Рассвет с Рыцарем-Волком

В ЦЕЛЯХ ОЗНАКОМЛЕНИЯ! При распространении файла или же выставления фрагментов указывать меня.

Автор: Элис Кова

Книга: Рассвет с Рыцарем-Волком

Серия: Магический брак (книга 5)

Перевод и редакция: ПЕРЕВОД lenam.books (https://t.me/translationlenambooks)

Карта Мидскейпа:

для всех, кто не боится

отдать свое сердце без остатка

Глава 1

Войти в лес в человеческом обличье — значит умереть. Лыкины уже несколько поколений бродят по покрытому деревьями и туманом краю нашего мира, питаясь всеми существами, живущими в нем. У стай человекозверей есть свои леса, а у людей — свои города.

А еще… есть я. Она поддерживает защитные чары, отгораживающие одних от других и сохраняющие хрупкий мир тех и других.

Мне нет места среди лыкин. Я не могу сменить плоть на мех и бегать с духами древнего леса. Но и с людьми мне не место. Когда они смотрят на меня, то видят другого. Добродушного чужака. Того, кто имеет их черты, но не разделяет их пути или борьбу. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим.

Я — ведьма в хижине.

Я поправляю булавку, которая скрепляет мой бархатный плащ. Лабрадорит¹, чтобы защитить меня от эльфийских знаний. Из моих ушей свисают крошечные шандольеры², сделанные лучшими мастерами по стеклу за реками и далекими морями. Подходящий подарок для переговоров с любым умным фейри, который может встретиться на моем пути. В моих жилах всегда найдется свежая кровь для вампира-изгоя, если понадобится такое подношение… Сирен мне не нужно бояться в лесу, а рев драконов не слышен в вечном тумане, окутывающем земли на севере, уже более тысячи лет. Достаточно долго, чтобы истории о них были почти полностью забыты теми, кто когда-то их боялся.

Но дороже всех этих знаков, пусть и редких, — плащ на моих плечах. Сшитый почти триста лет назад, каждая ведьма-ткачиха из моей семьи носила его и дополняла крошечными нитями, спряденными и окрашенными вручную. Наша сила — то немногое, за что мы уцепились, — пришита и привязана к нам.

Плащ защитит меня сегодня ночью. Моя рука лежит на сумке у бедра. Храни нас.

— Последний раз в лес, бабушка, — говорю я, успокаивая себя. В одиночестве я иду туда, куда не ступает ни один человек. Мимо пунцовых лент, обвязанных вокруг маленьких деревьев, которые служат барьером между землями людей и лыкинов.

Я здесь не в первый раз. Я начала ходить сюда собирать травы и камни после смерти матери, когда мне было четырнадцать. Бабушка к тому времени была уже слишком стара, а ее ноги слишком устали, чтобы совершать такой поход. Особенно в темные ночи новолуния.

Я опираюсь рукой на одного из больших стражей, стоящих на внешней перекладине. Другой рукой я собираю свой плащ, отыскивая особую вышивку в виде двух глаз, полностью зачерненных толстой нитью. Я закрываю глаза, и темнота за моими веками становится едва ли более непроглядная, чем сама ночь. Даже звезды не могут пробиться через густые ветви деревьев, не говоря уже о луне. Я была бы дурой, если бы пришла сюда, когда магия лыкина наиболее сильна.

Я четко излагаю свое намерение для всех, кто может услышать в этом и другом мире.

— Духи старого леса, хранители порядка природы, я прихожу к вам как скромный гость. Я ищу прохода через ваши владения и не возьму ничего, что не было бы дано свободно.

Позади меня поднимается мягкий ветерок, нежно касаясь лопаток. Это не более чем шепот, и он исчезает, как только я его чувствую.

— Спасибо. — Когда я открываю глаза, мое зрение пронзает ночь. По крайней мере, достаточно, чтобы я могла видеть дорогу впереди. Я иду вперед.

Когда я была маленькой, бабушка рассказывала мне сказки о лесе в ее время. О сырой и дикой магии, которая текла по венам самой земли, заставляя ее оживать. Она говорила, что когда ее прабабушка гуляла по этим лесам, магия была настолько сильной, что духи принимали человеческие обличья, прогуливаясь рядом с нашими предками.

Даже при моей жизни лес стал тихим и спокойным по сравнению с тем, когда я была девочкой. Возможно, мои ранние воспоминания окрашены капризами детского удивления — склонностью к фантастическому. Но я так не считаю.

В глубине души я чувствую, как волшебство уходит из нашего мира. Истощение источника или усталость дарителя с пустыми ладонями — я не могу понять, что именно. Если бы я могла, я бы все исправила. Каждое дерево, к которому я прикасаюсь, тихонько гудит под моими пальцами. Камни, на которых мои предки давным-давно установили знаки, стали холодными и безмолвными.

Это плохое предзнаменование, когда даже камни не могут удержать магию в своих каменных тисках.

Почти час уходит на то, чтобы пройти по старой тропе в самую глубокую часть леса, куда мы когда-либо отваживались зайти. В конце концов узкая тропинка между деревьями начинает открываться. Тонкие подошвы моих ботинок встречают мягкий мох и крошечные травинки, а не бугристые корни, набитую землю и камни. Я выхожу на поляну и глубоко вдыхаю свежий воздух; плотность леса и все его волшебство, даже истощенное, давит мне на грудь.

На поляне выстроился почти идеальный круг из сосен. Ни одна смертная рука не ухаживала за этим местом, и все же ничто не смеет расти и посягать на пространство гигантского красного дерева в центре. Это самое старое дерево в лесу, и говорят, что оно было посажено руками давней Человеческой Королевы, которая вышла замуж за Короля Эльфов в обмен на все наши жизни и безопасность. Никто из живущих уже не уверен, было ли это подарком лыкинам или благом для исчезающего рода ведьм. Поэтому он стал нейтральной территорией для обоих видов. Место, где люди и звери могут спокойно жить под его ветвями.

Оно стало кладбищем ведьм.

Я сжимаю руки перед собой, склоняю голову и шепчу:

— Спасибо вам, духи, что позволили мне пройти. Я пришла к вам, чтобы вернуть мою бабушку в землю, откуда она пришла.

Каждый шаг к стволу древнего красного дерева дается труднее, чем предыдущий. Я думала, что попрощалась с ней, когда держала ее за руку, когда жизнь покидала ее тело. Я думала, что не осталось слез, когда с моих глаз пролилось достаточно, чтобы затушить погребальный костер, который мне пришлось делать в одиночку. Но я ошибалась.

В горле стоит ком. Глаза горят, а сердце тяжелеет, когда я лезу в сумку и достаю простую деревянную банку. Последняя вещь, сделанная ее руками. Стоя на коленях, я прислоняю сосуд к стволу дерева, погружаю пальцы во влажную, поросшую мхом землю и начинаю копать.

Земля принимает меня. Открывается для женщины, которая любила и служила ей все свои дни. Яма не должна быть глубокой, поэтому на ее создание уходит всего несколько минут.

Но… банка дрожит в моих руках.

— Смерть — это не то, чего нужно бояться или оплакивать. Это дар, такой же, как и жизнь, — произношу я вслух ее слова. Она часто говорила мне их в последние дни своей жизни. Бабушка знала, что ее время скоро придет. До самого конца она заботилась обо мне, давая мне утешение. Я заставляю себя улыбнуться, когда несколько одиноких слезинок проливаются по моим щекам и попадают в ямку, в которой я ставлю сосуд. Они поливают мох, который я укладываю сверху. Так ее прах обретет свое последнее пристанище. — Я знаю, — говорю я на прерывистом дыхании, — я знаю, что ты не хотела бы, чтобы я вступала в эту следующую главу со страхом. Но, бабушка, я боюсь. Что я буду делать без тебя?

У меня нет друзей, только сердечные знакомые в городе. Единственный человек, с которым я была по-настоящему близка, единственный, кто по-настоящему знал меня, был сын егеря… и он предал и бросил меня в ту ночь, когда я была готова отдать ему все.

Тяжелые слезы медленно падают. Каждая из них напоминает мне о каждом дне, проведенном после ее смерти. Я отдаюсь этому последнему моменту траура. Мое последнее прощание. А потом я откидываюсь назад и смотрю на ветки над головой. Они качаются от легкого ветерка и закрывают собой звезды, которые то появляются, то исчезают.

— Присмотрите за ней, — шепчу я. — Боги Великого Запределья, позаботьтесь о ее душе, когда она покинет этот смертный мир. Я возвращаю ее вам. — Кончики моих пальцев снова вдавливаются в почву, словно я пытаюсь удержать себя — заземлиться здесь и сейчас. — Духи этой земли… мы всегда служили вам верой и правдой. Но наша магия ослабевает. Скоро моя семья больше не сможет защищать вас, как раньше. Я слаба и одинока. Пожалуйста, не оставляй меня.

В наступившей после моих слов тишине я прислушиваюсь к шелесту деревьев и жужжанию сверчков в поисках ответа. И тут…

Вой.

Волчий? Я поднимаюсь на ноги и смотрю в направлении звука. Еще один вой. Нет… хуже… Я знаю звуки этого леса — я училась им с каждым вдохом.

Это не волк.

Но его и не может быть. Лыкины спят в новолуние. Они черпают силы из небесных циклов. Сейчас у них самое слабое время. Тем более что это первое новолуние после Кровавой Луны. Они должны быть утомлены весельем. За все свои двадцать два года я ни разу не слышала воя лыкина в новолуние.

Я уже готова поспешно уйти, но меня останавливают. Эта странная ночь еще не закончилась.

Сквозь кроны деревьев напротив меня пробирается молодая женщина.

Она босая, ее призрачно-бледная кожа испачкана грязью до самого подола белого льняного платья без рукавов. У нее волосы серебристые, как у падающей звезды. Они развеваются на ветру, когда она бежит. Я никогда не видела в лесу других людей, кроме своей семьи. Может, еще одна ведьма? Если так, то что-то пошло не так, раз она путешествует по этому лесу магии и зверей без какой-либо защиты. На ее платье нет швов.

Женщина, кажется, не замечает меня. Она то и дело оглядывается назад, а затем поднимает глаза к ветвям дерева. Именно из-за этого она не замечает толстых корней, разросшихся вокруг красного дерева. Пальцами она задевает один из корней, лодыжка хрустит, и она испускает крик, падая.

В ответ раздается третий вой, приводящий меня в чувство.

Я бросаюсь к ней, но она не обращает на меня внимания, бормоча себе под нос от боли. Она прижимает что-то к груди, а затем кладет на корень. Это простое серебряное кольцо, украшенное огромным лунным камнем, вложенным между двумя полумесяцами, направленными в разные стороны. Женщина порылась в корнях и мхе, но в конце концов нашла камень.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.

Она, кажется, не замечает меня, пока я не становлюсь на колени рядом с ней.

— Ты не сможешь меня остановить! — Она толкает меня, и я понимаю, что она сильнее, чем я думала, смотря на ее внешний вид.

Я падаю назад.

— Я не пытаюсь…

Я тянусь к ней, пока она опускает камень на драгоценность, выкрикивая слова, которые я не узнаю и не могу понять. Они почти как песня — призрачная и злая мелодия. Камень врезается в кольцо, разбивая его вдребезги.

Нас обеих отбрасывает. Ощущение такое, будто кто-то ударил меня в грудь, сжав ребра и выбив весь воздух. Я задыхаюсь, хриплю несколько раз, прежде чем мне удается сделать несколько вдохов, и боль исчезает.

— Нет… нет, нет… я не должна… — Женщина похлопывает себя по груди и ногам, стоя на коленях. — Что случилось? Что я сделала не так? — Слезы текут по ее лицу.

У нее нет ни заостренных ушей фейри или эльфа, ни клыков вампира. Лыкин? Возможно… но если бы она была таковой, то, скорее всего, приняла бы облик волка, когда была ранена. Я не вижу, чтобы она что-то замышляла, и она пока не сделала мне ничего плохого.

Еще один вой; она поворачивает голову. На этот раз он ближе. В ее широко раскрытых глазах, обращенных ко мне, я вижу страх. Ее губы раздвигаются. Мне кажется, что впервые она признает мое присутствие.

— Ты… Мне так жаль. — Она медленно качает головой. — Мне очень жаль, что я втянула тебя в это.

Я снова придвигаюсь к ней. Это легче, чем я ожидала. Вся боль исчезла из моего тела после того, как она провела ритуал.

— Все в порядке, — говорю я ей. Ее лицо искажено болью, как будто она перенесла раны намного, намного хуже, чем лодыжка и удар.

— Пожалуйста… помоги, — говорит она между рыданиями и хныканьем. — Помоги мне. Не дай им забрать меня обратно. — Кто бы — или что бы — она ни была, это уже не имеет значения, когда она так просит.

— Да, конечно. — Я оглядываюсь в ту сторону, откуда она пришла. В воздухе витает зловещая аура. Вдалеке взлетают птицы, поднимаясь с верхушек деревьев, словно военный маяк. — Кто за тобой гонится?

— Волчий Король. — Она опускает голову, серебряные пряди рассыпаются по ее дрожащим плечам. Ее слова горьки, как яд. — Он утверждает, что я ему принадлежу.

Моя кровь холодеет. Король Волков. Альфа всех стай. Но сильнее страха — отвращение. Принадлежит ему? Желчь щекочет горло, и я сглатываю ее.

— Я знаю безопасное место, куда не может попасть даже Король Волков. — Пока мои барьеры держатся…

— Что? — Она смотрит на меня с надеждой, которая, смею сказать, светится в ее темных глазах.

— Ты лыкин? — Барьеры не выпустят ее, если это так.

— Нет. — Ее губы кривятся.

Значит, ведьма. Как и я. Я не могу сдержать улыбку. Даже в этот отчаянный момент мир словно дает мне то, о чем я просила: спутницу. Возможно, она тоже одинока, и древние духи этого леса свели нас вместе.

— Давай вытащим тебя отсюда.

— Куда? — спрашивает она.

— Мой домик недалеко. — Я осмеливаюсь прикоснуться к ней. Она как лед. Мне нужно поскорее отвезти ее в теплое место. Даже летом в наших полях так далеко на севере бывает прохладно, а в лесу всегда сыро и холодно.

Она качается, пытаясь встать. Лодыжка едва выдерживает ее вес.

Видя, в каком она состоянии, я быстро меняю свое мнение.

— Вместо этого давай останемся здесь. Это священное место — место мира. Под ветвями красного дерева мы должны быть в безопасности. Возможно, мы могли бы поговорить…

— Ему нет дела ни до красных деревьев, ни до договоров. Мы должны идти. Сейчас же. — Она крепко хватает меня за руку.

