… Ведь человечество было для него миллиардом жадно разинутых ртов. Он должен был просыпаться по ночам от ужаса. Это воистину чудовищный кошмар: миллиард разинутых пастей и ни одной головы!
А. и Б. Стругацкие. Хищные вещи века
Сегодня этот стакан виски был третий, хотелось верить что не последний, но дольше торчать в этом заведении, декорированном под старину, я не мог. Слишком рискованно. Я итак здесь задержался, но мне на все плевать. Сколько себя помню, всегда от кого-то приходится убегать, однако в один прекрасный момент это надоедает. Как это достает, когда в каждом прохожем ты видишь убийцу и тут же прикидываешь, как опередить его и избавиться одним выстрелом от головной боли.
Кинув на барную стойку банкноту в десять кредитов, я поднялся и тут же почувствовал, как пол качнулся под ногами. Забористый вискарь. Знакомые ощущения, словно я вновь очутился на палубе круизного лайнера, совершающего кругосветку. Первые три дня я был счастлив. Наконец-то покой, умиротворение. Никуда не надо бежать. Никто в тебя не стреляет, а потом местный шпик из службы безопасности пробил мой инфо-слепок по базе. В порту Бангкока меня уже ждали, обыскали весь лайнер, но остались в дураках.
Три неуверенных шага к двери. Я вспомнил, что забыл на стойке свою новую шляпу. Пришлось вернуться. Я протянул руку и тут же отдернул, почувствовав пальцами колебание воздуха. Шляпу разорвало в клочья автоматной очередью. Мгновенно трезвея, я прыгнул за стойку, выдергивая из кармана «Игл» сорок пятого калибра. Солидная пушка, выстрелом из нее можно бетонную стену продырявить. Убойная вещь. Она обошлась мне в тысячу кредитов и не раз выручала из передряг.
В отражении барного зеркала я увидел агентов, явившихся по мою душу, и мгновенно сориентировался в ситуации. Проползая под стеклянным ливнем от разбиваемых пулями бутылок, я наткнулся на что-то мягкое. Оно тут же зашипело женским голосом:
— Ты сломал мне ноготь, урод!
— Скажи спасибо, что не голову, — процедил я сквозь зубы, но она услышала и затараторила:
— Ой, спасибо. Спасибо великодушное. Ну, надо же какой благородный нашелся. Может, тебе еще и бабок отмаксать за такую щедрость, мать твою⁈
Дай бабе повод, и болтать она будет до конца света.
Стрекот автоматов затих. Патроны в обоймах кончились. Пока перезарядятся, у меня есть шанс.
Я выкатился из-за стойки, выставив пистолет перед собой. Битое стекло порезало одежду, добираясь до тела. Больно и неприятно. Это только добавило мне злости. Мое появление для трех одинаковых с лица «людей в черном» оказалось неожиданным. Выучка их подвела. Видать, совсем зеленых салаг на дело бросили.
Не прицеливаясь, тремя точными выстрелами я обездвижил агентов. Будет урок для них. Я никого не убиваю без надобности.
Просканировав взглядом пространство бара, я отметил, что больше агентов нет, и вскочил на ноги.
— А меня ты оставишь на растерзание этим обезьянам, супермен, — раздался позади голос девушки, поднявшейся из-за стойки. Она обворожительно улыбнулась и оправила платье, привлекая внимание к своей соблазнительной груди.
С трудом оторвавшись от созерцания ее прелестей, я бросился к входной двери.
Женщина для меня в сложившейся ситуации — это ОПАСНОСТЬ! Бонусные очки агентам, преследующим меня по всему земному шарику.
У входной двери я наклонился к раненному агенту. Без сознания, но жить будет. Забрав у него пистолет-пулемет «Шмель» и запасные обоймы, я не оборачиваясь, покинул разгромленный бар.
Улица встретила меня шквальным огнем. Заметив просвет, я, не мешкая, нырнул в него, считав пасущих меня агентов «в черном». По пути я снес мусорный бак, который шумно рванул заложенным зарядом взрывчатки, перекинулся через корпус авто, припаркованного у кабака, и из-за капота открыл шквальный огонь из конфискованного «Шмеля».
Я скрываюсь уже больше года, и никогда еще ко мне так близко не подбирались.
С тех пор как вопреки воле своих тюремщиков, я покинул клинику, не было мне покоя. В этой клинике содержались двенадцать пациентов. Я был тринадцатым с диагнозом «полная потеря памяти». Нас лечили и проводили над нами опыты с применением новых лекарственных препаратов против амнезии — так нам говорили. Так нам лгали. И мы им верили, пока палаты не стали пустеть. Утром товарищей уводили люди в белых халатах, к вечеру они не возвращались.
К концу месяца из тринадцати пациентов в живых остались лишь я, да Рустам с соседней койки. Нас все так же пичкали лекарствами, и все так же мы в обязательном порядке два раза в неделю посещали психолога, который подсоединял нас к каким-то машинам, надоедал глупыми вопросами и заставлял рисовать. Для чего ему понадобились мои психоделические рисунки, я не знаю. Коллекционер должно быть.
Однажды вечером мне удалось подслушать чужой разговор. Я прибирался в одном из медицинских кабинетов, а двое врачей в соседней комнате открыто говорили, не подозревая обо мне. Я замешкался и оказался спасен. Мне удалось узнать то, что перевернуло весь мой мир, мое представление о происходящем. После того как врачи ушли, я выбрался из комнаты и вернулся на ватных ногах в палату, которая сверкала белыми стенами и пустыми застеленными койками, как в покойницкой. Я хотел предупредить Рустама, чтобы бежать вместе. Но его в палате не оказалось. И койка была заправлена, будто ждала нового пациента. Предупреждать уже поздно, а бежать мне придется в одиночку.
В ту же ночь я напал на медбрата, которому с пугающей легкостью свернул шею. Я думал, что уложу его, выведу из строя, но не рассчитал силы. Позвонки, сворачиваемые на сторону, треснули. У медбрата я забрал идентификационную карту, которая позволила мне безопасно покинуть стены больницы. Почему-то больница была обнесена бетонным забором с крученой колючей проволокой поверху. Два контрольно пропускных пункта, где и пригодилась похищенная магнитная карта. Также в карманах халата у медбрата я нашел компактный игломет, выстрелами из него я усмирил охранников на последнем КПП. Они засуетились. Не понравился им медбрат, в середине дня пытавшийся слинять с рабочего места. Охранники не успели взяться за оружие, как я обездвижил их из игломета. Капсулы в обойме содержали парализующее вещество мгновенного впрыска.
Я обыскал карманы неподвижных охранников. В мире, ждущем меня за пределами больницы, я ничего не знал и не умел, но стоит мне пересечь границу, как я стану особо опасным преступником, и весь мир ополчится против меня. Так что ворох наличности пришелся ко двору, а вот кредитки пришлось оставить владельцам. Я не мог ими воспользоваться. Переодевшись в штатский костюм, найденный в шкафу, я покинул обезвреженный КПП, начав марафон ставкой в котором жизнь. Моя жизнь.
Обезвредив агентов, устроивших на меня засаду, я ушел по крышам. И спустился лишь тогда, когда погоня изрядно отстала. Агентов больше не предвиделось. Последнего я отправил в нокаут в паре кварталов отсюда. Они все были для меня на одно лицо. Первое время я вел им счет, но потом плюнул и перестал. Они преследовали меня повсюду и не собирались брать живым для последующего ареста и пожизненного заключения в каком-нибудь клоповнике. Перед ними была поставлена четкая задача — убрать меня, во что бы то ни стало. Живой я опасен. Я рожден быть опасным.
Спустившись с крыши, я остановился перед дверью, не решаясь выйти наружу. Усталость — мой неизменный спутник в этом сумасшедшем марафоне смерти. Сердце колотилось, как загнанная лошадь, душа скручивалась от боли. Кто бы знал, как мне надоело убегать, убивать и скрываться — три действия, выученные мной наизусть. В этом я стал профессионалом. Я ощущал себя одиноким. Я был братом всем людям, что окружали меня на улице, но они не были готовы признать меня братом. Они видели во мне чужака. Вернее, они никого во мне не видели, пока по мне не начинали стрелять. Я ненавижу этот мир, и он отвечает мне взаимностью.
Мне хватило двадцати секунд, чтобы привести себя в порядок. К черту саможалость! К черту все эти душевные сопли! Я прислонился лбом к двери, чтобы немного охладить голову и набраться решимости. До моего логова оставалось еще, как минимум, три километра извилистых улочек, и с этим расстоянием я должен справиться, не привлекая к себе внимания.
Я рванул на себя дверь и увидел дуло автомата, смотрящего мне в голову. Я увернулся чудом. Очередь разметала в щепу дверной косяк за моей спиной. Резким ударом в челюсть я вырубил хама. Ни тебе «здрасьте», и сразу стрелять. Никакого воспитания. Автомат выпал из его ослабевших рук. Незнакомец, пытавшийся сделать из моего лица чайное ситечко, явно был из вольных охотников. Периодически СБЗ[1] подключала их для поимки особо опасных преступников, назначая за голову разыскиваемого круглую сумму. Это был не первый стрелок на моем пути, и похоже не последний.
Оставив неподвижное тело возле парадной, я неспешно двинулся к площади Конституции, намереваясь слиться с толпой.
Прохожие не обращали на меня внимания. Для них я был еще одним серым пятном из толпы. И это играло мне на руку. Временная передышка. Сперва я доберусь до берлоги и смогу перевести дух. Сегодня выдался ужасный день. Впрочем, как обычно! Я уже давно привык.
[1] СБЗ — Служба Безопасности Земли.
Жизнь — явление эпизодическое и не дает солдату
никаких опорных временных вех, на которые
можно было бы рассчитывать, планируя ее.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Мое логово находилось в старых заброшенных доках. Когда-то эти доки принадлежали крупной торгово‑промышленной корпорации, но очередной финансовый кризис пустил ее под откос. Имущество пошло с молотка, в том числе и доки. Новые владельцы начали с модернизации доков, но толи денег на все не хватило, то ли силенок не рассчитали. В то время как половина территории активно развивалась, другая продолжала лежать в руинах. Здесь я и устроил лежбище.
Место долго выбирать не пришлось. Бывшая комната охраны с уцелевшей каким-то чудом электроникой, до нее еще не дотянулись загребущие лапы местных бичей, служила мне офисом. При помощи инфора, украденного из магазина, я подключился к старой сетке и нарыл массу интересного про доки и все что с ними связано. Кое что я почерпнул из газетных вырезок, расклеенных по стенам.
В долгие нудные вечера эти вырезки стали мне главным чтивом. Они да книга безызвестного писателя с оторванной обложкой под названием «КОМА». Ужасная чушь. Я нашел ее в столе с наручниками початой бутылкой коньяка и таблетками от головной боли. Коньяк долго не прожил. Таблетки впрочем тоже. Еще в сети я нашел пару любопытных онлайн игр фэнтезийного плана и стал пропадать в виртуалке. В роли экранного рыцаря я сражался с рисованными врагами и из сражений неизменно выходил победителем. Обо мне слагались легенды. Легенды о ДУСТЕ. И как бы в дальнейшем я не прятался за другими никами, после десятка боев во мне вычисляли ДУСТА. Именно так меня нашла СБЗ. ДУСТ засветил логово, где я просидел последние три недели. Теперь мне придется бежать.
Вернувшись в логово, я окинул взглядом комнату и с сожалением стал собирать личные вещи. Их у меня было немного. Все, что нужно для жизни я брал в магазинах бесплатно. А нуждался я лишь в малом — пище, одежде и оружии.
С оружием у меня фигово. Одна обойма для «Шмеля» и пара для «ИГЛ». С таким арсеналом я долго не продержусь. Первым делом нужно заглянуть в магазин и разжиться патронами.
Собрав все необходимое, я задумался, как выбраться из города. Аэропорт и вокзал сто процентов плотно перекрыты. Там сейчас столько голодных агентов пасется, что ни с того ни с сего икота пробирает. Им только на глаза попадись, загрызут. К тому же самолет можно уронить на землю, достаточно одной ракеты или бомбы на борту, поезд пустить под откос. СБЗ не будет мучиться по поводу морали и размышлять о нравственности. Ее не интересует, этично ли погубить сотню, другую мирных граждан. Если в этой сотне окажусь я, то СБЗ это вполне устроит, а все следы заметут. Трагедию спишут на несчастный случай или подрыв террориста-смертника. Не в первой. Я слишком опасен для социума.
Я ОПАСЕН ДЛЯ СОЦИУМА!
Я рожден быть опасным!
Ха!
Стало быть, нужно раздобыть тачку и уходить через полицейские кордоны на окраине города. В первом же ближайшем захолустье сменю машину и продолжу путь. На автостраде меня не тронут. Тяжко следы заметать. С воздуха огнем не накрыть. Чересчур много жертв. Да и уж очень велика вероятность утечки информации. Конечно, столкнуть меня под встречный грузовик — раз плюнуть, но чутье подсказывало, что они не станут это делать. Просто не успеют среагировать на мой прорыв из города. А чутье меня ни разу не подводило.
Рой пуль разнес окно. По тарахтению автоматов я вычислил «Шмелей». Посыпались осколки битого стекла, норовя изуродовать мой портрет. Я с трудом уворачивался от стеклянной шрапнели, пробираясь к выходу. Все-таки обложили, суки. И как у них получается так быстро меня находить.
Выставив перед собой «ИГЛ», я выглянул сквозь то что раньше называлось дверью на улицу. Среди штабелей сгнивших досок и забытых коробов с давно испорченным грузом я приметил пятерых одинаковых с виду агентов. Их что клонируют на секретной фабрике? Один из них подкрался ко мне слишком близко. Он виртуозно делал из моего бывшего логова сито для мытья золота.
Патроны закончились. Агент выщелкнул обойму из автомата. Потянулся за полной к поясу, но не успел ее отцепить от ремня. Я выпал из-за двери. Когда я опрокинулся на спину, мой «Игл» четыре раза дернулся в руках. Агент с глупой улыбкой и прострелянными конечностями упал на бетонный пол дока.
Подслушанный в больнице разговор перевернул мой мир. Теперь я знал, куда исчезли мои товарищи по больничной палате, от какой такой амнезии нас усиленно лечили и что ждет меня впереди. Оказалось я генетический мутант, выродок, выращенный по контракту МВД Земли в генетической лаборатории компании «Либретек». Нас растили как идеальных солдат. Но ведь когда-то мы были людьми, выбранными для программы «Универсум». Нам стерли память и в пустышку загрузили модифицированную личность, серьезно подкрутили геном до нужного градуса.
Я мало что понял из разговора врачей. Что не понял, я восполнил из личного дела, которое выкрал из канцелярии во время побега.
Тяжело жить, зная что ты подопытная крыса. К тому же последняя выжившая.
МВД отменило заказ, переварив результаты работы лаборатории «Либретик».
МВД Земли испугалось.
Я оказался опасен не только врагу, но и всему социуму. Тогда МВД приказало свернуть весь проект, а опытные образцы уничтожить.
Я — последний.
Я — утечка информации.
Мне удалось скрыться.
Ежедневно меня пытаются убить.
Я огрызаюсь.
Через разбитое окно в комнату влетела граната. Я услышал как она летит и выпрыгнул наружу.
Гром взрыва, волна пламени и ударная волна в спину. Меня осыпало осколками.
Я открыл стрельбу с двух рук. В правой дергался «Шмель». В левой щелкал «Игл». Патроны в «Игле» быстро закончились, и я укрылся за ржавым погрузочным краном. Перезарядив пистолет, я выглянул и обнаружил, что агентов в полку прибыло. Чуть ли не два взвода стянули в доки. Они были повсюду. За каждым ящиком. За каждой дощечкой. Лежали. Сидели. Стояли. СБЗ сегодня решила разобраться со мной окончательно и навеки закрыть эту тему.
Они одновременно открыли огонь. Договорились, что ли устроить мне свинцовый душ. Ни охнуть, не вздохнуть. Я вжался спиной в ржавый погрузочный кран, а все пространство вокруг наполнилось воем, свистом, жужжанием свинцовых ос. Обложили гады со всех сторон. Они явно что-то задумали. Но вот что?
Все элементы мозаики встали на свои места. Я заскрипел зубами. Мне не выкрутиться. Слишком поздно. Мое чутье выло пожарной сиреной, предупреждая о смертельной опасности. Я ринулся сквозь свинцовый ад к выходу. Я опережал стрелков, видя белую зону, свободную от пуль, в то же время с зависших над доками бомбардировщиков вниз устремились бомбы, готовые стереть меня с лица Земли.
СБЗ ради моего уничтожения готовы были пожертвовать своими людьми, запущенными в доки для отвлечения внимания. Что ж достаточно цинично. Вполне достойно Конторы.
Я понимал, что у меня нет шансов, но рвал мускулы, выбираясь из ловушки.
Я почти успел, когда за моей спиной разверзся огненный ад. Бомбы накрыли доки. Громыхнуло так, что уши заложило. В спину ударила взрывная волна. Меня подняло в воздух и швырнуло в воду. Над горящими доками к вечернему небу поднималась стена рыжего пламени.
Мир все больше напоминает сумасшедший дом, которым заправляют умалишенные.
Д. Ллойд Джордж
Старые доки горели, как декорации к дешевому фильму.
Я уцелел.
Я спасся. Чертовский везунчик.
Обожженная спина болела, грозя свести с ума. Ныли раны, тело ломала усталость, но я бежал вперед. Нет времени на передышку. В горящих доках могли уцелеть агенты, да и на выходе могли организовать засаду. Так. На всякий случай. А я раненный, но не сломленный, тут прямо в руки к ним и падаю. Я не мог это допустить. Я слишком осторожен для этого. Умею чувствовать опасность.
В двух кварталах от логова на случай экстренного отступления меня ожидала машина. На платной стоянке под завязку заправленная горючим. Мне нужно ее забрать.
На каждом шагу озираясь по сторонам и ожидая удара в спину, я добрался по темным улочкам до высотного здания. Подземные уровни занимал паркинг, первые этажи торговый центр, выше жилой сектор.
Я внимательно осмотрел себя и присвистнул от восторга. Ничего себе видочек. Бомжи на выселках порой краше выглядят. А мне еще приятное впечатление на охранников производить, чтобы они, не дай бог, особистов не вызвали. Из порванного кармана плаща я извлек «ИГЛ» и выщелкнул обойму. Два патрона плюс один в стволе, совсем не густо. Но СБЗ теперь меня считает мертвым. Из-под такой бомбардировки, еще никто живым не выходил, так что мне светится нельзя. А почерк у меня характерный, значит, об оружии на время придется забыть, пока шум не уляжется. И по моей персоне не прочитают поминальную молитву. Конечно, в СБЗ идиотов не держат. Они старые доки прошерстят миллиметр за миллиметром, найдут и опознают все тела. Тогда-то и обнаружат что птичка на свободе. Да и за моим лежбищем наверняка велось спутниковое видеонаблюдение. Но пока они обработают всю информацию, я уже буду далеко. Так что у меня появилась серьезная фора, и я не собирался ее похерить.
Я криво усмехнулся и презрительно сплюнул. Плевок растворился в асфальте.
Нужно как-то отвлечь или обмануть охрану, чтобы добраться до тачки. Это серьезная задача. В моем нынешнем прикиде можно разве что в фильмах ужасов сниматься или служить наглядным пособием для учебных программ копов. Но в голове уже оформилась любопытная мыслишка. А что это может сработать, если конечно же в охране сегодня салажата сопливые. Впрочем, другие хозяевам не по карману.
Я тяжело задышал, словно боксер отпахавший десять раундов, прислонился спиной к ледяной стене и взвесил в руке пистолет. Чертовски сложная задача выстрелить в себя. Психологическое табу, через которое мне нужно перешагнуть. Для генетического выродка это просто невозможно. Меня программировали выживать любой ценой, а не калечить себя. Пожалуй, это будет сложнее, чем играть в догонялки с агентами СБЗ.
В конце улицы показался колесник, скользнул светом фар по стенам и проехал мимо, не замечая меня.
Причудливый городок. Местные жители любому виду транспорта предпочитали металлические гробы на колесах. Здесь практически не летали флаеры и небо всегда было чистым и безоблачным. Удивительная любовь к антиквариату. Такое чувство, что этот город законсервировали в прошлом веке. И ему еще суждено войти в историю. Ведь именно здесь прикончили самого опасного преступника всех времен и народов. То есть меня.
Когда колесник скрылся из виду, я вернулся к самокалечению. Самое сложное — нажать на курок. Палец отказывался слушаться. Глаза дергались. Мне впервые за всю жизнь стало страшно. Панический ужас лавиной накрыл меня с головой. Пот бисеринками засеял тело. Я дернул курок. Грохнул выстрел. Пуля пробила навылет руку и застряла в стене, размазывая по бетону кровавую кляксу. Очень художественно.
Я выронил пистолет, оружием разживусь позже, и заковылял к вращающимся стеклянным дверям, ведущим в вестибюль. Кровавой рукой, я цеплялся за стены, оставляя следы. Видок у меня ужасный. Потный, весь в крови, дрожащее лицо, выпученные глаза. Именно таким я появился перед охранниками.
Их было двое. Вырубить их дело плевое. Жаль только мне следить нельзя.
Они слышали выстрел и были готовы к встрече.Мне в лицо смотрели два дрожащих дула, пахнущие порохом и смертью. Серьезное испытание для моей силы воли. Я с трудом удержал себя. Готов был инстинктивно отпрыгнуть в сторону, уходя с линии огня, да вырубить мальчишек точными ударами. Они бы и пикнуть не успели. Вместо этого я растянулся на полу, изображая обморок. Тоже мне гламурная барышня. С трудом сдерживал смех, чтобы не испортить обедню.
— Мужик! Мужик! — зазвучали надо мной тревожные голоса. — Ты как, жив? Мужик!
Кто-то хватанул за прострелянное плечо. Я подавил в себе желание развернуться и сломать охраннику руку.
Я застонал. Получалось весьма натурально.
— Мужик, да ты как? Чего ты?
Похоже, туполобая охрана малость растерялась.
— Я… — издало слабый дрожащий звук мое обожженное в доках горло. — Меня… там… убить пытались… мужики… он еще там… моя жена… помогите…
Кажется, ребятки купились.
— Васек, ты побудь с ним, — неуверенно сказал один. Идти им явно никуда не хотелось.
— Да нет, мужики, порядок, я сам перекантуюсь. Бабу мою спасите. И… будьте осторожны… там двое… у них пистолет.
Охранники оставили меня лежать на полу в вестибюле. Пол подо мной окрасился красненьким.
Лишь только они скрылись из виду, я вскочил с пола, словно ошпаренный. Видели бы они меня сейчас, вот бы сцена получилась. Картинка маслом «Цирк уехал. Клоуны помЕрли». Я добежал до лифта и вызвал кабину, попутно приказывая себе остановить кровь и зарастить рану. Прозвенел колокольчик, и двери лифта гостеприимно открылись. Похоже мне опять повезло, кабина была где-то поблизости. Я заскочил внутрь и нажал кнопку «-8». Дверцы плавно закрылись, и передо мной возникла голограмма. Женщина с распущенными волосами в синем пиджаке обворожительно улыбнулась и произнесла:
— Услуга, которую вы запросили, платная. Один этаж — один кредит. Если вы согласны с условиями пользования лифтом, поместите в картридер свою кредитную карточку. С вашего счета автоматически будет списана необходимая сумма. Если вы передумали пользоваться нашими услугами, то нажмите клавишу «отмена».
Голограмма мигнула и исчезла.
А вот и облом. Ну, не могло же мне везти постоянно. Ни одной кредитной карточки в карманах.
Если я срочно что-нибудь не придумаю, с улицы вернутся злые одураченные охранники и уже тогда они будут проявлять при виде меня чудеса сообразительности.
Я ударил по клавише «отмена» и выскользнул из кабины. Возле лифтовой площадки я нашел дверь, ведущую на лестницу. Перспектива спуска на своих двоих на восьмой этаж меня не грела, но выбора не было.
Я должен во что бы то ни стало добраться до своей тачки. Дело не в колесах, а в содержимом. У меня не машина, а крепость. Портативный инфор с выходом в сеть и с доступом ко всем федеральным базам, пара стволов с запасными обоймами, да смена одежды.
Добравшись до машины, я открыл дверь и скользнул внутрь. При моем приближении авто пробудилось, опознав хозяина. Зашумел мотор, включился квазиживой инфор, прогоняя предстартовые программы, в руки опустился руль, а на лобовом стекле появилось несколько экранов, на которые выводилась оперативная информация.
Тепловизор доложил о появлении на этаже живых объектов. Опомнились одураченные охранники. И ведь не чужое беру, а свое, а чувствую себя профессиональным угонщиком. Бросив взгляд на датчики, я присвистнул от удивления. А ведь оперативно работают. Если верить приборам, то по мою душу человек десять пришло. Они рассредоточились по парковке и под прикрытием спящих машин приближались ко мне, зажимая в клещи.
Я приказал инфору загерметизировать салон и включить броню. По автомобилю пробежал сиреневый всполох, и система заработала. Теперь попробуйте выковырять меня из этой скорлупки.
Машина взревела двигателем, привлекая внимание охранников, вырулила из укрытия и, покорная моей воле, устремилась к выезду с парковки. Охранники бросились наперерез, открыли огонь. Пули щелкали по корпусу авто, не причиняя ему вреда, рикошетировали от лобового стекла. Я мог огрызнуться из встроенных пулеметов, заставить их попрятаться по своим норам. Но главная заповедь этого вечера гласила: «Не наследи», и я покорно следовал ей.
В конце концов, ничего ужасного не произошло. Я забрал свою машину. Когда охрана придет в себя, то убедится в этом. А то что не заплатил последний счет, так сами виноваты. Зачем пушками размахивали, да стрельбу затеяли. Я вот и обиделся. А клиент, как известно, всегда прав.
Неожиданное случается в жизни чаще, чем ожидаемое.
Плавт
Висеть в городе не было смысла. Пока не опомнились и не перекрыли все выходы, надо рвать когти. Рана на руке почти заросла. По крайней мере, больше не беспокоила. На одной из тихих улочек, где по такой темени гуляли лишь коты да грабители, я притормозил у тротуара и перебрался на заднее сидение. Там я переоделся в удобный костюм. Рассовал по карманам бумажник с наличностью и кредитками, «Стрелу», компактный пистолет, невидимый для большинства детекторов, миниатюрный инфор и горсть черных шариков, похожих на фишки из настольной игры. На самом деле эти шарики были закапсулированными квазиживыми ботами, используемыми для разных целей. Установить или заглушить прослушку, использовать бота в качестве дистанционно управляемой бомбы, взломать сеть любого уровня защищенности. Универсальная штука этот бот. Как его запрограммируешь, тем он и будет.
Из города я выбрался далеко за полночь. Пришлось поплутать по улицам, убеждаясь что хвоста нет. Зато вырвавшись на свободу, я расслабился, обозначил в навигаторе маршрут, преобразовал водительское кресло в удобное горизонтальное ложе, заложил руки за голову, и доверил разбираться с дорогой автопилоту.
А направлялся я в маленький городок Светлов, находящийся в трехстах километрах от моего прежнего засвеченного логова. Когда-то не было ничего примечательного в этом городке. Один из миллиона. Теперь он стал свободной территорией. Находился на полном самоуправлении. Этакий средневековый феод, куда власти боялись нос сунуть. Даже всемогущий СБЗ обходил/облетал его стороной. Причиной тому были две ядерные боеголовки, оказавшиеся на балансе города. А ну как ты вольнолюбцев к ногтю, а они обидятся, да бомбой шарахнут. А местные кулибины от клавиатуры бомбанут правительственные сети массированной вирусной атакой. Вот и предпочли власти оставить в покое светловцев. Дозволить им самостоятельно строить свое светлое будущее.
И в Светлов как в новую Землю Обетованную потянулись люди. В основном те, у кого были серьезные разногласия с законом. Те, кто нежно любят закон, а он их нет. Всех желающих город вместить не мог, да и воевать с эмигрантами тоже. Тогда мэром города было принято мудрое решение. И вскоре Светлов оброс высокой и толстой бетонной стеной со смотровыми вышками через каждый километр и непрерывной цепью слежения под сигнализацией. В случае несанкционированного проникновения можно было и пулю схлопотать. Вид на жительство в городе получали лишь те, кто мог принести ощутимую пользу. Этот вопрос решала специальная Утилизационная комиссия. Чудное название. К эмигрантам они относились как к продукту, которому нужно найти применение. Если же он бесполезен, то сразу в утиль.
Светлов был не единственным городом на Земле с присвоенным «вольным» статусом. Но по всему шарику их набралось едва ли больше двух десятков. И все испытывали острое заболевание — перенаселенность.
Избежать Утилизационной комиссии при получении вида на жительство можно было только благодаря крупному, баснословно крупному, денежному пожертвованию в городскую казну. Этим пользовались те, у кого проблемы с властями перерастали в высшую меру наказания. Правда такие кадры меняли петлю на пожизненное заключение. Покинуть пределы Светлова они не могли. Но их деятельная натура очень быстро находила себе применение. К примеру, нынешний мэр из таких сидельцев.
Не было на Земле места, где на каждый квадратный метр приходилось такое количество подонков, убийц, воров, мошенников и извращенцев. Правда стоит отдать должное, зачастую гениальных подонков, преступников и извращенцев, мастеров своего дела. Одна беда осложняла им жизнь. Все зачастую преступные схемы были поставлены на службу городу Светлову. И никакой отсебятины.
У меня не было вида на жительство и уж тем более гражданства. Но право получения краткосрочной визы по прибытии я имел. Благодаря моему приятелю Ахману. К нему я сейчас и направлялся. С Ахманом меня связывали деловые отношения. Он не раз выручал меня из беды. Но даже его влияния не хватило, чтобы выбить мне вид на жительство. Мое умение воевать и убивать не котировалось на местном рынке труда. А жаль. Здесь я мог бы обрести покой. В смысле пожить в свое удовольствие.
Бортовой инфор разбудил меня за несколько километров до цели. Я имел возможность любоваться вырастающим из-за горизонта вольным городом Светловым. Типичный индустриальный городок. Фабричные трубы, дымящие котельные, высотные здания. И все это обнесено десятиметровой бетонной стеной с дозорными вышками в виде куполов, из которых выглядывали пулеметные дула. Прожекторные лучи шарили вокруг города, выискивая нелегальных перебежчиков. Два луча натолкнулись на меня, зацепили и вели вплоть до КПП главных ворот.
Пройдя идентификацию, заполнив необходимые документы и получив визу, я въехал в город под завистливые взгляды переселенцев, ожидавших в палаточном городке под стенами решения Утилизационной комиссии.
Ахман проживал на улице Звездной в двух кварталах от границы города. Район трехэтажных коттеджей с приусадебными садами. Личные дома — недостижимая мечта. Да и место тихое, спокойное. Интересно чем Ахман заслужил такой почет. Домик стоил недешево, да и в перенаселенном вольном городе, где рядовые жители буквально жили на головах друг друга, вообще чумовая цифра.
Ахман встретил меня полуодетый и раздраженный. Он явно не ждал меня. Однако открыл гараж и позволил загнать машину внутрь.
Я потушил все системы автомобиля, оставив их в ждущем режиме, и покинул борт.
Ахман, позевывая, провел в гостиную. Мягкий голубой свет, льющийся с потолка, успокаивал. Убранство комнаты составлял стеклянный столик, пара кресел, диван, занятый развалившимся Ахманом, да огромный океанический аквариум, подсвеченный изнутри. Экзотические рыбки плавали на фоне развалин пиратского корабля, заросшего водорослями и кораллами.
— Ты чего? Ты хоть знаешь какой сейчас час? Не мог сначала позвонить? — заговорил Ахман. — Или ты приперся, чтобы у меня в кресле поваляться?
— Буду не против, если ты мне состряпаешь что-нибудь пожрать, — заявил я. — Жутко голоден. Сутки ни крошки.
— Ну, ты обнаглел донельзя, — возмутился Ахман.
— За едой и поболтаем.
Заинтригованный моими словами, Ахман поплелся на кухню. Хлопнула дверца пищезатора. Через минуту раздался звоночек, и вослед ему голос Ахмана.
— Готово. Тащи свою задницу сюда.
На одноразовой пластиковой тарелке лежал кусок дымящейся пиццы. Именно кусок, весьма непрезентабельного вида, однако я был слишком голоден, чтобы привередничать. Проглотив эту подметку, по недоразумению называвшуюся пиццей, я запил ее стаканом водки, Алкоголь во мне перерабатывался в десять раз быстрее, чем у обычных людей. А в стрессовой ситуации я мог трезвануть себя в считанные секунды. Достаточно только пожелать. Так что я мог себе позволить расслабиться.
— Мне нужны чистые документы, Ахман.
— Ты мои расценки знаешь. Если согласен, то сделаем. Без проблем.
— И без лишних вопросов.
— Какие могут быть вопросы? Без вопросов, само собой. На чье имя ксивы выписывать?
Я откинулся на спинку стула, который тут же принял форму моего тела и произнес.
— Я должен потеряться, так чтобы никто не нашел. Есть варианты?
— Дом! — позвал, повысив голос, Ахман.
— На связи! — отозвался квазиживой мозг Дома, по сути являющийся мощнейшим инфором.
— Найди все доступные легенды. Приоритет — вне города.
Через минуту Дом отозвался:
— Найдено три варианта. Должности — вольный охотник за государственными преступниками…
Я злорадно ухмыльнулся.
— … звездный торговец. Частный извоз. Контрабанда.
Неплохо. И далеко от Земли, только велик шанс засветиться.
— … капеллан звездно-десантного полка «Крест и Молния».
Я нахмурился.
— Найдена еще одна должность. Журналист в Федерации Альвиона.
Я закашлялся.
— Спасибо, Дом!
Ахман пристально на меня уставился.
— Сам понимаешь, за определенную оплату все эти должности, я могу тебе обеспечить. Не будет лишних вопросов и лишних бумажек. Да и время трудоустройства сутки. Вместо стандартных двух недель, необходимых на проверку соискателя. Тебя никто проверять не будет. Думай, человек.
— Сперва оформи ксиву.
— Тысяча кредитов за корочки.
— Рисуй.
Я согласился слишком быстро. Надо было поторговаться, скостить цену вдвое, но я слишком устал.
Надо побыстрее залечь на дно. Тогда появится время осмыслить кто я и к чему стремлюсь. Какая у меня цель в жизни.
Нужно срочно сматываться из города. СБЗ посчитает меня погибшим в доках, однако для верности прочешет город на предмет подозрительных личностей. Так что чем быстрее я смоюсь, тем быстрее смогу осмыслить свое нынешнее состояние. Ведь у меня есть цель, которую я намерен достичь, только вот сформулировать ее я пока не сумел. А она у меня есть, зреет в душе.
Я, как бомба с часовым механизмом, взорвусь обязательно, в отведенный для этого час.
Кажется, я уже говорил, что опасен для социума.
— На чье имя выписываем ксиву?
Я задумался.
Простая задача выбрать себе имя, поставила меня в тупик.
— Ну? — торопил Ахман.
Имя появилось само, всплыло из глубин памяти. Оно что-то означало для меня, но понять что я не мог.
— Русс. Ларс Русс.
— Отлично! Так и запишем. — Ахман поднялся из-за стола. — Отдыхай пока. Можешь арендовать диванчик. К утру документы будут готовы. Подданство какое делать?
— А сделай мне два подданства, — после недолгих раздумий ответил я, — Земли и Амбера. Гулять так гулять.
— Не проблема. Только тариф двойной. Все документы оформлю официально. И на Амбере и у нас. Не подкопаешься.
Ахман ушел.
Я доковылял до гостиной, рухнул на диван и с наслаждением закрыл глаза. Но заснуть сразу не удалось. Что меня связывает с именем Ларе Русс? И зачем мне потребовались документы с амберским гражданством?
Что я знаю о планете Амбер?
В эпоху колонизации звездных систем, когда люди делали первые робкие шаги в далеком космосе, открытые планеты назывались в честь миров, придуманных писателями‑фантастами. Так появилась планета Амбер. Так на карте звездного неба зажглись имена Арканар, Танфер, Трантор, Средиземье, Киммерия, Внутриземье, Ортай и многие другие.
Винегрет из выдуманных разными писателями миров, которые обрели свое воплощение на далеких планетах, заселенных человечеством.
Что же могло связывать меня с Амбером?
С этими мыслями я выключился.
Когда я открыл глаза, документы лежали передо мной на столике. Свежая пахнущая пластиком фиолетовая карточка с золотым тиснением ФИО и генокодом, записанным на внутренний микрочип. Рядом лежала точно такая же карточка, только зеленого цвета с амберским гражданством.
Я поднялся с дивана, поправил смявшуюся одежду, и взял со столика документы.
Из кухни показалась лохматая голова Ахмана.
— Ты уже проснулся?
Я не удостоил его ответом и принялся изучать свою новую биографию. Никогда еще у меня не было имени. И вот оно появилось. Мое первое и единственное имя, которым меня нарекли не родители, а мошенник, специалист по подделке документов.
Хорошее начало.
Я испытывал странные незнакомые мне чувства. С пластиковой карточки на меня взирало мое собственное лицо, под которым бежала тоненькая строчка — ЛАРС РУСС.
— Завтракать будешь?
— Только кофе. Двойной. Большую кружку.
Ахман исчез на кухне. Зашипел кипяток, наполняющий кружки.
— Ты уже выбрал легенду?
— Нет. Пока. Если не сложно… — Я спрятал документы во внутренний карман куртки, — скинь мне все варианты на инфор. Я оплачу их все.
— Странный выбор, — изумился Мухаммед, выходя из кухни.
За ним семенил робот‑официант, железный паук с подносом на спине, на котором стояли две дымящиеся кружки с кофе, сахарница и тарелка с круасанами.
— Я жадный, — признался я, беря с подноса круасан.
— А все-таки? — настаивал Ахман.
— Вдруг на новом месте начальник окажется идиотом. Я не удержусь и дам в морду. Придется менять работу.
— Не хочешь, не говори. В конце концов это твои проблемы, — пожал плечами Ахман. — Запомни, брат, я не стал бы тебе помогать. Но ты такая заноза в заднице, что даже интересно, чем это все закончится. Мы бы хотели иметь такого воина на своей стороне.
— Мы это кто? — насторожился я.
С Ахманом меня познакомил Магди Дэйф из города Ангелов. Он сам нашел меня после побега из больницы. Это что же получается, я все время был под колпаком у таинственной организации.
— Тебе еще рано это знать. Настанет час, когда ты будешь готов. А пока просто подумай над моим предложением. Если ты станешь работать на нас, тебе больше не надо будет скрываться. Никогда. И ты сможешь узнать кто ты такой…
— Я знаю кто я, — жестоко оборвал я Ахмана.
— Тебе это лишь кажется, — улыбнулся он. — Ты не только узнаешь кто ты, но и сможешь отомстить обидчикам. Подумай над моим предложением, а если решишься, ты знаешь где меня искать.
На инфор пришел информационный пакет, содержащий купленные легенды.
Я допил кофе и съел последний круассан.
— Я обещаю подумать, Ахман.
По большому счету Ахмана нужно убить, но тогда путь в Светлов мне заказан. Он след, по которому можно выйти на меня. А что если он польстится на вознаграждение и сдаст меня СБЗ. Это вряд ли. Он заинтересован во мне, да и его предложение заставило меня задуматься.
Я вытащил из кармана шарик закапсулированного квазиживого бота. Незаметно уронил его на пол и активировал мысленным приказом. Шарик растекся по полу и слился с ним. Теперь в доме у Ахмана я имею уши и глаза. Скоро бот доберется до внутренней начинки дома и возьмет под контроль информационное поле Ахмана. Это поможет мне выяснить на кого он работает, и чем это мне может угрожать.
Одинокий человек всегда находится в дурном обществе.
П. Валери
Город Новый Южный Рассвет оказался жуткой провинциальной дырой. Уклад жизни здесь не менялся последние лет двести. Жители городка жили по заветам предков, не замечая как меняется мир вокруг. Они готовили еду на газовых плитах, ездили на работу и по магазинам на автомобилях, смотрели по вечерам телевизор на старом потертом диване, предпочитая всем столичным каналам местный информационно-развлекательный, принадлежащий старейшей семье города. Жители Нового Южного Рассвета и не подозревали о пищезаторах, пищевых принтерах, производящих любые блюда за считанные секунды, скоростных флаерах, почему-то не летавших над этим городом (а если сюда и залетал одинокий флаер, то его принимали за НЛО) и головидении с эффектом полного присутствия. Узнай они о том, что человечество вышло и расселилось в космосе, не поверили бы, приняв эту новость за очередную журналистскую утку, запущенную с подачи Правительства с целью увеличения налогов, направленных на поддержание тугих кошельков чиновников.
Легенды, предложенные Ахманом, были одна другой заманчивей, но после недолгих раздумий я выбрал вольного охотника и отправился на ближайший вербовочный пункт, который находился в этом захолустье.
Вербовочный пункт располагался в здании школы. Очень удачное соседство. Сдал выпускные экзамены и сразу на поля сражений отдавать долг родине за умеренную плату. Впрочем избытка добровольцев я как-то не заметил. Не сезон наверное. Единственная живая душа — вербовщик. Смуглый молодой человек лет тридцати с проколотыми во многих местах ушами и мутным взглядом наркомана. Он был подключен к виртуалке через нейрошлем и, судя по экрану висящему у него перед глазами, сражался двуручным мечем с огнедышащим драконом. Игра видать жуткое старье, что и неудивительно.
На мое появление он никак не отреагировал. Пришлось громко представиться. На него это не произвело никакого эффекта.
Я плюхнулся в креслом напротив, перегнулся через стол, сграбастал игрока за грудки, обрывая провода подключения, и сильно встряхнул. Для профилактики. Вербовщик от испуга подлетел из кресла, шлем слетел с головы и улетел куда-то под стол. Увидев меня, он немного успокоился, но все равно сердечко еще пошаливало, и вернулся в кресло. Попытался нацепить приветливую улыбку, но вышло криво.
Я наклонился к нему, с удовольствием отмечая в его глазах страх. Смугляк инстинктивно дернулся, словно получил дозу тока.
Я плотоядно ухмыльнулся, вселяя еще больший ужас в его душонку, и сказал:
— Слушай внимательно, засранец, мне с тобой базарить некогда. Какие заказы?
Вербовщик судорожно сглотнул и обратился к экрану компьютера. Его пальцы забегали по виртуальной клавиатуре — мерцающим в воздухе голографическим клавишам. Через несколько минут он сообщил результат.
— Близких заказов нет.
— А я и дальним не побрезгую, — процедил я зловеще сквозь зубы.
— Тогда кое что есть. Земля Бавария. Город Нурнштадт. Точные координаты цели вы получите в вербовочном центре на месте. Цель виртуальный магнат. Владелец компании «Мираж» — Себастьян Гоевин, такая старая толстопузая крыса, у которой много бабок и мало совести…
— Избавь меня от своих рассуждений, — оборвал я мозгляка.
