Рассвет с Рыцарем-Волком

— Не беспокойся. Ты права, какая теперь разница? — Я встаю и выхожу из комнаты, оставляя Аврору наедине с огнем и своими мыслями.

В проходе я останавливаюсь и начинаю идти налево. Справа — роща; других ответвлений по пути туда нет. Я иду медленным шагом, прислушиваясь и присматриваясь. Это не совсем кража, поскольку я не чувствую необходимости оставаться идеально скрытой. Но я также не хочу, чтобы меня не заметили и застали врасплох.

По крайней мере, Бардульф мертв, если бы он все еще был рядом, это был бы кошмар.

Еще дальше по проходу, но не совсем в большом зале, я подхожу к перекрестку. Два других туннеля тянутся в противоположных направлениях. В одном из них горит бледный свет — солнечный свет. Другой туннель тускло освещен каким-то пламенем, которого я не вижу, судя по оранжевому отблеску.

В этом направлении я и иду. Конри не оставил бы Эвандера нигде, где есть солнечный свет или свежий воздух. По мере того как туннель спускается вниз, я все больше убеждаюсь в правильности своего решения, пока на пути не возникает развилка.

Направо или налево? Я ерзаю, раздумывая. Налево. Я никогда не был так уверен, как в том, что налево — это правильный путь. Я настолько уверен, что вынужден приостановиться и проверить инстинкт.

И тогда я понимаю, что кручу нить, которую Эвандер завязал вокруг моего безымянного пальца левой руки. Я тереблю уже знакомые волокна. За столь короткое время она стала частью меня, что я почти не замечаю ее присутствия. Интересно, оно просто теплое от моего прикосновения или это какая-то магия?

Я подношу руку к лицу и шепчу в тыльную сторону пальца, проводя губами по нитям:

— Отведи меня к нему.

С тех пор я иду без раздумий. Я чувствую притяжение силы, которую не я создал, но которая сильнее всех, кого я когда-либо знал. Тяга, одновременно неоспоримая и грозная, но нежная и желанная. Известная. Знакомая.

Завернув за последний угол, я попадаю в небольшую, грубо сколоченную комнату. Здесь нет охранников. Только Эвандер. Одна рука прикована к одной стене, другая — к противоположной. Ему не дали достаточно свободы, чтобы даже сесть, и он скорчился от напряжения цепей. Кандалы на его ногах остались, они также прикованы к стене позади него.

— Эвандер.

— Фаэлин, — почти в унисон произносит он.

Наши имена звучат с облегчением. Горе и радость, заключенные на языке друг друга. Хрупкие нити, скреплявшие мое самообладание, рвутся. Я бросаюсь к нему. Мои руки лежат на его лице, прижимая его к своему. Его кожа изуродована порезами и синяками. Кровь хлопьями падает на землю, как осенние листья.

— Что они с тобой сделали? — шепчу я и прижимаюсь лбом к его лбу.

— Со мной было и похуже.

— Мне от этого не легче. — Я выдыхаю немного горький и недоверчивый смех. Как он может успокаивать меня в такой момент? Когда он сам истекает кровью и прикован к стене?

Я отпускаю его и иду за цепями. Кандалы заперты наглухо. Забраться в них будет проблематично. Может, пойти и поискать ключ? Но, зная Конри, он сейчас постоянно держит его при себе. Может быть, с помощью Брундил я смогу сорвать кандалы со стены? Если у нее хватит сил прийти… в чем я сомневаюсь, после всего, о чем я просила. Может, Фолост призовет своего огненного спутника, и мы сможем растопить их? Если я еще смогу призвать Фолоста… Конри не дал мне возможности забрать его кирпич. Но если есть хоть один дух, которого я могу призвать одним лишь инстинктом…

— Фаэлин, — спокойно говорит Эвандер.

— Что? — Я прекращаю осмотр его запястья и возвращаю свое внимание к его лицу. Его выражение спокойно. Покорное. Оно вызывает у меня одно слово: — Нет.

Эвандер усмехается.

— Да.

— Нет, — настаиваю я. — Я не позволю тебе сдаться.

— Я не сдаюсь, — мягко говорит он. — Даже если бы ты освободила меня, я бы не сбежал.

— Но… — Я не помню, как вернулась к нему, но я снова стою перед ним, положив руки на его бедра, стабилизируя себя в этот момент.

— Я не оставлю тебя больше никогда. — Эвандер наклоняет голову, чтобы поймать мой взгляд. — Я поклялся тебе в этом.

— А если я захочу, чтобы ты ушел?

— Возможно, это единственный раз, когда я осмелюсь пренебречь желанием. Если только это не то, чего ты действительно желаешь?

Кончики моих пальцев скользят по его бокам, ладони упираются в грудь, затем поднимаются к плечам и сжимают их, массируя толстые мышцы. Его глаза закрываются со вздохом, и я наслаждаюсь тем небольшим количеством комфорта, которое могу ему предложить. Этого недостаточно. Почти недостаточно. Но это уже кое-что, и все, чего я хочу в этот момент, — это принести ему удобство и уверенность.

— Это то, чего я желаю. Но также и не то, чего я хочу, — признаюсь я себе и ему. — Мое сжимается от боли.

— Тогда позволь мне облегчить твои страдания. — Он снова открывает глаза. — Я не хочу покидать тебя. Я проведу с тобой вечность, будь то годы или одна последняя ночь. Будь то свобода или цепи.

Мои руки возвращаются к его щекам, и я притягиваю его губы к своим. Я чувствую, как его рот кривится в легкой улыбке, и снова целую его. Разочарование пронизывает меня, опутывая и укореняясь в отчаянии. Оно перерастает в поспешность, которая выражается в страстности, усиливая поцелуй.

— Как ты можешь улыбаться? — Я прижимаюсь к его губам, от эмоций мой голос становится густым и тяжелым.

— Я целую тебя. Как я могу не улыбаться?

Я задыхаюсь от смеха. Теперь я улыбаюсь сама.

— Ты смешон.

— Но ты все равно меня любишь.

— И всегда буду любить. — Еще один долгий, нежный поцелуй. Я бы растворилась в этом мужчине, если бы могла. Растворить все пространство между нами, пока мы не станем одним существом, одной душой, слитой воедино, как и должно быть.

— Останешься со мной еще немного? — Впервые с момента моего приезда в его голосе прозвучало отчаяние. Впервые я почувствовал, как пелена смерти движется по этой комнате. Привет, старый друг, я тебя узнаю тебя, шепчет мое сердце, когда этот призрак нависает над нами.

— Конечно. — Как будто я могу отказаться.

— Как бы я хотел обнять тебя. — Его мускулы напрягаются, когда он пытается справиться с цепями. — Заключить тебя еще раз в свои объятия.

— Тогда позволь мне обнять тебя. — Я обхватываю его за талию, сцепляя руки на локтях. Он такой сильный, но в этот момент кажется хрупким, как птица со сломанным крылом.

Я прижимаюсь щекой к его плечу, и он прижимается ко мне, насколько позволяют цепи. Его лицо утопает в изгибе моей шеи. Эвандер глубоко дышит, выдыхая тепло в мою плоть.

— Скажи мне, что ты представляла себе все эти годы. Если бы мы сбежали, чтобы пожениться, как бы это могло быть, как бы выглядело…

Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить все, что было до того, как он ушел. Эти воспоминания, которые я пыталась утопить в реке боли, теперь скрыты под слоем времени и забвения. Больше у них нет причин доставлять мне мучения. Все фантазии, с которыми я не спала по ночам, когда сердце трепетало после проведенного с Эвандером времени, возвращаются в ярких деталях. Они возвращаются ко мне, как старые друзья, которые рады вернуться после столь долгого отсутствия.

Мои слова сплетаются с образами цветов, разбросанных между деревьями. Свечи на покрытых мхом площадках. Красное дерево, раскинувшееся высоко над нами, соединяющее нас со старыми и новыми богами, с духами древности и магией современности. Как в этот момент мир обретает четкость. Мы видим все с совершенной ясностью — великое колесо прялки, которое есть время, и все нити, которые связывают нас вместе. Наш единственный узел в великом гобелене.

Тяжесть в теле уходит, и я отдаюсь фантазии. Этой давно забытой мечте. Эвандер рядом со мной, он существует в этом месте, созданном нашими сердцами и общим желанием. Он резко вдыхает, когда в моем воображении мы останавливаемся перед красным деревом.

Его губы беззвучно касаются моей кожи, когда он произносит простые и чистые клятвы. И я делаю то же самое. Мы существуем за пределами наших смертных оболочек. Мы больше, чем плоть и кость.

— Я люблю тебя, — дышит он.

— И я люблю тебя. — Я едва успеваю произнести эти слова, как в коридоре раздаются шаги, похожие на зловещие раскаты грома. Я выпрямляюсь, в страхе и панике оглядываясь через плечо. Мои руки по-прежнему крепко обхватывают талию Эвандера.

Кошмар, которым является Конри, разрушает наш идеальный сон. Он появляется в сопровождении двух рыцарей и альфы, которого я смутно узнаю как вожака первой стаи.

— Я не удивлен. — В его голосе нет ни капли огорчения. Злая улыбка кривит его губы, острые, как серп. Я — урожай. — Взять ее.

Страх и обманчивое желание заставляют меня еще крепче прижаться к Эвандеру. Еще не время, не может быть. Конечно, еще слишком рано. Как долго я здесь нахожусь?

— Еще немного. — Хотелось бы, чтобы мои слова были крепче и не дрожали.

Эвандер едва успевает произнести мое имя и издать хоть звук, как рыцари настигают меня. Каждый из них, как и Эвандера, берет меня за руки и оттаскивает от него. Я пытаюсь бороться, но по сравнению с ними у меня мало сил.

Тяжелый вздох, в котором слышится леденящий кровь звук. Конри огибает рыцарей, становясь между мной и Эвандером, как луна между солнцем. Неестественное затуманивание — нарушение законов природы.

Без слов он поднимает руку и с быстротой и резкостью ударяет ее тыльной стороной по моей щеке. Моя голова мотается в сторону, и я вижу звезды, на мгновение поддерживаемые лишь помощью рыцарей. Я моргаю, пытаясь вернуть мир в фокус.

— Ты ублюдок! — рычит Эвандер. — Еще раз тронешь ее, и я разорву тебя на куски и буду наслаждаться каждой минутой!

Конри оглядывается через плечо, сморщив нос от отвращения. Но глаза его безжизненны. Две впадины, лишенные каких-либо эмоций. Любое ощущение смертности или чувства.

