в которой Савелий полагает, что над ним посмеялись
Очнулся Савелий на сырой подстилке из листьев, в позе младенца в утробе, трясется от холода, зубы стучат. Насквозь мокрая одежда облепила бедра и плечи.
Несколько мгновений соображал, где находится. Вздохнул полной грудью, почувствовал свежие запахи. И с этим глотком воздуха словно включилась память, перед внутренним взором запрыгали картинки, и сердце заколотилось от предчувствия, что он "сделал таки"!
Открыв глаза пялился на сверкающий мир, свежий после дождя, пахнущий мокрой землёй, сырыми палыми листьями, травами. Радость переполнила грудь, он попытался встать, оперся на руки...
Краешек сознания царапнула неправильность. Однако тело уже выпрямилось во весь рост.
В предвкушении обвёл взглядом окрестности. Но на вид мир вокруг остался прежним. Однако он и тут обошел сомнения, решив про себя, что, скорее всего за двести лет местность не изменилась. Ведь во времена Резанова он провалился слепым.
Где-то здесь должно находиться асфальтированное шоссе, по которому он в 2006 году бежал супермарафон. Покрутил головой, всматриваясь. Вспомнил, как с Нэнси, девушкой-волонтёром, под ливнем свернули с трассы и какое-то время шли вроде бы по узкой тропке, потому что штанины и кроссовки пропитались влагой от мокрой травы, чтобы укрыться от застигшего их ливня под раскидистым дубом.
Принялся оглядываться, Но дороги нигде не обнаружилось. Когда по привычке полез в карман, его словно током ударило: опустил взгляд и закусил губы. На нём всё тот же мундир. Это что же получается...
Отторгая накатывающие неизбежные выводы, в растерянности, как обычно, обратился к хозяину тела: "Вашбродь" - Нет ответа. - "Эй, вашбродь!" - в тревоге мысленно воскликнул Савелий, и даже потряс правым плечом, как бы пытаясь разбудить хозяина тела. Тишина... И тут ему пришла в голову на первый взгляд "трезвая" мысль.
Он несколько раз глубоко вдохнул, прислушался к своим ощущениям и с нарастающей тревогой подумал, что верно, Резанов по своей дворянской упёртости смертельно разобиделся и потому затихарился.
Тут его словно второй раз громом поразило. Ещё раз поглядел на руки, не веря своим глазам - то были руки Резанова. Так же, как и обшлага рукавов мундира. И остолбенел.
Лихорадочно пошарил по карманам, достал какие-то бумажки, на золотой цепочке болтается луковица часов... Резанова...
"Что за хрень, Вашбродь!" - машинально воскликнул про себя. Никто ему не ответил. И он ощутил пустоту справа. В том месте, где всегда, по его ощущениям, находился со-владелец тела. Ноги стали будто ватные, и он осел в траву.
Что за хрень получается! Как так? Он ещё позвал Резанова, и так, и эдак, надеясь на чудо. Но хозяин тела, по всем признакам, отсутствовал. Словно испарился...
"Что же выходит? Выходит, портал неправильно сработал? Пропал Резанов, а остался я? Блин! Надо ещё разок", - запрыгали суматошные мысли в мозгу, и он вскочил на ноги.
"Так", - он приблизился к дубу. Опёрся рукой о ствол, пошёл вокруг дерева, ладонь трётся о шершавую, местами с глубокими трещинами, словно морщинистую кору. Когда замкнул круг, светлая полоска горизонта как будто увеличилась и тучи вроде побелели.
"Так может, в другую сторону надо?" - развернулся и лихорадочно зашагал обратно. Горизонт ещё посветлел.
Но больше ничего не поменялось.
"Нет, наверное, надо отойти. И снова подойти", - проделал и это. Тоже безрезультатно.
Дуб вёл себя как обычное дерево и никаких изменений вокруг от выкрутасов Савелия не происходило. Ну, кроме разве что независимых от него обычных после ливня посветления и рассеяния туч.
Как бы в подтверждение в отдалении, за горизонтом, вновь проворчал, уже не страшно, невидимый гром.
Савелий с досадой поморщился, из груди вырвался тяжелый вздох от осознания того, что он не в состоянии что-либо поделать или изменить.
