волосы были заплетены в две тугие косы. Все строго, закрыто, никакого намёка на вчерашние прозрачные, смелые одежды.
– Так не хотелось тебя будить! Ты спал, как младенец! Вот как мы с Мирославой тебя вчера славно напарили! – лукаво улыбнулась девушка.
Она зашла в комнату и присела на край кровати. Достав из кармана платья маленький пузырёк, она открыла его и вылила содержимое на руку. Мягкими массирующими движениями Урса начала втирать в мою кожу ароматное масло.
– Непривыкший ты к жару и к пару. Сразу видно, горожанин! Ну ничего, поживешь в обители подольше, научишься правильно париться, и не обожжет тебя потом даже самый горячий пар! А сейчас масло из счастливицы тебя быстро подлечит!
Урса нежно втирала целебное масло в кожу, и я чувствовал, как боль постепенно уходит. Когда она закончила, мне стало так легко и приятно, что я крепко сжал её руку и поднёс к губам. Девушка наклонилась ко мне и поцеловала в губы. Я обхватил руками её тонкую талию и притянул к себе. Тело мое вмиг налилось страстью. Но Урса быстро отстранилась от меня.
– Пора завтракать, совсем скоро прозвонит молитвенный колокол и нужно будет идти славить новый день.
Я разочарованно вздохнул, но встав с постели, вновь почувствовал такой прилив сил и энергии, что, выйдя из дома после завтрака, пробежался по мягкой траве вокруг домов три круга, а уже потом, румяный и запыхавшийся, встал рядом с группой мужчин и уже привычно воздел руки к небесам.
Во время молитвы я видел Данилу, он улыбнулся мне. Но рядом с ним почему-то сегодня не было Раяны. Неужели снова живёт с другим женихом?
Я пел молитву, то поднимая руки к небу, то падая на колени, склоняя голову к самой земле, как все обительцы. В эти минуты я чувствовал, как мое тело наполняется счастьем. Счастье проникало в каждую клеточку, бежало по моим венам, смешиваясь с кровью. С каждой минутой мои движения становились все более искренними и страстными. Я чувствовал общий ритм и как будто танцевал вместе с остальными обительцами этот священный танец. Все мы в тот момент были единым целым – одним бьющимся сердцем. Когда, сотрясаясь в мощных конвульсиях, я упал на землю в полнейшем экстазе, я вдруг понял, что обитель – то единственное место в мире, где я могу быть настоящим, а следовательно, счастливым.
***
После того, как молитвенная эйфория прошла, я невольно прислушался к разговору мужчин рядом с собой. Они что-то эмоционально обсуждали, сидя на мягкой траве.
– Она и вправду, как живая?
– Клянусь тебе! Как живая. И смотрит прямо на тебя, где бы ты не стоял. Кожа, губы, да даже глаза – все словно настоящее. Кажется, дотронешься, а она тёплая… Но трогать нельзя, от прикосновения воск тает, и скульптура может испортиться.
– Вот это да! Хотел бы я взглянуть на это чудо! Тем более, Раяна мне всегда нравилась. Жаль, мы с ней так и не успели пожить вместе…
Раяна? Они говорят о Раяне? Я насторожился, прислушался. Неужели с девушкой что-то случилось? Перед глазами ярким светом вспыхнула картинка, где она сидит в своей постели и держит в руках нож…
– Так пойдемте, посмотрим! Ясмин сразу же после молитвы отправился домой. Он будет только рад гостям!
Мужчины всей толпой двинулись к желтому дому, и я пошел следом за ними.
– А кто такой Ясмин? – спросил я одного из мужчин, шедшего с краю.
Тот посмотрел на меня с доброжелательной улыбкой и хлопнул по спине.
– Это ты, получается, новенький здесь? Ясмин – наш художник. Он очень талантливый, постоянно удивляет нас чем-то интересным. В прошлом году он нарисовал бесконечную картину. На ней был глаз. Просто глаз! Просто, да непросто! – мужчина замолчал ненадолго, видимо, подбирая нужные слова, – смотришь в этот глаз, а там, внутри него, ещё глаз, а внутри него – ещё. И так до бесконечности. Можно было весь день смотреть.