— Это и есть настоящий ты? — Он почти мурлычет эти слова. — Свирепость, скрывавшаяся за склоненной головой и опущенными глазами все эти годы? Я должен был убить тебя с самого начала.

— Не надо… — простонала я, взяв себя в руки. Реальность возвращается. — Не трогай его!

Рука Конри похожа на гадюку. Она вырывается и смыкается вокруг моего горла. Я слабо хриплю. Его глаза снова обрели эмоции — единственную, ярость.

— Его жизнь зависит от тебя. От твоей покорности. А ты испытываешь мое терпение.

Эвандер рычит позади нас. Но я не могу разобрать слов. Мир сузился до нас с Конри. До руки на моем горле, дрожащей от искушения. Ему было бы так легко сжать кулак и забрать мою жизнь.

Пока я дышу, надежда есть.

Возможно, я не смогу увидеть это из-за того, что мои глаза затуманиваются. Но я могу ее почувствовать. Я могу позволить ей наполнить мои легкие и устремиться в мою кровь. Надежда будет моим вызовом.

— Что это будет? — рычит Конри, притягивая мое лицо к себе.

— Отведи меня в рощу, — говорю я, хотя слова так и лежат пеплом у меня во рту. — И возьми меня в жены.

— Хорошо. — Конри отпускает меня и начинает уходить, останавливаясь у входа. В его глазах вспыхивает злой блеск, когда он оглядывается на альфу, который все еще ждет. — И его возьмите.

— Что? — Я не могу понять, кто это сказал — Эвандер или я. Дребезжание цепей прекращается, и он перестает напрягаться.

— Я хочу, чтобы он смотрел, как я беру душу его женщину. — Конри медленно отходит назад и останавливается рядом со мной. Я сопротивляюсь каждому порыву отступить, хотя мышцы кричат мне, что нужно бежать. Боюсь, что даже легкое движение может вызвать у него еще более зловещие идеи. Но мой самоконтроль мало что дает. Конри проткнул нас насквозь и теперь поворачивает лезвие. — Потом я заставлю его вместе с остальными наблюдать, как я наполняю ее живот своим семенем, а ее крики будут хором обращены к великому духу волка.

Рука Конри скользит по моей талии, но я ее почти не чувствую: все тело онемело. Я почти не осознаю, что он тащит меня из комнаты, мимо рыцарей и альф, которые остались, чтобы позаботиться об Эвандере. Все, что я слышу, — это крики Эвандера и бесконечное бряцание цепей, отделяющих его от меня.

Глава 46

Конри отводит меня в свои покои. Он ничего не говорит о том, что произошло. Вообще ничего.

Не говорит и Аврора. Увидев нас, она встает со своего места у очага и окидывает нас внимательным взглядом. Ее подбородок слегка вскидывается, брови затеняют взгляд в совершенно зловещей манере. Она все знает, и мне не нужно говорить ни слова.

Она стоит молча, пока Конри зовет женщин. Я не могу понять, то ли я их не узнаю, то ли мой разум слишком далек от настоящего, чтобы различить их лица. Даже когда они прикасаются ко мне, срывая с меня одежду и обнажая мою кожу перед прохладой пещеры, я не отрываю взгляда от того места, которое, как я поклялась себе, я однажды увижу:

Эвандер и я вместе, под красным деревом, клянемся друг другу в верности перед старыми и новыми богами. Духами, известными и забытыми.

Вот мир, в который я погружаю свой разум. Мир света. Надежды. Истины, которая, как я знаю, сбудется, потому что стоит мне поколебаться в этом убеждении, как кошмар начинает смыкаться вокруг меня, закрывая возможности и подавляя мою волю.

Когда женщины заканчивают со мной, в мои волосы вплетают ленты, косы, стягивая половину в плетение, похожее на корзину. Другая половина распущена, смазана маслом и уложена в локоны. В воздухе вокруг меня витает тонкий аромат полевых цветов, которыми усеяны равнины. Почти полупрозрачная белая одежда покрывает мои плечи и руки, спускаясь до середины бедра, чуть выше колен. Она мало помогает бороться с холодом, но я не дрожу, я слишком оцепенела.

Я поспешно возвращаюсь в настоящее, как только они пытаются забрать у меня плащ. Забрать все, что угодно, но не вещь моей семьи и мое единственное наследство. К счастью, они не спорят со мной из-за того, что я настаиваю оставить накидку у себя.

Да и некогда.

Меня выводят из задней спальни. Аврора ждет с рыцарями. Но Конри нигде не видно. Нас выводят и ведут в проход. Я представляю себя солдатом, отправляющимся на войну.

Между комнатой Конри и входом в рощу проходит год. И все же каким-то образом все закончилось в одно мгновение. Роща освещена десятками свечей, выстроившихся вдоль дорожки, ведущей к травянистой поляне.

Они заполняют пространство между деревьями. Лыкины смотрят на них с любопытством. Неужели это случится? Женится ли наш Волчий Король на человеке? спрашивают они глазами. Альфам отвели самые лучшие места — на нижнем хребте, окружающем поляну, где ждет Конри.

На нем накидка из меха, который выглядит явно по-волчьи. Это шкурки настоящих волков или лыкинов? От последней мысли у меня сводит живот. Это все равно что надеть плащ из человеческой кожи. Конечно, он не стал бы… О чем я думаю? Это же Конри. Он точно будет носить шкуру своих павших врагов.

Расстояние между нами сокращается, хотя я не помню, как шла к нему. Мои ноги, предавая каждый крик моего сердца, останавливаются на краю большого плоского камня, на котором он стоит. Конри протягивает мне руку.

Я позволяю ему помочь мне подняться, устраиваясь поудобнее на валуне, который все больше и больше напоминает жертвенный алтарь, а не камень. Затем он поворачивается к Авроре, и она берет его за руку. Где-то между тем, как Аврора поднялась и заняла место по другую сторону от Конри, мое внимание привлекает тихий стук.

Эвандер здесь, и вид его возвращает огонь в мою плоть. Тепло борется с оцепеневшим холодом. Конри осуществил свой зловещий замысел. Цепи Эвандера держат три рыцаря. Еще больше окружают его. Ему заткнули рот кляпом, засунули в рот тряпку и закрепили ее там. Ярость бороздит его брови, а отчаяние расширяет глаза.

Даже если бы мы оба знали, что сейчас произойдет… момент почти невыносим. Это даже хуже, чем та пустая хижина, которую Эвандер оставил, чтобы я ее нашла. Тогда меня мучила неизвестность. Все это пространство пустоты, которое мой разум мог заполнить любым объяснением. Какие-то хуже. Какие-то проще. Но все они могли быть изгнаны со временем. Ни одно из них не сходилось с реальностью.

Это… происходит. Это станет воспоминанием, которое навсегда запечатлеется в нашем сознании. От того, что сейчас произойдет, никуда не деться. Точка невозврата для нас обоих. Я провожу пальцами по краям накидки, знакомые швы обеспечивают не столько защиту, сколько удобство.

Конри поворачивается к большому валуну — почти небольшому утесу, — который нависает над рощей. Когда он протягивает обе руки, среди деревьев завывает слабый ветер. Но ветер неподвижен… Нет, не ветер. Это воют сами лыкины. Сначала шепотом. Но потом громче, когда Конри поднимает руки. А когда он вскидывает ладони к небу, как будто хочет поднять саму луну, Конри издает похожий на крик вой, к которому присоединяются и остальные.

Затем один голос возвышается над остальными. Он сотрясает воздух в моих легких, заставляя меня задыхаться. Даже Аврора меняет позу, становясь шире, как бы напрягаясь. Величайший из всех воплей — это зов самой дикой природы.

Туман стелется по гребню хребта, стекает вниз, как водопад, и стелется по роще. Он мчится по деревьям, разливаясь реками в сторону Равнин Лыкина, и заставляет меня задуматься, не является ли он настоящим источником постоянно покрытых туманом лугов.

Сначала на гребень поднимаются два сумеречно-серых уха, за ними следуют белые, как полная луна, глаза, светящиеся неестественным светом. Морда волка белая, словно дух стареет со временем. Он движется медленно, словно каждый шаг причиняет ему сильную боль. Для мускулистого зверя длиной в пятьдесят шагов я бы ожидала, что земля задрожит под его могучими лапами. Но он движется без единого шума.

Ульфрик опускается на вершину хребта, складывая лапы. Дух умудряется выглядеть заинтригованным и в то же время измученным. Хотя в его глазах нет ни радужки, ни зрачка, я чувствую, когда его внимание останавливается на мне. Пронзает меня. Он видит сквозь мою плоть и кости магию Авроры внутри, и одним только взглядом он может заставить ее кипеть. Меня осуждают и разоблачают.

Великий дух-волк опускает морду на одну из массивных лап и опускается на землю. Воздух вокруг него, кажется, сменился с угрожающего на скучающий, и это почему-то еще больше возбуждает. Как будто мы с Авророй недостаточно значимы, чтобы его это волновало.

— Что ты принес мне, Король Смертных Волков? — Слова звучат как низкое ворчание в глубине моего сознания. Великий волчий дух говорит, не шевеля своей огромной пастью.

— Пришло время мне взять жену. — Ответ Конри подтверждает мои подозрения — они могут понять этого духа. Возможно, потому, что в них живет магия Ульфрика.

— Человека? — Уши духа дергаются. Я снова чувствую на себе его взгляд.

— Человека с силой лунного духа.

— Интересная загадка.

В голове мелькнула мысль о том, чтобы попросить этого духа о помощи. Конечно, если бы этот дух столкнулся с необходимостью помочь своим собратьям, он бы не остался в стороне, не так ли? Я открываю рот, но тут же закрываю его, вспомнив слова Авроры. Она неподвижна и молчалива. Если она не делает никаких движений в поисках помощи, то и я не буду. Аврора может быть его родственницей, но лыкины — его дети. Преданность Ульфрика очевидна.

— Я сделаю ее своей невестой — духом, телом и кровью, — заявляет Конри. — Здесь и сейчас, как твой потомок и духовный наследник, я прошу тебя возглавить и благословить наш союз и соединить наши души.

Низкое рычание, почти как веселое хмыканье, вибрирует в глубине моего сознания. Ульфрик чуть сдвигается с места, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, что его взгляд устремлен исключительно на Аврору. Особенно когда она выпрямляется.

— Это твоих рук дело? — спрашивает великий волк.