— Итак, Правительство Земли разместило заказ на его голову два дня назад. Восемь претендентов уже подписались на эту работу. Сумма контракта — сто двадцать тысяч кредиток, плюс профсоюзные выплаты. При заключении контракта задаток — пять тысяч.
— В чем этот Себастьян Гоевин провинился?
Вербовщик умолк, увлеченно перебирая клавиши, и спустя минуту выдал ответ.
— Точной информации нет. Есть лишь два пункта, по которым Себастьян Гоевин был объявлен вне закона. Пункт первый, применение опасных технологий, виртуальное мошенничество. Пункт второй…
— Подписываюсь, — прервал я дальнейшие объяснения.
— Тебя конкуренты не смущают? — с искренним интересом осведомился вербовщик. — Все‑таки их восемь.
— Нисколько. — Я зловеще улыбнулся. — Пушечное мясо.
— По последним данным Себастьян Гоевин скрывается на собственной вилле в трех километрах от Нурнштадта. Им выкуплена территория земли в восемь гектаров. И устроена целая крепость. Неприступная крепость. Остальное уже твои проблемы. Давай свое удостоверение.
Я протянул ему именной пластиковый квадратик, который он загрузил в приемное устройство. На экране всплыл текст моего досье.
— Ларс Русс, значит. Знакомое имя, — задумчиво пробормотал мозгляк.
Я напрягся. Что он мог слышать обо мне? Неужели прокол в легенде? Откуда? Ахман гарантировал чистую легенду. Перед визитом на вербовочный пункт я тщательно изучил свое досье. Детство провел в интернате для детей‑подкидышей. Кто мои родители неизвестно. В школе особых талантов не проявлял. Жесткий характер отмечали еще мои педагоги. Сразу же после аттестата о среднем образовании я поступил на курсы вольных охотников и через полгода получил лицензию на проведение государственной охоты. И вот уже десять лет я зарабатываю себе на жизнь госзаказами. Вообще‑то ничего необычного. Зацепиться не за что.
Вербовщик ударил по клавише, и из принтера выполз лист контракта. Он протянул его мне. Я пробежал глазами мелкий убористый текст и поставил подпись. Вербовщик скинул причитающийся аванс на счет, и на мой инфор тут же поступило сообщение из банка о поступлении денег.
— Всю необходимую инфу о цели я скинул на инфор, — сказал вербовщик.
И тут же инфор прислал мысленный импульс, сообщая о получении инфопакета.
— Удачи тебе, Ларе Русс! — пожелал мне веровщик.
Я зловеще ухмыльнулся, поднялся из кресла и, не прощаясь, покинул вербовочный пункт.
На окраине города я остановился у придорожного кафе с нехитрым именем «Подорожник» и непритязательным интерьером. Сел за дальний столик так чтобы видеть всех входящих и мне никто не мешал, заказал себе кофе, стейк с кровью, картофель фри, чесночный соус и сто грамм водки с перцем.
Пока я ждал заказ, изучал личное дело Себастьяна Гоевина, ставя мыслемаркеры в любопытных местах. Покончив с этим, я обнаружил перед собой обед и накинулся на него, как медведь на человека после зимней спячки.
За едой после рюмки водки в качестве аперитива, я задумался. Кто я? Откуда я пришел? Кем я был до того как мне стерли личность и использовали мое тело в качестве болванки для нового сознания? Или до больницы меня не существовало и мое тело вырастили в лаборатории, сконструировав геном.
Насытившись, я расплатился с киберофициантом и покинул кафе.
В машине я включил музыку. По радио передавали какую-то гнусь, и я переключился на музыкальный сервер. За один кредит я загрузил последний альбом группы «Q‑Z, Z‑Q». Эту группу я полюбил во время бегства от агентов СБЗ. Мне были по вкусу их экспрессивность и жесткость.
Под раскаты электрогитар я вырулил на скоростную трассу и включил режим полета. Машина плавно поднялась в воздух, загружая режим автопилота с намеченным курсом. Я закрыл глаза и расслабился. Впереди меня ждали два часа спокойного полета.
Люди вместе могут совершить то, чего не в силах сделать в одиночку, единение умов и рук, сосредоточение их сил может стать почти всемогущим.
Д. Уэбстер
Я впервые видел танцующее облако. Я много слышал об этом удивительном явлении, часто наблюдаемом в последние годы, но видеть его не доводилось. Передо мной вырос десятиметровый величественный воздушный водопад, переливающийся искрящимися сиреневыми, лиловыми и желтыми струями. Он падал откуда-то из небесных вершин и исчезал в бездонной пропасти, прозванной Глотка. Подобные явления в последнее время часто стихийно возникали по всей планете, но разобраться в их природе, закономерности и периодичности образования никому пока не удалось. Люди говорили, что тот, кому посчастливиться увидеть танцующее облако, вскоре разбогатеет и обретет счастье и покой. Верилось с трудом.
Я сплюнул и вернулся в номер. Впереди еще много работы, и вряд ли у меня появится время для любования чудесами света.
Бавария встретила меня недружелюбно. Холодный дождь в лицо, грязное прокуренное небо, давящее на разум. Простуженные чихающие люди, попадавшиеся в забегаловках, где я останавливался перекусить, с неизменно хмурыми сердитыми лицами. Нурнштадт оказался еще той дырой. Маленький заштатный городок, давно бы обанкротившийся, если бы не полезное соседство с виллами предпринимателей, банкиров, финансистов и прочих звезд желтой прессы. Впрочем, очень чистенький и ухоженный городок, утопающий в зелени и цветах.
Первым делом по прибытии я заявился в вербовочный пункт и забрал досье на Себастьяна Гоевина. Заархивированный инфопакет упал мне на инфор. Точно такие же инфопакеты получили и остальные охотники.
В маленькой домашней гостинице на побережье озера Нун я снял номер с изумительным видом на противоположный берег, покрытый сосновым лесом.
Первым делом через инфор я подключился к городской сетке и запросил данные на конкурентов. Через несколько секунд поиск был закончен, и я получил результат. Инфопакетов оказалось семь с подробными досье и точными адресами актуального местоположения. Похоже, один кандидат сошел с дистанции.
Я вышел из сети отправил досье на печать. Включил видеопанель, занимавшую добрую половину стены напротив кровати, и при помощи анимированного меню гостевого ресторана, выведенного на панель, заказал себе покушать: два стейка с гарниром из картофеля и овощей.
Я разложил на кровати досье конкурентов и внимательно их изучил. Одно досье заинтересовало меня особо. По всему выходило, что в одном из соседних номеров, этажом выше засел конкурент. Вот так чудеса. Из кармана я извлек «Игл» и проверил обойму. Полный порядок. Хватит усыпить стадо слонов.
Входная дверь издала предупреждающий сигнал, и в номер вкатился робот-официант с подносом. Поставив мой заказ на столик, он удалился. Я откупорил бутылку «Синего льда», налил стакан грамм двести и хлопнул разом, как говорится «на ход ноги».
Переодевшись в легкий синий костюм, я занялся обувью. Удобные ботинки на бесшумной подошве были с секретом. Мысленная команда через инфор высвобождала спрятанные в подметке стальные лезвия. Очень удобная штука. Спрятав игломет под пиджак, я взял бутылку «Синего льда» и вышел из номера.
Я намеревался навестить конкурента.
Дружеский, так сказать, визит.
Конкурента звали Марк Крысобой. Два месяца назад ему стукнуло шестьдесят четыре года, так что он давно числился ветераном вольных охотников. Если судить по фотографии Крысобой мужик крепкий, да и возраст на нем никак не сказался. Вероятно, он давно борется с этой проблемой при помощи генной хирургии и тренажерных залов. Ишь какая машина мускул, попробуй такого уложить на лопатки.
Послужной список Крысобоя впечатлял. Десятки блестяще проведенных акций разной степени сложности по всему миру. В списках его жертв значились президенты компаний, крупные финансисты, известные медиа лица, видные политики и военные чиновники. Не скрою, впечатляло, но сегодня ему это вряд ли поможет.
Я остановился напротив номера Крысобоя. Шикарная конура. Она явно обошлась ему в два раза дороже, чем моя комнатуха.
Я постучал, хотя о моем появлении хозяину уже давно известно. Детекторы движения, расставленные по всему отелю, предупреждали постояльцев о непрошеных гостях.
Дверь бесшумно отворилась, явив пустой коридор.
Похоже, меня приглашают войти. Не имею возражений.
Дверь за мной захлопнулась, а в спину уперлось дуло, судя по диаметру «Шприц NZ».
— Кто таков? С чем припожаловал? — услышал я сухой вороний голос.
— Меня зовут Русс. Ларс Русс.
Я мог бы избавиться от пистолета легким движением руки, но было интересно, что будет дальше. Хотя играть с противником такого класса равноценно забиванию кулаком гвоздя в бетонную стену. Теоретически возможно, если учесть мои способности, но практически малореально.
— Я вольный охотник.
— Это ты что, виртуальщика мочить приклеился? Предупреждаю, мясо, виртуалыцик мой со всеми потрохами, — прокаркал мне в ухо Марк.
Неприятное ощущение. К тому же, судя по запашку, недавно он водочку закусывал селедкой с репчатым луком.
— Этот вопрос стоит обмозговать за рюмкой, другой виски.
Я приподнял бутылку и потряс ею в воздухе.
— А чего тут обсуждать. Хана тебе и это не обсуждается.
Договорить он не успел. Мое движение было молниеносным. Я крутанулся, и все поменялось. В моей руке, нацеленной на Марка Крысобоя, мерцал «Шприц NZ», вырванный у него.
Марк стоял передо мной небритый в одних трусах и нагло ухмылялся.
— Ну, отлично, теперь и поговорить можно, — сразу оценил он ситуацию.
Его отточенное скульптурное тело было достойно восхищения. Такое и портить дырками жалко.
Марк смело показал мне спину. Прошел в гостиную с шикарными кожаными креслами, одно из которых тот час занял, забросил ногу на ногу и с любопытством уставился на меня.
Не выпуская из виду конкурента, я огляделся по сторонам. Шикарно устроился. Хрустальная с золотом люстра, лепные потолки, мебель красного дерева, громадная кровать, на которой можно было заблудиться.
— Что, нравится? — усмехнулся Крысобой. — Тяга к роскоши — моя единственная слабость.
— Удобоваримо. — Согласился я и упал в соседнее кресло.
— Ты, значит, кокнуть меня пришел. Думал, по‑легкому получится? — заговорил Крысобой. — Ты не думай, по‑легкому — ну никак.
— Для начала я поговорить пришел, а уж потом, как выйдет.
— И чего ты хочешь? Кстати… — Марк нахмурился, — Говоришь, тебя Ларс Русс зовут? Что‑то знакомое. Ну, хоть убей, не помню. Последнюю фразу не воспринимай как команду к действию.
Крысобой улыбнулся многозначительно.
Он не первый, кому мое имя показалось знакомым. Любопытно, к чему бы это.
— Что ты узнал о Себастьяне Гоевине? — спросил я.
— Ну, браток, ты мажешь впечатление серьезного мужика, а вопросы детские задаешь. Так я тебе сейчас все за спасибо живешь и выложу, а ты меня еще и щелкнешь. Улыбнитесь, внимание, вас снимают!..
Он рванулся ко мне. Быстро. Очень быстро. Но недостаточно.
Я опередил его. Прыгнул навстречу и ударом сложенных в замок рук отбил тело Крысобоя назад в кресло, словно теннисный мячик.
— Это было лишним.
Марк утер с лица кровь и вымученно улыбнулся.
— Ты мне нравишься, Русс, — прохрипел он, расслабляясь в кресле.
Новых нападений пока можно не ждать.
Я отложил в сторону «Шприц» и откупорил бутылку. Жадно втянул ноздрями аромат виски, сделал глоток и протянул бутылку Марку. Он не стал отказываться и за один присест выхлебал треть содержимого. Утерев губы пальцами, он рассмеялся и вернул бутылку.
— Ты мне нравишься, Русс, — повторил он. — Чего ты хочешь?
— Что ты знаешь о других охотниках?
— Только то, что содержалось в инфопакетах. Правда, я располагал цифрой — шесть.
— Значит, после тебя на это дело подвязался кто-то еще, — подытожил я. — К тебе кроме меня гости заглядывали?
— Я приехал только вчера, и сегодня собирался навестить виртуальщика, — разминая кисти рук, сообщил Марк Крысобой.
— И ты не думал заглянуть на огонек к остальным охотникам? — удивился я.
— Зачем? — спросил Марк. — Они не знают обо мне. Я знаю о них. Чем больше людей пойдут брать приступом цитадель магната, тем больше у меня шансов проникнуть незамеченным.
— Гоевин на месте?
— Похоже, да, По крайней мере, я не слышал ничего, что бы свидетельствовало об обратном. — Марк умолк, ехидно посмотрел на меня и предложил: — Давай работать вместе. У тебя свой стиль. У меня свой. Один из нас выиграет и получит голову Гоевина. Другой, по всей видимости, погибнет. Все‑таки это задачка не для младших классов. Как тебе мое предложение?
У меня не было оснований доверять Марку. Но при штурме гоевинской виллы иметь такого союзника солидный козырь в рукав. Тем более семь конкурентов, как семь джокеров, неизвестно, что от них можно ожидать. При таком раскладе Крысобой до последнего не станет рыпаться, а потом главное опередить его.
— Договорились.
Я перекинул ему «Шприц» и отхлебнул виски.
— Только вот конкурентов навестить все-таки стоит, — заявил я.
Крысобой отложил «Шприц» на зеркальный столик.
— Их уже нет в городе. Они вышли на охоту.
— Все? — уточнил я.
— Нет. — Покачал головой Крысобой. — Один из них глушит водку в портовом кабаке. Он уже две недели как в городе и все это время пьет, как боцман.
— Оригинально!
Я удивился. Такое встречалось редко, чтобы охотник пропивал весь задаток, так и не предприняв ничего, чтобы заработать весь гонорар.
— Его брать в расчет не стоит. Он уже давно мертвая карта. Я только удивляюсь, как с ним контракт подписали. Он уже три раза кинул госзаказы, — сообщил Марк.
— Ты осмотрелся на месте?
— Успел. Сегодня утром все излазил. Замечательная, скажу тебе, дыра.
— Где в городе можно вооружиться?
— Есть подходящий магазинчик, — сказал Марк. — Пожалуй, я составлю тебе компанию.
— Почему бы нет. Только я подкреплюсь, и через полчаса встретимся на паркинге, возле пятого бокса.
Наиважнейшая из наших способностей — это умение приспосабливаться к самым различным обычаям.
Монтень
Я понимал, почему Крысобой вызвался меня сопровождать. Хотел убедиться, что я не прикуплю для него колюще-режущих и взрывающихся сюрпризов. Вот наивный. Надо будет, я смогу это сделать даже под его пристальным наблюдением.
Мы выехали в центр города. Когда-то здесь все было застроено небоскребами, которые верхушками царапали небо. Сейчас от былого высокомерия осталось лишь одно здание, похожее на неимоверно толстый карандаш. Оно возвышалось над Нурнштадтом, зажатое с одной стороны национальным парком имени Ото фон Дройзена, с другой мемориальным кладбищем. Когда-то в небоскребе располагался бизнес‑центр. Ныне здесь находился самый большой на Земле музей Истории Континентов. Здание музея было видно в любой части города. Оно возвышалось над Нурнштадтом, как артефакт прошлого. Среди пятиэтажных круговых зданий с зелеными дворами внутри и линейных районов, где максимальная высота дома достигала восьми этажей, музей Истории Континентов выглядел вызывающе, но жители города привыкли к его указующему персту.
Оружейный магазин находился в нескольких шагах от центральной площади на маленькой уютной Грюненштрассе, укрытой густой тенью, отбрасываемой раскидистыми кронами деревьев. На мостовой играла детвора, лаяли дворняги, искрило солнце в лужах.
Я припарковал машину возле магазина и включил противоугонную систему. Марк усмехнулся, вылезая из автомобиля.
Магазин размещался на первом этаже трехэтажного дома, стены которого были выложены из черного кирпича. Стекла витрин словно краской были покрыты слоем пыли, из-за которой внутренности магазина казались погружены в шелковый сумрак. Над входом неверным неоновым светом мерцала вывеска: «ВСЕ ДЛЯ СМЕРТИ».
Я толкнул дверь и вошел внутрь. В затылок мне дышал Крысобой.
Воздух в помещении был наполнен застарелой пылью. В носу засвербило, и я чихнул. С пылью мне уже давно не приходилось сталкиваться. Все современные магазины и офисы имели в оборудовании пылепоглотитель.
Открывшееся за дверью просторное помещение было заставлено гробами. Странное убранство для оружейного магазинчика. Вероятно, хозяин проводит акцию. При покупке ствола гроб прилагается в подарок, чтобы потом не искать.
— Оружейный дальше, — шепнул мне на ухо Марк.
Пройдя похоронное бюро насквозь, я остановился возле стальной двери с картридером.
— Суй сюда свою мордокарточку, — порекомендовал Крысобой.
Я воспользовался его рекомендацией, и замок, считав необходимую информацию, щелкнул. Дверь медленно открылась.
— К чему такие предосторожности? Оружие же можно только по лицензии вольного охотника купить? — удивился я.
— Еще недавно в Нуне стволы легально продавались для всех. Теперь народ не хотят злить. Новый запрет, как красная тряпка. Вот и попрятали оружейные от греха подальше.
Мы оказались в просторной комнате, заставленной стеллажами с оружием на любой вкус и кошелек. Море стволов и маленький вертлявый продавец, подобравшийся бесшумно ко мне со спины. Зря он так. Психану ненароком, да сверну шею.
— Вам чем‑нибудь помочь? — осведомился юркий торгаш.
Крысобой рассматривал новую модель силового ружья «Страйзер». Это ружье не убивало объект, а создавало направленную силовую волну, которой объект отбрасывало на несколько метров с переломанной грудной клеткой.
— Мне… — Крысобой посмотрел на меня, смерил взглядом, словно намеревался шить мне костюм, — два автомата класса «Шмель». Базуку «Шторм» на пять ракет. Штук восемь осколочных гранат и пистолет «Кактус». К пистолету и автоматам два десятка обойм.
— Я надеюсь с охотничьей лицензией у вас нет проблем?
— А как бы мы сюда вошли?.. — отрезал Крысобой.
— Мне… — я вернул Крысобою оценивающий взгляд, — «Страйзер». Автомат «Шершень». Два пистолета «Шип» и… — я затянул паузу, размышляя о своих возможностях, — защитный блокиратор ручного действия «Змей». Все, пожалуй.
Торговец угодливо поклонился.
— Ваши карточки, — потребовал он. — И кредитки.
Наш заказ был готов через пять минут.
Судя по всему, Крысобой не почувствовал подвоха. Среди выбранного оружия присутствовал «защитный блокиратор ручного действия 'Змей». На сленге СБЗ это означало плазменную пушку, которая крепилась к руке в районе запястья. Замаскированная под часы, она била огненным жалом. Но Марку этот вид вооружения был незнаком. Охотникам о существовании «Змея» вообще не должно было быть известно.
Торговец медленно выплыл из темноты. За ним катился робот‑носильщик, загруженный оплаченным товаром.
Нам вернули кредитки и удостоверения.
— Робот отвезет ваш заказ к автомобилю.
Торговец поклонился и исчез, словно провалился сквозь пол.
В гостинице царило оживление. По холлу гуляли люди в разлапистых пышных халатах с золотой вышивкой. Головы их украшали разноцветные чалмы с серебряной бахромой, а у поясов висели декоративные шпаги в ножнах, убранных драгоценными камнями.
Я, конечно, слышал, что при некоторых царских дворах Центральной Африки и на ряде планет Дальнего Внеземелья шпага являлась обязательным элементом костюма придворных. Нарушение придворного церемониала могло повлечь за собой смерть провинившегося.
— Похоже, к нам какой-то царек припожаловал, — подтвердил мое предположение Крысобой.
Оружие мы заперли в автомобиле, оставленном на ночь в паркинге отеля. Хороши бы мы были, если бы поперлись со всем железом через всю гостиницу. Нам бы и копов вызвали и национальную гвардию и группу «Альфа» с «Бетой» на закуску. Доказывай потом, что у тебя лицензия, и ты не грязный механмэн, задумавший взорвать этот клоповник к черту.
Миновав холл, мы поднялись к лифтовой площадке, где кабину уже ждали двое тюрбаноголовых. Они оживленно спорили на своем тарабарском, размахивали руками, точно ветряные мельницы и, кажется, злились.Хотя кто их знает, может они так в любви признаются.
— Похоже, к нам прибыл кто-то из раджмапурцев, — поделился догадкой Марк.
Раджмапур — одна из земных колоний, заселенная выходцами из Индии и Китая. На планете сохранялась царская форма правления, ограниченная марионеточным парламентом. Но что потребовалось одному из пяти раджмапурских царьков в Баварии оставалось только гадать.
Я поднялся вместе с тюрбаноголовыми до своего этажа и, распрощавшись с Крысобоем, вышел из кабины. Мы условились встретиться с ним возле тачки в семь часов утра. Завтра предстоял тяжелый денек.
Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
Ларошфуко
Марк Крысобой пришел первым. Он выглядел подтянутым и собранным. В легкой спортивной одежде и с сумкой через плечо, словно теннисист. Завидев меня, Крысобой спрыгнул с капота моей машины и пнул ее в колесо.
— Ты опаздываешь, — буркнул он, когда я дистанционно открыл двери.
— Тебе повезло, что я вчера только сигналку без дополнительных опций включил, — сказал я, погружаясь в приятное тепло салона. — А то поджидал бы меня сейчас еще дымящийся бифштекс.
— Не остроумно, Ларс, — огрызнулся Марк.
— А кто тут говорил об остроумии? — удивился я.
Я подключил инфор к автомобилю и задал настройки автопилота.
Наша цель восьмой километр Федерального шоссе номер тринадцать, поворот на Медвежьи скалы. Чудное местечко для пикника.
За Медвежьей скалой начинались владения Себастьяна Гоевина, мультимиллионера, виртуального магната. Сами скалы представляли собой многометровые каменные напластования с удобной дозорной площадкой наверху. Нам предстояло залезть на самую вершину и спуститься в густой непроходимый лес, засеянный ловушками на непрошеных гостей. Марк уверял, другого пути нет. Остальные лазейки уже засветили наши конкуренты.
Скалолазным снаряжением обеспечивал Крысобой. Из авто он выгрузил две увесистые сумки с амуницией и оружием.
— Облачайся, — велел он. — Надеюсь, тебе приходилось с этим работать.
— Было дело, — успокоил я Марка.
Восхождение далось мне нелегко. Один раз я сорвался, но успел уцепиться за еле видный выступ, ободрав пальцы, и повис на высоте двадцати метров. Издалека я был похож на сардельку, висящую у морды бульдога. Того и гляди цапнет. Мне все же удалось подтянуться, найти новую точку опоры и вскарабкаться на скальную ладонь, где уже сидел Крысобой.
Смерив меня насмешливым взглядом, он оценил:
— Живуч, собака.
Я ему ничего не ответил. Придет время сочтемся.
Оставшаяся часть пути обошлась без приключений и катастроф.
Оказавшись на плато, мы втянули сумки с оружием и приступили к экипировке. По правде сказать, скучное это занятие. Его только в виртуальных боевиках рисуют изощренно, так что слюнки текут. Разложили мы автоматы, пистолеты, гранаты на земле, покрытой щетиной травки, как на выставке под названием «Атавизмы эпохи». Я натянул на себя разгрузку и стал раскладывать по кармашкам стволы, запасные обоймы и гранаты. Незаметно я закрепил на правом запястье «Змея».
Закончив приготовления, я посмотрел на Крысобоя. В разгрузке он выглядел устрашающе. Такому в темном лесу лучше навстречу не попадаться, от страха сердечко может и дембельнуться.
Спуск был скоростным. Фактически один прыжок, стремительное падение и гравитационная подушка, включившаяся в двух метрах от земли. Мы плавно опустились друг возле друга, и замерли, осматриваясь.
Перед нами на несколько километров простиралось бескрайнее колышущееся поле салатно‑грязного цвета. Из коричнево‑зеленого пространства болот выделялись неказистые кочки, одинокие плешивые столбы деревьев и пеньки, не успевшие обрасти мхом. Полузатопленные стволы поваленных сосен, то и дело преграждали нам путь.
— Похоже, нас ждут, — заметил я.
— Молодец, Ларс. Правильное умозаключение, — обрадовался Крысобой.
Марк пошарил по кармашкам разгрузки и извлек холщовый мешочек, туго набитый стальными кругляшками, похожими на древние монеты. Крысобой развязал мешочек и достал кругляшок с привязанной к нему красной ленточкой.
— Что это? — удивился я.
— Да в книжке одной я читал. Там для разведки гайки использовали. Я гаек не нашел, придется пользовать что есть, — попытался объяснить Крысобой. — Я уверен, что нам здесь ловушек понаставили на лопушка. Вот даже деревья повалили, чтобы с вертолетов легче было отслеживать местность. А я вот эту фиговину кину вперед. Если с ней все в порядке, то и мы пройдем.
Марк размахнулся и зашвырнул кругляш вперед на пару метров. Он не долетел до точки и просто растворился в воздухе. Крысобой мгновенно отреагировал. Упал на моховой ковер, сдергивая с плеча «ШМЕЛЬ» и закатился под прикрытие кочки. Я последовал его примеру, не сводя глаз с того места, где исчез стальной кругляш. Внезапно воздух заискрился, словно неисправная трансформаторная будка, и в нашу сторону с ураганной скоростью вылетела железная лепешка размером с канализационный люк. Крысобой лишь успел нырнуть в болотную жижу, как кочку срезало.
— Придется обойти, — заметил Крысобой, поднимаясь из грязной жижи.
— Что это было? — спросил я. С подобными фокусами я еще не встречался.
— Я же предупреждал, этот лес напичкан ловушками, что механмэн новомодными девайсами. Тут налицо искривитель пространства. Нашу хреновину через него продернуло, а потом назад выплюнуло, — отряхиваясь, объяснил Марк.
— И по пути она чуть было не снесла тебе череп, — прокомментировал я. — Кстати, жаль, что она это не сделала. Весь бы гонорар за голову Гоевина отчалил бы мне.
— Обломись, судьба лихая, — ухмыльнулся Крысобой. — Крюка придется делать… Этот путь закрыт.
Наши кругаля по болоту продолжались часов восемь, если верить хронометру, встроенному в «Змея». За это время мы продвинулись от силы на пару километров по пояс в зловонной жиже. Мокрые, голодные и злые. Крысобой израсходовал весь свой запас кругляшков и теперь мы шли на одной лишь интуиции, помноженной на наблюдательность. Несколько раз Марк проваливался в трясину по грудь и мне приходилось его вытаскивать. Мелькнула правда шальная мысль: «Одному мне больше достанется!» Но я ее от себя гнал. Однажды на нас обрушилось дерево. Я чудом выскочил из-под падающего ствола, Крысобою повезло меньше. Суковатой веткой ему рассекло щеку. От отборных ругательств Крысобоя все обитатели болота в испуге попрятались по своим норам.
— Брось психовать! — посоветовал я Крысобою. — Шрамы украшают мужчин.
— Ты бы знал, сколько я за одну щеку бабок выложил! Еще бы не так психовал, — пожаловался Марк.
Я помог ему перебраться через бревно, и мы медленно продолжили путь.
Смеркалось.
С карканьем над моей головой пронеслась ворона.
Я предложил сделать остановку. Нам требовалась маленькая передышка.
Крысобой кисло согласился.
Мы добрались до клочка суши и расположились на отдых. Марк извлек из рюкзака два куска вяленого мяса, и протянул один мне. От еды я отказываться не стал. С жадностью впившись зубами в мясо, я произнес:
— Кроме того искривителя, никаких больше ловушек. Скудно что-то.
— Это меня и пугает. Уже по всем раскладам нас раз двадцать должно было чем-нибудь шандарахнуть. Я сам удивлен.
Я уловил резкое движение вдалеке и бросился в сторону, ныряя в болото. То место, где я только что сидел, вспорола автоматная очередь, забросав Крысобоя ошметками травы и грязи. Он перекувырнулся за кочку, открыв из «Шмеля» ответный огонь по кустам. Кажись, пули Крысобоя не находили цель.
Краем глаза, я различил серую тень, прижавшуюся к земле. Изредка она озарялась огненными всполохами. Я скользнул за дерево, стараясь не шуметь. Мой маневр остался незамеченным. Кто бы это ни был, он не обращал ни на что внимания, лупил по месту нашего импровизированного пикника. Крысобой просчитал мой замысел и постарался отвлечь огонь на себя. Я мог бы швырнуть в психа гранату, расстояние позволяло, но, во-первых, я жадный, а, во-вторых, очень уж хотелось с ним потолковать по душам, узнать чего он на нас так обозлился.
Приблизившись к его схрону, я увидел мужчину в прорезиненном зеленом камуфляже. Прижавшись телом к невысокому холмику с одиноким невысоким деревцем, он практически слился с ним. Мужик бил короткими очередями из автомата.
Что-то меня в этом типе насторожило. Было в нем что-то неестественное. Не долго думая, я метнулся к нему. Заслышав шум у себя за спиной, мужик резко обернулся, но поздно. Я выбил автомат у него из рук и от души приложил коротким в челюсть, аж зубы клацнули. Голова агрессора дернулась и впечаталась в дерево. Он затих, закатив белые до кошмара глаза. У него не было зрачков. Вернее, они были, но тоже снежные и ничем не отличались от белка. То ли он вставил линзы, то ли альбинос. Очередная мутация или сомнительный понт.
— Повязал ублюдка⁈ — проорал Крысобой, выглядывая из укрытия.
— Торчи сюда.
Только теперь я понял, что мне не нравилось в этом мужике. И где только были мои глаза. Я думал, что трясина засосала его по пояс, а у него просто отсутствовала нижняя половина туловища. С такой раной долго не живут, однако у него как-то получилось.
— На одного меньше будет, — заявил Крысобой.
— Ты его знаешь?
— Нет. Лично я эту харю не знаю. Но что это за чувырло, мне известно. — Марк сплюнул в болото и утер грязное лицо. — Это один из охотников. Так что на одного меньше. Вместе с тобой осталось восемь.
— Семь, — поправил я. — Ты забыл про пьянчужку.
Альбинос зашевелился.
— Только что он здесь делает? — размышлял Марк.
— А где ему быть? — удивился я.
— Он покинул гостиницу пару недель назад. И отправился на охоту. Это он три километра за две недели пер. Приличная скорость. Нечего сказать.
Альбинос открыл глаза и скривился, будто от яркого света.
— Ты чего, урод, палить начал? — склонился над ополовиненным Крысобой. — Ни себе, ни другим?
Альбинос хрипло расхохотался.
— Ты чего ржешь, сука? — удивился Марк.
— Вы еще пожалеете, что я вас не прикончил, — ответил Альбинос.
Из его рта сочилась клюквенным соком кровь.
— Ты что, охренел, урезанный?
— Здесь кольцо. Дальше дороги нет. Придется все начать сначала.
Альбинос, точно ребенок, погрозил пальцем Крысобою.
— Придурок…
Крысобой пнул Альбиноса.
— Ты где две недели петлял? — осведомился я.
— … от медведей сюда и обратно… от медведей сюда и обратно… от медведей сюда и обратно… от ме…
Бормотание Альбиноса было прервано сухим щелчком «Шмеля». Пуля пригвоздила его голову к дереву.
— Он нам больше не нужен, — пояснил Крысобой. — Попехали дальше.
Закинув рюкзак за спину, он упрямо прыгнул в жижу, погрузившись в нее по колено. Раздвигая телом шевелящуюся трясину, Марк заскользил прочь от Альбиноса.
Я последовал за Марком, размышляя над услышанным. Вскоре мы увидели наглядное подтверждение его словам.
Через полчаса болото закончилось, и мы выбрались на поросший сизым мхом берег, за которым начинался хвойный лес. Но стоило нам углубиться в чащу, как пространство вокруг вздрогнуло и свернулось, поглотив наше сознание.
Когда я очнулся, голова болело, словно яйцо, из которого намерен вылупиться монстр. Я лежал на чем-то твердом и холодном. Скосив глаза, я увидел возле себя неподвижного Марка. Его лицо было залито кровью, а над нами возвышались Медвежьи скалы.
Высшая мудрость солдатской жизни — умение бодро рапортовать «Есть!» и ничего не делать.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Второй раз к лесу оказалось идти тяжелее. Понурые, злые и усталые мы перли вперед, не разбирая дороги, в душе отчаянно матерясь. Над нами просто издевались, другой мысли не было. По пути Крысобой собирал свои кругляшки. Когда же нас вновь выкинуло к Медвежьим скалам, нервы у старины Марка сдали. Вскинув автомат, он отутюжил болото, истратив на это две обоймы. Несколько очередей угодило в аномальную зону и вернулось к нам лавиной огня. Крысобой еле успел укрыться на дне заболоченного овражка. Я же заблаговременно спрятался в стороне от зоны поражения.
— Может, попробуем другую дорогу? Здесь нам явно не рады. — Предложил я.
Крысобой выглянул из овражка, выматерился от души и сплюнул смачно в мох.
— Ты думаешь, тот урезанный не успел тут за две недели все тропки испробовать? — спросил Марк.
— Что ты тогда предлагаешь?
Я остановился и упер руки в бока, будто рассерженная домохозяйка, только электроскалки не хватало.
— Не знаю, браток, но что-то тут ущербно. Я имею в виду наши действия, а не твои умственные способности. В них я изначально сомневался. Не получается что-то. Не срастается.
Я хотел было сказать Крысобою пару ласковых, чтобы стереть наглую ухмылку с его лица, но тут меня осенило. Создатель, какие же мы были слепцы, что сразу не увидели верный путь. А это все Крысобой со своей начитанностью и гайками. Библиофил недовинченный.
— Я знаю верную дорогу.
— Да?.. Серьезно?.. — Крысолов обернулся ко мне. — Урезанный тоже знал, только его это не спасло.
— В том‑то и дело, что ни хрена он не знал. Он так же, как и ты, перестраховался и получил свое.
— Это ты о чем? — настороженно спросил Крысобой.
— Да о гайках твоих. Их бы тебе в зад засунуть, чтобы не мусорил на болоте. Читатель выискался…
— Сейчас я их тебе засуну, — беззлобно пообещал Марк.
— Тебе никогда не говорили? Самый верный путь простой. Или, если сформулировать иначе: кратчайшая дорога между двумя точками — прямая.
— А тебе никогда не объясняли, как проложить кратчайшую тропку на кладбище? Если тебе жизнь не дорога, то и суйся сам в ту дырень, тебя там сплющит, а я полюбуюсь, — хмуро предложил Марк.
— У тебя есть альтернатива? — спросил я.
Где-то на краю восприятия я разобрал стрекот лопастей. К нам летели флопперы — боевые воздушные машины, класса «стрекоза». Пока еще они находились от нас далеко. Марк тоже уловил их приближение и завертелся на месте, задрав голову вверх, стараясь угадать направление, откуда надвигалась опасность.
— По-моему, у нас нет выхода, — заметил я.
— А как же этот ополовиненный от флопперов спасался? — возразил Крысобой. — Должен быть другой путь.
— А ты у него и спроси, — предложил я.
Развернулся и направился обратно к Медвежьим скалам. Я видел только один путь. Я знал, что он точен. Недаром я не почувствовал опасности, когда Марк метнул в искривленное пространство гайку. Опасности просто не было. Вот в чем ответ.
Крысобой молча последовал за мной. Я слышал его ворчливое сопение. Что ни говори, а прожитые годы негативно отразились на его характере.
— Слушай, а может, нам по деревьям попытаться обойти? — разразился конструктивной идеей Крысобой.
— Ты как себе это представляешь? — спросил я, ловя ртом сырой воздух.
— Ну, с ветки на ветку на канатах… — пояснил Марк.
— Две макаки, вооружены и очень опасны, — хохотнул я.
Мы приблизились к стартовой точке нашего маршрута. Заходящее солнце разлило на болото живое золото, и над всем этим великолепием возвышались Медвежьи скалы.
— Случилась у меня один раз занимательная история, — заговорил вдруг Крысобой. — Заказ я получил. Ну, если до конца честным быть, то это мой первый заказ был. Лет сорок назад. Когда говорю эту цифру, ужасаюсь, до какой степени я старый. Конечно, существуют и более старые люди — с современной генной хирургией вкупе с пластическими разработками это не сложно. Но эти люди, их древность, она мне как-то по барабану. Она не моя, не со мной случилась… В общем, получил я заказ. Так себе заказик, простенький. А для новичка в самый раз. Чего сложного пацана шестнадцатилетнего убрать.
— Чем он Правительству не угодил?
— Чего‑то там с компьютерами накуролесил, с сетями. По-моему, он накрыл правительственную систему. И во избежание дальнейших проблем, его решили устранить. Я оказался единственным охотником, взявшимся за эту работу. Я был наивняк полный. Только-только лицензию получил. Выследил я паренька. А он еще сопливый совсем, — голос Марка дрожал. — Родители у него были пожилые. После курса омоложения. Маленький городок. Я до сих пор помню название этого захолустья — Таркерз‑Миллз. По-моему, мальчишка даже не понимал, что он натворил. Для него вся сеть была игрушкой. Дорогой, сложной, увлекательной игрушкой. Он не верил в реальность происходящего. Он не верил, что сетью можно убить, и не только убить, а поставить страну, планету, на грань вымирания…
Крысобой замолчал.
— И что ты сделал? — спросил я.
Хотя ответ на этот вопрос я итак знал.
— У меня не было другого выхода. Я подписал контракт. К тому же мальчишка был опасен. В своем незнании он мог заиграться и уничтожить окружающий мир.
— А попытаться с ним поговорить?
— Ты издеваешься? Кто бы позволил мне его оставить в живых? Одним фактом своей жизни, он был опасен для окружающего мира.
«Прямо как я!» — тут же пришла мысль.
Гул рассекаемых воздух лопастей приблизился. Флопперы показались на горизонте.
— Нам пора, — заторопился я.
— Может, сначала чего-нибудь кинем? — предложил Марк, играя мешочком с кругляшками.
— Предлагаю твою голову.
Я сделал несколько шагов к аномальной зоне. Внезапно она проявилась. Дрожащее марево скрученного пространства протянуло ко мне свои щупальца, зацепило, да резко потянуло к себе. Я инстинктивно отпрянул в сторону. Контакт разомкнулся.
— Если меня расплющит, как лягушку под микроскопом, я тебя распну, — пообещал Крысобой.
— Попробуй. Если получится, — ехидно огрызнулся я.
Флопперы уже стучали лопастями почти над самой Медвежьей скалой, когда я решился и вступил в дрожащее пространство.
Одновременно с этим зарычали пулеметы флопперов, вспарывая болотную жижу.
Небо было окрашено в цвет гнилой сливы. Оно нависло над моей головой настолько низко, что казалось, вот-вот рухнет и раздавит. Разряженный воздух рвал легкие. Вокруг меня из сиреневого сумрака выступали скальные пики, пронзившие земную твердь изнутри, и с воем и карканьем в небе вились рубленые тени, будто сшитые из разноцветных лоскутов. Впереди меня с неба низвергался в бездну сверкающий водопад, сплетенный из излучений и плазмы. Он издавал треск, от которого закладывало уши. На спину навалилась тяжесть, точно я поднял Марка Крысобоя к себе на плечи. Я качнулся и чуть было не сорвался. Прямо перед моими ногами разверзлась бездна, куда устремлялся блистающий водопад. Носок ботинка сорвал струйку камешков, и они исчезли в пропасти.
И тут меня озарило.
Для того чтобы попасть в нашу реальность, нужно шагнуть в бездну. Я видел ее клокочущую блистающую, склеенную из тысячи маленьких огоньков моей гибели. И я не мог решиться на самоубийственный шаг. Я замер над пропастью. Дыхание участилось, сжигая остатки окружавшего меня кислорода. Я понимал, что промедление смерти подобно, но ничего не мог с собой поделать. Все мои сомнения были разрушены грубым тычком в спину. Чтобы не упасть я сделал шаг вперед и вывалился на лесную поляну. Я уткнулся затылком в палую прелую листву, раскинул в стороны руки и часто-часто задышал, жадно глотая воздух.
Крысобой прыгнул на меня, схватил за грудки и затряс, словно старую яблоню. Он был в ярости. Сквозь крепко сжатые зубы цедил слова:
— Ты чего, сука? Ты меня подставить хотел⁈ Ты чего там замер, словно памятник космопроходцу.
Я схватил ствол силового ружья «Страйзера», выроненного при приземлении, подтянул к себе, сбросил предохранитель и, уперев дуло в Крысобоя, нажал на курок.
Крысобой долю секунды назад тряс меня за грудки, и тут силовая волна ударила его в грудь. Марк взвился в воздух и, отлетев на два метра, врезался в сосну. Дерево треснуло под действием силовой волны и с ворчливым скрежетом завалилось в чащу, повиснув на ветвях однолесян.
— Я не мог сделать шаг! — заявил я, поднимаясь с земли.
Грудь, выдержавшая прыжок Крысобоя, болела.
— Что значит, не мог, сука⁈ Чего ты мне иллюминаторы затираешь⁈ — матерился Крысобой.
— Там был обрыв. Я на обрыве торчал, пока ты мне в спину не впилился. Ты в трезвом уме сам бы в бездну пошел? А? Тогда какие проблемы?
Крысобой, потирая ушибленную грудь, заржал, откидываясь на спину.
— Чего смешного? — удивленно спросил я.
— Я ржу от удовольствия, — сквозь смех выдавил слова Марк.
— Какое на хрен удовольствие?
Я чувствовал, что еще чуть-чуть, и уже я рвану от злости.
— Я просто охренительно рад, что ты оказался прав, и мы до сих пор живы, — пояснил Марк.
Я улыбнулся, ощущая, как тает в душе злость.
— Знаешь что, Марк… Когда все это закончится, если мы оба будем живы… — я сплюнул и устало зажмурил глаза. — Я тебя, Марк, не трону. Я лично готов поделиться с тобой бабками.
Это был порыв души. Мне нравился Крысобой. Я сжился с ним за то время, что мы провели вместе на болоте, зауважал его и убивать не собирался.
— Русс, я думал сам тебе это предложить.
Марк вскочил на ноги и подошел ко мне. Он стоял, сверля меня серьезным испытующим взором.
— Ну и по рукам, — с облегчением протянул ему руку.
Теперь не стоит опасаться, что Крысобой подарит мне пулю в спину. Я чувствовал, что отныне он перестал быть опасен для меня. Пока это ощущение жило не на уровне доверия, а на этаже интуиции, но меня устраивал и такой статус.
Я пожал Марку Крысобою руку и хлопнул его по плечу, в ответ на его похлопывания.
