Какое-то время назад появилось заявление о том, что «более уже не сыскать неопубликованных оригинальных либо соавторских рассказов Лавкрафта». Сокрушаясь по этому поводу, я припомнил, что в начале 1935 года мною была написана и представлена отвергнутая впоследствии Фарнсуортом Райтом история под названием «Дьяволопоклонники». Редактор Weird Tales сослался на то, что сюжетная линия на всем протяжении повествования была слишком неубедительна.
Тогда ещё мы с Лавкрафтом, состоя в плотной переписке, частенько обменивались в ходе нее текущими рукописями с предложениями и ремарками. Соответственно, ему я рассказ и отправил, а поскольку речь в нем шла о Новой Англии, то заодно посмел спросить, не был бы он так любезен помочь мне довести до ума эту историю.
Как следует из приведенных ниже выдержек его письма, от полноценного сотрудничества он отказался, но рукопись моя вернулась обильно снабженная комментариями и исправлениями, вместе с пространным текстом и исчерпывающим списком замечаний.
Я добавил рассказ к архиву, намереваясь при удобном случае взяться за него как следует. На протяжении многих лет страницы буквально слиплись; я эксгумировал их время от времени, нуждаясь в материале, перебирал, пропалывал сухостой и просматривал неопубликованные истории и наброски. Пару лет назад мною было использовал имя главного героя, «Гидеон Годфри», при создании рассказа, действие которого происходит в современной обстановке. Но «Дьяволопоклонникам» суждено было пылиться долгих четырнадцать лет до тех пор, пока не пришлось задуматься о том печальном факте, что не бывать больше рассказам Лавкрафта, будь-то переработанным, соавторским или вдохновленным им самим.
Подхваченный внезапным порывом, я вторгся на слоновье кладбище, расположенное на дне моего бюро, где среди множества набросков, фрагментов рассказов, радиосценариев и различных инкунабул, удалось откопать пожелтелые страницы оригинальной рукописи со знакомыми, сделанными нетерпеливой рукой Г.Ф.Л., пометками на полях. Мною также было извлечено длинное письмо Лавкрафта, где им обсуждался замысел исправлений.
Тотчас решившись переработать рассказ я дал знать об этом Августу Дерлету, биографу Лавкрафта, подкинувшему мне идею пересмотра этой истории специально для выпуска «Аркхема», включив туда часть корреспонденции, плюс некоторые из более уместных критических комментариев в форме сносок к тексту рассказа. Выдержки из письма Г.Ф.Л. приводятся далее, а примечания вы сможете найти в самом конце.
Здесь отыщется много интересного для исследователей творчества Лавкрафта; эти комментарии прекрасно отражают всю его педантичность и эрудированность в отношении исходного материала. С чисто личной точки зрения я зачастую был очарован в процессе правки тем, как некоторые ремарки или фразы самого Лавкрафта, казалось, вторили моим собственным задумкам — ибо в 1935 году вполне сознательно следовал тому, что с тех самых пор в прозе стало известно как «лавкрафтовская школа». Очень сомневаюсь, что даже самозваному «знатоку Лавкрафта» будет под силу выделить его фактический вклад в завершенный рассказ; большинство же фрагментов, которые могли бы быть идентифицированы как «чистый Лавкрафт», являются делом моих рук; все добавленные им фразы и связки имеют случайный характер и просто дополняют собой текст. Некоторые основные предложения по пересмотру сюжета были включены, но они, в свою очередь, были переработаны третьей стороной — мной, в редакции 1949 года. В процессе пересмотра я с прискорбием должен был констатировать тот факт, что Роберт Блох образца 1935 г. на сегодня такой же покойник как и Говард Филлипс Лавкрафт. Что ж, мир их праху!
Остается только добавить, что есть возможность еще одной эксгумации прошлого. В 1935 г. я написал и опубликовал рассказ «Звездный бродяга», посвященный Г.Ф.Л. Примерно год спустя, Г.Ф.Л. написал продолжение, «Скиталец тьмы», уже посвященное мне. В своей истории я использовал его как прототип, а он так же поступил со мной в своей. Впоследствии я предложил написать еще один рассказ, для завершения трилогии, продолжив с того самого места, где он остановился. Этот рассказ, «Тень с колокольни», будучи пересказанным мной в письме, вызвал у Лавкрафта немалый энтузиазм. Он уговаривал меня написать его, но я тогда отказался. Возможно, что когда-нибудь в будущем я воплощу этот замысел[12].
Если же нет, то как мне известно, это быть может, последняя история к которой Лавкрафт, непосредственно сам приложил руку. Далее следуют отрывки из его письма, а затем и она сама. Что ж теперь, я вручаю перо самому Говарду Филиппу Лавкрафту, который пишет:
«А теперь, разрешите мне самым искренним образом поздравить вас с отличнейшими „Дьяволопоклонниками“, читаю я их, признаться, с большим удовольствием и неослабным интересом… Что касается Дальнейшей трактовки сюжета — то она, с точечными правками, в будущем безусловно заслуживает того чтобы быть представленной к публикации.
<…> Я взял на себя такую смелость добавить некоторые заметки и внести ряд корректив, что сказалось необходимым с исторической и географической точек зрения. Большинство из них сами говорят за себя.
Рудсфорд должен находиться за пределами колонии Массачусетского залива, так как строгий надзор, господствующий в этой жесткой теократической общине, никогда не допустил бы существования такого поселения. Кроме того, его местоположение должно быть перенесено в какую-то точку на побережье, не столь густо населенную. В Новой Англии еще на заре ее спешной колонизации уже к 1690 году прибрежная область вся была буквально усеяна процветающими городами и практически сплошь фермами. Два поколения оседлой жизнь почти что стерли все следы дикой природы и (после войны короля Филипа[13] в 1675–1676 годах) индейцев в этих местах видели редко.
Единственно, где могла существовать на побережье относительно неизвестная деревня, был бы Мэн — чья связь с Массачусетсом не прослеживается до 1663 года, и который не был частью этой провинции до июля 1690. Будь я на вашем месте, то расположил бы Рудсфорд между Йорком и Уэллсом, если конечно это для вас приемлемо. Прилагаю карту Новой Англии (ее вы можете оставить себе), на ней как раз отмечено новое местоположение. Какая бы то ни было экспедиция по дебрям должна начинаться из Портсмута, а не Бостона или Салема при изучении карты все само собой встает на свои места.
А в остальном же все вышло очень живописно — мое единственное замечание касаемо повествования заключается только в том, что сама природа ужаса Рудсфорда слишком скоро предстала перед Гидеоном. А оно стало бы намного сильнее, если б это откровение пришло с омерзительной постепенностью, спустя несколько дней адских подозрений… <…>
Впредь будьте крайне осторожны, с вводом в обиход архаизмов — ибо перегнуть здесь палку очень легко, тем самым, сделав манеру письма чересчур старомодной. Изучите орфографию на реальных образцах печати 17-го века. Я внес несколько правок в ваш основной образец на первой странице. Что касается губернатора Фиппса — то он не был следователем по делам лиц, обвиняемых в колдовстве до 1692 года, а только путешественником и солдатом удачи к слову, о его карьере тоже занимательно было бы почитать… <…>
Закончив читать рассказ, я спросил себя, должно ли его действие происходить до либо после салемского дела[14] в 1692–1693 гг. Безусловно должно быть позже, если вы хотите провести идею о том, что дело Рудсфорда положило конец колдовству в Новой Англии. Между прочим, тот самый колдун — зачинщик салемских бедствий, преподобный Джордж Берроуз, явился прямиком из Уэллса, штат Мэн, краев, что где-то неподалеку от нового местоположения Рудсфорда. Возможно, вы смогли бы это применить, будь на то ваша воля…
<…> Теперь, что касается идеи о сотрудничестве — признаюсь, что эта история соблазняет меня много больше, чем любая из тех, что попадались на глаза в последнее время, но я, честно говоря, вряд ли уверен в том, что смог бы вообще сейчас заниматься чем-то подобным…
<…> Как бы там ни было, такая задача для меня теперь несравненно сложнее, чем если бы я взялся самостоятельно выполнять ее от начала и до конца, и единственно возможным оправданием здесь служит только желание, чтобы эта идея была должным образом развита, чего в противном случае сделано быть не может. Итак, когда речь идет о „Дьяволопоклонниках“, я чувствую, что безусловно, вам не хуже меня удастся самостоятельно развить эту историю, поэтому и не испытываю за собой никакой вины в том, что предлагаю попробовать именно вам. На протяжении последних месяцев мне пришлось буквально наложить вето — чисто из инстинкта самосохранения — на все совместные проекты… тогда как многие мои собственные рассказы буквально просятся на бумагу.