— Я могущественна, брат, возможно, даже могущественнее тебя. — В глазах волка мелькнул смешок, который можно было бы принять за предупреждение. — Но ты не хуже меня знаешь, что даже мои силы не могут повлиять на работу богов.

— Я бы предпочел не медлить. — Волнение Конри столь же очевидно, как и его забывчивость.

Что-то в этой ситуации не так. Это не то, чего мы ожидали и планировали. Это начинает проявляться в моем сознании, как будто края озера покрываются инеем и не совсем связаны между собой. Неочевидное. Но почти…

— Волчий Король, если бы в моих силах было скрепить ваш союз, я бы это сделал. Но, увы, это не так. — Дух волка, похоже, не особенно переживает по этому поводу. Мое представление о духе меняется: от злобного образа до образа древнего существа, которое мало о чем заботится. Но двойственность сама по себе является злом.

— Что? — Прошептанное слово срывается с губ Конри. Тяжелое. Я почти представляю, как оно падает с камня, на котором мы стоим. Затем, уже сильнее: — Что ты сделала? — Он поворачивается к Авроре.

— Ты не слышал меня? Я ничего не делала. — Она складывает руки и выглядит очень гордой.

Конри набрасывается на меня, ярость почти переливается через край. Он сдерживается только тогда, когда оглядывается на Ульфрика.

— О, великий волчий дух, почему это не в твоих силах? — Каждое слово откушено, отрывисто и коротко.

— Потому что я не могу связать душу, которая уже связана, — просто отвечает Ульфрик. — Я не могу дать тебе мэйт, на которую уже имеет связь.

Глава 47

Я начинаю понимать. Слова Авроры о том, что очарование Конри не смогло подействовать на меня, как только я приняла свою родственную душу, потому что ему больше не за что было зацепиться. О том, что она смогла увидеть нашу связь с самого начала.

Одна душа. Две половинки.

Я смотрю на Эвандера и никогда еще не испытывала столько радости и печали одновременно. Он — это действительно все. Все мои надежды, страхи, желания и стремления, заключенные в одном мужчине. Но для него…

Конри издает рев, подобного которому я никогда не слышала. Кажется, дрожат даже деревья Дена. Он поворачивается к Авроре, его плечи вздымаются от неровного дыхания.

— Ты…

— Ты меня не слышал? Я не могу сделать ничего, что могло бы разрушить эту связь, — огрызается Аврора.

Конри оглядывается на меня. Но я не успеваю ничего сказать, как его взгляд обращается к Эвандеру. Сердце замирает в груди.

— Убейте его, — приказывает Конри рыцарям.

— Нет, — вздыхаю я, шок смягчает слова, но не ужас.

И все же никто не двигается. Эвандер стоит чуть выше, откинув назад плечи. Как будто он вживается в королевскую мантию. На секунду я вновь погружаюсь в фантазии: он правит, я рядом с ним.

— Я сказала, убейте его! — Голос Конри слегка дрожит.

— Он связан с силой лунного духа, — говорит Вейлин, один из первых альф, которых я встретила в этом путешествии. — Это значит, что на данный момент его притязания на корону столь же законны, как и твои.

— Что? — ахнула Конри.

— У нас нет короля, за которым мы могли бы следовать, пока не будет решен вопрос о престолонаследии. — Дрена произносит эти слова так же неохотно, как и кивки других альф, но она все равно послушно их произносит. Таков их обычай и их путь.

— Она, — Конри ткнул пальцем в Аврору, — давно присягнула мне. А она, — обвиняющий палец поворачивается в мою сторону, — мерзость, оскорбление природы. Людям не дано владеть магией духов. Их скудные манипуляции с природой — это все, для чего они предназначены. Вы не можете серьез думать, что… что эта вещь дает ему право претендовать на наше королевство.

Я. Я — «вещь». Странно слышать, что он обращается ко мне так, как на самом деле чувствует, а не с вынужденной добротой и скрытыми манипуляциями. Я не чувствую от этого боли.

Эвандер, однако, достаточно разгневан из-за меня. Он рычит, по-прежнему заглушенный кляпом. Но дыхание его прерывистое, словно он едва удерживается от крика. Если бы не сковывающие его цепи, думаю, он был бы на полпути к тому, чтобы разорвать Конри на части голыми руками.

— Истинный Король Альф может быть только один. Одна стая — один король, — говорит Вейлин.

Альфы опускают цепи Эвандера, освобождая его. Мускулы Эвандера вздуваются, когда он поднимает руку, напрягаясь под тяжестью толстых кандалов, но обретая движение там, где раньше его не было.

— Хорошо. Я сделаю это сам. — В движениях Конри чувствуется убийственное намерение. Кажется, что все происходит медленно. Он отходит от меня. Я пытаюсь остановить его. Но он уже вне пределов досягаемости.

— Я должен был зарезать тебя, как твоего отца. — Слова Конри выкованы из стали и обмакнуты в кислоту отвращения. Его руки сжаты в дрожащие кулаки. — Нельзя было позволять тебе жить так долго. Предатель стаи — всегда предатель.

— Это не его вина! — кричу я. Эвандер может быть «свободен» от альф, удерживающих его, но он не в том положении, чтобы сражаться, не в том весе, в котором он находится. Конри не останавливается. Но он отвечает мне.

— Вина больше не имеет значения. Решение простое. Очень простое. То, что я должен был сделать с самого начала. — Обычно спокойное поведение Конри трескается, рассыпается на тысячу мелких кусочков, которые никогда не собрать обратно. Теперь они видят его — вся стая видит его отчаявшимся и ненавидящим, которым он на самом деле является. Кто-то удивлен, кто-то испытывает отвращение, а кто-то впечатлен и даже доволен.

— Не приближайся к нему! — Я бросаюсь к Конри, физически пытаясь удержать его, а в голове крутятся мысли о духах, которых я могла бы призвать на помощь. Но я уже просила всех. Все силы исчерпаны. А учитывая магию тумана, который потрескивает на моем плаще, я подозреваю, что теперь это владения великого волка. И никто другой не сможет вмешаться.

— Отвали от меня, предательская шлюха! — Конри отшвыривает меня от себя с той осторожностью, с какой человек отбрасывает рваный плащ, запутавшийся в его теле. Я приземляюсь на землю, уже вскарабкиваясь на ноги. — Ты будешь принадлежать мне душой и телом. Никто, никто не отнимет то, что принадлежит мне по праву. Я — Король Волков!

— Ты говоришь как капризный ребенок! — Неужели все дело в силе Авроры? Или это превратилось в то, что он тешит свое самолюбие? Эвандер забрал то, что, по мнению Конри, принадлежит ему, и теперь Конри хочет проявить ту же силу, что и малыш после потери любимой игрушки.

Эвандер пытается двигаться, стараясь повторять шаги Конри. Но цепи сковывают его и не дают перейти в волчью форму. Он никак не может сражаться в таком виде. Альфы, возможно, и позволяют соперничать, но это лишь видимость. Они явно не видят в Эвандере достойного соперника. Сомневаюсь, что кто-то вообще хочет, чтобы он стал королем… кроме меня.

Не раздумывая, я начинаю бежать. Конри проносится мимо меня, его удивление едва уловимо. Я бросаюсь к Вейлину и врезаюсь прямо в него, используя импульс, чтобы на мгновение сбить его с толку. К счастью для меня, мужчины-лыкины, похоже, предпочитают простые брюки. В них всего два кармана, и я запихиваю в них две руки.

Его глаза расширились, и он издал рык, когда мои пальцы сомкнулись вокруг ключа, который, как я подозревал, был там. Это была авантюра, но я угадала правильно. На выходе из подземелий Конри проскочил мимо Вейлина. Этим движением он передал Вейлину ключ от кандалов Эвандера. Передав ответственность за управление им доверенному альфе.

Прежде чем Вейлин успевает среагировать, я разворачиваюсь и оставляю его на открытом воздухе там, где только что была. Я бросаюсь к Эвандеру, в панике нащупывая ключ.

— Фаэлин, уходи! — кричит мне Эвандер.

Конри принимает свою волчью форму в то же мгновение, когда один кандал падает с запястий Эвандера. Может, альфам и не нравится мое вмешательство, но они и не собираются мне мешать. Я перехожу к другому запястью — Конри несется вперед на четвереньках. Позади него — белое пятно.

— Аврора? — Я на мгновение замираю от испуга, продолжая работать над второй цепью Эвандера.

Отвлечение стоит мне драгоценных секунд. Конри настигает нас. Он прыгает, и Эвандер отталкивает меня, свободной рукой отпихивая Конри за горло, пока тот уворачивается. Мы втроем падаем на землю, потеряв равновесие.

Я ползу к Эвандеру, пока Конри приходит в себя.

— Фаэлин…

— Ты не можешь драться! — Я вставляю ключ в замок и поворачиваю. Его второе запястье свободно. Теперь к лодыжкам.

Но Конри уже вернулся к нам. Это головокружительная и хаотичная смесь ударов, укусов и рычания. Эвандер явно лучший боец, потому что ему удается сдерживать Конри даже в человеческой форме. Но у Конри есть скорость и полная подвижность.

Я стараюсь сосредоточиться на том, чтобы освободить ноги Эвандера. Один упал. Эвандер издает крик, колено его освобожденной ноги подгибается, когда он пытается сбросить Конри.

Волчий Король оказывается на нем, когти глубоко впиваются в плечи. Конри наносит удар за ударом. Крови так много. Дождь красных брызг рассыпается по мху.

Подпрыгнув, я хватаюсь за спину Конри, пытаясь оттащить его, перебрасывая свой вес, когда Конри делает очередной выпад. Он поднимает оба когтя, и мне удается его оттащить. Белое пятно, которое я видела ранее, проплывает у меня перед глазами. Когти Конри опускаются.

Кровь приливает к моему лицу и щекам. Смех прерывается булькающими звуками. Рев резко обрывается.

Мы падаем на землю. В последнюю секунду мне удается вывернуться, чтобы Конри не навалился на меня всем весом. Но я не успеваю выставить руку. Я прижата к земле и так близок к каждой ужасающей, жуткой детали.

В горло Конри вонзается знакомое лезвие. Мой охотничий нож. Тот самый, который я…

Могу я взглянуть? сказала Аврора. Я никогда раньше не держала в руках оружие… Могу я оставить его себе? Ее глаза блестели, как и сейчас. С какой целеустремленностью она засунула его в сапог, который я ей подарила. Знала ли она тогда то, что задумала сейчас?

