"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть вторая: "Ведите себя правильно"

Глава 13. Заебисьман Одно Пиво

— Говорят, вы посещали наш завод? — спросил Заебисьман, лелея в руках свой единственный стакан пива. — А отчего же ночью?

— По просьбе полиции, — уклончиво ответил я. — Боюсь, тайна следствия…

— Уже не тайна, — он сделал крошечный глоток, — сегодня нас официально поставили в известность, что один из сотрудников погиб. Причину не сказали, но, раз идёт расследование, то, скорее всего, умер он не от пьянства. Странно, что ночной уборщик посещал бар, не самая типичная ситуация.

— На свете много странного. Вот, например, почему это обсуждаете со мной вы?

— А что не так? — удивился Заебисьман.

— То, что тут не топает ногами и не брызжет слюной ваш директор. Раз уж администрация завода так недовольна ночным визитом.

— Ах, вы об этом, — засмеялся он, — я попросил его воздержаться.

— И он вас послушался? Как же субординация?

— У нас равный административный ранг. Он директор по административной, а я по научной части. Его интересы лежат в области кадров, работы с общественностью, организации вторичных процессов — логистики, уборки мусора и так далее. Я же более связан с заказчиками и самим процессом производства. В целом, у нас паритет и сотрудничество, мы делаем общее дело, и он прислушивается к моим рекомендациям, так что всё заебись. Но, учитывая его личностные особенности, я решил поговорить с вами сам.

— А зачем со мной об этом говорить? — удивился я. — Я просто бармен.

— Бармен — это важная социальная функция.

Ах, ну да, конечно. Кажется, пришла пора протереть очередной стакан. Барменская магия, снижающая адгезию лапши к ушам.

— Видите ли, вокруг нашего завода сложилась своеобразная… негативная мифология, что ли. Какая-то нездоровая мистика, обвинения неизвестно в чём… Директор пытается работать с общественностью, но выходит у него, скажу честно, не очень. Молодёжь не особенно любит лекции и нравоучения. Между тем, у вас, я смотрю, стало весьма молодёжно. И это, скажу я вам, заебись.

Заебисьман кивнул на наших «лимонадиков», как их называет Швабра, зажигающая сейчас за стойкой в роли начинающей барвумен. Подростков в последнее время прибавилось. Вместо одного столика они занимают три, так что взятый в лизинг подержанный холодильник для мороженого пришёлся кстати.

— Простынешь и попка слипнется! — насмешливо выговаривает Швабра малолетнему сыну учительницы, ввергая его в пунцовую краску стыда. — Мать велела тебе больше двух порций не давать. Сколько тебе? Двенадцать? Ах, целых трина-а-адцать… Тогда тем более. Пубертат на носу, от жирного и сладкого покроешься прыщами размером с кулак, начнёшь их давить, и мозги вытекут. Ты что, не слышал, что прыщи давить нельзя? Вот поэтому и нельзя, да. Вон, посмотри на этих, за столом — они давили-давили, и всё выдавили…

— А хотите экскурсию? — внезапно предложил Заебисьман. — На завод? Вам же интересно, я вижу.

— Не особо, — покачал головой я. — Не любитель индустриального туризма. Если вы скажете, что на нём делают, это полностью удовлетворит моё умеренное любопытство. Если это не тайна, конечно. Тайны мне ни к чему.

— Вот об этом я и говорю! — закивал Заебисьман. — Негативная мифология! Ну какие тайны, что вы, Роберт! Мы собираем электромеханические квантовые эффекторы.

— Всего-то навсего? — спросил я скептически. — Действительно, банальность какая.

— Да-да, понимаю, как это звучит. Но на самом деле нет никакой мистики. Передовые ИИ-технологии.

— А сейчас бывают какие-то другие?

— Да, модная тема, не спорю, но у нас самый мейнстрим. Связано с такими фундаментальными понятиями, как суперпозиция кубита, который может находиться в нескольких состояниях разом. Это можно представить себе как компьютерный кластер из тысяч процессоров, находящихся в параллельных мирах, но работающих как один. Всего три кубита создают восемь различных параллельных миров, в каждом из которых работает наш компьютер. Представляете, какие возможности для искусственного интеллекта?