Но, как я уже говорил, оставаясь в стороне от этой истории, в данном случае, я уверен в том, что она от этого нисколько не пострадает. Это отличный материал, и вы, как никто другой, способны на то чтобы прекрасно его отшлифовать. Шабаш описан блестяще, и умопомрачительней всего его кульминация. Перво-наперво же, что необходимо, так это сделать погружение путешественника в ужас тоньше и постепенней…
<…> между прочим, я чувствую себя сродни Гидеону, поскольку у меня в роду есть Годфри. 29 октября 1732 года мой предок Ньюмен Перкинс (род. 1711) взял в жены Мехитабель, дочь Джона Годфри из С. Кингстауна, Род-Айленд, и вполне можно предположить, что Джон приходился Гидеону кузеном, племянником или даже братом!
— Г. Ф. ЛАВКРАФТ.»
«Всеприсутствие Сатаны в веке этом со всей очевидностью состоит в неимоверном числе ведьм, изобилующих во всякой местности. На сегодня только в одном из графств обнаружены их сотни, и, если молва не врет, в деревне о четырнадцати Домах на севере найдется сколь угодно этого проклятого выводка…»
— Коттон Мэзер[15]
Совершенно ясным было то, что жители Рудсфорда [1] не прибыли на «Мейфлауэре» или на одном из его кораблей-побратимов, да и вряд ли вообще покидали английский порт. Не дошло до нас так же известных и достоверных сведений об их переселении в этот бесплодный район северного побережья. Они попросту явились на эту землю и, не имея прав, без позволения и каких бы то ни было уговоров, не замеченные никем, выстроили свои незамысловатые жилища.
Их никто не тревожил поскольку на эту землю еще не распространилась власть колонии Массачусетского залива; до штата Мэн деспотичная рука пуританина дотянулась лишь в 1663 году. Впервые это место упоминается в «Хрониках капитана Элиаса Годуорти, его путешествиях и исследованиях континента Северной Америки», отпечатанных Хаверстоком в Лондоне, в 1672 г. [2], где оно описывается как «рыбацкий поселок с четырнадцатью домами, населенный жителями вида прискорбного и безбожного в сообразии с их чахлыми жилищами». [3]
Славный капитан, проходя на шлюпе вдоль побережья, произвел лишь беглый осмотр поселения, он держал путь к берегам Новой Шотландии, и, очевидно, никто не принял во внимание его свидетельств до тех пор, пока имя Рудсфорда не всплыло в колониальной летописи ужасного судного дня 1692 года.
Затем начались расследования. Так что, на какое-то время как сами жители Рудсфорда, так и их обычаи оставались для внешнего мира в значительной мере неизвестны. Даже для Портсмута они были всего лишь смутной легендой, в то время как в Йорке одних только упоминаний о них все избегали.
Остается неясным то, как Гидеону Годфри из Бостона удалось узнать эту историю. Возможно, что до него дошли кое-какие сомнительные намеки и слухи, тайным шепотком гуляющие меж дикарей или торговцев время от времени в их поездках по побережью с грузом пушнины или, возможно, вскрылось нечто при более тщательном исследовании штата Мэн, при его слиянии с колонией Массачусетского залива в 1690 году. Каким бы ни был источник, Гидеону, должно быть, стало что-то известно или, по крайней мере, он о чем-то догадывался, так как лишь обстоятельства самого неотложного свойства могли заставить этого божьего человека совершить то, что было совершено им позднее.
К началу осени 1693 года он перебрался в грязную деревеньку, где жили и работали иноземцы [4], в бесплодную пустыню в семидесяти милях вверх по побережью (по прямой) и на целых десять миль дальше по извилистому, разбитому проезжему пути. Оставив жену, двоих детей и справное место проповедника на бостонской кафедре, он нежданно-негаданно сорвался в Рудсфорд. Гидеон был столпом Церкви со своими пламенными проповедями и фанатичной преданностью делу, с той самой несгибаемой пуританской истовостью в суровых условиях новой земли. Все это, однако, как будто вступало в спор с аскетичным лицом и худощавой фигурой, придавая его внешности черты долговязого служки. Лишь в непоколебимо горящих глазах был намек на тот запал, что и делал Годфри истинным воплощением Святой Церкви Массачусетского залива [5], когда он ускакал в пустошь, чтобы схлестнуться там с язычниками.
Его уход вызвал к жизни множество кривотолков. Хотя, тем самым он заслужил одобрение начальства, большинство сочло это предприятие опрометчивым. Благоразумные вынесли свой вердикт — Гидеон свалял дурака. И в умах у старост гуляло больше опасений, чем было одобрения. Тем не менее, под плач друзей и родных Гидеон Годфри в конце сентября 1693 покинул Бостон верхом на лошади. Перед отъездом он наметил маршрут к паскуантогским сахемам, потому как им было кое-что известно о той местности, по которой пролегало его путешествие. Он держал путь в Ньюбери, собираясь переночевать там, а после с наступлением следующего дня отбыть в Портсмут перед тем, как отправиться на Запад. Затем, дав себе краткую передышку в маленькой деревушке Йорк, Гидеон намеревался следовать прямо по нехоженым лесным тропам, которых так страшились поселенцы и дикари.
Когда Годфри в двух словах так описал свой маршрут, индейцы лишь покачали головами. «Неведомый ужас, — шептались они, — крадучись пробирается сквозь древние леса и взирает с мрачных холмов». Туземцы предупредили проповедника о том, как опасно одному с наступлением ночи ехать верхом или совершать рискованные вылазки в укромные лесные уголки. Ему посоветовали держаться берега и оставаться в огненном круге, если по пути между поселениями его застигнет ночь. Гидеону не терпелось побольше узнать о цели своего похода, но когда он спросил напрямик, паскуантоги качая головами делали вид, будто ничего толком не знают о Рудсфорде и притворялись, что не понимают о чем идет речь. Старейшина Оакимис умолял Годфри отказаться от путешествия, но в конце концов, ему предоставили двух пеших проводников.
Так они и тронулись в путь; в первые два дня намеченное расписание было строго соблюдено, путешественники с легкостью добрались до Ньюбери, затем до Портсмута, а потом и до Йорка. Следующим днем на рассвете путники окунулись в неизведанный мир. Западные холмы окутывала голубоватая дымка, а море застилал серый туман. Осенняя прохлада витала в воздухе, и вскоре почва у них под ногами покрылась красноватокоричневой листвой [6]. Когда Киттери и Йорк остались позади, и экспедиция углубилась в дебри, проводники вновь хором повторили предостережения Оакимиса, глядя на черную лесистую дорогу перед ними. Вскоре море скрылось из виду, но гулкий шум валов еще надолго застыл у них в ушах. Теперь путники пробирались под сенью лесных сумерек. Синие тени нависали поперек извилистой тропки или прятались за стволы вековых деревьев. Откуда-то издали доносились странные шорохи на запутанных тропинках, Гидеону вспомнились пересказы сахемов о лесных существах — обитателях индейских легенд.
Один раз от журчащего издали ручья послышались отголоски зловещего хохота, проводники при этом попятились, а лошадь Гидеона жалобно заржала, но сам Годфри не повел и ухом.
Лес, сквозь который лежал их путь все густел, запутанные тропы, иной раз мешали сориентироваться. Время текло, как песок сквозь пальцы, пока в конце концов, не стало казаться, что от тщательно составленного Гидеоном расписания дневных путешествий и вовсе не было проку [7].
Перейдя вброд быстро несущийся речной поток вскоре после полудня, они углубились в заповедную лесную даль, где от укутанной мраком тропинки остался один лишь смутный силуэт.
Здесь, в сумрачной тишине, знакомые голоса зверей и птиц зазвучали неестественно глухо. Как будто они и в самом деле куда-то запропастились, вдобавок не заметно было привычного гнуса. Даже растительность странным образом изменилась; они не видели ни листьев, ни травы, ни обычного кустарника — только большие черные тени старых и увядших деревьев.
Один из дикарей прошептал, что эти леса известны по паскуантогским преданиям; он говорил о расщелинах и трещинах в земле у самых топких болот и о странных голосах откликавшихся на зов шаманов. Племенные легенды хранили намеки на разных существ, полузверей-полулюдей, тайные сборища в пещерах когда из недр земли неслось ритуальное бормотание. Белый лед — под ним он, видимо, подразумевал ледники — многому положил конец, но лесная твердыня [8] все еще таила в себе скрытное присутствие. Оттого-то, животные с птицами и бежали в куда более безопасные племенные охотничьи угодья на севере.
