Вернувшись в шатер Орла, Солдат переложил свои вещи в отгороженный дальний угол, отведенный для офицеров, и скатал постельные принадлежности. Пожитков у него было немного. Собравшись, он повернулся к своим боевым товарищам. После окончания сражения никто из них не обмолвился с ним ни словом.
— Служить с вами — большая честь, — тихо промолвил Солдат. — Надеюсь, несмотря на повышение, я останусь в вашем шатре. Мне бы хотелось и в будущем сражаться бок о бок с вами.
Ответом ему стало натянутое молчание. Коренастые мужчины с накачанными мышцами, высокие жилистые женщины, отвернувшись от Солдата, погрузились в мелкие хозяйственные заботы. Кто-то шепотом обратился к соседу, но на Солдата никто не обращал внимания. Он был ошеломлен.
Внезапно к нему подошла Велион. Взяв Солдата за руку, она вывела его из шатра на открытый воздух, где их не могли слышать другие воины.
— Они тебя боятся, — сказала молодая женщина. — Того, как ты расправился с человеком-диким псом…
— А, вот что. Но я же все объяснил. Вау изуродовал мою жену, отнял у нее красоту. Это были личные счеты.
— Так или иначе, боятся. Потребуется какое-то время, чтобы тебе снова поверили. Мы приняли тебя за обыкновенного профессионального солдата — человека, владеющего боевыми искусствами, имеющего опыт. Никто не предполагал, что в тебе таится такой демон. Теперь наши воины опасаются сказать тебе не то слово, совершить какую-нибудь ошибку. Все с ужасом думают о том, что им придется служить под твоим началом.
— Вот как? Ну а ты, Велион? Ты-то мне веришь?
Молодая женщина неуверенно посмотрела на него.
— Не знаю. Ты просто обезумел от ярости. И в то же время ты мастерски расправился с противником, учитывая, каким оружием тебе пришлось действовать. Вот что самое страшное.
Солдат недоуменно покачал головой.
— Ведь я поступил так, как должен был поступить. Он не стал добавлять, что сам пришел в ужас, увидев того Солдата, что вырвался из него во время сражения. Этот человек был знаком ему не больше, чем его товарищам. Тот Солдат поднялся откуда-то из самых потаенных глубин души, из другого мира, из другой жизни.
Велион указала на окровавленный мешочек из-под муки, который Солдат сжимал в руке.
— А это что?
Солдат посмотрел на мешочек.
— Это? Голова Вау.
— Зачем ты оставил ее себе?
— Я буду хранить голову до тех пор, пока не покажу своей жене. Я хочу, чтобы она убедилась: тварь, искусавшая ее, заплатила за это своей жизнью. Не знаю, быть может, Лайана захочет сжечь ее.
— Я слышала, королева распорядилась, чтобы никто не упоминал о случившемся в присутствии принцессы Лайаны.
— Ну, это было до того, как я убил Вау. Уверен, теперь можно будет спокойно говорить об этом. Я хочу стереть из памяти жены кошмарные воспоминания о том нападении. Возможно, она будет крепче спать ночью, зная, что Вау мертв.
Велион пожала плечами.
— В общем, я тебя предупредила. А теперь можешь идти к своим новым товарищам-офицерам.
— Какие они мне товарищи. Вы мои боевые друзья…
Молодая женщина покачала головой.
— Это в прошлом.
— Ты именно поэтому отказалась от производства в сержанты? — спросил Солдат, и в его голосе прозвучала горечь. — Хочешь остаться простым воином?
Велион потупилась.
— Я отказалась от повышения, потому что его не заслужила. Его заработал для меня ты, своими поющими ножнами. Без них я бы непременно погибла. Мы оба погибли бы — враги поразили бы нас в спину.
Солдат посмотрел на свои ножны.
— Ну и что? Да, у тебя было определенное преимущество. Но это все равно как если бы солнце было у тебя за спиной или ветер запорошил песком глаза твоему противнику! В бою надо пользоваться всем, чем можно. Могло бы быть и наоборот. Именно тебя могли бы ослепить солнце или ветер,
— Так или иначе, для того чтобы принять новый чин, я должна сама прочувствовать, что заслужила его. — Внезапно ее голос снова наполнился теплом. — А ты… ты поступаешь правильно. Я знаю, тебе необходимо подниматься по служебной лестнице, чтобы чувствовать себя достойным своей жены-принцессы. Поэтому ты должен расти. Я тебя понимаю.