— Нет, не представляю, извините.

— Ох, простите, увлёкся. Но согласитесь, это же интересно!

— Да, пожалуй.

— Вот и заебись, — сказал удовлетворённо Заебисьман, допивая пиво. — Приятно было поболтать.

— Повторить не желаете?

— Нет-нет, что вы, мне достаточно!

***

— Погоди, я сейчас! — крикнула Швабра зашедшей в зал подружке. — Надо помыть посуду за этими свиньями.

— Это наши клиенты, — сказал я ей с укоризной.

— Это мои одноклассники! И «свиньи» — это лучшее, что про них можно сказать.

— Они приносят нам деньги. Тебе в том числе. Надо относиться к ним с уважением.

— А свиньи приносят нам колбасу. Но это не значит, что к ним надо относиться с уважением!

Швабра неисправима.

— Налить тебе лимонада? — спросил я блондинку.

— Да, если несложно. Август кончается, а жара нет.

Я, подставив стакан, хрустнул рычагом лёдогенератора, налил сверху газировки, поставил на стойку.

— За счёт заведения.

— Спасибо. А где тот… молодой человек? Который у вас живёт?

— Говночел-то? Трудотерапируется. Приводит в порядок задний двор.

— Как вы его смешно называете… Можно, я посмотрю?

— Конечно, пойдём.

Панк во дворике активно, но неумело орудует граблями, собирая сухую траву и листья.

— Осторожно! — кидается ему наперерез блондинка. — Ты испортишь мои цветы!

Он как раз занёс инструмент над клумбой.

— Тут нельзя граблями! Повредятся стебли!

— Вау, герла! Рили ты! А я, блин, тут это, блин…

— Я покажу, как, смотри, — она присела на корточки возле цветов и стала аккуратно выбирать руками сорняки. Панк с огромным живым интересом смотрит сверху. Ей в декольте. — Вот так. Но лучше в перчатках, конечно.

Она с сожалением осмотрела свой маникюр.

— Слы, ты меня рили развёл, чел. Как лоха последнего, — буркнул мне панк. — Я, блин, почти поверил даже. Ну, насчёт татух. Думал, всё, крыша протекла, пора на крезу сдаваться. Недобрый ты всё же, чел. Не надо так.

— А мне кажется, без татуировок тебе гораздо лучше, — сказала блондинка.

— Герла, ты рили клёвая, — сказал панк грустно.

— Правда? — девушка кокетливо поправила волосы.

— Отпад, рили, я в крэшах. Но тут ты не догоняешь. Партаки — это, блин, мой манифест жестокому миру.

— Думаю, — сказал я, задумчиво глядя на швабрину подружку, — сегодня с таким манифестом жестокий мир не отпустил бы тебя под залог.

Девушка внимательно посмотрела на меня и сообщила:

— Судья ненавидит татуировки. Просто с ума сходит, если видит.

— Значит, хорошо, что ни у кого из нас их нет. Можно тебя на минутку?

— Да, что? — спросила она, когда мы отошли в сторонку. Панк проводил её заинтересованным взглядом ниже спины.

— Ты, как всезнающая ведьма, не подскажешь, нет ли тут где-то какого-нибудь сейфа? Слишком много всего валяется в досягаемости для его шаловливых ручонок.

— Конечно, есть. В подвале.

— Тут есть подвал?

— Везде есть. В каждом доме.

— А почему я его не видел?

— А зачем он вам?

— Интересно.

— Ничего интересного. Жуткое место.

— Ты же любишь всё готичное?

— Не до такой степени. Но могу сделать над собой усилие и показать.

— С меня лимонад и мороженое.

— Пойдёмте.

— Я вернусь! — игриво сказала она панку. — Размотай пока шланг, если не сложно, я полью свою… клумбу.

Говночел закивал, демонстрируя готовность к услугам.

Люк в подвал оказался в подсобке, заставленный ящиками с пустой тарой и почти неразличимый на фоне пола. Я потянул заглублённую ручку, он открылся с качественным зловещим скрипом. Звук стоит записать и продавать звукорежиссёрам ужастиков. Блондинка вздрогнула и непроизвольно схватила меня за локоть. Меня накрыло ароматом ванили и позывом обнять, но она сразу отстранилась.