Еще один вой проносится по лесу, и этот ближе, чем предыдущий. Волоски на руках и шее встают дыбом, кожа покрывается мурашками. Это звук хищника. Звук, который подпитывает кошмары.

Я не осмеливаюсь спорить с ее словами. Все во мне говорит, что надо бежать. Даже мхи под нашими ногами словно вздрагивают от шума.

— Ему придется найти нас, чтобы поймать. — Я расстегиваю булавку и вытаскиваю руки из прорези плаща. Затем накидываю его на плечи женщины, застегивая на ее шее, а не на своей. У меня есть и другие обереги-украшения, которые я ношу; благословения вплетены в завязки, удерживающие толстую косу моих темных, рыжих волос. Но у нее, насколько я могу судить, нет ничего. Я поворачиваюсь и опускаюсь на колени. — Залезай на спину. Ты не можешь бежать с такой лодыжкой.

Она не сопротивляется, обхватывает меня за плечи и обнимает за шею, а я просовываю руки под ее бедра. Мы стоим вместе, и я сдвигаюсь, поправляя плащ, чтобы он также падал на мои плечи — это должно обеспечить защиту от их магических чувств. Она легче, чем я ожидала, но из-за ее роста ее немного неудобно держать.

Еще вой, еще ближе. Я слышу, как рвутся листья и ломаются конечности.

Бежать.

Инстинкт сырой. Первобытный. Всеми фибрами своего существа я понимаю, что она сказала правду: мы здесь не в безопасности. Прежде чем волки успевают снова завыть, я бегу.

Я не могу их обогнать. Но я могу попытаться перехитрить их. Я могу использовать каждую крупицу магии, которая у меня есть.

Лыкины, несомненно, идут по следу, держась у нее на хвосте. Я отклоняюсь от основной тропы, пробираясь через поле лаванды и розмарина, которое растет неподалеку. Возможно, этого будет достаточно, чтобы замаскировать наш запах и сбить их с толку, хотя бы для того, чтобы выиграть несколько лишних минут.

Позади нас раздается еще один вой — громче, чем все остальные, больше похожий на рев. Лес становится тихим и неподвижным. Гимны ночных насекомых затихают. Животные дрожат в своих норах.

Я бегу еще быстрее, возвращаясь на главную тропу, где мои ноги будут увереннее. И все же я не могу двигаться достаточно быстро. Они догонят меня, я знаю это. Поход в лес, который занял почти час, я пытаюсь пробежать за половину этого времени. Но я иду только так быстро, как могу быть уверена, что не споткнусь. Если бы я споткнулась и упала… это был бы конец погони.

— Пожалуйста, — умоляю я лес. — Пожалуйста, помогите нам.

Чудесным образом деревья прислушиваются к моим словам. Они оживают, ветви, которые могли бы зацепиться за развевающийся плащ, со скрипом и стонами отходят в сторону. Их корни слегка сплющиваются.

— Спасибо! — задыхаюсь я. Никогда еще лес не был таким живым, таким готовым прислушаться к моим просьбам. Я воспринимаю это как добрый знак.

Но в тот момент, когда у меня появляется призрак надежды, за спиной раздаются звуки ломающихся сучьев и веток. Рычание и брюзжание³. Они близко.

Как и вход в лес, и линия деревьев, перевязанных лентами, которые создают барьер для этого места.

Я выбегаю и мчусь через границу, отделяющую земли людей от земель лыкинов. Женщина стала тяжелой на моей спине. Ее липкая кожа прилипает к моей, холодный пот покрывает шею и лицо. Ее голова безвольно свисает на мое плечо, а сознание покинуло ее.

Только отойдя на безопасное расстояние, я замедляю шаг. Рев, переходящий в пронзительный вой, от которого дрожат даже звезды, заставляет меня обернуться. Позади меня, у самой кромки деревьев, стоят три огромных волка. Нет… не волки. Лыкины.

Они крупнее тех волков, что бродят по менее волшебным лесам к юго-востоку от города. Самый маленький — размером почти с пони, а мускулов под шерстью в три раза больше. Но именно глаза самого крупного встречают мой взгляд. Они зловеще блестят, когда зверь слегка опускает морду. Его внимание перебегает с женщины на меня и обратно, но в конце концов останавливается на мне. Его губы изгибаются, обнажая зубы с низким рычанием.

Я еще крепче прижимаю женщину к себе, инстинкт сохранения ее безопасности сильнее, чем в любой другой момент. Она не лгала. Лыкины охотятся за ней. Но почему — остается загадкой.

Самый крупный волк упирается лапами в землю у барьера из деревьев. Он издает очередной рык разочарования. Но он не покидает — не может покинуть лес. Только ведьмы могут пройти через барьер. Интересно, не является ли этот могучий зверь самим Волчьим Королем, пришедшим свести счеты с таинственной незнакомкой, прихрамывающей у меня на спине?

Ворча и отфыркиваясь, он качает своей стальной головой и поворачивает обратно в лес. Двое других следуют за ним и исчезают под темным пологом деревьев. Я едва не падаю в обморок, когда ужас обрушивается на мои плечи вместе с осознанием того, что хрупкий мир, который я всегда принимала как должное, мог быть лишь иллюзией.

Глава 2

Моя хижина недалеко, но прогулка по холмам кажется в три раза длиннее, чем обычно. Когда я вижу знакомую соломенную крышу, плетень⁴, подлатанная прошлым летом, я испускаю тяжелый вздох облегчения. Мы добрались.

Я открываю дверь локтем и захожу в маленький домик. Там почти темно. Я тяну за собой малиновую шелковую веревку, которой закрыла дверь как попало. В конце тихо звенит серебряный колокольчик. Это старые защитные заклинания срабатывают. Они предупреждают, если кто-то попытается вломиться.

Единственный свет — это угли, которые все еще тлеют в очаге, ожидая, когда я вернусь и разожгу в них пламя. Я опускаю свою новую спутницу на старую бабушкину кровать — моя стоит на чердаке — и оставляю ее там, а сам отправляюсь к огню. Первым делом нужно найти тепло. Она не согреется, если мы почти не дышим, даже в помещении.

Присев у огня, я кладу ладонь на мантию.

— Фолост?

Пламя вздрагивает в ответ. Оно почти обретает форму лица, бело-золотые глаза смотрят на меня, а затем исчезают.

— У нас гость. — Я наклоняю голову к кровати.

Один язычок пламени поднимается, поворачиваясь к кровати. Кажется, что он отклоняется от очага, словно пытаясь рассмотреть его получше. Маленький язычок огня вибрирует от волнения или возбуждения… Бабушка всегда лучше меня умела угадывать настроения маленького огненного духа. Похоже, волнение было правильным предположением, поскольку угольки разгораются до ревущего пламени, и я отступаю назад, когда волна жара, исходящая от них, бьет меня по лицу.

— Рада, что ты не против компании. — Когда Фолост не в духе, он становится настоящим медведем. Вся хижина замерзает, пока его не удается уговорить прийти в себя. Оплакивать потерю бабушки было еще тяжелее, когда каждую одинокую ночь в доме царил холод.

Когда я отхожу от очага, клянусь, я почти слышу ответ: Действительно, особая компания. Я останавливаюсь, оглядываясь на крошечный дух. Все кажется нормальным.

Покачав головой, я направляюсь к умывальнику в противоположном углу комнаты, у изножья бабушкиной кровати. Я слышал, что в наши дни во многих домах в городе существует наука, называемая водопроводом, — подача воды по команде. Новинка, которая кажется почти такой же волшебной, как жизнь среди духов леса. Что касается меня, то я по утрам набираю воду из колодца. К счастью, мне не пришлось делать все это, и не было необходимости выходить на улицу. Не хотелось бы сегодня тревожить своих защитников.

Мои руки опускаются в воду, крепко сжимая тряпку. Глаза лыкина все еще смотрят на меня. По позвоночнику пробегает холодок, и я, борясь с дрожью, смотрю на дверь. Веревка и колокольчик все еще на месте. Не потревожены. Если бы лыкины смогли найти слабое место или сломать мой барьер, они бы уже сделали это.

Я выжимаю тряпку и возвращаюсь к кровати. Мои опасения подтвердились. Моя гостья превратилась из замерзшей в горящую.

— Фолост, хватит, — шепчу я, глядя на очаг. Ничто так не обогреет хижину, как Фолост, когда он настроен решительно.

В огне появляются два золотых глаза, которые прищуриваются и смотрят на меня. Я отвечаю им тем же. Огонь немного тускнеет, но не сильно.

— Все в порядке, — говорит женщина с тихим вздохом. — Я скоро привыкну.

— Не напрягайся. Отдыхай. — Я заканчиваю протирать салфеткой ее лоб, убирая тонкий блеск пота со щек и шеи. Движение слишком знакомое. Всего неделю назад умерла бабушка. — Здесь ты в безопасности. Лыкины не пошли за нами из леса.

— В безопасности. — Она произносит это слово с недоверием, обводя глазами хижину. Они останавливаются на колокольчике, перекинутом через дверную ручку. Фолост тепло улыбается. — Похоже, что так и есть.

— Ты… — Я с трудом подбираю слова. На этой небольшой территории все меня знают. И они достаточно добры. Но жители дальних поселках — даже городов — относятся к ведьмам с опаской. А то и вовсе не верят в них. Древняя магия давно забыта в этих краях, а те, кто хранит ее традиции, все больше замыкаются в себе, опасаясь непонимания. Но она была в лесу, в месте, куда обычным людям лучше не соваться. На нее охотился Король Волков. Она ясно видит приметы ведьмы. Хорошо бы не быть такой одинокой… — Ты тоже ведьма? — спрашиваю я, прежде чем фантазии о спутнице овладевают мной.

Она возвращает свое внимание ко мне. Ее черные глаза похожи на полые ямы. Достаточно глубокие, чтобы проглотить меня целиком.

— Нет.

— Тогда как ты оказалась в лесу? — Если где-то есть слабое место в барьере, я должна узнать и быстро устранить его, прежде чем Король Волков сможет им воспользоваться. Люди должны испытывать все больший дискомфорт, чем ближе они будут подходить к лесу, и тогда им придется повернуть назад, прежде чем они смогут войти.

— Я из магических, хотя и не ведьма, — мягко говорит она.

— Что? — Теперь она сосредоточилась на мне. — Фейри? Эльф? — Возможно, рассказы об их заостренных ушах были неверны.

Она качает головой.

— Вампир?

Еще больше качает.

— Ты сказала, что ты не лыкин, — вспоминаю я.

— Я не лыкин. — Это звучит сильнее, чем все остальное.

— Тогда…

— Меня зовут Аврора. — Она нежно похлопывает меня по руке, как будто этого достаточно, чтобы я знала.

— Приятно познакомиться, Аврора. Я Фаэлин, — говорю я, хотя мой разум все еще пытается придумать, каким существом она может быть, если не фейри, эльфом, ведьмой, вампиром или лыкином. И уж точно не сирена… Я думала, они обитают только в своих морях.

— Фаэлин, — повторила она. — Старое доброе имя, происходящее из первого языка твоими предков. Полагаю, оно означает — любимая магией.

— Любимая эльфами, как мне всегда говорили. — Я застигнута врасплох тем, насколько нормальным кажется это общение. Как будто мы просто два друга, которые болтают. Как будто она не волшебная незнакомка, которую я нашла в лесу.

— Эльфы, магия — синонимы древних людей. — Она пожимает плечами.

— Аврора… ты дух? — Я шепчу, страх и восхищение борются, подавленные неправдоподобностью вопроса. Но моя интуиция продолжает тянуть меня к этому выводу. Каким бы невозможным он ни был. Я не могу отпустить это.

Она снова поднимает глаза на меня. Легкая, усталая улыбка.

— Да.

— Как? — Я поворачиваюсь к ней лицом, пытаясь увидеть ее в новом свете. У нее серебристые волосы, такие чистые, словно платиновые. Ее глаза темнее смолы. А кожа почти неестественно бледная… С первого взгляда она похожа на человека, но чем дольше я ее разглядываю, тем более тревожной становится ее внешность. Она похожа на слишком совершенную версию человека — изображение художника, близкое, но не совсем реальное. — Все духи, которых я когда-либо знала, сохраняют те формы, которые они представляют. — Как Фолост в своем очаге или Мэри в своем горшке на подоконнике. И, хотя они могут общаться своими способами, они не могут говорить на обычном языке.

Но в рассказах о древних духах говорилось, что они могут принимать человеческие обличья… Может быть, она одна из последних представителей того давнего времени? Одно только предположение об этом приводит меня в трепет.

Аврора смотрит в окно, отводя взгляд от всего, что находится внутри. Когда она заговорила, слова были тяжелыми, немного грустными и наполненными такой тоской, что удивительно, как мы оба не утонули в ней.

— Давным-давно я обратилась к одному старому богу с просьбой о человеческом теле… и мое желание было исполнено.

Я знаю, что лучше больше не спрашивать, хотя сгораю от любопытства. Это не мое дело, и в моем прошлом есть вещи, которые я бы не хотела, чтобы кто-то снова выныривал на поверхность. Какой бы ни была история Авроры, ей явно больно даже думать о ней. Зачем духу нужно тело человека, если их естественные формы — это лишь сила и необработанная сущность самой природы — для меня загадка. Но пока я оставляю это.

— И за тобой охотился Волчий Король?

— Он видит во мне просто добычу. Я для него — символ, с помощью которого он хочет укрепить свое право на трон. Поэтому я сбежала. Я пыталась освободиться, но в итоге связалась с тобой. — В ее словах чувствуется вина, но я ощущаю лишь прилив волнения.

Все духи в доме были привязаны к моей бабушке. Она рассказывала мне о том, как это происходит, и о методах, с помощью которых это делается. Но я так и не нашла духа, с которым могла бы связать себя.

Связывание духов — одна из древнейших магий. Бабушка всегда говорила, что другие ведьмы нашего времени в основном забыли о нем. Когда они утратили способность связываться с духами, то в конечном итоге утратили и свою магию. Это была еще одна причина, по которой она связала Фолоста и Мэри со мной незадолго до своей смерти. Она рассказывала мне истории о давних временах, когда у нашей семьи были десятки духов, живших рядом с нами. Но сейчас их всего двое. И они малы и хрупки по сравнению со старыми магами… не то чтобы я когда-либо позволил кому-либо из них услышать от меня подобное.