— Спасибо, Велион.
Солдат молча посмотрел на заходящее солнце. Зрелище не отличалось особой красотой: желтый солнечный диск казался грязным и линялым. Окружающая природа, вместе с Королем магов, словно с каждым днем становилась все более чахлой и больной.
— Ну что ж, я пойду.
Велион от всей души хлопнула его ладонью по спине, так что Солдат едва устоял на ногах.
— Я буду следить за тобой во время боя. Жду и от тебя того же самого.
Солдат просиял.
— Договорились. Можешь не сомневаться.
Они расстались. Солдат отнес свои пожитки в угол шатра, отделенный от остальной части занавесками из бараньих шкур. Положив вещи на койку, которую прежде занимала та лейтенант, с кем он разговаривал, нанимаясь на службу в шатер, Солдат отправился искать капитана Монтекьюта.
— Какими будут мои новые обязанности? — спросил Солдат у своего непосредственного начальника.
— Ты возьмешь под свое начало отряд лучников шатра Орла, — ответил капитан. — Обычно воин, произведенный в офицеры, получает назначение в другой шатер. Так лучше для дисциплины — не надо, чтобы он оставался с теми, кто смотрел на него как на равного. Человеку нелегко отдавать приказания своим бывшим товарищам, а тем трудно подчиняться тому, кого они близко знают.
— Но ведь я остаюсь в шатре Орла.
— Да, потому что никто не хочет тебя брать.
Солдат недоуменно заморгал.
— Что?
— Все остальные шатры отказались тебя принять, — повторил Монтекьют, уставившись взглядом в правое плечо собеседника. — Даже полковник сомневался, следует ли производить тебя в офицеры. Я настоял.
— Ты? Спасибо, капитан.
— Не благодари меня. Я поступил так скрепя сердце — порядок есть порядок. Закон гласит, что храбрость в бою должна быть вознаграждена. Закон гласит, что воин, вызвавшийся сражаться в поединке и одержавший победу, должен быть повышен в звании. Когда я увидел, как ты расправился с воином-псом, меня чуть не стошнило. Герои сотворены из более чистого, более светлого материала, чем тот, из которого слеплен ты. Ты черпаешь свою отвагу из какой-то мрачной преисподней — из колодца дикой, первобытной ярости, к которому нет доступа простым карфаганцам, таким, как я.
Солдат стиснул зубы.
— Понятно.
— С другой стороны, совершенно очевидно, что именно благодаря тебе мы одержали победу, и ты должен получить то, что тебе причитается.
Взгляд Солдата стал жестким.
— Спасибо, капитан. А теперь скажи, я могу сейчас быть чем-нибудь полезен?
— Да, отправляйся к лекарям, занимающимся ранеными.
— Ты предлагаешь мне с помощью черной магии оживлять мертвых?
Капитан Монтекьют медленно покачал головой.
— Лейтенант, ты так со мной не шути. Знай, что в случае чего я запросто сотру тебя в порошок.
С шумом втянув носом воздух, Солдат промолчал. После того как капитан Монтекьют ушел, Солдат направился в шатер, где разместился лазарет. Там находились воины, получившие в бою страшные раны и увечья. Некоторым было суждено в самое ближайшее время умереть. Солдат помогал лекарям, перевязывая раны, обрабатывая их лечебными травами, мхом и глиной, чтобы не допустить заражения. Самым главным было остановить гангрену. Отвары тысячелистника с медом использовались для борьбы с лихорадкой и жаром. Глядя на осторожные, нежные движения Солдата, ухаживающего за ранеными, лекари поражались его состраданию и заботе. Они не могли отождествить этого человека с тем обуянным безудержной яростью воином, которого видели на поле боя.
В шатре находилось несколько смертельно раненных. Время от времени кто-нибудь из них умирал, испустив последний вздох. Но освобожденные души никого не благодарили — разве что лекаря, который лечил неумело.
Солдат покинул лазарет только семь часов спустя — шатаясь, вышел из шатра в предрассветные сумерки. Землю заволокло густым туманом. Валясь с ног от усталости, он, даже не заглянув на полевую кухню, направился прямиком в свой шатер и завалился спать.