— Время повернуть обратно, — посоветовал проводник. — Скоро ночь, а там нам будет легко заблудиться. Сами мы не робкого десятка, да и сдается мне, в вашей черной книге найдется могущественное подспорье. Но какой толк от магии Белого Бога против демонов, грохочущих под землей?
Другой проводник тут же охотно согласился и посоветовал, в крайнем случае, срезать путь по побережью, если им не светит добраться до Киттери или Йорка к наступлению темноты. Гидеон слушал молча, поджав губы, а тем временем его левая рука пыталась нащупать Библию в седельной сумке. Затем, он прижал книгу к груди и выпрямился в седле.
— Внемлите мне, — начал он. — Как я разумею, ваша языческая мудрость весьма правдива, поскольку жить нам выпало в краю окаянном и неведомом. Разве не утверждали Инкриз и Коттон Мэзер, а за ними другие благочестивые и выдающиеся богословы, что Америка это — рай для Дьявола?
Разве не нами разоблачено колдовство в самых центрах цивилизации, отправлены на виселицу [9] колдуны в Бостоне и Салеме? И не являются ли эти самые ведьмы и колдуны, что еще совсем недавно будоражили всю Европу, сатанинскими прихвостнями?
Имея некоторый опыт в подобных делах, я был свидетелем суда над печально известной Мэри Райт и беседовал с благочестивым и прославленным следователем по колдовским делам Джереми Эдмундсом; тот, кто поведал нам в своих проповедях о географии Ада, обнаружив, что его окружность составляет ровно четыре тысячи триста двадцать семь миль. Именно он и убедил меня стать на этот путь.
Пока Гидеон говорил все это, он понял, что попусту не в силах растолковать проповедь Эдмундса этим бесхитростным дикарям. Этот великий человек и вправду много говорил об угрозе колдовства, о гнусной чуме черной магии, опустошающей как саму Европу так и ее колонии. Он рассказал Гидеону о вреде, причиняемом этими тварями, — о штормах, вызываемых ими на море, слабоумии детей, порче скота. Он поведал о ведьмах и их фамильярах — нетопырях, крысах, черных дроздах, кошках и животных, неизвестных ни одному бестиарию — созданиях зла в облике животного, дарованные ведьмам в качестве советников и защитников самим Дьяволом. Эдмундс упоминал о различных проверках, обличающих ведьм, таких как: испытание водой, поиск ведьминых меток и других научных средствах определения вины.
— С тех самых пор, как мне стало ведомо о власти Сатаны на этой земле, я неустанно искал в чем состоит источник угрозы для нашего народа, — продолжал Годфри. Индейцы, переминаясь с ноги на ногу, слушали его вполне невозмутимо, но косые взгляды, которыми они одаривали окружающие лесные чащи тени, выдавали их беспокойство.
Гидеон попытался растолковать им свою миссию — о том, как он проповедовал против Врага и вел обширную переписку с другими следователями по колдовским делам в Англии, в то же самое время проводя встречи с пасторами в Салеме, Плимуте, Ньюпорте и других городах внутри страны. Тщательнейшим образом изучив все библейские ссылки и иные малоизвестные источники, раздобыл потрепанные, ветхие копии странных и ужасных книг. Годфри украдкой читал богохульные тексты загадочного «Некрономикона» и в странной череде стихов «Демонического присутствия» Хебера силился уловить его иносказания и тонкие намеки на притчу о «Дереве и плодах». Как и подобает истовому ученому, он пытался заполучить на руки и разузнать все, что только есть по этому вопросу.
Постепенно, интерес Гидеона переключился непосредственно на изучение того, что его окружало. Он отслеживал слухи, искал корни преданий, рассказанных одинокими фермерами с далеких холмов. Поводом к раздумьям служили индейские мифы, невероятные легенды о существах, что таились в западных землях и бежали с приходом белых. Паскуантоги придерживались древних верований о созданиях, сошедших на землю с небес или по призыву выползших из пещер.
В большинство этих легенд верилось с трудом уж больно они казались фантастичными, но другие зловещим образом перекликались с традиционными христианскими верованиями. Там обитали рогатые существа — крылатые твари с копытами — чьи раздвоенные следы находили в болотах; гигантские олени, вещали человечьими голосами; черные создания, плясали в лесных долинах под барабанный бой из недр земли — всего этого дикари страшились наравне с христианами. Эти рассказы лишь подогревали пыл Гидеона, и куда как важнее были сообщения о конкретных случаях, полученные им от ходоков и охотников, забредавших в отдаленные и полузабытые поселения.
Здесь, в Новой Англии, неведомо как исчезали целые деревни не по причине голода или из-за набега индейцев, а будто попросту испарялись сами собой. Сегодня они есть, а завтра от них нет и следа, кроме разве что пыльных пустых домов. Иные общины совершали черные мессы в полуночный час под луной, а из соседних деревень, как становилось известно, перед этим таинственным образом пропадали дети. Иногда священник приезжал в соседний городок с вестью о том, что прихожане отвергли его в пользу новых тайных способов богослужения. Пищу для ума давали так же и разговоры о церемониях, где белые наравне с дикарями поклонялись общему алтарю; об изолированных городках, внезапно ставших удивительно процветающими в бесплодной, дикой местности.
Ужас наводили смутные рассказы о странных происшествиях на отдаленных кладбищах; разоренные могилы, гробы, словно бы взорванные изнутри, неглубокие захоронения неизвестно для чего, и могилы, чересчур глубокие, уводящие в подземные туннели.
Эти и другие схожие истории, вместе с письменными свидетельствами, отобранными им в ходе расследования, неуклонно нарастали как снежный ком в течение года или около того. Но призывы к властям о начале крестового похода в глубь страны, увы, так и не увенчались успехом. Суды были перегружены местными колдовскими процессами. Как бы Годфри не хотел искоренить зло в его логове, все проповеди и воззвания остались втуне. Постепенно, ему стало ясно, что в битве с Дьяволом на помощь извне рассчитывать не приходится.
— У меня есть всего один союзник, — заключил он, обращаясь к паскуантогским проводникам. — Господь Вседержитель со мной в этой миссии.
В то время, пока суды возятся с парой стариков и старух, практикующих колдовство в Салеме или Бостоне, самый страшный источник зла все еще смердит здесь, в глуши, прячась в лесах и замышляя что-то на этих безмолвных и таинственных холмах. Висельный холм [10] уже не вмещает всех приспешников Сатаны. Я уже давно обо всем догадывался.
Подобно тому, как благочестивые имеют свои молельные дома, где они могут собираться и открыто проповедовать Евангелие, так и сатанинское отродье должно быть отстроило свое собственное богомерзкое святилище. Остается только найти его и наведаться туда, чтобы уничтожить. И тогда силы зла будут рассеяны, а дьявольская лапа отринута от земли.
Недавно до меня дошла весть об одинокой деревне, там, где черный северный лес надвигается на пустынный берег, — о Рудсфорде. И тут меня осенило: конечно, должно быть, это и есть то самое искомое средоточие греха!
Я тотчас тронулся в путь, чтобы уничтожить его, и никуда уже не сверну. Ибо Господь со мною и с вами, и ничто нам не угрожает. Нет, друзья мои, мы отправимся дальше и сделаем то, что должно быть сделано. И пока наша задача не будет исполнена, я слышать больше ничего не хочу о том чтобы вернуться.
С этими словами Гидеон благоговейно воздел Библию и взвев левой рукой курок пистолета, для пущей убедительности направил его на проводников. Когда таким образом те удостоверились в серьезности его намерений, то больше не стали протестовать. Затем Годфри приказал им идти прямо по тропе в сгущающуюся ночь. Гидеон, несмотря на браваду, почувствовал, как внутри все буквально сжалось от страха, ведь он прекрасно знал, какая опасность ему грозит. Собственно, этот ночной лес пугал его почти так же сильно, как и проводников, и в душе он никак не мог найти себе места, одновременно с этим чувствуя, как лихорадит круп у его лошади. Но при нем все еще была Библия и благодатные молитвы, а потому чтобы хоть как-то разрядить обстановку он зажег новый фонарь и протянул одному из паскуантогов, шедших впереди.