Связывание духа позволяет смертному призывать его, обменивая свою магию на услугу духа. Например, видеть в темноте или создавать огонь. Иногда духи решают поселиться рядом с ведьмами, создавая поистине симбиотические отношения, в которых сила и безопасность являются общими. Один дух не может быть связан более чем с одним человеком, поэтому неудивительно, что Король Волков бросил свою охоту, когда увидел нас.

Интересно, на какие магии она меня способна и что я смогу сделать для нее в ответ.

— Для меня большая честь быть связанной с тобой. — Я осторожно кладу свою руку на ее спину. — Могу я спросить, духом чего ты являешься?

Она встречается взглядом с моим. Ее взгляд несет в себе тяжесть самой холодной зимней ночи. У меня перехватывает дыхание.

— Нет, — наконец шепчет она.

Я слегка киваю. Ощущения те же, что и при упоминании о сделке, заключенной для придания ей человеческой формы. Я чувствую всеми костями, что не мне спрашивать и не мне знать. По крайней мере… пока не нужно.

Поэтому оставлю все как есть.

— Аврора, могу я спросить еще кое-что?

— Ты, конечно, можешь спросить, но я, возможно, не буду настроена отвечать, — говорит она с усталой улыбкой.

— Хочешь ли ты связать себя со мной? — При всем моем волнении по поводу того, что наконец-то под моей крышей появился новый дух, причем по моей собственной воле, связывание вряд ли прошло так, как говорила бабушка. А о связывание с Волчьим Королем она говорит с таким презрением.

— Нет. — Это звучит не грубо. Простой факт. — Я пыталась обрести свободу. Но у судьбы, похоже, были другие планы.

— Тогда мы расторгнем эту связь между нами.

Ее глаза сияют весельем и, осмелюсь сказать, нежностью. В этом свете она не кажется такой юной, как мне показалось. Если уж на то пошло, она смотрит на меня с той же мудростью, что и бабушка.

— Боюсь, это не так просто — распутать твои связи с другими духами, маленькая ведьма-ткачиха. Кольцо, которое я уничтожила, хранило в себе часть моей силы. Я надеялась впитать ее в себя. Но вместо этого она перешла в тебя. — Аврора положила руку на центр моей груди. — Моя сила была отделена от меня не руками смертных, а старыми богами, живущими далеко-далеко отсюда. Я пыталась воззвать к ним у подножия красного дерева, но, похоже, мне придется еще раз предстать перед ними у их великого дерева, чтобы они забрали ее у тебя и должным образом вернули мне.

— Тогда мы пойдем к ним, — заявляю я, беря ее руку в свои.

— Фаэлин? — Ее бледные брови нахмурились в замешательстве.

— Если у меня нет силы, чтобы освободить тебя, мы вместе отправимся на поиски старого бога, у которого она есть. — Я улыбаюсь, чувствуя краткое разочарование от того, что потеряла первого духа, с которым была связана. Это правильное решение. Жаль только, что обстоятельства сложились иначе. — Я не стану удерживать тебя и использовать твою силу против твоей воли. Так что вместе мы обретем свободу, которую ты ищешь.

— Путешествие будет долгим и трудным, если оно вообще будет возможным, — мягко говорит она.

— Утром я достану припасы, и мы подготовимся к путешествию в ближайшие дни.

— Ты не представляешь, какие могут быть последствия.

— А мне и не нужно. — Я сжимаю ее пальцы. — Это правильный поступок.

— Ты… действительно освободишь меня? — Ее глаза сияют. — Даже несмотря на то, что ты меня почти не знаешь? Несмотря на то, что я могу наделить тебя безграничной силой, если ты решишь ее взять?

Безграничная сила… Неудивительно, что лес, казалось, прислушивался ко мне больше, чем когда-либо прежде…

— Безграничная сила — мало чего стоит, если получить ее нечестным путем. Я хочу получить только то, что мне предлагают, и не хочу, чтобы это было иначе.

— Спасибо, Фаэлин. — Она сжимает мои пальцы и прижимается лбом к моим костяшкам, издавая вздрагивающий вздох. Я кладу другую руку на ее дрожащие плечи.

— Ты проголодалась? — спрашиваю я, меняя тему разговора. Аврора и так уже многое пережила за сегодняшний вечер; нам не стоит задерживаться на темах, которые доставляют ей беспокойство.

Она кивает.

— Хотя по сути я и дух, эта форма, в которой я заперта, достаточно смертна и требует еды, чтобы процветать.

— Может ли эту физическую форму…

Она не дает мне закончить вопрос. Хотя он и так был нелепым.

— Убить? Да. Нет, — загадочно отвечает она. — Мое бессмертие как духа не покинуло меня полностью, хотя я и приняла эту форму. Это тело нельзя убить естественными способами — старением, голодом, холодом, болезнями. Хотя я все еще чувствую эту боль.

Что-то в том, как она произносит эти слова, в ее горьком, усталом и мрачном выражении лица, сопровождающем их, заставляет мое сердце болеть за все, что пережила эта женщина — за все, что я едва понимаю.

— Чтобы убить меня, — мрачно продолжает она, словно заставляя себя произнести эти слова, — нужно, чтобы смертная рука совершила магический акт. Голод не может убить меня, но зачарованный кол, вбитый в сердце, может.

— Не будем задерживаться на том, чтобы вбить что-нибудь в твое сердце. — Я встаю и иду к своей хате, перебирая различные корзинки и баночки, готовая оставить эту тему. Я буду беречь ее. — Когда я завтра пойду на рынок, то куплю достаточно провизии для нас обеих в дорогу. Здесь у меня не хватит еды на двоих.

— Надеюсь, я не буду слишком навязчивой. — В ее голосе звучит искренняя вина. И выглядит так же, судя по тому, как она ковыряется в ногтях.

— Нет, нет! — поспешно говорю я. — Ни в малейшей степени. Для меня большая честь, что ты здесь. Но в последний раз, когда я ходила на рынок, я делала покупки только для одного человека. — Впервые в жизни я делала покупки только для одного человека. Воспоминания отрезвляют меня. Я оценила, насколько меньше еды мне нужно, когда приходится есть одной, хотя бабушка в последние месяцы ела как птица. С тобой все в порядке, Фаэлин, говорю я себе, и с каждым днем боль становится все слабее. В конце концов наступит день, когда одна лишь мимолетная мысль о ней не будет изнурять меня.

Отвлечься — и уехать подальше от этого места — может стать тем бальзамом, который мне нужен. Как всегда, лес помог.

— Есть ли что-то, что ты не ешь? Или какие-нибудь продукты, которые тебе особенно нравятся, если я смогу их найти? — Мне пришло в голову, что если она дух какого-то животного или растения, то у нее могут быть сильные чувства к определенным продуктам.

Аврора качает головой.

— Мне подходит любая еда. — Пауза, затем: — Вообще-то, если быть честной, я бы предпочел овощи и мясо. И мясо чтобы было хорошо прожарено.

— Овощи — наше общее предпочтение. — Я с улыбкой закрываю ларь. В дороге будет проще сохранить овощи свежими. Мясо долго не пролежит, а времени на сушку у меня нет. — Тогда мы проснемся с рассветом, чтобы отправиться на рынок.

Она даже не пытается скрыть своего недовольства.

— В чем дело?

По ее губам скользнула жеманная улыбка.

— Я больше люблю ночь, чем день. На рассвете я могу лечь спать и обычно не просыпаюсь до сумерек. В редких случаях я встаю днем… в зависимости от времени года, погоды и моего настроения.

Я смеюсь. У нее нестареющие глаза, но многие манеры молодой женщины. Было время, когда я тоже жаловалась на ранний подъем.

— Хорошо. Я могу пойти одна. И, пока ты не волнуешься, знай, что это не составит труда.

— Спасибо.

— С удовольствием и почтением. — Я пересекаю комнату и поднимаюсь по чердачной лестнице, которая находится у дальней стены от ее кровати — с противоположной стороны от очага Фолоста. По пути я беру со стены сумку, отличной от той кожаной, которую я взяла с собой в лес. — Я сплю на чердаке, так что если тебе что-то понадобится, можешь крикнуть, и я услышу без проблем. На этом доме есть защитные чары, и я убедилась, что они на месте, так что ты будешь в безопасности. — Моя рука останавливается на средней ступеньке. — И еще одни… еще одни наши гости — Фолост и Мэри. Мэри — это календула в маленьком горшочке на кухонном окне. Фолост — в очаге.

— Не знаю, есть ли у тебя способ общаться с ними лучше, чем у меня, но даже если нет, Фолост может изъясняться на общем языке. Если он захочет слушать, — добавляю я, устремив взгляд на очаг. Один золотой глаз метнулся в мою сторону, и в очаге затрещало полено. Я закатываю глаза. — Так что если ночью тебе будет слишком тепло, просто дай ему знать, чтобы он немного расслабился.

Она поворачивается к огню со знающим блеском в глазах. Аврора слегка наклоняет голову, и, клянусь, я вижу, как язычок пламени отражает этот жест, когда я поднимаюсь на чердак.

Перед сном я достаю из бабушкиной сумки маленький швейный набор. Проводя пальцами по радуге ниток, я выбираю одну бледную, как ее волосы, другую черную, как ее глаза. С их помощью я вшиваю в красный плащ кольцо с бледным лунным камнем, окруженным полумесяцами, в память о нашей встрече.

Ночь проходит без проблем, несмотря на то что я дважды просыпаюсь, чтобы убедиться, что Аврора все еще здесь — и что мне не приснились сюрреалистические события этой ночи. Утром я просыпаюсь, когда звезды еще сияют на небе. Я знаю каждую скрипучую доску и хлипкую ступеньку лестницы, поэтому мне удается спуститься и тихо собрать свои вещи, не дав Авроре даже шелохнуться.

Я снимаю с крючка свою кожаную сумку и пристегиваю ее к булавке на плаще. Открываю ящик и достаю оттуда сухие ветки, цветы, травы и фрукты. Аккуратно складываю их в сумку. Затем я беру в руки серебряный колокольчик и медленно снимаю шелковый шнур с дверной защелки.

Солнце еще не успело взойти над горизонтом, а я уже отправляюсь на рынок.

До ближайшего населенного пункта почти два часа ходьбы. Рынок проходит каждое утро на городской площади и длится до тех пор, пока не будут проданы все товары. Поэтому ранний выезд крайне важен, если я не хочу остаться с объедками на столе и пустыми кастрюлями на ужин. Если есть возможность, я предпочитаю приезжать как раз в тот момент, когда открываются лавки и фермеры и торговцы выставляют свои товары. Все, что я могу выбрать, у меня есть, и меня это не слишком беспокоит… Неважно, что я прожила здесь всю жизнь: быть городской ведьмой — значит привлекать взгляды.

Я смакую медленно поднимающийся туман с высоких трав и благодарю последних сверчков и сов, которые укладываются на дневной сон. Возможно, Аврора и есть дух совы. Она очень благородна, как сова. Я представляю, что ее естественная форма — это снежное пернатое создание. Царственное и стойкое.

Охотятся ли волки на сов? Полагаю, это возможно. Или, может быть, между ними существует соперничество, выходящее за рамки их звериных форм.

Что, если она — древний дух волка, который первым наделил лыкина силой? От этой мысли я едва не споткнулась. Нет… такое существо не стало бы враждовать с лыкинами, не так ли? Я продолжаю размышлять на протяжении всей прогулки. Каждая теория кажется такой же правдоподобной и неправдоподобной, как и предыдущая.

Когда я добираюсь до города, меня встречает солнце, освещая крыши, еще блестящие от росы. Торговцы на рынке хорошо меня знают и удивляются, что я снова так скоро появился. Обычно я совершаю эту прогулку лишь раз в месяц. Я даю им загадочные, неполные объяснения о том, что мне «нужно больше припасов» и что у меня «недостаточно необходимых материалов». Это не ложь. Не моя вина и в том, что горожане полагают, будто я делаю со сладкой кукурузой и бобами что-то большее, чем кладу их в горшок.

Я не плачу серебром или золотом. Деньги — коварная штука: нечисть цепляется к ним сильнее, чем грязь в чеканных бороздках монеты. Вместо этого я расплачиваюсь приготовленными связками. Большинство уже знают, что нужно повесить над дверью связку палочек и цветов и сжечь ее в следующее полнолуние. Несмотря на то, что все видели меня совсем недавно, они жаждут получить маленькие благословения защиты, которые отпугнут все зло мира — и лыкина в том числе. Ведь когда связки сгорают каждое новолуние, из их труб поднимается дым и уносится через холмы в леса. Пепел оседает в землю, и барьеры, которые я поддерживаю на этой земле, снова обновляются.

Зная, что меня не будет чуть дольше обычного, я рассказываю им, как сделать так, чтобы их благословения длились дольше. Надеюсь, горожане прислушаются и будут в безопасности без меня несколько недель. Один или двое просят о дополнительном благословении — небольшой вышивке на любимом фартуке пекаря и башмаке сапожника. Хорошо, что я захватила с собой набор для ткачества, чтобы иметь возможность приспособиться, ведь за такие вещи я получаю неплохие подарки. Авроре понадобится приличная пара сапог для нашего путешествия.

Уже поздний вечер, когда я наконец начинаю обратный путь. Я напеваю про себя, радуясь теплой летней погоде. Я уже почти преодолела один из последних холмов перед домом, когда в нос ударил запах дыма.

Это отчетливый аромат — лесной дым, чистый и прозрачный. Но в нем есть что-то еще. Жгучий запах, от которого слезятся глаза.

На мгновение я снова оказываюсь перед бабушкиным костром. Огонь такой яркий, что почти забирает весь свет с неба. В воздухе стоит резкое жужжание — это магия, вырвавшаяся из мирских пут.

Ужас наполняет меня. Я нутром чую, что произошло, с ужасной, тонущей уверенностью. И все же я начинаю бежать, как будто могу как-то опередить эту судьбу. Это не может быть реальностью. Я отказываюсь хранить эту правду только в своем сознании. Мои глаза должны разделить это бремя.

Я взбираюсь на вершину холма, проносясь мимо тонких, одиноких деревьев, которые тянутся из темного леса лыкина. Там, вдалеке, находится мой дом — дом моих предков, дом, в котором я родилась, выросла и который унаследовала. Единственный дом, который я когда-либо знала.

И он пылает.

Глава

3

Я смотрю на него и не могу поверить своим глазам. У меня перехватывает дыхание. Душа уходит в пятки. Звуки вокруг пропадают, и я слышу только резкий вдох воздуха через нос.

Подавив крик, я начинаю бежать вниз по склону. Сапоги, которые я выменяла у сапожника, катятся вслед за мной. Я уже почти добежала до дома, как вдруг стены начали рушиться с оглушительным треском. Мне показалось, что сейчас сломаю позвоночник. Крыша рухнула, и меня накрыла волна жара.