В этот день произошло несколько незначительных стычек с людьми-зверьми, но до настоящего сражения дело так и не дошло. К концу второго дня боев противник вынужден был признать свое поражение. Многих людей-зверей захватили в плен; остальные бежали через перевалы и спрятались в горах.
Красные шатры победоносно завершили еще один поход.
Принцесса Лайана, узнав о том, что Солдат поступил на службу в красные шатры, вызвала к себе знакомого карфаганца и попросила его держать ее в курсе событий. Этот гонец, тайно вернувшись в Зэмерканд, принес в Зеленую башню Дворца Диких Цветов известие о победе, одержанной красными шатрами. Он тронулся в путь сразу же после сражения и не смог сообщить никаких подробностей, и все же принцесса Лайана выяснила, что ее новый супруг повел «обреченных» в бой, а затем вызвался участвовать в поединке и одержал победу, чем, по сути дела, решил, исход сражения. Гонец ни словом не обмолвился ни о приступе безумной ярости, охватившей Солдата, ни о расе и имени его противника в единоборстве, так как не посчитал это важным. Принцесса поняла только, что ее муж — герой, и испытала огромную радость. Она пыталась заверить себя, что этот человек ей совершенно безразличен, но все же неплохо иметь мужем великого воина.
— Ну разумеется, — говорила себе принцесса Лайана, кормя голубей под куполом высокой Зеленой башни, — Солдат только называется моим мужем. Он не испытывает ко мне никаких чувств. Для него я была лишь способом спастись от казни.
Она твердила себе, что ей надо сохранить голову холодной. Если Солдат прознает, что она хорошо к нему относится, он наверняка попытается воспользоваться ее расположением в корыстных целях. Более того, Солдат может притвориться, что любит ее, и если она клюнет на его уловку, то полностью окажется в его руках. Лайана говорила себе, что ей необходимо постоянно быть начеку, не выказывать свои чувства красивому незнакомцу, не давать ему повода возомнить, что она к нему что-то питает. В конце концов принцесса решила, что лучше всего, если с ее стороны Солдат будет видеть только высокомерное презрение. Так она сможет надежно защитить себя. Холодная надменность — вот ответ. В покои Лайаны вошла Дриссила.
— Госпожа, вас желает видеть капитан Кафф.
Лайана нахмурилась. Она знала, что Кафф уже давно вздыхает по ней, и ценила дружбу с ним. Но сейчас принцесса догадалась, зачем он пожаловал. Ему не доставило радости известие о том, что Солдат произведен в лейтенанты. Капитан ревновал принцессу к ее новому супругу; он нисколько бы не огорчился, узнав о том, что чужестранец погиб в бою. Однако Лайана все же недоумевала, как Кафф мог решиться прийти к ней с таким разговором: должен же он понимать, что она не допустит в адрес Солдата ни одного дурного слова от постороннего, хотя ее саму терзают сомнения. Солдат — ее законный супруг, и, следовательно, в ее присутствии недопустимо отзываться о нем в дурном ключе.
— Дриссила, пригласи его сюда, только предупреди, чтобы он вел себя подобающим образом.
— Хорошо, госпожа.
Шурша шелками, служанка скрылась за дверью.
Подойдя к шкафчику в углу комнаты, Лайана достала из ящика черный бархатный капюшон и надела его на голову. Этот предмет одежды, а также другие ему подобные были сшиты портнихой специально для того, чтобы скрыть изуродованную сторону лица принцессы. Капюшон закрывал страшные шрамы, в то же время давая возможность взглянуть на нежную, нетронутую кожу второй, прекрасной половины лица Лайаны. Но главное, благодаря мастерству портнихи принцесса имела возможность смотреть обоими глазами. В этом облачении она могла принять капитана, не выставляя свое уродство напоказ. Оно позволяло ей чувствовать себя уверенной.
Через минуту в комнату четким строевым шагом вошел Кафф, в доспехах, со шлемом в руке. Согласно правилам приличия, эфес его меча был привязан к бедру, таким образом капитан демонстрировал, что пришел в гости к другу. Судя по всему, он только что сменился с дежурства.