— Бр-р-р. Вот об этом я и говорила. С детства его боюсь.

— Обычно дети любят лазить в подвалы.

— Не в этом городе. Выключатель слева от лестницы, найдёте на ощупь.

Каменные стены, деревянный пол, опорные балки, ржавые трубы, пыль, паутина, дурной запах. Тусклая голая лампочка освещает всё это как бы с неохотой. Сейфа не видно, но он может быть в другом помещении — подвал разделён деревянными перегородками и дверями.

За первой — обычная кладовка с полками. Совершенно пустая и пыльная. За второй…

— Сейф не здесь.

— Спустилась всё же?

— Вспомнила, что забыла сказать, где он.

— И кого здесь держали? — я показал на деревянный топчан и вмурованный в стену массивный рым. Железка ржавая, но имеет относительно свежие потёртости на внутренней стороне кольца. К ней было что-то привязано. Точнее, кто-то.

— Много кого. Этому месту сотни лет. Бар горел, отстраивался, перестраивался, сносился и возводился заново, но подвал был всегда.

— Действительно зловещее место.

— Я всегда посмеивалась над подружкой, но сейчас меня буквально тошнит от ужаса.

— В каждом доме, говоришь?

— В каждом, Роберт. А сейф — вот здесь, — она с усилием сдвинула деревянную панель, за ней дверца весьма винтажного стального изделия с крупными барабанчиками набора. — Но кода я не знаю. Пойдёмте отсюда, пожалуйста.

— Конечно, — сказал я. — Выбирайся.

Зрелище девушки в короткой юбке, поднимающейся передо мной по крутой, почти вертикальной лестнице, слегка скрасило впечатление от подвала.

Слегка.

***

— Слы, чел, — сказал мне мрачный панк, пока я готовлюсь к настоящей, вечерней работе бара. Расставляю стаканы, которые потом буду протирать и так далее. — Она меня бортанула.

Говночел притащил из подсобки новую кегу с пивом. Я промываю шланги и подключаю её к крану, поэтому слушаю несколько рассеянно.

— Кто?

— Блонда. Дала по морде и ушла. Рука крепкая! — он потрогал красное пятно на щеке.

— А ты думал, если облапаешь, она тебе немедля отдастся на клумбе?

— Да, чел, ты рили прав. Я опять наговнял, дебил беспросветный. Сам не знаю, как вышло. Помогал герле встать, взял за руку и… Чел, она такая… такая… Эх! Что ж я такое говно, чел?

— Ну, хоть подержался, — сказал я философски, — за мягкие места.

— Блин, зря ты, чел. Не надо так… Эта герла, может, лучшее, что я в жизни видел. Говорил себе: «Ну, хоть в этот раз не наговняй!» — и наговнял, конечно. Ну вот как так? Нет в моей жизни просвета, чел, вот что я скажу. Говно, а не жизнь.

— Это тебе сейчас так кажется, — сказал я, вылезая из-под стойки. — Скоро ты эту жизнь будешь вспоминать как рай. Девушку не поимел? Тоже мне неприятность. В тюрьме будешь думать, как бы не поимели тебя…

— Блин, чел… — уныло сказал панк. — И так на душе насрано…

Я подставил стакан и нажал на кран — надо промыть систему свежим пивом. Ёмкость быстро заполнилась, я понюхал — нормально. Хотел вылить в раковину, но панк взвыл:

— Чел, ну, чел! Это же пивцо, чел! Не надо так!

— Чёрт с тобой, лечи разбитое сердце.

Он выпил стакан в два глотка и вздохнул.

— Рили сенкаю, чел.

— Не дыши потом на уборщицу, а то она подумает, что ей тоже можно. Иди лучше мусор вынеси. И учти, это было один раз. В порядке исключения.

***

— Она водила тебя в подвал, — обвиняюще сказала Швабра, вернувшись.

— Проводила подружку? — пожал плечами я. — Давай, за работу. Пора открываться для вечерних клиентов.

Но девушка стоит передо мной, упрямо уперев руки в бока и нахмурив брови.