Нож лежит в дрожащей руке, измазанной кровью. Пальцы такие скользкие, что уже скользят по рукояти. Массивная лапа Конри падает с разорванного горла Авроры. Даже задыхаясь от крови и шока, она улыбается.

— Сдохни, ублюдок, — хрипит Аврора и откидывается на противоположную от Конри сторону. Неподвижно, как смерть.

Глава 48

У Конри расширились глаза. Как будто он впервые столкнулся с самой смертью — со своей мимолетной смертностью и осознанием того, что он не бог-король, которым так явно себя считал. Даже в конце, застыв навеки в своей волчьей форме, он никогда не выглядел так по-человечески. Впервые я вижу в монстре человека и даже не могу справиться с жалостью. Не тогда, когда он слишком поздно нашел эту душу.

И не тогда, когда рядом с ним истекает кровью Аврора.

Я выдергиваю руку из-под Конри, чувствуя, как растягиваются кости и рвутся сухожилия. Все болит, и пальцы с трудом шевелятся. Но они двигаются. А значит, я могу помочь.

Сделай что-нибудь, Фаэлин! кричу я себе, перепрыгивая через Конри и пытаясь добраться до Авроры. Я едва замечаю, что Эвандер тоже движется. Его все еще замедляет последняя цепь, от которой я так и не смогла его освободить. Но гораздо быстрее, чем ранее.

— Аврора, Аврора, пожалуйста. Держись. — Мои слова столь же неистовы, как и движения. Ее горло перерезано с одной стороны, через ворот. Я даже не знаю, куда лучше надавить, чтобы остановить кровотечение, но все равно вдавливаю ладонь в рыхлую и окровавленную плоть. Ее глаза дрогнули, и она издала слабый вздох. Я ругаюсь в досаде на жестокость судьбы и страхе перед тем, что ее травмы могут означать для всех нас.

Это тело нельзя убить естественными способами… чтобы убить меня, нужно, чтобы смертная рука совершила магический акт. Ее слова возвращаются ко мне, когда ужас оседает на моих плечах.

Я потянулась к своему мешочку с нитями, но нащупал лишь пустоту. Верно, они лишили меня всего. И я слишком устала, чтобы бороться с этим. Слишком устала от мира, чтобы протестовать, когда у меня забрали мое самое сильное и единственное оружие.

— Я могу это исправить. — Я перевела взгляд на волков, стоящих в удивление и ужасе. — Принесите мой мешок с нитками. — Никто не двигается. — Она умирает. Сделайте это немедленно! — кричу я с яростью и властностью, на которые сама не знала, что способна. Одна из женщин бросается прочь.

— Фаэлин… — кричит Аврора.

— Не пытайся говорить, — приказываю я. Эвандер подходит к нам. — Держи ее за горло, останови кровотечение. — Он выполняет мою просьбу. Я тянусь к плащу, достаю одну вышитую фигуру из множества — сердце из малиновой нити, жизненная сила и удача. Поднеся его к зубам, я рву нить, неистово разрывая стежки, чтобы вытащить его.

Она все равно говорит.

— Мне очень жаль.

— Не извиняйся. Пожалуйста, молчи. Я могу тебя спасти.

— Я не могла… раньше… я не могла сделать это раньше. Мне пришлось покинуть территорию лыкинов, чтобы освободиться от клятвы. Чтобы нарушить… чтобы причинить ему вред.

— Ты… — Я замираю, когда в голове проясняется связь. Но затем я снова с жаром принялась за шитье. — Ты ведь знала, что в ночь нашего бегства нас наверняка поймают, не так ли?

— Пока… пока мы выбирались с территории… лыкинов. — Ее глаза распахиваются, чтобы встретиться с моими, и она одаривает меня язвительной улыбкой. — Я искренне надеялась… что мы уйдем. Но если бы мы не ушли… Это должна была быть я. Я должна была это сделать.

Все это время она соглашалась с нашими планами, надеялась, что они сработают, что они достаточно хороши, чтобы освободить ее. Но в глубине души, за всем этим, она втайне планировала запасной вариант. Охотничий нож, который я ей подарила, и который она оставила себе, хотя он был для нее «бесполезен». Она убеждала нас не останавливаться на достигнутом, хотя у Конри был Эвандер, и она должна была знать, что я никогда не смогу его бросить. Последние мгновения перед тем, как Конри забрал нас, Аврора продолжала отступать назад по древнему городу, пробираясь к границе территории лыкинов. Она так сильно хотела быть свободной, я знала это и объясняла этим каждый ее поступок.

Но она также хотела отомстить. И любой из этих вариантов был бы достаточно хорош.

У меня защипало в глазах.

— Ты не должна была этого делать.

— Конри был моим убийцей — все Короли-Волки были, — говорит она достаточно громко, чтобы все слышали, напрягая голос от ран и от давления, которое Эвандер оказывает на ее горло. — Я начала эту клятву. Я должна была ее закончить.

Освободив нить, я осторожно провожу ею по ее шее, по ране зигзагообразным штрихом, словно планирую, как можно сшить кожу обратно.

— Да, и теперь, когда он ушел, мы отправимся в дом сирен. — Я касаюсь одного конца нити, пытаясь извлечь силу изнутри себя.

Аврора поднимает менее поврежденную из двух своих рук и осторожно берет меня за пальцы. Ее прикосновение — не более чем бабочка, приземлившаяся на мою плоть. Но оно успокаивает меня.

— Нет времени… Этого не исправить.

— Нет.

— Фаэлин, ты не в силах это исправить. — Слова сказаны как можно мягче. Но как же они ранят. Как нелепой я себя чувствую.

— Я могу…

— Только если ты воспользуешься моей силой, и, скорее всего, это все равно ничего не изменит.

Другая альфа вернулась с моим швейным набором. Она кладет его у моего бедра и быстро отходит. Похоже, никто из лыкинов не осмелится посягнуть на священную землю рощи, все еще окутанную волшебным туманом духа великого волка.

Великий волчий дух! Я смотрю на его насест в поисках помощи, но его нет. Я не помню, чтобы он уходил. Будь он проклят. Скорее всего, он не смог бы оказать помощь: это, без сомнения, не в его силах. Но, обвиняя его, я отвлекаю часть боли от себя. От того, что это моя вина, и только моя.

— Не рискуй использовать мою силу. Ты должна взять на себя все остальное, — заканчивает Аврора.

— Что? — тихонько вздыхаю я. Я слышу резкий вдох Эвандера, стоящего рядом со мной. Его брови нахмурены, а глаза полны всех печалей мира. По-своему он тоже любил Аврору. Если бы она была ему безразлична, он никогда бы не стал рисковать всем, чтобы освободить ее несколько месяцев назад.

— Сделай то, что ты сделала в первую ночь нашей встречи. Прими мою силу в себя.

— Я не могу… это была случайность.

— У тебя явно особый талант, Фаэлин. — Аврора слабо улыбается. — Ты сможешь.

— Но это было разрушение кольца. Это не одно и то же. — Я лихорадочно моргаю. Много раз. По моим щекам текут слезы.

— Это тело — всего лишь сосуд для моей силы. Оно ничем не отличается от кольца. — Слова Авроры тверже, непоколебимее. От этого кровь быстрее течет между пальцами Эвандера. — Если его уничтожить, сила освободится, она будет искать себя.

— Могу я вместо этого отдать тебе силу в себе? — Я хватаюсь за любую идею, которая не заканчивается тем, что она предлагает.

— Если бы ты могла, мы бы уже сделали это раньше, — мягко напоминает она мне. — Фаэлин, я устала. Я прожила тысячу лет и не хочу существовать еще тысячу в таком виде.

— Что с ней будет, если она заберет всю твою силу? — Голос Эвандера густой и тяжелый от эмоций. Но под его словами скрывается покорность, за которую мне хочется на него обидеться. Я не могу поверить, что он согласился на это. Беспокоясь обо мне, он отказывается от Авроры. — Она ведь не может быть духом, правда?

— Я не знаю, — признается Аврора. — Но с половиной у нее все в порядке. Я верю, что она достаточно сильна, чтобы удержать остальное. — Оптимизм радует, хотя я не могу не думать, что он также неуместен. Ее глаза полностью открываются, взгляд возвращается ко мне, и я не могу отделаться от ощущения, что это в последний раз. — Пожалуйста, Фаэлин… если бы это был кто-то другой, я бы хотела, чтобы это была ты. Закончи это для меня.

Я часто моргаю, мое зрение затуманивается, когда слезы, которые я больше не могу сдерживать, наконец-то вырываются на свободу. Я горячо хватаю ее пальцы, забыв о нитке и ране. Я держусь за нее так, словно одним только этим прикосновением могу удержать ее здесь, такой, какая она есть. Я могу сохранить свою подругу.

Аврора улыбается, ее глаза снова закрываются. Она абсолютно спокойна. Даже лунный луч, падающий на нее, кажется, светится ярче.

Женщина, которую я знал в таком виде, уйдет. Но она будет жить вечно в другой форме. Во мне. В луне, которую я буду встречать каждую ночь.

— Все будет хорошо, — шепчу я ей и себе. — Больше не будет боли, ты достаточно долго страдала.

Все еще держа ее пальцы одной рукой, я поворачиваюсь и тянусь к ножу, торчащему в шее Конри, и с ворчанием освобождаю его. Я вытираю лезвие о бедро. Льняная ткань уже окрасилась в пунцовый цвет. Хотела бы я иметь под рукой клинок, который не использовался для убийства Конри, клинок, который мог бы быть предназначен для Авроры и только для Авроры. Но это все, что у меня есть, и медлить нельзя.

Положив нож, я выбираю по одной нити. Обматываю их вокруг рукояти, а затем закрываю пальцами. Каждая частичка сущности от меня, от моих предков, которые владели этим охотничьим ножом на протяжении многих лет, когда мы использовали его как инструмент для нашей магии, каждая частичка сущности от духов, которых мы знали, и тех, кто давно забыт. Я сворачиваю все это вместе.

Ко мне возвращается давно забытое воспоминание. Редкое время, проведенное в лесу с моей матерью, когда я была еще девочкой.