Неожиданно они наткнулись на прогалину посреди леса. Здесь, под беспокойным небом, тускло освещенным хмурой луной, Гидеон Годфри и двое его спутников стали готовить ночлег. О том, чтобы добраться до Рудсфорда этим вечером не могло быть и речи, и дикари, казалось, испытали странное облегчение, когда Гидеон приказал остановиться и привязал коня. Паскуантоги молча собрали сухие дрова для костра и развели его на индейский манер у основания каменной пирамиды в центре поляны. Затем последовала короткая трапеза из солонины с кукурузным хлебом [11], бывших содержимым одной из вместительных седельных сумок проповедника. Лошадь, накормили и напоили из найденного проводником в сумерках ручья, а затем вновь привязали к деревцу на краю прогалины. Они почти ни о чем не говорили, любое оброненное слово, казалось, тонуло в огромном, безмолвном омуте наползающей ночи. Паскуантоги, улегшись на свои одеяла, принялись тревожно молиться Владыке Маниту. Гидеон, не глядя на них, одиноко сидел при свете фонаря с пистолетом на коленях и Библией в руках, тихим убежденным голосом читая предание об Иегу, охотнике на ведьм. Некоторое время спустя он закрыл книгу и положил ее под голову вместо подушки. После чего загасил фонарь, и кругом воцарилась тьма. Вместе с ней на проповедника сразу навалилась тревога и он еще долго боролся с нею, лежа под зловещим покрывалом из черноты. Гидеон стойко молился, призывая сон. Так прошла долгая ночь, и вот наконец неспешный свет зари стал разгораться в кронах гигантских деревьев.
Гидеон, едва очнувшись от тяжелой дремоты, вновь оглядел поляну. В сумраке прошлой ночи он не обратил внимания на неестественные и странные ее очертания. Теперь впервые стало видно, как гладок дерн, окружающий большую триаду белых камней в центре. Годфри разглядывал своеобразную геометрическую форму самих валунов, тщательно обтесанные и заостренные их углы имели некую симметрию в отношении местоположения главных звезд в летние ночи. У основания камней виднелось изображение нескольких гротескных резных фигур, явно высеченных руками человека. Грубые узоры походили на знаки и символы, виденные Гидеоном в некоторых заплесневелых древних книгах.
Мог ли он, сам того не желая, провести ночь в одном из таких мест, о которых среди индейцев шла такая ужасная молва? Если так, то тогда, возможно, лишь только молитвы и уберегли его. Так размышлял Гидеон, обшаривая глазами поляну. После, вздрогнув, он резко выпрямился, внезапно осознав, что кроме него здесь больше никого нет. Лошадь, а вместе с ней двое проводников, исчезли.
Оказавшись один в дикой глуши, Гидеон Годфри устроил совет с самим собой. Ему оставалось лишь два пути из всех возможных: первый — вернуться по своим следам и нагнав паскуантогов с его лошадью попытаться вернуть свою собственность силой, либо присоединиться к ним на обратном пути к цивилизации. Второй вариант, очевидно, состоял в том, чтобы продолжать путь до Рудсфорда в одиночку. Всякому человеку в здравом уме, вне сомнения, желательней было первое. Но Гидеон не принадлежал к числу людей рассудочных — он был человек Божий. Поэтому, он решил исполнить свою миссию во что бы то ни стало. Без пищи, воды, коня и провожатого, что бы ни случилось сегодня, он намеревался пробраться сквозь лес и дойти до Рудсфорда к наступлению темноты. Пистолет и Библия у него по-прежнему имелись с собой, но все это не значило ничего в сравнении с его верой.
Совершив омовение и утолив жажду у ручья, он встал, глянул в последний раз на странные алтарные камни на поляне и решительно устремился в лес.
Пока Гидеон брел по загадочным закоулкам одинокой лесной теснины, мысли его блуждали далеко. На сей раз он пытался выработать новый план действий. Поначалу он хотел верхом нагрянуть в Рудсфорд и сразу же взяться за дело по изгнанию нечисти при помощи некоторых действенных заговоров, почерпнутых им из запретных фолиантов, над коими он корпел с таким усердием. Преисполненный веры в то, что разгадал заклятия страшной силы и они сумеют рассеять злодеев, прежде чем те одолеют его физически или при помощи магии. Теперь все это следовало отринуть, поскольку копии рун остались лежать в одной из седельных сумок на боку пропавшей лошади.
Вера Гидеона в правоту своего дела оставалась непоколебимой, даже несмотря на то, что с восходом солнца у него уже порядком сосало под ложечкой. Миновав рощу бородатых деревьев, бормочущих что-то на утреннем ветерке будто мудрецы на тайном совете, он зашагал быстрее. После, Годфри выбрался на берег широкой реки, через нее ему сначала пришлось идти вброд, а затем плыть, промокнув до нитки и чуть не сгинув в бурном водовороте. Гидеону, держащему Библию и пистолет на весу, с трудом удалось вылезти на крутой противоположный берег, что уже само по себе составляло для него немалое испытание.
Даже не просушив одежду, он, подстегиваемый голодом, быстро двинулся дальше. Однако всё-таки ему пришлось немало поплутать [12] до того, как он одолел еще пару миль, прежде чем косые лучи солнца возвестили наступление вечера. Тут то он и наткнулся на вершину одинокого холма, тот высился над окружающим лесом, словно остров, что только вынырнул из зеленых морских пучин. Здесь он свернул на северо-восток, к побережью, и ускорил шаг, чтобы оказаться у цели своего похода до наступления темноты. Но отсутствие проводника вновь и вновь вынуждало его сбиваться с пути, так что, в конце концов, ночь его все-таки застала.
Причудливые тени блуждали в сумерках Новой Англии. Воздух был пропитан сонным гулом осени, и пейзаж вокруг точно мерцал в бледном тумане, доносимом стонущим ночным ветром с восточного побережья.
В темноте Гидеон узрел глубокий морской залив. Полная луна нависла над окутанными туманом водами, и в ее бледном свете над крутым утесом перед ним впервые предстал Рудсфорд.
На первый взгляд маленькое поселение на фоне старинного леса ничем особым не выделялось. Четырнадцать крошечных двухэтажных каркасных домишек в скученном, традиционном стиле, сгрудились вокруг острого шпиля грубо выстроенной церкви [13]. Гидеон всматривался туда все пристальней, параллельно задаваясь вопросом, что здесь могло быть не так. Возможно, всё дело было в диковатом уклоне их фронтонов к морю; или что-то не то в отсутствии дружелюбного света в зияющих окнах и на выступающей из-под утеса пристани. Но это, по сути, ничем не настораживало. Гидеон жадно вглядывался во все и одновременно размышлял над увиденным.
И тут до него дошло, что ни одна дорога не вьется среди холмов, а на единственной улице не было ни души. Одинокий, пустынный городок безмолвствовал.
Гидеон, надолго уставился в одну точку, застыв в раздумьях, озабоченный текущим положением дел. Так или иначе, он должен будет войти в Рудсфорд, но ни Библия, ни пистолет не помогут ему одолеть то зло, с которым он может там столкнуться. Нет, это была та ситуация, где клин вышибают клином, и сражаются с Врагом его же оружием. Гидеон знал повадки Отца лжи, того самого, с кем ему придется столкнуться прямо здесь лицом к лицу.
Вряд ли раба Божьего Гидеона Годфри примут там с распростертыми объятиями, если конечно слухи о Рудсфорде и его репутация на поверку окажутся правдой. Но незнакомец, заплутавший в лесу, мог бы рассчитывать на приют. Возможно, ему представится шанс пробыть там какое-то время в роли соглядатая и пораскинуть умом без спешки.
Да, похоже, теперь это было единственным выходом. Гидеон сделал несколько шагов, пока не обнаружил рядом с тропинкой массивный камень. Здесь он опустился на колени и принялся рыхлить твердую землю, копая тайник для Библии. Затем встал, сжимая пистолет, при этом лицо его скривилось, когда он ощутил всю никчемность этого оружия. Пороха и пуль хватило бы только на один выстрел, не более. Вздохнув, он положил пистолет рядом с Библией, а затем засыпал тайник рыхлой землей и привалил сверху камнем. Одинокий путник заприметил это место на будущее, прежде чем зашагать по ночному сумраку в сторону деревни.
При его приближении не залаяла ни одна собака, но ветер странно зашептал, когда он приблизился к концу маленькой извилистой улочки между тесными жилищами. Первый дом маячил впереди, окутанный мраком, в стороне от пыльной немощеной улицы. Гидеон, чуть помедлив, задумался о том, стоит ли ему идти дальше, а затем пожал плечами. Для его цели одно жилище ничуть не хуже другого; как одинокий лесной скиталец, он был бы склонен к тому, чтобы искать прибежище у первого же встреченного порога.