– Что же сделал Ясмин сейчас? – поинтересовался я.
– А сейчас, поговаривают, что он слепил новую восковую статую невесты Раяны. Только в этот раз она точь-в-точь, как живая получилась – с кожей, глазами. Да ты же новенький, не знаешь! Ясмин всегда лепит восковых людей, когда кто-нибудь покидает обитель.
– Зачем? – удивлённо спросил я.
– Чтобы оставить память о них, зачем же ещё? – мужчина пожал плечами, – Да что рассказывать! Сейчас сами все увидим. Там и спросишь.
Я кивнул, и мы прибавили шаг, догоняя остальных мужчин.
***
Желтый дом художника Ясмина отличался от других домов Обители. Он весь был разрисован абстрактными геометрическими узорами. Мужчина, идущий рядом со мной, рассказал, что все видят в этих линиях разное. Один, к примеру, видит цветы, другой – птиц, третий – дорогу. Я посмотрел ещё раз на узор из линий, но, как не напрягал зрение, так ничего и не увидел.
Мы вошли в дом и дружно поприветствовали Ясмина. Мужчина сильно отличался внешне от остальных жителей обители. Вместо рубахи и шаровар он носил свободное, длинное платье, а ещё у него были волнистые волосы, свисающие до самого пояса. Узкие, темно-карие глаза были подведены сверху и снизу чёрным карандашом. От этого его взгляд выглядел тяжело и даже как-то зловеще.
– Гости в доме – счастье в сердце, – тонким голосом протянул Ясмин, – добро пожаловать, дорогие женихи!
Я вошёл вместе с мужчинами, и Ясмин задержал на мне свой тяжёлый взгляд.
– Я знаю, ты новенький, я видел тебя на молитве. Я запомнил тебя, у тебя уникальный профиль, – сказал он мне и дотронулся длинными, холодными пальцами до моего лица, – эти кустистые чёрные брови, этот курносый нос и волевой подбородок… Весьма необычное сочетание.
Мужчины, все как один, уставились на меня, и на моих щеках выступил румянец. От излишнего внимания меня спас мой разговорчивый сосед. Он громко сказал:
– Ясмин, мы пришли посмотреть на твоё новое творение – восковую Раяну. Говорят, твоё мастерство раз за разом растёт, и девушку не отличить от живой!
Ясмин помолчал, а потом строго проговорил, обращаясь ко мне одному:
– Посмотреть, конечно, можно. Только запомните: восковые фигуры руками трогать нельзя. Нельзя! Даже кончик пальца оставит на воске отпечаток и испортит мое творение. Понятно, друзья?
Мужчины уверили Ясмина, что не будут трогать фигруру, после чего он одобрительно кивнул. На лицах зрителей замерло любопытство.
– Послушай, а где сама Раяна? – тихо спросил я у мужчины, которому, судя по всему, уже изрядно надоели мои вопросы.
– Ушла из обители, – ответил он сухо.
– Как ушла? Вам разве можно уходить? – удивился я.
–Иногда так случается… – скомкано ответил мужчина и торопливо шагнул в гостиную вместе с остальными.
Я зашёл в тёмную комнату последним. Здесь странно пахло – травами, какой-то едкой горечью и воском. Шторы на окнах были плотно задернуты, на столе горело несколько свечей. Посреди комнаты возвышалась восковая статуя, накрытая темной накидкой.
– Воск теряет форму, начинает таять от солнечного света, поэтому шторы открывать ни в коем случае нельзя, – сказал Ясмин, а потом торжественно добавил, – ну что, готовы?