Фаэлин, однажды может наступить момент, когда тебе придется использовать свою силу, чтобы забрать жизнь другого. Эти слова были такими нежными, но в то же время такими мрачными. От них во рту появился металлический привкус, хотя произносила их не я. Я знаю. Я знаю, бабушка говорит, что наша сила нужна только для того, чтобы помогать этому миру. Но однажды может возникнуть необходимость в убийстве. Возможно, чтобы спасти себя. Возможно, для того, чтобы пережить долгую зиму. Когда бы ни пришло это время, нанеси сильный и верный удар, дочь моя. Не медли. Ведь хуже, чем лишить жизни, — это причинить страдания.

— Тебе больше не будет больно, — тихо клянусь я Авроре. Нож в моей правой руке. Левая тянется за ее головой, обхватывая ее. Эвандер медленно убирает окровавленную ладонь, обнажая рану.

— Спасибо, друг мой, — слабо шепчет она, уже не имея сил открыть глаза.

— Это честь для меня. — Я нежно целую ее в лоб и провожу лезвием по ее грудной кости. Она никогда не чувствовала себя такой маленькой, такой хрупкой. Столько крови пропитало землю вокруг нас, что для того, чтобы положить этому конец, потребуется совсем немного. — Спасибо тебе за все, что ты для меня сделала.

— Это было… честью для меня.

Я решительный шаг.

Если бы я не решилась и не бросила все силы на это, то, возможно, не смогла бы сделать вонзить лезвие6 в нее. Но я не колебалась и чувствую, как в этот момент из ее изможденного тела вытекают последние остатки жизни. Я подавляю всхлип и еще раз целую ее лоб.

А потом — свет.

Магия взрывается внутри нее. Кровь и кровь сгущаются в ярчайший лунный луч. Ударная волна проносится по роще, разбрасывая лыкинов, как тряпичных кукол. Их разбрасывает в стороны и между деревьями. Даже Эвандера отбросило. Но меня это не трогает.

Я остаюсь в центре событий и задыхаюсь, глядя, как исчезает моя подруга. Когда вся сила, которой она обладала, высвобождается. Затем, словно натянутая тетива, она срывается обратно.

Сияние возвращается, но не к Авроре, а ко мне. Я чувствую, как ее сила проникает в меня. Наполняет меня до такой степени, что я откидываю голову назад и поднимаю грудь к небу, задыхаясь. Во мне нет места для него. Я едва могу дышать, но никогда еще не чувствовал себя более живым.

Звезды заполняют мои глаза. Темное небо становится моей тенью. Я вижу, как весь мир проносится подо мной, как будто я переместилась на луну. Я вижу мелькающие острова, окутанные облаками. Города, лежащие глубоко под водой и землей. Давно забытые снежные замки и шумные города, кипящие жизнью. Мир кажется таким маленьким, что его можно удержать в ладони, но стоит мне протянуть руку, чтобы коснуться его…

Он заканчивается.

Я падаю. Ветер наполняет мои уши. Сила погружается все глубже и глубже в свой новый дом — в меня. Ослепительный свет и видения исчезают.

Две сильные, знакомые руки обнимают меня. Я заключена в тепло Эвандера, как куколка, из которой мне еще предстоит выйти. Он гладит меня по лицу, глядя на меня широкими и нежными глазами. Уже не испуганными, а изумленными.

— Как… Я?

— У меня есть ты, — пробормотал он. — Ты в безопасности и, хвала старым богам, со мной.

Значит, мои видения не были реальными. А может, и были. Я смахнула последние капли дымки. Бледное сияние, покрывавшее мое тело, словно я сама была источником лунного света, тоже начинает меркнуть.

Лыкины на верхнем краю рощи стоят. Я смутно ощущаю их движения, когда они начинают спускаться в мягкий мох нижней части рощи. Навстречу Эвандеру и мне. Он крепче прижимает меня к себе, прижимая мою щеку к своей груди. Он все еще в крови и грязи, но это он.

Эвандер издает низкий рык на приближающихся. На нем все еще висят кандалы. Он не может обратиться, да и я не в том положении, чтобы сражаться. Несмотря на бурлящую во мне силу, я не знаю, как ее использовать. Она уже захлестывает мой разум, голова кружится. Мое тело словно налилось свинцом.

Альфы останавливаются в нескольких футах от нас, остальные в своих стаях — за ними. Затем они медленно опускаются на колени, упираясь кулаками в землю и горбясь, опустив головы в знак благоговения.

— Хранитель и связанная с духом луны, мы признаем тебя нашим королем.

Глава 49

Церемония состоится через два дня в ночь полнолуния. В ночь, которая изначально должна была стать моей брачной ночью.

Пышность и обстоятельства не были связаны со смертью Конри. Бывшего Короля Волков забрали самые преданные подхалимы, которые держались за него до самого горького, горького конца. Мы полагаем, что они похоронили его где-то в Дене, а затем скрылись. Безымянная могила для недостойного короля, опозоренного смертью от руки того, кто должен был, прежде всего, быть ему преданным.

Это был лучший конец, чем он заслуживал. Если бы все зависело только от меня, его оставили бы гнить, пока падальщики обдирали бы мясо с его костей. Его скелет остался бы как напоминание — памятник этой мрачной эпохе в истории лыкинов, чтобы она никогда не была забыта. Но это зависело не от меня. Так решил Эвандер, и это случилось, когда меня не было рядом. Ссориться после этого было бессмысленно, так что вопрос остался открытым.

Сегодняшнее собрание тоже было не для Эвандера. Среди лыкинов не бывает пышных коронаций. Короли-Волки помазаны кровью своего предшественника. Их право на власть было закреплено присутствием на их стороне лунного духа, роль которого теперь досталась мне. Это все торжества, которые проводятся. Больше ничего не требуется, поскольку их законность не подвергается сомнению.

Правда, с приходом нового короля кое-что изменилось… Во-первых, я осталась с ним по собственной воле, а не была передан и обменяна как королевский жетон. Я все еще рядом с Эвандером, потому что клятвы, связавшие наши сердца задолго до того, как он надел клыкастую корону Волчьего Короля, и я ношу в себе силу лунного духа.

Так что сегодняшняя церемония — не траур по Конри и не коронация Эвандера… а мое торжество.

Мы сидим, соприкасаясь боками и сложив руки, его большой палец вычерчивает ленивые круги по моей костяшке. На плоском камне в центре рощи сооружен костер. Лыкины танцуют с пламенем, подбадривая его своими голосами. В их песнях звучат истории о могуществе луны. О ранних лыкинах и великих духах-волках, которые могли пересечь весь мир в несколько гигантских прыжков.

Это церемония, призванная почтить силу лунного духа. Они все время смотрят туда, где сижу я, в сторону, вместе с Эвандером. Время от времени они склоняют головы в знак почтения. Ищут моего одобрения, которое я стараюсь дать. Но я с трудом удерживаю внимание на них. Вместо этого я смотрю на яркую полную луну над головой. Мне хочется, чтобы дым, поднимающийся от пламени, был веревкой, которой я могла бы связать небесное тело и притянуть его к себе. Или лестница, по которой я могла бы подняться, чтобы вновь оказаться в том далеком, волшебном месте осознания. Где-то, может быть… только может быть… достаточно далеко от этого мира, чтобы я смогла найти Аврору.

— Мне жаль, что момент не более мрачный, — пробормотал Эвандер мне на ухо.

— Нет. — Я возвращаю свое внимание к земле. — Мне хватит тихого траура на всю жизнь. Душа Авроры была светлой до самого конца. Не думаю, что она хотела бы, чтобы мы оплакивали ее смерть, но праздновали ее жизнь, которая продолжает жить во мне.

Я говорю серьезно, поэтому слова выходят убедительными. Но они пронизаны сладкой печалью, которая мне слишком хорошо знакома. Пелена, которая преследовала меня всю жизнь, вернулась. Смерть сидит по другую сторону от меня, пока я наблюдаю за танцами и слушаю музыку лыкинов.

И хотя на моих губах играет улыбка, какая-то часть меня полна сомнений. Я думаю, не стоит ли мне обидеться на всех тех, кто всего несколько дней назад позволил ей умереть. Кто на протяжении многих лет позволял ей находиться в подчинении, в котором она пребывала. Кто с радостью подверг бы меня той же участи, если бы не доброта Эвандера.

Но, возможно, я слишком поспешно осуждаю их. Я знаю силу обаяния Конри. О его манерах и о том, как хорошо он скрывал правду о внутренней реальности Авроры. Возможно, Эвандер действительно сможет построить здесь что-то новое. Вопрос лишь в том, какое место во всем этом займу я. Но оставаться здесь, среди них, среди смертных, которые позволили причинить ей боль, особенно когда мое тело болит от первозданной силы, текущей по моим венам, — это может оказаться выше моих сил.

Эвандер держит себя в руках, как я и предполагала. Он позволяет альфам приходить к нему в свое время, когда они готовы — если они готовы. Это смущает лыкинов, ведь они знали только королей, требующих верности или смерти. Возможно, именно эта доброта делает их смелыми… и возмущенными.

Я тихо сижу рядом с ним, пока альфы спорят с ним, обсуждая, как лучше управлять равнинами. Как будет осуществляться надзор за стаями. В этот момент пальцы Эвандера крепко сжимаются вокруг моих, позволяя ему держать в себе все слова, которые он выскажет позже.

Правление не дает ему покоя. Он видит в этом необходимость и хочет лучшего для своего народа. Он хочет поступать с ними правильно. Но при этом Эвандеру не нравится быть тем, кто должен это делать. Думаю, отчасти поэтому другие альфы устраивают такие споры, но я никогда не скажу об этом прямо… Сейчас ему нужна моя поддержка, и, более того, думаю, он понимает это.

Каждую ночь я выслушиваю его разочарования, позволяя ему выплеснуть их, чтобы на следующий день ему на душе было легче. Я пытаюсь поцелуями заглушить боль. И беззастенчиво потакаю своему собственному удовольствию.

Проходят недели, и я замечаю изменения в том, как альфы смотрят на меня. При виде меня их глаза все чаще обращаются к моему животу. В лучшем случае я чувствую их удивление, а в худшем — невысказанные ожидания.

Но эта тема не поднимается до тех пор, пока альфа не спрашивает прямо о плане Эвандера по преемственности. Они все знают, чем он пожертвовал, будучи одним из рыцарей Конри.

— Мне жаль, что он спросил об этом, — пробормотал Эвандер позже, когда мы сидели перед костром. Я знала, что у него на уме, еще до того, как он что-то сказал. Но все равно приятно слышать, что он затронул эту тему.

— Это ожидаемый вопрос, я не расстроилась.

Молчание становится неловким. Он неловко переминается с ноги на ногу.