"дааа, - подумал, вновь возвращаясь к невесёлым мыслям - Может надо, чтобы этот дуб зарядился? Ну, как батарейка на смартфоне, как аккумулятор. Если сегодня не выйдет, так завтра пробовать повторить попытку перейти". - В животе забурчало.
Он вспомнил, что поел лишь утром, да и то лишь чуточку позавтракал яичницей, запивая чаем, ощутил, как внутри сосёт от голода, но даже сам себе не признался, а привычно "перевёл стрелки" от себя:- "Да и конь теперь застоялся".
Напоследок решил попытать удачу ещё разок. Вдруг портал перезарядился? Только отойти надумал теперь подальше.
И, всё ещё не теряя надежды, отправился к поджидающей команде.
Буланый радостно всхрапнул, встречая наездника, к которому успел привыкнуть, Савелий, походя, погладил его морду, потрепал холку, но задерживаться некогда, стремительно прошагал мимо.
Издали заметил двоих бойцов КОИ у рухнувшего поперек тропы дерева. Один лежит поверх ствола секвойи, второй оперся спиной лицом к выходу, шепотом балагурят, Савелия не видят.
Лежачий в последний момент почуял приближение со спины, обернулся и едва не сверзся от неожиданности. Но быстро взял себя в руки, скатился, оправил гимнастёрку, затараторил: - Ваше Совеличество, товарищ командор, младший сержант Сивков в составе парного наряда... - Савелий взмахом руки остановил: - Вольно!
Звания Савелий сам вводил и, чтобы не путаться, попросту взял привычную систему Советской армии, в которой в свое время оттарабанил срочную. Мельком удовлетворенно скользнул взглядом по защитным погонам с двумя жёлтыми лычками и буквами РА, российская армия значит.
Второй мгновенно исчез за стволом и Савелий с профессиональным интересом ждал, как тот поведёт себя дальше. В кустах справа, внизу трухлявого излома бревна мелькнул зрачок дула пистолета, и если бы не опыт, Савелий вряд ли заметил бы грамотно выбранную позицию. Махнул рукой, мол "вылазь!"
Поняв, что обнаружен, боец выскользнул, встал рядом с напарником, доложился.
Савелий похвалил, но и пожурил: - Молодцы ребята! Но всё-таки дозор следует осуществлять скрытно.
Взглянул на исполинский ствол, вопросительно поднял брови.
Рядовой понятливо скользнул в чащу, полуминутой спустя так же беззвучно вынырнул, обескуражено пожал плечами: - Подгнило, Вашество...
Савелий кивнул, бросил: - Продолжайте. Никого не пускать, - и развернувшись, устремился к поляне.
Намокшие листья не шуршали, только влажная трава, раздвигаемая голенищами сапог, шелестела. Сердце зачастило от предожидания, в ушах зашумела прилившая кровь, но вокруг ничего не менялось.
Савелий с замиранием сердца приблизился к дубу и, протянув руку, на пару мгновений задержал ладонь над поверхностью, а потом, решившись, плотно прижал к коре. Как он и опасался, но предчувствовал, всё осталось прежним, ни молнии, ни грома, ни даже захудалой тучки, только бледное предвечернее небо. И тишина.
Постоял в раздумье, внутри закипала злость: Почему с ним так поступили? Зачем его подставили? Кто над ним так зло посмеялся? Вопросы осами роились в голове и жалили, жалили...
Что было сил пнул дерево: "Ууу, деревяшка!
По темечку тюкнуло.
Савелий вздрогнул.
Опомнившись, вжал голову в плечи, ожидая каких угодно напастей. Но из волос скатился и свалился в траву только желто-зелёный обычный жёлудь.
Савелий выдохнул, но поостерёгся дальше колотить дуб, нагнулся, и поворошил траву, выудил плод, покрутил в пальцах так и эдак, задумчиво рассматривая.
Опустился, сел у корней, здесь оказалось сухо, привалился спиной к дереву.
И почувствовал, как от коры веет теплом, материнским, добрым теплом. Ему стало стыдно своей вспышки ярости. В самом деле, дерево-то тут при чём, в его заморочках оно не виновато.
Пригревшись, он малость придремал, а очнувшись получасом спустя, надумал повторить попытку завтра, раз портал "разрядился". К тому же он устал, людям и коням тоже требуется отдых.
Решено. Кряхтя, поднялся и, время от времени оглядываясь, поплёлся вон с поляны.