Умру ли я если остановлюсь
Я люблю тебя
Ветер
Два точка
Мама
СТОП
Джеймс Блиш. Ни железная решетка…
Впереди виднелись овраги, заросшие кустарником. Складывалось впечатление, что они имели искусственное происхождение и более напоминали заброшенные траншеи, в которых когда-то размещалась живая сила обороны. Так и виделись в сумраке солдаты, дымящие сигаретами и обсуждающие женщин.
Ветви преграждали путь, хлестали по лицу, цеплялись за волосы. Мы продирались сквозь кустарник, выставив перед собой автоматы. Преодолевали лощины, скатывались по склону и взбирались на склон. И все в полном молчании.
За все время ни я, ни Марк не издали ни звука. Лишь тяжелое дыхание и скрежет зубов.
Я шел позади Крысобоя, погруженный в мысли, как в виртуальный фильм. Слово «Амбер» и мое имя крутились в голове со скоростью антигравитационного привода. Я пытался вспомнить значение этих слов, но ничего не получалось. Слова оставались для меня одновременно теплыми, родными и далекими, как звезды. Я чувствовал истина где-то рядом. И был близок к прозрению, но в тот момент, когда я ощутил, что еще секунда, и я вспомню все и смогу понять, тарахтение пулемета сбило меня с верного направления. Пули зашлепали возле моих ног. Я отпрыгнул в сторону, сбив Крысобоя, и вместе мы скатились вниз в овраг.
— Во, мать моя, какая-то тварь засела и лупит, — выругался Крысобой.
— Точно, тварь. Ты не засек, откуда били? — поинтересовался я.
— Две точки зацепил. Одна в правом кустарнике. Другая в левом. И перекрестным огнем мочат, суки!
Крысобой проверил обойму в «Шмеле».
— Нормально. Пощупаем, — предложил я.
Осторожно, чтоб не словить шальную пулю в зад, я отполз назад, забрался на поросший кустарником гребень и осмотрелся. Две пулеметные точки перекрывали перекрестным огнем весь оставшийся путь. Перезарядив «Страйзер», я высунулся и тут же меня накрыл шквал огня.
— Отвлеки их!! — крикнул я Крысобою.
Марк выскочил из оврага, как чертик из табакерки, и метнулся к деревьям. Пулеметные бичи метнулись за ним, чем я и воспользовался. Разряд силового ружья смел пулеметный расчет справа. Точка слева тут же переключилась на меня. Я скатился назад в овраг. Застучал «Шмель» Крысобоя, отвлекая противника. Я перезарядил ружье и попробовал высунуться вновь. Вскарабкавшись наверх, я распрямился в полный рост и разрядил «Страйзер» в работающую огневую точку. Не теряя времени, я бросился к ней, надо было убедиться, что лекарство помогло. Перепрыгивая через коряги и кусты, словно скаковой жеребец, я ворвался на позицию врага с перезаряженным ружьем наготове. Зачищать тут уже было нечего. Покореженная железяка вот все что осталось от пулемета, да бездыханное тело стрелка в камуфле с расплющенным лицом. Не повезло пареньку.
— Марк, как твой⁈ — окликнул я Крысобоя.
— Живехонек, подлюка! — отозвался Марк.
Я пнул напоследок пулемет и поспешил к товарищу. Крысобой склонился над мелко дрожащим человеком в камуфляже «лес». От его лица осталось лишь кровавое пятно.
— Слушай, какая странная штука. Я стрелял в тебя из «Страйзера», и тебе хоть бы хны. А этим бедолагам все кости переломало.
— Ничего тут странного, — ухмыльнулся Марк. — У меня же ребра титановые.
— Серьезная охрана у виртуальщика, — похвалил я, а про себя подумал: «Вот связался. Как бы Крысобой не из механмэнов оказался. Тогда я точно попал».
— А ты что хотел? Отряд салажат! Или банду дебилов?
Ответить, я не успел. Над моей головой пулями срезало ветку дерева и щепками посекло лицо. Вытолкнув Крысобоя из зоны огня, я нырнул вправо, закидывая силовое ружье за спину. В такой суматохе оно малоэффективно. Другое дело автомат.
Люди в камуфляже проступили повсюду. Они висели на ветвях, вглядываясь в лесную темень. Они находились за деревьями, шаря сканерами по пространству вокруг. Они торчали из оврагов, как весенние поганки. Они поднимались с земли вместе с шапками камуфляжного кустарника.
— Мне никто не говорил, что виртуалыцика охраняет целая армия, — изумился Марк.
— Ты думаешь, меня предупредили?
Нас засекли и накрыли лавиной свинца. Пули неслись отовсюду, не давая поднять голову. Пули вспахивали землю перед нами, засыпая грязью, щепой и осколками камней.
— Крысобой, у тебя семья есть?!! — пытаясь перекричать поток смерти, проорал я.
— Была когда-то!! — донеслось до меня.
— Чего случилось?!!
— Работа дрянная!!!
Похоже, пора удирать, пока нас не покрамсали в труху.
— Прикрой!!
Я вскинул автомат и дал короткую очередь по верхушкам деревьев. Успешно. Несколько солдат попадали на землю, словно гнилые яблоки. Крысобой тут же помог мне огнем, и в несколько минут мы зачистили все гнезда.
Тем временем солдаты перешли в наступление. Они собирались окружить нас и забросать гранатами, но эти штучки есть и у меня. Так что обломись судьба лихая. Так просто меня не взять. Я выдернул чеку и метнул гранату в скопление врагов. Секунда молчания, и гром, микшированный с огнем. Падающие на нас деревья — удачное прикрытие для отступления.
— Бежим!! — крикнул я Марку, поднимаясь с лежбища, как волк, накрытый охотниками.
Повторять Крысобою дважды не пришлось. За что мужика и уважаю, все с полуслова понимает. Я бежал, петляя. Я чувствовал каждую пулю, пущенную мне в спину, и успевал уворачиваться. Отбежав на приличное расстояние, я нырнул к земле, в прыжке разворачиваясь. Брр! Холодно и мокро! На секунду я закрыл глаза, а палец уже жал курок. Рядом упал Крысобой. Кажись, его все-таки зацепило. Лицо грязное. Камуфля на плече порвана, а из раны льется кровь. Крысобой сдернул со спины «Шторм», серьезная такая игрушка, прицелился и две ракеты с шипением устремились навстречу догоняющему нас врагу. Громыхнуло знатно, вырвав кусок реальности и разметав его во все стороны. Солдатиков пораскидало, словно кегли.
— Линяем под шумок, — предложил я.
Мы сорвались с земли и сломя голову понеслись в лес, оставляя за собой разгорающийся пожар и жуткие крики умирающих и раненных. Нас не преследовали.
Мы далеко ушли от заградительного отряда Себастьяна Гоевина, когда я наткнулся на голого мужика, пришитого стальными дротиками к дереву.
— Я, конечно, все понимаю, но почему он голый.
— Нудист, наверное, — предположил Крысобой.
— Ага, а чего он тогда в лесу делает? В первый раз вижу, чтоб нудисты с деревьями обнимались.
Крысобой, ухватив мертвеца за волосы, и пристально вгляделся в обезображенное муками смерти лицо.
— Одним конкурентом меньше.
— Итого их осталось шесть. Скажи, Марк, а за что тебя Крысобоем прозвали?
— Старая это история, — хмыкнул Марк, отпуская мертвеца. — Будет время, расскажу.
Мы недалеко отошли от незадачливого охотника.
И тут земля под нашими ногами разверзлась.
Мне удалось в последний момент уцепиться за какую-то ветку деревца. Оно согнулось подо мной в три погибели. Крысобой с матом рухнул вниз и все же успел вцепиться мне в ноги. Так и повисли, а ветка уже трещала. Я скосил глаза и посмотрел вниз. Так и есть ловушка. Дно ямы покрывали торчащие вверх остро оточенные колья, словно ощеренная пасть чудовища. Еще чуть-чуть и в нас наделают дырок. Надо выбираться из этой ямы. Я попытался ухватиться за край, но лишь обрушил вниз ком земли. Вот ведь задница.
Внезапно ветка в моей руке ожила, зазмеилась, обвивая запястье и поползла к плечу. Закончив движение, она потянула меня наверх. Внизу застонал Крысобой. С прострелянным плечом не много то провисишь.
Оказавшись на твердой земле, я подхватил Марка и вытянул его из ямы. Оттащив его в сторону, я обессилено привалился спиной к дереву-спасителю. Яма на моих глазах закрылась, не оставив после себя и следа.
Крысобой выглядел неважнецки. Опять открылась рана и кровоточила. Тяжелое дыхание. Лицо бледное. Вытащив инъектор, я вколол Марку стимулятор. Должно помочь. После чего залил рану медицинской восстанавливающей пеной и перевязал.
— Ты это видел?
— Видел, — отозвался Крысобой.
— И что это было?
— Яма‑то? — переспросил Марк. — А она с той веткой, что нас вытащила, одним шприцом мазана.
— Генетические мутанты, — догадался я.
— Точно. Разумные растения.
— Но опыты же запрещены.
— Для всех, кроме Гоевина, — поправил Крысобой. — И этому гаду ни черта не страшно. Ох, ни фга себе…
Крысобой замер, уставившись мне за спину. Я обернулся. Нас догнал стремительно разрастающийся лесной пожар. Марк запалил этот костерок из своего «Шторма». Но это еще полбеды. Лес вокруг нас загудел. Предчувствуя смерть, он оживал. И, судя по всему, к нам он не был расположен.
— Бежать сможешь?
— Смогу, — сжав зубы, отозвался Марк.
Во второй уже раз за последние полчаса мы пытались побить мировой рекорд в беге. Пламя жарило нам пятки, но держалось на почтительном расстоянии. Что нельзя было сказать о лесе. Одна из ветвей, трансформировавшаяся в лиану‑руку, ухватилась Крысобоя за ногу и дернула на себя. Марк упал лицом в траву, перевернулся и попытался отцепиться от живой лианы. Я изогнул кисть руки, на которой угнездился «Змей», и сжал пальцы, активируя оружие. Струя плазмы перерубила лиану. Освобожденный Крысобой спихнул с ноги дергающийся в конвульсиях обрубок ветки и нагнал меня.
— Классная у тебя штука!!! — оценил он.
Деревья тянули к нам ветви. Я отстреливался «Змеем», разрубая чересчур назойливые и ухватистые.
Лес внезапно закончился, и мы угодили в пространственную дыру. Я вывалился на горячий песок на вершине бархана. Крысобой, влетевший в дыру следом, столкнул меня, и я кубарем покатился с бархана. Оказавшись у подножия гигантского песчаного горба, я вскочил на ноги. Жарко то как и дышать нечем. Я мгновенно вспотел.
— Катись сюда!!!
Марк прыгнул на зад и съехал с бархана.
Я прикрыл глаза рукой и попытался осмотреться. Низкое небо с огромным раскаленным блином солнца, приклеенным к горизонту. Нескончаемые песчаные завалы. Картина удручающая. Из огня в пустыню. Неприятненько.
— Обратно нам не вернуться. Окно работает, но там пожар, — вслух размышлял я.
— Чего остается? — спросил Марк.
— Пехать вперед…
— Ну и где этот твой перед?
— Там, куда глаза глядят. Мне почему-то кажется, что эта пустыня — часть нашего пути. Я в этом уверен. Там, куда мы в первый раз попали, пространство было непригодно для жизни. Временный переход с ловушкой внутри. А тут мы и жить сможем. Правда, без воды недолго.
Крысобой встал во главе каравана, я в конце, и мы, оставляя за собой петляющие следы, пошли вперед, мечтая поскорее покинуть пустыню, где ни я, ни Крысобой до сегодняшнего дня ни разу не были.
Это существо живет и работает в самой толще человечества, несет в себе неведомую грозную программу, и страшнее всего то, что оно само ничего не знает об этой программе и ничего не узнает о ней даже в тот неопределенный момент, когда эта программа включится наконец, взорвет в нем землянина и поведет его…
А. и Б. Стругацкие. Жук в муравейнике
Прошло три часа. Измученный жарой я избавился от всего лишнего и посмотрел на Крысобоя. Похоже, стимулятор в пустыне спасовал. Марк выглядел хреново. Раненое плечо, оттягиваемое «Штормом», распухло и раздуло куртку. Усталые глаза заливал пот. Грязные волосы висели словно сосульки. Крысобой последовал моему примеру и сбросил все лишнее. Я сразу почувствовал себя лучше и на одном рывке преодолел три бархана, обогнав Марка, но потом снова скис. Я упал на колени и словно на санках съехал вниз. Солнце болталось в небе, как проклятие. Догнавший меня Крысобой, обреченно рухнул рядом, и, склонив голову на грудь, прошептал:
— Пить хочется.
— У нас совсем ничего не осталось?
— Может, глотка три в моей фляжке, — предположил Марк.
Поболтав ею в воздухе, он отвинтил колпачок и нацедил в него воды. Протянул мне. Я опрокинул влагу в себя, и она испарилась, соприкоснувшись с языком. Дососав остатки воды, Марк отбросил фляжку, и ее тут же занесло песком.
— Мы правильно идем? — спросил Крысобой.
— Должно быть, так.
— Когда же этот пляж кончится?
— Как только к морю выйдем.
Я поднялся на ноги. Тело болело, точно меня пропустили через камнедробилку. Веки набухли и дрожали. Клонило в сон. Пошли уже третьи сутки, как мы не спали, да и с едой было плохо….
Я сделал шаг, другой. И пошел вперед.
Крысобой с зубовным скрежетом последовал за мной. Насколько я помнил его досье, изученное еще в гостинице, он вернулся к вольной охоте после восьмилетнего перерыва. И сразу по полной нагрузке, но деньги того стоили.
С трудом переставляя ноги, я сам не заметил, как погрузился в себя. Я размышлял. Я ковырял киркой стыки между кирпичами, которыми была заложена дверь в секретную комнату. Там были спрятаны ответы на все вопросы. Я точно знал, но кирка ломалась, будто ее выдули из стекла, а стыки оставались целыми и даже не крошились. Ни грамма цемента не высыпалось из швов.
На повестке дня стояло два вопроса: кто я? и что для меня означает планета Амбер? Я чувствовал, что во мне живет какая-то программа. Я должен был что-то сделать… Но я не знал что, и это меня злило. Все ответы лежали за кирпичной стеной в замурованной комнате. Может, там библиотека, где все книги посвящены моей персоне? Только вот как до нее добраться? И тут я четко понял, что моя экспедиция за головой Гоевина имеет смысл. Не просто денежная сумма, выплаченная за исполненную работу, а что-то большее.
Я очнулся от того, что не мог сделать и шага. Какая-то неведомая сила спеленала ноги и пробиралась выше к голове. Я проваливался в тяжелый вязкий песок, который обволакивал со всех сторон. Будет теперь мне безымянная могильная плита.
— Русс, твою мать, руку давай!
— Лучше кинь мне лямку от автомата! — крикнул я и ушел в песок на локоть.
Крысобой освободил один конец ремня и перекинул мне. Я попытался поймать, но удалось это с третьей попытки. Я намотал свободную часть ремня на кулак. Марк уселся на песок, ухватился за автомат и потащил, напрягшись так, что повыступали все жилы, точно подкожные жгуты‑паразиты. Сантиметр за сантиметром я освобождался от оков песка, а Крысобой все тащил и тащил. Я не мог погибнуть. Теперь я знал, что должен, во что бы то ни стало дойти до виллы магната. Может, там, на вилле, прояснится хоть что-то из моей туманной биографии.
Выбравшись из ловушки, я раскинулся на песке и закрыл глаза.
— Чего ты меня спасать‑то полез, Крысобой?
Пересохшие губы еле шевелились.
— А чего, смотреть, как ты под землю уходишь? — раздраженно спросил Марк.
— Ну, так тебе бы весь гонорар перепал. А то еще делиться придется, — усмехнулся я, и легкие взорвались жаром, будто они были набиты песком.
— А я лучше поделюсь, — хитро сощурился Крысобой.
— Надо идти, Марк. Нужно выбираться из песков.
Ночь наступила внезапно. Солнце, висящее у горизонта, исчезло, и на небо повысыпали звезды. Вместе с солнцем сгинула жара, и резко похолодало. Я упал на бархан и закрыл глаза. Крысобой свалился рядом.
Проснулся я оттого, что кто-то выворачивал мне руки. Несколько человек в камуфле «песок» окружили со всех сторон. Восемь автоматных дул смотрели на меня. Суровый расклад.
Лица бойцов скрыты серыми масками. Глаза прикрыты черными очками-анализаторами. Кроме автоматов класса «Веер» солдаты были вооружены короткими офицерскими кинжалами.
Я в наручниках. Блестящие игрушки сковали запястья. И я один. Крысобоя нигде не видно. Я попытался осмотреться, повернул голову и получил пинок сапогом в живот. Скрючившись в позе эмбриона, я покосился на запястье. «Змей» остался со мной. Они подумали, что это всего лишь часы и не опасны. Великое упущение. Можно было прямо сейчас воспользоваться плазменной пушкой, но после короткого колебания я решил повременить и разузнать, что это за люди и куда они дели Марка.
С вершины песчаного гребня, в тени которого мы прилегли отдохнуть, заструился песок, и раздался женский грудной голос:
— Где второй?
Значит, это все-таки охрана виртуалыцика.
— Когда мы пришли, госпожа полковник, он был один.
— Вы упустили второго.
Дамочка, судя по голосу, изволила гневаться на нерадивых подчиненных. Она соскользнула по склону бархана и оказалась возле своего отряда. От солдат она мало чем отличалась. Та же форма, тот же капюшон с прорезями и очками, только полковничьи нашивки на рукавах.
— Поднимайте балласт. И пошли. Дорога впереди неблизкая, — приказала она.
А я обиделся. Это кого она балластом назвала?.. За балласт ответишь.
Казалось, пустыне не будет конца. Нескончаемые горбы барханов. Едва мы взбирались на очередной холм, как тут же нам открывался вид на цепочку песчаных гребней, теряющуюся в бесконечности.
Песок. Песок. Песок.
Солнце выкатилось в зенит и нещадно палило, грозя свести с ума любой живой организм, но мои безликие спутники были непроницаемы.
В любой момент я мог освободиться от браслетов. У меня в рукаве болтались целых два козыря. Первый козырь — «Змей». Тут уж без комментариев. Горящей груде мяса, которая когда-то была человеком, они излишни. Второй козырь — мои способности. Если моей жизни будет угрожать опасность, я без труда порву игрушки, которыми мне сковали руки. Но опасности для себя я не чувствовал. Так что, я решил выведать, куда меня ведут и кому я понадобился. Если же меня решили доставить Себастьяну Гоевину пред светлые очи, что ж, тем лучше. Быстрее цель настигну.
Я только волновался за Марка. Куда он пропал? Логика подсказывала, что он смылся, почуяв опасность, но интуиция протестовала против такого умозаключения. Крысобой не отличался трусливостью, и уж если он куда-то запропал, то явно не по этой причине. Если бы Крысобой решил от меня избавиться, он давно мог это сделать и не стал бы откладывать такую простую работу в долгий ящик, тем более случай представлялся не раз.
Исчезновение Крысобоя лежало в иной плоскости.
По пустыне мы отмотали километров пять. Госпожа полковник во главе каравана. Я в сердцевине.
Солдаты не выказывали признаков усталости. Словно роботы они, мерили песок шагами. Из вредности я спотыкался, старался повиснуть на впереди идущем бойце или нарваться на дуло позади идущего. Дважды я в изнеможении падал, но меня тут же грубо вздергивали на ноги, и тычками гнали вперед. Третье падение я разыграл, как цирковое представление. Запнувшись на ровном месте, толкнул в спину бойца, стараясь сбить его с ног, полетел на песок, опрокинув еще двух воинов, и, отползая от матерящихся солдат, заканючил:
— Я дальше не пойду. Я устал.
— Госпожа полковник, — обратился один из безликих воинов к предводительнице.
— Говори, Рашаль.
— Давайте расстреляем его прямо здесь. Чего с ним возиться?
Похоже, этому пареньку я не очень нравился.
— У меня приказ доставить его живым и невредимым.
— Лучше прикончить, как тех двоих, и не мучился бы, — проворчал другой солдат, один из тех кого я успел повалять.
Из короткой перебранки я узнал кое что интересное. Во-первых, до меня были уже арестанты и их постигла незавидная участь. Еще на двух конкурентов у нас меньше. Во-вторых, госпожа полковник проболталась о приказе «доставить меня живым и невредимым». И это уже любопытно. Откуда такая честь моей скромной охотничьей персоне? Или за мной по отдельному контракту охотятся? Тогда кто? Себастьян Гоевин? Зачем ему я? Или это СБЗ? Вот эта версия нравилась мне меньше всего. Если это они, то как у них получилось меня так быстро вычислить?
Тем временем солдаты откупорили фляги и хлестали воду, задрав маски. Госпожа полковник и вовсе обнажила бритый череп и поливала его щедро водой.
Последний раз я пил в лесу, перед тем как обнаружить голый пришпиленный к дереву труп. Но меня больше не вода заинтересовала, а личико госпожи полковника. Женщину я в последний раз щупал задолго до бомбардировки доков. Так что затяжное голодание пересилило жажду. Тем более что госпожа полковник мне приглянулась. Красивые точеные черты лица, хищный аккуратный носик, чувственные губы. Не смотря на военную форму, выглядела она очень соблазнительно.
В ее движениях виднелась армейская выучка. Значит, все-таки Гоевин… Но зачем я ему потребовался? Похоже, ответ на этот вопрос я получу, лишь встретившись с магнатом.
Солдаты вокруг меня зашебуршились, подхватили автоматы и заозирались по сторонам, словно ожидали нападения. Госпожа полковник нахлобучила на голову маску и с автоматом наперевес вскарабкалась на ближайший холм.
Я поднялся на ноги и приготовился в случае чего рвать наручники, да спасаться бегством.
— Опасность!!! Устрицы!!! — закричала госпожа полковник, скатываясь с холма.
То, что выползло из-за бархана, мало напоминало устрицу. Громадная восьминогая лохматая гусеница с лязгающими друг о друга клинками клыков и всадником нечеловеческой наружности на спине.
— Огонь!!! — приказала госпожа полковник и первой открыла огонь.
Солдаты последовали приказу командира, но пули не причинили неповоротливой гусенице никакого вреда, отлетали от ее сегментарного тела, лишь высекая искры. За первой тварью показались еще две, а на лице госпожи полковника появилась готовность подороже продать свою жизнь.
Я развел ладони в стороны, и сжал пальцы. Плазменный язык «Змея» слизнул цепь, связывающую браслеты на запястьях. Второй разряд «Змея» я направил в гусеницу, но плазма окатила ее и не причинила вреда. «Змей» против гусеницы бесполезен, а другого оружия у меня нет. Все отобрали при пленении.
На поясе одного из солдат я заметил гранату из своего арсенала. Сорвав с растерявшегося конвоира ячеистую гранату, я с удовольствием врезал бойцу в челюсть и, выдернув чеку, метнул гранату под брюхо первой гусеницы. Взрывом ей разнесло живот. Неприятный резкий коньячный запах, отдающий дерьмом, ударил в нос. Такое ощущение, что в брюхе у этой твари сдохло и разложилось целое армейское подразделение. Еще секунда — и вот уже другая гусеница закачалась из стороны в сторону, потом тоскливо завыла, ощерив зубастую пасть, и упала. Всадник, спрыгнувший с ее спины, — двуногий, прямоходящий, безрукий, с щупальцами из головы — был срезан короткой очередью.
— Гранаты под устрицы!!!
Госпожа полковник быстро училась. Однако ее подчиненные плохо работали вместе. Четыре гранаты влетели под правую гусеницу и одна под левую. Взрывом справа в песке образовался котлован, куда следующим взрывом смело левую гусеницу и погребло останки обеих под лавиной песка. Всадники не пытались спастись.
Госпожа полковник обернулась ко мне. Она хотела что-то сказать, но не успела. Из-за холма показались еще четыре гусеницы подкрепления. Солдаты вскинули автоматы и приготовились метать гранаты, благо их еще было достаточно, когда я заметил на спине первой гусеницы нечто необычное. Позади щупальцеголового всадника, обхватив его за туловище, восседал Марк Крысобой.
— Не стрелять!!! — завопил я.
И, как ни странно, меня послушались.
Игрок, поддавшийся азарту,
Не уповай на милость Бога,
Игрок, что ставит все на карту,
На карту ставит слишком много.
Мирза Шофи
— Груоппсы странные существа, — рассказывал Марк, раскачиваясь на соседней с моей гусенице. — Нижняя часть… на вашем сленге, она, кажется, называется устрица? — обратился он к госпоже полковнику.
Она плелась во главе своего отряда перед трехметровыми чудовищами. Безоружная, но не сломленная.
Госпожа полковник не удостоила Крысобоя ответом.
— Так вот, нижняя часть устрицы — это тело, а верхняя, ее они называют всадником, это мозг.
— Ты хочешь сказать, что это одно существо? — удивился я.
Щупальцеголовый обернулся ко мне и, раскрыв узкую беззубую пасть, спрятанную между щупальцами, произнес, слегка картавя:
— Одно. Одно.
— Познакомься, это Сайди. Он единственный умеет говорить на лингве. Правда, предпочитает молчать, — пояснил Марк.
— Сурово. Мозг может существовать отдельно от тела!
Моему удивлению не было предела. Такого мне еще не доводилось видеть.
— Мозг соединен с телом щупальцем, похожим формою на детородный орган. Видел я его лишь однажды. Кстати, это и удивительно. У груоппсов отношение к соединительному хоботу трепетное, граничащее с священным фанатизмом. Когда тело становится нежизнеспособным, мозг покидает его и подыскивает в стаде подходящее тело. Тело выполняет все животные функции, потребляет пищу, выделяет отходы, спаривается, а мозг высасывает энергию, необходимую для своего существования. Что самое интересное, рождается мозг с телом раздельно. Мозги рождаются редко. Раз в два года в колонии появляются до десяти новых мозгов, в то время как тел — до ста. Кстати, Рената… — обратился Крысобой к госпоже полковнику.
«Он ее знает», — удивился я.
— … потеря мозга, одного мозга для колонии существенна. А если мозг убит, то убийца обязательно должен быть подвергнут трансформации.
Я заметил, как вздрогнула госпожа полковник.
— Что это означает? — спросил я.
— Убийца будет генетически трансформирован в мозг, — ответил Крысобой, наслаждаясь волнами ужаса, которые исходили от солдат.
— Откуда тебе это известно? — спросил я.
— Я когда-то служил в этих местах. Это планета Фрагал. Одна двадцатая ее часть заполнена пустыней. Когда-то на Фрагале существовала мощная цивилизация, вышедшая в космос. Говорят, что это и есть планета Предтеч. Но это версия. Одна из множества версий. Планета пережила ядерную зиму. Цивилизация исчезла, оставив зерна своего присутствия на многих планетах, в том числе и на Земле, и на Амбере. Груоппсы — цивилизация, появившаяся после ядерной зимы.
Солдата, пристрелившего мозг, мы вынуждены были отдать груоппсам. Закон есть закон. Груоппс‑тело запеленало визжащего от ужаса солдата красной пенящейся нитью и уволокло за собой, догоняя сородичей.
Мы стояли возле ворот в другое пространство. Солдаты передумали с нами воевать, а госпожа полковник, разъяренная фурия, пожирала нас взглядом. Они лежали на песке, отдыхая. Дневной переход под дулами автоматов и клыками груоппсов вымотал их.
— Что будем с ними делать? — спросил я Крысобоя, садясь рядом.
Марк держался в отдалении от бывших врагов.
— По большому счету их надо бы расстрелять, — ответил Марк. — Но мне это не нравится.
— Они перейдут на нашу сторону?
— Чем мы им платить будем? Гонорар гоевинский на десять частей поделим?
— Зачем так грубо. Гонорар наш. А им предложим два часа на разграбление виллы, — предложил я, не сводя глаз с плененных.
— Это, конечно, мысль, — одобрил Крысобой. — Рената должна согласиться. За остальных не ручаюсь. Они уже провалили задание Гоевина по нашей поимке. Так что могут считать себя уволенными без выходного пособия. Надо попробовать, Ларс.
— Откуда ты знаешь Ренату? — полюбопытствовал я.
— Доводилось с ней работать. Рената Музыкантская универсум в своем роде. Единственный вольный охотник‑женщина. Я с ней в одной компании усмирял восстание на Сарракше. Нам дали заказ на голову предводителя повстанцев. Его мы убрали. А потом эта политиканская крыса лорд Джудд, представитель Объединенной Земли от Европейского союза, нашел в наших действиях что-то негуманное, незаконное, и меня с Музыкантской отдали под суд. Уж не знаю, с кем Рената переспала, но с нее обвинения были сняты, а мне восемь лет впаяли. Так что я без трех минут бывший зэк. Это мое первое дело после заключения. Знаешь, как было тяжело получить лицензию с таким клеймом в биографии…
Солнце упало за край.
Звезды засверкали в черном бездонном небе.
Повисло молчание.
— Ты куда пропал? — спросил я.
Крысобой усмехнулся:
— Не спалось. Тут шум какой‑то. Я на бархан взобрался. Глянул. Груоппсы. Тут меня и осенило, что нас на Фрагал занесло. Я к ним подошел. Пообщаться. Немного по‑ихнему говорить могу. А пока трепался, тебя уже прихватили. Я то сразу смекнул, что это нашего магната людишки. Ну, думаю, пусть до врат доведут, а там Ларса Русса отобью. А когда вы на привал остановились, после твоей клоунады… Снимаю шляпу, если бы она у меня была, сыграл ты профессионально. Тут еще и Музыкантскую увидел. Дальше тянуть было нельзя. Мы и налетели.
— Когда эти твари появились, выглядели они весьма эффектно… Скоро ли пойдем? — поинтересовался я, кивнув в сторону врат.
Песок перед дрожащим пространством серебрился.
— Не знаю. Может, еще отдохнуть? — предложил Крысобой.
— Не стоит, — отверг я. — Сейчас надо идти.
— Почему, Русс?
— А вдруг нам пустыня еще что-нибудь подкинет? Может, высланы другие отряды, о которых Музыкантская не знает?
Крысобой мотнул головой:
— Вот и я не знаю.
— Лорда Джудда виртуальщику этому в задницу!.. Пошли. С народом потолкуем.
Солдатам долго не раздумывали. Согласились сразу. Их воодушевила идея — разграбить виллу магната, на которой они неоднократно бывали. Судя по реакции пленных, на вилле было чем поживиться. Дольше всех сомневалась Рената Музыкантская. Ее смущал Марк Крысобой. Не такие уж простые у них отношения, как мне Марк втирал. Наконец она согласилась, и я вернул бойцам оружие.
— Что ждет нас за воротами? — спросил я Музыкантскую.
Она посмотрела на меня. И тут я увидел ее бездонные глаза и утонул. Спокойствие, только спокойствие, нельзя голову терять. Не время пока.
— Сады, — неохотно отозвалась Музыкантская. — Они окружают виллу полукольцом.
— Ловушки? — спросил я.
— В основном охрана. Гоевин навербовал наемников.
— Какое количество?
— Человек сто.
— А у нас десяток наберется. Хорошая расстановка сил, — пробормотал я.
Крысобой скептически хмыкнул. Рената молча всматривалась в ночное небо. Невольно и я поднял голову. Там наверху творилось странное. Звезды медленно пропадали, будто их проглатывало что-то неведомое.
— Нужно срочно уходить, — нервно сказала она.
— Чего так? — насмешливо спросил Марк.
— На нас надвигается песчаная буря, — ответил я.
Ад — особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогался.
А. Камю
С одной стороны врат надвигалась песчаная буря. Уже видны были приближающиеся смерчи, меняющие рельеф пустыни. По другую бесчинствовал дождь. Выпав из пространственного колодца, мы тут же спрятались под ветвями раскидистого дерева. Я задрал голову, ловя пересохшим ртом дождевую влагу. Я пил и не мог насытиться. Рядом на водопой встал Крысобой. Музыкантская и солдаты пялились на нас, как на сумасшедших. Никому из них не пришло в голову поделиться с нами водой из фляжек.
Утолив жажду, я утер рот рукой и довольно облизнулся. В ту же секунду мой взгляд вырвал из зарослей кустарника мраморную статую, изображавшую какого-то полуобнаженного мужика с выколотыми глазами. Видно один из местных божков. Причинное место стыдливо скрыто фиговым листочком, а вот рук у статуи не было. Уже успели отколоть. Налюбоваться скульптурой я не успел. Голова божества разлетелась мелкими осколками, полетели в стороны ветви кустарника, окружавшего скульптуру. Словно пьяный садовник, вооружившись лазерным секатором, авангардно легким взмахом уполовинил кусты. Листья взвились вверх и закружились, как пух из разграбленного курятника.
Я опрокинулся на спину и перекатился за дерево. Солдаты охраны заняли позиции в начале садовой дорожки, укрывшись за скамейками и статуями. Оценить их количество мне не удалось. Я нацелил «Шершень» на садовую дорожку и заозирался по сторонам. Крысобой раскладывал перед собой гранаты, точно пасьянс. А Музыкантская вытащила пистолет, проверила обойму и приготовилась к бою. Ее бойцы слаженно рассредоточились вдоль садовой дорожки, готовясь к сражению.
Никто не ожидал, как Рената закричала:
— Не стрелять! Не стрелять!
Крысобой вздрогнул и злобно покосился на свою бывшую пассию. Он оставил в покое гранаты и вытянул из-за пояса пистолет класса «Кактус», намереваясь всадить в женщину всю обойму игл.
Я зашипел на Марка. Он меня услышал, спрятал «Кактус» в разгрузку, и вперился в Ренату, ожидая подвоха.
— Ребята, это я, полковник Музыкантская! Прекратить стрельбу! Мы ведем пленных для Себастьяна Гоевина! — разорялась Рената.
Охрана усадьбы ее похоже не слышала, и на нас продолжал литься стальной дождь.
— Кончайте стрелять, дебилы недоношенные! Мать вашу драную! — сменила тактику Музыкантская.
Новая тактика подействовала. Стрельба стихла и на садовую дорожку вышли охранники с оружием, смотрящим в землю.
— Поднимайте свои тощие зады, шакалы! — прокричала нам Рената.
Крысобой недовольно зарычал, бросил короткий взгляд на гранаты. Велико было искушение забросать ими охранников. Потом спустить штаны с Музыкансткой, да всыпать ей от души по голому заду, но он справился с собой и поднялся с земли. Я задвинул «Шершень» подальше в кусты, но так чтобы потом можно было найти, встал и демонстративно заложил руки за спину.
Шустрый рядовой из нашего отряда подскочил ко мне и воткнул дуло автомата мне между ребер. Потом несильно толкнул на дорожку.
Что-то должно было произойти.
Я чувствовал движение воздуха, наполненного предвкушением приближающейся смерти. Под конвоем мы приблизились к охранникам, сверля спину Ренате. Их было двадцать человек. По два выстрела на каждого. Раз плюнуть!
В подставу со стороны Музыкантской я не верил. Она конечно баба хитрая, и явно что-то задумала. Только вот расставила ловушку не на нас. Скорее мне с Марком в ней уготована роль ядовитых пауков. Только вот Крысобой не был так оптимистично настроен. Он уже жалел об оставленных гранатах и готовился дать решительный бой. Если он разойдется, то может всех тут положить.
— Лейтенант Козлов, — козырнул Ренате старший по званию.
— Полковник Музыкантская, — ответила она. — Какого хрена палите без разбору? Что, форму не разобрали?
— К нам поступило сообщение, что группа террористов готовится прорвать периметр. Они могут быть одеты в форму гвардии, — доложил лейтенант.
— И вы конечно же решили валить всех сразу. А «свои-чужие» потом разбираться. Кто-нибудь еще проходил?
— Один человек пытался пробраться сквозь сад. Вторая рота его обезвредила.
Я торжествующе посмотрел на Крысобоя. Конкуренты сокращаются на глазах. Мрут как мухи. Теперь их осталось трое.
— Бдите, лейтенант. В этот раз, что называется, пронесло. Но в другой раз может пронести мимо толчка. Вольно.
Лейтенантик расслабился и тут же получил пулю в голову от Ренаты.
Защелкали выстрелы. И в считанные секунды все охранники полегли на садовую дорожку. Даже Крысобой успел выхватить «Кактус» и разнести веером игл лицо ближайшего бойца в лохмотья. Мне же пострелять не удалось.
Врага было не жалко. Его единственная вина заключалась в том, что он продался не тому человеку. Гоевин преступил закон, а они защищали его. В конце концов, знали, на что шли. За повышенную опасность еще и прибавку к зарплате получали, а за каждого убитого охотника премию.
Моя совесть была чиста.
Ударом ноги я пробил горло мужику справа, а левому сломал шею.
— Дальше будет хуже, — сообщила Рената. — Это из третьей роты. Мы первая. Нас еще восемь рот ждут. Так что работы невпроворот. Будем врываться резко, чтобы они не опомнились.
— А я думал, ты нас заложить решила, — сообщил я, хлопая Музыкантскую по плечу.
— В следующий раз обязательно, — пообещала Рената.
Наши солдаты сноровисто обшмонали убитых, сняли все полезное и поделили между собой. Судя по сосредоточенным и отработанным движениям, этическими вопросами они голову себе не забивали. Вероятно, ребята прошли курс психокоррекции, и им стерли все излишние чувства для точного выполнения задания.
Я вернулся за «Шершнем».
Крысобой рассовал по карманам гранаты и взглянул на меня.
— Ну, что, пощекочем виртуальщику нервы?
— Скорее уж поджарим, — поправил я Марка.
— Ага. Подпалим ему задницу, — согласился Крысобой.
Метров двести мы прошли в относительном спокойствии. Если бы еще не зверюги комары, сбившиеся в стаи и следовавшие за нами по пятам. Я начал подозревать, что это новое биологическое оружие, и Гоевин решил его на нас испробовать.
Мы пересекли центральную аллею парка и углубились в виноградные дебри, где нас накрыл автоматный огонь. Пареньку, шедшему со мной рядом, измочалило всю грудь. Чуть дальше громыхнул взрыв, и на моих глазах пару бойцов разорвало в куски. Виноградины порхали в воздухе, словно летчики‑камикадзе. Брызги винограда летели в стороны, раскрашивая лица красным. Хорошее название для крутого боевика: «Смерть в винограде»!
Первой отреагировала Рената. Она упала на землю, мы последовали ее примеру. И тут нас атаковали комары. Все оравой они навалились на солдата, залегшего в стороне. Рядовой истошно закричал, но мы ему ничем помочь не могли. Через минуту комары поднялись в воздух, оставив после себя раздувшийся, бившийся в агонии мешок мяса. Чьи мучения оборвал Крысобой двумя выстрелами в голову.
Моя версия о новом биологическом оружии оказалась верной.
Кровососущая орда нашла новую жертву. Она окутала плотным шевелящимся облаком еще одного нашего солдата.
— Таким темпом нас всех пожрут! — прокричала Музыкантская.
— Что за скотская жизнь! — выругался Крысобой, привстал и одну за другой метнул три последних гранаты в залегшего впереди противника.
Гранаты не долетели до врага. Они взорвались в нескольких метров от их линии обороны, подняв в воздух комья земли, травы и грязи. Музыкантская просчитала маневр Крысобоя и первой бросила дымовые гранаты. Бойцы поддержали командира. И между нами и врагом поднялась дымовая завеса. Мы пролетели сквозь нее в облаке виноградного сока с роем насекомых на хвосте.
Мы вынырнули из дыма и винограда в двух шагах от позиции неприятеля. «Шершень» забился у меня в руках, зачищая огневые точки.
Мы пронеслись сквозь врага, точно ураган, перескочили через них и понеслись дальше, рискуя схлопотать пулю в спину. Но солдатам охраны было уже не до нас. Рой комаров, преследуя наш отряд, налетел на залегших охранников и облепил их. Через минуту солдаты дрогнули и обратились в бегство. Побросав оружие, они удирали вслед за нами, перепрыгивая через трупы товарищей. Насекомые было погнались за ними, но вскоре отстали. Там позади еще осталось много полуживых обездвиженных тел, которыми можно полакомиться. И ненасытные комары вернулись к ним.
Красивая получилась картинка. Впереди всех неслась Музыкантская с Крысобоем, потом я и трое оставшихся ребят из нашего отряда, а за нами человек пятьдесят вражеских солдат, обезумевших от страха. Этих психокодировке явно не подвергали. Иначе они не смогли бы так бегать.
Мы со скоростью лосей во время гона добежали до виллы Себастьяна Гоевина, возвышавшейся над садами. Впереди показалась парадная лестница, не уступавшая роскошью Версальскому дворцу. Подъездная дорожка с десятком поставленных на прикол автомобилей, флаеров и тьма охранников. Они прогуливались между машинами, держа наперевес автоматы, и сидели на ступеньках лестницы. Мы неслись прямо на них.
Еще чуть-чуть и нас перестреляют, как котят.
Мы вылетели из леса. Я сбил с ног Крысобоя и Музыкантскую и сам упал на траву.
— Какого хе… — хотел было возмутиться Марк, но я его перебил:
— Огонь!!!
«Шершень» затрясся в руках от приступа стального кашля.
Крысобоя не пришлось долго уговаривать, и он вторил мне из трофейного «Шмеля».
Стальными вихрями мы окатили автомобили, делая из них сито, застучали по вилле, оставляя в стенах выбоины. Взвился в воздух взорвавшийся флаер. Пуля угодила в топливный бак. Нам удалось положить пару десятков охранников, прежде чем они не разбежались по сторонам и не залегли в укрытиях.
Мой план удался. Из леса вылетели наши обезумевшие преследователи, перескочили через нас, не обратив внимания на препятствие, и понеслись в сторону особняка с дикими глазами и истошными воплями. Охрана тут же открыла огонь, положив всех.
— Вперед! — заорал я, первым поднимаясь с земли.
Если у нас и был шанс захватить виллу, так только под прикрытием смертников. Что мы и сделали. Они проложили нам дорогу до автомобилей. И мы налетели на врага, как коршуны на легкую добычу. «Шершень» и «Шмель» спели дуэтом и охранники, укрывшиеся за автомобилями, навечно остались лежать под колесами.
Выжившие из заградительного отряда бросились по ступенькам парадной лестницы наверх и тут же полегли. Спрятавшиеся на первой галерее между колонн охранники четко их покосили.
— Осталось самое малое — на виллу попасть!!! — крикнул я Крысобою.
— Попадем!! — откликнулась Музыкантская.
— Как?!! — заголосил Марк, укрывавшийся за корпусом машины.
— А вот как!!
Музыкантская вытащила из кармашка разгрузки маленькую серую коробочку с антенной и нажала кнопку. Сильный взрыв обрушил всю парадную лестницу вместе с балюстрадой и колоннами крыльца, погребая под обломками защитников усадьбы.
— Вот это женщина, — изумился Крысобой.