— Я не… я не знаю. — Лицо Эвандера искажается от боли. — Такого на моей памяти еще не было. — Он качает головой. — Возможно, моя фертильность¹⁶ вернулась. Но…

Я останавливаю его легким прикосновением к колену.

— Все в порядке.

Глаза Эвандера встречаются с моими.

— Я знаю, как это было важно для тебя… Все те ночи, когда мы разговаривали на крыше. Ты хочешь иметь семью.

— Хотела. Думаю, и сейчас хочу. — Я смотрю ему в глаза, пытаясь пронзить его, чтобы он не отвернулся и не отступил от меня. — Но это уже не только мое решение. И если мы решили, что это наше будущее, то есть и другие способы завести ребенка.

— Но… — Его возражения исчезают, и Эвандер наконец отводит взгляд, возвращаясь к пламени. Я протягиваю руку, направляя его лицо обратно к своему.

— Никаких «но», — говорю я мягко, но твердо. — Ребенок не обязательно должен быть кровным, чтобы быть твоим собственным. Мне не нужно носить его в себе, чтобы чувствовать себя матерью, если мне суждено это. — Я ободряюще улыбаюсь ему. — Сейчас я просто пытаюсь выжить в этой новой для нас обоих роли.

— Выжить, — тихо повторяет он. Это отчасти вопрос, отчасти печаль от моего имени.

Я стараюсь не уклоняться от честных ответов.

— Я все еще ищу свое место в этом мире, как и ты.

— Верно…

Разговор затихает, и никто из нас не возобновляет его. Мы безучастно смотрим на пламя. В какой-то момент я оказываюсь в объятиях Эвандера, и он крепко прижимает меня к себе. Единственный путь к спасению — это держаться вместе, несмотря ни на что.

Глава 50

Проходит всего четыре месяца, прежде чем на его жизнь совершается первое покушение.

Мы одни, гуляем по роще, как делали это много раз после обеда, наслаждаясь уютной тишиной и пением птиц и деревьями вокруг нас. Иногда эти темные залы Дена становятся для меня слишком тяжелыми, гнетущими. Я до сих пор чувствую, как ее призрак беспокойно мечется там. Слышу звук цепей Эвандера, эхом разносящийся по пустым залам. Запах Конри в постели, как бы усердно ее ни чистили и ни меняли меха и одеяла.

Иногда заседания совета становятся для меня непосильной ношей. Их вопросительные взгляды. Невысказанные ожидания.

Эти маленькие побеги — все, что дает мне не сломаться. Когда мне везет, Эвандер присоединяется ко мне. Мы идем в компании деревьев, а не других лыкинов.

Убийцы приходят, как тени, проносятся сквозь серебристые деревья Дена и нападают на Эвандера — не на меня. Я нужна им живой, а он — мертвым.

Эвандер реагирует с поразительной быстротой. Они бросаются на него, оскалив зубы и когти, рыча и оскалившись. Их трое, громадных и жаждущих крови, против одного Эвандера.

Я застываю от неожиданности. Рука тянется к бедру, скользит по длинной рубашке, которая скрывает пристегнутый к ней охотничий нож. Это совсем другой нож, не тот, который я вонзила в сердце Авроры. Тот спрятан подальше, в безопасности и сохранности. Используя его сейчас, я чувствую, что обесчестила бы ее.

Но тот день научил меня необходимости сражаться — иметь собственные зубы среди того окружения, в котором я сейчас нахожусь.

Лыкины не ожидают, что я вступлю в бой. Я прыгаю на спину одного из них, прежде чем он успевает броситься на Эвандера. Мой кинжал вонзается в его плоть между лопатками. Он проходит насквозь, и волк издает ужасный вопль, сопровождаемый хрустом.

Меня отбрасывает на приличное расстояние, а лыкин кружится, пытаясь разглядеть нападавшего. Его глаза встречаются с моими. В его взгляде я вижу нечто похожее на предательство.

Мои глаза тоже встречаются с его глазами, и я задерживаю на нем взгляд на долгую секунду, пока в моей голове проносится вопрос: Что я наделала?

Эвандеру удалось отвлечь внимание двух других. Третий настолько поглощен предательством женщины, которую он считал духом новолуния, и всем тем, что сопутствовало этому титулу — молчаливый защитник, не участвующий в смертельных разборках, — что буквально ударила его в спину, и не замечает, как Эвандер вцепился ему в горло.

Морда Эвандера окрасилась в красный цвет, вокруг него лежат трупы его врагов. Он медленно идет ко мне, вздымая и опуская массивные, покрытые мехом плечи, напоминая мне рябь волны. Но когда он подходит уже достаточно близко, чтобы с его носа капала кровь на мои сапоги, он меняется. Он по-прежнему ползет ко мне на руках и коленях. Благословенно бескровный.

— Фаэлин…

Звук моего имени возвращает меня в свое тело. Я понимаю, что каждый мускул дрожит.

— Что… Почему? — Он знал тот самый вопрос, который я задавала себе, потому что именно он по-настоящему знает мое сердце.

— Я… я знала, что это произойдет. — Слова дрожат, как и мои руки, кинжал со звоном падает на землю. — Я видела, как однажды на тебя напали, когда я ничего не могла сделать, и поклялась, что это никогда не повторится.

— Но нож? — Он опускается на колени, когда я подтягиваю к себе ноги. Не знаю, намеренно ли он расположился так, чтобы заслонить собой кровавую бойню позади нас.

— Я знала, что не смогу заставить себя позвать духа для этого. Я не стану искать их помощи для таких мрачных задач. — Хотя однажды я это уже сделала, и мы оба это знаем. Это совсем другое. Это будет выбор использовать их как оружие, а не просто защищаться.

Но Эвандер не поднимает эту тему. Вместо этого он заключает меня в свои объятия, окутывая теплом. Я полуприжалась к его коленям, словно ребенок, которого нужно утешить. И все же я не могу удержаться от того, чтобы не прислониться к нему.

— Тебе тоже не стоит браться за такие ужасные дела, — шепчет он.

— Я не буду для тебя бесполезной.

— Фаэлин. — Эвандер откинулся назад, потрясенный тем, что я вообще сказала такое. — Я не рассматриваю тебя как инструмент, которым можно пользоваться, так же как ты рассматриваешь духов. Ты не измеряешься своей «полезностью». Твоя ценность — в том, что ты моя мэйт, вторая половина моей души. Половина, которая, как я боюсь, может быть раздавлена под тяжестью этого места и его покрытой шрамами истории.

Его большой палец нежно поглаживает мою щеку, когда он заглядывает мне в глаза. Так близко, и я понимаю, что прошло уже несколько недель с тех пор, как мы в последний раз были физически близки. Я поднимаю руку, чтобы коснуться его лица, и понимаю, что… возможно, он прав.

— Я вижу тебя и твои беспокойные шаги. Когда ты пыталась вызвать духов, чтобы помочь лыкинам, тебя встретили с недоумением и опасениями по поводу твоих даров. — Эвандер качает головой. — Я не позволю этим землям уничтожить сердце, в котором бьется мое. Твоя сила — в твоей доброте, Фаэлин. В том, что ты видишь в этом мире. Не променяй его на жестокость, которая поливала эту землю слишком, слишком долго.

— Что тогда? — шепчу я.

— Мы уходим. — Два слова, сказанные так просто. Эвандер опускает руку, помогая мне подняться и уводя от трупов. То, как он это говорит, заставляет меня думать, что он уже некоторое время размышляет над этим. — Мы покидаем эти земли, где власть зарабатывается смертью.

— Но ты их король.

— Фаэлин, для меня важен не этот титул. — Его большой палец проводит по моему, когда наши пальцы переплетаются. — Я хочу уважать и поддерживать титул твоего мэйта. Я готов отдать тысячу тронов ради тебя.

— Я не могу просить тебя об этом.

— Хорошо, что ты не просишь, а предлагаю это я. — Он слегка улыбается. Кажется, что солнце светит ему в лицо ярче, чем в последние недели. Тени под глазами немного рассеиваются, как будто это осознание каким-то образом облегчает бремя, лежащее на нем.

— Но это твой народ.

Эвандер замедляет шаг и останавливается. Он оглядывается в сторону Дена. Нет, мимо него. Если бы его взгляд взмахнул крыльями и полетел прямо, он бы воспарил над туманными равнинами лыкин, через узкое море, через темный Фэйд и прямо к дому, которого больше нет для каждого из нас.

— Нет, — тихо говорит он, ветер треплет его волосы. — Я думал, что люди — мой народ, и провел среди них детство. Но я никогда не принадлежал им по-настоящему. Никогда не подходил. — Мне слишком хорошо знакомо это чувство. — Моя кровь течет из этих земель, но мой истинный народ давно мертв. Лыкины, что бродят по этим равнинам, — те, кто помог их убить. Я могу выть их гимны, но они не мой народ. — Он вновь обращает свой взор в мою сторону, и все вокруг меня словно сжимается от его пристального внимания. Деревья расплываются, когда мое внимание сосредотачивается только на нем. Ветер замирает, словно даже он затаил дыхание, ожидая его следующих слов. — Ты — единственная, с кем я чувствую себя на своем месте.

Эти слова звучат как истина, и не только для него, но и для меня — за все те годы, что я провела не совсем человеком, не совсем магом. Что-то среднее. Я все еще существую в этом пространстве, где существуют все два варианта. Не зная, где мне быть. Возможно, я думала, что могу быть здесь только потому, что здесь был он.

Мой дом — это не место, это человек. Когда я смотрю в его глаза, я дома. Нас не держат ни земли, ни народы, ни какие-либо клятвы, кроме той, что мы дали друг другу.

— Когда? — Это единственное, что я могу спросить.

— Завтра.

— Так скоро?

— Если только у тебя нет причины остаться? — Он слегка ухмыляется, уже зная ответ. Мы оба идем чуть быстрее и с готовностью оставляем позади бремя, которое взяли на себя по умолчанию.

Когда я мечтала о том, какой след мы оставим в жизни лыкинов, я думала о том, что Эвандер будет править. О том, как я с помощью духов помогу лесу вновь засеять равнины и открыть новую эру для нового народа. Я думала о короле и королеве, единых и равных.

Но перемены не делаются по приказу. Новые правители, которые просто заняло то же место, что и старые, и шли теми же путями. Именно этот цикл веками сковывал лыкинов. Он нарушил естественный порядок их стай и превратил их в то, чем они не являлись. Бесконечная борьба, в которой может быть только один победитель, а не множество тех, кто бродил по равнинам так же свободно, как ветер, который сейчас откидывает мои волосы.