Мы дружно кивнули, и художник скинул ткань, небрежно отбросив её в угол. Мужчины дружно ахнули, а у меня перехватило дыхание – на стуле, в совершенно естественной позе, сидела Раяна, обнажённая и прекрасная. Она и вправду была, как живая! Черты лица, волосы, ногти – все было сделано так правдоподобно и так искусно, что мужчина, сотворивший своими руками этот шедевр, вызывал огромное восхищение.
Я всеми силами пытался унять желание дотронуться до нее. Раяна смотрела прямо на меня, и от этого меня наполнило жутковатое ощущение. Мужчины тоже бурно выражали свой восторг, хвалили Ясмина, кто-то даже зааплодировал ему. А я все ходил вокруг скульптуры и не мог поверить в то, что это всего лишь воск, дело рук человека. Как можно так правдоподобно передать линии и изгибы тела, черты лица, даже взгляд?
Я смотрел на фигуру, словно завороженный. Все вокруг меня потемнело, голоса утонули в густом тумане, время замерло. Когда кто-то тронул меня за руку, я подскочил на месте. Оглянувшись, я увидел, что мужчины уже ушли, и я стою в одиночестве напротив восковой Раяны, рядом стоит Ясмин и внимательно смотрит на меня.
– Смотрю, ты большой ценитель прекрасного? Наверняка, знаток искусства? – тихо сказал Ясмин.
– Да нет, я бы так про себя не сказал, – смущённо ответил я.
В реальной жизни, которая сейчас казалась давно забытым сном, я не бывал в музее ни разу. А в театре – один раз, очень давно, в школьные годы. Просто эта восковая фигура… Было в ней нечто такое, что притягивало меня, завораживало и одновременно пугало. Она как будто удерживала меня своим взглядом – живым, но застывшим, ненастоящим.
– Филипп? Тебя же зовут Филипп, правильно? – улыбнувшись спросил Ясмин и подошёл ко мне ближе, – Может быть, ты согласишься исполнить одну мою просьбу?
– Какую? – спросил я, и на сердце легла непонятная тяжесть.
Мне хотелось поскорее уйти из дома Ясмина. Здесь было темно и мрачно, а день был такой хороший, такой многообещающий! Можно было бы сходить на озеро или в лес. А вечером я планировал вернуться к Мирославе и Урсе или уйти к другой одинокой невесте.
Что-то подсказывало мне, что моим планам не суждено было сбыться. Ясмин гипнотизировал меня своим пристальным взглядом. Когда я взглянул на него, он заговорил монотонным голосом:
– У тебя неординарная внешность, мне хочется запечатлеть ее. С такой восковой фигурой в коллекции я мог бы прославиться не только в обители, но и во всем мире!
– Ты хочешь слепить моего воскового двойника? – воскликнул я, округлив от удивления глаза.
– Да, – смущаясь ответил Ясмин, – Останься у меня сегодня. Мне нужен всего один вечер работы. За это время я как раз успею слепить глиняную заготовку. Ты, действительно, тот, кого я давно искал, ты уникален, Филипп!
Мне не хотелось оставаться в доме этого странного, нелепого художника, но и отказывать ему было неудобно. Его тут все уважали и поклонялись его таланту. Да и, если быть честным, ничто так не ослепляет, как похвала. Никто и никогда до этого не восхищался моей внешностью, хотя, надо признать, сам я всегда считал себя красавчиком.
– Хорошо, я останусь, – нехотя ответил я.
Ясмин улыбнулся, снова хлопнул меня по плечу, и мы сразу же приступили к делу. Я сел на стул, который стоял поблизости от фигуры Раяны, а Ясмин расположился напротив нас, усердно пыхтя над большим пластом мягкой глины, которая постепенно принимала форму и очертания человека.
Мне было неуютно, казалось, ещё немного, и фигура Раяны оживёт, повернёт ко мне голову. Время от времени я вставал, чтобы размять затекшие мышцы, тогда я смотрел на Раяну и пытался убедить себя в том, что это всего лишь воск. А Ясмин не прерывался ни на секунду. "Творчество, оказывается, тяжелый труд!" – подумал я, глядя на то, как мужчина ползает по полу, делая ступни моего глиняного двойника. По лбу его катился пот, он вытирал его рукавом платья.