— Скажи, ты все это заранее продумала? — спросил я.
Рената хищно улыбнулась и сообщила:
— Нам еще остатки охраны из виллы выкуривать. Да двух охотников. Может, сначала поработаем, а потом будем беседы вести.
— Почему двух? — опередил меня с вопросом Крысобой. — Их же три оставалось?
— Потому что я третий охотник, — обрадовала нас Рената. — Я давно работаю на Гоевина. А недавно заключила контракт на его голову. Подготовилась, виллу начинила взрывчаткой. Думала, когда другие охотники начнут усадьбу штурмовать, я ее на воздух подниму, а под шумок с головой Гоевина и смоюсь. Тут вы подвернулись. Значит, судьба мне с тобой, Крысобой, и с тобой…
— Ларс Русс, — представился я.
— … и с тобой, Ларс Русс, начатое завершить.
— Тогда давайте закончим эту мутотень! — крикнул я, вскакивая с земли.
Вместе со мной встали Крысобой и Музыкантская.
Солдаты из ее отряда с земли не поднялись.
Солдат — просто фигура в сложной игре, которую ведет правительство, и когда он поймет это и выйдет из себя, как правило, будет поздно.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Взобравшись по руинам крыльца, я ухватился за порог и втянул себя в дверной проем. Закрепив спасательные тросы, я сбросил концы вниз и помог подняться Крысобою и Ренате. Стоило мне сделать первые шаги по треснувшему паркетному полу, как я схлопотал в зубы солдатским ботинком, подкованным стальными гвоздями. Признаться честно, это меня разозлило. Я отшатнулся назад и чуть было не сбросил Крысобоя вниз. Марк отпихнул меня в сторону и выстрелил из «Кактуса» в лицо охраннику. Мужик свалился на пол, а из-за его спины выросли еще трое, готовые к стрельбе. Я нырнул на пол, уходя с линии огня, и очередью «Шершня» положил всю тройку.
Усадьба выглядела шикарно. Целый дворец посреди леса.
— Радушная встреча. Ничего не скажешь, — вздохнул я, поднимаясь с пола.
— Надо разойтись, — предложил Крысобой.
— Встретимся на втором этаже! — крикнула Музыкантская, уходя в правый коридор.
Через минуту защелкал «Шмель», вступая в перебранку с автоматическими сородичами.
— Ну, что, — посмотрел я на Крысобоя, — если я первым найду Гоевина, гонорар пополам.
— По рукам.
Мы разошлись. Я выбрал центральную анфиладу, прошел несколько залов насквозь, но не увидел ничего примечательного, кроме роскоши, картин и старинной мебели. Наконец, я очутился в комнате, занятой коллекцией средневекового орудия, но тут меня ждал тупик. Дверь, в которую я вошел, за моей спиной захлопнулась. А другого выхода я не видел.
Внезапно я уловил позади себя резкое движение, обернулся, приседая, и вовремя. Надо мной пронеслось массивное лезвие меча. Этого мужика я где-то уже видел. Уж больно знакомая у него морда. Но разбираться в подробностях предыдущей нашей встречи времени не было. Он очень хотел меня убить и уже замахивался для нового удара. Я сжал пальцы на правой руке, и плазменное жало «Змея» пронзило его насквозь, выжигая в животе дыру. Его глаза выпучились в удивлении, и он упал. Теперь я вспомнил, где я видел его. Он был одним из свиты царька, поселившегося в отеле, где я проживал. Я поднимался с ним в лифте. С ним и Крысобоем.
Хлоп. Хлоп. Хлоп.
Хлопки за моей спиной.
Я обернулся.
Посередине зала стоял человек в простой рубахе навыпуск и в шароварах. Он хлопал в ладоши. С левой руки у него свисали зеленые четки, а у пояса болтался меч.
— Браво! Браво! Браво! — промурлыкал человек.
Этот смазливый кошак и был тем царьком, а также одним из оставшихся в живых охотников.
— Ты уже нашел Гоевина? — спросил я, направляя на незнакомца раструб автомата.
— Нет. Мы только успели войти, а тут вы бомбанули крыльцо.
— Ну, значит, тебе и не суждено.
— Ты не выстрелишь, — прокурлыкал царек.
Ну, вот, еще один маньяк телепат выискался. Он говорил как-то с придыханием, похоже пытался меня загипнотизировать и бросить оружие, после чего отсечь мне голову. Как же ему должно быть обидно, что на меня весь этот гипноз не действует. Не внушаемый я.
Но хоть и не внушаемый, а пристрелить кошака не удалось. По банальным причинам. Патроны кончились, а от пистолетов я еще в пустыне избавился, как от ненужного барахла.
Я отбросил в сторону автомат и огляделся по сторонам в поисках подходящего оружия. «Змей» мне вряд ли мог помочь. Сегодня я его активно использовал и заряд аккумулятора после последнего выстрела равнялся нулю. В двух метрах от меня на стене висела секира, но до нее еще допрыгнуть надо, а царек уже вырос передо мной и собирался отрубить голову.
«Не везет мне как-то с оружием», — подумал я, уклоняясь от смертельного выпада.
И тут я вспомнил, почему у меня ботинки такие тяжелые.
Не давая царьку роздыху, я активировал спрятанные в подметке ботинка лезвия, подпрыгнул и рассек охотнику конкуренту горло. Он выронил меч, который я тут же подхватил, попытался зажать рану, но руки не дотянулись до шеи и упали. А вслед за ними рухнуло тело.
Одним меньше.
Теперь бы только найти выход. Он оказался внутри холста, прямо в полотне венецианского художника, а ведь с первого взгляда не различишь, да и со второго тоже. Я шагнул внутрь картины и обнаружил за ней винтовую лестницу. Поднявшись по ней, я увидел новую дверь. Толкнул ее и отпрянул в сторону. Ожидал шквал огня, но его не последовало. Меня никто не встречал. Никто не пытался расстрелять меня из автомата, прикончить пистолетным выстрелом в голову, или просто наделать мне дырок в животе мечом.
Я вошел и оказался в пустой темной комнате. Посредине одиноко стоял стул, напротив него висела видеопанель. И больше никакой мебели. На стуле сидел грузный седовласый мужчина в просторном сером балахоне и коричневой накидке. Лица его я не видел. Осторожно я попытался его обойти, но в этот момент в комнату через другие двери ворвались Крысобой и Музыкантская. Тут же вспыхнул свет.
— Ларс, ты как⁈ — крикнул мне Марк. — А это что за перец?
Заметил он сидящего мужика.
— Хрен его знает, — отозвался я. — Эй, товарищ, ты вообще живой⁈
Незнакомец обернулся, и я его тут же узнал. Себастьян Гоевин, собственной персоной, небритый, подавленный, затравленный с усталыми глазами. Я ничего не успел сделать. Музыкантская вскинула пистолет и пустила ему пулю в голову. Виртуальный магнат завалился вместе со стулом на бок под гром внезапно зазвучавшей помпезной музыки.
— У нас появился победитель! — ворвался в комнату истошный голос.
Включилась видеопанель, с которой на нас смотрел Себастьян Гоевин.
— Я вижу, господа, вы удивлены моим внезапным воскрешением? — добродушно спросил магнат. — Не беспокойтесь. Я жив, а это мой клон!
Предчувствуя нехорошее, я сполз по стене на пол, выпустив из рук оружие. Похоже, мы все-таки проиграли, а Гоевин нас обхитрил и подсунул пустышку.
Я покосился на Крысобоя. Он выглядел ошарашенным. А вот кто вообще не удивился, так это Музыкантская. Складывалось впечатление, что она обо всем знала.
— Уважаемые охотники, во-первых, хотелось бы вам сообщить, что никакого заказа на мою голову от Правительства не поступало.
Вот чувствовал я, что это дело дурно пахнет.
— Мои слова подтвердит глава Лиги Вольных Охотников, Алекс Лопановский.
На панели появилась бородатая голова, знакомая любому вольному охотнику от стажера до ветерана.
— Я подтверждаю слова Себастьяна Гоевина. Никакого правительственного заказа на его голову не поступало.
— Алекс, что за муть⁈ — вскричал Крысобой, подскакивая к панели и загораживая обзор.
Я выглянул из-за его плеча.
— Марк, это не муть, — ответил Лопановский. — Это шоу.
Лицо Алекса Лопановского растворилось в ехидной ухмылке Себастьяна Гоевина.
— Сядьте, господин Крысобой. Сядьте.
Марк послушайся.
— Если вам недостаточно слов Алекса Лопановского, то вот вам документальное подтверждение.
В комнату въехал робот с подносом, зажатым в манипуляторах. На нем лежал лист пластика. Я поднял его и прочитал документ, заверенный гербовой печатью Правительства Земли и защитными голограммами. Документ полностью подтверждал слова Гоевина. Протянув документ Крысобою, я удобно устроился на полу, поджав под себя ноги.
— Я поздравляю вас, господа… — продолжил Себастьян Гоевин. — Вы участвовали в виртуальном реалити шоу «Сезон охоты». Через три недели начнется его трансляция в сети. Заказ на свою голову я разместил сам с разрешения Алекса Лопановского. Это совместный проект моей корпорации и Лиги Вольных Охотников. С тех пор как вы подписали контракт, за вами ежесекундно следили тысячи видеокамер. И вы, госпожа Музыкантская, являетесь победителем шоу. Вам все-таки, несмотря на все препятствия, удалось убить магната, и за это вы получаете три миллиона долларов. Господа Ларс Русс и Марк Крысобой, вам, как участникам шоу и пришедшим к финишу одновременно с победителем, полагается по пятьсот тысяч долларов, плюс к этому контракт на участие в новом шоу. Если хотите, госпожа Музыкантская, вы тоже можете участвовать. Ваш ответ?
Что ж, такой расклад меня вполне устраивал. Пятьсот тысяч хорошая сумма, тем более что она превышала сумму контракта, да и убивать из-за них никого не пришлось. Новое шоу? Это уж как получится. Подумать надо. Мои мысли озвучил Марк Крысобой.
— Это ваше право, господа. Думайте, — согласился Себастьян Гоевин. — Возле усадьбы вас уже ждет лимузин. Он отвезет вас в самый лучший отель Лос-Анджелеса, где для вас забронированы президентские номера. Даю вам сутки на размышления.
Экран погас.
Дверь в комнату распахнулась, и вошел худой мужчина в форме шофера:
— Лимузин ждет вас.
Экран внезапно вновь загорелся, явив улыбающееся лицо Гоевина, который пристально смотрел на меня.
— Удачи тебе, Ларе Русс, — сказал он и экран погас.
Что-то связывало меня с Себастьяном Гоевином.
Но вот что? Как бы узнать.
Птицы — существа, которые щебечут.
Клиффорд Саймак. Братство талисмана
Я купался в облаках, нырял в них и, задерживая дыхание, погружался все глубже и глубже, чтобы, достигнув дна, оттолкнуться и взмыть назад к звездам. Они раскрывались передо мной жемчужной россыпью, и я чувствовал, что эти звезды принадлежат мне, целиком и без остатка. Я слышал рев двигателей рвущегося сквозь атмосферу к закопченному небу исполинского космического корабля. Он был похож на воздушный дворец. На его бортах в солнечных лучах переливалась эмблема — дерево‑шар с оранжевыми листьями в когтях зеленой летучей мыши о двух головах. Я чувствовал, что эта эмблема для меня что-то значит. Было в ней что-то домашнее, но это ощущение быстро таяло, как мороженое на солнцепеке.
Корабль‑дворец проплыл мимо. Я видел, что творилось внутри него: на палубах и в каютах, на капитанском мостике, в штурманской рубке и в камбузе. Люди в кипящем стальном муравейнике, подключенные к мозгу корабля, отдыхали и играли в пинг‑понг магнитными ракетками, прокладывали маршруты сквозь звезды и управляли кухонными роботами. Я хотел ринуться к кораблю, ворваться внутрь и слиться с его обитателями, но не мог пошевелить даже пальцем. Тело отказывалось слушаться.
Корабль вонзился в небо и освободился от притяжения планеты. Я наблюдал, как сотни кораблей стартовали вслед за ним. Железный рой таял в пепельном небе догорающей планеты.
Я ощутил полет, разорвал цепи, сковывавшие тело, и зажмурил глаза от ветра, хлеставшего по щекам. Бешеный полет. Когда я осмелился открыть глаза, то увидел ту же картинку — железный рой в угольном небе, но эта картинка находилась в ином пространстве, как будто я сидел в комнате и смотрел в окно, которое больше напоминало экран вирттеатра. Вдруг окно изрезали трещины, из них полилась густая кровавая патока, и оно лопнуло, засыпав меня осколками.
Кто‑то тряс меня за плечо и басил в ухо:
— Русс, твою мать. Просыпайся. Какого хрена разоспался!
Я открыл глаза.
Надо мной склонился Марк Крысобой и будил самым наглым образом. А так хотелось досмотреть сон до конца. Может быть, за осколками…
… какими осколками? Я знал, что во сне присутствовали осколки, но что за осколки, откуда они взялись, и что мне вообще снилось, как я, не пытался вспомнить, не получалось. Словно мне аккуратно затерли память.
Я поднялся и сел на койке, позевывая и потягиваясь, и обнаружил, что нахожусь в прозрачном пузыре комнаты, которую со всех сторон окружала вода и опутывали водоросли. Впору испугаться. Что я сначала и сделал, но тут же всплыли слова «Себастьян Гоевин», и все встало на свои места.
ШОУ.
Мы находимся внутри реалити-шоу. Я, Марк Крысобой, Рената Музыкантская и еще тринадцать добровольцев. От них мы отделились в первые же дни, заняли отдельно стоящий комплекс подводных капсул, предназначенных для проживания небольшой группы. Нас поместили на планету, лишенную суши. Повсюду вода. Сплошная водная гладь. Наша задача выжить. Последней пятерке могикан будет вручена денежная премия. Такие условия конкурса выдвинул Себастьян Гоевин, и нас загрузили через ставшие уже привычными телепорты в подводный дом.
Шел второй день подводного заточения. И пока я не понимал, в чем изюминка этого шоу. Мы жили как на заграничном курорте, ни одной трудности вокруг, но, судя по встревоженной физиономии Крысобоя, беззаботные деньки закончились.
— Чего стряслось?
— Нас атакуют, — ошарашил новостью Марк.
— Кто атакует? Акулы, что ли? Кальмары? Кто тут под водой атаковать может? — не поверил я.
Я как-то не замечал за Крысобоем склонность к розыгрышам, но, вполне вероятно, его Музыкантская накрутила. После того как мы покинули Фаргал, место нашего знакомства, Марк с Ренатой прямо-таки спелись. Видно, вспомнили старую дружбу.
— Аборигены. Сучьи рыла, — нервничал Крысобой.
— Какие аборигены? Какие тут аборигены под водой могут быть? — огрызнулся я.
— Слушай, ты трепотню разводить будешь или мозговать, как нам из переплета выкрутиться! — распсиховался Крысобой.
Вглядываясь в подводный сумрак, он нервно отстукивал какой-то ритм по поверхности пузыря.
— Они напали внезапно. Хорошо вооружены. Они отсекли туннель, который связывал нас с основной колонией. И мы оказались в полной изоляции. Там битва кипит. Они окружили ребят со всех сторон и теперь травят, а мы и подсобить ничем не можем.
— Чем вооружены дикари? — спросил я, натягивая комбинезон индивидуальной защиты, предназначенный для передвижения на глубине.
Голову обтянула прозрачная пленка, через нее я мог дышать. Не знаю принцип ее действия, но она аккуратно вытягивала воздух из воды, и возвращала продукты дыхания назад.
— Хрен их знает. Что-то типа скорострельных пулеметов. Они огнем шпарят, — ответил Крысобой. — Или колючками светящимися.
— Как это огнем шпарят? — удивился я. — Это в воде то? Туннель восстановить можно?
— В принципе это реально, — сказал Крысобой. — Но время нужно. А у нас его нет. Братве не поможем, погибнут все, и никакой лорд Джудд не выручит.
— Марк, выходить надо. Костюмы с Ренаткой напяливайте и к шлюзу, а я пока посмотрю, что у нас по части оружия.
Крысобоя долго упрашивать не пришлось. Он тут же скрылся и загрохотал басом, подгоняя Музыкантскую.
Я выбрался из комнаты‑капсулы в оружейную, так в день заселения мы окрестили пузырь, заставленный пластиковыми шкафами‑витринами с разнообразным оружием, предназначенным для подводных баталий, и забрал первое, что бросилось в глаза. Скорострельный компактный автомат. На сером корпусе стояло клеймо: «РАК‑310380». Автомат я повесил за спину и рассовал по карманам комбинезона восемь обойм к нему. На аборигенов хватит. Для верности я прихватил несколько гранат, по форме напоминающих груши, и пару легких пистолетов «Стебель». Такой же комплект я прихватил для друзей. Оружие вытащил к шлюзу, здесь меня поджидали Крысобой и Музыкантская, затянутые в костюмы жизнеобеспечения.
— Ну, что, вдарим по лишайникам, — предложил я, открывая шлюз.
Наши капсулы лежали у подножия скалы, которая возносилась к пределам подводного мира. По другую сторону скалы, чуть выше нашего дома, на выступе покоился комплекс пузырей, как яйца в птичьем гнезде. Здесь обитали тринадцать человек — восемь мужчин и пять женщин. Наши капсулы соединялись извилистым переходом. Туннель был поврежден. Из разрыва хлестал воздух, стены выцеживали его из воды, а брешь вышвыривала его обратно в водное пространство. Возле гнездовых пузырей вились серые тени и палили по ним оранжевыми струями, но это не причиняло пузырям вреда. Их обитатели затаились за прочными стенами, в надежде что пронесет, и не спешили огрызаться. Долго так не могло продолжаться. Сумели же аборигены соединительный туннель разрушить, отрезав нас от основного комплекса пузырей, значит, у них есть оружие, способное на такие фокусы, и скоро они додумаются применить его к жилым капсулам. Тогда в шоу сразу определится победитель, хотя рейтинги могут пострадать.
Аборигены, казалось, прочитали мои мысли. Из расщелины поднялась грузная бесформенная тень и зависла над нашим гнездовьем. Она была похожа на огромного ската, на спине которого лежало гуманойдное существо. Руками абориген цеплялся за пульсирующий нарост на теле ската.
— Кажется, жабы решили припудрить носик нашим конкурентам, — оценила расклад Музыкантская.
Ее голос из-за защитной пленки звучал глухо, словно со дна глубокого колодца.
— Вдарим по скату? — предложил я.
— Не достанем, — возразил Крысобой, — нужно подойти поближе.
— Успеем ли? — засомневался я, выныривая из укрытия.
Наше приближение засекли издалека. Одиночные тени развернули оранжевые струи и вдарили по нам. Я оттолкнул Музыкантскую, приказывая ей исчезнуть. Сам же нырнул в заросли водорослей. Здесь можно было заблудиться и никогда не найти дорогу назад. Переплетенные между собой лианы преграждали путь, встречая меня цветами. При моем приближение цветы раскрывались хищным оскалом, так и норовили откусить от меня что-нибудь вкусненькое. Подводных обитателей, попадающих в поле действия цветов, засасывал мощный водоворот растения, ядовитые хоботки обволакивали жертву, цветок закрывался и приступал к перевариванию жертвы заживо. Тем же, кому удавалось выбраться живым из травянистых зарослей, доставалась незавидная участь. Всю оставшуюся жизнь они были обречены носить на себе лишайники и служить живым источником пищи для колоний паразитов.
Лишайники пытались напасть и на меня, но комбинезон индивидуальной защиты коротнул их электрическим всплеском, и они отстали. Похоже, сегодня им выпала честь познакомиться с новым подводным хищником.
Я вынырнул из джунглей прямо под брюхом ската. Он раздувался, как воздушный шар, готовясь взметнуть к небу гондолу с людьми. Только что-то не верилось мне, что намерения аборигенов были такими же мирными. Вскинув «РАК», я полоснул очередью по брюху чудовища и нырнул обратно в джунгли.
Животное, изготовившееся к струйному удару по гнездовым капсулам, лопнуло. Вокруг выплеснулись потоки жаркой крови и из живота зазмеились разорванные внутренности. Вода, вступив в химическую реакцию с кровью ската, на глазах превращалась в желе, запечатывая растения и почву в колышущийся прочный саркофаг, продернутый кишками твари, как венами.
Красивое зрелище. Только вот полюбоваться мне не удалось. В чудище было чертовски много крови, и желе неумолимо приближалось ко мне. Отвратительная перспектива оказаться заживо замурованным на дне богом забытой планеты. Уничтожая перед собой джунгли веером пуль, я пробивался к спасению, только твердо не знал на верном ли я пути.
Впереди показалась граница джунглей, за ней долгожданная свобода. Рост желе прекратился, а откуда-то сверху закапала раскаленная магма, оставляя в воде столбики черного дыма.
В предсмертных конвульсиях скат все-таки сумел выстрелить. Я вырвался из зарослей, и увидел, как плотный сгусток оранжевого пламени устремился вверх. Прицел ската дрогнул и снаряд прошел мимо цели, но этого хватило, чтобы разбудить вулкан. Водное пространство вокруг затряслось, словно в эпилептическом припадке, заходила ходуном скала, к телу которой прилипли наши жилища, и выплюнула из жерла поток раскаленной пены.
Пока я делал кесарево сечение чужеродному скату, Крысобой и Музыкантская времени зря не теряли, выкосили под корень порхающих над гнездовьем аборигенов. Течение уносило их вздутые трупы прочь. Однако Марка и Ренату нигде не было видно. Куда они запропастились, черт побери⁈
Разобраться в этом я не успел, схлопотав чем-то твердым по черепушке. Головной пузырь смягчил удар, но мне и остатков хватило, чтобы потерять сознание.
Для правительства солдаты — не люди, а шашки на доске: убитый солдат — шашкой меньше, а раненый — двумя шашками меньше (поскольку за ним нужно еще и ухаживать).
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Я парил над городом вычурно белых куполов, напоминающих кладку исполинских яиц. Город купался в багровом зареве и перемигивался зелеными вспышками, бьющими от подножия зданий. Зеленая стрела поднималась вверх, меняя окрас на алый, и, превратившись в огненный язык, лизала белоснежный купол изнутри. Передо мной лежал величественный город, накрытый десятком куполов, но, сколько я не пытался вглядеться в него, не видел ни людей, ни кораблей. Покинутый, брошенный на растерзание веков город.
Я парил, казалось, целую вечность, нырял в звездные туманности и выплывал у самой земли, глотая пересохшим ртом мертвую песчаную пыль, горькую на вкус.
Солнце плавилось и медленно уползало за горизонт.
Неожиданно купол возле меня покрылся трещинами и развалился на части, выпуская наружу темную фигуру, укутанную в легкую колышущуюся ткань. Она медленно поднялась над городом и стрелой вонзилась в небо. Это было изумительное зрелище. Я испытал восторг, наблюдая за существом, окутанным живой клубящейся тьмой, медленно поднимающимся к солнцу. Покровы спали, и я увидел обнаженного мужчину, словно отлитого из чистого золота. Он тянулся ввысь, пытаясь достать руками солнца. На его плече, распахнув паруса крыльев, готовилась к взлету двухголовая летучая мышь.
Я открыл глаза. Такое ощущение, что веки нашпиговали тонкими — с волос — раскаленными иглами. Я лежал на водяном матрасе, а ко лбу прилипла противная мокрая тряпка. К тому же она жглась. Я смахнул ее и поднялся на ноги. Я находился в незнакомом мне подводном пузыре. Судя по пейзажу за прозрачной стенкой, это главный комплекс, который мы пытались защитить.
На полу возле стены сидела девушка. Она всматривалась в подводную тьму. Густая копна рыжих волос, распущенная по спине, хрупкая изящная фигура.
Когда я поднялся, девушка встрепенулась и уставилась на меня.
— Вы очнулись?
— Ну… — протянул я. — Вроде бы это я, но, честно говоря, ручаться не могу.
Вдоль стены капсулы проплыла маленькая юркая рыбка, похожая на пылесос с приклеенными плавниками и хвостом.
— Долго я провалялся?
— После того как вас принесли, минут сорок, — ответила девушка, заглядывая мне в глаза.
— А кто меня по черепу ушиб?
Я потер голову. Под волосами нащупывалась нехилая шишка.
— Вулкан, — сообщила девушка.
— Похоже, у меня с этим кретином теперь свои счеты. Как вас зовут?
— Екатерина. Бессмертная.
— По типу Кощея?
— Что по типу Кощея? — не поняла девушка.
— Забудь! — попросил я. — Я Ларс Русс. Как я здесь очутился и где мои друзья?
— Со всеми остальными в совещательной капсуле.
Неплохо они тут обустроились. Всему названия понаклеили. Следует признать, ребята отнеслись к окружающим их реалиям, куда серьезнее, нежели чем мы.
Бессмертная вышла из капсулы. Я последовал за ней, с любопытством осматриваясь. Однако смотреть тут было не на что. Все однотипное и до ужаса похоже на наше обиталище. Пройдя по короткому связующему туннелю, я погрузился в оживленную музыку голосов.
Стоило переступить порог совещательной капсулы, как голоса смолкли и все уставились на меня.
— А вот и наш спаситель! — сказал Крысобой.
Чужие люди смотрят на меня одновременно со страхом и благодарностью. Только Музыкантская улыбалась довольная моей растерянной физиономией, а Крысобой лучился, словно отдраенный борт флаера. Меня приветствовали дружескими похлопываниями по спине, боем в ладоши и неуклюжими объятьями.
Когда эмоции поулеглись, тишину совещательной капсулы порвал дикий истошный женский крик. Еще минуту назад всем казалось, что опасность позади и можно спокойно жить дальше. Но теперь страх вновь поселился на лицах и неуверенность в завтрашнем дне. Опомнившись, я первым выбежал в коридор и бросился к соседнему отсеку.
По центру жилой капсулы плавал мертвец. Из пробитого матраса выплеснулась вода и залила весь пол. Стены уделаны кровавыми ручейками, такое ощущение, что здесь разделывали заживо свинью. Некогда скудная мебель, представленная двумя стульями и маленьким письменным столом, дрейфовала в виде обломков по качающейся водной глади. Под телом виднелись извивающиеся белые черви. Они прилипали к прозрачному дну капсулы и пытались пробраться внутрь.
Я ворвался в комнату первым, но не прошло и минуты как в ней стало тесно. В крохотную капсулу умудрились втиснуться все обитатели подводного дома. Марк спрыгнул в воду, приблизился к телу и перевернул его.
— Освободить помещение! — взревела Музыкантская, выталкивая людей из комнаты.
Вскоре в капсуле остались лишь мертвец, Крысобой, Музыкантская, Бессмертная и я.
— Девушка, это вас тоже касается! — наехала на Бессмертную Рената.
— Это мой брат, Карл, — кивнула на тело Екатерина.
— Тогда забейтесь в угол, чтоб не путаться под ногами, — смягчилась Музыкантская.
Карл Бессмертный оказался красивым мускулистым мужчиной с аккуратной седой бородкой. Его уши венчали золотые колпачки по последней моде. В неестественно выпученных глазах отсутствовали зрачки, а все тело покрывали вспухшие бурые рубцы, словно он лет десять отработал на галерах за веслами под присмотром неусыпного кнута надсмотрщика.
— Посмотри‑ка на эту прелесть, Русс.
Крысобой откинул слипшийся локон волос, прикрывавший горло мертвеца, и я увидел широкую рваную рану с торчащей трубкой гортани.
— Кто-то ему горло разгрыз! — предположила Музыкантская.
— Или тупым ножом перепилил, — откликнулся Крысобой.
— Между прочим, — напомнил я, — был еще какой-то крик.
— Кто кричал? — спросила Рената.
— Откуда я знаю, ты весь народ в коридор вытурила. Даже допросить некого.
— Я кричала.
Наши взгляды встретились на Бессмертной. Она сидела на полу около стены, поджав под себя ноги. Вода окружала ее со всех сторон, создавая иллюзию айсберга. Девушка выглядела встревоженной, но не убитой болью. Складывалось впечатление, что она не сильно расстроена внезапной насильственной кончиной брата. Кстати, недурственно проверить их кровное родство.
— После того как я вывела вас, господин Русс…
— Ларс, — поправил я девушку.
Когда красивая юная девушка называет тебя «господином» или «дядей», невольно чувствуешь себя старым, никому не нужным кухонным роботом, годным только для утилизации.
— Я решила забежать к брату и сообщить ему, что вы очнулись. Здесь я обнаружила это.
Она кивнула на тело.
— Вы что-нибудь трогали? — спросил Крысобой.
— Нет. Я даже в комнату не зашла. Так на пороге и стояла. Потом народ меня в капсулу занес…
— Надо связаться с Гоевиным и сообщить о ситуации, — сказала Музыкантская.
— С кем связаться!.. И как ты это себе представляешь? — усмехнулся я. — Берем водоросль, разрезаем пополам и говорим внутрь: «алле, алле, Земля». У нас тут трупешник, срочно пришлите коронеров.
— Отставить, Русс, — оборвал меня Крысобой. — Хоть ты и прав. Ни с кем мы связаться не будем. Мы тут ради шоу, кто может поручиться, что это тело не часть разыгрываемого сценария? А та девчушка не подсадная утка, и у нее в глазах вживленные камеры.
— Циник! — Рената молниеносно приклеила к Марку ярлык.
Но Бессмертную предположение Крысобоя не тронуло.
— Катя, вы заметили что-нибудь необычное?
— Кроме брата, ничего.
— Какие предположения? — спросил Крысобой,
— Неплохо было бы выпить, — предложил я.
— Я серьезно, Русс. У нас на борту маньяк.
— И три профессиональных охотника. Чего уж тут серьезней!
Я опустил взгляд к полу, и тут мне показалось, что я увидел глаз. Но в ту же секунду он потух.
Мне это очень не понравилось. За нами кто-то наблюдал. Может убийца Карл Бессмертного вернулся к месту своего преступления.
— У кого-нибудь фонарь есть? — поинтересовался я.
— Зачем тебе? — удивился Крысобой. — Если вздумал найти свои мозги, то можешь себя не затруднять.
Ерничанье Крысобоя я пропустил мимо ушей.
— Когда мы заселялись, я где-то видела, — откликнулась Бессмертная, поднимаясь с пола.
Пошарив среди пластиковых осколков шкафа, она извлекла толстую трубу фонарика и протянула мне.
— Какой же он Бессмертный, — не удержался от замечания Марк. — Он теперь мертвее мертвого.
Бессмертная брезгливо поморщилась, но смолчала.
Я щелкнул кнопкой, высекая из лампы луч света, и направил его в пол.
Бессмертная вскрикнула в испуге. Рената откинула ее к себе за спину. Крысобой присвистнул в удивлении, сорвал с пояса «Стебель» и уткнул дуло в пол, готовый открыть огонь.
И ведь было чего испугаться. Под нашими ногами, в скальной тверди сияла узкая расщелина, покрытая лишайниками. Из нее выглядывало страшное существо, помесь динозавра с русалкой. Растопырив руки, оно присосалось к поверхности капсулы при помощи присосок на пальцах, и смотрело на нас восьмью глазами. Длинным пупыристым языком, похожим на гнилую губку, оно водило в воде из стороны в сторону, пропуская через него воду.
Луч света ударил в расщелину.
Русалкозавр занервничал. Он втянул в пасть язык, часто-часто заморгал и атаковал. Первый удар пришел на Крысобоя. Его согнуло в дугу. Марк упал на пол, скорчился в позе зародыша и зашипел от боли. На губах запузырилась кровавая пена. Больше я ничего не разглядел. Неведомая сила скрутила меня и, что было сил, шваркнула об стену. Я почувствовал внутри себя присутствие чужого разума, который с наглостью грабителя хозяйничал у меня в голове. Сквозь кровавую пленку, застилающую глаза, я видел, как полезла от боли на стену Музыкантская, оставляя в прозрачной пленке капсулы глубокие борозды. Как корчился на полу Крысобой.
И тут чужая воля стремительно покинула меня. Такое чувство, что она встретила в моей башке что-то, что безмерно ее удивило. Я медленно приходил в сознание. Восстанавливались зрение, слух, восприятие окружающего мира.
Я посмотрел в пол, направляя луч света в расщелину. Фонарик я так и не выронил. Но русалкозавра не было на скале. Смылся, столкнувшись в моем разуме с чем-то удивительным для него.
Я огляделся. Крысобой и Музыкантская постепенно возвращались в реальность, но Бессмертная лежала недвижимо. Ее голова напоминала головешку, точно внутри ее черепа взорвали гранату. Кости выдержали, а мозг — нет. Русалкозавр сжег ее разум.
— Хорошее начало, я вам скажу, — возмущался худой бледный мужчина с синяками под глазами.
Он представился Крисом Холмсом.
Все участники шоу собрались в совещательной капсуле. Выглядели подавленно. Присутствие двух трупов в соседней комнате не добавляло бодрости и оптимизма в общую палитру настроений.
— Два трупа разом. Крутой норов у твари. Как мы с ними воевать будем? — вопросила женщина средних лет, похожая на оператора учебного процесса.
Она назвалась Инной Клоковой.
— Что значит воевать⁈ Я не собираюсь ни с кем воевать! — истерично, с надрывом запищала девушка‑указка.
Ей и представляться не пришлось. Известная медийная личность Илла Сливович, топ-модель, звезда популярных голопрограм. В последнее время колесо ее популярности катилось к закату. Видно поэтому Себастьян Гоевин и запихнул ее в новое реалити-шоу. Так сказать, для поддержания престижа и подъема рейтингов.
— Ишь ты не собирается она. Мало ли что ты там не собираешься. Надо будет, завоюешь, — отрезал Гвинплей Плант, человек‑мускул, бывший морской пехотинец, дважды участвовавший в боевых операциях против негуманов. — Нужно сражаться. И хорьку ясно.
Люди загудели. Кто-то поддерживал позицию улитки: спрятаться в раковину и выжидать. Кто-то отстаивал мнение Планта. Общество раскололось на два лагеря. Люди были готовы вцепиться друг другу в глотки, когда комнату взорвал рев Крысобоя:
— Кончай базар!
Люди притихли.
— Воевать придется, если вы не желаете остаться здесь навсегда!
Сливович зашебуршилась, готовясь поспорить с Крысобоем.
— И кто, по вашему мнению, прикончил Бессмертных⁈ — спросил он, обводя жестким взглядом присутствующих.
— Та тварь, которую вы видели под капсулой, — несмело предположил Крис Холмс.
— Неправильный ответ, — отрезал Крысобой. — Убийца Карла Бессмертного среди нас, и тварь не имеет к этому никакого отношения.
— Почему ты так уверен? — спросил Гвинплей Плант. — Если рядом Чужой, то все итак ясно. Тварь обоих и прикончила.
— Зачем ей это надо? — удивился я. — Катю она убила усилием воли, не вторгаясь внутрь капсулы. А Карла ради разнообразия решила загрызть. И как она внутрь залезла. Или ты… — я пристально посмотрел на Планта, — предлагаешь мне поверить в то, что тварь приказала Карлу самому перегрызть себе горло?
Народ притих.
Когда убийца находится снаружи твоего жилища — это не так страшно. Плотно обороняй двери, и никто не проникнет внутрь. Но когда убийца трется рядом с тобой, а ты даже не в курсе, кого надо опасаться, то тут все намного сложнее. Благодатная почва для цветения паранойи.
— Абсурд какой-то! — тряхнула копной густых волос Марианна Иванихина, сорокалетний сетевой программист. — Объясните мне тогда, почему аборигены просто не спалили наши процессоры, а стали париться и подгонять артиллерию, да еще и огнеметами стенки шпарили.
— Осмелюсь предположить, — подала голос Рената Музыкантская, взиравшая с иронией на людей в комнате, — что психоволна, которой абориген накрыл нас в комнате, является средством самозащиты.
— И что? — встряла Инна Клокова.
— Мне кажется, что волна эта может быть выпущена аборигеном только один раз. Она сжигает мозги не только противнику, но и аборигену. Как пчелы: они кусают обидчика и тут же умирают.
— Где доказательства? — спросила Иванихина.
— Доказательства на дне. — С ехидной ухмылкой я предложил, — Кто-нибудь хочет сходить?
Дамы промолчали.
— А сходить придется! — указал я. — Иначе мы так и будем блуждать в безызвестности относительно возможностей нашего врага.
— Кто пойдет?
Крысобой оглядел народ. Кроме поднявшего руку Гвинплея Планта, желающих не было.
— Чего притихли, смельчаки⁈ — насмешливо спросил Марк. — Как базары точить, вы все первые. А как в деле поучаствовать, то и пыл теряете?
Его вызов принес еще две руки. В добровольцы записались Лукан Сваржич и Иоганн Форестер — чернокожие студенты, вздумавшие в дни каникул подзаработать.
— Значит, так: вшестером мы спустимся к подножию скалы и попытаемся найти вход в расщелину. Задача вторая: отыскать, если он есть, труп Чужого. А вам, братцы остающиеся, рекомендую сидеть смирно, ссор и войн не затевать. Приду — проверю!
Крысобой подкрепил свои слова зловещей ухмылкой.
Вовремя споткнувшийся может не упасть.
Т. Фуялер
Мы сразу обнаружили вход в расщелину, стоил только спуститься на дно. Сюда не пробивался свет с поверхности планеты, так что мы оказались в полной темноте, которую впрочем тут же рассеяли лучами фонарей. Овальная дыра с неровными краями, заросшая водорослями. В кино в таких дырках живут чудовища и только и ждут, когда их проведает какой-нибудь идиот, которым можно вкусно перекусить. Но делать нечего и мы полезли внутрь. Если кто к нам и сунется, угостим пулями. Мы не жадные.
Расщелина явно искусственного происхождения. На стенах видны следы обработки. Неровные скосы. И рисунки. Крохотные, выковырянные маленькими резцами линии, сплетающиеся в картинки, при всем желании мне их не расшифровать.
Я поправил сползший с плеча «РАК» и нагнал ушедший вперед по горизонтальному туннелю отряд.
Крысобой и Музыкантская возглавили процессию, мне с Плантом доверили хвост. В центр по обыкновению поместили жидкую начинку — Сваржича и Форестера, которые старались не показывать виду, но все равно тряслись от страха. Если они продолжат в том же духе, их вибрация разбудит вулкан, и мы окажемся похоронены под толщей камней и остывающей лавы.
Туннель дважды вильнул и вывел нас на дно узкого колодца. Вверху виделась закупорившая расщелину светящаяся жилая капсула.
— Мужики, вы задумывались, откуда в капсулах свет?
Голос Планта из-под пленки костюма индивидуальной защиты звучал глухо и настороженно.
— Это стены излучают, — несмело пролепетал Лукан Сваржич.
Его черное лицо в темноте было невидимым, только блестели два белых глаза. Жуткое зрелище. Если бы Катя Бессмертная была бы жива, инфаркта ей не избежать.
— Стены капсулы созданы из живой материи, которая создает воздух, а также впитывает крохотные рассеянные частички света. Стены собирают частички вместе и преобразовывают в яркий насыщенный свет.
— А ты, видать, умник! — возмутился Плант, хватая Сваржича за грудки. — Я умников не люблю. Так что запомни…
Что должен запомнить Сваржич, Плант договорить не успел. Пространство вокруг нас завибрировало.
Сперва я подумал, что началось землетрясение, но тряска внезапно оборвалась. Плант, оглядываясь, отпустил Сваржича. И тут к нашим ногам откуда-то сверху выпало тело того чудика, который разглядывал нас во все восемь глаз. Абориген был еще жив. Сколько он там провисел полуживой в ожидании нашего прихода, но кажется дождался. Теперь ему недолго осталось.
Абориген смотрел на меня. Смерть читалась в его взгляде.
Взгляде, который притягивал.
Взгляде, который растворял.
Взгляде, который уводил…
… за собой…
Я перестал видеть расщелину. Я перестал ощущать окружавший меня мир. Я стал частью целого, коллективного разума, который представал передо мной в образ грандиозной величины клубка, сплетенного из бессчетного количества нитей разных цветов. Я видел, как живут нити. Я видел, как они дышат. Как мечутся по клубку миллионы искр — мыслей. Я почувствовал себя на долю секунды частью целого. И целое испугалось. Оно отшатнулось от меня. Я увидел, как клубок трансформировался в лицо, которое кричало и агонизировало. Я ощутил толчок. Разум отстранился от меня и попытался вытолкнуть. В последний момент перед возвращением я почувствовал приближение отряда Чужих.
— Ах ты, сука!!! — ревел Крысобой, всаживая в тело аборигена пулю за пулей.
Гвинплей Плант сидел на дне расщелины и держал меня на руках…
— Ты чего бесчинствуешь, Марк? — спросил я тихо.
Но Крысобой услышал, прекратил палить в окровавленный кусок мяса, бывший когда-то частью коллективного разума.
— Я подумал, что эта тварь тебе мозги выела, — признался он.
— Ей показалось, что мои мозги не такие вкусные, как твои. Вот она и пыталась вызнать, с какой подливкой твои мозги кушать лучше, — сохраняя серьезность, выдал я перл.
— Я же говорил, что Чужие — мерзкие твари, которые только и ждут, чтобы нам все мозги выесть, а потом нами править как скотом, — обрадовался Гвинплей Плант, до которого ни одна шутка, связанная с аборигенами, просто не доходила ввиду особенностей его мыслительного процесса.
Я поднялся на ноги. В теле витала слабость. Я взглянул на Крысобоя и сообщил:
— Сматываться отсюда надо. На нас движется маленькая армия, и настроение у них, надо сказать, не очень дружественное.
Крысобой скривился. Похоже, русалкозавры ему порядком надоели. Он передернул затвор. И подозрительно на меня скосился:
— А тебе откуда известно?
— От этого, — как нашкодивший ребенок, я указал пальцем на неподвижного аборигена.
— А больше он тебе ничего не сказал? — насмешливо спросил Марк.
Я не удостоил его ответом. На дно колодца вплыла Музыкантская, размахивая руками. Она казалась встревоженной. По ее лицу я догадался, что боя нам не избежать.
— Там… — она пыталась отдышаться, — их тьма… они окружили наши капсулы… но огонь не открывают… выжидают чего-то…
— Пока мы не вылезем, — предположил я.
— Русс, тебе кто-нибудь говорил, что ты изрядная стерва? — спросил Крысобой.
— Нет. Ты первый, — ответил я.
Мучительный поиск выхода из сложившейся ситуации. Совсем не хотелось сражаться с ордами туземцев. Какой в этом смысл. За время контакта с коллективным разумом, я убедился, что его возможности в живой силе безграничны. Тем более мы пока конфликтуем только с одной колонией, а что если они призовут на помощь своих корешей из соседних течений. Значит, нужно вступать в переговоры. Но как, если мы даже языка не знаем. Как с русалкозаврами разговаривать?
Пока мы перебранивались, под шумок со дна колодца смотались Сваржич и Форестер. Даже Плант не заметил их отступления.