— Аврора? Аврора! — кричу я, гадая, не наблюдаю ли я сейчас второй погребальный костер. Она ведь говорила, что бессмертна, не так ли? Значит, она должна была выбраться, верно? Как это вообще произошло? Фолост должен был… — Фолост!

Я огибаю смятое здание, взывая к духам, которые были, и все еще связаны со мной. К тем, за кого я отвечала. Которые были доверены мне для их защиты.

— Мэри, Фолост, Аврора… — Пошатываясь, я почти упала на край горящих остатков моего дома. Ощущение такое, будто это я сама горю; мою кожу пронзает пламя. Магия, заложенная в фундамент нашего дома, со вздохом испаряется в воздухе позднего вечера. Моя родословная и наследие — то, что бабушка доверила мне, — все в огне. — Бабушка… — задыхаюсь я. — Бабушка!

Уткнувшись лицом в руки, я рыдаю. Колодец на заднем дворе слишком мал. Ручей слишком далеко. И даже если бы это было не так, что можно сделать? Дом превратился в пепел, а вместе с ним и все, чем я когда-то дорожила.

Будь я более старой ведьмой, более сильной, живи в другое время, я бы смогла призвать к себе воду. Или, возможно, ко мне был бы привязан дух ветра или дождя, способный вызвать бурю. Но у меня нет ничего подобного.

И все же я поднимаю руки и протягиваю ладонь к огню, а другой хватаюсь за вышитую на плаще фигуру пламени.

— Фолост, прошу тебя, дай мне свою силу. — Я заставляю пламя выполнять мои приказы.

Но магия не приходит. Даже с небольшим духом пламени и любой силой Авроры, которая есть во мне, чтобы увеличить ее, я не могу повелевать пламенем. Поэтому все, что могу сделать, — это попытаться погасить огонь своим слезами от гнева.

Наконец-то огонь начал затухать, когда уже почти стемнело. Земля была слишком сырой, чтобы пламя могло перекинуться на траву. Деревья были слишком далеко. Все, что осталось, — это тлеющий квадрат почерневшей земли. Крошечные язычки пламени жадно пожирают последние остатки. Одно пламя поднимается выше остальных, как последний вздох, насмехаясь надо мной.

Но затем оно повторяется. Точно так же и в том же месте.

Я протираю глаза, чтобы убедиться, что мне это не привиделось. Ничего. Потом третья оранжево-красная лента. Мерцает. Угасает. Я не представляла себе двух золотых глаз, которые метнулись в мою сторону.

— Фолост? — Я подхожу к тлеющим углям. От них остались только круги. До ближайшего можно рукой дотянуться. Там из горшка, который упал, высыпались увядшие цветы.

Я резко вдыхаю и бросаюсь к колодцу, тут же достаю ведро и возвращаюсь так быстро, как только могу, не расплескав ничего. Медленно опрокидывая ведро, я с шипением гашу землю, остужая ее и прокладывая достаточно безопасную для меня тропинку к месту, где горит Фолост — осторожно, чтобы не намочить его при этом.

Земля в кольце Фолоста полыхает… но не так сильно, как все остальное. Пол, который я узнаю, покрыт почерневшей сажей. Маленький огненный дух был недостаточно силен, чтобы спасти дом, но он защитил то, что смог.

— Фолост, ты невероятен. — Я приседаю, вытирая лицо пятками ладоней. Горе проходит, его сменяет мотивация.

Горшок Мэри треснул и стал горячим. Она еле двигается. Она сморщилась от жары и теряет лепестки. Но я все еще чувствую ее присутствие.

— Держитесь. Вы оба. — Я осторожно извлекаю Мэриголд⁵ из горячей грязи, оставляя пока горшок. Отношу ее подальше от тлеющих развалин и укладываю на прохладную влажную землю. — Я знаю, что тебе нужна вода, но если я напою тебя сейчас, тебе будет хуже. Подожди немного, чтобы остыть, — говорю я ей, прежде чем вернуться к Фолосту. — Спасибо, что спас ее. С тобой все хорошо?

Два глаза появляются, потом исчезают, потом появляются. Моргание, как я понимаю. Одно моргание означает «да». Я почти чувствую, как это слово отдается во мне эхом гордости.

— Спасибо, что сделал все, что мог. — И хотя по моим щекам все еще текут слезы из-за всего, что я потеряла, я не упускаю из виду то, что у меня есть. Я думала, что все пропало. Но то, что было действительно важно, сохранилось: мои друзья, плащ на моих плечах, швейная сумка, надежно спрятанная под ней на бедре. — Это долг благодарности, который я никогда не смогу вернуть, Фолост.

Он горит чуть ярче и выше, как ребенок, надувающий грудь.

— Аврора выбралась?

Да.

Я вздохнула с облегчением, когда он моргнул глазами.

— Куда она пошла?

Языки огня указывают на лес, как будто их дует в том направлении неслышный ветерок.

— Это она… устроила пожар?

Моргание. Еще одно. Нет.

Еще один огромный вздох облегчения. Я боялась, что она мне не верит или не доверяет. Что она думает, будто я пытаюсь держать ее в такой же ловушке, как и Волчий Король.

— Она ведь тоже дух, верно?

Один раз мигает. Да.

— Между прочим, я не думала, что она лжет, — говорю я, бросая взгляд на Фолоста, грозя начать ругаться, если он когда-нибудь расскажет Авроре о том, что я вообще спрашивала. — Как начался пожар?

Маленькие язычки пламени становятся жесткими, колышутся и расходятся, маленькие и тугие. Четыре узких столба тянутся вверх, расходясь веером. Сначала я думаю, что Фолост показывает деревья. Что-то связанное с лесом? Нет. Истина становится ясной, как дневной свет, когда из задних лап вытягивается еще один кусочек пламени. Пламя превращается в морду и заостренные уши.

Волк.

Смятение заглушается яростью, подобной которой я никогда не знала. Веками моя семья соблюдала договор, заключенный с древними лыкинами. Мы сохраняли их земли, как было условлено, проводили обряды и поддерживали духов, как могли. Мы позволяли лыкинам охотиться в лесах, не вмешиваясь в дела людей.

Даже прошлой ночью, когда Король Волков следил за нами, он не смог преодолеть барьеры. А может, и мог, но предпочел этого не делать. Он хотел, чтобы я думала, что барьеры устояли, и чувствовала себя в безопасности. Этот поступок был вызван злобой — он хотел запугать меня и заставить тихо подчиниться.

Король Волков играл с нами, а потом разрушил мой дом и украл Аврору.

Я погружаю руки в пепел и сажу. Мокрое, обгоревшее дерево, хрупкое от пламени и моих попыток потушить пожар. Мой гнев переключается на лес.

— Я верну ее. Я не позволю им забрать ее. — Пристальный взгляд Авроры все еще стоит перед глазами. Я не могу бросить ее на произвол судьбы. Не сейчас, когда ее магия все еще во мне. Я дала ей обещание, которое намерена сдержать.

Волчий Король хотел подчинить меня. Чтобы я тряслась в страхе. Все, что он сделал, — лишил меня всех причин оставаться. Если барьеры не могут их сдержать, нет смысла их поддерживать. Если лыкины не заботятся о наших договорах и доброй воле предков, то и я не стану. Мне нечего терять и все можно выиграть, если я пойду за ним и Авророй.

Фолост нетерпеливо вздрагивает от моего заявления.

— Ты хочешь пойти?

Еще большее покачивание.

За спиной у меня яркий аромат цветущей календулы. Мэри укоренилась в земле, несомненно, черпая из нее влагу. Её лепестки раскинулись так широко, как только могли. Недостающие выросли заново.

— Ты тоже? — спрашиваю я ее.

Она выпрямляется.

— Ну что ж, хорошо. — Я легонько прикасаюсь к маленькому глиняному горшку Мэри. Он почти остыл, и его можно взять в руки. — Фолост, сначала мы подготовим тебя к отъезду.

Он исчезает, снова появляясь в остатках очага.

Большинство углей еще слишком горячи, чтобы перешагивать через них, не возвращаясь к колодцу, чтобы просушить путь. Но это и хорошо — сейчас я рассчитываю на тепло.

Я несу последнее ведро к остаткам очага. Один кирпич отличается от остальных: он сделан вручную и обожжен из той же речной глины, что и горшок Мэри. На нем также есть отпечаток большого пальца бабушки в центре.

— Фолост, уйди на минутку в другое место. Я быстро, — приказываю я. Он колеблется, оставаясь в очаге возле своего кирпича. — Обещаю, все будет хорошо. — Я надеюсь.

Поверив в меня, маленький огненный дух оживает в остатках дома. Вздохнув, я выливаю ведро воды на все еще пылающие кирпичи очага.

Как только прохладная вода соприкасается с раскаленным кирпичом, он издает почти визгливое шипение. В воздухе раздаются звуки треска. Я возвращаюсь к колодцу и повторяю процедуру еще раз, чтобы убедиться, что трещины проделаны хорошо и глубоко, а куски уже достаточно остыли, чтобы с ними можно было работать. Я рассматриваю их и нахожу один маленький осколок с отпечатком бабушкиного большого пальца.

С осколком кирпича в руках я мчусь обратно по тропинке из грязи и пепла, на более твердую землю и вверх по склону. По пути я собираю упавшие ботинки Авроры и перевешиваю их на ремень своей сумки. Поспешно обшариваю основание ближайшего дерева в поисках самой прочной палки, которая была бы чуть больше осколка кирпича. Вернувшись к выжженному участку, я достаю из сумки нож и намечаю место, куда будет вставляться осколок.

Снова опустившись на колени, я обмазываю верхнюю часть палки мокрой грязью. В лучшем случае я бы взяла другую глину. Но Фолост следит за тем, где обжигает, и не должен переходить на дерево.

— Ладно, идем. — Я протягиваю палку к еще мерцающему угольку.

Фолост перескакивает с горящего очага на горящий, за ним тянутся искры. Ему не терпится вернуться к маленькому камню, который помогает ему закрепиться в этом мире. Маленькое потрескивание словно шепчет, Спасибо.

— Не за что, — отвечаю я. Затем мое внимание переключается. — Так, Мэри, твоя очередь. — Я возвращаюсь к ней, втыкаю маленький факел Фолоста в землю рядом с ней. Затем я достаю ее горшок, уже остывший. Я осторожно пересаживаю ее, а после, используя простую бечевку из швейной сумки, прикрепляю ее к тяжелому ремню на бедрах, чтобы она не могла упасть.

Когда заканчиваю с моими друзьями, я позволяю себе перевести дух и оценить, что у меня есть. Если дом собирался сгореть, то сейчас самое время это сделать. Утром я освободила кладовку от свертков. Поскольку ходила на рынок, у меня была накидка и обе сумки. Один из них все еще набит припасами на дорогу.

Сапоги у меня под боком — напоминание о том, кого еще не хватает.

— Так. — Я беру в руки крошечный факел, который дает свет не хуже свечи. Но Фолост еще никогда не казался мне таким могучим. Я сосредотачиваюсь на крошечном пламени. — Ты так много сделал, друг, но можешь ли ты почувствовать, где находится Аврора?

Пауза. Сдвиг, когда пламя огибает осколок кирпича. Затем два глаза. Одно моргание. Да.

— Ты можешь вести?

Да.

— Мэри, скажи мне, если мы идем к опасности. — Я доверяю маленькому растению общаться с его более крупными собратьями, пока мы поднимаемся по склону.

Вспыхивает цветочный аромат, пахнущий утверждением. Интересно, может быть, мне легче общаться с ними благодаря магии Авроры? Возможно, этого недостаточно, чтобы спасти мой дом, но этого будет достаточно, чтобы спасти ее.

Я начинаю идти по привычной тропе, но полоска помятых трав отвлекает меня. Изменив курс, я направляюсь к тропинке и опускаюсь на колени рядом с ней. Конечно, на ней видны следы больших и тяжелых лап — восемь лап. Два лыкина. Я иду по следу до опушки леса.

Ветви сломаны. Обломаны и болтаются под неудобными углами. Фолост освещает подпалены⁶, чернеющие на деревьях там, где должны были гордо развеваться на ветру сплетенные ленты, и следы когтей, прорывших траншеи в земле. Но самое жуткое, на что падает свет Фолоста, — это капли крови.

Одного из лыкинов или Авроры?

Боюсь, я уже знаю ответ. Но ради лыкинов… надеюсь, я ошибаюсь.

Глава 4

Лес, который я когда-то знала как друга, теперь стал врагом. Зловещая аура висит на каждой ветке и скрывается за каждым стволом дерева. Все это усугубляется запахом крови.

Фолост вертится вокруг моего импровизированного факела. Я не задаю вопросов и просто следую за ним, куда бы он ни указал, доверяя ему привести меня к Авроре.

Узнала бы я, если бы пролилась кровь Авроры? Я не смогла почувствовать Фолоста и Мэри в пламени. Но это гораздо более мелкие духи, чем Аврора. Слабее. Не то чтобы я говорила им об этом.

Я бы знала, если бы она пострадала, настаиваю я на своем. Она была первым духом, которого я привязала сама, и она просила меня только об одном — беречь ее. И что же я сделала? Я не справилась.

Воспоминание о серебряном амулете, безобидно болтавшемся на ручке, когда я уходила, настолько остро, что я едва не споткнулась. Как будто мой собственный разум ударил меня в живот видением, таким ясным, таким жестоким…

Барьеры на доме были не до конца установлены.

Если бы я разбудила ее и попросила заменить их, возможно, они не смогли бы ее почувствовать. Может быть, во время траура я пренебрегла барьерами в лесу настолько, что ленты сгорели и истерлись сильнее, чем должны были. Это из-за меня они смогли заполучить ее.

Я должна спасти ее любой ценой.

Вскоре Фолост уводит меня с главной тропы, ведущей к большому красному дереву, и я пробираюсь сквозь кустарник и заросли в той части леса, где никогда раньше не бывала. Мэри делает хорошую работу, помогая мне держать самые колючие ветви подальше от меня, общаясь с другими представителями флоры вокруг нас.

Ее слова, как я и думал, звучат как тихое жужжание, которое проникает прямо в душу. Ее магия нежна, как ночной ветерок. И в ответ маленькие ветки сгибаются, как могут, а затем с тихим шелестом возвращаются на место.

Никогда прежде я не чувствовала ее так остро. Часть меня задается вопросом, может, я уделяла ей мало внимания. Но я не думаю, что это так. Я всегда относилась к ней и Фолосту с максимальной заботой. Эти обостренные чувства должны быть вызваны магией Авроры.

