О квантовой запутанности и о папиной проницательности

Сделать все возможное, чтобы я смог хоть чуть-чуть успокоиться и заснуть под утро, удалось нашему папе.

Стоило мне начать засыпать-забываться, как я сразу срывался на доске с кручи в бездонную тьму, падал-падал-падал… и уже мне казалось, что я по собственной воле становлюсь невесомым, как вдруг подо мной появлялось гладкое гранитное дно… и я с криком выныривал в темную, но родную домашнюю реальность. Тут же начинала жутко болеть, хоть и недолго, волной, правая нога, будто я ее тоже сегодня сломал одновременно с ногой моей сестренки… а еще боль вдруг выстрелом пронизывала нижнюю челюсть…

То мне виделось, что я несусь на доске… по стреле башенного крана и должен соскочить на крышу здания, но конец стрелы внезапно начинает опускаться вниз… я понимаю, что стрела ломается подо мною – и вот я несусь прямиком в бетонную стену… И так раза три. Потом в комнату пришел папа… Когда мою сестру в детстве особенно сильно мучили ночные кошмары, то приходил именно он, а не мама. Его спокойная, сильная рука мгновенно выдергивала Саньку из глубин невидимого океана, в котором она тонула и захлебывалась…

– Что? Плющит не по-детски, да? – как и нужно, по-деловому и без кисломолочного сочувствия утвердительно вопросил папа.

Свет в комнате он не стал включать, но я отчетливо видел его силуэт.

– Плющит, ага, – признался я.

– И нога несломанная болит?

– Ага, – удивился я папиной проницательности. – И голова… там, где Санька приложилась… Ты сегодня телепат, папа?

– Нет… – Видно было, что папа качнул головой. – Физик… Простой физик. Это нормально, что у тебя тоже все болит. У вас с сестрой нормальная квантовая запутанность. Вы как две элементарные частицы, которые якобы разделены, а на самом деле – единое целое… взаимозависимы независимо от того, на каком расстоянии друг от друга находитесь… Такой вот каламбур. Наша мама не особо верила. А теперь поверит… Ты ей расскажешь. Когда вы каждый по отдельности женитесь и замуж выйдете, у вас дети в один день рождаться будут, к бабке можно не ходить!

– Бабкой-то наша мама тогда станет, – вырвалось у меня в ответ на папину подначку. – Можно и пойти…

– Уже лучше… тебе уже лучше, – с намеком хмыкнул папа. – Может, вам собаку купить?

Вот так прямо – без паузы!

Я вдруг испугался, увидев совсем иной, мрачный смысл в этом суперпредложении. Нам с сестрой всегда хотелось живность иметь, но мы понимали, что это – утопия. Жизнь мотала наших родителей, а заодно и нас при них, где только не… Чего животных мучить большими переездами и разными климатами? Мы и цветы не заводили – не на кого оставить…

– Так Санька же выздоровеет! Лежачей не останется! – прямо выпалил я.

– С чего такой подсознательный пессимизм? – удивился в свою очередь папа. – Просто мы теперь тут надолго. Может, и насовсем. И мне мотаться надоело. У меня кафедра. План экспериментов уже есть… Вы какую собаку хотите?

– Бигля! – озвучил я сокровенную нашу мечту.

– А шустрые-ушастые! Годится! – радостно принял идею папа. – Бегать с ней по утрам будете. Сначала ты, потом с тобой Санька, а там, глядишь, и мы с мамой присоединимся…

И тут мы пару минут посидели молча, воображая нашу будущую счастливую собачью жизнь. То есть это папа посидел, а я полежал…

– Еще этот старик Хоттабыч на наши головы… – вдруг пробормотал папа себе под нос и вздохнул.

Он как бы личную мысль наружу выпустил, и я понял, что ему хочется поделиться…

– Какой Хоттабыч? – проявил я необходимую заинтересованность.

– А ты что, не читал сказку про старика Хоттабыча? – удивился папа.

Ну, я помнил смутно что-то про волшебника, которого предыдущие поколения с детства лично знали… Так и ответил.

– Нет, не волшебник… не совсем… – Тут папа по привычке взлохматил свои густые, в меру кудрявые волосы, и в темноте его голова приобрела черты монстра. – Джинн из бутылки. Из лампы. Ты, случайно, лампу старую не находил?

Папа умел удивлять и сбивать с толку.

– Какую еще лампу?! – обалдел я.

– Медную такую. Древнюю, – сказал папа и решил больше не мучить сына. – Короче, это я про дядю Аббаса. Выпрыгнул, как джинн из бутылки. Или из лампы. И что-то знает слишком много. Даже про мой институтский проект знает… Он, правда, сказал, что перед тем, как к нам ехать, уже успел с властями поговорить… и с руководством института. У него виды на «Сигнал» есть. Ему здесь сказали, что там уже ничего особо секретного нет и можно открытую зону вместе с антенным полем достопримечательностью объявить. Туристов водить… про НЛО им рассказывать… Сказал, что спецслужбы готовы снять гриф секретности и разрешить ограниченный доступ. Прикинь!

– Прикольно! – только и мог сказать я… хотя мне пришлось совсем не по душе, что таинственный военный городок «Сигнал-А», где совсем недавно происходили с нами ужасные чудеса и приключения, на поругание и потоптание толпам туристов отдадут…

– А у меня в проекте восстановление и активация антенного поля для исследований. Так он… этот дядя, весь, значит, марокканский, как апельсин… сказал, что готов в мой проект вложиться! – сказал папа. – Что-то мне даже тревожно как-то.

За что мы с сестренкой нашего папу всегда не только любили, но и по-особенному уважали, так это за то, что он делился с нами, как с равными, своими проблемами еще с тех пор, как мы еще в дабл-коляске лежали, а потом пешком под стол пошли. Говорил серьезно, в глаза смотрел. Хорошо, если мы два-три слова в его докладе понимали… Когда подросли, начали соображать, что папе иногда надо выговориться, а тем самым четче понять свою проблему и принять правильное решение… Однажды мы на это папе намекнули, а он нас ошарашил: «Когда вам года по три-четыре было, вы еще лучше советовали мне, какое решение вернее… Глаза младенцев глаголят истину! Неверный вариант всегда вызывал в ваших глазах недоверие и тревогу, а верный вызывал ясный такой свет…» Наверное, суперский детский психолог зачах в нашем папе!

– Норм, по-моему, – опять же не слишком радостно отозвался я, но надо же было папу поддержать. – У них там, на Востоке, семья – главное. Даже дальние родственники. Вот он и хочет гордиться тем, что, типа, проспонсировал твой заход на Нобелевскую премию по физике.

– Далеко, сынок, глядишь! – со сдержанной иронией снова хмыкнул папа. – Но ты все-таки с ним это… не надо вась-вась…

– Аббась-аббась… – само вырвалось у меня. – Не буду, па. Он какой-то весь… в общем, как финик… сладкий, липкий… я это не люблю… и Санька не любит.

– Ну… лучше не скажешь, Аль! – И папа похлопал меня по коленкам. – Мы друг друга поняли. Постарайся заснуть.

И ушел… И такую кашу с финиками заварил у меня в мозгах, что я и вправду немного отвлекся от беды и закемарил… И приснилось мне антенное поле в заброшенном спецгородке «Сигнал», а на поле вместо антенн и локаторов финиковые пальмы, а еще верблюды, почему-то похожие на боевые машины империи из «Звездных войн».

Загрузка...