Я хотел было выругаться, но так и застыл с открытым ртом. Снаружи застучали автоматы темнокожих студентов. Звучали они обреченно. Автоматы пели по нам панихиду.
Вынырнув из расщелины, мы сразу укрылись за громадным валуном. Крысобой и Музыкантская заозирались по сторонам, пытаясь сориентироваться на местности. Гвинплей Плант тут же заметил армаду аборигенов, нависших дамокловым мечом над нашим гнездовьем, и успел вскинуть автомат. Пришлось конфисковать, пока не случились неприятности.
Я увидел чернокожих студентов.
Лукан Сваржич и Иоганн Форестер лежали мертвыми возле выхода из пещеры. Подле них с расплавленными дулами покоились автоматы, успевшие выдать перед смертью несколько трелей. Неестественно выгнутые, обуглившиеся кое-где тела с сожженной пленкой индивидуальных костюмов.
— Чего с аборигенами делать будем? — вопросил Крысобой.
И тут же получил ответ.
— Чужих только мочить! — приказал Гвинплей Плант.
Я выглянул из-за валуна, оценивая наши возможности.
Аборигены вились облаком над гнездовьем. Их тут было несколько сотен. Плюс к этому я заметил висящие в отдалении пару десятков туш, оседланных аборигенами. Животные напоминали помесь морских коров и скатов. Похоже, это родственники той твари, которой я сделал кесарево сечение.
— Скорее уж они нас замочат! — выдал я умозаключение.
— Что предлагаешь? — спросила Музыкантская.
— Вести дело к перемирию, — ответил я, адресуя свои слова конкретно Гвинплею Планту, которому подобная перспектива душу не грела. — Мы здесь пару дней, а уже в дерьмо вляпались по самые уши. Так что дело нужно решать миром. Иначе шоу это, конкретно, закончится раньше времени, хотя и будет очень зрелищным.
— Они Бессмертных убили, — упрямо сжав челюсти, не собирался сдаваться Плант.
— Повторяю специально для тебя, — отреагировал Крысобой. — Бессмертных к печальному итогу кто-то из наших привел, а вовсе не эта восьмиглазая липучка.
— Я свое мнение сказал. Мне добавить нечего, — упорствовал Плант.
— Как ты намерен с русалкозаврами беседовать? — спросила Музыкантская, наклоняясь ко мне, так что приоткрылся соблазнительный вырез в ее костюме.
Пробудились фривольные мысли.
Если бы не Крысобой, с которым, кажется, у Ренаты мало-помалу стало налаживаться, я бы за ней приударил. Стоп. Отставить эротику на корабле.
— Ну, с одним я общий язык то нашел, — возразил я.
— И как ты с ним беседовал? — недоверчиво нахмурился Марк.
— Восьмиглазик со мной ментальный канал настроил. По крайней мере, я только так могу объяснить то, что со мной произошло. Несколько минут я видел непонятные образы…
— Какие несколько минут? — вмешался Гвинплей Плант. — Ты всего секунд двадцать в отключке пролежал. Потом всплыл сразу.
— Правильно. Как только Марк выстрелил в русалкозавра, и тот умер, я очнулся. За это время я успел много чего полезного узнать.
— Колись, — потребовал Крысобой.
— Да побыстрее, — вставила Музыкантская, высунувшись из-за валуна. — А то, похоже, не один ты о мире грезишь. К нам три восьмиглазика плывут.
— Эти аборигены живут коллективным разумом. Тут у них неподалеку колония находится. И с нами воюют особи только одной колонии. Хотя на дне все заполнено их поселениями…
— Они совсем близко, — торопила Музыкантская.
— Мужики, — решился я, — пойду с ними побеседую. У меня получится.
Я вынырнул из-за валуна, не дав опомниться своим спутникам.
Неподалеку на двух маленьких скатах парили аборигены, грациозно держась за шишковатые наросты на головах животных. И внимательно смотрели в сторону нашего укрытия. Выглядели они весьма дружелюбно. Если бы я не знал на что они способны, попытался бы подружиться.
Я примирительно простер к ним руки, вглядываясь в глаза полного русалкозавра, выглядевшего самым представительным.
Я хотел было извиниться за невоспитанных студентов, но тут же передумал. Они уже поплатились за свою грубость. Не стоит будоражить раны.
Я не мог отвести взгляд от внимательных цепких зрачков, которые меня изучали. Зрачки расширялись, поглощая меня, точнее, мою сущность.
И я проваливался… я кружился… я возносился…
Я увидел клубок, искрящийся клубок, знакомый по предыдущему контакту, но теперь клубок выглядел более дружелюбно, а возле него дожидался меня пышный восьмиглаз. Завидев мое появление, восьмиглаз оттолкнулся от клубка и в два изгиба приблизился. Оказавшись рядом со мной, он замер, смерил меня мягким, но внимательным взглядом и склонился в поклоне.
Я ответил ему тем же.
— Для меня есть честь общаться с тем, кто давно покинул мир и чьи следы не наблюдались в обитаемых мирах вот уже многие тьмы лет, — прокурлыкал абориген.
Хорошее начало для беседы.
— Мне тоже приятно очень беседовать с тобой… — Я замялся, не зная, как обратиться к туземцу. Не русалкозавром же его называть, в самом деле.
Восьмиглаз заметил мое смущение и помог:
— Мою индивидуальность нарекли. Я — Клинч.
— Мне очень приятно, глубокоуважаемый Клинч. Меня зовут Русс.
— Русс, — повторил Клинч и прищелкнул языком.
— Что ты имел в виду, когда говорил, что я давно покинул мир?
Клинч перекувырнулся через голову и хитро поинтересовался:
— Ты отчего-то не обладаешь понятием о моих словах?
— Да. Я не понимаю их, — признался я, подумал и добавил: — Я плохо помню о том, кто я такой.
— Я не могу помочь тебе совсем. Ты должен понять сам то, что хотел сказать я. Ты должен вспомнить свое прошлое. Я боюсь.
Восьмиглазик зажмурил семь глаз, а восьмой вытаращил так, что я испугался за его сохранность.
— Ты боишься меня? — спросил я.
— Боюсь. Очень боюсь.
— Почему ты опасаешься меня?
— Ты должен понять сам. Когда вспомнишь все. Я не могу сказать тебе.
— Почему вы напали на нас? — резко сменил я тему.
— Очень долгое время. С тех пор как пропали последние, такие как ты, наш мир никто не посещал. Мы испугались. Мы не хотели обидеть. Мы мирный народ.
Клинч поклонился и часто‑часто замигал глазами.
— Верю, — согласился я.
— Мы не хотели с вами воевать, — признался Клинч.
— Один из ваших убил человека. Он сжег мозг.
— Я знаю. Я сожалею. Это прискорбно. Я не хотел. Он испугался. Он защищался. Он умер после этого. Да успокоятся его плавники.
— Да успокоятся, — согласился я. — Я могу считать, что мы в мире. И никакой войны не будет?
— Именно так. Мы заключили мир. Мы редко воюем. Наша растараш не воюет, не то что растараш бланкуш.
Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности местного социального устройства. Но я догадался, что «растараш» — это ближайшее к нам сообщество аборигенов, а «растараш бланкуш» — это соседнее сообщество. Похоже, на дне, как и в человеческом сообществе, процветала межплеменная конкуренция.
— А зачем тогда такая тьма народу и животные ваши? — поинтересовался я.
— Мы хотим, чтобы все было по‑настоящему, чтобы торжественно.
Абориген радовался нашему миру:
— Мы хотим пригласить вас в гости.
Я не ожидал такого поворота событий, но идти на попятную было поздно. Еще русалкозавры обидятся. Вдруг они после этого и о своем страха забудут. Еще нападут на нас, опять кровь прольется. Да и народу у них много. Нельзя плевать на законы гостеприимства.
— Мы прибудем в гости к вам. Только сначала нам нужно поговорить с нашими товарищами и сообщить им радостную новость, — сказал я, принимая приглашение.
Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.
— Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, — русалкозавр поклонился. — Я покидаю вас.
Контакт оборвался. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.
Я почувствовал дикую усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.
— Как у тебя получилось⁈ — обрадовано проревел Крысобой. — Молодчага, моя работа!!!
Музыкантская стиснула меня в объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в такой тесноте грозило смертью или клаустрофобией.
— Они не хотели воевать с нами, — пропыхтел я.
— Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, — заявил Гвинплей Плант.
— Они не притворялись, — отрезал я.
— Тогда зачем они нападали?
Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.
— Они боятся нас.
— И правильно! — возликовал Гвинплей Плант.
— Нас пригласили в гости, — сообщил я. Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.
— И чего?
Крысобой выглядел растерянным.
— А я бы не пошел, — засомневался Гвинплей Плант. — Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.
— Нам нужно идти, — озвучил я свое мнение. — Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.
— Если ты пойдешь, Русс, то и я пойду, — твердо сказал Крысобой.
— Я тоже. Как я могу вас к Чужим отпустить одних. За ними глаз да глаз нужен, — засуетился Гвинплей Плант.
— Нет, мужики, без меня вы точно никуда не тронетесь, — заявила Музыкантская. А спорить с ней — дело гнилое.
— Возвращаться надо. Наши там с ума сходят.
Я оттолкнулся от дна и устремился вверх. Я чувствовал грандиозную усталость, словно на день подменил Сизифа и вталкивал обломок Везувия на высочайшую на земле гору.
Ох, нелегкая это работа, русалкозавру втолковывать что‑то.
В гнездовье нас поджидала печальная новость. Пока мы обследовали расщелину и общались с туземцами, во сне скончалась Инна Клокова. Ей было чуть больше полтинника, и всю свою жизнь она управляла учебным процессом. Сердце.
Посидеть за столом с нормальными, хорошими людьми, не слышать ни о долларах, ни об акциях, ни о том, что все люди скоты… Ой, когда же я отсюда выберусь!
А. и Б. Стругацкие. Стажеры
Первое, что я услышал, войдя через шлюз в гнездовье, был голос Иллы Сливович:
— Скажите, почему я должна страдать из-за этой старой перечницы⁈ Если она изволила откинуть коньки в моей комнате, почему я должна это расхлебывать⁈
Кто-то тихий и неуверенный пытался успокоить разбушевавшуюся теледиву, но ее это только больше злило:
— Прекратите мне шушукать! Немедленно уберите труп! Я не намерена всю ночь с мертвяком в одной комнате обретаться! Что вы меня успокаиваете⁈ Переложите труп к тем двум мертвякам! И не морочьте мне голову!
Крысобой хмыкнул и сбросил защитный костюм. Судя по его зверской физиономии, он с удовольствием свернул бы Сливович шею. Впрочем, она меня тоже жутко раздражала. Чего уж говорить о Музыкантской, которой императорские замашки увядшей топ‑модели стояли уже поперек горла.
Я вошел в совещательную капсулу в разгар сольного выступления Сливович перед группой оробевших слушателей. Крис Холмс, развалившись в узком кресле, постукивал ногой об пол и созерцал потолок. Его порядком утомили тирады Сливович, но прерывать ее истеричные заявления он не торопился. Отчего-то мне не нравился этот человек. Ох, как не нравился. Марианна Иванихина шарила по карманам шерстяного пиджака и мечтала принять инъекцию успокаивающего, но капсулу с лекарством никак не могла найти. Для нее каждое слово Сливович ножом по сердцу. Я бы не стал сильно удивляться, если следующим трупом в нашей компании оказалась бы именно Иванихина. Ей в одной комнате с Сливович противопоказано находиться. Во избежание досрочной встречи с вооруженной косой старухой.
Остальных участников шоу я не запомнил. Они постоянно мелькали фоном: пожилой толстопузый хохотун с гладко зачесанными на проплешину волосами, китаец двухметрового роста с длинной, до тощего зада косой, мальчишка лет восемнадцати с выщербленным прыщами лицом и тридцатилетняя дама, которая после каждого рукопожатия, отмывала руки в ванной комнате.
— У нас тут какие-то проблемы? — рокотнул Крысобой, появляясь в совещательной капсуле.
— Училка наша преставилась, — сообщил, позевывая, Крис Холмс.
— Сама или кто помог? — осведомился Гвинплей Плант.
— Сама. Сама, — вздохнул толстопузый хохотун и больше за весь разговор не произнес ни слова.
— Что ж, это, конечно, облегчает дело, — сказал Крысобой, опускаясь в кресло.
Я заметил, как Музыкантская встала позади Иллы Сливович, но не придал этому значения.
— Что это облегчает?!! — взвилась Сливович, реагируя на слова Марка. — Что это облегчает⁈ Эта старая сука сдохла в моей комнате!!! Где мне теперь прикажете спа…
Договорить она не успела. Рената буквально вдавила теледиву в диван, склонилась над ее ухом и зловеще произнесла:
— Заткнись. И не рыпайся. Сиди тихо. Не мешай людям разговаривать.
Прозвучало внушительно.
Сливович притихла.
— Труп, разумеется, перенести надо. В капсулу Бессмертных, — вынес решение Крысобой.
— Только сначала на Клокову посмотреть стоит, — добавил я.
Крысобой поднялся.
— Веди к телу, — приказал он Сливович.
Комната теледивы располагалась неподалеку от комнаты Бессмертных. Удалив всех посторонних за дверь, Музыкантская заперла капсулу изнутри и присоединилась к Крысобою. Склонившись над мертвой женщиной, сжавшейся в комок на кровати Сливович, он внимательно ее осматривал.
— Меня лично только один вопрос волнует: почему Клокова выбрала кровать Сливович для того, чтобы умереть? — спросил я, присаживаясь в углу капсулы в кресло.
— Это‑то и странно, — согласился со мной Гвинплей Плант. Отчего-то Музыкантская не отнесла его к касте посторонних.
— Может, у них отношения какие-то были, — предположил Крысобой, отступая от кровати. — Неестественные.
Музыкантская с осторожностью глазного хирурга обследовала тело.
— И что делать будем? — поинтересовался Гвинплей Плант. — Тут еще в гости к Чужим идти, а у нас трупешник за трупешником.
— Мужики, Клокову убили, — неожиданно для всех сообщила Музыкантская.
— Почему ты так думаешь? — удивился я.
— Я, как охотник, специализируюсь, в первую очередь, на ядах. Так вот, ее отравили. Причем необычным способом. — Рената откинула волосы с ушей Клоковой и указала длинным пальцем на ушную раковину. — Видите вот здесь характерные покраснения?
— Красноту‑то я вижу, и что? — спросил Крысобой.
— Кто-то впрыснул ей в ухо яд. Судя по скрученности конечностей, яд этот принадлежит к классу акваморфных.
— Что это означает? — полюбопытствовал я.
— Акваморфные яды, если выражаться ненаучным языком, выжимают из тела всю воду. Заметьте, старушка‑то усохла, оттого ее и скрючило. Если ее сейчас взвесить, то, могу поклясться, она потеряла половину своего прежнего веса. Акваморфных ядов большое количество, и все они по-разному выжимают жидкость, но принцип один и тот же.
— А куда вода девается из тела? — спросил я, напряженно вглядываясь в пол.
Честно говоря, я ожидал увидеть громадную лужу, но ее не было. Может, она впиталась в пол, но сомнительно что-то. А старушка и впрямь выглядела, как свежая мумия. Странно, но никто не подумал об убийстве. Все решили, что старушка умерла естественной смертью, и не заметили изменений в ее теле.
— Этот яд, похоже, действует следующим образом. Он вяжет воду с собой, и получается гель. В результате вода из тела не исчезает, но перестает выполнять свои функции, — пояснила Музыкантская. — Но что странно. Яды эти на Земле не водятся. Они с Амбера.
Ну, вот, опять Амбер. Что все так к этой плане привязались. Теперь я просто обязан ее посетить.
— Мужики, клянусь кишками Чужих, я знаю, кто убийца, — возопил Гвинплей Плант.
Сквозь прозрачный потолок совещательной капсулы был виден кружащийся над гнездовьем скат, оседланный любопытным аборигеном. Это держало народ в напряжении. Они боялись нападения Чужих и то и дело задирали голову к верху, проверяя, на месте ли скат, не убрался ли он восвояси. Только лишь Крис Холмс сохранял спокойствие.
— Чего он там прилип? — шепотом спросил у меня Крысобой, имея в виду аборигена.
— А кто его знает? — ответил я вопросом на вопрос. — Может, любопытство пробрало.
В совещательной комнате повисло молчание. Собравшиеся участники шоу были увлечены цирковыми кульбитами ската над крышей нашего дома.
— Внимание. Внимание, господа! — рявкнул я.
Люди оторвались от созерцания потолка и уставились на меня. Краем глаза я заметил, как Гвинплей Плант обогнул по стене комнату и встал между креслами Криса Холмса и безымянного толстопузого хохотуна.
— Нас опять преследуют. Аборигены готовятся к нападению, — заявила Марианна Иванихина.
— Никто нас не преследует и преследовать не собирается. С аборигенами мы заключили мир, — сообщил я.
Мои слова произвели эффект взрыва плазменной бомбы посреди задыхающегося от людей мегаполиса.
— Аборигены в сущности своей мирный народ… — продолжал я.
— Точно. Мирный, как ни странно. Чужие и мирные к тому же, — пропел Гвинплей Плант.
Я, не обращая внимания на его замечание, продолжил:
— Они не собирались воевать с нами. Они испугались нашего присутствия. Теперь, когда все претензии объяснены и урегулированы, нападения с их стороны можно не ожидать.
Крис Холмс закинул ногу на ногу и процедил сквозь плотно сомкнутые зубы:
— Ну, хоть одна положительная новость.
Народ немного поуспокоился, поверив, что больше нападений Чужих не предвидится.
— Мало этого туземцы пригласили нас в гости, и завтра поутру мы отправимся в их город.
— Простите, а как же Бессмертные, которых кто-то убил, и, по вашим словам, убийца находится среди нас? — спросила Марианна Иванихина.
— Я и сейчас продолжаю это утверждать, — спокойно подтвердил я. — Мало этого, могу сообщить, что Инну Клокову также убили.
— Ну, ни хрена себе заявления!!! — взвилась Илла Сливович. — И кто же, по-вашему, каргу старую пришиб⁈
— А это мы сейчас и выясним, — пообещал я. — Нам стало известно, что человек, который совершил последнее убийство…
— А как, простите, была убита Клокова? — прервала мою обличительную речь Марианна Иванихина.
— Отравлена, — ответила за меня Музыкантская.
— Так вот… — Я возвратился к тому, о чем говорил: — Нам стало известно, что убийца последнее время бывал на Амбере, или сам с этой планеты, либо имеет какие-то контакты с этой планетой…
— И что нам это дает⁈ — насмешливым тоном вопросила Сливович.
— Да в принципе…
И меня опять прервали.
— Похоже, я понимаю, куда вы клоните, господа сыщики‑любители, — подал голос Крис Холмс. — Да, я гражданин Амбера. И если вы на этом основании намерены меня упечь за решетку, то у вас ничего не получится. То, что я гражданин Амбера, ни о чем не говорит.
— Кроме того, что Клокова была отравлена ядом, который добывается и продается только на Амбере, — вставил реплику Крысобой.
— Все равно. Это ничего не доказывает, — упорствовал Крис Холмс.
— Конечно, ничего, — неожиданно согласился с ним Гвинплей Плант. — Тем более, мы вас как-то и не подозревали даже. Вы не скрывали свое амберское гражданство в отличие от…
Договорить Гвинплей Плант не успел. Безымянный толстопуз‑хохотун с неожиданным проворством оттолкнул кресло, сшибая Планта с ног, и ринулся к выходу из капсулы. Но уйти я ему не дал. Ухватив за плечи, я швырнул пухлое тело под ноги Крису Холмсу. Хохотун не растерялся, откатился от Холмса и выдернул откуда-то из складок одежды маленький игломет. Я не успел и шелохнуться, как тремя выстрелами Крысобой прикончил буяна‑убийцу.
— Ну вот, одной мразью меньше стало, — сказал Марк, пряча пистолет.
— И что, теперь еще один трупешник здесь будет валяться⁈ — возникла из тишины Сливович. — Где я отдыхать буду от ваших скучных рож⁈
— Да, прибраться бы здесь надо, — согласился Крысобой.
— Мы справимся с этим, — пообещал Плант.
— Тогда мы поплыли к себе, — заявил я. — Здесь нам больше делать нечего.
— Ага. Поплыли, — скептически хмыкнул Марк. — Только туннель‑то эти русалкозавры разрушили…
— Придется по верху идти. Плант, не забудь, завтра поутру нас ждут в гости.
В сопровождении Музыкантской и Крысобоя я покинул совещательную капсулу.
Весь обратный путь я размышлял над случившимся. Все факты говорили за то, что убийца толстопуз. Вруде все правильно. Но только мне это не нравилось. Интуиция подсказывала, что мы где-то допустили ошибку. Как бы нам не пришлось за это потом расплачиваться. Жаль, что Крысобой прикончил сукина сына. Можно было просто руку продырявить, да снять показания. Но сделанного назад не воротишь.
Ничего нет более жалкого и более великолепного, чем человек.
Плиний Старший
Как только мы собрались вместе, из-за скалы появился Клинч. Гвинплей Плант заметно нервничал. Я понимал его волнение. Так не любить Чужих и самому сунуть голову в пасть зверю. Сумасшествие полное.
Клинч подплыл, сделал вираж над нашими головами, и, не произнося ни слова, устремился прочь, приветливо помахивая ластами.
— По-моему, он нас за собой зовет, — предположил я.
И мы последовали за дипломатичным русалкозавром.
Несмотря на все заверения аборигенов в дружеских намерениях, мы все-таки вооружились. Конечно, не как на войну, но по пистолету в кобуре у пояса и лазерному резаку на запястье мы взяли. Так. На всякий случай.
Кто знает, что может случиться в подводном мире. А подстраховаться не мешает.
Мы плыли молча. Следовали за извивающейся спиной Клинча, который двигался как морская змея, и увлекал нас все дальше и дальше на глубину. Колышущиеся волосы водорослей на огромном плато у подножия вулкана скрывали крутой обрыв. Клинч ринулся вниз. Мы спускались долго. Я потерял счет времени. Я больше не видел солнца у поверхности воды.
Меня это встревожило. Я подумал, что от такого резкого спуска на глубину может развиться кессонная болезнь, но Клинч меня тут же мысленно утешил.
«Не бойся. Болезни не может быть. Никакой».
«Ты знаешь, что такое кессонная болезнь?»
«Нет. Но ты не бойся. Все будет хорошо».
«Я и не боюсь».
Мы еще долго переговаривались с Клинчем, скрашивая мыслеобразами изнурительно длительное путешествие. Остальные плыли молча, смотрели лишь вперед и не жаловались на утомительный путь. Отчего-то я знал, что они не могут разговаривать с Клинчем.
Мы проплывали над коралловыми горами и джунглями. Тенями скользили по подводному небу, уподобившись птицам. Дважды на нас нападали жирные существа, похожие на акул, только неимоверно длинные и проворные, и оба раза Клинч отбивался хлыстом, высекавшим искры со шкур хищников. Хлыст болтался у Клинча на поясе, и сперва я принял его за часть тела, какую-то щупальцу непонятного назначения.
Мы приблизились к цели. Я это почувствовал сразу, увидел в резких радостных движениях Клинча. Он нырнул в джунгли водорослей, призывая нас за собой. Я первый, как испытатель, пронзил ветви водорослей, запутавшие вход, скрывая его от посторонних глаз‑щупалец. За переплетением водорослей открывался длинный узкий туннель, искусственно созданный в гранитном теле горы.
«Добро пожаловать в Скрытую Долину», — прошелестел в моей голове беззвучный голос Клинча.
Я следовал за ним по туннелю и воображал себя снарядом, выпущенным из доисторической фитильной пушки. Я чувствовал, что Крысобой и Музыкантская не отстают от меня. А вот Гвинплея Планка похоже мы по дороге потеряли.
Туннель кончился так же неожиданно, как и начался, и мы оказались высоко над долиной, которую занимал целый город, сотканный из пузырьков‑капсул. Этот город и был тем самым коллективным «я» колонии. Похоже, архитектурный проект нашего гнездовья горе-дизайнеры заимствовали у местных жителей.
Огромный купол возвышался в центре города. К нему лучами тянулись купола меньших размеров, смахивавшие на мыльные пузыри, залитые прозрачным бетоном и связанные между собой прозрачными шлангами‑трубами, по которым носились тени. Аборигены вились над городом, сновали между куполами, проникали внутрь и появлялись изнутри. Тысячи туземцев роились в городе. И вся эта жизнь замерла при нашем приближении. Тысячи туземцев испустили из ротовых отверстий приветственный веер воздушных пузырей. Я представил себе, как они рвутся на поверхности и море кипит от выплескиваемого в атмосферу воздуха.
Клинч направился к центральному куполу и просочился сквозь его поверхность, как свежесваренный кофе через фильтр. Я устремился за Клинчем и на скорости вошел в купол. Ощущения были необычайными. Непохожими ни на что. Я почувствовал, как каждая клеточка моего тела приняла в себя чужеродный организм — тонкий и необычайно прочный. И тут я сообразил, что купол включен на проникновение. Если бы аборигены замыслили злое, при проникновении сквозь купол чужеродная материя разорвала бы нас в клочья. Я вылупился внутри купола и увидел зависшего невдалеке Клинча.
«Вы можете снять с себя костюмы, в куполах мы дышим воздухом».
За моей спиной возникли Крысобой и Музыкантская. Я чувствовал удивление и восхищение, которое они излучали. Их аура была похожа на сияющую разноцветными лучами радугу.
— Поразительно, — раздался голос Марка.
— Они предлагают снять костюмы, — сообщил я своим спутникам.
— Круто! — согласилась Музыкантская, сбрасывая костюм индивидуального жизнеобеспечения, как змея кожу.
Я с интересом наблюдал за ней, не спеша раздеваться. Не начнутся ли метаморфозы? Может, воздух аборигенов опасен для нас. Тогда я успею запихнуть Ренату обратно под надежную защитную пленку. Но Музыкантская цвела и радовалась воздуху, как девчонка. Значит, неопасно. Я последовал ее примеру, и пленка костюма упала к ногам, сворачиваясь в компактный сверток. Я нагнулся, поднял его и спрятал в карман матерчатого комбинезона.
Крысобой разоблачился последним.
— Так. Похоже, в нашем полку выбыло, — заметил я, окидывая взглядом Крысобоя и Музыкантскую. — Кто-нибудь видел Планта?
«Он оставил нас там, где мы покинули туннель в Скрытую Долину», — сообщил Клинч.
Судя по удивлению, проскользнувшему в глазах Крысобоя и Музыкантской, они услышали нашего проводника.
«Вы не беспокойтесь за того, кто был вместе с вами. Мы найдем его и приведем к вам. Мы будем стараться, — заверил нас Клинч. — Вы, наверное, хотите отдохнуть. Мы позаботимся о вашем отдыхе. Мы выделим вам ячейку. Следуйте за мной. Я приведу».
— Ну что, пойдем, — сказал я и первым последовал за аборигеном.
Клинч уверенно чувствовал себя на поверхности. Он семенил на кончиках щупальцев, помахивая ластами в воздухе, словно воздушный гимнаст шестом равновесия.
Наша ячейка примыкала к главному пузырю. Складывалось ощущение, что ее вырастили специально к нашему прибытию. На пороге капсулы Клинч поклонился, и в моей голове зашелестел его голос:
«Если вы захотите остаться одни, прикажите мысленно, и ячейка закуклится. Если пожелаете покинуть ее, прикажите мысленно, и она раскроется. Когда мы придем к вам, вы успеете отдохнуть. Если мы разыщем вашего… — он замялся, пытаясь найти нужное слово, — вашу частичку, мы приведем ее к вам».
И Клинч удалился с необычайной резвостью.
— Во помчался. Жрать небось, — поглаживая живот, заметил Крысобой. — Интересно, а нас как гостей кормить будут?
— Мы же с собой захватили. Можем и нашим фаст‑фудом попитаться, — ответила Рената, потряхивая легким рюкзачком.
Я подошел к входному отверстию в капсуле, зажмурил глаза и представил, как оно зарастает. И надо же, получилось. Когда я открыл глаза, стены оказались целыми, без каких-либо дырок и ходов.
— Надеюсь, никто из вас не страдает клаустрофобией? — осведомился я, но ответа не получил.
Крысобой валялся на просторной кровати, созданной из того же материала, что и тело ячейки. Он блаженно закатил глаза и разглядывал безграничный океан, нависший над головой. Музыкантская лежала рядом. Нашлось местечко и для меня. Я бухнулся на кровать и расслабился. Оказывается, путь от нашего жилища до города аборигенов изрядно меня измотал. Я, конечно, хоть сейчас в бой, но отдохнуть все же приятно.
— Вы заметили, что это место очень похоже на наше жилище? — поделился я впечатлениями.
— Еще бы не заметить, — отозвалась Музыкантская.
— Лично я уже давно заметил, что люди по природе своей хамелеоны, они пристраиваются к окружающему миру и, в принципе, ничего с точки зрения технологии и дизайна нового придумать не могут. Они все берут от ландшафта. Все модели. Так что неудивительно, что при освоении космоса люди точно так же приспосабливали свои жилые помещения, одежду, аппараты к тому, что окружало их, — поделился мыслями Крысобой.
И он, как никогда, был прав.
Я сам не заметил, как заснул. Погрузился в крепкий черный сон и тут же был выдернут на поверхность реальности. Раскрыв глаза, я обнаружил, что это Крысобой и Музыкантская не дают мне спать. Хрустят увлеченно сухими брикетами, захваченными из дома.
— Поглощаете сухпаек? — спросил я, слезая с кровати.
Я уже собирался к ним присоединиться, когда прорезалось входное отверстие, и в ячейку влетел Клинч.
«Имею честь пригласить вас для общения с нашим „Я“, а также хочу показать вам наши ценности».
«Вы нашли нашего товарища?»
«Мы никак не можем найти вашу частицу».
Я переглянулся с Крысобоем. В его взгляде читалась тревога. Думаю, что в моем также.
— Похоже, у Планта были свои мысли относительно гостей, — озвучила наши опасения Музыкантская.
Я не верил, что Гвинплей просто исчез. Он, словно программа‑вирус, незаметно проник внутрь туземного города и теперь, сбросив личину дружелюбного туриста, попытается нанести удар. И, похоже, Крысобой с Музыкантской разделяли мои мрачные взгляды на жизнь. Надо его остановить, но как это сделать ни имею представления. Тем более, неясно, куда собирается ударить Плант.
«Скажи, Клинч, если бы я хотел вас уничтожить, куда мне нужно было бы нанести удар?»
Я почувствовал жар испуга, точно огонь лизнул лицо, а затем мое сознание затопил свистящий, пропитанный угрозой, шепот:
«Ты хочешь нас уничтожить?»
«Ты не понял, Клинч, я, как и мои друзья, что здесь присутствуют, ничем вам не навредим. Мы заключили мир, но тот, кто исчез, может попытаться…»
«Я понял».
Клинч успокоился.
«Но зачем ему это?»
«Он ненавидит тех, кто не похож на него».
«Я понимаю. Мы тоже ненавидим одиночек. Я понимаю».
«Нет, Клинч, он ненавидит не одиночек. А… как бы это сказать‑то… других разумных… Непохожих на людей. Он может попытаться повредить вам».
«Мы поняли. Мы принимаем меры, чтобы он не смог это сделать», — обнадежил Клинч.
Он повернулся к нам спиной и потек по туннелю к главной капсуле. Нам не осталось ничего иного, как последовать за ним.
Для правительства, а в конечном счете и для самого солдата, личность — это профессиональные навыки и ничего более.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Туннель привел нас в просторное помещение, устланное серым пухом. Казалось, что этот пух находился в постоянном движении. Он шелестел, словно перешептывался с собственной тенью, и при нашем появлении расступился в стороны. Ощущение исчезло, когда мы покинули ячейку.
Клинч вел по переходам и туннелям. Мы пересекли множество ячеек и капсул. Вскоре я перестал понимать, куда мы идем и зачем. Ячейки и туннели были до отупения однообразны, и у меня начало складываться впечатление, что Клинч водит нас кругами. Я почти уверился в этом, когда в моей голове зазвучали голоса — бесплотные, воздушные, напоминавшие шуршание крыльев ночных бабочек. Я не мог разобрать, о чем идет речь. Слова смешивались в монотонное гудение, но чем глубже мы продвигались по темному туннелю вслед за Клинчем, тем отчетливее проступали слова:
'Я слышал… там идет… звездопад го… нова…
…ты понимаешь… ощущение снов… орват…
…он будет рядом… когда… солнце рядом…
…звезды — игрушки… сарракш… хуллала…
…возвышение… зверь внутри нас… тепло… убик… убик… убик… мы ощущаем… наработка… прокна… он близко… он рядом… он снова…'
Пустозвучье.
Я попытался не вслушиваться. Попробовал убрать голоса, но они не исчезали из головы. Я перестал воспринимать их как речь, и они истончились в фон.
Мы вышли из туннеля в широкий зал с плотной, не пропускающей изображение оболочкой. В самом центре зала лежало ядро — пятнадцатиметровый в высоту и двадцатиметровый в длину серый орех в рытвинах, которые, как подсказывала мне интуиция, служили аборигенам жилыми ячейками. Теперь я немного понимал, что такое коллективный разум в местной интерпретации.
«Это наш растараш», — сообщил Клинч.
— Очень приятно, — пробормотал я, ожидая, что последует дальше.
Крысобой и Музыкантская молчали. Они предоставили мне право переговоров. Но я чувствовал спиной их удивление и интерес. Они не понимали, что находится перед ними. А я улавливал в душе трепет, как будто столкнулся с чем-то неимоверно древним, существовавшим еще до начала времен. И это древнее существо знает меня и может приоткрыть завесу над моим прошлым, которое призраком бродило на дне памяти.
«Приветствую тебя, растараш», — обратился я к гигантскому ореху.
Орех отозвался тысячей голосов, говоривших одновременно одни и те же слова:
«ПРИВЕТСТВУЮ И ТЕБЯ, ПУТНИК!»
«Ты знаешь меня?» — спросил я напрямую.
«ДА, ПУТНИК, НАМ ПРИХОДИЛОСЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ В ПРОШЛОМ».
«Ты способен помочь мне?»
«НЕ МОГУ, ПУТНИК, ТЫ ДОЛЖЕН ПОНЯТЬ ВСЕ САМ И НАЙТИ СЕБЯ САМ. НО Я РАД, ЧТО УВИДЕЛ ТЕБЯ. РАД, ПУТНИК, ЧТО ТЫ НАШЕЛ Б СЕБЕ СИЛЫ ВЕРНУТЬСЯ».
Я хотел задать еще несколько вопросов, но отвлекся на аборигена, который приблизился к растараш и улегся в свободную рытвину. Тонкие коричневые нити опутали тело, спеленали его, как куколку, и тело поплыло вверх, скользя по поверхности ореха.
— Куда это он? — не смог сдержать удивление Крысобой.
Ему ответил Клинч:
«Индивидуум слился с Мы для отдыха».
Он порывался сказать что-то еще, но не успел. Осекся на полумысли. Из туннеля появился абориген, клокочущий щупальцами. Выглядел он очень взволнованно. Туземец приблизился к Клинчу, склонился перед ним в поклоне и, не поднимая головы, запульсировал мыслеобразами, которые я не мог разобрать.
— И зачем нам все это надо? — спросила Музыкантская.
Ей, кажется, поднадоела экскурсия.
— Ты забыла, что мы в гостях? — шепотом напомнил я.
— Нет. Я просто никак не соображу, зачем мы сюда приехали…
— Чтобы немного разобраться. Может, мы будем первыми, кто наладит контакт с этими нелюдимчиками, — предположил я, хотя знал, что причина совсем в другом.
Клинч кивком головы отослал от себя сородича и обернулся к нам.
«Беда приближается к нашему порогу. Я вынужден вас покинуть. Я надеюсь, что это ненадолго».
«Что случилось, Клинч?»
Его поведение встревожило меня.
«Растараш бланкуш… он приближается к нам… он хочет вести войну… мы будем бороться… многие из нас умрут… но мы победим… вы в безопасности…»
Клинч растворился в одном из туннелей, ведущих из зала.
Крысобой скептически окинул взглядом огромное помещение и поинтересовался:
— Как мы теперь к себе доберемся?
«Я ПОМОГУ ВАМ… Я ПРОВЕДУ ВАС… СЛЕ…»
Договорить орех не успел. В зал влетело новое действующее лицо, которое мы ранее потеряли из виду. Гвинплей Плант выглядел так, словно его пропустили сквозь мясорубку, а на выходе из жерновов вновь собрали вместе, неверно сложив фрагменты. Его лицо перекосила гримаса отвращения, а в руках заплясал мини‑автомат «Малыш». Пули веером легли в коричневую массу ореха, выбивая из тела фонтаны черной грязи с редкими зелеными струйками.
Его нужно было остановить. Крысобой подался вперед, но я оттолкнул его с пути и, выхватив пистолет, кинулся наперерез Планту. Гвинплей не обращал внимания на наше присутствие. Он пребывал в своем мире, где было место только для ненависти, ненависти к Чужим, но мое движение он уловил. Плант дал по мне очередь и бросился бежать, нырнув в один из туннелей, противоположных тому, откуда мы пришли. Стайка пуль пронеслась над моей головой и ушла в молоко, дырявя стены и потолок ячейки. Поврежденная ткань тут же стала затягиваться, превозмогая напор воды, рвущейся в дыры от пуль. Но у меня не было времени следить за этим фантастическим зрелищем. Я бросился за Плантом. Его нужно остановить, во что бы то ни стало.
Почему Плант стрелял? Спланировал ли он все заранее, еще до того, как мы приплыли, или это был экспромт? Вот в чем вопрос. Я размышлял над этим, когда бесшумно скользил по извилистому серому туннелю с пистолетом наготове. Я прислушивался к окружающему пространству, стараясь уловить шумы, которые помогли бы мне с выбором дороги.
Туннель, вильнув четыре раза, устремился вверх, туда, где вдалеке виднелось светлое пятно выхода. На миг его заслонила черная тень. Я поднажал и, взлетев на горку, прыгнул в ярко освещенную капсулу. На секунду свет ослепил меня, и тут же я получил удар в живот. Сильный удар выбросил меня обратно в туннель. Я скатился вниз, потеряв где-то по дороге пистолет. Подстерегший меня Плант не удовольствовался маленькой победой. Он нуждался в большем.
Гвинплей кинулся на меня, схватил за грудки, вздернул на ноги.
Я легко вырвался, впечатал кулак ему в челюсть и выбил пару зубов. Я уподобился молотобойцу, сражающемуся на кандальной урановой планете с горной породой. Я колотил Планта, как куль с мукой, а он не издал ни звука, хотя я не оставил ни одного целого ребра в его грудине.
Чуть поуспокоившись, я выпустил Планта, и он бесчувственный упал на пол. Я схватил его за шиворот одной рукой и поднялся в ячейку. Я не жалел его. Он сам выбрал свою судьбу, но что-то близкое к жалости шевельнулось в душе. Вместе с ним я прошел короткий отрезок пути. Но вместе. И еще я ощущал досаду. Ведь распознав червоточину в его душе, не обратил на нее внимание и допустил случившееся.
В ячейке я бросил тело Планта на пол и сел рядом. Я подтянул Гвинплея к себе и отхлестал по щекам, приводя в чувство. Сознание постепенно вернулось к нему, он застонал, открыл глаза и завращал ими, пытаясь понять, где он и как здесь очутился.
— Ты чего, сука, творить удумал? — прошипел я, когда глаза Планта, полные боли, остановились на мне.
— Ты не понимаешь. Вы никто не понимаете, — захрипел он. — Их надо уничтожить. Их всех нужно уничтожить. Всех Чужих. Они опасность.
— Ты чего мелешь? — насмешливо спросил я. — Пока что я вижу только одну опасность, это тебя. Опасность для рассудка.
— Как вы не догадываетесь, что люди — лишние фигуры на доске. Они никому не нужны. Чужие намерены избавиться от нас. Мы единственные, кто отличаются от них. Мы приближены к идеалу. Мы почти целостные. Они завидуют нам. Они жаждут нас уничтожить.
— И поэтому ты хочешь убить их мозг и думаешь решить таким образом все проблемы?
— Я ничего не думаю. Я попытался сделать все, что в моих руках.
Гвинплей Плант заплакал.
Вот уж чего я не ожидал, так это слез.
— Брось! — прикрикнул я на него и, вовремя уловив резкое движение, перехватил руку с ножом возле своего живота.
Преодолевая сопротивление бывшего морского пехотинца, я развернул нож и засадил его Гвинплею в сердце.
Плант напрягся, сжался в единый нервический комок и обмяк, закатывая глаза.
Оставив нож в теле, я вытер руки об одежду Планта. Я не верил ему. Слишком уж все просто, чтобы быть правдой. Нанести удар по разуму колонии аборигенов только лишь из ненависти — это немыслимо. Интуиция подсказывала мне, что люди подобного склада мышления, сами своими руками грязные дела не совершают. Они не способны на безрассудный поступок, который мог бы привести их к гибели.
Я наклонился над телом и ощупал карманы бывшего соратника. Думал найти что-нибудь, что либо развеет мои опасения, либо уверит меня в них. Но Плант оказался пуст.
Я оставил тело, выпрямился и осмотрелся. Куда это меня занесло в погоне за Плантом.
Место напоминало шлюзовую камеру в нашем гнездовье. Видимо, Плант проник сквозь этот ход и намеревался им воспользоваться при отступлении. Я извлек из кармана измятый сверток — костюм индивидуальной защиты, и активизировал его. С удовольствием, ощущая легкое покалывание по всему телу, я наблюдал, как пленка костюма обтягивала меня. Я был готов к подводному приключению и выскользнул сквозь шлюзовую камеру в воду.
Реальность замаскировалась прекрасными иероглифами.
А. и Б. Стругацкие. Хищные вещи века
Я не ведал, что увижу по другую сторону шлюза. Даже думать об этом не хотелось. Я с головой погрузился в воду, инстинктивно зажмурив глаза, и в два гребка вытолкнул себя из тонкой шлюзовой кишки, которая пряталась в джунглях водорослей. Разрывая переплетение лиан, я нащупал проторенную тропку и последовал по ней. Любопытство меня терзало. Интересно, как Плант сумел отыскать потайной ход в город аборигенов. Я слышал позади себя приглушенные звуки, отдаленно напоминающие взрывы в водном пространстве, но не придал им значения. Даже если город аборигенов и бомбардировали, мне не стоило беспокоиться. Крысобой и Музыкантская смогут о себе позаботиться. Почему-то я чувствовал, что возможно в конце пути меня ждут ответы на все вопросы. И стоит поторопиться, если я не хочу опять остаться ни с чем.
Водоросли закончились, и я выпал на дно, больно стукнувшись головой о какой-то камень. Сознание поблекло, но тут же восстановилось.