Эвандер подо мной бежит так быстро, как только может. Быстрее, чем мы когда-либо бежали раньше. Теперь нас ничто не сдерживает. Нет нити, связывающей нас с прошлым. Мы оставляем все это позади, мчимся к захватывающему дух обещанию горизонта, когда над землей лыкинов взойдет новый рассвет.

Те же лучи ударят по разбитой короне, клыки рассыплются среди серебристых листьев Дена.

ЭПИЛОГ

Поцелуи Эвандера — неистовые и с придыханием.

Его рот такой же горячий, как наши тела, как наше желание. Мои губы раздвигаются для него, как и мои ноги. Он скользит по моим внутренним бедрам, переходя в слишком хорошо знакомую нам позу. Мы двигаемся, словно в отчаянии, а затем расслабляемся друг в друге.

В его глазах больше нет страха. Нет… они полны обещания. Желания. Всех возможностей, которые нам предоставляет каждое утро.

Я удерживаю его взгляд, пока он толкает вперед. Растягивая. Наполняя до тех пор, пока ни одному из нас больше нечего будет дать. Я чувствую его не только телом, но и разумом, и душой. Это все, но этого недостаточно. Его губы перемещаются с моих, спускаются к горлу, прикусывают плечо, когда он откидывается назад и притягивает меня к себе на колени.

Мы двигаемся медленнее. Но каждый удар становится более ощутимым. Мое тело пылает, когда его рот обхватывает мою грудь. Он дарит мне зубы и когти одновременно с теплом и нежностью.

Должно быть запрещено чувствовать себя так хорошо. Эта шальная мысль приходила мне в голову много-много раз за последние несколько недель, пока мы совершали путешествие по Мидскейпу. Каждый день путешествия сменялся ночами, а иногда и утрами страсти.

Я никогда не знала, что можно так много хотеть, так свободно и легко. Иметь полностью, без страха потери или отказа. Сладкое спокойствие любви, непоколебимой, как сталь, вечной, как силы природы.

Вот где мое место. Прямо здесь. Прямо сейчас, в этих муках бездыханного блаженства. Для меня нет другого места. Ни прошлого, ни будущего.

Он достигает своей кульминации раньше меня, но при этом помогает мне пасть за ним. Мой мэйт всегда заботился о том, чтобы я никогда не покидала нашу постель неудовлетворенной.

Я провожу рукой по волосам на его груди, наблюдая, как она медленно поднимается и опускается, пока Эвандер переводит дыхание. Его рука обхватывает меня, притягивая ближе, и я опускаю голову ему на плечо, прижимаясь губами к моему лбу.

— Ты готова? — наконец спрашивает он.

— Я проделала весь этот путь не для того, чтобы в последний момент повернуть назад. — Я сажусь и начинаю одеваться. Полотно палатки горит оранжевым цветом в лучах заката. Скоро восход луны.

Эвандер делает то же самое, выходит за мной из палатки на песчаный пляж чистого белого цвета. Позади нас — лабиринт песчаных отмелей и островов. Бесплодная и ослепительная земля, в которой было легко ориентироваться только потому, что у меня были духи, к которым можно было обратиться за помощью. Хотя я старалась делать это как можно реже. Мне все еще не нравится беспокоить своих первобытных друзей, когда я могу этого избежать.

Впереди нас, на дальнем берегу, высится дерево, настолько массивное, что мне приходится напрягать шею даже отсюда, чтобы разглядеть верхушки его ветвей, пробивающиеся между облаками. Во время нашего путешествия Эвандер рассказывал мне о мифах этого места. Фантастические истории, окутывающие самый край территории сирен тайнами, подобающими самому краю света. Ведь, если верить этим историям, Вэйл, отделяющий наш мир от Запределья, находится прямо над краем моря. Именно эта близость и позволяет этому далекому, первозданному уголку мира быть единственным местом, где можно пообщаться со старыми богами.

В легендах, которые рассказывал мне Эвандер, говорилось о паломничестве к этому далекому дереву через песчаную отмель — временный мост, соединяющий сушу с морем. Но ничего, кроме темнеющей синевы, не препятствует нашему продвижению. Белые крупы усеивают волны, словно тихая угроза. Это земля сирен и старых богов, говорят они; все остальные здесь нежелательны.

— Ты уверен, что сирены не обидятся на нас за это? — спрашиваю я, идя к кромке воды, оставляя наш лагерь позади и направляясь туда, где земля сужается до естественной точки в направлении Дерева Жизни. Если бы здесь был наземный мост, я бы поспорила, что он находится именно здесь.

— Неизвестно, были ли приливы, сметающие мост, преднамеренными или нет, — оптимистично заявляет Эвандер. Я ценю его уверенность. — Если они расстроены, то смогут вернуть его на место, когда мы уйдем. Но, как ты сказала, мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться назад.

Я смотрю на далекое дерево, как звезды расцветают на акварельном небе. Идея отправиться сюда пришла ко мне в первую же ночь после того, как мы покинули Ден. Я подношу руку к груди, прижимая ее к сердцу, где все еще живет магия Авроры. Я дала ей обещание, что отведу ее в страну сирен. И хотя это может быть слишком мало и слишком поздно, я не могу придумать другого способа, чтобы в последний раз почтить ее память.

Затаив дыхание, я обращаюсь к своей магии, говоря на древнем языке духов.

— Грувун приливов и отливов, Волст воды, Брундил земли, я взываю к вам.

Грувун — это бурление водоворота у берега, два неподвижных белых глаза в его центре. Волст — волна, которая задерживается, поднимаясь и принимая смутные человеческие очертания. Брундил — песчаный голем, который вечно поднимается и опускается рядом со мной.

— Когда-то здесь был песчаный вал, соединявший Мидскейп с Деревом Жизни. Я прошу вас помочь вернуть его на поверхность.

Никто из них ничего не говорит, но я чувствую их согласие. Даже одобрение. Они исчезают в своих стихиях, отступая. Но их присутствие остается в диком пульсировании магии.

Океан вздымается. Пенится вода. Глубоко в земле раздается стон. Песок смещается, рассыпается, словно тает в волнах. Но Брундил упорствует. Грувун с помощью Волста сдерживает прилив.

Между нами и деревом протянулась лента свежей земли.

— Спасибо, — говорю я, делая первые шаги по ней. Я все еще чувствую, как Грувун и Волст прилагают огромные усилия, чтобы не дать воде поглотить новую песчаную полосу. Так же, как я чувствую, как Брундил продолжает сдвигать землю под ним, — силы природы выровнены, но находятся в состоянии противостояния. Пока мы идем, они начинают достигать стазиса, который сохранит этот сухопутный мост достаточно долго, чтобы мы смогли вернуться.

Благоговейная тишина опускается на нас с Эвандером, когда мы приближаемся к дереву. Наши подозрения издалека подтвердились — у него действительно такие же серебристые листья, как у деревьев Дена. Его корни, словно женские волосы, рассыпаются по пляжу и погружаются глубоко, глубоко в воду, за пределы, куда не достает свет Фэйда. Я вижу тени, движущиеся по мере нашего приближения. Эвандер тоже обращает на них внимание. Его мускулы вздуваются, излучая напряжение. Но существа под волнами не всплывают. По крайней мере, пока.

Стена толстых корней преграждает нам путь, когда мы достигаем противоположного берега. Я знаю, что лучше не просить Брундил о помощи — не только потому, что уже обращалась к ней. Но еще и потому, что я чувствую чистую магию, которая течет в них вместо сока. Это древняя и огромная сила.

Мы с Эвандером находим отверстие в массивных корнях, едва достаточное для того, чтобы протиснуться. Мы изгибаемся и скручиваемся, пробираясь вперед. Прямо на грани иррациональной паники от того, что мы навсегда застряли в них, они заканчиваются, обнажая укрытый пляж.

В песок воткнуты копья, придающие ему колючий вид, почти как у дикобраза. Я пробираюсь сквозь них, стараясь не касаться ни одного, поскольку они, похоже, сделаны из той же древесины, что и дерево, и я могу только предположить, что они означают какое-то глубокое почтение, которого я не понимаю.

Мы доходим до противоположного конца, где у большого цветка сидит мужчина. Он прислонился к одному из корней и тихонько похрапывает. Я приостанавливаюсь и смотрю на него. У него каштановые волосы и борода. Одежду я не узнаю, но она явно… человеческая. Все в нем говорит о том, что он человек. От его моды, которую в Мидскейпе не видно, до изгиба его ушей. И все же его кожу покрывают отметины, почти как вихри нитей и тонко вышитые линии моего плаща.

— Он сирена? — Эвандер нерешительно шепчет мне на ухо.

Я качаю головой. Но я не знаю, кто он. Мои глаза говорят, что он человек. Но мои чувства подсказывают мне… дух? Я не знаю, что о нем думать. Может быть, он такой же колдун, как и я?

— Сэр? — мягко спрашиваю я. Не хочу его пугать. Он продолжает храпеть. — Сэр? — Чуть громче.

— Кевхан крепко спит, — говорит женский голос у нас за спиной.

Мы с Эвандером оба поворачиваемся. Он — чуть быстрее. Чуть напряженнее, готовый нанести удар. Но я мгновенно хватаю его за запястье, как только мои глаза видят фигуру, сидящую на одном из лепестков огромного цветка. Никто из нас даже не заметил, как он распустился.

Слабый золотистый блеск покрывает ее кожу, вихрясь среди целой радуги цветов. Ее глаза цвета моря в штормовой день, как будто в них заключена вся вода, окружающая этот остров. Сплетенные крылья, всего их шесть, — скорее радужные очертания, ловящие последние солнечные блики, падающие со спины, чем что-то твердое. Медово-золотистые волосы рассыпаются по плечам, путаясь в коре, которую она носит как одежду. Она двигается так, словно является частью ее кожи. Как будто она — часть самого дерева.

Нет… она и есть дерево. Ее сырость, древняя и первозданная. На секунду позже, чем хотелось бы, до меня доходит, что я нахожусь перед Старой Богиней Жизни.

— Леди Леллия? — шепчу я в благоговении. Глаза Эвандера расширяются, и все его тело расслабляется. Кажется, он вот-вот упадет от такого поворота событий.

— Не совсем, но близко. Обычная ошибка. Прошу вас, я Леди Виктория. — Уголок ее рта искривляется в язвительной улыбке. Затем она прочищает горло и громко говорит: — Кевхан, у нас гости.