— Это паршивая идея, босс. Не надо ей потакать. Она и так не в себе.

— Потакать в чём?

— Во всём… этом. Ты правда не понимаешь?

— А должен?

— Не знаю, босс, — Швабра вздохнула и сделала шаг в сторону, пропуская меня к двери.

Я перевернул табличку надписью «Открыто» наружу.

— Иногда думаю, босс, что ты давно уже всё понял, только вид делаешь. А иногда…

— Что?

— Что тебя тут вовсе нет.

***

— Последний денёчек догуливаю, — вздохнула Училка, разглядывая на свет свой первый за сегодня мохито.

— Ах, да, завтра же первое сентября, — вспомнил я. — Каникулы закончились, наступают трудовые будни?

— Вот вам смешно, а у меня сердце не на месте. Как будто…

— Что?

— Не знаю. Что-то происходит, Роберт.

— Всегда что-то происходит. Это называется «жизнь».

— Простите, наверное, вы правы, я зря себя накручиваю. Просто выпускной класс, детей очень много, большая ответственность, администрация на меня давит…

— В каком смысле «давит»?

— Они носятся с дурацкой идеей досрочной аттестации. Хотят закончить учебный год раньше.

— И какой в этом смысл?

— Не знаю, но мне кажется, дело в заводе. Может быть, им срочно нужны рабочие руки и не хочется ждать до следующего июня. Но городские власти с ними заодно, да и родители, в общем, тоже.

— А вы?

— А я не знаю, как мне поступить. Досрочная аттестация одного-двух учеников возможна, но весь класс? Впрочем, отчего-то я уверена, что Департамент образования проверку не пришлёт.

— И как вы поступите?

— Ещё не решила. Если соглашусь, это будет означать, что всё закончилось. Надо будет что-то делать со своей жизнью дальше. Куда-то ехать, искать работу, пристраивать сына… С другой стороны, какая разница, сейчас или следующим летом?

— Но вам это не нравится, — констатировал я, протирая стаканы.

Барменская магия. Кроме всего прочего, помогает не вляпываться в чужие проблемы.

— Знаете, да. Я им дала почти всю программу, аттестаты будут не совсем с потолка, но, понимаете, это признание того, что кроме Завода детям ничего не светит.

— А разве это не так?

— Так, — вздохнула она, — но признавать очень обидно. Я старалась дать им как можно больше, а теперь мне говорят: «Это всё не нужно. На заводе научим сами». Это обесценивает годы труда, и это сложно принять. Хотя, наверное, придётся. Я решила для себя, что сначала поговорю с детьми. И если они будут против досрочной аттестации, стану сопротивляться до последнего. Хотя возможности мои как куратора класса не слишком велики. Если администрация будет настаивать, то меня в крайнем случае просто уволят.

— Приходите, возьму вас официанткой.

— Спасибо за предложение, — рассмеялась Училка, — но я предпочитаю работу с детьми. Отличные мохито, как всегда, но мне пора. Пойду готовиться к торжественной церемонии начала учебного года.

Она расплатилась и вышла.

— Чего она распиналась? — спросила Швабра.

— Да так… Обсуждали нюансы среднего образования.

— Это она может… обсуждать.

— Она тебе не нравится? — удивился я. — Мне показалась довольно безобидной.

— Это ты ей у доски не отвечал, — скривилась девушка. — Ух и въедливая! Нет, так-то она ничего. Не злая. Но ни черта не видит за своими учебниками. Столько лет тут прожила, а так и не поняла ничего.

— Слыхала про «досрочную аттестацию»?

— Да, наши «сладкие лимонадики» третий день обсуждают.

— И как тебе?

— Мне? Ты серьёзно, босс? Не прикидывайся наивным, тебе не идёт.

— Ладно, не буду. Давай об актуальном. С завтрашнего дня тебе придётся ходить в школу.

— Да, босс. Но это не очень большая проблема. Утром я и так не работаю, а дневной лимонад придётся сдвинуть попозже, потому что однокласснички-то тоже будут отсиживать положенное. Единственное… — она замялась.

— Что?