Должна ли я чувствовать себя виноватой за то, что использую силы, которые она не собиралась давать? Аврора ясно дала понять, что не хочет, чтобы ее использовали другие… Я провожу рукой по животу, пытаясь подавить беспокойство. Если я и воспользуюсь ее силой, то, думаю, она хотела бы, чтобы я использовала для ее спасения и безопасности. Надеюсь. Тем не менее это будет то, за что я попрошу у нее прощения позже.

Мы пробираемся через густой лес уже, кажется, несколько часов. Сколько времени прошло на самом деле, я не могу сказать.

Без предупреждения Фолост гаснет, и кустарник впереди меня неестественно сгущается — словно барьер, преграждающий мне путь. Инстинктивно я приседаю, прижимаясь к земле и плотнее натягивая плащ. Если мы действительно находимся рядом с лыкинами, мне понадобится вся возможная защита от их острых чувств. Фолост — не более чем маленький уголек, тлеющий на обломке кирпича от его очага. Но крошечное сине-белое пламя колеблется в направлении густого кустарника.

Я бросаю взгляд на них двоих.

Мэри понимает мой невысказанный вопрос, и из влажной земли, покрытой мхом, появляются крошечные цветки календулы, несмотря на то, что их сезон еще не наступил. Они усеивают мох впереди меня, простираясь под густым кустарником. Вперед, но медленно, вот сигнал, который я получаю от них обоих и от живого леса вокруг меня.

Я вкапываю нижнюю часть своего импровизированного факела в землю между двумя корнями и упираю факел в близлежащее дерево, доверяя своему маленькому огненному другу, чтобы он не прожег кору. Фолост пробирается вперед, к камню. Мерцающий и едва заметный. Я усаживаю Мэри рядом с ним.

— Я вернусь за вами, — скорее шепчу, чем говорю.

Два золотых глаза встречаются с моими. Один миг, хотя это был не вопрос «да» или «нет». Он понимает и верит в то, что я говорю. Мэри прогибается и выпрямляется, почти как в поклоне. Эти два духа знают, что я их не брошу, а значит, верят и в то, что я смогу выполнить то, что должно быть сделано. Их уверенность — то, что мне нужно.

Прижав к сердцу, я продолжаю путь через заросли.

Я лежу на животе, двигаясь с грацией червяка. Даже если ее нет у меня, Мэри продолжает указывать мне путь крошечными красными цветами, распускающимися передо мной. Почти сквозь густые заросли я вижу мерцание оранжевого света.

Я ползу еще медленнее и стараюсь прижаться к земле как можно сильнее. Я беру грязь и мох, размазывая их по лицу и втирая в нос. Мой плащ может защитить меня от магических чувств лыкинов, но у них все еще есть чуткий нюх и слух. Меньше всего мне хочется, чтобы они уловили запах моего пота от нервов.

Наконец я достигаю края кустарника и впервые вижу похитителей Авроры.

Мои подозрения оказались верны: два лыкина. Сейчас они принимают облик мужчин. Один из них жилистый, весь в тощих мышцах и шрамах, которые покрывают его обнаженные руки и проходят под покрытой волосами грудью. Предполагаю, что на его лице тоже есть шрамы, но я не вижу их сквозь густую медную бороду, которая закрывает его черты от ушей вниз. У него на голове очень коротко остриженные рыжие волосы — не то что у меня, но они припорошены серебром.

Второй мужчина моложе первого, ему примерно столько же, сколько и мне, если прикинуть, — двадцать два года. Он очень мускулистый: у него большие мышцы, которые хорошо видны, особенно на руках. Они как будто вырезаны и исчезают в обтягивающих черных брюках. Единственная одежда, которую он носит, — это поношенные черные ботинки и толстый кожаный ремешок на правом запястье. Мышцы на его спине расходятся, как подтянутые крылья, когда он кладет руки на бедра. Он выглядит так, будто может разорвать меня на две части без особых усилий. Эту оценку еще больше подчеркивают его темные, нахмуренные брови и пряди черных волос, спадающие на лицо, затеняя его оскал.

Несмотря на то что он младше, что-то в нем кажется мне более… царственным. Если бы мне пришлось гадать, кто из этих мужчин крупнее из трех волков, которых я видела прошлой ночью, то это был бы младший. Но тогда возникает вопрос, что случилось с третьим волком?

Аврора связана и сидит у костра. Ее руки за спиной, и я вижу веревку, привязывающую ее к ближайшему дереву, чтобы она не могла убежать. Из раны у линии роста волос по ее лицу стекает красная дорожка и капает на колени. Другие порезы и синяки усеивают ее руки. Меня вновь посещает мысль о том, что невообразимо жестокая судьба — быть бессмертным, но чувствовать боль, как будто ты им не являешься.

— Ты был слишком груб с ней, — рычит младший на своего напарника. Он говорит с самым глубоким резонансом, который я когда-либо слышала.

— Тебе стоит послушать Эвандера, — говорит Аврора старшему мужчине. — Конри на тебя обидится, когда узнает, как ты со мной обошелся.

— Конри не узнает. — Жилистый мужчина топает, нависая над Авророй. От него веет жестокостью, которая заставляет дрожать даже меня. — Я видел, как быстро ты можешь регенерировать. Ты будешь без шрамов и чистая, как звездный свет, когда мы вернем тебя королю. Не так ли?

Аврора поджимает губы и сужает глаза, но ничего не говорит.

— Я задал тебе вопрос, дух. — Мужчина поменьше хватает Аврору за лицо и дергает в свою сторону, доставая боль в шее.

Я прикусываю щеки, чтобы не закричать. Ногти впиваются в ладони, костяшки пальцев побелели. Я не смогу помочь Авроре, если меня тоже поймают или, что еще хуже, убьют. Лучшее, что я могу сделать, — это выждать время и помочь ей сбежать при первой же возможности.

Аврора по-прежнему ничего не говорит.

— Теперь скажи нам, где кольцо, — требует он.

— Я же сказала, у меня его больше нет. — Аврора смотрит на него с легкой долей самодовольства. — И ты его никогда не найдешь. Король Волков никогда больше не сможет удержать власть.

— Как ты смеешь… Твое отсутствие почти привело к потере целого поколения щенков и новой эре кровопролития, а ты сидишь здесь со своей несносной улыбкой, как будто тебе это очень приятно… как будто ты можешь отказаться от своего долга. Ты служишь нам.

— Если бы я была слугой, мне можно было бы оказать хотя бы толику уважения. Нет, ваши нечестивые короли сделали меня рабыней, — говорит Аврора с большей ядовитостью, ненавистью и болью, чем я могла предположить. Глубокая печаль пронзает меня. — Но я буду свободна. Так или иначе. Будь проклят лыкин.

Мужчина поднимает вторую руку в виде кулака.

— Как ты смеешь…

— Хватит, Бардульф. — Младший, Эвандер, ловит старшего за запястье. Я вижу, как Бардульф упирается, но ему не хватает сил, чтобы разжать хватку Эвандера.

— Хочешь снова сразиться?

Эвандер игнорирует вызов.

— Пойди пробегись и выплесни свою ярость. Она разгневала тебя так, что ты не можешь ясно мыслить.

Бардульф с ворчанием высвобождает руку и топает в противоположном от меня направлении — слава старым богам. Все это время он бормочет что-то ненавистное про Аврору.

Долгую минуту никто из них не двигается.

Наконец Аврора заговорила.

— В чем был смысл? — В вопросе — боль и гнев.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. — Эвандер меняет позицию и смотрит на Аврору сверху вниз.

— Ты просто играл со мной? — Она поднимает на него глаза. — Какой-то нездоровый азарт, чтобы поохотиться?

Эвандер ничего не говорит. Он даже не смотрит на нее. Аврора плюет ему под ноги.

— Ты такой же, как и вся его стая, извращенный и отвратительный. Ты не более чем щенок, который поджимает хвост, когда становится трудно.

— Не обращайтесь к рыцарю короля с таким презрением, — холодно говорит он. — Когда мы вернемся в Мидскейп и снова окажемся рядом с Конри, я не упущу момент.

Мне стало ясно, что ни Эвандер, ни Бардульф не являются Волчьим Королем. А вот мужчина по имени Конри, похоже, да. Мне стало немного легче дышать, когда они заговорили о нем. Не похоже, чтобы он находился поблизости.

— Нет? Ты так бунтуешь только со мной?

— Аврора… — Он тяжело вздохнул. — Ты знаешь, что случается, когда мы перечим ему.

— Меня не волнует король. Он не мой король… напоминаю, он и не твой, Эвандер. Он убил…

— Следи за своим языком.

— Или что? Ты ударишь меня, как Бардульф? — В этих словах почти вызов. И мне приятно видеть, что Эвандер не принимает его.

— Что бы мы ни чувствовали, мы навсегда связаны с ним нашими клятвами.

— Не говори со мной о сделках, обещаниях и клятвах. — Аврора поднимается на ноги. Она напряглась, пытаясь справиться с веревкой, удерживающей ее на дереве. Эвандер продолжает оставаться на расстоянии вытянутой руки, а ее глаза впиваются в него кинжалами. — Я хранила клятвы еще задолго до того, как твои родители стали щенками, сосавшими соски своих матерей. Так что не стоит напоминать мне о том, какие клятвы я должна соблюдать, а какие нет. — Ее голос холоден, как самая темная зимняя ночь.

Эвандер продолжает стоять перед ней, как за каменной стеной. Но в конце концов он уходит, не сказав больше ни слова, и садится на противоположную сторону костра. Когда он приближается, я вижу, что на его щеке возле глаза синяк, и надеюсь, что Аврора дала отпор, когда ее пытались забрать.

Теперь, когда он стоит ко мне спиной, я вижу массивные шрамы между лопатками Эвандера, как будто волк взял его за две передние лапы и провел по ним когтями. Это глубокие борозды с приподнятыми боками. Изрезанные. Даже смотреть на них больно. Что бы или кто бы ни сделал это с ним, он действительно был злобным.

— Надо отдохнуть, пока есть возможность, — пробормотал он. Аврора даже не удосуживается взглянуть на него. Эвандер укладывается на мох, и вскоре его дыхание становится ровным.

Я пользуюсь своей возможностью, но не спешу. Спешка наделает шума, а Бардульф все еще где-то рядом. Если повезет, Эвандер погрузится в глубокий сон, а Бардульф проведет ночь, гоняясь за растущей луной в противоположном от меня направлении.

Фолост и Мэри ждут там, где я их оставила, и я быстро их забираю.

— Мне нужно, чтобы ты прожег веревку, — шепчу я Фолосту. Мне понадобится слишком много времени, чтобы перерезать ее ножом. А вот Фолост, если будет достаточно решителен, сможет сделать это за несколько секунд.

В крошечном пламени мелькнул огонек.

— Спасибо. — Мы уходим через лес, двигаясь по широкой дуге вокруг поляны с Авророй. Каждый шаг мучительно медленный. Но я упорно продолжаю идти в своем ровном темпе. Когда Фолост неожиданно отклоняется от своего камня, я резко поворачиваюсь и, проскочив мимо низкого куста, оказываюсь на краю поляны позади Авроры.

Она стоит ко мне спиной, поэтому я не вижу, проснулась ли она или, послушавшись совета Эвандера, пытается заснуть. Судя по тому, как она сопротивлялась им до сих пор, я думаю, что это первое. Я хватаюсь за веревку, прикрепленную к дереву, и слегка дергаю.

Аврора поворачивает голову. Ее брови мгновенно расслабляются, когда она видит меня на краю деревьев. Ее губы слегка подрагивают, а затем расплываются в облегченной улыбке.

Я киваю ей и подношу факел к веревке. Фолост, не теряя времени, создает вокруг толстого шнура кольцо огня. Он горит белым пламенем, но небольшим. Все это время я не свожу глаз с Эвандера. Трудно разобрать его черты в ночи и ярком свете пламени. Но если бы он проснулся, думаю, он бы сделал движение ко мне. Не может быть, чтобы он меня не видел. Один раз мне кажется, что я вижу, как он поворачивается. Но он смещается и снова успокаивается.

Еще немного… Я заставляю Фолоста двигаться быстрее. Веревка рвется, он дошел до самой сердцевины. А потом…

Секунда. Веревка провисает. Аврора свободна.

Она бросает взгляд на Эвандера, а затем снова направляется ко мне. Я отхожу назад, давая ей пространство. Когда она скрывается в тени, то кивает мне. Я отвечаю ей тем же.

Мы даже не тратим время на то, чтобы связать запястья, и уходим.

Я доверяю Фолосту, и он без подсказок выведет нас на главную тропу. Он умный маленький дух, и я уверена, что он знает, куда нам нужно идти. Как только мы вернемся к…

От этой мысли я споткнулась и едва не упала. Аврора толкает меня плечом, поддерживая. Она смотрит в мою сторону. Я качаю головой и иду дальше.

Дом исчез. Куда мы пойдем? Где безопасно, если лыкины могут покинуть лес?

Мы пойдем на юго-запад. Подальше от Леса Лыкинов. Мы пройдем столько, сколько нам понадобится, чтобы найти безопасное место для отдыха. Потом мы будем двигаться дальше, пока не найдем способ вернуть Авроре ее силу. После этого, когда придет время, мы отстроим дом.

Дом — это всего лишь брус и глина, даже такой волшебный, как мой… У меня есть моя жизнь и мои духи. Пока это так, все будет хорошо.

Главная тропа уже почти видна, когда шелест листьев слева от нас предупреждает меня о присутствии еще одного человека. Я едва успеваю посмотреть в ту сторону, как из темноты на меня бросается огромный медный волк.

Глава

5

Я вскрикиваю, когда когти впиваются мне в плечи, и я впечатываюсь в землю. Фолост отлетает в сторону, выбитый из моей руки силой и неожиданностью. Я пытаюсь вывернуться, приземляясь как можно лучше, чтобы не раздавить Мэри. Лыкин приземляется на меня, и задние лапы еще сильнее впиваются мне в бедра. Горячее дыхание обдает мои щеки рычанием, а пасть с острыми зубами блестит в крошечном свете Фолоста.

— Отстань от нее! — кричит Аврора, пиная волка в бок. Но толку от этого мало.

Волк поворачивает голову и оскаливается на Аврору своей смертоносной пастью. Она рычит в ответ, обнажая зубы. Я бессильна что-либо сделать, кроме как оказаться придавленным весом волка, чувствуя, как каждый коготь все глубже и глубже вонзается в мои мышцы. Боль заставляет меня задыхаться.