Трава толкала в подошвы, кусты и деревья мрачно взирали, конь, как почудилось, издевательски заржал.
- Ууу, и ты на до мной насмехаешься! - в сердцах замахнулся Савелий.
Буланый отпрянул, испуганно фыркнул, дико поводя глазами, уздечка натянулась, куст осуждающе затрещал.
Остывая, Савелий устыдился глупого порыва, глядя в сторону отвязал безвинное животное, взгромоздился верхом.
Дорогой ветерок малость развеял тяжкие думы, и Савелий наконец осознал то, что смутно беспокоило после неудачного, провального перехода. Чувствовал он необычную лёгкость в правой стороне тела. Там, где всегда ощущал Резанова. А сейчас будто гроздь шариков с гелием к плечу подвязали и Савелия прямо физически перекашивало на левый бок. Вокруг всё вдруг показалось чуждым, а люди малознакомыми, мотивы их непонятными.
- Ваше СоВеличество, - обратился к нему старшина поселения Верховье, - Ну как, а?
Савелий не знал, как ответить. Мало он вникал в иерархию взаимоотношений Резанова, которого до сего дня и воспринимал-то как обузу, а без его поддержки оказалось сложно ориентироваться в повседневности. Хозяин тела держал в голове кто на какой общественной ступени находится. Поэтому лишь неопределённо пожал плечом.
Вечером, маясь от бездействия, подошел к костру индейцев.
Шаман поинтересовался, благосклонно ли принял бледнолицего брата командора дуб. Савелий хотя и удивился проницательности индейца, вида не подал, вздохнув, признался, что не очень. Священнослужитель краснокожих согласно кивнул и на вопросительный взгляд пояснил, что Они-то с племенем тоже пришли к священному дереву и ждали знака. Знак Богов он расценил верно.
Савелий хотел было полюбопытствовать, а почему бледнолицего брата командора не предупредили, и тут же прикусил язык: А ведь его предупреждали, да он посмеялся. Вот и схлопотал!
Индеец, угадав его мысли, деликатно поведал, что посчитал командора Великим белым шаманом, ведь он вернул луну людям. А Мудрый Лис не самый сильный шаман.
Тут уж Савелий расхохотался, а недоумевающему собеседнику пояснил: - Пусть мой краснокожий брат Мудрый Лис не принимает этот смех на свой счёт. Командор смеётся над своей глупостью. Просто командор хорошо знает, как живёт луна.
Схватил камас, местный овощ, очень похожий на круглую репу и маленькую дикую вишню. И с их помощью показал раскрывшим от изумления, придвинувшимся индейцам, каким образом на небосводе движутся Земля и Луна. И как происходят затмения.
Шаман, а вслед за ним и некоторые другие его соплеменники, недоверчиво пощупали давно известную им псевдо-репу. Пляшущие по дровам костра языки пламени отбрасывали на лица всполохи света, которые, вкупе с резкими тенями, превращали обыденные посиделки в таинственный мир. Вечерняя послезакатная тишина и потрескивание сучьев добавили торжественности.
- Знающие люди моего племени, которых зовут учёные, могут даже предугадать, когда это событие произойдёт. Также уверенно, как хороший краснокожий охотник или воин всегда точно знает, куда попадёт стрела, которая ещё не сорвалась с тетивы его лука. А я, увы, предсказать затмения не могу, потому я и слабый шаман, - вздохнул Савелий, и поворошил угли хворостинкой.
Потом, встрепенувшись, с надеждой в глазах обернулся к собеседнику: - А Мудрый Лис знает, как задобрить Священный дуб?
Индеец задумчиво раскурил трубку, пожал плечами: - Духи-советники Мудрого Лиса никогда не говорили ему об этом. Но мои советники, как я уже говорил, не самые сильные. Поэтому моему бледнолицему брату командору стоит расспросить шаманов иных племён.
Савелия такой ответ мало устроил. Применяя навыки оперативника, выработанные на службе, где восклицаниями поощряя Мудрого Лиса, где как бы выражая недоверие, "он развёл" индейца на откровенность словно ребёнка.