Гидеон приблизился к черной железной двери меж двумя закрытыми оконными ставнями. Он колотил молотком по доскам до тех пор, пока раскатистый гул не заполонил собой задумчивую уличную тишину [14]. Казалось, он стоял так целую вечность, не ощущая вокруг ничего, кроме гаснущего эха, а затем со скрипом и дрожью дверь распахнулась.
— Милости прошу, — послышался голос из темноты. — Чувствуйте себя в Рудсфорде как дома.
Гидеон переступил через порог и оказался в ином мире.
Какое-то мгновение он стоял, погруженный во мрак и тишину, затем темноту разорвал свет фонаря, что вкупе со скрежетом закрытой двери заставило его резко вздрогнуть. Гидеон весь затрепетал от неожиданности, готовясь к любому откровению. И — все же, ничто из того, что он мог бы себе вообразить, не могло сравниться с потрясением от реальности — ибо теперь он очутился в совершенно обычной комнате.
Привычная для Новой Англии гостиная с низкими стропилами, камином, ручной работы мебелью и грубым полом, сплошь устланным звериными шкурами. На первый взгляд, ничем особенным это домашнее убранство, столь характерное для такой глуши, не отличалось; справа от себя у окна Гидеон даже приметил прялку.
Не заметил он ничего необычного и в облике хозяина, когда тот приветливо улыбаясь, повернулся к нему с фонарем в руке. Сутулый человек с морщинистым лицом и седой бородой поклонился. Он покосился на Гидеона, потом живо улыбнулся и приветливо протянул навстречу узловатую руку.
— Боюсь, что вы разбудили меня, — сказал хозяин. — Я здесь один, и обыкновенно рано ложусь спать, потому как посетители не часто балуют меня своим вниманием. — И в смущении взглянув на свою домотканую рубаху и бриджи продолжил: «Я должен буду переодеться, ведь нет никого, кто мог бы заботиться о моих нуждах. Прошу прощения за мой столь неподобающий внешний вид».
Гидеон кивнул, затем откашлялся:
— Это я должен извиниться… Боюсь, что серьезно заблудился в своих странствиях.
— Редко когда здесь увидишь путников, — заметил старик, пристально глядя на проповедника. — Вы, должно быть, и впрямь порядком заплутали.
Гидеон с улыбкой встретил его взгляд:
— Я с радостью поведал бы вам о своем странствии. Однако сейчас я слегка голоден и устал.
Намек не остался без внимания:
— Конечно! Вы сможете поужинать и заночевать здесь.
Так прозаично началось пребывание Гидеона в Рудсфорде, у старого Доркаса Фрая. Овдовевший Доркас приехал сюда в семьдесят четвертом году; жил он один, охотился, рыбачил и вел собственное хозяйство. Это выяснилось во время нехитрой трапезы — это, и ничего более, хотя гость терпеливо старался разговорить хозяина. Но тот поочередно то отмалчивался, то юлил. Обычно Гидеон принял бы такую скрытность как должное, поскольку пуритане по своему обыкновению сторонились чужаков. Но, в нежелании хозяина говорить о себе Гидеон уловил некий зловещий признак указующий на то, в чем он мог быть замешан.
И все же здесь не было ничего такого, что могло бы свидетельствовать о каких-то секретах или тщательно охраняемых тайнах. Ничем не примечательное жилище, а в нем вполне себе безобидный старикан, и ни единого повода для подозрений, пока не раздалось поскребывание и царапанье. Ложка Гидеона со стуком ударилась об оловянную миску, когда он начал вставать, но его тревога была ничем по сравнению с той, что охватила хозяина. При этих звуках старика Доркаса, казалось, всего сковал ужас. И все же, даже в краткий миг замешательства, Гидеон понял, что старика испугало не само то, что кто-то скребся, — а скорее, что это услышал гость.
Поскрёбывание и царапанье! Гидеон повернулся к двери, при этом отметив, что хозяин дома в ту сторону даже не шелохнулся. В это же самое время до него дошло: сама природа звука говорила о том, что он исходит из какого-то другого места. Человек, животное или демон ночи, что бы ни скребло ногтями либо когтями, производя этот шум, результат его не был вызван царапаньем по дереву. Это был скорей металлический или каменный скрежет — и раздавался он не от двери.
Гидеон Годфри обвел взглядом комнату. Где-то тут была ширма? Но как она могла быть изготовленной из камня или металла? Затем он поймал пристальный взгляд Доркаса Фрая. Старик уставился прямо в пол под столом. Скребущийся звук усилился, ощутимо заполняя собой комнату. Уже больше нельзя было притворяться глухим, а мгновение спустя все вскрылось. Пол вздыбился, из-под стола кусками полетела утрамбованная земля. Гидеон вгляделся в темноту и заметил сперва, как сдвигается твердая поверхность камня, потом он распознал в ней прямоугольную крышку люка.
Доркас вскочил на ноги, мгновение спустя поднялся и Гидеон — и как только он встал, то тут же отступил к стене, в то время как люк еще подымался.
Старик нагнулся и потянул за его край, не обращая при этом на гостя никакого внимания. Гидеон узрел темное, схожее с колодезным, отверстие, откуда показалось еще что-то черное; движущееся, осязаемое и живое. Неведомый зверь с багряной пастью и желтыми клыками, алыми зрачками и серыми заостренными когтями; он был чересчур велик для кошки, а для волка слишком мал, большинство же мужчин приняли бы его за гончую. Но Гидеон знал, что это не простой черный пес — любой, кто хоть немного смыслит в колдовстве, мигом признает фамильяра.
Зверь появился из похожей на полость дыры в земле, моргая в свете свечей, он присел на корточки, тяжело дыша и истекая слюной. Какое-то мгновение он, казалось, не замечал присутствия гостя, а затем из темно-красной пещерной глотки раздалось низкое рычание. Доркас мгновенно схватил его, удерживая за передние лапы, но рык становился все громче и грознее.
Гидеон по-прежнему жался к стене. Стоя там, он глядел на человека и зверя, сидящего на корточках перед ним, стоял и слушал собачье рычание, чуя, что тут что-то нечисто. Ибо иначе он не был бы так смущен, не найдись здесь чего-то извращённого. Рычание своей частотой походило на речь, и Доркас склонил голову в такой позе, какую едва ли спутаешь с позой слушателя. Огромный пес опять зарычал, старик сперва прислушался, а потом они оба сели и молча уставились на Гидеона.
Вот теперь до него дошло. Не было больше ни малейших сомнений. Каждой ведьме, магу или чародею, посвятившем себя дьяволу, назначается фамильяр: бес, спрайт или злой дух, подосланный Сатаной в облике животного, чтобы наставлять и советовать, помогать и подстрекать, наблюдать и предупреждать. Питаясь кровью своего хозяина, он всегда на его страже.
Фамильяр Доркаса Фрая был адской гончей. Гидеон Годфри догадывался об этом, и они знали, что он догадывается. Момент притворства минул для всех. Ему оставалось одно — действовать. Доркас мог прямо сейчас натравить огромного зверя на Гидеона, чтобы тот мигом вцепился ему в глотку. Еще чуть-чуть и он так и сделает, если только не…
Гидеон подал голос.
— Вижу, что я действительно отыскал святилище, — сказал он.
— Святилище? — Недоверчивое ругательство сорвалось с губ Доркаса Фрая в ответ, но собаку он попридержал.
— Пока я не увидел люк, то не мог знать наверняка. — Гидеон выдавил из себя улыбку, но сконфуженный Доркас отвел взгляд в сторону.
— Не понимаю, — отнекивался он. — Я простой крестьянин. Видите ли, зверь неважно обучен; он выручает меня на охоте, но в остальное время его надо держать на привязи. Поэтому я и откопал эту яму.
По узловатым рукам хозяина дома Гидеон видел, как тот колеблется. Мало-помалу, их хватка на шее собаки ослабевала. Еще чуть-чуть, и он спустит эту тварь, тогда ему точно не сдобровать. Гидеон действовал молниеносно:
— Идем — сказал он. — Нет нужды в том, чтобы лгать. Мне и так все известно, иначе сюда бы не сунулся. Хочу взглянуть на то, что там внизу.
Без колебаний проповедник подошел к столу, отодвинул его и опустился на колени с краю от ямы. В грубой земле, как и предполагалось, были выдолблены опоры для ног. Гидеон предвидел, что внизу господствует мрак, но вот исходящий оттуда смрад был едва выносим. По-прежнему улыбаясь, он оглянулся на Доркаса с гончей через плечо.
— Ну ка, посвети — потребовал он. — Или трусишь идти за мной?