Снова раздается шелест листьев. Появляется второй волк, но я не сразу понимаю, откуда. Этот зверь черен, как полночь, и, кажется, поглощает то немногое, что есть в свете.

Второй зверь встряхивает шерсть, словно выходя из воды. При этом мех развевается, как туман и тень. Лапа одним движением превращается в сапог. Черный мех превращается в черные брюки, облегающие талию. Эвандер выпрямляется, как будто только что ползал на четвереньках. Человек на месте волка.

— Мы здесь не для того, чтобы охотиться на людей, — предостерегает он Бардульфа. — Она нас не касается.

Волк, сидящий на мне, снова взвизгивает. Бардульф смотрит на Эвандера, и они встречаются взглядами. Возможно, они говорят только чувствами.

— Я сказала, слезай! — Аврора снова пинает Бардульфа, на этот раз в морду, прерывая молчаливую связь между двумя рыцарями-волками.

Мне нужно встать. Но все, что я вижу, — это звезды, усеивающие тяжелый полог над головой, и у меня закладывает уши, а в висках щемит. Горячая кровь просачивается и скапливается вокруг меня, обдавая паром прохладный ночной воздух. Мое тело немеет. Скорее всего, от шока. Возможно, именно это и происходит… Я впадаю в шок. Если я пойму, что чувствую, то смогу преодолеть это.

— Хватит! — Эвандер хватает Бардульфа за шею, как мать-волчица хватает своего детеныша, и отшвыривает его прочь. Бардульф меняет форму в воздухе, из него вырывается череда проклятий, когда он тяжело приземляется.

— Ты думаешь, что сможешь справиться со мной, беспризорная сиротка? — Бардульф приходит в себя и выпячивает грудь, почти сталкиваясь с грудью Эвандера.

Эвандер ничего не говорит ему и отворачивается, сосредоточившись на нас с Авророй.

— Ты убедила человека помочь тебе, и теперь она заплатит за это. — Его глаза встречаются с моими, и наступает короткая пауза. Его губы слегка подрагивают, а затем превращаются в жесткую линию. Как будто он испытывает отвращение от одного только моего вида. — Ты не должна быть здесь, ведьма. Сегодня ты уже потеряла свой дом. Уходи, пока не потеряла и свою жизнь.

По их вине я едва не лишилась всего, что было мне дорого. Ненависть заставила меня оттолкнуться от земли.

— Я не уйду без Авроры.

— Фаэлин, не надо, — предостерегает Аврора.

— Она связана со мной и только со мной. Ваш король не может больше пользоваться ее силой, — заявляю я. — Так что позвольте нам уйти. А когда вы оба вернетесь к нему, скажите, чтобы он прекратил охоту на нас. Все кончено.

Слова словно эхо разносятся по лесу. Оба лыкина стоят совершенно неподвижно. Словно статуи, отлитые художником из чистого шока.

— Ты… не можешь связать себя ни с кем, кроме Короля Волков, — заикается Бардульф, обращаясь к Авроре. — Это невозможно.

— Уверяю тебя, это не так. — Аврора звучит не так радостно, как я могла бы предположить. Разве это не ее возможность наконец-то избавиться от тех, кто станет ее похитителями? Разве она не должна радоваться тому, что ее больше не могут использовать?

— Где кольцо? Отведи нас к нему. Сейчас же! — Изо рта Бардульфа летит слюна, когда он топает к ней.

— Я уже сказала вам, что у меня его нет. — Аврора совершенно спокойна перед лицом его ярости.

Бардульф двигается быстрее, чем я успеваю сообразить. Он стоит у меня за спиной, обхватив мою шею. Крепко держит. Я хриплю. Плечи болят слишком сильно, чтобы сопротивляться. С каждым движением меня покидает все больше крови.

— Не надо! — кричит Аврора.

— Отпустите ее. — Эвандер делает шаг вперед. — Она — не наша забота. — Он оттачивает каждое слово.

— Она стала нашей заботой, когда украла кольцо. — Бардульф сжимает руку еще крепче. Я задыхаюсь, как рыба на суше. — Где оно? — рычит он мне в ухо.

Я не могу ответить.

— У нее его нет! Я уничтожила его! — быстро говорит Аврора. — Когда кольцо сломалось, моя сила перешла в нее. Не в меня. Это у нее теперь вторая половина моей сущности. Она… Она и есть кольцо.

Оба замирают на мгновение. Слова и их смысл доходят до них так же, как и до меня. Ее сила во мне, сила, которой жаждал и за которой охотился Король-Волк. Аврора сказала мне, что теперь он будет охотиться за ней… но я не восприняла опасность достаточно серьезно. Я не смогла ее осознать. Я также не задумывалась о том, что могла означать эта сила.

Почему я решила, что какие-то барьеры не позволят королю волков получить желаемое? Мы должны были уехать вчера вечером. Почему я не потребовала от нее правды, подробностей, чего-то еще?

Шок ослабляет руку Бардульфа, обхватившую мое горло. Он отпускает меня, и я падаю, задыхаясь.

— Отмени это, — быстро говорит Бардульф. Он выглядит искренне запаниковавшим.

Я смотрю на Аврору, но она сосредоточена на мужчинах. Она сказала, что поклялась быть связанной узами брака с Королем Волков… но вместо этого мы с ней связаны. И я знаю это так же хорошо, как, полагаю, и Бардульф…

— Сила не может быть передана смертным, — торжественно произносит Аврора. — Чтобы забрать ее у нее, нам придется предстать перед старыми богами в Вечном Море сирен и молить их о помощи, как это сделала я много лет назад. Отведите меня туда и, возможно…

— Ты действительно думаешь, что мы отвезем тебя к старым богам? Где ты сможешь просто попросить вернуть тебе прежний облик и навсегда покинуть лыкинов? — насмехается Бардульф. В его глазах — безумие и паника. Он делает еще один шаг назад ко мне. — Я предлагаю просто убить ее. Так мы вернем силу.

Эвандер останавливает его рукой.

— Разве ты не слышал Аврору? Мы не можем.

— Именно. Если ты убьешь ее, кто знает, что произойдет, — торжественно предупреждает Аврора. — Магия и так действовала не так, как я думала — она искала другую, более временную физическую форму, а не мою собственную. Если ты убьешь ее, возможно, она снова перейдет в другую форму, а возможно, и нет. Неужели ты хочешь рисковать тем, что половина моей сущности будет потеряна навсегда, для всех нас?

Бардульф, кажется, действительно задумался над этим.

— Но мы не можем… Мы… — Он смотрит на Эвандера. — Что же нам делать?

— Мы отвезем их обеих к Конру, — заявляет Эвандер. — Король Волков, альфа всех стай, решит, что делать. Он захочет встретиться с человеком, который украл дух луны.

Глава 6

Дух луны… Древний. Первобытный. Один из самых древних и могущественных духов в легендах. И, если верить рассказам, дух, который питает силы лыкинов и вампиров, меняя форму и постоянно притягивая их.

Я смотрю на Аврору в шоке и благоговении. Ее глаза притягиваются к моим, как будто она чувствует мое внимание.

— Прости, что у меня не было времени рассказать тебе, — мягко говорит она. В ее голосе звучит искреннее извинение. — Сначала я не была уверена в… — В тебе. В ее глазах промелькнули боль и чувство вины. — Я поклялась, что расскажу тебе все, пока тебя не будет.

— Не было времени, — говорю я, все еще находясь в оцепенении. Я знаю ее едва ли один день. Я не могу злиться, это неправильно.

— Прости еще раз, что втянула тебя в свои проблемы.

— Все в порядке, — бормочу я. Во мне нарастает шок. Дух луны… Я должна была догадаться, что раз на нее охотится Король Волков, значит, она кто-то невероятно важный. Скорее всего, так и есть… Просто мне было все равно. Это было неважно. Авроре нужна была помощь, а ее я могла дать. Это была серьезная причина, чтобы не останавливаться. С ней плохо поступил мужчина, который должен был ценить их отношения. Я слишком хорошо знаю эту боль.

— Давай, шевелись! — Бардульф толкает меня в спину, и я, спотыкаясь, иду вперед. Я тихонько вскрикиваю от боли в бедрах и плечах, все мое тело едва не горит в агонии.

Эвандер хватает меня за локоть и тянет, удерживая в вертикальном положении. Я сжимаю челюсти и подавляю болезненное хныканье. Не сомневаюсь, что мои муки стали бы триумфом для этих мужчин. Словно проверяя меня, он еще крепче сжимает меня, когда наши взгляды сталкиваются. Носы почти соприкасаются.

Серебряные глаза. Острые, как бритва. Они сверкают так же ярко, как лунный свет, которым клянутся лыкины. На мгновение, которое тянется все дольше и дольше, я оказываюсь в плену их почти гипнотической притягательности. Сокрушительная хватка его кулака — лишь тень по сравнению с интенсивностью его взгляда, грозящего поглотить меня.

— Мы должны связать ее. — Слова Бардульфа прерывают наше внимание друг к другу.

— Она человек. Что она может сделать? Бежать? Пусть попробует и посмотрит, что из этого выйдет. — Эвандер отпускает меня с легким толчком, как будто ему вдруг стало противно, что он вообще до меня дотронулся. Как будто этого момента — каким бы он ни был — не было. — Мы быстрее и сильнее. Если она попытается убежать, мы ее убьем. — Он оглядывается через плечо, отходя от меня. Дрожь пробегает по моему позвоночнику. У него глаза хищника, и они устремлены на меня, и только на меня. — И если мы ее выследим, ее конец не будет милосердным.

— Я понимаю, — говорю я. Но даже когда мои внутренности превращаются в желе, я уже пытаюсь спланировать побег с Авророй. Я не позволю ей вернуться с ними.

— Хорошо, тогда продолжим. — Эвандер начинает идти вперед.

Я не двигаюсь.

— Если ты не связываешь меня, то и Аврора не должна.

— Ты смеешь… — начинает Бардульф.

— Если ты с такой легкостью выслеживаешь меня, то и ее сможешь выследить и поймать без проблем, — перебиваю я. — И мы обе одинаково ценны, каждый с половиной ее силы, не так ли?

Вены на шее Бардульфа вздуваются, румянец пробирается к щекам.

Но прежде чем он успевает что-то сказать, Эвандер с тяжелым вздохом вмешивается.

— Просто сделай это, чтобы мы могли уйти. Ночь уже утомила.

Ворча, Бардульф развязывает запястья Авроры, а я собираю сапоги, которые упали с меня, когда он схватил меня.

— Вот. — Я протягиваю их ей. — Я заметила, что ты босиком, и подумала, что… — Я замялась, не желая упоминать о наших планах на путешествие. — Возможно, они тебе понадобятся. Сапожник в городе отличный, так что они хорошего качества — я ношу их уже много лет. — Я выставляю ногу, чтобы подчеркнуть это.

При упоминании о нашем грандиозном плане побега выражение лица Авроры слегка сморщивается, но она быстро приходит в себя. Она принимает сапоги обеими руками, как будто это драгоценный знак, а не кожа, скрепленная и сшитая.

— Спасибо, Фаэлин. Это очень мило с твоей стороны.

Пока Аврора натягивает сапоги, я иду за факелом. К счастью, Фолост живуч — он все еще высекает искры на его вершине. Мэри тоже не была полностью раздавлена Бардульфом.

— Что это? — Бардульф переводит взгляд на Фолоста. — Думаешь, сможешь сразиться с нами с этим ничтожным огненным духом на своей стороне?

— Его зовут Фолост, — поправляю я и начинаю идти, не обращая внимания на боль в плечах и бедрах. Мне нужно заняться своими ранами, но вряд ли они согласятся подождать. Я готова стоять до конца. Или, по крайней мере, сделать так, чтобы они продолжали видеть во мне жалкого человечишку. Чем больше они меня недооценивают, тем больше у меня шансов сбежать с Авророй. — И, к сожалению, я не обладаю такими острыми глазами, как ваши. Мне нужно как-то освещать себе путь, иначе я еще больше замедлю вас.

Моя покорность срабатывает идеально. Бардульф фыркает и одобрительно кивает. Эвандер даже не смотрит в мою сторону — он уже мчится вперед, в заросли.

— Мне жаль, что я втянул вас в эту историю, — говорю я под нос только для Мэри и Фолоста.

Календулы вздрагивают, как будто их охватил озноб.

Фолост дважды моргает. Он говорит, Нет. Но я понимаю это так, Не вини себя.

Я улыбаюсь им обоим, и мы начинаем идти, Аврора рядом со мной. Моя маленькая семья.

— Если кто и виноват, так это я. — Аврора массирует запястья. Лыкины наверняка нас слышат, но в кои-то веки не прерывают. Возможно, они хотят подслушать наш разговор, чтобы понять, можно ли из него получить какую-то информацию. — Это я…

— Все в порядке. — Я легонько касаюсь ее локтя. В ее голосе столько вины. Столько боли. Я только начал узнавать про нее, чтобы понять, кто она такая. Но того, что я услышала, видела и предполагала, более чем достаточно, чтобы составить картину отчаявшейся женщины-духа, которая пыталась сделать все, чтобы обеспечить себе свободу. — Я не расстроена. У тебя были свои причины, и мое участие в этом деле ни в коем случае не было намеренным с твоей стороны. Магия порой бывает непредсказуемой, такова ее природа.

Глаза Авроры встречаются с моими, и в них столько невысказанных слов, что удивительно, как они не переливаются через край в виде слез. Хотелось бы мне ее успокоить. Хотя я не думаю, что у меня есть такой большой опыт в любви, мужчинах и романтике, как у бессмертного духа. И все же тот небольшой опыт, который у меня есть, был одним из самых болезненных в моей жизни.

— Да, но… — Она останавливается. — У тебя сильное кровотечение.

— Я в порядке. Это выглядит хуже, чем есть на самом деле, — вру я.

— Нет, тебе нужно остановиться. Мы должны тебя осмотреть.

Я хватаю Аврору за локоть и ободряюще сжимаю его.

— Я сказала, что все выглядит хуже, чем есть на самом деле, я в порядке.

— Мы должны…

Я решительно качаю головой и бросаю на нее укоризненный взгляд. Аврора поджимает губы и отворачивается к лыкину. Я почти чувствую, как она сдерживает себя, чтобы не позвать меня. Эвандер словно чувствует это.

Он оглядывается через плечо.

— Какие-то проблемы?

— Никаких, — отвечаю я за нас обоих.

— Хорошо.

И на этом разговор замирает.