Я поднялся на ноги и посмотрел на своего обидчика. Гладкий камень напоминал осколок от какой-то колонны. Я окинул взглядом простирающееся передо мной дно и обнаружил, что оно устлано подобными осколками. А впереди виднелся проступивший из донного ила купол, напомнивший мне видение из сна. Сильными гребками я направился к нему.
Ровная поверхность купола отличалась чистотой, словно его только что создали. Ни мха, ни лишайников, ни водорослей. Не за что зацепиться. Не похоже, что этот купол пролежал на дне многие тысячи лет. А в том, что это именно так, я был уверен. Ближе к вершине я обнаружил черную трещину, уходящую за пределы моего взгляда. Я попытался взобраться на купол, но соскользнул. Тогда я оттолкнулся от дна и стал всплывать. Набрав высоту, я проплыл над куполом, и увидел находящийся в центре пролом, отчего купол напоминал разбитое яйцо, давно покинутое своим обитателем.
Я десантировался прямо в трещину.
Все-таки любопытство сильная вещь.
Я долго падал, словно парашютист. Медленно снижаясь, я озирался, стараясь ничего не упустить из виду, но темнота скрадывала от меня внутреннее убранство купола. Лишь тенями выступали фигуры гигантских скульптур и массивные очертания предметов, напоминающих помесь дракона и межзвездного лайнера. У меня складывалось впечатление, что я оказался внутри древнего храма.
Столкновение.
Я ощутил, как ноги уткнулись в поверхность, попытался спружинить, но не удержался и завалился на бок. Подо мной оказались бетонные плиты. Их холод просачивался даже сквозь пленку защитного костюма.
Я поднялся и обвел взглядом пространство вокруг себя, чувствуя, как благоговение наполняет душу.
«Ты нашел наше сокровище…» — прозвучал в моей голове знакомый шелест.
Я завращался на месте, пытаясь понять, где находится источник мыслебормотания, и обнаружил его. Клинч стоял в тени колонны, но не пытался спрятаться.
«Мы не знали о коварстве растараш бланкуш… Они напали на нас внезапно… Я хотел показать тебе наше сокровище сам. Такая была мысль».
«Что это?» — спросил я у Клинча.
«Мы нашли это место, и поддерживаем здесь порядок. Мы заботимся о нем. Это руины храма. Им владели Предтечи. Мы лишь хранители руин».
«Предтечи?»
Я слышал о них, но практически ничего не знаю. Все, что мне удалось выведать о Предтечах у Крысобоя, укладывалось в одно предложение: «Предтечи — это працивилизация, заселявшая некогда всю ныне обитаемую часть Галактики». Вот, в сущности, и все.
Я стоял в храме Предтеч. Это было потрясение. Столкнуться с чем-то неимоверно древним.
«Вы знали Предтеч?» — вопрос пришел в голову внезапно.
«Мы успели застать Предтеч. Мы видели их», — ответил Клинч.
«Почему исчезли Предтечи?»
«Мы не знаем».
Клинч опечалился.
«Как там наверху?»
Мне показалось, он в курсе событий, произошедших после того, как я покинул город туземцев. В храм Предтеч наверняка были проложены и другие ходы, кроме прямой дороги — через трещину в потолке.
«Я рад говорить тебе, что мы сумели отбить растараш бланкуш», — с гордостью сообщил Клинч.
«Клинч, наш товарищ нашелся. Но лучше бы пучина поглотила его. Он обезумел и ранил ваш… — я попытался найти более точное выражение, но не сумел, — мозг. Мне очень жаль, Клинч. Я убил его».
Незнакомое мне состояние — смущение вместе со стыдом за содеянное чужим человеком.
«Мне это известно. Наша личность выжила. Она не повреждена. Я рад, что человек, пытавшийся нас убить, мертв. Мы не разговаривали бы сейчас, если бы он сумел добиться своей цели».
От души отлегло.
Я еще раз оглядел храм.
Величественное сооружение, купол которого терялся в вышине, оказалось полностью поглощено донным илом. Храм был пуст. То, что ранее украшало стены, терялось в тенях и сумраке. Такое ощущение, что из храма было вынесено все, что наполняло его, но атмосфера величия не покинула храм.
Сколько цивилизаций и жизней скрывают в себе недра планет? Сколько эпох, великих открытий и дерзких шагов на пути к истине скрыты под землей? Мы не первые и не последние, кто пришел в этот мир. И нам суждено погрузиться под землю, унося с собой все дерзания, которые сделали человечество цивилизацией. И Последующие будут слагать о нас легенды и наполнять музеи археологическими находками, принадлежащими при жизни человеку обыкновенному.
«Пойдем, человек! Нам пора. Твои друзья тебя ждут!» — заторопил Клинч.
Я с неохотой отвернулся от храма и последовал за Клинчем в темноту. Я уносил в себе воспоминание о руинах Предтеч, и оно было теплым и приятным, как молоко матери.
Рождение — это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу.
Платон
По белым гранитным плитам центральной площади города струился густой белый дым. Он подобрался ко мне, овил ноги и потянулся к лицу, словно змея, норовящая укусить спящего. Надо мной нависали высотные здания, сложенные из белого камня, и колонны, увенчанные скульптурами разных животных, трудноразличимые на столь большом расстоянии. И вокруг ни души. Я один среди каменного величия вымершего города. Только солнечный зайчик играл в прятки между колоннами.
На миг солнце погасло. А когда зажглось вновь, площадь полнилась народом.
Я очутился в центре перенаселенного города. Люди сновали между колоннами. Люди спешили по своим делам. Люди вели торговлю. Множество голосов, тараторивших о своем, сливались в единый звуковой поток.
— … я недавно слышал…
— … Кассиопея вводит эмбарго на все товары, ввозимые из Рудничного пояса…
— … да это же катастрофа для всех вольных торговцев…
— … говорят, что в районе Ипсилона Эридана найдена инопланетная форма разума…
— … пришельцы⁈ Где⁈
Я отрешился от голосов, перестал их воспринимать. Я окинул взглядом колышущуюся площадь и раздвинул ее собой, как раздвигает льды ледокол. Я медленно продвигался вперед, заприметив вдалеке возвышающийся над толпой высоченный купол знакомого мне храма. Надо его посетить. Уверен, в храме содержатся ответы на все вопросы, только как я не шел вперед, храм не становился ближе.
Он все так же возвышался вдалеке и манил.
И по-прежнему был недосягаем.
— Ларс, да проснись ты в конце концов. Сколько тебя можно будить!..
Я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Крысобоя.
— Это так приятно: лицезреть каждое утро твою рожу!.. — огрызнулся я, поднимаясь с водяного матраса.
— Ты еще и хамишь, — обозлился Марк.
— Лучше расскажи, куда ты Гвинплея дел? — вступила в разговор Музыкантская.
— Что значит дел? — возмутился я. Прикончил его у шлюза. Там и оставил.
— У шлюза его не было, — сказала Рената. — На полу лужа крови. А тела нет.
Честно говоря, этому я не был удивлен.
— Клинча спрашивали?
— Они не убирали тела.
И что из этого могло следовать? Что Гвинплей Плант жив? Вполне возможно. Я бы даже сказал, вероятнее всего. Конечно, он мог дотянуться до шлюзовой камеры и вывалиться на дно, да там и подохнуть в зарослях водорослей, но что-то мне мало верилось в это. Вероятнее всего, Гвинплей Плант остался жить. А значит, нужно торопиться на базу, пока до нее не добрался Плант.
— Надо возвращаться.
— Мы уже позаботились об этом, — отозвалась Рената. — Или ты думаешь, что ты один такой умный?
— Клинч выделил нам трех прульхов, — сообщил Марк.
— Кого выделил? — не понял я.
Вот уже и прульхи какие-то появились.
— Прульхов. Да это животные их. Транспорт подводный. Они еще огнем шмаляют, — пояснил Крысобой. — Ну, на скатов похожи.
— Долго я спал?
— Часа три. Как со дна вернулся, так и завалился.
— Значит, у Планта три часа форы.
— Только на прульхах куда быстрее получится, чем на своих двоих, — заметил Крысобой.
— Это точно.
Собрались мы за пять минут. Прибыли налегке и отбывали с тем же. Разве что нагрузились новыми проблемами, но они не имели физического веса.
Прульхи дожидались нас на дне. Вокруг порхали сотни аборигенов, словно бабочки над пасекой, но животные невозмутимо жевали водоросли и мало обращали внимание на хаос, что творился вокруг.
Аборигены провожали нас.
Клинч спустился вместе с нами из города и, не проронив ни слова, точно дал обет молчания, приблизился к прульхам.
«Клинч», — позвал я мысленно, и он наконец откликнулся:
«Я слышу тебя».
«Как мы на этих пру… как мы на них поедем, если мы даже управлять не…»
«Я понял тебя. С вами поедут трое всадников. Они довезут вас».
«И ты?»
«Нет. Я останусь здесь».
«Прощай, Клинч. Наверное, мы больше не увидимся».
Я чувствовал, что это именно так.
«Мы не увидимся больше! Прощай! И помни, ты сам в силе выбрать себе путь!»
Я запомнил его мыслеобраз — переплетение дорог и развилка, на которой я стою. Одна из дорог заасфальтирована и оборудована забегаловками по трассе, туалетами, заправками, а оставшиеся дороги больше походили на тропы, проложенные сквозь дремучий хвойный лес. И я чувствую, что идти мне нужно именно по шоссейной трассе, где, может быть, удастся разжиться авто, но я также знаю, что в силах ступить и на дикую тропу. Куда она меня приведет, неизвестно, но эта тропа будет чище и правильнее, чем прямая автострада.
Мы забрались на прульхов позади возничих.
Я уцепился за складку на толстой кожаной спине прульха, и вовремя. Животное резко взмыло вверх и, сделав круг над городом аборигенов, втянулось в каменный туннель, который вел прочь из Скрытой Долины.
Я никогда не катался на драконах, но думаю, что если бы мне довелось оседлать крылатое чудовище и полетать на нем, то этот полет мало бы чем отличался от скоростной гонки на прульхе. Я чувствовал лишь скорость да жесткую поверхность спины прульха под задом, на котором к концу путешествия натер изрядную кровавую мозоль.
Прульхи опустились на дно возле нашего гнездовья и склонили головы, позволяя нам соскользнуть. Первые шаги по дну после столь стремительного путешествия напоминали походку больного после проктологического осмотра.
Я старался не смеяться, наблюдая, как ходят Крысобой и Музыкантская. Они тоже еле сдерживались.
«Прощайте», — послал я мысль аборигенам, и они, ответив мне, подняли прульхов и пустились в обратный путь.
Почему-то мне казалось, что нам больше не суждено увидеться с ними. После нападения Гвинплея Планта мозг колонии отказался с нами встретиться, то ли за жизнь свою опасался, то ли обиделся, хотя каждая составляющая его часть вступала с нами в общение.
Размяв ноги и задницы, мы вознеслись к шлюзовой камере и прошли в гнездовье.
Первое, что бросилось в глаза, это картина полного хаоса и запустения. Такое ощущение, что в капсулах прошли бои местного значения. Не снимая защитный костюм, я вытащил пистолет и приготовился к бою, дожидаясь пока Марк и Рената подойдут.
— Твою мать!.. Что они тут натворили? — изумился Крысобой.
— Это ты у них спросишь, если будет у кого спросить.
Я шел первым. Чувствовал, что гнездовье еще обитаемо. Кто-то скрывался внутри. И этот кто-то безумен и очень опасен. Он упоен желанием убивать.
— Похоже, мы все-таки опоздали, — сказал Крысобой.
Прозрачная пленка стены была обильно замазана красной засохшей жидкостью, похожей на кровь.
На первое тело я наткнулся за два поворота до совещательной капсулы. Китаец гигантского роста скрючился в позе эмбриона в углу возле стены. Я увидел три характерные ножевые раны в спине. Похоже нож был позаимствован из арсенала участника шоу.
Китаец был каменным. Убили его давно, но разложение еще не наступило.
— Вряд ли это Гвинплей, — заметил я, поднимаясь от тела.
— Почему ты так думаешь? — спросил Крысобой шепотом.
За меня ответила Музыкантская, также внимательно осмотревшая китайца.
— У него наступило трупное окоченение. Стало быть, часов двадцать должно было пройти. Гвинплей просто не мог успеть.
— Кто же тогда? — вопросил Крысобой.
— Настоящий убийца Бессмертных и Клоковой, — ответил я. — А не тот, кого нам подсунули.
— Что значит, подсунули? — возмутился Марк. — Толстяк сам начал в нас палить. Значит, виноват был.
— Был, — неожиданно для Крысобоя согласился я. — Но не в убийстве, а в помыслах.
— В каких таких помыслах?
— Он провез амберский яд в гнездовье. Он, видимо, намеревался им воспользоваться, но не успел. Кто-то выкрал яд и применил. Поверили бы мы толстяку? Вряд ли. Поэтому он распсиховался и попытался смыться. Такая вот печальная история.
— И кто же убийца? — спросил Крысобой.
Но ответил не я, а автоматный выстрел. Марк схватился за плечо. Я рухнул на пол, заметив, как одновременно падает рядом Музыкантская и валится Крысобой.
— Ссссууукккиии, — зашипел он, сдавливая рану. Но зашипел не от боли, а от ярости.
Я попытался поднять голову и посмотреть, кто стреляет, но стоило мне шевельнуться, как в прозрачной стене образовались две дырки. Струйки выплеснулись на Крысобоя. А пулевые отверстия не пожелали затягиваться. Не та технология.
— Кучно бьет, — оценила Музыкантская.
Она спряталась за мертвым китайцем и могла безопасно анализировать обстановку.
— Прикрой меня, — попросил я.
Дважды повторять не пришлось. Музыкантская открыла огонь, а я в два прыжка преодолел расстояние до противника, который укрылся в совещательной капсуле. Из нее простреливались все проходы. Но при моем приближении противник поспешно ретировался в коридор и скрылся.
Совещательная капсула выглядела так, словно через нее прошли полчища инопланетян. Перевернутые диваны, изрешеченные пулями. Два трупа. Крис Холмс с ножом во лбу, вогнанным по самую рукоятку. И восемнадцатилетний прыщавый мальчишка с печальными мертвыми глазами.
— Позволь мне, — попросила Музыкантская. — Я догоню.
И, не дождавшись моего ответа, устремилась за убийцей. Я знал, что у нее получится и в помощи Рената не нуждается. И не ошибся. Через минуту где-то в отдалении зазвучали переругивающиеся выстрелы.
Крысобой опустился на пол возле дивана и рассмеялся.
— Обозлилась Рената.
— Из-за тебя? — спросил я.
— Не только.
— Что у тебя с ней? — поинтересовался я.
— Да практически ничего. Когда-то мы были близки. Сейчас, когда встретились на Фаргале, сначала чего-то вспыхнуло, но сразу же затухло. Мы как брат и сестра.
— А раньше? — расспрашивал я.
— Раньше… — Крысобой мечтательно закатил глаза. — Раньше мы. Понимаешь, мы были близки, но случилось так, что я должен был выбрать между ней и охотой. Я выбрал охоту. Мы расстались. Через некоторое время встретились. Я узнал, что она пошла по моим стопам. Но не знал, что Рената сильно обиделась. Она отомстила. И я сел.
— Ты не против, если я ей займусь? — озвучил я волновавший меня вопрос.
— Добро, Русс.
В совещательную капсулу вошла Музыкантская, волоча за волосы не сопротивляющуюся… Иллу Сливович. Уж кого‑кого, а увидеть ее в роли убийцы я не ожидал. Крысобой, похоже, тоже.
Рената швырнула Сливович на пол и взяла ее на мушку.
Илла Сливович выглядела помятой и разъяренной. Простреленные руки, разорванная щека и безумные глаза, обжигавшие ненавистью из-под шапки волос.
— Вот это новость!!! — изумился я.
— Лорд Джудд мне в панцирь, — поддержал меня Марк.
— Она пыталась уйти. Прорвала стену. Так что скоро тут все затопит, — сообщила Рената, усаживаясь на спинку перевернутого дивана.
— Живой кто-нибудь есть? — спросил я Иллу.
Сливович расхохоталась:
— Все сдохли. Все. Все. Я всех. Ха‑ха‑ха…
— Зачем? — спросил я.
— Я одна должна победить. Я думала, что вы не вернетесь. А даже если бы вернулись, я бы убрала вас.
Она говорила серьезно. Для Иллы Сливович это шоу было последним шансом возвратить былую популярность, и она постаралась обезопасить себя от неприятных неожиданностей.
— Что будем с ней делать? — осведомилась Музыкантская.
— Ну, вообще‑то, победителей должно было быть пять, — напомнил Марк. — Но что-то мне не хочется брать ее с собой.
Марк кивнул на Сливович.
— И что ты предлагаешь? — поинтересовался я.
— Мы оставим ее здесь, — ответил Крысобой. — Как мы возвращаться будем?
— Согласно условиям, пятеро выживших должны прийти к воротам, — отозвалась Рената.
— И где эти ворота?
— В нашей капсуле.
— Ну и отлично. Мы оставим ее здесь. Скоро гнездовье затопит. И она погибнет, как и те, кого она здесь порешила. Умрет в мучениях.
Марк нагнулся к Сливович и сорвал клапан разгерметизации. Костюм индивидуальной защиты стек с извивающегося тела женщины и сложился в сверток. Она попыталась до него дотянуться, но Крысобой отпихнул ее и забрал костюм.
— Прощай, Илла, — сказал я, поднимаясь с пола.
Сливович неистовствовала, но ничего не могла сделать. Ее пыл охлаждали дула пистолетов Крысобоя и Ренаты.
В совещательную капсулу по полу заструилась вода.
Мы отступили в шлюзовую камеру. На безопасном расстоянии нас преследовала Сливович. Она хотела спастись. Она понимала, что не сумеет.
Я выскользнул в океан. Музыкантская и Крысобой последовали за мной. Сливович осталась в шлюзе. Она билась об стены, как бьется мотылек об лампочку в ночи. Она плакала — злыми слезами. Мы видели, как она бросилась из шлюза в воду и как заскользила к нам, пытаясь догнать. На полпути у нее кончился воздух. Илла Сливович, выпучив глаза, сделала два резких вдоха, заполняя легкие водой… Через минуту ее успокоенное тело опустилось на дно.
— У нее был шанс, — заметил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она могла пересидеть наш отход в гнездовье, а потом попытаться достичь нашей капсулы и жить там. Продукты бы ей скидывали, да и запасной костюм защиты у нас был. Она обезумела. И…
Я махнул рукой и устремился к жилым пузырям, прижавшимся к подножию спящего вулкана.
Шоу закончилось, и что-то изменилось. Во мне. Я чувствовал это. Словно щелкнуло, и мир вдруг неуловимо поменял тональность.
«ПРОЩАЙ, ЛАРС РУСС!!!» — раздался бесплотный голос в моей голове.
Голос Клинча.
Он впервые назвал меня по имени.
— Держи у мула перед носом морковку, и он полезет даже на голый склон.
Глен Кук. Золотые сердца с червоточиной
Я открыл дверцу ТЭФ‑холодильника и заглянул внутрь. Пустота. Выбрав в меню молоко, я щелкнул заказ и закрыл дверцу, чтобы тут же ее открыть. Молоко стояло на полке. Свежее. Только что телепортированное со склада. Взяв пакет, я вскрыл его и присосался к краю, жадно глотая прохладную белую жидкость.
— Итак, вы согласны с условиями? — донесся голос Себастьяна Гоевина из гостиной.
— Ну, — затянул Марк Крысобой, — будем говорить объективно — мы еще не решили, что ответить.
— Хочу вас уведомить о том, что предыдущее шоу «Сезон охоты» побило все рекорды популярности. Это что-то говорит.
Я задумался. То, что предлагал Гоевин — участие в новом шоу — вполне устраивало и меня, и Крысобоя, и Музыкантскую. Я уже нащупал ключи к загадке своего происхождения, но я нуждался во времени, которое и предлагал Гоевин. Правда, что-то останавливало нас и не давало сказать «да», и мы юлили, как только могли.
Я вышел в гостиную и плюхнулся на кожаный диван, забросанный пуховыми персидскими подушками.
— Расскажите подробнее о новом шоу, — потребовал я.
Крысобой вытаращился на меня, как на полоумного. Слушать в третий раз краткое описание проекта для него, как, впрочем, и для меня, было испытанием похлеще мучений в подземельях инквизиции.
Лицо Гоевина, едва умещавшееся на плазменной панели экрана, расплылось в улыбке:
— Вы издеваетесь, господин Русс?
— Нет, — ответил я, сохраняя спокойствие. — Я всего лишь хочу понять, что мне не нравится в вашем предложении.
— Что ж, честность за честность.
Гоевин закрыл глаза и замолчал. Потом заговорил:
— Вы будете заброшены на космическую станцию. Вы — фавориты игры. Помимо вас будут еще человек десять. Ваше задание — наладить добычу урана. В вашем распоряжении будут роботы, аппаратура, какая только потребуется. В общем‑то, в принципе все.
— В чем подвох? — прямо спросил я.
— Подвоха нет, — хитро улыбаясь, ответил Гоевин. — Только трудности, связанные с добычей урана. Даже при условии полной роботизированности, это может оказаться опасным. К вашему сведению, на шахтах ежедневно погибают люди. Плюс к этому эффект замкнутого пространства.
— Да какой-нибудь Гвинплей Плант в качестве довеска, — съехидничала Музыкантская.
— Почему сразу Гвинплей, — возмутился Крысобой. — Всего лишь Сливович.
— Вы должны понимать: шоу есть шоу. Если шоу требует жертв, они будут, — оборвал насмешки Гоевин.
— Что ж, по крайней мере, это честно, — поддержал я Себастьяна. — Нам требуется время на размышление. Пока пришлите контракт для изучения. В любом случае, в ближайшие пару дней мы не покинем этот особняк. Отдых. Отдых. И еще раз отдых. Вот наш нынешний девиз.
Гоевин улыбнулся и растаял.
— Кстати, нас тут неплохо устроили, — блаженно промурлыкал Крысобой.
— Рената, тебе не кажется, что у Марка начались старческие прибабахи? — поинтересовался я.
— Давно это заметила, — поддержала меня Музыкантская.
— Не знаю, у кого тут старческий маразм, а у кого юношеский максимализм.
Крысобой поднялся из кресла.
— Пойду‑ка я в спортзал. На тренажерах покачаюсь. Русс, ты со мной?
— Не, Марк, меня это не греет. Ты лучше подумай, чем мы вечерком заниматься будем?
— Предлагаю, — подала голос Музыкантская, — съездить в город и покутить.
— В каком-нибудь клубе, — домыслил я.
— Вот и займитесь. Подыщите подходящее местечко.
С этими словами Крысобой удалился.
Отличная политика. Могу поспорить, что он сделал это нарочно, чтобы оставить меня наедине с Музыкантской.
— Ты не в курсе, как на поисковик подключиться? — спросила Рената.
Она склонилась над пультом квазиживого мозга дома и пыталась колдовать.
— Через восьмерку подсоединишься к городской сети, а там разберешься, — сказал я, включая первый канал британского телевидения.
После того как мы вынырнули со дна подводного шоу, Гоевин отвез нас в особняк, приготовленный к прибытию победителей. Особняк находился на окраине Лондона. Здесь мы должны были провести несколько дней, посвященных отдыху, сну и развлечениям. Пока мы летели над Атлантическим океаном, Себастьян Гоевин вышел с нами на связь и предложил новый контракт, более захватывающий и прибыльный. Он дал нам два дня на размышления, и сегодня эти два дня истекли.
Трехэтажный особняк располагался в самом зеленом пригороде Лондона и был окружен со всех сторон садами и двумя речушками, не считая Темзы.
Телевидение было заполонено рекламой. Поблуждав по каналам, я оставил музыкальное телевидение, где транслировались лучшие клипы группы «Q‑Z, Z‑Q», и, перемахнув через спинку дивана, в два прыжка оказался подле Музыкантской. Обняв ее за талию, я спросил:
— Как успехи?
Она не отстранила меня. Судя по всему, Ренату устраивали мои руки, ласкающие ее обнаженный живот.
— Есть два клуба с интересной программой. Но мне больше по вкусу «Золотая ОрДА».
— Что за клуб?
Я поцеловал ее в шею, и она выгнулась, закатив глаза.
— Пусть это будет сюрприз, — томно выдохнула она.
— Сюрприз так сюрприз, — пробормотан я, увлекая ее за собой.
Я оступился, и мы упали на ковер.
Крысобоя я нашел в тренажерном зале на первом этаже особняка. Окна выходили на зеленую аккуратно постриженную лужайку, где резвились два кудрявых малыша. По всей видимости, дети наших соседей.
Крысобой стоял у окна и задумчиво смотрел на детей.
— О чем задумался, старик? — шутливо спросил я, присаживаясь на тренажер лодочку.
— Если ты меня хоть раз еще назовешь стариком, я тебя прикончу, — серьезно пообещал Марк.
— Верю, — согласился я.
— Смотрю я на детей и думаю, зачем я живу?
— Все, — присвистнул я. — Крысобоя понесло. На философию потянуло.
Я не хотел насмехаться. Не любил, когда люди терялись в дебрях депрессии, а ее признаки я уловил в поведении Крысобоя.
— Потянуло, — согласился Марк. — Как у тебя с Ренатой?
— Вроде пошло дело, — неохотно ответил я.
— Знаешь, за что меня прозвали Крысобоем? — неожиданно спросил Марк, оборачиваясь ко мне.
Его суровое лицо, украшенное двумя шрамами, скрещивающимися на левой щеке в виде Андреевского креста, и аккуратно подстриженной бородкой, отросшей за время, проведенное на дне, было наполнено мудрой печалью.
— Я как-то спрашивал тебя, но ты не ответил.
— Я не люблю это вспоминать.
Крысобой взгромоздился на велотренажер и защелкал по кнопкам, выставляя параметры.
— Моя настоящая фамилия вовсе не Крысобой. Но это не важно. Крысобой — прозвище, которое я получил почти шестьдесят лет назад, и оно так плотно приклеилось ко мне, что настоящая фамилия просто затерялась и забылась. Только я помню ее.
Предполагается, что солдат должен спасать свою страну и культуру, однако пока он это делает, его страна и культура успевают измениться и забыть о том, кто сражался ради них.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
— Это случилось в эпоху уличных бунтов. Я был необстрелянный юнец, брошенный усмирять бунтарей.
Маленькая планетка.
Маленькая страна, входящая в состав Федерации Государств Земли. ФГЗ, мать его.
Княжество Атлантида. Князь, избираемый парламентом из числа правящей партии. Уличные кафе, где дни и ночи напролет кипит жизнь, льется рекой пиво и пузатенькие горожане обсуждают политиков, женщин и бизнес.
Платаны.
Фонтаны, журчащие на площадях столицы.
Провинция.
Провинция, которую в один прекрасный день залихорадило, и разбились витрины. Люди ополоумели. Они разнесли фонтаны по кирпичикам. Они врывались в кафе, переворачивали столики и грабили, заливая брюхо дармовым пивом, в то время как хозяин заведения с перерезанной глоткой лежал за стойкой, чтобы не смущать пьющих. Дети, измазанные кровью, слоняющиеся по улицам, с глазами, полными слез и боли. Пожары, охватившие город, пожары на каждом углу. Взрывы. Перевернутые автомобили. И князь, повешенный на центральной площади.
С полицией «Центр сопротивления» расправился быстро. Не помог и гарнизон Земной пехоты, что базировался неподалеку от города. Горожане, среди которых каждый служил в армии, вооружились, сумели занять гарнизон и перебили всех солдат, которые не согласились перейти на их сторону. А перешли почти все. Кому охота погибать?..
Мы называли их «Крысы». Я тогда еще служил в спецназе. Отряд «Koбpa‑Z». В вольные охотники я ушел после этой операции. Перед тем как нас отправить в город, начальство провело инструктаж. Нам разъяснили, что Крысы заняли весь город. Все горожане — Крысы. И была дана директива — пленных не брать. Уничтожать всех, кто будет сопротивляться. В общем, нас, юнцов, накачали, как только могли, а потом еще и провели через психокодер, который эту информацию выжег нам на подкорке. Большинство ребят из моего отряда были родом с маленьких провинциальных планет. Они никогда не были в мегаполисах, на крупных торговых планетах. Да чего там говорить, даже Земля, хоть и сохранила за собой статус столицы ФГЗ, превратилась в такое же провинциальное захолустье. Ни одного небоскреба, ты только подумай. Не то что крупные города Амбера или Средиземье. Так вот. Я оказался единственным, кто вырос в крупном городе мощной торговой планеты. Я не привык к маленьким городам и фермерским планеткам и если честно, то презирал всех провинциалов. Я амберец и этим всегда гордился.
— Ты амберец⁈ — удивился я, оборвав историю Крысобоя.
— Точно. Амберец, — подтвердил Марк.
— Ты никогда не говорил об этом.
— А ты спрашивал?
— Нет. В общем… — развел я руками.
— После инструктажа нас накачали какими-то усилителями, — продолжил рассказ Крысобой, — и десантировали на одноразовых капсулах в пяти километрах от города. В случае провала, дороги назад не было. В каком-то смысле мы были смертниками. У нас был единственный выход — победить, исполнить приказ. Другого пути нет. Все это сознавали.
Для меня это дело стало первым. Я — единственный свеженький, только что из учебки, и сразу на серьезную операцию. Остальные все имели за спиной уже по три‑восемь зачисток. Был парень, который прошел пекло средиземской войны. Ну, помнишь, столкновение с негуманоидной цивилизацией Роптишь. Стреляный парень. Как же его звали? За восемьдесят лет из головы вылетает даже имя мамы, а не то что… По-моему, его звали… точно, Радион. Радион Шмель. Кличка Шмель. Он, когда стрелял, все время жужжать начинал.
После высадки мы пробежали пять километров. Представляешь, в полной боевой амуниции. На подходе к городу нас встретили. Шквальный огонь.
Наше командование просчиталось. Наш взвод предназначался для устранения групп террористов, но никак не для полномасштабной войны, в которую в результате мы оказались вовлечены.
На окраине паренек из нашего взвода подорвался на мине. Его разметало на двести метров, разбрызгало по нам. Это был первый труп, который я увидел. Рядом со мной погиб человек, но я не обратил на него внимания. Нас закодировали на смерть, и мы несли ее в своих руках. Вслед за взрывом застрочили пулеметы. Очередями срезало еще двоих. Ладно.
Подробности не обязательны.
Мы захватили пулеметные точки и убили пулеметчиков. Ими оказались дети. Два паренька лет по двенадцать — пятнадцать. Мы не знали об этом. Мы забросали точки гранатами. Одному из подростков оторвало ноги, но он все еще был жив. Я заколол его штык‑ножом, чтобы не мучился.
Мы вошли в город. С боями. С потерями. Но вошли. Командиры, которые остались на орбите, не могли догадаться, до какого размера раздулась проблема. А ведь с чего бодяга началась. Рабочим задержали зарплату на два месяца. А директора заводов жировали. Фермеры потеряли урожай в результате сбоев в климатизационно‑контрольной службе, и кожухом накрылась торговля. Пролетарии выплеснулись на улицы. Они сами не обратили внимания на то, что все давно вышло из-под контроля. К тому же к бунту подстрекал «Коммунистический Центр Рабочего Сопротивления». В результате весь город оказался захвачен, и, что самое интересное, весь город поддерживал бунт. В нас стреляли дети, а женщины выбегали, обвязанные взрывчаткой, нам под ноги.
Две улицы мы обменяли на двадцать спецназовцев…
Кафе называлось «Иверия». Мы проходили мимо него, когда из окна затарахтел пулемет. Шмеля изрешетило пулями. В какой-то степени он прикрыл меня грудью, но и меня зацепило. Две пули принял броник. Третью он просто не выдержал. Она прорвалась в грудь. Я упал и потерял сознание.
Очнулся почти сразу. Может, минут пятнадцать прошло.
Кафе полыхало.
Шмель не дышал. Я отполз в сторону, чтобы меня не зацепило, и сбросил с себя дырявый броник. Пуля прошила мясо и, на мое счастье, ничего серьезного не задела, но ребята ушли. Тогда я распсиховался. Было обидно, что меня, раненого, оставили на поле боя. Я еще не знал, какая их ждала судьба.
Каждое окно лило на них свинец. Каждая дверь полыхала пламенем. В каждом кафе притаился человек с оружием, готовый умереть. А они шагали вперед, как раскаленный прут идет сквозь резиновую стену. Напряженно.
Они полегли вдоль трех последующих улиц.
Последнего спецназовца взяли живым и повесили прилюдно, транслируя казнь через спутник на орбитальную станцию.
Командиры с орбиты отдали приказ о вводе регулярных войск. Они не стали сжигать планету‑город. Они нуждались в этом фермерском мирке. Но ввод войск требовал времени. Никто не думал, что в живых остался хоть один из «Кобры». «Кобру» списали.
А я остался живым. Живой в среде врага. Живой среди Крыс.
Я уполз в безопасное место. В полыхавшее кафе. Через которое смог попасть во внутренний дворик, где взобрался на чердак. Я отлеживался несколько часов. При помощи походной аптечки я залил рану медицинским клеем. Через два часа на месте шва красовалась красная полоса. Кожа срослась. Тогда я задумался.
Оставаться на чердаке, отлеживаться и ждать, пока меня найдут и прикончат, это меня не устраивало. Я решил стать Крысобоем во тьме Крыс. Тем же вечером я выбрался на улицу.
Кафе потушили.
Жизнь потихоньку входила в свое русло.
Бунт когда-нибудь заканчивается. Все угнетатели болтаются на виселицах, и бунтовать‑то вроде бы уже не надо. Бедные поделили богатство богатых, которых отправили в могилу. Осталось делать бизнес. Но у каждого свой бизнес. Бунтари стали налаживать свою жизнь, а я приступил к мести за друзей.
Я стал ночным странником. Благо, оружие у меня было. Я убивал каждого, кого видел на улице. Я щадил только женщин и детей. В этих пунктах я мог бороться с программой, которую вложили в меня врачи на станции.
Ночами я зачищал квартиры. Я звонил в дверь. Мне открывали, и я убивал. Когда не открывали, я стрелял через дверь. Я взламывал замки и проникал без приглашения. Я не думал, не знал, что я делаю. Я должен был исполнить это. Я не мог успокоиться, пока хотя бы один враг оставался жить. Впоследствии мне еще предстояло расплачиваться за все это на станции, но там мне помогли врачи.
Когда через неделю в город вошли войска, их встречали разлагающиеся трупы. Ни одного выстрела они не сделали. Не в кого было стрелять. А меня нашли в баре. Я в форме разлегся на полу и сосал пиво. Я притащил себе три бочонка, и к тому времени, когда меня обнаружили, на дне последнего плескались два глотка.
На орбитальной станции меня подлечили. Сняли психокоманду. Всерьез подштопали мозги. Врачи думали, что все в порядке, что я здоров, но все эти трупы стояли передо мной, висели на моей шее. Ведь это было моим первым делом. В спецназе дольше восьми операций не задерживаются. К тому же, если задуматься, эти бунтари в чем-то были правы. Они не были преступниками. Они лишь хотели справедливости, а когда не сумели ее добиться от местного правительства, взяли управление в свои руки. Это‑то и не устроило боссов мира сего.
Я ушел из спецназа. Я поменял фамилию, чтобы никогда не забывать о своем первом деле. К тому же ребята из спецназа меня уже звали Крысобоем. Они считали, что мне это должно польстить.
Крысобой.
Я задумался над тем, чем мне в дальнейшем заняться, и выбрал себе профессию охотника. Я решил охотиться и уничтожать воистину тех, кто виновен. Карать. В этом я видел свое спасение. В этом я видел свою возможность оправдаться перед теми, кого я убил в мятежном городе.
Мне не по душе шоу, в котором погибают люди. Пойми, Ларс, я не хочу нового контракта. Мне он не нужен. Я уже задумался над тем, чтобы поменять планету. Не только на Земле цветет преступность. Существуют и другие места. Но я пойду на этот контракт по двум причинам. Во-первых, из-за тебя и Музыкантской. Не хочу вас бросать. Как-то классно у нас вместе получается. Во-вторых, деньги. Я слишком долго сидел в тюрьме и совсем обмелел. А ведь у меня есть семья. Я не живу с ними, но всегда помогал. Не живу уже лет тридцать. Но на меня они всегда могли рассчитывать. Да и мне бабки не помешают. Так что я решил, что еще один контракт мне не помешает. А после него хочу с сыном встретиться…
— У тебя есть сын? — удивился я.
— Да. Исайя. От одной француженки. Я даже не знаю, чем он сейчас занимается. Когда я сел, он заканчивал последний курс Оксфорда. Надо будет с ним встретиться. А в целом, я в твоем распоряжении, я чувствую, что тебе еще пригожусь, да и польза от этого будет, а не только нездоровое удовольствие, как от этих кровавых шоу.
В тренажерный зал вошла Музыкантская. Она, уткнув руки в бока, застыла на пороге и окинула нас скептическим взглядом.
— Кончай трепаться, — сказала она сурово. — Тачка на улице. Ужин в ресторане. Уловили разницу?..
Ангельское поведение для ангела — все равно что чертовщина для черта.
Роджер Желязны, Роберт Шекли. Театр одного демона
Клуб «Золотая ОрДА» находился в большом двухэтажном стеклянном здании, похожем на портовый склад. Его окружали кольца постов охраны и двухметровый сетчатый забор под прикрытием дозорных вышек. Прожекторы утюжили небо, проверяя каждый геликоптер, приближающийся к клубу. Прожекторный луч цеплял летящий объект и сопровождал его до посадочной площадки, откуда служащий клуба отгонял его на платную стоянку. Складывалось впечатление, что ты попал не в клуб, а в исправительный лагерь, в тюрягу, если попростому. Негативное впечатление разрушал фейерверк прожекторных лучей, и ошеломляющая по силе звука музыка, выплескивающаяся за пределы клуба. Большая толпа народа в вечерних тусовочных платьях в очереди на вход. Вот что бросилось мне в глаза еще на подлете к зданию.
Признаться, я не люблю такие вечеринки. Мне по вкусу более уютные заведения, где крутят старомодную музыку, а не модные, долбящие мозг синтезированные звуки, но, как возразила Музыкантская, и с ней пришлось согласиться, ради разнообразия можно и лягушку съесть с французской подливкой. Представив лягушку, тающую во рту, и ночной клуб, я выбрал меньшее из зол и согласился посетить «Золотую ОрДУ».
Лимузин, ведомый автопилотом, стал снижаться. Пойманный лучом прожектора, он сделал вираж и приземлился на посадочную линию. Проехав метров пять, лимузин остановился и открыл двери.
Я выбрался первым. Меня немного укачало, но свежий влажный воздух мгновенно привел меня в чувства.
— По-моему, я староват для всего этого дерьма, — заявил Крысобой.
— Это ты Ренате скажи, — посоветовал я.
Музыкантская выбралась из-за штурвала управления лимузином. Ее место тут же занял служащий клуба и, подняы машину в воздух, повел на парковку.
— Что вы все ворчите, как застарелые пни? — поинтересовалась она, поправляя прическу — вавилонский столб на голове, где без труда можно было упрятать два пистолета и хватило бы место на пяток гранат.
Рената раскрыла ридикюль и достала тюбик‑палец помады, которым едва заметно подкрасила губы.
— В прошлый раз в пустыне ты тоже уверяла, что все будет полный… — заикнулся я.
— Не путай, — оборвала она.
— Ладно. Поскакали… А то чего-то тут холодновато, — поежился Крысобой.
— Старость не радость, — заметила Рената.
— Если бы это сказал Русс, я бы его прикончил. Тебя пожалею, — ледяным голосом проскрипел Марк.
Мы прошли к хвосту очереди и встали.
Очередь пестрой змеей извивалась по асфальту вдоль железного забора. Освещенная прожекторными лучами, она находилась под прицелом двух автоматных вышек. Взглядом специалиста я отметил, что тут в непредвиденном случае все решат пара минут. Этого времени хватит автоматчикам, чтобы выкосить двести человек, переминавшихся с ноги на ногу у входа в заведение.
Я почувствовал себя неуютно.
— Может, рванем в другой клуб, — предложил я, покосившись на Ренату. — Здесь уже и мест, поди, свободных нет.
— Брось. Мест тут завались. Если тебе неуютно, то вспомни, что ты при пушке. Как говорится, во всеоружии, — успокоила Рената.
— А ты откуда знаешь? — удивился я.
— Чтобы мы пошли в клуб без пушки? Это нереально, — объяснила она.
— Точно. Нужно быть готовым ко всему, — поддакнул Крысобой.
Значит, не я один.
Перед отъездом я прикрепил к запястьям два металлокерамических пистолета‑малютки, которых не распознавал ни один детектор. Пистолеты‑невидимки. Таким оружием снабжаются только спецслужбы, разведка и Гоевин.
Очередь втянулась в клуб, подведя нас к воротам детекторов. Это не заняло и пятнадцати минут. Я даже не успел заснуть. Время скоротал, разглядывая каменное и прекрасное лицо Ренаты. Она чувствовала мой взгляд, но не подавала виду.
Странные ощущения. Эта женщина пыталась меня убить. Раньше она стояла по другую сторону баррикад, а теперь я испытывал к ней какую-то слепую привязанность и нежность, несвойственную человеку, привыкшему к смерти. Она заинтересовала меня с самой первой минуты, когда я ее увидел, и все больше и больше я углублялся в любование ею. Это походило на восхождение на вершину заброшенного маяка. Винтовая лестница с выщербленными ступенями и опавшими секциями, шатающиеся перила и двадцать метров в высоту. Ты взбираешься, соскальзываешь со ступенек, цепляешься за раскачивающиеся перила, которые под твоим весом падают в пролет. Балансируешь, стараясь удержаться, и шагаешь дальше. Часть лестницы вывалилась. Перепрыгиваешь через брешь. Но на вершину маяка ты обязан взобраться во что бы то ни стало.
Я прошел сквозь детекторы в гробовом молчании. Они не пискнули, не уцепили на мне ничего противозаконного. Музыкантская и Крысобой проследовали за мной. На выходе нас встретил служащий клуба в традиционном золотом халате и с полотенцем на голове. Он поклонился и предложил свои услуги.
— Проводите нас за столик, — потребовала Музыкантская.
— Пожелания? — спросил обладатель золотого халата.
— Уют, поменьше народу и побольше воздуха.
Заказ мне понравился.
— Интересно, вы так каждого посетителя встречаете? — не смог удержаться я от вопроса.
— Да, — ответил служащий и тряхнул полотенцем, аккуратно обмотанным вокруг головы. — У нас большой штат.
— Это очень дорогой, элитарный клуб. Он только для членов клуба и их гостей, — произнесла Рената.
— Что-то я не помню, чтобы записывался в члены этого улья.
— Ларс, член этого клуба Гоевин. Притом, надо сказать, почетный член. Мы идем по его протекции, — пояснила Рената.