И этот дитя природы выложил, что рощица сия священная для краснокожих. И шаманы всех племен считают долгом хоть раз в жизни посетить Священный дуб. "Ну, как христиане всего мира совершают паломничество в Палестину или мусульмане хадж в Мекку", - перевёл на понятный себе язык Савелий. Теперь ему стало ясно, отчего деревья в рощице такие древние, что состариваются и естественным образом сгнивают на корню. Ветра, из-за гор вокруг, туда не проникают, поэтому бурь, способных валить деревья, никогда не случается. А люди из суеверий опасаются даже веточку сломать.
Мудрый Лис кивком обратил внимание на желудь, который Савелий механически крутил в пальцах. И Савелий с юмором рассказал и о плоде Священного Дуба, и о свалившемся на тропу дереве. По морщинам, будто на печеном яблоке, Индейца пробежала судорога и он, словно от прокаженного, отпрянул от Савелия, забормотал: - Худой, шибко, шибко худой знак, мой бледнолицый брат командор!
Савелий сделал каменное лицо и медленно кивнул, но внутри смеялся над суевериями индейцев. Ну в самом деле, какой в падении созревшего желудями до основания сгнившего дерева знак? А стоило, ох стоило тогда подумать серьёзнее о "времени упасть".
Последующие дни Савелий осунулся, ходил сам не свой, ел второпях, без аппетита, иной раз забывал донести ложку до рта, совал обратно в тарелку и нёсся к дубу.
Секвойю кое-как разрубили, благо и внутри она насквозь прогнила, и оттащили с тропы.
Окружающие жалели сокесаря, но, не зная причин его мытарств, не понимали и чем пособить. А он раз за разом испробовав посетившую идею, сулившию исправление портала, возвращался понурый и злой, тут уж ему под руку не попадайся.
Поселенцы между собой перешептывались: "Подменили нашего-то СоКесаря".
В запале бесплодных, и оттого удручающих попыток ещё раз перейти Савелий о совладельце тела напрочь забыл.
Перепробовал всё. "Стучался" в портал с утра пораньше, до восхода, на заре и когда диск солнца лишь наполовину показался землянам, и когда стоит в зените, и когда зарывается в хребет на западе. Даже ночью под звёздами раз прокрадывался. Прискакал и перед началом дождя, излазил и под моросью, жаль грозы не случилось. Ходил вокруг дуба по часовой стрелке и против, стоял, сидел, лежал и даже по-всякому ползал подле. Пробовал прыгать и стоять на голове. Залазил в крону и просто прислонялся. Всё, всё тщетно...
Так обстояло дело и в тот памятный день, 21 августа 1808 года.
Перепробовав всё, что приходило на ум, в том числе, казалось бы, самые сумасбродные задумки, Савелий сидел под дубом, вытянув левую ногу, опираясь локтем на колено согнутой правой, и пожевывал былинку. В голове сухая пустота, словно в вычерпанном до донышка в засуху колодце. В забывчивости он даже по-прежней привычке обратился к хозяину тела: "Вашбродь, чё делать-то?" - понял глупость вопроса, тряхнул головой, горькая усмешка исказила лоб и щёки. Со стороны тропы послышалась дробь копыт.
Савелий поднял голову, прислушался. Это было что-то новенькое, и это был повод отвлечься от вымотавших мыслей.
Стук копыт стих, послышался неясный гул голосов. Ага, кто-то прискакал, но дозорные остановили. Савелий было вернулся к опостылевшей задаче, сейчас незваного гостя всё-равно развернут. Но топот копыт возобновился, и топот этот приближался.
Чтобы это не означало, в тот момент Савелию было безразлично. Но что бы там не стряслось, оно чрезвычайное, раз пропустили конного к запретной поляне.
Напряжение внутри нарастало, хотя внешне Савелий оставался невозмутим.
И когда на поляну выкатился, переваливаясь на непослушных после галопа ногах непривычный к верховой езде всадник, Савелий всё так же пожевывал былинку, безучастно, глядя на спешащего к нему по высокой траве человека.
Нехотя поднялся, не разговаривать же сидя, глядя снизу вверх, как ребёнок на взрослого.
Взъерошенный нарушитель уединения сокесаря одышливо представился, да Савелий и знал этого расторопного мужика в годах, помощника главы поселения, который с тревогой на лице с опаской в голосе выдавил: - Эта самае, Вашество, тама эта, по радиве саабчение. Дяпеша. Жинку, значится, тваю, умыкнули супостаты.