— Рад видеть вас в добром здравии, ваше высочество, — учтиво произнес Кафф, отвешивая низкий поклон. — Вам известно, что я каждый вечер молюсь о вашем исцелении.
— Капитан, если это действительно так, вы только даром теряете время — свое и богов. Вы должны знать, что моя болезнь неизлечима.
Кафф решительно затряс головой.
— Этого никто не говорил. Я надеюсь, придет день, когда заклятие будет снято, и вы снова станете здоровой.
— Что вам угодно?
Было видно, что капитан нервничает.
— Я хотел узнать, не желает ли ваше высочество прогуляться по берегу голубого озера? Погода стоит прекрасная и, похоже, такой и останется. Глоток свежего воздуха вам нисколько не помешает; наоборот, это только раскрасит румянцем ваши… — Кафф смущенно осекся. Однако он зашел уже слишком далеко, поэтому ему пришлось закончить: — … ваши щеки.
— Вы хотите сказать, мою нетронутую щеку, — поправила его Лайана. — Капитан Кафф, мне приятно ваше внимание, но вам следует помнить, что я снова замужняя женщина.
— Я считаю такое положение лишь временным.
— Напрасно. Вы ждете, когда я убью своего последнего супруга?
Капитан молча переминался с ноги на ногу, звеня доспехами.
— О ваше высочество, я не стал бы употреблять слово «убийство», — наконец вымолвил он. — То были несчастные случаи, следствие вашей болезни.
— Капитан Кафф, берегитесь, как бы подобный несчастный случай не произошел с вами.
Кафф небрежно махнул рукой, словно показывая, что он никогда не думал, будто такое может произойти с ним, но раз уж об этом зашла речь, он готов на любой риск ради возможности быть рядом с принцессой.
— Какой же вы грубиян, — внезапно стала откровенной Лайана. — Знайте, я никогда не смогу полюбить вас.
Похоже, Кафф опешил, что было неудивительно. Принцесса раньше никогда так не разговаривала с ним. И никогда в его присутствии не произносила слово «любовь». Капитан заключил, что сейчас ее уже больше ничто не сдерживает, потому что она перестала видеть в нем угрозу.
— Грубиян? — с обидой переспросил он. — Вот как? Разве я давал вам повод думать, что мои чувства к вам не кристально чисты?
— Простите меня, я хотела сказать совсем не то. Лицо Каффа окаменело.
— Вы же прекрасно понимаете, что этот человек лишь использует ваше положение в собственных корыстных целях.
Лайана удивленно подняла брови.
— И чего же он добивается?
Капитан тщательно следил за тем, чтобы не переступить невидимую черту.
— Не знаю. Однако уверяю вас, Солдат замышляет что-то недоброе, и мы в конце концов горько пожалеем о том, что не отрубили ему голову в ту самую секунду, когда он пришел в город. Я по-прежнему считаю его шпионом, скорее всего присланным ханнаками. Иначе как ему, пешему, удалось справиться с конным ханнаком? Во всем Гутруме не найдется воина, способного на такое. На самом деле тот ханнак только делал вид, будто нападает на Солдата, чтобы мы ему поверили.
Лайана покачала головой.
— Вероятно, это укрылось от ваших глаз, но Солдат не лысый.
— Его внешность изменил какой-нибудь колдун.
— Капитан, не говорите глупостей. Если бы вы тогда случайно не встретились со мной, Солдат уже давно был бы мертв. На мой взгляд, ханнаки могли бы придумать что-нибудь получше.
Покинув Зеленую башню в отвратительном настроении, капитан Кафф отправился прямиком к маршалу Крашкайту. А Лайана тем временем решила, что ей действительно следует вырваться на свободу, подышать свежим воздухом. Она предупредила своих слуг, что отправляется на рынок за тканями.
Рабы принесли носилки. Как всегда, принцессу должны были сопровождать шесть дворцовых стражников. Командовал ими капрал Транганда. Принцесса уже давно заключила соглашение с капралом, чье состояние благодаря этому многократно выросло. Лайана платила Транганде золотом за то, чтобы тот отпускал ее охотиться в то время, когда она якобы делала покупки. Транганда делился со своими подчиненными, так что все были довольны. И все же он понимал, что идет на огромный риск. Если канцлеру Гумбольду когда-либо станет известно об этом соглашении, Транганду медленно, очень медленно зажарят на углях живьем в собственных доспехах.