Мы идем по лесу в тягостном молчании. Болезненном, потому что рядом с этими мужчинами неловко и напряженно. А еще потому, что кровь пропитала мои носки. Я крепче прижимаю к себе Фолоста, не обращая внимания на боль в плече. Было бы проще, если бы я его отпустила, но сейчас это последнее, о чем я думаю.

Наконец, когда луна низко висит в небесах, мы подходим к барьеру, выкованному из волнистой тьмы. Он извивается и пульсирует, пронизанный потусторонней магией. Непрерывно извиваясь, его форма отказывается оставаться неизменной даже на секунду, как будто он живой, дышащий.

— Это… — задыхаюсь я.

— Фэйд, — заканчивает за меня Аврора.

Я так и знала. Фэйд — магический барьер между нашим миром и миром магии — Мидскейпом. Моя бабушка рассказывала мне истории об этом защитном барьере, единственном, что удерживает наш мир и немагических людей от захвата теми, кто обладает непостижимыми для нас силами. Она всегда говорила, что граница между мирами находится ближе, чем мы думаем, — достаточно близко, чтобы корни великого красного дерева могли протянуться через барьер, достаточно, чтобы наши духи и мы, в свою очередь, могли просачиваться через магию.

Но я никогда не думала, что он так близко. Достаточно близко, чтобы я могла дойти до него за одну ночь. Чтобы я могла прикоснуться к нему.

— Рэйв, — зовет Эвандер на краю магического черного тумана. Но ничего не происходит. Он вздыхает и сжимает пальцами черный кожаный ремешок на запястье. — Рэйв. — На этот раз чуть более раздраженно и нетерпеливо.

Уголками глаз я вижу, как Аврора кривит губы в легкой ухмылке.

— Хотите, я попробую, сэр Эвандер? — ласково говорит она.

Он бросает на нее взгляд и повторяет попытку.

— Рэйв, тебе приказано рыцарем Короля-Волка предоставить нам проход.

— Ооо… рыцарь Короля Волков, — говорит он. Лучше не заставлять почтенного рыцаря ждать, — шепчет голос, тихий, как шелест деревьев. Он отчетливо доносится из стены тумана впереди нас, но не из какого-то определенного места. Скорее, как будто говорит сама тень. Это уже второй говорящий дух, которого я встречаю за последние два дня, и, несмотря на мое нынешнее положение, я не могу поверить в свою удачу. Возможно, магия не так уж и мертва, как мы когда-то боялись. Тон Рэйва меняется, в нем появляется озабоченность. — Аврора? Я не ожидал увидеть тебя так скоро.

— Я надеялась, что больше никогда тебя не увижу, — сухо замечает она. — Не обижайся, Рейв.

— Не обижаюсь. — Похоже, между духами существует товарищество. Этот факт вызывает у меня улыбку. Неудивительно, что Фолост так быстро отнесся к Авроре прошлой ночью. — Может, мне не стоит их пропускать?

Аврора, похоже, задумалась.

— О чем вы говорите? — спрашивает Бардульф. Я наклоняю к нему голову в замешательстве. Слова были достаточно ясны для меня. — Если Фэйд не откроется, мы убьем девушку. — Он тычет пальцем в мою сторону.

— Я обижаюсь, когда меня называют девчонкой, — говорю я. — Мне двадцать два года. — Не то чтобы я ожидала, что он вообще послушает.

Бардульф фыркает и демонстрирует пример моих ожиданий.

— Мне напомнить вам, чем чревато ее убийство? — Аврора складывает руки.

— К черту риски. Если я не могу получить то, что мне нужно, словами, я получу это кровью. — Бардульф идет ко мне. Аврора делает полшага перед ним.

— Дай нам пройти, Рейв. Конри все равно придет, чтобы заставить тебя сотрудничать, если мы помедлим. И на моем счету больше не будет крови. — То, как говорит Аврора, заставляет меня задуматься, не проливалась ли за нее кровь раньше. Было ли это во имя нее? Или из-за нее? В любом случае, она не производит на меня впечатление женщины, которая жаждет насилия.

Тени впереди сгущаются в неясную фигуру мужчины. Это смутные очертания. Я моргаю и не могу быть уверен, что вообще его видел. С каждым мгновением человек превращается то в оленя, то в волка, то обратно.

— Если бы я только мог проглотить этих благородных рыцарей целиком… — По тому, как Рэйв это произносит, становится ясно, что он вовсе не считает рыцарей благородными. Я склона согласиться с этим мнением, учитывая те ограниченные знания о них, которые у меня есть.

Я бросаю взгляд на двух мужчин. Они никак не отреагировали на замечания Рэйва, несмотря на то что я думал, что они отреагируют. Эвандер смотрит в пустоту. Бардульф беспокойно вышагивает.

— Ах, — Аврора тихонько хмыкает, привлекая мое внимание. — Они не могут нас понять.

— Что? Но…

— Язык духов. С помощью части моей магии ты теперь можешь их понимать, — объясняет она.

— Я не могу понять Фолоста и Мэри.

— Ну, это потому…

— Хватит тянуть время. — Бардульф прекращает вышагивать и возвращается к трате своей энергии на нас. — Открой Фэйд, сейчас же, иначе я буду считать, что ты что-то замышляешь против нас.

Если бы он только знал…

— Рэйв, будь добр. — Плечи Авроры слегка опускаются под тяжестью покорности.

— Я бы не хотел, но если ты настаиваешь. — Рэйв отходит в сторону, превращаясь в живую тень, которой является стена Фэйда. Не знаю, кто он — дух безопасного прохода или тень. И то, и другое кажется вполне вероятным. Если бы я была более сильной ведьмой, то, наверное, смогла бы определить это с первого взгляда. Бабушка рассказывала мне истории о том, как ее мать могла почувствовать присутствие духа, даже не видя его.

Узкий туннель разделяет Фэйд, клубящийся туман раздвигается в стороны, давая проход. Это все еще мир полной темноты, травы почернели, тени деревьев пробиваются сквозь стены туннеля.

Эвандер идет первым, возглавляя отряд. Он машет Авроре, которая следует на шаг позади. Бардульф тычет пальцем в мою сторону, а затем в туннель, как будто я каким-то образом не понимаю, чего от меня хотят.

Воздерживаясь от умного замечания, я шагаю вперед. Однако у входа во Фэйд я останавливаюсь. Я чувствую, как Мэри дрожит у меня на бедре. Фолост тлеет, примостившись на ближайшей ко мне стороне камня. Я прижимаюсь к нему чуть ниже, желая обхватить его рукой, чтобы он чувствовал себя в большей безопасности.

— Иди, — кричит Бардульф.

Я игнорирую его, вместо этого вглядываюсь в тень и заявляю о своем намерении.

— Спасибо, Рэйв, за этот проход, который ты нам предложил. Я приму твою милость с благодарностью. Я не возьму из твоих владений ничего, что не было бы предложено, и не оставлю на них своего следа.

Ответа не последовало. Я жду, опасаясь, что Аврора неправильно поняла и я на самом деле не говорю на его языке.

— Хватит бормотать. Иди! — Бардульф снова толкает меня в плечи, заставляя споткнуться. Боль пронзает меня до лодыжек, колени подгибаются.

Я наклоняюсь вперед, пытаясь поймать равновесие. Но земля Фэйда не кажется мне твердой под ногами. Я хватаюсь за Фолоста, пытаясь удержать его в воздухе. Я скручиваю свое тело, инстинктивно протягивая руки, чтобы стабилизировать себя и не упасть на Мэри. Мои пальцы обхватывают что-то теплое и твердое, и мне удается быстро выпрямиться.

Тени медленно отступают от меня. Я отпускаю то, за что держался, и встречаюсь взглядом с глазами, вырезающими впадины во Фэйде. Рэйв парит рядом, и на секунду никто из нас не двигается.

— Присмотри за ней, пожалуйста, — шепчет он.

— Обязательно, — клянусь я с легкостью.

— Хватит болтать. — Рука смыкается на моей шее, снова толкая меня вперед.

Я спотыкаюсь, но на этот раз мне удается удержаться в вертикальном положении.

— Тебе не нужно держать меня в руках.

Бардульф наклоняется и рычит.

— Я могу сделать с тобой все, что захочу.

По позвоночнику пробегает дрожь, и не от холода, который живет в этом странном барьере между мирами. Он говорит серьезно. И в этих словах так много недосказанного.

— Бардульф, Фаэлин, хватит медлить, — рявкает Эвандер. — Король Волков ждет нашего поспешного возвращения, а он, как ты знаешь, не любит, когда его заставляют ждать.

В этих словах столько зловещего подтекста, что мне становится еще холоднее.

Каким будет этот «Волчий Король»?

Я должна как можно скорее переправить Аврору и себя через Фэйд. Но чтобы попасть домой, мы должны пройти через этот неестественный барьер и попасть в волшебный мир за его пределами: за Мидскейп.

Мы пересекаем пустоту Фэйда по тропе, проложенной для нас Рэйвом. В ней я вижу тени зверей и существ, которые не поддаются моему пониманию. Они проходят рядом с нами. В одно мгновение они здесь, а в следующее — исчезают. Они проскакивают по нашему пути, как клубы дыма, и обретают форму, как только возвращаются в надежные объятия магии, в которой родились.

Недолго думая, рядом со мной проходит теневой волк, более массивный, чем остальные. Одно из его ушей неестественно торчит, словно от него отрезали кусок. Сверкнув золотыми глазами, он исчезает.

Фэйд — удивительное место… и холодное. С каждым шагом я чувствую, что дрожу все сильнее и сильнее. Ноги тяжелеют, а зрение становится таким же туннельным, как и путь впереди. Белые волосы Авроры и широкая, покрытая шрамами спина Эвандера — вот мои ориентиры, единственное, что помогает мне идти по верному пути.

Мы пробираемся через тенистый лес и густое болото, через скалистые обрывы и ровные луга, прежде чем вдали снова забрезжит бледный лунный свет. Дальнее отверстие туннеля похоже на маяк, светящий с далекого берега.

Так же легко, как мы вошли во Фэйд, мы покидаем его. Не успел я ступить на землю Мидскейпа, как горшок с Мэри у моего бедра взрывается, вгоняя в плоть осколки глины и разбрасывая повсюду грязь. Факел в моей руке вспыхивает, и на мгновение меня ослепляет свет.

Глава 7

Я вскрикиваю от неожиданности и роняю факел, прежде чем огонь успевает охватить мою руку и испепелить плоть. Одновременно со взрывом пламени из моего бедра, словно клубки пряжи, вырываются блестящие усики. Листва сплетается, образуя туловище, две ноги и две руки. Голова состоит из туго переплетенных стеблей, два массивных листа — уши. Вокруг зеленой головы распускается ореол календул, похожих на волосы.

Древесина моего импровизированного факела мгновенно превращается в пепел. Но осколок кирпича окутывает парящая сфера пламени. Вместо ног огонь переходит в точку. Два языка пламени становятся руками. Затем — голова с двумя светящимися золотыми глазами.

— Мэри? Фолост? — Я заикаюсь, глядя между ними.

— Именно так, Фаэлин. — Фолост поднимает огненную руку к своему торсу, где находится кирпич — там, где в противном случае было бы сердце.

— Что за… — Бардульф вскакивает, словно желая защитить Аврору и меня.

— Они безвредны, — мрачно говорит Аврора. — Успокойся.

Я бросаю на Аврору благодарный взгляд и поворачиваюсь к своим друзьям по духу.

— Вы оба умеете говорить?

— В этом мире, где магия все еще сильна, мы можем… для тех, кто способен понять. В Мире Природы наши силы со временем уменьшились, — говорит Мэри. Там, где голос Фолоста трещит, как звук костра, голос Мэри сладок и легок, как жужжание опылителей, доносящееся с луговым бризом.

— Нам нужно идти дальше, — сурово напоминает Бардульф. Я бросаю на него взгляд, который бьет так же хорошо, как заточенная палка по пластинчатым доспехам.

— Бардульф, мой простодушный друг. — Эвандер качает головой.

— Как ты смеешь, — рычит Бардульф.

— Неужели ты не видишь, какую пользу мы принесем Конри? — Эвандер указывает на меня.

— Я вижу, что сила Авроры разделена, и половина ее находится в вещи, которая думает и ходит, а не в кольце, которое можно носить. — Бардульф снова двигается. Он скорее акула, чем волк, кружит в водах вокруг нас.

— У Конри есть не только дух луны и ее сила, но и сила ведьмы-ткачихи со связанными духами. — Эвандер делает жест, как будто это должно было быть очевидным предположением.

Эти мужчины соревнуются в том, что я ненавижу больше: когда меня называют «вещью» или когда жаждут моих способностей, как будто ими можно обладать и использовать. Но я скрываю это чувство. В конце концов, Эвандер, кажется, больше не заставляет Бардульфа кружить вокруг себя. А планы Эвандера предложить мои способности Конри — это то, о чем стоит беспокоиться в будущем.

— Фолост, Мэри, теперь, когда вы успешно вернулись в Мидскейп, вам следует пойти и пообщаться со старыми богами, чтобы полностью восстановить свои силы, — мягко говорит Аврора. — Нас осталось очень мало.

Я полностью отвлекаюсь от забот о мужчинах и снова сосредотачиваюсь на женщине и моих связанных духах — моих друзьях. Я знала, что ни при каких обстоятельствах не оставлю их. Но мысль о том, что они могут покинуть меня, ни разу не приходила мне в голову, и я вдруг почувствовала себя такой эгоисткой из-за этого.

— Вам нужно восстановить силы? Вы плохо себя чувствуете? — Глупый вопрос, учитывая то, что я только что увидела. Если бы они были здоровы, то не были бы десятилетиями в таком ослабленном состоянии. Разве в этом есть моя вина? Неужели я держала их при себе до тех пор, пока не освободила? — Я не знала, что вы страдаете… Мне так жаль.

— Не стоит извиняться, — тепло говорит Фолост.

Мэри поднимает острую руку, и вокруг моего запястья обвивается маленькая лоза с ноготком на конце.

— Не бойся, мы не оставим тебя, Фаэлин.

— Я… — Я не могу сказать, что я боюсь не этого. Они слишком хорошо меня знают. Они видели каждый момент моей жизни, когда кто-то, кого я любила, уходил. Будь то моя мать, ушедшая в лес и не вернувшаяся. Парень, которого я любила, бросил меня, оставив в память о себе лишь разбитое сердце. Или сжимать руку моей бабушки каждый час, пока магия не исчезнет из ее тела. Но сейчас я должна быть сильной ради своих друзей. Неважно, что случилось со мной в прошлом, я не стану их удерживать. — Я знаю, что вы не бросите меня. Но забота о себе и своем благополучии — это не отказ. Я люблю вас обоих и прежде всего хочу, чтобы у вас все было хорошо.