Насмешка возымела свое действие. Сжимая в одной руке свечу, а в другой — загривок собаки, хозяин медленно опустился на колени и осторожно свесил ноги вниз, попутно волоча за собой черного зверя. Гидеон приготовился идти следом. В какую-то секунду им овладела неодолимая тяга к бегству. Запросто можно было хлопнуть каменным люком, загородить его крепким столом и убежать прямиком в темень. Ночь мрачна и полна опасностей, но здесь, внизу, таилось нечто похуже. Сбежать было бы проще простого — но у Гидеона есть миссия.
Набрав воздуху в грудь, он опустился в яму. Вместе все карабкались вниз: морщинистый ведьмак, адская гончая и божий служитель, окунающийся в мрачные пределы. Крадучись, на земляных стенах заплясали свечные тени, пробираясь все глубже и глубже. Гидеон успел отсчитать полсотни ступенек, пока не ощутил под ногами твердый сланец.
Оказавшись в коридоре, всю дальнейшую дорогу они хранили молчание, пока не достигли большой камеры, вырезанной прямо в твердой скале. Насыщенный влагой, прохладный воздух тут оказался чище. Гидеон предположил, что должно быть, где-то здесь находится выход к морю. Доркас шел впереди, волоча за собой пса, следом за ними шел Годфри, пока обогнув угол пещеры они не оказались в ослепительном круге света. Огромная камера, по крайней мере на первый взгляд, казалась совершенно пустой. Гидеон узрел прямо перед собой обширное круглое пространство подземного каменного грота с дюжиной меньших ходов, расположенных через равные промежутки вокруг стен — ходов, точь в точь как тот, где они стояли сейчас, и, несомненно, ведущих к другим домам на улице наверху тем же способом: люк и туннель. Увидев резьбу на стенах, он сразу же узнал ее, затем его взгляду открылся центр пещеры, где перед ним предстал алтарь, схожий с каменной пирамидой на давешней лесной поляне.
На вершину алтарного камня были возложены два тела. Стоило Гидеону шагнуть вперед, и его тут же ослепил свет, исходящий от свечей, как он теперь понял, вставленных в ниши вдоль стенок грота. Пока он шел, за ним по пятам, выжидая и колеблясь, следовали Доркас с собакой. В фигурах на алтаре было нечто такое, чего Гидеону не терпелось проверить.
Когда он преодолел половину пути по каменному полу пещеры, ему в уши ворвался резкий звук, налетевший из-за алтаря, и это буквально заставило его остолбенеть. Звук состоял из множества отдельных шумов и сливался в единую какофонию из шороха, визга и чириканья. После чего звук стал явью; явью, возникшей над краем алтаря. И опять же она состояла из много чего.
Черная, выгнутая дугой мохнатая спина… взмах кожистых крыльев… хлещущий крошечный хвост… оскаленная мордочка… диадема желтых глаз… изогнутые дугой когти.
Летучая мышь, чёрный дрозд, крыса и драная кошка, словно восставшие из призрачных снов: скалясь живой волной всползали на алтарь. С хищной издевкой они шипели и рычали на Гидеона, он опознал в них собратьев пса, следующего позади, подручных бездны, колдовских фамильяров Рудсфорда. Устроясь на алтаре, они терзали две безмолвно лежащие там знакомые фигуры. Припадая на лапы, твари уставились на Гидеона так, словно бросали ему вызов. Они шипели, пожирая его глазами, скрежетали зубами и когтями.
Доркас и гончая подошли сзади почти что вплотную. До Гидеона донесся хрип старика, а с ним и тяжелое сопение черного зверя. Больше не оставалось ничего иного, кроме как взглянуть правде в глаза. Гидеон, наконец, узнал в тех двоих на алтаре, что уже были мертвы, своих индейских проводников, кинувших его одного в лесу.
И как только служителям зла удалось выследить их, убить, а затем принести здесь в жертву? А теперь, получается, они подстерегли его здесь, чтобы обескуражить и заставить во всем сознаться?
Гидеон уже почти ничего не соображал. Он стоял в кольце желтых глаз и теперь каждый его жест был под прицелом.
Затем голос Доркаса Фрая, эхом отразился от сводчатого потолка.
— Ты видел все. Неужто тебе и на сей раз сказать нечего?
Гидеон какое-то время хранил молчание. Наступил роковой момент. Он уже было думал молить о спасении, но тут же отринул эту мысль. Миг его еще не настал. Но у него больше не будет времени, если здесь и сейчас не найти нужных слов. Мысленно он взмолился провидению.
Твари долго сверлили его взглядом, пока Годфри наконец с улыбкой не обернулся к Доркасу Фраю:
— Все ровно так, как я и хотел, — ответил он. — Вы прикончили двоих паскуантогов и тем самым от них избавились и, как я вижу, от лошади тоже. Это прекрасно. Значит, о моём приходе сюда никто не знает. Я останусь с тобой до шабаша. Ты мудрый и верный слуга.
В ответ на речь Гидеона у Доркаса Фрая глаза полезли на лоб. Догадка о лошади частью прибавила Гидеону уверенности, а при словах «шабаш» и «слуга» у старика буквально отвисла челюсть.
— Да кто… КТО ты такой? — прохрипел он.
В пещере воцарилась тишина, когда колдун склонился в ожидании ответа; в тишине, порождения мрака вперились зрачками в Гидеона.
Гидеон с улыбкой пожал плечами. Его руки перекрестились в обратную сторону.
— Разве ты меня не узнал? — вопросил он. — Я вестник господина, присланный подготовить для него торжественную встречу. Я есьм Асмодей — князь ада!
Прошло уже немало времени с тех пор, как Гидеон спал наверху, на ложе устроенном из оленьих шкур. Но не раньше, чем он объявил, что его приезд — всего лишь проверка Доркаса Фрая на верность Дьяволу; не раньше, чем он путем лжесвидетельства вынудил принять себя; и не раньше, чем льстивый пес лизнул его пальцы.
В темную залу созвали семьдесят с лишним жителей Рудсфорда, где они, сидя за странным вином подымали приветственные тосты. В теперешних обстоятельствах Гидеон предпочел сыграть роль слушателя. Незнакомцы в ходе собрания не увидели ничего странного в том, что демон в людском обличье был так скрытен и требователен. Он раскрывал рот только для того, чтобы дать понять, будто обо всем, что он слышал, ему уже и так известно, но внутри при этом весь трепещал, а долгожданный сон принес с собой одни лишь бредовые кошмары.
Следующие дни казались продолжением былого ужаса. Гидеон остался гостем Доркаса Фрая, как счел он, так было благоразумней, хотя, как и подобало адскому князю, уходил и возвращался, когда ему вздумается. Никто не осмеливался выяснять у него подробности, хотя он сам позволял себе задавать много вопросов. Для него же ответы всегда были наготове.
Он узнал о становлении Рудсфорда, о первом прибытии на эти мрачные и бесплодные берега в столь далёкий день, что это звучало невероятно для его ушей. И все же, только тем и объяснялось, почему дома пребывали в такой ветхой замшелости и без должной отделки снаружи, но при этом были соединены разветвлённой сетью лабиринтов, ведущих в тайные подземелья.
Гидеону попутно растолковали, куда делись индейцы и почему охота и рыбная ловля тут так хороши, несмотря даже на дикий страх животных, которые благоразумно избегали этого места; еще он узнал, отчего каменистая почва давала такие богатые урожаи и откуда взялись экзотические травы для заговоров и зелий.
А кое-кто поведал о штормах, бушующих в море и о том, как два крепких, хороших судна затонули у этих берегов. Они были спасены, а некоторым из пассажиров сберегли жизни, но лишь для того, чтобы потом принести их в жертву. Провизию и предметы роскоши доставили с кораблей, но нечестивцы особенно ликовали по поводу того, что из моря удалось выловить часть утопленников.
Когда Гидеону рассказали о том, что сотворили с этими трупами, его маска чуть не слетела, а дальше стало только хуже.
Постепенно он уяснил, почему среди жителей Рудсфорда совсем не было детей: ведь первое, что еще вызвало в нем удивление так это отсутствие общего кладбища.
И вот, однажды ночью, ему удалось кое-что выяснить…
— Хорошо, что вы пришли, — сказал ему Доркас Фрай, глотнув темного крепкого рома; он пил его в течение всего раннего вечера. — Ибо, как известно вашему Господину, наши планы близятся к завершению. Долго же мы выжидали на этом унылом берегу, предвкушая славное будущее, покуда коротали жизнь в невзрачных лачугах, вели служение под землей, лишь бы только не навлечь на себя лишних подозрений. И вот настает час торжества.