— Ничего, если я буду тут держать комплект сменной одежды? Школьная у меня одна, и в ней надо дотянуть до конца года, когда бы он ни случился. Домой бежать переодеваться далеко, а лимонадики, зуб даю, будут припираться сразу после последнего урока.

— Конечно, не вижу проблемы.

— Товар утром будет забирать твой всратый питомец, но тебе, наверное, придётся за ним приглядывать. Чтобы успеть до «клушатника», придётся поднимать его пораньше. Кстати, где он?

— Мусор пошёл выносить.

— Куда? В Африку пешком?

— Да, что-то его давно не слышно. Наверное, горюет где-то.

— Чегой-та?

— Ему твоя подружка дала по лицу. А у него чувства.

— Всего-то? — фыркнула Швабра. — Скажи ему, чтоб не плакал. Она не обиделась.

— Это она тебе сказала?

— Да что я её, не знаю? Для неё это технический момент. Распустил руки, получил по морде, проехали и забыли. Я тебя уверяю, завтра опять будет строить ему глазки, как ни в чём не бывало. Её это забавляет. Она прекрасно знает, как парни на неё ведутся, что же теперь, убивать их всех? Я бы, если б кто полез меня лапать… — девушка перехватила мой скептический взгляд в область между животом и шеей и надулась: — Да, нечего. Но представь себе, не всех это останавливает.

— Даже так?

— Знаешь, — сказала она зло, — в пятом классе компания придурков завела привычку хватать меня на переменах за грудь. Да, там тогда и того, что сейчас ещё не было, но у остальных-то девчонок вообще по нулям. Я… скажем так, рано начала, но так ничего и не достигла. У них это называлось «прыщи давить» — прижать меня в коридоре и ущипнуть за сосок. Дико больно, кстати. И вот с ними со всеми случилось острое пищевое отравление. Прямо на уроке. С обоих концов хлестало. Вонища была — ты себе не представляешь! Что-то съели в столовке не то. Только они, вот такое совпадение. Их увезли в больничку, а ночью я их навестила. Каждого. Разбудила шилом, приставленным к глазу, и сказала, что так будет с каждым. А если они пожалуются, то будут искать свои пиписьки на ощупь. Двоим пришлось снова менять постель, но с тех пор они орали про меня гадости издали.

— Школьные годы чудесные, — прокомментировал я.

— Не то слово, босс. Обожаю школу. Поэтому у меня есть к тебе ещё одна странная просьба… Можешь меня послать, я пойму. И даже не обижусь. Я бы себя послала, вот честно.

— Излагай, — удивлённо кивнул я.

— Можешь завтра прийти на церемонию?

— Куда?

— Церемония начала нового учебного года, — смущённо сказала Швабра. — Возле школы, утром.

— Зачем?

— Ну, не хочешь, не ходи, не надо. Обойдусь, подумаешь.

— Нет, тебе это зачем?

— Туда все придут с родителями, бабушками и дедушками. Так принято. Все, кроме меня. Я так-то привыкла за столько лет, что стою одна, как дура, но в этом году… Я в курсе, что тебе насрать, что я на тебя просто работаю, но блин, я бы хоть манекен из одёжного рядом поставила, чтобы не стоять там одна завтра. Но у меня нет манекена и украсть его негде. Я понимаю, дурацкая просьба, но…

— Побуду твоим манекеном.

— Серьёзно?

— Почему нет?

— Потому что про тебя могут начать… шептаться, — призналась она. — Типа я тебе не только полы мою…

— Я выгляжу человеком, который не нашёл никого привлекательнее?

— Уел, — ответила она мрачно. — Ты точно мог бы найти получше. Вон, училка, как по мне, не прочь, только мигни. Кстати, ты чего не мигаешь?

— Не твоё дело.

— Зря, она ничего, хоть и старовата, конечно. Тебе сколько лет, кстати?

— Мы договаривались не лезть в жизнь друг друга, не так ли?

— Блин, ты прав, босс. Я дура. Вывернула тебе на башку свою помойку, — мрачно сказала Швабра. — Извини, босс. Я чисто на нервах, босс. Я больше не буду, босс. Пошла я в жопу, босс. Но всё равно спасибо, босс.