— Сегодня доставьте меня к кузнецу, — усевшись в носилки, сказала подошедшему капралу принцесса. — Мне нужно время.
— Слушаюсь, моя госпожа.
Транганда отдал приказание рабам. Все они были родом с острова Амекни, осколка империи, до сих пор поставлявшего рабов королеве Гутрума и членам королевской семьи.
С амекнийскими рабами обращались хорошо (иначе они бы сбежали); их сытно кормили, им обеспечивали кров над головой. Они лишь номинально считались рабами; в действительности их жизнь была гораздо лучше жизни большинства слуг Гутрума. И все же многое определяется названием. Эти люди тосковали по далекой родине и горели желанием освободить жителей острова от гутрумитского ига. Некоторое время капрал молчал.
— Простите меня за мой вопрос, госпожа, — наконец сказал он, — но что… что будет, если вам станет плохо на охоте?
Лайана мягко улыбнулась. Годы шли, и сейчас Транганде было уже под сорок. В молодости люди не думают о риске; они совершают самые безрассудные поступки. Но по мере того как они стареют, их все больше начинает заботить собственное благополучие, особенно если к этому времени им удается скопить немного денег, чтобы можно было купить маленькую ферму и спокойно жить в деревне. Транганда — хороший человек, однако в последнее время он стал чересчур пугливым. Лайана поняла, что скоро ей придется думать о замене благодушного капрала.
— Ты имеешь в виду приступ безумия? Не бойся, это происходит только ночью, никогда при свете дня. Действительно, приступ может продолжаться несколько дней, но начинается он всегда ночью.
Транганда кивнул.
— Простите, если мои слова показались вам дерзкими.
— Капрал, ради меня ты рискуешь жизнью. Поэтому ты вправе знать все, что тебе нужно, чтобы правильно оценить этот риск.
— Благодарю вас, госпожа. Смотрите, вот мы и у кузнеца.
Носилки приблизились к кузне со стороны переулка. Выйдя из них, Лайана быстро проскользнула внутрь. Пожилая женщина, присматривавшая за домом Бутро-батана, позвала кузнеца. Тот принял принцессу в своей комнате.
— Прошу прощения за убогую обстановку. — Бутро-батан всегда начинал с этих слов, и Лайана уже давно перестала заверять его, что это не важно. — Если вы соблаговолите подождать здесь, я пошлю мальчика за вашей пегой кобылой. Она в конюшне напротив.
— Спасибо, Бутро-батан, — поблагодарила кузнеца Лайана. — А я тем временем переоденусь в охотничий костюм. И мне нужен мой ястреб.
Вскоре мальчик привел кобылу. Принцессы всего мира предпочитают белоснежных лошадей с золотистыми гривами, но Лайана никогда не отличалась пустым тщеславием. Она отправлялась на охоту, и ее лошадь не должна была привлекать к себе внимание. Пятнистая кобыла Лайаны прекрасно сливалась с тенями леса. Ее звали Плакучая Ива.
Закутавшись в синюю холстину, принцесса стала неузнаваемой. Она превратилась в голубую тень, в которой горели только глаза. Взяв арбалет и посадив на затянутую в перчатку руку своего ястреба, Вольного Ветра, Лайана тронулась в путь.
Стража у ворот уже хорошо знала принцессу. Точнее, ее знали как юношу из богатой и знатной семьи, любившего охоту, но скрывавшего свое имя. Страже были знакомы кобыла и ястреб, а также голос Лайаны, и многие не могли оторвать взгляд от карих глаз принцессы, неизменно светящихся теплой добротой. Стражники были уверены (эти слухи тщательно поддерживал капрал Транганда), что имеют дело с сыном престарелого вельможи, ведущего затворнический образ жизни и ненавидящего охоту. Поскольку почти все гутрумиты обожали охоту, юноша, стремившийся заниматься любимым увлечением, вызывал сочувствие стражников.
Выехав за городские стены, Лайана повернула на юг, к Древнему лесу, своим излюбленным охотничьим угодьям.