Гидеон кивнул, когда старик вновь наполнил до краев кубок.
— Я, так сказать, лидер шабаша. Как таковой, не несу ответственности ни перед кем, кроме самого Хозяина. И для меня великая честь, что вы были присланы мне на подмогу, чтоб организовать грандиозное действо, ибо мы готовы. Наконец-то! Готовы восстать и править.
Готовы восстать и править! Теперь-то Гидеон ухватился за ниточку и сумел наконец разговорить хозяина дома.
Пьяный старик, не стесняясь, болтал без умолку. Сатанинские угодья должны шириться, продолжал он. Коттон Мэзер не ошибся, когда провозгласил Америку ведьминским раем. Но несведущие старухи и чудные сельские знахари ему не чета. Ну и какой, в самом деле, прок в Новой Англии от пары тысяч этих деревенщин, когда они по большей части изолированы и разобщены. Они живут лишь тем, что неуклюже пытаются варить зелья или по мелкому гадить недругам. А что толку от полетов по диким, окутанным дымом холмам, ночные оргии да парочка бессмысленных церемоний? Какая отрада со всего этого Сатане?
Да и гонения на ведьм, к несчастью, подорвали культ. И вот пробил час Рудсфорда, ради этого его люди собраны воедино.
Как только стаи дьявольских слуг обрушатся на города и заявят на них свои права во имя Хозяина, — пред ними тотчас расступятся все. Сегодня мятежи бродят в колониях; многих тяготит церковное бремя и налоги короля. Они восстанут, ежели их должным образом поощрить. Остальным — чума и мор, бури и голод по наущению Дьявола.
Стоит только набраться храбрости! Набег на деревню, вылазка в город, так постепенно мы подомнем под себя всю страну — глядишь, год-другой, и она падет. Вряд ли матушка-Англия обратит взор на свои непокорные колониальные владения, а если и обратит, то всегда есть штормы с туманами, и неведомые твари только и ждут призыва из морских илистых глубин.
Тогда Америка и в правду станет сатанинской вотчиной! Антихрист одержит верх над Царствием Небесным, и нечестивая Федерация нового мира могла бы даже со временем возвеличиться до того, чтобы низринуть церкви Старого света.
— Но вас так мало, — возразил Гидеон, при этом понимая, что здесь кроется какая-то тайна.
— Однако, как вы наверняка догадываетесь, мы неуязвимы, — усмехнулся в ответ Доркас Фрай. — В этом и есть наша сила! Как только враги в городе и деревне поймут это, они тут же обратятся в бегство. Безусловно, вам и так обо всем известно.
— Конечно, — кивнул Гидеон.
— А теперь мы должны начать приготовления к шабашу, приготовления к пришествию Хозяина. Он провозгласит день и час своего правления, и явит нам свою волю с Великого холма.
Итак, они неуязвимы.
Гидеон размышлял над всем этим, пока Доркас опять что-то бубнил себе под нос. Скоро наступит канун Дня Всех Святых и ночь жертвоприношения. Тогда [15] они собираются нанести удар возмездия.
Они прибыли сюда более чем сотню лет назад, и детей у них нет. Гидеон собрал воедино все намеки, и Доркас поведал ему о грядущем празднике, о заклании скота, о детях, которых должны выкрасть из Уэллса.
Вреда им причинить было нельзя, а кладбищ в Рудсфорде не имелось вовсе. Гидеон взирал на Доркаса, тот держал речь как человек, пил как человек, выглядел так же, как любой из живущих, ни больше ни меньше.
Человекоподобный. Рудсфорд населяли ожившие мертвецы!
Вот в чем тайна. Ради этого они заложили свои души Дьяволу — чтобы протянуть дольше положенного им срока. В мгновение ока Гидеон вспомнил не только про отсутствие детей, но и о засилье стариков. Ему припомнилось то ликование, с каким они рассказывали о выловленных утопленниках — новых обителях для потерянных, проклятых душ. Вскоре армия нежити будет повсюду наводить ужас в стране и нести гибель благоверным. Скоро. Очень скоро.
— В канун шабаша мы будем окончательно готовы, — монотонно произнес Доркас.
Гидеон знал, что до его наступления остается всего три ночи. Вскоре после этого он покинул дом колдуна, но не раньше, чем луна взошла над сводами холмов [16]. Он уже знал о том, что грядущей ночью на его долю выпало седьмое место в шабаше [17], но что со всем этим делать, оставалось по-прежнему не ясно.
Когда проповедник скользнул в темноте к деревьям, нависшими над Рудсфордом, в голове у Гидеона крутилось лишь одно.
До шабаша осталось всего три ночи…
Угрюмое солнце село за холмы, что высились на западе и мрачная тьма сошла на Новую Англию. В десятках тысяч домов шептались молитвы, в сотнях деревень приносили дары, читали заклинания и писали заговоры на оберегах; двери были заперты, а церкви затворены. Это ли не канун всех святых, вертеп черного Лорда? Это была пора жуткого морока, порчи, летучей мрази, вырванного из груди окровавленного сердца, черного тельца на заклание, хнычущих детей, похищенных из дома, рогатого месяца, огня жертвенника [18].
Паскуантоги возносили известные им одним молитвы, а женщины их бормотали о чем-то сами с собой в полумраке вигвама. Лачуги, где обитали одни старухи да седые деды пустовали, и телки с кошками, тоже куда-то делись. Что касается великого Коттона Мэзера, то он слег в постель из-за колик, напущенных дьяволом.
Это была священная Месса, и с северных холмов приглушенно пульсируя, несся барабанный рокот, песнь шабаша. Он словно нашептывал тайны, погребенные под суровыми утесами Новой Англии, что были стары уже тогда, когда первобытный человек с воем, спотыкаясь, ковылял сквозь мрак осенней ночи. Казалось, все это скопом бросало вызов самому здравому смыслу. Иной раз, они будто выбивали послания, созывая на грядущие пирушки участников с того света.
В Рудсфорде, лежащем под зловещей луной, не осталось ни души, но за лесом, на большом холме, все уже собрались. Женщины под уздцы вели бычков, мужчины были умащены колдовскими мазями; празднующие, сойдясь в круг, присели на корточки на заплесневелом дерне в большом каменном круге. Рядом с ними, скорчась и плотно прижавшись друг к другу, копошились косматые орды ночи — фамильяры, отпрыски Абаддона.
Гидеон Годфри стоял у алтарного камня, вглядываясь в темноту, обступившую по кругу холмы. Ему оказали большую честь быть в числе трех, избранных вести волов на заклание. Привязанные животные печально мычали, покачивая массивными головами. К их рогам прикрепили черные свечи, а лоснящиеся тела источали аромат. Копыта позолотили, гривы заплели, и они стояли, вдыхая запах колдовской мази, восходящий от полураздетой толпы сектантов у алтарного холма.
Гидеону посчастливилось стоять рядом с волами, потому как веселье разошлось не на шутку. Неописуемая истерия воцарилась среди холмов. Толпа мельтешила и визжала, гремела, плясала и улюлюкала в честь Люцифера, а барабаны продолжали бить, сотрясая небосвод, как будто суля еще нечто большее.
Как только вино было подано, его тут же распили и вот оно уже смешалось с кровью. В факельных вспышках возникали и таяли одна за другой картины непристойного торжества. Гидеон в отрешении стоял около волов, а рядом с ним был Доркас Фрай, лицо которого скрывал капюшон. Из-под него торчали козлиные рожки, символизируя жреческий ранг в ритуале шабаша.
Ни один из них не проронил ни слова. Проповедник уже целых три дня избегал Фрая. Интересно, было ли вдомек старику о его проделке здесь, в лесу, после того как он улизнул тогда в полночь. Годфри думал о том, какой у него собственно план — выжидал, время от времени поглядывая на алтарный камень, устланный черной скатертью для серебряной чаши и серебряного жертвенного ножа.
Но ни ждать, ни гадать времени уже не оставалось. Барабаны выбивали нечто во тьме; нечто пульсировало и трепетало, нечто парило и словно обретало очертания. И вот Доркас в рогатой короне прошествовал к алтарю, и первого вола вывели вперед, дабы он преклонил колени под ножом. Дело было сделано, чаша наполнена, и барабаны прогремели литанию старшему пастырю.
Фрай теперь стоял один на вершине алтаря. До того, как в жертву будут принесены другие волы, свершится призывной ритуал.