Спустя несколько часов передо мной сидел я. Точнее моя глиняная копия. Ясмин ходил вокруг заготовки и подправлял недочёты. Его длинные волосы растрепались и выглядели неопрятно, платье испачкалось в глине.
Когда я впервые взглянул в "своё" коричневое, застывшее лицо, по моей спине побежали мурашки, отчего-то вдруг мне стало страшно.
***
В обители прозвенел вечерний колокол, мы с Ясмином прервали работу и отправились на общую молитву. Урса и Мирослава расстроились, узнав, что я не смогу прийти к ним на ночь. Урса сразу же недовольно скривила пухлые губки, Мирослава обняла меня и прошептала на ухо:
– Если тебе все же надоест общество бездушной восковой куклы и скучного художника, приходи к нам. Мы с Урсой всегда рады тебе!
Придя домой, мы поужинали – Ясмин приготовил отменную яичницу с томатами, поджарил тосты. Все было очень вкусно, или, может быть, я просто был сильно голоден.
– А я вот все никак не пойму, – сказал я с набитым ртом, – если вы тут только отдыхаете и наслаждаетесь жизнью – кто ухаживает за огородом?
– Те, кому надоело отдыхать, – усмехнулся Ясмин.
Я замер с ложкой в руках, а Ясмин посмотрел в окно и махнул мне рукой.
– Вон смотри. Видишь, девушка с ведром?
Я высунулся в окно и увидел идущую возле дома девушку. Она улыбнулась, увидев меня. В руке девушка и вправду несла ведро. Позади нее шло несколько коз, которых она угощала кусочками ржаного хлеба.
– Это Анна-Амелия. Она живет здесь уже несколько лет. Поначалу тоже отдыхала, а сейчас вот ухаживает за козами. Или посмотри на меня, – Ясмин взмахнул руками и с торжественным видом поднялся со своего места, – Я творю каждую свободную минуту. Потому что любая праздность, в конце концов, становится тошной. Счастье – оно в труде, в действии, в стремлении. Поэтому это только кажется, что мы тут ничего не делаем. У каждого есть работенка по сердцу.
После ужина Ясмин поставил на стол две чашки чая, и, к своему удивлению, я увидел, что это обычный черный чай. Я отпивал понемногу горячую жидкость из чашки и лакомился вкуснейшим вареньем, которое Ясмин подал к столу в красивой вазочке.
– Так удивительно вновь ощутить вкус привычного чая! А то я уж думал, что вы тут только счастливицу озерную и пьёте! – сказал я.
– Мне счастливица не по душе, – ответил Ясмин и сунул в рот полную ложку варенья, – но употреблять её все равно надо. Для здоровья полезно. Поэтому я приспособился варить из нее варенье. Гораздо вкуснее получается, правда же?
Я поперхнулся, закашлялся сильно, и Ясмин с силой принялся стучать кулаком по моей спине. Отдышавшись, я присмотрелся к янтарной жидкости в вазочке – в ней и вправду плавали мелкие голубоватые цветки счастливицы. Значит, и сегодня мне предстоит мучиться ночными кошмарами? В том, что это был побочный эффект странной озерной травы, я уже почти не сомневался.
После ужина мы продолжили работу. Ясмину оставалось совсем чуть-чуть, как он выразился – "нужно было выправить лицо". Я сидел неподвижно и смотрел перед собой. В комнате было тихо, лишь свечи время от время потрескивали, и Ясмин изредка тяжело вздыхал. Меня клонило в сон. И только я закрыл глаза, надеясь немного подремать, как тут же услышал рядом с собой тихий стон.
Я резко выпрямился, бросил взгляд на работающего Ясмина, а затем уставился на неподвижную восковую фигуру Раяны. Что это было? Я уснул? Мне почудилось? Я с силой протёр слипающиеся глаза, чтобы прогнать от себя сонный морок. Ясмин не обернулся, пожалуй, он ничего не слышал.