— Ну это тогда меняет дело.
Требования Музыкантской обладатель золотого халата понял буквально. У входа в клуб мы сели в комфортабельную кабину за столик, окруженный мягкими диванами. Служащий поколдовал что-то на пульте управления, нас накрыл силовой купол, и кабина вознеслась под потолок. Пролетев на высоте десяти метров длинным коридором, заполненным шумными пешими людьми, мы неслышно выскользнули в огромный зал, уставленный столиками. Потолок в двадцати метрах от пола. Возле столбов извивались обнаженные женщины. Сцена, на которой крутили пластинки ди-джеи. Обилие народа. Оглушительная музыка, скроенная из электронных звуков. Световой фейерверк. Прожекторные блики, носящиеся по залу.
Наша кабинка набрала высоту. По разные стороны на изрядном расстоянии парили похожие столики. К ним спускались шесты, вокруг которых вертелись полуголые девицы, исполнявшие зажигательные эротические танцы.
— Вот тебе и воздух, и народу мало, — обрадовалась Музыкантская.
— Великолепно, — согласился я. — Теперь бы еще понять, как официанта вызвать и бабу на стол.
— Ты как будто вчера родился, — поразился Марк, наклоняясь над пультом управления в центре столика.
— Как верно ты подметил, — поразился я.
— Что ты будешь? — спросил он.
— Мясо, пиво и женщин.
— Ларс, с последним ты поторопился, — внесла коррективы в мой заказ Рената.
— Только из эстетических соображений, — развел я руками, оправдываясь.
Крысобой выбрал требуемое, ввел количество и нажал кнопку «ПЕРЕНОС». Через секунду на столике появились тарелки с едой, кружки с пивом и приборы.
— Танцовщицу берем? — спросил Марк.
— А как же, — тут же поддакнул я.
— Из эстетических соображений, — пояснила Рената.
Крысобой в меню отметил пункт «Женщ. танц.» и стрелочкой перебрался с графы «1 шт.» на графу «3 шт.». Потом ткнул пальцем в кнопку «ПЕРЕБРОС» — и с потолка спустились три платформы с шестами по центру, на которых, сохраняя равновесие, подстрахованные силовыми полями, танцевали три блондинки с внушительными формами.
— Во. Это уже ситуация, — обрадовался я. — А откуда здесь все взялось?
Я показал на тарелки с едой и женщин.
— Ты что, издеваешься? — удивленно уставился на меня Марк.
— Продукты телепортированы прямо с кухни, а бабы с потолка, — ответила Рената.
Я отхлебнул темного пива и впился вилкой и ножом в бифштекс, политый оранжевым соусом.
— А здесь танцуют? — спросил я, не успев прожевать.
— Конечно, — ответила Музыкантская, указывая на крылья у кабинки. — Встаешь сюда. Тебя накрывает полем, и вниз.
Некоторое время мы не разговаривали, занятые едой и напитками. По потолку скользили лазерные лучи, показывая картинки к звучавшей в клубе музыке.
Я налегал на пиво. Опустошил пару кружек темного и почувствовал зов природы.
— А до туалета как? — осведомился я, наклоняясь к Марку.
Почему-то спрашивать об этом у Ренаты я не стал.
— Поехали. Вместе, — предложил Крысобой, похожий на раздувшийся бурдюк.
Я встал на одно из крыльев кабины. Соседнее крыло облюбовал Крысобой. Изнутри поднялся металлический многосуставный шест с пультом управления. Я в него тот час вцепился, как в спасательный круг. Заглянув в меню, я ужаснулся обилию кнопок. Взгляд на Крысобоя, похоже у него те же проблемы, и взгляд вниз. Высоты я никогда не боялся, но тут почувствовал дурноту и пиво, подкатившее к горлу. Подавив желание изрыгнуть все съеденное и выпитое себе под ноги — на головы людей, мелькавшие где-то внизу, я крепче вцепился в пульт управления, понимая меня держало силовое поле. В меню я отыскал кнопку «Туалет» и ткнул ее. Картинка сменилась. На выбор мне предложили «М» и «Ж». Я коснулся нужной опции. Картинка вновь сменилась, предложив кнопку «СТАРТ!».
Господи, до чего же я не люблю компьютерные прибабахи. Мы уже справляем нужду при помощи компьютера. Правда, с таким интерфейсом до туалета можно и не добраться.
— Вы куда? — спросила Рената.
— Скоро вернемся, — пообещал я. — Не скучай.
Крыло Крысобоя резко ушло вниз, я нажал кнопку «СТАРТ!». Крыло подо мной просело и с большой скоростью устремилось за ним. Я крепко вцепился в пульт. Не хватало еще вылететь по дороге.
Через минуту полет закончился. Силовое поле пропало. Я сошел с крыла на пол и поспешил в заведение.
Люди словно животные: большие едят маленьких, а маленькие кусают больших.
Вольтер
Облегченный и счастливый, я вернулся на крыло. Крысобой меня уже дожидался.
— Ну, что? По бабам или сразу к Ренате? — спросил он.
— По мне так сразу к Ренате, — ответил я.
— Стартуем! Хотя тебе‑то хорошо, а я без бабы.
Вернуться назад оказалось проще. Достаточно было только нажать кнопку «БАЗА», и крыло, закупоривая пассажира в силовое поле, воссоединялось с кабиной.
Я перескочил за столик, отмечая на ходу, что кабина пуста.
— Куда Ренатка делась? — озвучил мой немой вопрос Марк.
— Кто ее знает? — растерянно ответил я, осматривая пустой столик.
Недоеденное блюдо, недопитое пиво. И никого.
— Интересно, — сказал Марк. — А как она отсюда ушла, если третье крыло на месте.
Я обернулся. Третье крыло и впрямь висело возле кабины. На глаза попался пустой бокал, стоящий на столике. Когда мы уходили бокал был полон. Отсутствовали максимум минут десять. Рената пила коктейль «Кровь Предтеч». Вряд ли она смогла его выпить залпом, а потом сбежать. Тут что-то произошло. Мои догадки подтвердились. На диване и полу обнаружились следы разлитого напитка. Кто-то опрокинул бокал, а затем поднял его, чтобы не привлечь внимания, рассчитывая на фору во времени.
— Может, она кого из знакомых повстречала? — предположил Крысобой.
— Марк, ее похитили, — уверенно заявил я.
— Откуда ты…
Крысобой хотел задать вопрос. Но что-то увидел за моей спиной. Его глаза округлились, и он, ухватив меня за руку, повалил на диван. Обивка дивана над моей головой потрескалась от прилетевших пуль. Звука не было. Он поглощался музыкой.
Пистолеты скользнули в ладони. Приподнявшись, я открыл огонь из двух стволов, сразу приметив цель. Неподалеку висели на крыльях двое мужиков. Первыми двумя выстрелами я снял одного из них. Мужик покачнулся, перевернул крыло и выпал, но уцепился за край крыла и повис, удерживаемый силовым полем. Второй мужик принял смерть от рук Крысобоя.
— Чего дальше? — спросил я.
— Прыгать будем, — ответил Крысобой.
— Куда? — не понял я.
— На их крылья.
— Но там же силовое поле, — возразил я.
— Оно не выпускает тело изнутри. С крыла. Но нас впустит. Здесь поле слабое. Оно не успеет отреагировать на летящее извне тело и пропустит его. Пули же оно не останавливало. Так что не боись прорвемся, — объяснил Марк.
— А дальше?
— Дальше нажимаем кнопку возвращения и смотрим, кто нас навестил.
Предложение конечно хорошее, но рисковое. У Марка получилось сразу же. Он, не раздумывая, разбежался по диванам и перепрыгнул на вражеское крыло. Оно не перевернулось, а осталось в нормальном положении. У меня же все намного сложнее. Надо не только перемахнуть три метра на приличной высоте, так еще и приземлиться на перевернутое крыло. И после всех кульбитов вернуть крыло в рабочее положение. Короче, хорошего мало.
Я разбежался и прыгнул.
Не повезло.
Малость не долетел, но успел вцепиться в край крыла.
Я почувствовал, как силовое поле окружило меня. Справившись с волнением, я ухватился за раздвижную ногу пульта управления и, раскачав крыло, вернул его в исходное положение. Сверху обрушился труп, заливший меня кровью. Отпихнув его на край, я проорал Крысобою:
— От этого как избавиться?
— Отключи поле и столкни.
И как это я не догадался?
Спихнув холодевшее тело вниз (я заметил, что Крысобой поступил со своим мертвяком точно так же), я нажал кнопку «БАЗА», и крыло стартовало. Заложив крутой вираж, оно обогнуло наш пустующий столик, и стало снижаться.
Я проверил патроны в пистолетах. Практически полные обоймы. К бою готов.
Крыло отклонилось в сторону, облетело еще один парящий столик, пронеслось мимо сцены с ди-джеями, чуть было не столкнулось с танцующей девушкой возле шеста и вывернуло в коридор, ведущей на выход.
Нас поджидали.
Охрана возле дверей на улицу. Уже переполошились из-за выстрелов. Переминались с ноги на ногу, высматривая опасность.
Я увидел кабину-базу издалека. Ее покидали трое мужчин. Один из них держал на спине бесчувственное женское тело, похоже это Музыкантская. Охрана, заметив девушку, свисающую с плеча мужика, как куль с грязным бельем, попыталась остановить похитителей, но осталась лежать на полу, скошенная выстрелами из автоматов.
«Дерьмо у них, а не детекторы, — подумал я, — теперь зашевелятся, систему подновят».
Не дожидаясь состыковки крыла с базой, я отключил силовое поле и спрыгнул на пол. Крысобой опередил меня на долю секунды.
Перескочив через тела незадачливых охранников, мы выбежали на улицу. Прожектора тот час взяли нас в перекрестие прицелов, но мы мало обращали внимание на слепящий с небес свет.
Я увидел спины убегавших. Они мчались к стоянке автомобилей.
Присев на колено, я прицелился и дважды выстрелил. Один из убегавших запутался в своих ногах и упал. Больше он не поднялся.
Мы влетели на стоянку, катастрофически опаздывая. Мужики уже сгрузили Музыкантскую в флаер и запрыгивали в него. Флаер у них был легкий, скоростной. Наш лимузин вряд ли смог бы с ним тягаться.
Я подлетел к ближайшему аппарату, быстрому на вид, и разбил стекло. Завыла сирена сигнализации.
— Отключить визжалку сможешь? — спросил я Крысобоя, забираясь в кабину на водительское место.
— Без проблем.
Марк наклонился над приборной доской, чем-то щелкнул, и сигнализация, завывавшая, словно разбуженный посреди зимы медведь, заглохла.
Мы стартовали на две секунды позже похитителей и тут же сели им на хвост
Невозмутимость Крысобоя просто покоряла. Я не мог сдержать азартного смеха. Погоня взбудоражила меня. Переключив аппарат на ручное управление, я захватил флаер похитителей в прицел наведения и старался выжать из маломощной машины по максимуму. Несмотря на это, мы безбожно отставали. Плелись в хвосте, и перспектив атаковать противника в воздухе не было. Оставалось уповать на то, что мы сможем отбить Музыкантскую на земле.
Это бессилие выводило меня из себя, а мысль, что кто-то покусился на жизнь и свободу Ренаты, приводила в ярость.
— Подержи меня, — потребовал я, переключая управление в автоматический режим.
— Как держать‑то?
— Нежно!
Приоткрыв боковую панель крыши флаера, я высунулся в образовавшуюся дыру. Крысобой тот час вцепился мне в ноги, надежно, не выпустит. Я вытянул руки с пистолетом, тщательно прицелился. Пистолет дважды дернулся. Оба выстрела оказались неудачными. Флаер дрогнул, обходя вынырнувшее из темноты препятствие. Я чуть не выронил оружие. Покрепче ухватив рукоять металлокерамической малютки, я бросил неосторожный взгляд вниз.
Мы проплывали над крышами восьмиэтажных домов предместий Лондона. Крыши плавали в темноте, как свернувшиеся сливки в черном кофе. У меня закружилась голова, и я отвел взгляд.
Следующие два выстрела легли точно в цель. Флаер противника вильнул, на секунду потеряв управление, но быстро выровнял полет.
Сзади послышался вой сирен. Я обернулся и увидел, что за нами на почтительном расстоянии следует эскорт полицейских геликоптеров.
— Нам сели на хвост!
— Чего⁈ — не расслышал Марк.
Невезуха. Ничего не скажешь. Но делать нечего, копы в этом деле мне не помощники. Все надо делать самому. Только на одного себя надежда.
Я вновь тщательно прицелился в силовой отсек флаера. Разбившийся или взорвавшийся аппарат меня не устраивал. Пробить топливный бак флаера проще простого, но горящая заживо Рената меня не вдохновляла.
Выстрелить я не успел. По нам открыла огонь полиция. Они оказались более качественными и удачливыми стрелками. С третьей попытки им удалось поразить центр управления, и наш флаер стал резко терять скорость и высоту.
— Втягивай меня! — заорал я.
И Крысобой исполнил.
Флаер был основательно поврежден. Догнать похитителей и освободить Музыкантскую нам уже не светило. Их аппарат таял в темноте с неумолимой скоростью. Я уже не мог разобрать их габаритных огней. А мы заваливались вниз. Падали на крыши спящего города.
Я испытал прилив тревоги. Я готов был вынырнуть из флаера и научиться летать, лишь бы догнать Ренату. Я не мог оставить ее одну.
Мой разум разделился на две части. Одна неистовствовала от собственного бессилия в кабине, а другая, как сторонний наблюдатель, с ироничной мудростью следила за первой, отмечая, что за истекшее время Ларс Русс слишком сильно привязался к Ренате Музыкантской и не может уже трезво оценивать ситуацию. Рената Музыкантская оказалась тем единственным наркотиком, к которому пристрастился Идеал. На наркотик этот часто вешают ярлык «любовь».
— Ларс, брось!
Крысобой схватил меня за плечи и сильно встряхнул. У меня зародилась шальная мыслишка вырубить его.
— Рената взрослая девочка и сумет позаботиться о себе сама.
Я позволил второй половинке разума слиться с первой и постарался успокоиться.
— Я должен ее найти.
— Найдем, — уверенно сказал Марк. — Не бойся, обязательно разыщем. Никуда не денется.
— Как же она позволила себя повязать? — удивился я.
— Я уже думал об этом. Ее, наверно, на расстоянии вырубили. Там же сумрак, сопло ракету не разберет. Но об этом потом.
Крысобой обернулся, вглядываясь в приближающихся полицейских.
— Ты лучше помозгуй, что с легавыми будем делать?
— Чего с ними делать? — удивился я. — Мы же охотники. Надеюсь, удостоверение при тебе. Крысобой кивнул.
— Ну и все. Заодно ситуацию обрисуем и о пропаже заявим.
И тут меня накрыло воспоминание. Документики то у меня хоть и качественные, но все же липа. Не стоит так рисковать и самому сдаваться полиции. То ли рефлекс застарелый пробудился, зажатый с тех времен, когда я спасался от власти, то ли психология солдата взыграла, но я насторожился.
— Меня не греет лезть копам в руки…
— Чего бы это?
Марк подозрительно покосился на меня.
— Давай катапультируемся, — предложил я.
— Не понял.
— Катапульт…
Наш флаер высветили прожекторные лучи полиции, и затрещал противный голос, усиленный передатчиками:
— ГОЛУБОЙ ФЛАЕР «BZQ34578UT»! ОБЪЯВЛЯЕМ ПОСАДКУ!
— Надо, Марк, — сказал я.
Крысобой не задавал лишних вопросов. Он приберег их на более спокойное время. Марк сел в кресло пассажира, пристегнулся ремнями и, освободив кнопку катапультирования от защитного колпачка на подлокотнике кресла, нажал ее.
Я последовал за ним.
Флаер сбросил крышу и один за другим в темноту ушли два снаряда.
Кресло болтало, кувыркало в воздухе, словно на аттракционе. Ветер хлестал в лицо дождем. За спиной хлопнул, разворачиваясь, силовой парашют.
Замутило. Я закрыл глаза, не в силах наблюдать за калейдоскопом картинок, но сгустившаяся темнота оказалась хуже, и я вернулся к реальности.
Пляска.
Чехарда картинок.
Крыши. Кувырок. Звезды, проклюнувшиеся сквозь городской смог. Кувырок. Полицейские огни, взявшие нас на прицел. Кувырок. Вновь крыши.
Толчок.
Кресло ударилось о крышу какого-то дома, но ветер, раздувший парашют парусом, поволок меня за собой. Я отстегнулся от сиденья и, выпрыгнув, покатился по мокрой крыше, уворачиваясь от тяжелого массивного кресла. Оно нырнуло с края и продолжило полет, закончившийся вскоре в чьей-то квартире.
Я привстал и огляделся.
Крысобою повезло больше. Стропы парашюта запутались в спутниковых антеннах и остановили полет. Он выбрался из кресла.
— Бежим!!! — крикнул я Марку, ныряя к лифтовому конусу.
Полицейские огни шарили по соседним крышам в поисках катапультировавшихся.
Лифт отозвался на настойчивый стук моего кулака, впечатавшего кнопку «ВЫЗОВ» в стену. Через минуту двери разъехались. Марк заскочил в кабину первым. Я за ним.
Крысобой нажал кнопку «О». Двери захлопнулись, и лифт провалился вниз.
— Почему не на первый? — спросил я.
Марк удивленно посмотрел на меня.
— Русс, ты удивляешь меня все больше. «О» — это обозначение подвала. На первом этаже нас могут уже ждать, а через подвал есть шанс уйти незамеченными.
— Как будем искать Ренату?
— Это обмозговать надо. Будем за лимузином возвращаться?
— Пусть Гоевин сам за ним возвращается. Проблем и без лимузина хватает.
— Ты не разобрал, что это за хмыри Ренатку похитили? — спросил Крысобой.
— Ничего я не разобрал. Не до разборов было, — огрызнулся я.
— Значит, сейчас на виллу. Там обмозгуем.
— Думаю, надо Гоевину отзвониться и сообщить о том, что Музыкантскую похитили. Это похищение может быть напрямую связано с шоу, в котором мы участвуем, или с каким-то бизнесом Себастьяна. Даже если это не так, виртуальщик может нам помочь. В конце концов, он заинтересован в новом контракте с нами, — поделился я идеями.
— Он такие условия выдвинет, что хоть под сопла звездолета лезь.
— Я соглашусь. Ренату нужно вернуть, — твердо ответил я.
— Слушай, а что, если Музыкантскую сперли по приказу Гоевина, чтобы стимулировать нас к подписанию контракта. Мы ведь контракт мурыжим уже несколько суток, а он надеялся получить от нас подписи по-быстрому, — предположил Марк.
— Версия любопытная.
Лифт остановился.
Двери раскрылись, и мы покинули кабину.
Из стерильно чистого подвала дома мы выбрались без осложнений. На углу улицы мы заказали такси при помощи кнопки вызова, приклеенной к фонарному столбу. Через несколько минут желтый флаер с характерными шашечками приземлился возле нас.
Водитель попался словоохотливый. Если бы не Крысобой, я бы точно порвал водилу. Он принял всю тяжесть поддержания ненавязчивой беседы на себя. Я же душою и мыслями был с Ренатой.
Всякое зло, которое легко предвидеть, очень трудно предотвратить.
П. Буаст
Себастьян Гоевин сразу ответил на наш звонок. Выглядел он очень воинственно и недовольно. Мы его, похоже, оторвали от каких-то важных переговоров или сексапильной секретарши. Выслушав новости с каменным выражением лица, он пообещал разобраться с проблемой, попросил его больше не беспокоить и отключился. Мне это очень не понравилось. Как бы Марк не оказался прав и за похищением не стоял сам Гоевин.
Крысобой закрыл окно видеосвязи и включил новостной канал «Терра‑TV».
— Ну, что? Предлагаю раздавить по бутылочке пива, и на боковую, — сказал Крысобой, устало растекаясь по дивану.
— А Музыкантская?
Мысль о бездействии, пускай даже временном, меня не грела.
— А что Музыкантская? — отозвался Марк. — Пока Гоевин не отзвонится, мы ничего предпринять не можем. Если это его рук дело, то мы Ренатку назад получим. Если не его, то наводку и помощь. Он заинтересован в нашем участии в проекте.
— Ладно. Уговорил.
Я поднялся с дивана и доплелся до ТЭФ‑холодильника. Выбрав в меню две бутылки темного «Якоря», отправил заказ и открыл дверцу. На верхней полке я обнаружил заиндевевшие бутылки. Подхватив холодное пиво, я вернулся в зал, откуда доносились бормотания новостного диктора.
Я сел возле Крысобоя и протянул ему пиво. Свинтив крышку, я сделал глубокий глоток.
— Сегодня в восемь часов вечера… — На плазменной панели возникло лицо моложавого мужчины, сошедшего с полотен Магритта, — в городах Дублин, Неаполь и Москва произошли террористические акты. Разрушены около сорока зданий. Общее число жертв не выяснено, но исчисление уже идет на тысячи. Террористические акты были произведены через ТЭФ‑магазины, которые захватили террористы. Единовременно по разным адресам, загруженным в клиентскую базу магазинов, были разосланы активированные взрывные устройства. Террористы в ходе антитеррористической операции были уничтожены. Ответственность за взрывы взяла на себя радикальная группа механмэнов «Первоземельцы».
— Не хило, — прокомментировал услышанное Крысобой. — Этих «первоземельцев» всех надо в вакуум. Сволочи!
— Внимание! Срочная новость! — Лицо диктора стало белым, а взгляд наполнился ужасом. — Только что поступило сообщение, что здание Всемирной Библиотеки, где проходил Всепланетарный Конгресс Академии Наук, захвачено террористами. По непроверенным источникам это механмэны группы «Первоземельцы». Среди заложников находится весь цвет научного общества, работающий над различными инновационными и военными проектами.
На плазменной панели стали раскладываться фотографии, словно карты в пасьянсе.
— На ВКАН слетелись ученые со всей Земли и планет Земной Федерации. В заложниках оказались…
Диктор зачитывал фамилии, будто озвучивал приговор. С каменным лицом и траурным голосом.
— … также среди заложников оказался Академик Института Внеземелья, частый гость нашего канала, Болеслав Сарматский.
— Сын! — на одном выдохе изрек Крысобой, нагнулся ближе к экрану и впился взглядом в пасьянс из фотографий.
— Кто сын? Сарматский? Чей? — не понял я.
— Нет. Не Сарматский. Шоммер.
Крысобой ткнул толстым пальцем в правый верхний угол панели, где висела фотография мужчины средних лет ничем не примечательной внешности. Никогда бы не сказал, что этот серый пиджак сын Крысобоя.
— Исайя Шоммер. Мой сын там. Среди заложников…
— Я должен быть там.
Ребром ладони Марк отбил горлышко бутылки. Поползла пена. Он припал к рваному краю и, утолив жажду, продолжил:
— Я обязан быть там. Где мой сын. Там. С ним.
— Что это тебе даст? — осторожно возразил я. — Тебя не допустят в здание. Тебя не подпустят к участию в операции… Зачем?
— Я должен!
Крысобой вскочил, выключил плазменную панель и перепрыгнул через диван.
— Ты пойми, Русс, я был все эти годы далек от сына, но хотел быть с ним. Я не мог. У меня есть шанс. Если я не сумею помочь, то хотя бы буду рядом.
— И в это время Ренату убьют? — выдал я свой контраргумент.
— Или убьют моего сына⁈ — прокричал Марк.
— Хорошая дилемма, — я закрыл глаза. — На одной чаше весов твой сын, на другой Рената. Ты жертвуешь Ренатой.
— Жертвую. Твою мать! Жертвую! А как бы ты поступил на моем месте⁈
— Не порол бы горячку!
Я смерил Марка суровым беспощадным взглядом.
— Вот что бы я сделал на твоем месте. Не порол бы горячку. Там самые лучшие… — я усмехнулся, — почти самые лучшие специалисты по силовым операциям. Они справятся и без твоего присутствия.
— Ты думаешь, я этого не понимаю.
Крысобой обмяк и неловко опустился на пол.
— Я все отлично понимаю. Но я жил с мыслью о сыне, знал, что он жив, и мне было хорошо. Теперь же, когда я убедился в том, что он близок к гибели, я не могу оставаться вдалеке.
— Давай лучше помозгуем, что мы можем сделать, — предложил я.
— А что можем? Что можем?.. Ни хрена не можем. Это тебе не шоу и не вольная охота.
— Какой ты пессимист, — заметил я, припадая к бутылке пива.
— Знаешь, оптимист тот, кто считает, что жизнь прекрасна, а пессимист опасается, что так оно и есть, — изрек Крысобой.
— Оригинальная мысль, — оценил я.
— Только не моя. Ее еще лет триста назад сочинили.
— А если мы вот так сделаем… — размышлял я. — Во-первых, нужно дождаться утра. Утром потолкуем с Гоевином, узнаем, что нового. Нашли ли Музыкантскую. Если да, то, соответственно, у нас и руки свободны. Если нет, то надо с Себастьяном договориться, чтобы поиски продолжались, а мы пока съездим в Библиотеку, узнаем, как там дела обстоят. Кстати, а где эта Библиотека находится?
— Не знаю. Через поисковик выясним, — рассеянно ответил Крысобой. — Только что это нам даст. Механмэнов все равно не порешить.
— Погоди, еще не вечер, — едва слышно сказал я.
В этой истории был только один выход. Только он позволял включить меня и Марка в антитеррористическую группу, которая сейчас работала над операцией «Библиотека». Чтобы освободить здание Всемирной Библиотеки, мне нужно воскреснуть, признать себя живым и выйти на контакт со спецслужбами, но для меня это означало гибель. Вряд ли спецслужбы выпустят меня целым и невредимым из ловушки, в которую я сунусь сам. А вся моя сущность протестовала против такого способа самоубийства.
Я теперь понимал, что это такое — оказаться привязанным к двум лошадям, которые рвут тебя в разные стороны.
— Марк, я должен кое-что рассказать тебе, — решился я. — Признаться, так сказать.
Крысобой, казалось, не обращал на меня внимания, но я чувствовал, что он внимательно впитывает каждое мое слово.
— Я могу помочь тебе спасти сына.
— Как?
— Я единственный, кто способен тебе помочь. Ты что-нибудь слышал про Идеалов?
— Нет. Практически ничего, — Крысобой оценивающе посмотрел на меня. — Только то, что несколько месяцев назад был заказ на некоего абсолютного убийцу. Кодовое имя — Идеал.
— Это я.
Крысобой встретил мой суровый взгляд и выдержал его.
— Только не убийца я. А абсолютный солдат, вышедший из-под ножа генного хирурга.
Не вдаваясь в подробности, я обо всем рассказал Крысобою. Добавил к фактам свои ощущения и предположения.
Крысобой молчал.
Долго.
Потом сказал:
— Я догадывался. Помнишь, когда ты пришел за моей жизнью, я попытался тебя убить. Я не сумел. Я не мог тебе ничего противопоставить. Ты был волен меня убить, и я не смог бы даже пикнуть. Но как ты поможешь?
— Если я выйду на свет, то операцию по освобождению Библиотеки доверят мне.
— Но они попытаются тебя убрать! — возразил Крысобой.
— А это мы еще посмотрим, — ухмыльнулся я.
Сообщение о нашем намерении посетить здание Всемирной Библиотеки Себастьяна Гоевина не вдохновило. Он высказал все, что о нас думает, последние слова была щедро сдобрены цветастыми выражениями, не все их них можно было бы печатать в прессе. Окончание спича Крысобой дожидаться не стал, просто отключил звук у плазменной панели, а когда Гоевин выдохся, вернул звук. После этого все разногласия были улажены за десять минут. Сошлись на том, что после освобождения Всемирной Библиотеки, мы примем участие в новом шоу Гоевина. Себастьян в свою очередь пообещал приложить все силы к розыску Ренаты Музыкантской.
Эти условия устроили всех. Гоевин даже расщедрился, выделил личный скутер на все время операции, пообещал связаться с директором Службы Безопасности Земли. С ним его связывали теплые приятельские отношения и членство в одном гольф клубе. Остальное — дело техники.
Возле дома нас дожидался флаер, предоставленный Гоевиным. На нем мы и добрались до скутеродрома. За все время пути ни я, ни Крысобой не проронили ни слова. Крысобой размышлял о сыне. Я думал о том, как выпутаться из передряги и не попасть под огонь спецслужб.
В скутере удалось вздремнуть. Прошедшая ночь, проведенная в разговорах за пивом, не подарила ни минуты сна. Пришлось компенсировать. Крысобой всю дорогу не смыкал глаз.
Летели мы минут сорок. Над океаном. Безграничным буйным Атлантическим океаном.
Здание Всемирной Библиотеки находилось на одном из островов Зеленого Мыса.
Посадку я даже не почувствовал. Проснулся только после того, как Крысобой основательно меня встряхнул и доложил:
— Прибыли.
На скутеродроме нас встречала почетная делегация из людей в черных костюмах и очках. Одним своим видом они говорили, что вооружены и очень опасны. Несколько флаеров почетного эскорта и лимузин, предназначенные, по всей видимости, для нас.
От группы встречающих отделился высокий худой мужчина в костюме и с хвостом из четырех телохранителей, озирающихся по сторонам.
— Я — Крис Такер. Первый секретарь директора Службы Безопасности Земли Леопольда Груфмана, — представился встречающий. — Мне приказано доставить вас к господину Груфману для конфиденциальной беседы. Как мне представить вас господину Груфману?
— Идеалом, — отозвался я.
Лицо Криса Такера вытянулось, приобрело малиновый оттенок. Несомненно, он обо мне слышал.
— Прошу следовать за мной, — произнес он.
Через пять минут лимузин въехал на территорию военного лагеря и остановился перед двухэтажным панельным домом, над которым развевался флаг Земной Федерации — голубь с оливковой ветвью в клюве на белом фоне. На входе застыли двое солдат с автоматами.
Я выбрался из автомобиля и в сопровождении Крысобоя и Криса Такера вошел в дом. Караул даже не шелохнулся. Каменные они что ли? Секретарь провел нас в приемную на втором этаже, указал на кресла и удалился.
Ждать пришлось недолго.
Воображаю, какой шум наделало мое появление.
Через несколько минут дверь в приемную распахнулась, и вошел низенький полный мужчина в черном костюме с вышитым гербом земли на правом лацкане.
— Вы хотели меня видеть, — сказал он. — Честно признаться, я удивлен. Если вы тот, за кого себя выдаете, то на вашем месте я постарался бы забиться в самую тихую богом забытую нору, чтобы никто не узнал о вашем существовании.
— Что ж, вы не на моем месте, — парировал я.
— Себастьян Гоевин просил меня встретиться с вами, но если честно, то у меня нет времени на пустые разговоры. Поэтому попрошу сразу же к делу.
Директор СБЗ Леопольд Груфман проследовал к своему креслу и, удобно в нем расположившись, уставился вопросительно на меня.
— К делу так к делу, — я равнодушно пожал плечами. — Как обстоят дела в Библиотеке?
Глаза Леопольда Груфмана зажглись дьявольским блеском.
— Какое отношение вы имеете к захвату Библиотеки? — спросил он.
— Господин директор, так у нас с вами беседы не получится. Меня интересует, что изменилось за последние два с половиной часа?
— Практически ничего. Заложники внутри. Террористы на переговоры не идут.
— Я хочу предложить вам свою помощь, — сказал я, наблюдая за шефом СБЗ.
По искорке, промелькнувшей в его глазах, я догадался, что мне удалось его заинтересовать.
— Почему вы думаете, что мы нуждаемся в вашей помощи? — осторожно спросил Леопольд Груфман.
— Потому что я Идеал. Я был создан для силовых операций. Только я смогу уничтожить всех террористов раньше, чем ваши спецназовцы почешут свои задницы.
— Смело, господин Идеал. Допустим, в том, что вы говорите, есть доля истины. Но зачем вам это нужно? Ведь вы должны прекрасно понимать, что вы для нас — опасный человек! И после завершения операции мы попытаемся устроить все так, чтобы о вашем существовании никто никогда не вспоминал. Вы уже сделали опрометчивый шаг, приехав сюда.
— Может быть, я и вправду совершил опрометчивый шаг, но я не мог поступить иначе.
Я хищно улыбнулся.
Мне понравилось, что Груфман не попытался юлить и лгать. Это интриговало.
— Зачем вам это, Идеал? Какой прок? Вы жертвуете собой, но зачем?
Крысобой попытался восстать, но я успокоил его движением руки.
— Это мое дело зачем! — отрезал я. — И к тому же, кто вам сказал, что я жертвую?
— Хорошо, Идеал, вы будете участвовать в операции. Я признаю, что вы подготовлены к этому, — согласился Груфман.
— Не участвовать, а возглавлять группу обезвреживания, — возразил я.
— Согласен. Только скажите, кто этот человек?
Леопольд Груфман указал на Крысобоя взглядом.
Марк встал, нависнув стальной скалой над шефом СБЗ.
— Это друг, — ответил я.
— И я пойду с ним! — прорычал Крысобой.
Библиотеки — магазины человеческих фантазий.
П. Николь
С обзорной площадки открывался великолепный вид на здание Всемирной Библиотеки. Окруженная со всех сторон водой, она напоминала стоэтажный торт, сужавшийся кверху. Рядом стояли пять служебных зданий и скутеропорт, заполненный уснувшими скутерами и багажными тележками.
— Террористы проникли в здание Всемирной Библиотеки, как и все приглашенные, через скутеропорт. Часть из них должна была участвовать в конгрессе. Часть нанялась три месяца назад служащими в Библиотеку, — объяснял Леопольд Груфман.
Он посчитал нужным лично ввести нас в курс событий.
— Часть, часть… — недовольно проворчал я. — Точные данные есть?
— Безусловно. Десять человек прибыли с делегацией. Уже доподлинно известны их имена и отметки гражданской регистрации. Четверо зарегистрированы в земле Ирак. Двое в Ландалэнде. Один из России, префектура Чечня. Трое из Америки. Двадцать восемь человек в разное время в течение этого года поступили на службу в Библиотеку.
— Где жили эти служащие? — спросил я.
Марк Крысобой поежился, посмотрел на нас и предложил:
— Давайте спустимся в помещение. Холодно.
Разговор продолжился в кабинете Леопольда Груфмана. Шеф СБЗ развалился в кресле, достал из коробки красного дерева, подбитой бархатом, сигару, откусил кончик, сплюнул его в урну и закурил.
— Двадцать восемь Крыс. Крысы — кодовое название. Обитали, как, впрочем, и все служащие и гости Библиотеки, в Библиотечном Городе. Он разложен по трем соседним островам. На одном из них мы сейчас и находимся.
— Сколько террористов в здании? — поинтересовался Крысобой.
— Точную цифру мы, в сущности, не знаем. Наши предположения. Человек восемьдесят.
— Они вооружены?
— Да.
— Как им удалось пронести оружие? — возмутился я. — Куда смотрела охрана?
— Не переживайте, господа, все виновные уже наказаны, — спокойно ответил Леопольд Груфман.
— Да какая разница. Заложники уже взяты. Как оружие попало в здание? Я как понимаю, детекторы и камеры слежения стоят повсюду.
— Оружие в здание пронесли служащие. Они распределили его по этажам. Так что там в данный момент сосредоточен грандиозный арсенал. В том числе и взрывчатые вещества.
— Террористы выходили на связь? — вопросил я, вставая из кресла.
Приблизившись к окну, из него открывался вид на Библиотеку, я впился взглядом в замерший спящий колосс.
— Однажды. Они предупредили, чтобы их не тревожили, и больше ничего. Выйдут на связь позже.
— Вы сказали, что десять человек приехали с делегацией. Двадцать восемь среди служащих, — заметил Марк Крысобой. — А общее число по вашим данным… человек восемьдесят?
— Да. Около восьмидесяти, — подтвердил Леопольд Груфман.
— Как так получилось?
— За полчаса до захвата на скутеродром опустились два грузовых скутера. Из них появилось пятьдесят вооруженных боевиков. Это зафиксировали наши следящие камеры.
— Как оказалось известно о захвате?
— Нам позвонил один из заложников…
Договорить Леопольд Груфман не успел.
Дверь в кабинет распахнулась, и вошел Крис Такер, чеканя шаг.
— Кризисный штаб собран. Ожидаем вас.
— Мы уже идем.
Кивком головы Груфман отпустил секретаря.
— Вы не собирали Кризисный штаб? — изумился я.
— Нет. Руководящие сотрудники прибыли только сейчас, — холодно ответил шеф СБЗ. — А какой у вас опыт антитеррористических действий?
— У меня нет опыта, у меня есть интуиция и логика, — огрызнулся я.
— Тогда, господин логик, пойдемте послушаем опытных людей и выработаем стратегию, — предложил Груфман.
Я проигнорировал издевку, прозвучавшую в его голосе
— Пойдемте, — сказал я, поднимаясь.
В Кризисном штабе собралось уйма народу. Все в форме за исключением Криса Такера, Леопольда Груфмана и меня с Крысобоем. Мундиры тут попадались всех покроев и расцветок. От малиновых костюмов противопожарных служб до черных с белыми нашивками служб внутренней безопасности. Все участники совещания, рассевшись за вытянутым прямоугольником стола, оживленно переговаривались. Примостившись на свободное место рядом с Леопольдом Груфманом, я склонился к шефу СБЗ и спросил:
— Чего ждем?
— Должен прибыть премьер‑министр, глава Правительства Земли, — шепотом ответил Груфман.
Я чувствовал себя неуютно среди всех этих военных чинов. Судя по хмурой физиономии Марка, он ощущал то же, что и я. Мрачный, точно грозовая туча, он оглядывал галдящих, как в детском саду, чиновников, и в его глазах читалось неверие. Он не верил, что эти люди в состоянии помочь его сыну и остальным заложникам. В отличие от меня, он не знал, что среди этой гомонящей своры есть только человек пять‑шесть, от которых по-настоящему что-то зависит. Остальные лишь составляли никчемную бюрократическую свиту.
Внезапно все затихли. В комнату вошел высокий стройный мужчина средних лет с безликим серым лицом в сопровождении восьми телохранителей и двух секретарей. Он сел во главе стола, по бокам приземлились секретари, а за его спиной цепными псами встали охранники.
— А вот и премьер-министр, — шепнул мне Леопольд Груфман.
— Докладывайте, — тихо распорядился тот, но его все услышали.
Леопольд Груфман поднялся и обрисовал сложившуюся ситуацию, не вдаваясь в никчемные подробности. Когда он закончил и сел на место, на другом конце стола встал грузный генерал в форме радиолокационной службы и в двух словах сообщил, что дало сканирование здания.
— Итак, восемьдесят террористов прошмыгнули у вас мимо носа, пронесли целый арсенал оружия и взрывчатки, а вы даже палец из носа не вынули, — холодно заметил премьер‑министр. Потом спросил:
— Каковы требования террористов?
— Пока их нет, — ответил Груфман. — Но есть основание предполагать, что скоро они выйдут с нами на связь и изложат свои требования.
— Господин Лабовски, у меня есть указания к Службе Внутренней Безопасности. Усильте проверку всех сотрудников на предмет возможной связи с террористическими организациями и незаконными бандформированиями, — приказал премьер‑министр и обратил взгляд на сидящую напротив меня женщину в сиреневой форме полиции. — Госпожа Сестер, приказываю удалить всех журналистов с территории военного лагеря, чтобы не допустить утечки информации.
Глава Правительства Земли замолчал.
Закрыл глаза.
Изящной узкой ладонью потер переносицу.
— Теперь нужно назначить начальника Кризисного штаба. После совещания с президентом начальником Кризисного штаба назначен… — премьер‑министр выдержал театральную паузу, — Леопольд Груфман, глава Службы Безопасности Земли.
Леопольд Груфман поднялся и отвесил изящный поклон.
Прямо прием в высоком собрании.
— Господин Груфман, прошу держать меня в курсе всех событий, изменений в ситуации. Сформируйте группу по обезвреживанию террористов. Пусть группа будет наготове. Вводить ее в действие только тогда, когда все средства спасти заложников мирным путем будут использованы.
Премьер‑министр поднялся и направился к выходу. Но, сделав несколько шагов, остановился, обернулся и произнес:
— Господин Груфман, призываю вас к тесному сотрудничеству с Крисом Йохансоном, военным советником департамента новых технологий Министерства Обороны Земли. Господин Йохансон, я в курсе ваших новых разработок. Приказываю предоставить все новое для группы обезвреживания. Даже опытные образцы, которые еще не прошли стадию…
Глава Правительства Земли не договорил, развернулся и покинул зал Кризисного совета в сопровождении свиты.
С важным видом Леопольд Груфман занял место во главе стола. Смотрелся он весьма комично, на мой взгляд, но никто из присутствующих не позволил себе даже тени улыбки. Директор СБЗ ограничился короткими консультациями с главами силовых ведомств и распустил Кризисный совет. Он попросил задержаться только Криса Йохансона, военного советника департамента новых технологий. Марк и я, так никем и не замеченные, остались сидеть на месте. Пока от нас ничего не зависело, но информация не бывает лишней.
— Господин Йохансон, что имел в виду премьер‑министр, когда рекомендовал нам тесно сотрудничать? — Леопольд Груфман сразу приступил к делу.
Крис Йохансон — человек, похожий на селедку, завернутую в костюм, — усмехнулся и осторожно сказал:
— Я думаю, что господин Груфман мог бы догадаться об этом и сам.
— О чем я могу догадаться, позвольте судить мне.
Голос Груфмана дрожал от негодования.
Эти люди явно недолюбливали друг друга. Их взаимная неприязнь была столь красноречивой, что заражала пространство вокруг негативным электричеством, словно бубонная чума.
— Господин Йохансон, в моей власти сейчас сделать так, чтобы ваша дальнейшая карьера продолжилась в должности ассенизатора на какой-нибудь только что открытой планетке. Земля стоит на грани научной и технологической катастрофы. Весь цвет науки сосредоточен в Библиотеке. Если она взлетит на воздух, вместе с ней погибнет и надежда на продолжение прогресса. Поэтому я попросил бы вас придержать ваш интеллект и гонор на короткой привязи и отвечать на вопросы по существу. И вообще вести себя паинькой и всячески сотрудничать со мной. Иначе первой полетит ваша голова.
Леопольд Груфман говорил то, о чем не говорят в присутствии посторонних. Только с глазу на глаз. Но в зале сидели я и Крысобой. Стало быть, либо директор СБЗ нам безгранично доверяет (один процент из ста за этот вариант), либо вопрос о нашем устранении после обезвреживания террористов уже решен (девяносто девять процентов).
— Итак, господин Йохансон, что у вас имеется в наличии из новых разработок?
— «Хамелеон», — коротко ответил Йохансон. Он растерял свою наглость и самоуверенность.
— Подробнее.
— Костюм индивидуальной защиты «Хамелеон». Создает вокруг себя поле, которое делает обладателя костюма невидимым.