— Тебе не нужно говорить нам. Мы и так знаем. Ты никогда не забывала следить за тем, чтобы у Фолоста было достаточно угля, или за тем, чтобы моя земля была правильно полита. — Виноградные лозы переходят в то, что я считаю улыбкой. — Возможно, ты не часто увидишь нас в этих формах, поскольку их поддержание требует от нас больших усилий. Но мы будем с тобой. Ты знаешь, как призвать нас, когда понадобится.

Лоза тянется к земле, подбирая маленький осколок глины из горшка, разбившегося у моего бедра. Мэри поднимает его и держит передо мной. Я принимаю его обеими руками. Бабушкин отпечаток большого пальца оставляет на его поверхности вмятину. Фолост делает аналогичное движение, передавая мне осколок кирпича. Он обжигает жаром, но лишь на краткий миг. Кажется, что я совсем не ощущаю жара.

— Для нас большая честь быть связанными с такой ведьмой, как ты. Не стесняйся обращаться к нам, когда понадобится. — При этих словах пламя Фолоста сворачивается в клубок и исчезает с дымом.

Лозы Мэри возвращаются в землю, увядая и превращаясь в почву для червей, которыми они питаются прямо на моих глазах. Она оставляет за собой шлейф лепестков ноготков, которые подхватывает ветерок, пахнущий лесным дымом. Домом.

Когда ветер усиливается… они исчезают.

Мои руки по-прежнему сжимают жетоны, которые являются последними связями с моими друзьями. Я думала, что всегда буду держать их при себе, беречь. А на самом деле я забирала их домой. Пусть они все еще привязаны ко мне, но они не рабы. Они свободны, и, честно говоря, я желаю им этого. Даже если у меня болит сердце и щиплет глаза от одной только мысли о том, что я потеряла и отпустила за столь короткий срок, — достаточно, чтобы холод, окутавший мои плечи тяжелее рубинового плаща, погрузился глубже в мой мозг, — я люблю своих друзей по духу настолько, что хочу видеть их здоровыми. Со мной или без меня.

Глаза Авроры тоже стекленеют, когда она смотрит на места, где находились два духа. Интересно, что творится у нее в голове? Из всего услышанного я могу предположить, что она тоже жаждет свободы. Возможности бродить так далеко, как ей заблагорассудится. По форме, которая позволит ей вернуться к истокам своей сущности. Но в отличие от Фолоста и Мэри, Аврора заперта в своем смертном теле. За ней охотится Король Волков.

— Сюда, — говорит Эвандер, направляясь по проторенной тропинке между двумя холмами. Совершенно не обращая внимания на то, что я только что потерял двух самых дорогих мне друзей.

Бардульф замирает, сложив руки, и смотрит мне вслед. Каким-то образом, даже при весе вдвое меньше Эвандера, ему удается быть более внушительным.

— Мы должны устроить привал, — зовет Аврора, идя вслед за Эвандером, игнорируя очевидный и невысказанный приказ Бардульфа двигаться.

— Нет. Мы отдохнем в лагере. — Эвандер даже не оглядывается, прежде чем ответить. Он уже наполовину спустился с холма.

— Эвандер, ей нужен отдых.

Эвандер приостанавливается и снова смотрит на меня. Его серебристые глаза холодны, как луна над головой.

— Это правда? Тебе нужно, чтобы мы были помягче с тобой, человек?

— Я и так прекрасно справляюсь. — Я поражаюсь, что мои слова не расходятся с делом, пока я борюсь со стучащими зубами. Ночь в Мидскейпе, кажется, холоднее. Какая-то часть моего сознания смутно догадывается, что в этом мире все по-другому. Но я не могу найти в себе силы, чтобы с таким энтузиазмом открывать для себя подобные вещи, как мне кажется, следовало бы.

— Хорошо. Надо перебраться через узкий пролив, пока Грувун еще ждет. — Эвандер продолжает путь.

Аврора бросает на меня обеспокоенный взгляд, но я киваю в знак заверения. Она нехотя следует за Эвандером, впереди меня. Бардульф продолжает нависать надо мной. Я медленно кладу часть друга в карман, прежде чем отправиться в путь.

Холмы спускаются к побережью с бледным песком. Немного больше, чем полоска белого песка, сияющего в лунном свете на фоне спокойного пролива воды того же цвета, что и ночное небо. Я никогда раньше не видела моря, хотя слышала рассказы о нем от торговцев, которые проезжали через город, привозя товары со всего запада. Этих рассказов было достаточно, чтобы я относился к этому водоему с некоторой опаской. Особенно когда Эвандер забирается в маленькую гребную лодку, прибитую к берегу, и пенистые волны омывают ее слишком тонкий корпус.

Аврора — следующая. Я заставляю себя перелезть через борт. Затем Бардульф. Мы с лунным духом садимся в середину, Эвандер — на нос, а Бардульф — на корму.

— Грувун, отведи нас назад, — говорит Эвандер океану. Прилив нахлынул, но только вокруг нашего маленького суденышка, поднял нас и понес в открытое море.

Сразу же я ощущаю толчок магии вместе с приливом. Я никогда не видела, чтобы кто-то, кроме ведьмы, вызывал духа. Но у лыкинов есть свои способы направлять магию.

Нас практически не трогают волны, и мы с легкостью мчимся по темному морю. Я бросаю взгляд на борт судна: там нет ничего, кроме ряби и морской пены. Удивительно, что Аврора совершила это путешествие в одиночку… и в таком состоянии, в каком она была. Неудивительно, что вскоре после нашей встречи она упала в обморок от истощения.

— Грувун, ты смог передать мое послание? — спрашивает Аврора у воды на противоположной стороне лодки.

— Да, — отвечает вода, ударяясь о корпус. В движении лодки ничего принципиально не изменилось, но волны звучат как-то иначе. Желание встать и заглянуть туда почти непреодолимо, но я воздерживаюсь. Я не хочу быть выброшенным за борт. — Она готова принять тебя.

— И она думает, что у нее хватит сил меня вылечить?

— Она приняла свою форму. Это не будет проблемой… Она более подвижна, чем раннее, но она не сможет прийти к тебе. Она все еще в ловушке.

Аврора сдвинулась с места, уставившись на свои соединенные руки между коленями. Запуталась. Это слово словно преследует ее.

— «Она» — это старый бог, которого ты хотела найти? — Я спрашиваю, надеясь, что Эвандер и Бардульф меня не поймут. Глаза Эвандера метнулись в мою сторону, но затем он снова обратился к далекому берегу. Я не могу сказать, был ли это взгляд понимания или нет. Поскольку Аврора не поправляет меня, я полагаю, что достаточно преуспела, чтобы говорить на языке духов.

— Богиня, да. — Аврора продолжает вглядываться в сырой корпус лодки. — С ней возникли некоторые… сложности…

— Но она по-прежнему твой лучший шанс?

Аврора кивает.

— Тогда мы продолжим наши поиски. — Я перехожу на шепот, хотя ясно, что Эвандер и Бардульф не могут меня понять.

Аврора поднимает подбородок и смотрит на меня. Ее губы изгибаются в улыбку, но тонкие линии вокруг глаз и рта выдают усталость, которую она так старательно пытается скрыть. Это выражение покорности. Но все же у меня достаточно надежды, что она не откажет мне прямо.

— Кто это? — спрашивает Грувун. Волна вздымается чуть выше на моей стороне лодки. Клянусь, я вижу пенные глаза, от которых мое сердце становится одновременно легким и тяжелым, как свинец.

— Я Фаэлин, — представляюсь я.

— Ведьма-ткачиха? В этих краях? Как странно.

— Подруга, — поправляет Аврора.

Я делюсь с ней улыбкой.

— Присмотри за ней, «друг». — последнее слово остается за Грувуном, поскольку далекий берег уже приблизился.

Мерцающий огонек, который был не более чем пятнышком на горизонте, превратился в костер. Земля плоская, почти вровень с морем. Сквозь тонкую полоску песка, почти у самой кромки воды, пробиваются непокорные травинки. Лодка с хрустом ударяется о песок белесого берега.

Эвандер и Бардульф спрыгивают с борта. Аврора следует за ними гораздо медленнее и с гораздо большим изяществом. Я тоже двигаюсь, мои руки дрожат, когда я хватаюсь за дерево и медленно подтягиваюсь. Ноги покалывает от неудобной посадки и шквалистого ветра, когда мы неслись по морю.

— Спасибо, Грувун, — говорю я небольшим волнам, которые бьются о берег, далеко позади того места, где опустилась лодка.

Вода устремляется вверх, дальше, чем в прошлый раз, и омывает мои ноги. Я почти не чувствую холода, хотя кожа моих сапог тонкая. Это не очень хороший знак.

На песке вокруг костра разбит небольшой лагерь. Три простые клиновидные палатки установлены в кардинальных точках, каждая на достаточном расстоянии друг от друга на пустом пляже. На боку каждой из палаток красной краской нарисованы три вертикальные полосы. Значение этого символа мне неизвестно.

— Она будет жить в моей палатке, — заявляет Аврора, к моему облегчению.

Но у Эвандера другие намерения.

— Она будет со мной.

— Прости? — Я испуганно моргаю.

— Идем, — огрызается он и направляется к палатке, самой дальней справа.

— Мне с тобой некомфортно. — Я не двигаюсь с места, а наоборот, становлюсь пошире, как бы подстраховывая себя.

Повернувшись на каблуке, Эвандер снова устремляется в мою сторону и останавливается так, что наши груди не соприкасаются. Так близко я могу разглядеть каждый оттенок серебра в его ртутных глазах. Он смотрит на меня пронизывающим взглядом — взглядом хищника, таким же непреклонным, как его напряженные мышцы. И все же, несмотря на источаемую им силу, в его взгляде нет злобы. Странно… но я не чувствую угрозы. Если и есть что-то, то это ощущение перформанса. Но я не знаю, для кого это представление.

— Если не обработать раны, то будет некомфортно, — говорит он одним из самых низких голосов, которые я когда-либо слышал. Слова, предназначенные только для меня.

— Я в порядке, — настаиваю я.

— Не лги мне. — Он наклоняется вперед, глубоко вдыхая. — Я чувствую, сколько крови ты потеряла; от тебя начинает вонять смертью.

— Говорить даме, что она воняет. Ты действительно знаешь, как правильно говорить, не так ли? — Я складываю руки, игнорируя боль в плечах и то, насколько он прав.

— Язвительные замечания не помогут залечить твои раны.

— Я могу сама о себе позаботиться.

— Ах, да, ведь ведьма из Мира Природы так много знает о Мидскейпе. — Его тон становится тонким от раздражения.

— Я довольно находчива.

— Не сомневаюсь. — Странно, но согласие звучит искренне. — Но ты не найдешь здесь хвоща или розы, чтобы остановить кровотечение. Ни ивы, ни вяза, ни ромашки. — Он слегка наклоняется вперед. — Возможно, вы сможете вызвать дух ноготков, но будет ли этого достаточно? — Прежде чем я успеваю ответить, его взгляд обращается к Авроре, а затем снова на меня со знающим блеском. — Подумай, чем ты рискуешь ради нее, позволяя своей силе истощаться — ты можешь сделать ее более уязвимой для болезни или даже смерти.

Я сжимаю руки в кулаки. Я лесная ведьма. Я могущественна и могу сама позаботиться о своих ранах без помощи этого манипулятора.

Но иногда истинная сила заключается в том, чтобы понять, когда нужно принять помощь, бабушкин голос напоминает мне из Запределья.

Я сдерживаю вздох и расслабляю пальцы. Я могу позаботиться о себе. Я знаю, что могу. Но это займет больше времени и будет менее эффективным, чем любая помощь, которую он может оказать, и больше времени, чем, как я подозреваю, у меня есть. Кроме того, если я покажу им слишком много того, на что способна, они могут начать пристально наблюдать за мной, поняв, что я представляю угрозу.

Затаиться. Ждать. Не спешить.

Я ни за что не смогу сбежать с Авророй сегодня ночью, если буду измождена потерей крови. Холод доводит меня до дрожи и оцепенения не только из-за погоды и шока от всего, что я пережил сегодня. Я знаю, что это не так. Так же, как знаю, что через некоторое время эти волки принудят меня к лечению. Не ради меня, а ради Авроры. Я теперь их пленница, так же как и она. И мы обе считаемся собственностью Волчьего Короля.

Собраться с силами. Затем сбежать.

— Хорошо, — сдаюсь я. — Я буду благодарна за помощь.

— Хорошо. — Эвандер отходит в сторону с самодовольной ухмылкой. Он думает, что победил меня. Возможно, он воображает, что я сразу же подчинюсь. У него на очереди еще одно дело.

Эвандер направляется к своей палатке, и я следую за ним. Не обращая внимания на боль и не поднимая головы, я с готовностью иду в волчье логово.

Глава 8

Внутри палатки все так же скудно, как я и ожидал. С одной стороны лежит подстилка, с другой — приличных размеров рюкзак, уложенный на парусину и кожзам. Это явно палатка путешественника, рассчитанная на то, чтобы упаковывать вещи налегке и быстро передвигаться.

— Садись. — Эвандер приседает над сумкой и начинает рыться в ней.

Я подчиняюсь и сажусь сбоку от входа. Сквозь заслонки видно, как Аврора и Бардульф обмениваются какими-то напряженными словами, но я не могу разобрать, о чем идет речь. Однако от того, как они разговаривают, у меня волосы встают дыбом. Есть в этом человеке что-то такое, чему я не доверяю. Даже больше, чем Эвандеру. Подозреваю, причина в том, что Аврора всегда говорит с Эвандером с раздражением, волнением, досадой… но никогда — с настоящей враждебностью или неприязнью. И не со страхом. Бардульф — совсем другое дело.

— Вот. — Порывшись в сумке, Эвандер извлекает небольшую бутылочку. Он вытаскивает пробку и протягивает ее мне. — Выпей.

— Что это? — Я принюхиваюсь, пытаясь различить ингредиенты в тонике.

— Не яд. Я не собираюсь убивать тебя, когда в тебе есть магия Авроры. — Он снова начинает рыться в карманах.

— Какая доброта, не так ли? Спасаешь меня, исцеляешь, только чтобы твой Волчий Король мог делать со мной и Авророй все, что захочет, когда вы доставить нас ему. — Я отхлебнула жидкость и заглянула в бутылку. Насколько я могу судить, ничего необычного. — Я для вас не более чем пленница.