Я попытался успокоиться, глубоко вздохнул. А когда глаза мои вновь закрылись, я снова вполне отчетливо услышал хриплый человеческий стон. Он шел именно с той стороны, где стояла восковая фигура Раяны. Это… Это она стонала? Не может быть, опять галлюцинации!
Я резко вскочил со стула, подошел к восковой Раяне и замер, склонившись над ней. Затаив дыхание, я пристально всматривался в прекрасное лицо, но оно было неживым, застывшим, ненастоящим. Надо же такое подумать… Я поднес руку к девушке и чуть было не коснулся пальцами ее лица, как вдруг над моим ухом раздался крик.
– Не трогай, Филипп! Ты что, с ума сошел? Испортишь! – срываясь на визг, кричал Ясмин.
Он подбежал ко мне и с силой потянул меня за руку, подальше от фигуры.
– Ты слышал это? – шепотом спросил я, обернувшись к мужчине.
– Что? – искренне удивился он.
Ясмин стоял напротив меня с руками, вымазанными по локоть коричневой глиной, и смотрел на мое напуганное лицо.
– Да ничего. Наверное, послышалось, – растерянно ответил я.
Я отошёл от восковой фигуры, потом обернулся, ещё раз окинул её взглядом и сел на свой стул. Сон как рукой сняло. Я сидел, прислушиваясь к каждому шороху, но стоны больше не повторялись. Постепенно я успокоился, глаза мои сами собой снова закрылись, и я уснул.
***
Проснулся я от странного ощущения – кто-то гладил меня по спине. Прикосновение было необычным – кто-то водил по моему телу чем-то мягким, пушистым. Я повернул голову и встретился взглядом с Ясмином. Что-то странное, нехорошее мелькнуло в его подведенных чёрным карандашом глазах. Перед глазами все плыло, я видел Ясмина, словно в тумане, но прикосновения чувствовал вполне отчетливо.
Я замычал и попытался подняться со стула, но почувствовал, что мои руки и ноги привязаны, и я не могу пошевелиться. Паника моментально заполнила мой разум, я закричал:
– Развяжи меня!
Язык плохо шевелился и слова получились неразборчивыми. Ясмин склонился над моей головой и прошептал яростно:
– Ты прав, Филипп! Глина не подходит! У меня ничего не получилось! Все зря!
Я взглянул на глиняную скульптуру, над которой мужчина трудился весь день и с ужасом обнаружил, что она изуродована – голова и руки оторваны от тела и валяются рядом на полу. Ясмин схватился за голову и стал рвать на себе волосы, потом закричал диким голосом и принялся топтать глину ногами.
– Зачем? Зачем? – попытался перекричать его я.
Сердце мое бешено колотилось в груди, картинка перед глазами деформировалась: то растягивалась до невозможности, то сжималась так, что невозможно было что-либо рассмотреть. Тошнота снова подкатывала к горлу.
– Мне не нужна эта чертова глина! – закричал мне в ухо Ясмин, – Мне нужна плоть. Мне нужно твоё тело, Филипп! Я хочу, чтобы моё творение вызывало восторг, я хочу сделать твоё подобие – такое, которое нельзя было бы отличить от живого. Но для этого мне нужно, чтобы его основой стал ты сам.
Мужчина поднес к моим ногам ведро с горячим воском и взял в руки большую, мягкую кисть. Я похолодел от ужаса.
– Ааааа! – закричал я, чувствуя, что язык окончательно прилип к небу.
Мой голос звучал странными, высокими нотами, ужас сковал внутренности. И тут я подумал, что, может быть, это просто очередной кошмар. Это сон, и что бы ни случилось, завтра я проснусь живым и невредимым. И все снова будет хорошо. Я замолчал, закрыл глаза и стал ждать, когда я снова провалюсь в темноту беспамятства, ведь должно же это когда-то случиться!