Главный колдун воздел серебряные чашу и нож. В темноте он дал отмашку и барабаны разом смолкли. Жрецы молча выдвинулись вперед, собираясь под алтарным курганом. Доркас склонился над черной тканью и полилось песнопение. Гидеон узнавал слова, узнавал фразы, узнавал латинский ритм. Но он не признал ответа. Ответом был грохот, не присущий ни барабанам, ни облакам. Это был рев из-под обступивших их холмов. И он вознесся, вместе с гласом Доркаса Фрая, вместе с лицами собрания, ожидающими пришествия. В какую-то секунду голос старика дрогнул. Грохочущая каденция сбилась с ритма. Он в изумлении уставился на черный покров алтаря. Гидеон понял — его час настал. Он шагнул вперед, подошел к алтарю, наклонился и одним рывком воздел серебряный нож. Тот сверкнул, вспарывая грудь Фрая.
Старик отшатнулся от неожиданности и в толпе раздался вой. Гидеон, пользуясь их замешательством, нанес еще один удар, но не увидел ни единого пятнышка крови. Именно этого он и боялся — Доркас Фрай был живым мертвецом.
Оставался единственный способ Годфри сдернул черное покрывало с алтаря и схватил лежащий под ним предмет — предмет, положенный им самим туда три ночи тому назад, воздел его, а затем со всей силы обрушил на рогатую голову Фрая. Раздался хруст — звук крошашихся гнилых костей.
Фрай упал как подкошенный, капюшон соскользнул, открыв изъеденное червями лицо трупа, умершего давным-давно.
Толпа взвыла. Не только при виде этого зрелища, но и при виде оружия Гидеона Годфри — массивной Библии, отрытой им из-под заваленного камнями тайника и подложенной под алтарь Сатаны.
— Да! — Голос Гидеона перекрыл их вопли. — Это Библия, слово Божие. И я — есьм его посланник, которому никто не в силах причинить вред!
Прогремел гром — гром истинный, на сей раз с облаков. С кружащегося неба сверкнула ослепительная молния, а за ней последовал проливной дождь. И Гидеон, выкрикивая имя Божие, сошел с жертвенника, разя все и вся кругом Библией как оружием — и никто из тех, кого он касался, не могли ни сбежать, ни противостоять ему. Пока у алтаря не остались одни трупы, усеявшие его основание и гниющие под дождем, Гидеон бился с демонами в исступлении, сражался с ними во тьме, разя их словом Божьим, бормоча молитвы, которые были проклятиями, и проклятиями, которые были молитвами. Наконец со всем этим было покончено. Воин Господа остался стоять один в голом поле, а поток смывал все, кроме отвратительного трупного смрада.
Затем он пал ниц и возблагодарил Бога за все, прежде чем ступить на тропу, ведущую к югу. Утром, когда над мирными шпилями Портсмута воссияет свет, он поведает добрым людям о том, как много недель назад заблудился в пустыне.
Что касается Рудсфорда, его тайн и о недавно миновавшей опасности, об этом Гидеон останется нем. Ему было ведомо, что деревня пала вместе со своими обитателями, и что птицы и звери скоро воротятся, претендуя на землю, свободную от теней страшного запустения. Вскоре сама память о Рудсфорде будет стерта.
И так и должно быть, ибо, что бы ни случилось теперь, колдовство в Новой Англии кануло в лету. А дьяволопоклонники сгинули навеки веков.
1. Г.Ф.Л. предложил заменить оригинальное название «Руд-Форд» в рукописи на «Рудсфорд», пояснив это тем, что обозначений названия мест через дефис в ранней Новой Англии не существовало.
2. Г.Ф.Л. предупреждал: «Будьте осторожны со своими архаизмами. К 1672 году древнее правописание исчезло. Существительные в основном были написаны заглавными буквами в обычном тексте».
3. Г.Ф.Л. отметил, что согласно моей оригинальной рукописи местом где была отпечатана книга был Бостон, далее же он изменил его на Лондон, при этом отметив: «Я сомневаюсь, что в Салеме в 1672 году еще где-то мог быть печатный станок. В колониях нигде так рано не печатались работы общего, нетеологического характера».
4. Г.Ф.Л добавил «либо торговцы», комментируя при этом что: «Дикарей мало интересовала прибрежная навигация. Белые торговали значительно больше».
5. Когда я завел речь о «Церкви Новой Англии» Г.Ф.Л. скорректировал это упомянув что: «там не имелось официально признанной Церкви Новой Англии. Две полностью пуританские колонии — Массачусец и Коннектикут — поддержали ортодоксальную церковь, известную как Конгрегационная. Род Айленд олицетворяет собою бунт отрицающий это теократическое господство».
6. Г.Ф.Л. — «Опавшие листья появляются даже в Южном Мэне только в октябре. Разгар листопада в центральной части Новой Англии наступает в районе где-то с 10 по 15 октября».
7. Предыдущее предложение было вставлено Г.Ф.Л. с комментарием: «В 1690 году путешествовали очень неспешно». И на обратной стороне страницы оригинала, он перечисляет четыре паромных перехода по названию, далее следуют такие оценки, как «верхом на лошади — в среднем до пяти миль в час. С проводниками пешком — до трех миль в час. Бостон-Ньюбери — сорок миль Ньюбери-Портсмут — двадцать миль Портсмут-Рудсфорд — двадцать миль. Время в пути от Портсмута до Рудсфорда с учетом задержек и остановок на отдых должно составлять восемь или девять часов. Начиная с шести утра, при намерении прибыть к трем часа дня, к задержкам добавляются от пяти до шести часов — следовательно, сумеречные или ночные похождения были бы тут уместней». Это отличный пример того перфекционистского подхода к собственной работе, какой отличал Г.Ф.Л.
8. Г.Ф.Л. комментирует: «Вероятно, что никаких индейцев в Америке до постледниковой эпохи не существовало — но вашему воображению нет пределов!»
9. Г.Ф.Л. напоминает мне о том, что я упустил и, следовательно, неправильно описал, когда он меняет выражение, отмечая при этом что: «В Северной Америке никогда не сжигали подозреваемых в колдовстве».
10. Г.Ф.Л. — «Виселичный Холм, Салема, не имел такого названия до 1692 года». Поскольку я пересмотрел хронологию истории, теперь правильнее будет ссылаться на нее.
11. Первоначально речь шла об оленине и сушеном пеммикане[17], но здесь Г.Ф.Л. подкорректировал, сказав: «Оленина не так уж и распространена, а путешествие не столь длинное для пеммикана».
12. Г.Ф.Л. — «Мы должны быть поосторожней с позиции географии, выбирая часть побережья не густо заселенного в 1690».
13. Речь шла о бревенчатых домах, но Г.Ф.Л. отметил что «Бревенчатые дома не ставят в Новой Англии — и они никогда не соседствуют с пуританскими церквями».
14. «Створка ширмы» в оригинале Г.Ф.Л. делает замечание о том что «На тот период в небольших сельских домах не имелось перегородок из ширм».
Я написал «wouldst», но Г.Ф.Л. вычеркнул его, пояснив: «„wouldst“ — это второе лицо в единственном числе. Остерегайтесь ложных архаизмов, чтобы не впасть в прелесть от патуа[18] иных Ходжсоновских вещей».
16. В оригинале — Мерримак Хиллс. Мерримак слишком далеко на юге, или в верховьях — на западе, если только не намечается поездок на дальние расстояния.
17. Г.Ф.Л. вставил в текст «место в», сказав: «Шабаш — это целая локальная единица культа. В Рудсфорде имелась, но всего одна».
18. Г.Ф.Л. интересуется: «Какими вы видите масштабы празднования в Рудсфорде? Шабаш ограничится одной деревней или другие придут издали, чтобы поучаствовать? Если верно последнее, добавьте злых путников, странствующих в ночи».
Литературно-художественное электронное издание
НЕО-ИНКУНАБУЛА
V
Роберт Блох
Рассказы. Том 5. Одержимость (1945–1949)
Книжная мастерская «INFINITAS»
Мастера-редакторы: Кир Луковкин Мастера-переводчики: Кир Луковкин, Борис Савицкий, Татьяна Семёнова, Григорий Шокин, Роман Дремичев, Рамин Шидфар, Михаил Черняев, Николай Зайцев, В. Обухов, Андрей Данилов, Александр Юрчук, С. ГолуновРОБЕРТ БЛОХ.
II ТОМ 2. КОЛДОВСТВО
III ТОМ 3. ЛЕВША ФИП
IV ТОМ 4. ФАТАЛИЗМ
V ТОМ 5. ОДЕРЖИМОСТЬ