За Вольным Ветром ухаживал подмастерье Бутро-батана, двенадцатилетний паренек Сим. Сим обожал животных; он с любовью смазывал маслом кожаные ремешки, привязанные к ноге ястреба, за которые его держал охотник. Ремешки должны быть не слишком короткими, чтобы ястреб мог расчесывать перья, и в то же время не слишком длинными, чтобы не стеснять движения в полете. Все свое свободное время — а его у подмастерья кузнеца было совсем немного — Сим посвящал изготовлению колпачков для Вольного Ветра, закрывавших ему глаза, когда он сидел на руке охотника. Это делалось для того, чтобы птица не пугалась, увидев зверей, неожиданно выскочивших из лесных зарослей, или когда лошадь вставала на дыбы или оседала. Сейчас на Вольном Ветре был колпачок, украшенный маленькими алыми перышками.
Покинув городскую толчею, Лайана не переставая разговаривала со своими животными.
— Ну что, Плакучая Ива, в последнее время у тебя была возможность размяться? Мальчишка-подмастерье выгуливал тебя? А ты, Вольный Ветер, мой маленький пернатый охотник, ты летал над башнями Зэмерканда, показывая свое мастерство зевакам с рынка?
Так же, как одинокая старуха разговаривает со своей кошкой, одинокая принцесса беседовала с ястребом и лошадью. Животные знали ее голос и по-своему отвечали ей: кобыла тихо ржала, а ястреб клекотал, хлопая крыльями. Три товарища привыкли охотиться вместе, сливаясь с природой.
Лайана оглядывала округу, и ее сердце обливалось кровью. Говорили, будто красота вернется в мир, когда ХуллуХ умрет и его место займет новый Король магов. Как они цепляются за жизнь, эти колдуны, хотя им отведен срок, в семь раз превышающий обыкновенный! Подумать только, ХуллуХу семьсот лет, а он все еще не собирается расставаться с этим миром. Так что перед тем как начать улучшаться, жизнь станет еще хуже.
Принцесса переправилась через ручей, по которому вверх брюхом плыла дохлая форель; въехала в заросли папоротника, где чернели растения, засохшие от недостатка влаги; обогнула рощицу, затянутую паутиной, заросшую лишайником, мхом и плесневелыми грибами.
Вдруг из леса выскочил олень, и если бы у Лайаны на руке не сидел ястреб, могла бы получиться увлекательная погоня, состязание в быстроте кобылы с всадником и дикого лесного жителя.
На опушке Древнего леса, где принцесса впервые увидела Солдата, в воздух с шумом поднялись два фазана.
Лайана выпустила ястреба. Птица, истосковавшаяся по охоте, стремительно взмыла вверх, поднимаясь выше фазанов. Те, услышав звон колокольчиков, прикрепленных к ногам ястреба, поняли, что в воздухе смертельная опасность, но ничего не могли поделать. Ястреб свалился камнем на одного из фазанов, ударив его когтями, и тот полетел вниз. Второй, сообразив, что спасен, скрылся в заросшей густой травой канаве.
Мертвый фазан свалился на землю: одним ударом когтей ястреб сломал ему шею — это самый быстрый и чистый способ убить птицу. Конечно, можно стрелять куропаток и фазанов влет из лука, но вероятность поразить стрелой птицу в полете ничтожно мала. Гораздо чаще их ловят силками на земле, что приводит к долгой, мучительной смерти. По крайней мере ястреб убивал свои жертвы быстро и относительно безболезненно.
Фазан открыл счет добыче в этот день. Затем ястреб поймал еще несколько диких птиц, а сама Лайана подстрелила из арбалета зайца.
Наконец принцесса собралась возвращаться в город. День близился к вечеру; скоро ее хватятся. Потянув за ремешок, девушка заставила Вольного Ветра сесть к ней на руку и накрыла ему голову колпачком. Уложив добычу в охотничью сумку, Лайана повернула назад к Зэмерканду.
Приблизившись к городским стенам, она увидела вдалеке вытянувшуюся колонну марширующих воинов, алые знамена с белыми и черными изображениями зверей и птиц. Поход закончился. Карфаганские красные шатры с победой возвращались домой.
У Лайаны радостно затрепетало сердце, когда она увидела, что возглавляет шествие шатер Орла.
Но принцесса постаралась быстро взять себя в руки, убежденная, что надеяться ей все равно не на что.