А потом кипящий воск полился на мою левую кисть, привязанную к подлокотнику. Боль пронзила меня до самого нутра, и я взвыл от нечеловеческой муки. Перед глазами потемнело, и ничего не осталось вокруг, кроме этого адского ощущения. Я уронил голову на грудь и замер неподвижно.
И тут вдруг в дверь постучали. Ясмин моментально отпрянул от меня, стал второпях метаться по комнате. Сквозь плотную завесу боли я слышал, как он что-то глухо бормочет себе под нос.
– Эй, художник! – раздался за дверью мужской голос, – Открывай!
Я пытался собрать помутившееся сознание в единое целое. Но перед глазами плыл тёмный туман, я барахтался в нем мысленно, а в реальности не мог даже пошевелиться. Обожженную руку разрывало от противной пульсации. Чёртова счастливица! Это все она, эта трава!
– Только бы он не очухался! – услышал я над своим ухом шепот Ясмина.
Он развязал меня, перенес и бросил, словно мешок с картошкой, на кровать, накрыв сверху простыней. Левая рука в застывшем восковом панцире уперлась в живот, захотелось взвыть от боли. Ясмин открыл дверь и запустил в дом мужчину. Мне отчаянно хотелось закричать или издать хоть какой-то звук. Все мои усилия увенчались глухим стоном, похожим на храп.
– Спит? – спросил строгий мужской голос, и мне показалось, что я где-то раньше уже слышал его.
– Спит, – угрюмо буркнул в ответ Ясмин.
– А кто же кричал?
– Я. Обжегся воском.
Повисло тяжелое молчание. Мне казалось, что мое сердце стучит очень громко, может быть, на всю комнату. Я дёргал руками и ногами, но ни один мускул моего тела даже не шевельнулся, словно меня сковал паралич.
– Ты зачем его позвал к себе? Опять взялся за старое? Хочешь вылететь из обители? Сам знаешь, что тебя тогда ждет.
Мужчина стал ходить по комнате взад и вперёд, скрипя деревянными половицами.
– Я не звал его. Он сам пришёл… Ещё и ночевать напросился, – тихо ответил Ясмин.
– Слушай внимательно, художник. Ты у Хозяина уже давно на плохом счету. Только попробуй все испортить в этот раз, и я обещаю, что лично приду за тобой…
Услышав эту угрозу, я весь похолодел. Нет, нет, нет, это не может быть сном. Что-то странное творится в этой Райской Обители, а я, как дурак, ведусь на весь этот обман.
– В этот раз и так все идет не по плану… – тяжело вздохнул ночной гость, – ещё и эта идиотка… Лучше бы она и вправду порезала себе вены, как обещала.
Тяжёлые шаги остановились посреди комнаты, а потом гость закричал на Ясмина:
– Чего ты её тут выставил? Спускай в подвал!
– Спущу, когда воск застынет, раньше нельзя, – неуверенно ответил Ясмин.
– А это для кого? – я услышал, как мужчина пнул ногой ведро с горячим воском.
– Для неё же, – секунду поколебавшись ответил Ясмин, – еще слой нужен.
– Смотри у меня, Художник!– пригрозил незнакомец еще раз и вышел из дома, и тут я понял, откуда знаю его голос, это был Арсений, напарник моего дяди Рудольфа.
Ясмин постоял немного в растерянности, а потом подошёл к двери и запер ее на засов. Я с трудом открыл глаза и посмотрел на Раяну. Её замершие, стеклянные глаза смотрели в стену рядом со мной. Но внезапно мутная пелена взгляда рассеялась, зрачки беспокойно задрожали и сфокусировались на моем лице, и я вновь услышал тот самый слабый, протяжный стон. Я готов был поклясться, что взгляд восковой фигуры был живым, она молила о помощи. Так что же, получается, это вовсе не восковая фигура? Это… Раяна?
От смеси удивления, страха и жуткого шока, я издал долгий хрипящий звук. А потом в комнату вошёл бледный, взъерошенный Ясмин, взял в руки ведро и выплеснул его обжигающее содержимое на девушку…