Мужчина наконец-то просыпается. Он что-то бормочет и шипит. Глаза расширены от удивления.

Леди Виктория разражается ярким смехом.

— Ну ты и какой из тебя Хранитель Дерева Жизни. В первый раз, когда у нас гости со стороны, тебя застали спящим.

Не ожидала, что у старого бога есть чувство юмора. В воздухе вокруг нее чувствовалась легкость. Эта странность не настораживает меня, а наоборот, успокаивает. Несмотря на то, что она явно не человек, в ней есть человечность. Чувство смертности, которого я не ощущаю даже от духов и уж точно не ожидал встретить у старого бога.

— Прошу прощения! — Кевхан быстро встает, смахивая песок со своих брюк.

— Добро пожаловать… к Дереву Жизни? — Он смотрит в ее сторону, потирая затылок. — Мы так и не обсудили, что я должен говорить или делать.

Богиня откровенно ухмыляется.

— Я хотела посмотреть, что ты придумаешь. Обычно ты такой спокойный.

— Для меня все это тоже в новинку.

— У тебя было почти три года, чтобы освоиться в своей роли.

— Моя «роль» обычно заключается в том, чтобы нежиться на солнце и наслаждаться волнами.

— Неправда, — возражает она, — я видела, как ты играешь в камешки с Лючией.

— Только когда ты не занимаешь ее время.

Леди Виктория отбрасывает волосы на плечо и подается вперед.

— Ее нельзя винить за то, что она хочет получить настоящий вызов в игре в камни.

Кевхан фыркает, но не предлагает упрека.

— Но я сомневаюсь, что ты проделала весь этот путь, пересекая земли и моря, чтобы поиграть в камни. — Ее глаза возвращаются ко мне, взгляд оседает в ожидании. Как будто она ждет, что я задам вопрос.

На мгновение я слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать. Я представляла себе, что это взаимодействие будет больше похоже на те, что я имела с духами. Ощущение силы — оно есть, но есть и потусторонность. Я не ожидала, что Старая Богиня Жизни станет со мной шутить.

— Я… я дала обещание. — Как только я начинаю обдумывать, что сказать, это звучит так незначительно. — Я обещала той, кто мне дорог, что приведу ее сюда, к тебе. И я… — Слова на секунду захлебываются, но я все равно выдавливаю их из себя. — Я не смогла. У меня не получилось. Но я хотела сделать это… как будто… каким-то образом этого будет достаточно.

От тяжести этой правды, от того, что я признаюсь в ней этой богине, которая с терпеливой материнской улыбкой наблюдает за моей борьбой с этой смесью сильных эмоций, у меня на глаза наворачиваются слезы.

Леди Виктория отталкивается от лепестка, на котором сидит. Кажется, что она парит над землей, прежде чем коснуться ее. Ее ноги едва шевелят песок.

— Но ты не потерпела неудачу, — мягко говорит она. — Твоя подруга здесь, не так ли? — Богиня кладет кончики пальцев на центр моей груди.

— Только ее сила, — бормочу я и качаю головой. Духи были первыми отпрысками старых богов. Первобытные дети, в своем роде. Я ожидала, что этот момент будет трудным, но не подумала о том, что меня может постигнуть наказание. Но каким бы оно ни было, я принимаю его. — Я пыталась уберечь ее, клянусь.

— Мы оба старались. — Эвандер сжимает мои пальцы. — Это был не только провал Фаэлин, а наш.

Она хмыкает, наклоняя голову.

— Я не вижу здесь никакой неудачи… Если уж на то пошло, я считаю, что вы справились великолепно. — Леди Виктория пристально смотрит на мою грудь. Как будто она обращается прямо к моему сердцу. — Пришло время выходить.

Без предупреждения или объяснения богиня отдергивает руку. Я чувствую, как от меня тянется знакомая нить магии. Я вижу ее. Лунные лучи вырываются из моей груди и закручиваются вокруг пальцев богини. Она отбрасывает их в сторону, и магия выплескивается из меня, как из опрокинутой бутылки.

Все вокруг становится ярким, а мое зрение ослепляет свет. Я снова оказываюсь далеко над миром. Но на этот раз я падаю. Сила Авроры покидает меня, а вместе с ней и более глубокое понимание времени и пространства.

Мимо меня проносятся мелькающие события — настоящие, прошлые и будущие. Вот большой зал, в котором собрались короли и королевы. Праздник в замке фейри с маленьким ребенком и ее родителями из двух миров. Праздник в заснеженных горах, за которым наблюдает женщина в фартуке кузнеца. Тихая хижина, на какой стороне Фэйда, я не могу сказать… но здесь чувствуешь себя как дома. На плите кипит кастрюля над Фолостом. На подоконнике сидит Мария. А в окне за окном…

Я моргнула, и все исчезло.

Но я видела Эвандера и троих детей, играющих в высоких травах за окном. Ни один ребенок не похож на другого. Ни у кого нет наших черт лица или волос, никто не появился из моей утробы. Но все они, несомненно, наши.

Фэйд, когда свет меркнет и реальность снова обрушивается на меня, последние светящиеся нити магии Авроры покидают мою плоть. Они образуют знакомый контур, а затем свет и сила наполняют его. Леди Виктория крутит пальцами в воздухе, как бабушка скручивала шерсть в нити на колесе. Организуя сырую сущность мира в силу, которую можно использовать и которой можно владеть.

Я пошатываюсь и едва не падаю. И упала бы, если бы Эвандер не подхватил меня. Кевхан произносит тихое «Вау», как будто он тоже никогда не видел ничего подобного.

Мои глаза встречают знакомую пару. От Авроры захватывает дух. Ее форма меняется, как лунный свет сквозь деревья. Не совсем твердая. Скорее, это туман тех земель, которые мы с Эвандером оставили позади.

Она подплывает ко мне и берет мои щеки в обе руки. Ее рот открывается и закрывается, словно для того, чтобы произнести слова, но из него вырывается лишь мелодичный звук. Как слабый звон вдалеке. Песня, в некотором роде, но такая, какой я еще никогда не слышал.

— Я не могу тебя понять. — Я смеюсь, и слезы текут по моим щекам. Наконец-то вся ее магия ушла от меня. Вернулась к ней, как и должно быть. И теперь я больше не могу говорить на древнем языке духов. Аврора с улыбкой наклоняется вперед и нежно целует меня в лоб, как я целовала ее в роще, когда думала, что это прощание. Ощущение ее губ на моей коже — не более чем прохладный шепот ночного бриза. — Но, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду… Теперь все будет хорошо, не так ли?

Аврора смотрит на меня и моргает. Да.

Затем она поворачивается к Эвандеру, издает ту же бессвязную мелодию и целует его в лоб. Она бросает на меня еще один взгляд и улыбается так, как я ее еще никогда не видела. Ярче, чем любая другая, которую я могла бы себе представить. Чистая, как сама луна.

Через мгновение она исчезает. Вернулась домой. Эвандер обхватывает меня за плечи и целует в висок, а мы смотрим на луну, которая, кажется, сияет ярче, чем когда-либо прежде.

— Что теперь? — шепчет он.

— Я думаю… нам стоит найти собственную хижину. — Мои щеки болят от моей улыбки и будущего, которое ждет нас всех.

Notes

[

←1

]

Лабрадорит — разновидность горных пород, обладающих редким свойством иризации — внутренним радужным сиянием.

[

←2

]

Крупные украшения, в том числе и серьги с массивными подвесками, — фавориты подиума, красных дорожек, зажигательных выходных и, в более умеренном варианте, «изюминка» рабочих будней. Называются такие серьги по-разному: люстры, канделябры, шандольеры, — но означают одно и то же. Французское слово сhandelier, в неизмененном виде вошедшее в английский язык, а потом заимствованное и нашими модницами, переводится как те же «люстра», «канделябр». Сложно ли сделать висячие серьги частью своего стиля? Вовсе нет, если воспользоваться подсказками с модных показов и вдохновляться образами звездных красавиц.

[

←3

]

Издавать однообразные, монотонные звуки

[

←4

]

Плетень — это плетеный забор из прутьев и веток.

[

←5

]

Marigold — календула, бархатцы

[

←6

]

У слова «подпалина» есть два значения:

Слегка обожжённое подпалённое место (разг.).

Рыжевато-жёлтое или белёсое пятно на шерсти или мехе другого цвета.

[

←7

]

Мансарда — это помещение (преимущественно жилое) на чердаке здания, каждый скат крыши которого состоит из двух частей — верхней, пологой, и нижней, крутой.

В широком смысле мансарда — любое помещение, устроенное на чердаке под высокой крышей. Она увеличивает полезную площадь здания.

[

←8

]

Брезент — это один из видов технической ткани, прочное, водонепроницаемое полотно, обычно сделанное из хлопка или полиэстера, покрытое специальными пропитками для защиты от влаги и ультрафиолетовых лучей.

[

←9

]

Denning — это термин, который используется для описания места, где животное, особенно хищник, проводит зиму, спит или отдыхает. На русский язык слово «denning» можно перевести как «спящая нора» или «зимовка».

ОТ МЕНЯ: в тексте это не название, но я решила писать это как название без перевода

[

←10

]

Mate — суженая. Вы могли встречать это слово в книгах Сары Дж. Маас «Королевство Шипов и Роз». Там называли их «истинной парой». Но дальше главная героиня скажет фразу (подумает), что не понимает, поэтому я решила не переводить, чтобы не нарушать в этот момент логику (для меня она тогда нарушается).

[

←11

]

— Тот, кто хорошо знает законы и следит за их исполнением; — Тот, кто строго соблюдает законы; — Вор в законе, авторитет; — Название свода законов

[

←12

]

Неограниченное своеволие, отсутствие законности, справедливости; самовластие

[

←13

]

Корм — это продукты растительного, животного или микробного происхождения, содержащие питательные вещества в усвояемой форме и не оказывающие вредного действия на здоровье животных и качество получаемой от них продукции.

[

←14

]

В фортификационной архитектуре вал — это отрезок берега или стены, образующий часть оборонительной границы замка, городища, поселения или другого укрепленного объекта. Он обычно имеет широкую вершину и сделан из выкопанной земли и/или каменной кладки.

[

←15

]

Передовой пункт, опора чего-либо

[

←16

]

Фертильность (от лат. fertilis — «плодородный, плодовитый») — способность половозрелого организма производить жизнеспособное потомство.