Леопольд Груфман недоверчиво взглянул на Йохансона:
— Это шутка?
— Это правда.
— На какой стадии готовности находится ваш «Хамелеон»?
— Уже прошел полевые испытания, — доложил Йохансон. — Абсолютно надежен.
— Так же, как ваше гуманное оружие? Я имею в виду ваш прошлый проект? — с сомнением в голосе спросил Груфман.
— Я сказал готов — значит готов. Абсолютно надежен — значит надежен, — холодно отчеканил Крис Йохансон.
— Сколько экземпляров вы можете поставить?
— Восемь экземпляров, которые выдержали полевые испытания.
— Когда?
— Я сегодня же свяжусь с департаментом и отдам указания о транспортировке костюмов сюда.
— Когда костюмы привезут, доложите мне, — приказал Груфман. — Вы свободны.
Крис Йохансон поклонился и вышел. Леопольд Груфман повернулся к нам:
— Теперь, господа, я думаю, нам стоит познакомиться с отрядом спецназа, который будет проводить операцию по обезвреживанию. А вам… — Директор СБЗ адресовал мне обворожительную улыбку, полную яда, — войти, так сказать, в командование отрядом.
Чтоб быть справедливым возмездье могло,
Лишь злом воздавать подобает за зло.
Фирдоуси
Два правительственных скутера, окрашенные в черные цвета, с правительственными флагами на бортах дожидались нас на скутеродроме. Мы взошли на борт, и скутеры стартовали, резко набрав высоту. Перелет показался коротким. Не успел я закрыть глаза, как диван подо мной стал проваливаться вниз, и через минуту движение прекратилось.
— На выход, — сказал Груфман, поднимаясь.
— Куда мы прилетели? — поинтересовался я.
— Остров Конг. Таинственный остров.
Я вышел из скутера, и легкий ветерок запутался в моих волосах.
— Он образовался полстолетия назад. Здесь мы дислоцируем базу быстрого реагирования СБЗ.
На скутеродроме нас встретили два человека в штатском с военной выправкой на бронированном джипе серого цвета. Мы приблизились к ним. Они вытянулись по струнке и отрапортовали:
— Капитан Джим Орсон Клайд.
— Лейтенант Клаус Шульц.
— Знакомьтесь, господа, вы поступаете под командование этого человека.
Леопольд Груфман кивком головы указал на меня.
— Зовите меня Идеал, — представился я.
Джим Клайд смерил меня оценивающим взглядом и, кажется, остался доволен результатом.
— Сколько человек в команде? — спросил я.
— Полсотни, — ответил Шульц.
— Отберите мне шесть человек, лучших, профессиональных, — распорядился я.
Мы забрались в джип. Стоило захлопнуть дверцу, как он резко с места набрал скорость. За пару минут домчал нас до места. Лагерь состоял из пяти домов для рядового и офицерского состава, полигона, силовой площадки, столовой, навеса для совещаний и двух отдельно стоящих зданий. Там находились виртуальные симуляторы боевых условий. Назначение каждой постройки разъяснил мне Джим Клайд, мне он нравился все больше.
Автомобиль остановился перед изящным домиком с флагом над верандой.
— Это наш штаб, — показал Клайд.
Я выпрыгнул из машины и расправил плечи, играя мускулами для разминки.
За мной с интересом наблюдали бойцы, стоящие в отдалении возле столовой.
— Значит, так…
В штабе я упал в кресло, предназначенное для командира, и закатил глаза. Крысобой ухмыльнулся и сел рядом. Груфман и Клайд нашли себе место за Т‑образным столом. Лейтенант Шульц получил от капитана Клайда распоряжение позаботиться о кофе для всех и «чего-нибудь перекусить».
— … все планы, карты. Все, что имеется о Библиотеке. Там должна быть помечена каждая комната. Все указано. Это в обязательном порядке.
Леопольд Груфман согласно кивнул, чиркнул что-то в черной записной книжке из крокодиловой кожи и нажал символ отправки сообщения в правом верхнем углу страницы.
— Далее. Капитан Клайд, позаботьтесь о шести бойцах. Это должны быть суперпрофессионалы.
— Разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— Почему шесть?
— Всего в группе обезвреживания будет восемь человек. Двое — это я и Марк Крысобой. Я указал на Марка ладонью. Крысобой вежливо поклонился.
— Остальные шесть человек должны быть из вашей команды.
— Извините, — сказал Клайд, по его глазам было видно, что он чем-то недоволен, — я могу еще понять, почему этой операцией руководите вы. Я кое-что слышал про проект «Идеал». Должно быть, не всю правду, но слышал. Но почему… Крысобой? Извините, я не имею ничего лично против вас… Может, стоит господина Крысобоя заменить профессионалом?
Леопольд Груфман ядовито улыбнулся.
— Господин Крысобой любого из ваших спецов уложит в секунду, — ответил я, всем своим видом показывая, что на этом разговор закончен. — Я дам вам две минуты, чтобы подобрать шесть бойцов. Время пошло.
— Что будет делать вторая группа? — спросил Джим Клайд.
— Вторая группа, как засадный полк, будет ждать своего часа. Первый отряд проникнет на объект, выведет из строя часть террористов, обезвредит бомбу, потом будет отдан приказ второй группе, которая примется за зачистку территории, — пояснил я.
— Отлично. Я пойду в первой группе, остальных я вам представлю позже, — решил Джим Клайд. — Вторую группу возглавит лейтенант Клаус Шульц.
Дверь отворилась, и вошел Клаус Шульц в сопровождении двух солдат, несущих подносы с кофе и горячими бутербродами.
— Теперь, что у нас с симуляторами? Виртуальная модель Библиотеки есть?
Мне ответил Леопольд Груфман:
— По указу Президента Земли симуляторы должны быть созданы для каждого мало‑мальски значимого объекта на нашей планете. Но программа эта только начала работать, и, к сожалению, программисты не успевают. Насколько я знаю, к Библиотеке только приступили.
— Значит, нет, — резюмировал я. — Тогда нужно что-то приближенное. Раздобудьте и через два часа приступить к тренировкам. Первая команда тренируется в первую очередь и в увеличенном и усиленном порядке. Ошибок при операции быть не должно.
Джим Клайд кивнул.
— Что нам стоит ждать в ближайшее время? — спросил я, адресуя вопрос шефу СБЗ.
— До истечения этих суток террористы выйдут с нами на связь. Будут предъявлены какие-то требования. Скорее всего заранее невыполнимые. Они потребуют уравнять механмэнов в правах с людьми, или ввести законодательно обязательные имплантирования нанороботов детям в начальных классах, — Леопольд Груфман помолчал. — Потом у нас будет дня два, пока переговорщики постараются вывести как можно больше людей из здания.
— Мне нужен допуск вместе с переговорщиками, — заявил я. — Когда будут доставлены «Хамелеоны», я должен войти вместе с переговорщиками. Я смогу прогуляться по Библиотеке и прикинуть диспозицию.
— Это не сложно сделать, — обнадежил Груфман.
— В общем, пока все.
Груфман извлек из кармана крошечный телефон и протянул мне.
— Выделенная правительственная линия. Звонить мне можно в любое время дня и ночи. Все новости я вам сообщу.
Леопольд Груфман поднялся.
— И еще. Просьба — не используйте телефон для разговора с родственниками на Сириусе.
Я смерил его взглядом, полным ненависти и гнева, и процедил сквозь плотно сжатые зубы:
— У меня нет родственников.
Леопольд Груфман довольно улыбнулся и удалился.
— Господа что-нибудь желают? — спросил Джим Клайд.
— Господа желают пожрать, — впервые за весь день подал голос Марк Крысобой.
После приема пищи я закопался в карты и планы Библиотеки, доставленные в срочном порядке в штаб. Я детально изучал каждый этаж, каждый поворот и закоулок этого гигантского сооружения. Я старался запомнить расположение комнат и залов, и что где находится. Я отмечал в памяти все выключатели света и детекторы противопожарной безопасности. Я прикидывал, где бандиты могли заложить взрывчатку и где могут держать заложников.
Я старался просчитать все варианты.
Я не замечал мира вокруг, только чувствовал присутствие Марка Крысобоя, который заботливо наполнял мою чашку. Кофе я потреблял, как какой-нибудь доисторический самолет — горючее.
Когда Библиотека предстала в моем мозгу во всех подробностях, я отодвинул от себя карты и планы и устало положил голову на руки. Захотелось спать, но я понимал, что такой роскоши позволить себе не могу. В память вторглась Рената Музыкантская, и сердце сжалось, словно от страха. Я попытался представить, где она и как себя чувствует, но не смог. Взгрустнулось. Но тут же печаль отступила. Послышались шаги, и в мой временный кабинет вошел Джим Клайд.
В который раз я убедился в том, что тоску и ностальгию испытывают только те, кому больше нечем заняться. А когда у тебя все время расписано посекундно, хандра просто не укладывается в распорядок дня.
— Солдаты отобраны, командир! — доложил Джим Клайд, вытянувшись по стойке «смирно».
— Будь проще, в конце концов, я погоны не ношу. Когда мы наедине, прошу без чинопочитания, — сказал я, скривившись, словно от зубной боли, и спросил:
— Который сейчас час?
— Пять часов вечера, — доложил Крысобой.
— Мать моя, сколько еще дел!!!
На столе зазвонила трубка правительственной связи.
Я взял ее.
— Идеал! — позвал меня знакомый голос.
— Идеал слушает.
— Только что террористы вышли на связь. Выдвинули требования. Я их, в принципе, озвучил. Ничего нового и такого, на что бы мы могли согласиться, — сообщил Леопольд Груфман. — Инфицировать детей искусственными имплантами и предоставить механмэнам анклавы для проживания…
— Понял, — оборвал я Груфмана.
— Будьте готовы к немедленному началу операции, — потребовал он.
— Уже готовы.
Разъединившись, я спрятал трубку в нагрудный карман пиджака и поднялся из-за стола.
— Что ж, покажите мне своих ребят, капитан, — попросил я.
Солдаты собрались в холле виртуального симулятора. Мужественные суровые лица. Многие посеченные шрамами. Они внимательно смотрели на меня и оценивали. Им уже успели сообщить, что с этого дня я командую ими на время операции.
— Речь толкать не буду, — спокойно произнес я. — Все сами должны понимать. Не маленькие.
Подле меня встал Крысобой, который тут же подвергся бомбардировке взглядами. Солдатам было интересно, почему в отряд взяли этого увальня, а не одного из их товарищей.
— Последняя новость. Террористы выдвинули требования, — сообщил я. — Могу предупредить сразу же, Земля не сможет их выполнить. Выдвигая требования, террористы четко понимали, на что идут. Им известно, что их попытаются обезвредить. Они готовы к этому. У нас есть время, чтобы тоже подготовиться. Для этого существуют виртуальные симуляторы. Переговорщики будут тянуть время, чтобы дать нам шанс для более эффективной работы.
Я замолчал, давая спецназовцам возможность переварить информацию.
— Это, Марк Крысобой. Он пойдет с нами. Очень опытный воин. Он старше вас, как по возрасту, так и по званию. Вы также будете подчиняться ему, как мне и капитану Клайду. За плечами господина Крысобоя почти шестьдесят лет нескончаемых боевых операций.
Я отступил на шаг. Марк слегка выдвинулся.
— Кто-нибудь недоволен таким раскладом? — зловеще с присвистом спросил Крысобой. — Даю возможность выказать свое неуважение. Надеюсь, разбитый глаз или парочка выбитых зубов заставят вас смириться.
Я давно заметил, что профессионалы уважают только профессионалов. Если ты новичок, нужно положить парочку бойцов на лопатки и пересчитать им зубы, чтобы тебя приняли в стаю, что и сделал Крысобой.
Один из солдат поднялся. Это был человек‑стена. Я выделил его сразу же, как только вошел в помещение. Он держался более независимо, чем остальные. На него смотрели, ожидая его реакцию. Он и решил помериться с Крысобоем авторитетом.
Через минуту он лежал на полу, пуская кровавые пузыри. Его голову попирал ботинок Марка, а рука была неестественно вывернута Крысобоем. Лишь одно легкое движение и открытый перелом.
Но Марк пожалел парнишку.
На Крысобоя теперь взирали с уважением.
— Надеюсь, на этом мы закрыли вопрос, — сказал я. — Приступаем к тренировке.
И самая величайшая власть, которую одно человеческое существо может установить над другими человеческими существами, как раз заключается в контроле над их восприятиями реальности и в возможности вмешиваться в целостность и индивидуальность их гения.
Филип К. Дик
Я первым подключился к виртуальному симулятору и увидел узкий коридор, окрашенный в канареечные цвета. Низкий потолок в десяти сантиметрах над головой, и множество дверей. Вся гамма удовольствия для клаустрофоба. В руках я сжимал штурмовой автомат «ВИНТ‑250880». С такой игрушкой мне еще не доводилось обращаться. «ВИНТ» входил в стандартную амуницию спецназа, и в гражданских магазинах для вольных охотников купить его было нельзя. Также на поясе я обнаружил комплект гранат с маленьким радиусом разброса осколков, боевой нож спецназа с походной аптечкой в рукояти и две однозарядные лазерные пушки на правом и левом запястье.
Свет в коридоре замерцал.
Из-за поворота вывернул бородатый мужик сомнительной внешности с автоматом наперевес.
Весь его вид кричал, что он террорист.
Мужик заметил меня, припал на колено, вскинул автомат, но очередь выпустить не успел. Двумя одиночными выстрелами я упокоил бандита навеки.
Тут возле меня помутилось пространство, и из него один за другим показались семь бойцов в полном вооружении, как у меня. Среди них я заприметил Крысобоя, Джима Клайда и человека‑стену, которого заломал Марк.
Прямо перед глазами в воздухе материализовались буквы:
«ЗАДАНИЕ: ОБЕЗВРЕДИТЬ ПРОТИВНИКА БЕЗ ПОТЕРЬ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ»
Буквы свернулись в точки. Точки вспыхнули и исчезли. На их месте развернулось голограммное изображение девушки в защитной форме спецназовца. Она обворожительно улыбнулась, и ласковый вкрадчивый голос забормотал:
— ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ НОНКОНФОРМИСТОВ ЗАХВАЧЕН ТЕРРОРИСТАМИ. В ЗАЛОЖНИКАХ ОКАЗАЛОСЬ СОРОК ЧЕЛОВЕК. ТЕРРОРИСТЫ СТАНДАРТНО ВООРУЖЕНЫ. ЕСТЬ ПОДОЗРЕНИЕ НА НАЛИЧИЕ ВЗРЫВЧАТКИ. ТЕРРИТОРИЯ ДВОРЦА КУЛЬТУРЫ МОЖЕТ БЫТЬ ЗАМИНИРОВАНА. БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ. ОБЩЕЕ ЧИСЛО ТЕРРОРИСТОВ — ДЕСЯТЬ ЧЕЛОВЕК. ОНИ В КОНФЕРЕНЦ‑ЗАЛЕ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ. УДАЧИ!
Голографическая девушка подмигнула и исчезла.
Я велел Джиму Клайду двигаться вперед. Сам пристроился в центре отряда. Нам нужно было добраться до лестницы. Если верить карте, висящей на потолке от нас она в двух поворотах коридора. На карте мы обозначались светящимися точками.
Бандиты вывернули из-за угла внезапно. Джим Клайд вскинул пистолет и успокоил их.
«Выстрелы будут услышаны», — подумал я.
В пространстве перед нами развернулась голограмма знакомой девушки. Мило улыбаясь, она сообщила:
— ТЕРРОРИСТЫ УСЛЫШАЛИ ВАС. ОНИ ПРИСТУПАЮТ К РАССТРЕЛУ ЗАЛОЖНИКОВ.
Откуда-то издалека донеслась пальба и зазвучали приглушенные крики.
— Погано, ребята. Испортили все дело, — выразился Джим Клайд и сплюнул на пол.
— ПАУЗА! — скомандовал я симулятору. Система погрузила нас в тишину и молочный цвет, который затопил собравшихся со всех сторон.
— Думаем, почему у нас все плохо, — потребовал я, опуская автомат к полу.
— Они нас услышали, — заметил человек‑скала. — Значит, уничтожать их надо бесшумно и действовать быстро.
— Вот именно, — поддержал бывшего противника Крысобой. — А вы, как коровы тупые, еле шевелите своими задами.
— И рассредоточиться нужно, чтобы друг другу не мешать, — внес я коррективу. — Ну что, загружаемся по новой?.. Только учтите, что в реальности никакой второй загрузки не будет.
Я обвел внимательным взглядом бойцов и приказал системе:
— ПЕРЕЗАГРУЗКА!
Пространство вокруг нас задрожало. Мы перенеслись в знакомый коридор. На этот раз я возглавил отряд. Быстрым шагом мы двинулись вперед. На пути вырос бородатый мужчина, который тут же отлетел с раздробленным черепом. Я двинул ему прикладом автомата прямо в лоб, и он скончался на месте. Я не выбирал способ смерти для террориста. Я убил его так, как мне было удобно. И наплевать, страдал ли он перед смертью, была ли его смерть мучительной. Если человек взял на себя ответственность за судьбы ни в чем не повинных людей, если он считает реальным для себя казнить детей и женщин, то я не намерен страдать от гуманистического поноса. Я убью его так, как он того заслужил. Сурово и беспощадно, и никакая Присцилла О’Лири, известная гуманистка, правозащитница, выступавшая на многих процессах как поборница прав «первоземельцев», или лорд Джудд не сумеют меня убедить в обратном.
Мысли кружились в голове, пока мы поднимались бегом по лестнице на второй этаж. Эти мысли не покидали меня, когда я убивал голограммы террористов, встречавшихся мне на пути. Эти мысли были со мной, когда по вентиляционным трубам пустили усыпляющий газ, и мы ворвались в конференц-зал.
Я вскочил на сцену и прицельными выстрелами застрочил по головам бандитов, которые старались спастись от газа и слепо шли под пули.
На меня газ не действовал, как, впрочем, ни на кого из моей команды.
Крысобой кружился вдоль рядов, выискивая живых бандитов, и вколачивал в их головы свинец.
Вся операция заняла несколько минут. Бандиты были обезврежены. Над конференц-залом зажглась надпись:
«ОПЕРАЦИЯ ВЫПОЛНЕНА УСПЕШНО»
И по одному бойцы из моей команды стали пропадать. Замерцал и растаял человек‑стена. Исчез Марк Крысобой. Растворился Джим Орсон Клайд. Из всей группы в конференц-зале остался только я. Складывалось ощущение, что про меня просто забыли.
Пустые кресла в пустом зале.
Исчезли даже заложники.
Я остался один в программе, которая почему-то не захотела выпустить мое сознание из виртуальности.
Я спрыгнул в зал, запрокинул голову к потолку и позвал:
— СИСТЕМА!
Ответом мне было молчание.
Я не испытывал тревоги. Я был спокоен, как лучевое ружье, разобранное на части.
— СИСТЕМА! — повторил я запрос.
Над креслами развернулось голографическое изображение кролика из голливудских мультфильмов. Кролик, по-моему его звали Роджер, ехидно оскалился, подмигнул мне и спросил:
— ЧТО, ПРИЯТЕЛЬ, ЗАВИС⁈
— Кажется, — осторожно сказал я. — Ты поможешь?
— БОЮСЬ, НИЧЕМ НЕ МОГУ ПОМОЧЬ, ПРИЯТЕЛЬ! ЭТО НЕ ПРОГРАММНАЯ ОШИБКА.
— А какая?
Кролик ехидно заулыбался и продемонстрировал два огромных клыка:
— ВИРУС!
— Какой такой вирус⁈ — настал мой черед удивляться.
— ОБЫКНОВЕННЫЙ КОМПЬЮТЕРНЫЙ. КТО‑ТО РЕШИЛ ТЕБЯ УНИЧТОЖИТЬ, БРАТЕЦ КРОЛИК.
Роджер осклабился и заржал как полоумный.
— Как мне отключиться? — спросил я.
— БОЮСЬ, ЧТО ТЫ НЕ СУМЕЕШЬ ОТКЛЮЧИТЬСЯ. ЛЮБАЯ ПОПЫТКА ВЫЙТИ ИЗ СИСТЕМЫ БЕЗ ПРОТОКОЛА ЗАКОНЧИТСЯ ПОВРЕЖДЕНИЕМ ТВОЕГО МОЗГА. ПРОСТИ, БРАТЕЦ КРОЛИК.
— Да пошел бы ты, братец лис, — прошипел я.
Я знал, чьих рук это дело. Похоже, СБЗ решило обезопаситься. Им не нужна моя помощь. Лучше уничтожить Идеал до операции, чем попытаться стереть его после. А вдруг они вновь меня упустят? Я испытал прилив злобы.
Выхода из этой виртуальной ловушки не было. Если только мне кто-нибудь не поможет снаружи.
Но не топтаться же на месте, почесываясь, не становиться же своим прижизненным памятником. Я вышел из конференц-зала и направился к лестнице.
— ТЫ КУДА?
Кролик Роджер заволновался.
Он плыл за моей спиной.
— Прогуляться, — огрызнулся я.
Кролик не отставал.
Я спустился на первый этаж и медленно побрел к месту загрузки. К изначальной точки симуляции. Достигнув места, я прислонился спиной к стене, отбросил от себя автомат и опустился на пол.
На этот раз меня удалось обхитрить. Взяли, как мальчика. И, что самое страшное, я ничего не мог поделать. Я оказался беспомощен в этих декорациях.
— ЧТО НАМЕРЕН ДЕЛАТЬ? — поинтересовался кролик.
— Есть какая-нибудь обходная возможность выгрузить меня отсюда? — спросил я без особой надежды.
— НЕТ, — последовал ответ.
Я закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями и решить задачку. Но ничего придумать не успел. Виртуальное пространство вокруг меня задрожало и свернулось.
Я очутился на полу ангара и никак не мог разлепить веки, едва различая происходящее сквозь ресницы.
Возле меня сгрудились бойцы из моего отряда. Надо мной склонился Крысобой, пытаясь меня пробудить. Он тряс меня за грудки и щедро охаживал пощечинами. От выхода ко мне несся Джим Клайд, а за ним следовал Леопольд Груфман в сопровождении четырех телохранителей.
— Все. Мы вывели его из программы, — издалека прокричал Джим Клайд. — Кто-то заслал в систему вирус.
— Кго бы это мог быть? — спросил один из бойцов.
— Я урою этого урода, клянусь печенкой лорда Джудда, — пообещал Марк Крысобой.
Наконец я раскрыл глаза.
— Вполне вероятно, у вас когда-нибудь появится такая возможность, — усмехнулся Леопольд Груфман, приблизившись к нам. — Но что-то мне сомнительно.
Я закашлялся и с трудом встал на ноги. Голова кружилась. А щеки горели от пощечин Крысобоя.
— Значит, это ты? — спросил я, уставясь на Груфмана.
— Ну, не я, — протянул Груфман, довольно ухмыляясь, — а один из моих программистов. Но от этого суть не меняется. Я хочу, чтобы ты, Идеал, запомнил, что руки у нас длинные, и мы тебя все равно достанем. Так что не рыпайся. Веди себя смирно и проживешь дольше.
Я улыбнулся. И улыбка моя не понравилась Леопольду Груфману, потому что его охранники придвинулись поплотнее к хозяину. Но ему это не помогло. Я раскидал охранников в два счета.
Крысобой не дал вмешаться в свару бойцам Джима Клайда. Он отгородил их от меня.
Я сгреб Леопольда Груфмана за грудки и притянул к себе. Страх замелькал в его глазах.
— Это ты, сука, запомни, что я здесь для того, чтобы с бандюками воевать, а не тебя, урода, учить. Так что не трепыхайся. Наши отношения мы с тобой после выясним.
Я отпустил Груфмана.
— Будем считать все случившееся досадным недоразумением, — предложил присмиревший Груфман. Я промолчал.
— Во-первых, я привез «Хамелеоны». Они в скутере.
Я посмотрел на Джима Клайда. Он понял все без слов. Тут же отрядил бойцов за костюмами.
— Во-вторых, выбраны переговорщики. Через двадцать минут они войдут в здание Библиотеки. Я за тобой. В «Хамелеон» по пути залезешь. Инструкцию прочитаешь. На месте тебя сам Крис Йохансон проинструктирует. Ты с ним уже знаком.
— Кто будет переговорщиком? — спросил я.
— Музыкант один. Занимается общественной деятельностью. Они его сами выбрали. И Присцилла О’Лири — актрисулька.
Леопольд Груфман с омерзением скривился и сплюнул на пол. Он развернулся и покинул ангар, бросив на прощание:
— Две минуты на сборы.
Наша жизнь — лазарет, где каждый больной охвачен желанием сменить койку.
Ш. Бодлер
Крысобой остался в лагере. Хмуро кивнул мне на прощание, да пообещал позаботиться о бойцах и выжать из них все по максимуму. После чего гордо удалился в сторону столовой, куда пару минут назад капитан Джим Орсон Клайд увел своих солдат.
Я освежил лицо холодной водой из-под крана и побрел к правительственному скутеру, где меня уже дожидался Леопольд Груфман и его телохранители. Если бы после всех взглядов ненависти, оставались маленькие ожоги, я давно превратился бы в ходячую головешку.
Я впрыгнул в скутер, забрался на диван и закрыл глаза.
Скутер взмыл вверх, и мне ужасно захотелось спать. Есть в этом что-то странное. Меня постоянно укачивает в скутерах. Все время клонит в сон. Я справился с навалившейся зевотой, разобрался со слипающимися веками и нокаутировал дремоту, после чего взглянул на мир бодрым взглядом.
Скутер плавно опустился на скутеродром и приветливо распахнул дверцы. Я выбрался на свежий воздух. Ветерок взъерошил мне волосы, и я поежился от прохлады.
Переезд со скутеродрома в отель «Корона Зеленого Мыса» занял пять минут, и все это время Леопольд Груфман трещал, как испорченный радиоприемник, настроенный на волну «ретро».
— В этом отеле остановились переговорщики. Вам необязательно с ними встречаться. Люди это неприятные. Склочные. К тому же страдают звездянкой. Им кажется, что они тут приехали и задают тон переговорам и операции.
Пропиликал телефон.
Телохранитель, сидевший справа от Груфмана, извлек из пиджака крохотную трубку сотового аппарата, прижал ее к уху и поспешно протянул телефон шефу СБЗ. Леопольд Груфман молча выслушал звонившего, коротко ответил:
— Буду.
И вернул телефон владельцу.
Я выскочил из остановившегося перед гостиницей авто и тут же оказался в руках администратора отеля. При виде меня он расплылся в слащавой улыбке, приобнял за плечи и, неустанно повторяя мантру «как мы счастливы вас видеть», проводил в холл. Здесь меня уже дожидался Крис Йохансон с большим черным чемоданом, стоящим на самодвижущейся дорожке.
— Я вас дожидаюсь, господин Идеал.
Я смерил его взглядом и хмыкнул.
— Для вас забронирован номер, — услужливо сообщил администратор гостиницы.
— Вот и проводите нас туда, голубчик, — приказал я.
Мы поднялись по ступенькам к лифтовому сектору, дождались прибытия кабины, и вошли внутрь. Администратор щелкнул клавишу «45», и кабина стала набирать скорость. Я с любопытством покосился на Йохансона и обнаружил, что чемодана рядом с ним нет. Перехватив мой удивленный взгляд, Йохансон пояснил:
— В грузовом.
СБЗ не поскупилась на номер, и поэтому для меня забронировали люкс. Где-то я слышал, что на смертниках не экономят.
Я тут же упал на кровать, перекатился к журнальному столику и сполз на пол, покрытый ворсистым ковром.
— Я к вам по делу, — сообщил Йохансон.
— Я вас внимательно слушаю.
Я поднялся с пола.
Дверь в номер распахнулась, и плавно вплыл чемодан.
— Не проще ли было телепортировать? — удивился я.
— Это фирменный знак отеля. Они всегда используют дорожки, хоть те устарели еще лет сто назад.
Йохансон, не дожидаясь моего приглашения, сел в кресло.
— Я должен вас проинструктировать, как пользоваться костюмом. Этим я и намерен заняться, если, конечно, вы нуждаетесь в моих консультациях.
Я кивнул.
Йохансон с кряхтением поднялся, склонился над чемоданом и щелкнул замочком. Чемодан раскрылся, явив серебристый визуально невесомый костюм, словно сотканный из паутины.
— Это и есть «Хамелеон», — сказал военный советник.
Целых полчаса я только и делал, что надевал и снимал костюм. Чувствовал себя при этом полным идиотом, но зато я теперь мог быть уверен, что в нужный момент не стану им. Йохансон кратко просветил меня относительно устройства «Хамелеона», продемонстрировал его возможности, показал встроенное оружие. Когда я уже с закрытыми глазами мог совершать над костюмом все требуемые манипуляции, Йохансон успокоился, с облегчением откинулся на спинку кресла и спросил:
— Может, предложишь чего-нибудь выпить? Я рассеянно осмотрелся по сторонам.
— Достаточно приказать. Тут все исполняется автоматически. Мне виски, двойной, с содовой.
Я повторил заказ. Для себя попросил двойную космос‑колу со льдом. Тут же из коридора показался робот. На его голове стоял поднос с напитками. Йохансон взял свое виски. Я подхватил колу. В это время в номер вошел Леопольд Груфман. Увидев нас, он скривился, словно наступил на скунса, и спросил:
— Вам что, не говорили, что выпивка в рабочее время запрещается?
— Тут никто и не пьет, Леопольд. Остынь! — миролюбиво предложил Йохансон.
Он одним глотком осушил стакан виски, поднялся, подмигнул мне и удалился.
— Ты готов? — спросил Груфман.
— Смотря к чему, — уклончиво сказал я. — Если к новому вирусу, то избавьте.
— Брось паясничать. Переговорщики отправятся в Библиотеку через полчаса.
— Так. А я?
— Ты поедешь с ними.
— Официально? — спросил я.
— Вполне. До острова ты доберешься на катере в составе команды.
— Почему не на скутере?
— На катере безопаснее. Кто знает, может, у этих уродов есть ручной комплекс ПВО. Собьют вас к ядрене матери, а потом оправдывайся перед мировым сообществом, что я это прошляпил… На катере безопасней.
— Дальше.
— На острове переговорщики покинут катер. В одной из кают ты наденешь «Хамелеон», активируешь — и за ними.
— Какая-нибудь форма мне нужна? — спросил я.
— Какая форма? — удивился Груфман, но тут сообразил, что я имел в виду. — Нет. На катере вся команда в гражданке, кроме капитана. Все. Будьте готовы. Внизу вас будет ждать авто. Синий «Понтиак». Его вам прикажет подать администратор. В машину вложена программа автопилота. Нажмете в меню опцию «пирс», и машина сама привезет вас куда нужно.
Леопольд Груфман не сказал больше ни слова. Повернулся и ушел.
Я с толком потратил оставшиеся полчаса до отъезда. Провалялся на кровати, переключаясь с одного телевизионного канала на другой. Этим я пытался заглушить мысли, которые, лишь стоило появиться свободной минутке, наваливались со всех сторон. Меня преследовал образ Ренаты. Я видел ее на каждом шагу. Образ был наполнен тревогой. Я до сих пор не знал, где она. Я бы сейчас многое отдал, чтобы заняться не заложниками, которых, если признаться честно, спасли бы без меня и Крысобоя, а поисками Ренаты. Но я прекрасно понимал чувства Марка: если бы мой сын находился среди заложников, я бы все силы угробил на то, чтобы вызволить его. А Крысобоя я не мог бросить. Без меня его бы близко к Библиотеке не подпустили. Но Рената? Я надеялся, что люди Гоевина сумеют ее найти. В конце концов девочка из вольных охотников и не в такие передряги попадала.
Таймер, встроенный в плазму, сообщил мне, что время подошло. Все посторонние мысли выветрились. Я был готов к бою.
Припрятав «Хамелеон» в неброскую черную сумку, я покинул номер. Спустившись на лифте в холл, я подошел к стойке портье и щелкнул по звонку. Тут же появился подвижный русый мальчик в голубой форме, но, увидев меня, он ретировался, уступая место администратору гостиницы.
— Для вас оставили автомобиль, — сообщил он. — Его сейчас подгонят к парадному входу.
— Благодарю, — сказал я.
На выходе меня и впрямь уже ждал синий «Понтиак», возле него переминался с ноги на ногу мальчишка. Забрав ключи, я бросил ему две хрустящие свежие кредитки. Отметил про себя потребовать у Леопольда Груфмана компенсацию всех расходов, и залез в авто. Поставив режим «автопилота», я нажал кнопку «пирс» и расслабился. Машина плавно тронулась с места, вырулила от гостиницы и через девять минут была на месте. Оставив крошку на паркинге пирса, я направился к катеру, возле которого толпился народ и сновали подозрительные люди в черных костюмах нехилых таких габаритов. Возле них я заметил директора СБЗ.
Мне дали беспрепятственно пройти к катеру. Краем глаза я отметил группу прикрытия. Снайперы на крышах близлежащих зданий. Подозрительные гражданские, делающие вид, что беззаботно слоняются по пирсу. Дамочка с коляской для двойни. Ну, скажите, что она здесь забыла в такое время? СБЗ никогда не отличалось оригинальностью мышления. Еще когда они охотились на меня, в таких колясках в девяти случаях из десяти оказывался стрелок с помповым ружьем, способный наделать в тебе пяток дырок прежде, чем ты успеешь чихнуть.
К пирсу подъехали два лимузина, захлопали дверцы. Появилась известная, но стареющая актриса Присцилла О’Лири и оперная звезда Иван Серпуховский, с недавних пор певший на эстраде. Не обращая ни на кого внимания, я спустился в катер. Здесь меня встретил помощник капитана с внешностью морского пирата из шайки Флинта или Моргана. Он хмуро посмотрел на меня и буркнул:
— За мной.
Помощник капитана провел меня извилистыми коридорами в каюту на верхней палубе, открыл дверь и впустил внутрь.
— Когда мы подплывем близко к берегу, я приду за вами. Будьте готовы, — консультировал меня помощник капитана. — Потом мы поднимемся наверх. Вы в своем чудо-костюме. Не беспокойтесь, я предупрежден. Дальше не отставайте от переговорщиков. Господин Груфман просил вам передать вот это.
Помощник капитана протянул мне крохотную пуговицу.
Я взял ее и с любопытством стал рассматривать.
— Это видеокамера. Вы должны прикрепить ее снаружи своего костюма. Она будет передавать через спутник изображение в Кризисный штаб,
— Они смогут ее засечь? — спросил я, продолжая вертеть пуговицу в ладони.
— Это практически невозможно, — ответил Пират.
Я спрятал пуговицу в карман куртки.
— Еще… — Пират замялся. — Груфман просил вам передать, чтобы вы ни в коем случае ни во что не вмешивались. В костюме есть оружие, но его применение строжайше запрещено. Ни во что не вмешиваться.
Помощник капитана изо всех сил старался, чтобы его голос звучал грозно. Но получалось плохо.
— Груфман просил вам сказать, что этот костюм стоит бешеных денег и из-за какого-нибудь заложника рисковать секретной разработкой ни в коем случае нельзя.
Слышал бы его сейчас Крысобой, в миг превратил бы нос Пирата в плоский блин. Хотя я и понимал, что в чем-то Груфман прав, но этот расчетливый цинизм меня коробил.
Пират не произнес больше ни слова. Поклонился и вышел, оставив меня в каюте одного.
Я не стал дожидаться, пока помощник капитана соизволит за мной вернуться. Стоило ему закрыть дверь, как я тут же распотрошил сумку, за двадцать секунд натянул «Хамелеон», — недаром столько времени провел в тренировках, и выскользнул за дверь, одновременно активируя программу невидимости.
Слава богу, на пути мне никто не попался. Я представляю, какой переполох мог бы поднять служащий этой посудины, если бы увидел, как постепенно в воздухе растаял человек. Причем последним пропала отнюдь не улыбка.
Став невидимым, я бросился к лестнице наверх. Надеялся догнать помощника капитана. Проследовав за ним, я попал бы на капитанский мостик. По моим расчетам, там находились переговорщики. Я должен был прилипнуть к ним, как березовый лист к спине распаренного банщика. Я старался ступать бесшумно, чтобы не пробудить любопытство и подозрительность встречающихся мне на пути людей. Стюарды с подносами, перескакивающие через ступеньки. Меня так и подмывало подставить кому-нибудь из них подножку. Почему-то невидимость пробуждала во мне детскую игривость.
На втором повороте лестницы я нагнал помощника капитана. Он шел, ссутулившись, еле передвигая ноги. Был похож на старика, разбитого геморроем и радикулитом. Ядовитая смесь. Я поморщился и пропустил тот момент, когда старый морской пират скрылся за очередным поворотом. Чертыхнувшись молча, я прибавил шагу и вновь нагнал помощника капитана, а через две минуты мы уже вошли на капитанский мостик. Первым — он, я за ним.
— Я должен был сейчас выступать в Нью‑Йорке, а в результате прохлаждаюсь на этой дырявой посудине, которая несет меня на богом проклятый остров.
Иван Серпуховский, развалившись в кресле, размышлял вслух, уставившись бездонным взглядом в потолок.
— Капитан, вы не могли бы распорядиться, чтобы принесли кофе? — попросил Серпуховский.
Капитан — высокий седой мужчина с моложавым лицом — ткнул пальцем в кнопку на приборной доске. Через две минуты на капитанском мостике появился стюард с подносом в руках, на котором стояли четыре чашки дымящегося кофе. И вновь меня охватило искушение: подставить ногу, чтобы стюард споткнулся и выплеснул весь заказ на грудь Серпуховскому. Очень уж мне не нравился этот хлыщ. Но я этого не сделал. И остановил меня вовсе не здравый смысл, а нежелание провалить всю операцию. Вряд ли после горячего кофейного душа Серпуховский согласится наведаться в логово террористов. Я представляю, какие усилия пришлось затратить Груфману, чтобы уговорить звезду эстрады заглянуть на пару минут в Библиотеку. Любопытно, что ему наобещал Леопольд?
— Я уверена, что люди, захватившие Библиотеку, были вынуждены так поступить, — сказала Присцилла О’Лири. — Конечно же, я не оправдываю их, но все-таки я считаю, что запрещать механмэнов на Земле было нельзя.
— Вы же прекрасно знаете, что это была единственная мера, чтобы предотвратить мировую войну, — возразил ей капитан.
— Земля должна была найти другой способ. Запрещать импланты было недемократично, — заявила актриса.
— А что лучше — соблюсти идеалы демократии или спасти жизнь многих тысяч людей? — спросил капитан.
Присцилла О’Лири не ответила.
Я осторожно отступил к стене и сел в углу, чтобы оставаться незримым наблюдателем и никому не мешать.
Я посмотрел в окно катера.
Остров, хранящий Библиотеку, приближался.
— Меня всегда раздражало, Прис, что ты так упрямо защищаешь этих фанатиков, — высказался Серпуховский. — Я все никак не могу понять: ты всерьез веришь в то, что защищаешь, или у тебя более практичные мысли?..
Присцилла О’Лири усмехнулась.
— Знаешь что, Иван, сейчас мы делаем одно дело, — она на секунду замолчала, а потом закончила мысль: — Так что заткнись!!!
Катер вдруг резко качнуло.
— Мы на месте, — сказал капитан.
— Выходим? — поинтересовался Серпуховский.
— Нужно подождать пару минут, чтобы СБЗ проверило, нет ли опасности.
Помощник капитана незаметно покинул капитанский мостик.
Что ж, его ждал сюрприз.
Через минуту Пират вернулся. По тому, как он озирался по сторонам, я сразу понял, что он обо всем догадался.
— СБЗ дал добро, — сказал он. — На выход.
Переговорщики поднялись, вышли из каюты и двинулись к трапу. Я осторожно встал с пола и пристроился за ними.
При аморальном или аморфном правительстве победить в войне может лишь тот солдат, который начисто лишен морали.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Переговорщиков встречали.
Бородатые мужчины в камуфляже контролировали подходы к парадному вестибюлю. Их было видно невооруженным глазом. Солнце отражалось от начищенных до зеркальности дул автоматов, торчащих из окон первого и второго этажей. Видеокамеры, нацеленные на вход, транслировали изображение в комнату охраны, контролируемую террористами. Пробраться за спинами переговорщиков было практически невозможно. Только «Хамелеон» позволял обмануть террористов. Но я все равно ощущал себя голым королем, на которого нацелены тысячи видеокамер.
Как только переговорщики приблизились к Библиотеке, им навстречу вышли двое бородачей с автоматами. Они двигались быстро и резко. Исследуя дулами окружающее пространство, они пропустили переговорщиков в здание и втянулись за ними. Я проскользнул между переговорщиками и бандитами.
В холле Библиотеки, больше похожим на роскошные апартаменты арабского шейха, переговорщиков встретили новые бородатые лица, выглядевшие более пристойно. По одному внешнему виду и манере держаться среди товарищей, можно было сказать, что это командиры.
— Вы заставили себя ждать, — хладнокровно сказал один из них.
— Мы не могли… — заикнулся Серпуховский, но его никто не стал слушать.
— Нас это не интересует.
Пока они занимались выяснением отношений, я с любопытством огляделся. Холл представлял собой колодец, на дне которого мы все сейчас стояли. Его каменно‑стеклянный венец терялся в вышине. Прямо за спиной бородачей командиров начиналась лестница, ведущая к лифтовому комплексу.
От лифтового комплекса следовала другая, более широкая винтовая лестница, устеленная коврами. Ее конец терялся под самой крышей. На каждой лестничной площадке были оборудованы обзорные балкончики, поставлены кресла для отдыха. Спланировавший это здание архитектор видно был не в своем умы, если рассчитывал, что кому-то взбредет в голову подниматься на восьмидесятый этаж пешком. Хотя, с другой стороны, лифты имеют дурную привычку ломаться.
— Мы хотели бы посмотреть на заложников, — потребовал Серпуховский.
— Если только в мертвом виде, — ответил командир террористов и загоготал.
Было видно, что собственная шутка пришлась ему по вкусу.
— Идите за нами, — потребовал другой бородач.
Смерив переговорщиков взглядом, полным презрения, он повернулся к ним спиной и направился в переговорную комнату. Здесь уже подготовились к приему гостей. Террористы расселись в свободные кресла. В комнате тут же откуда-то нарисовались еще бородачи, они трясли автоматами, словно старались напугать переговорщиков. Серпуховскому и О’Лири никто не предложил сесть. Мне, соответственно, тоже.
— Захват этого здания — показательное выступление «первоземельцев», — заговорил один из командиров. — Мы не хотим лишней крови. Но кровь будет, если ваше руководство не примет наши условия.
— Кстати, — вдруг встрепенулся второй командир, — когда придете в следующий раз, чтобы с вами были журналисты с камерами и прямым эфиром. Не будет — двадцать человек отправим на смерть.
Так. Слушать весь этот переговорный бред мне не обязательно, а вот осмотреться на месте стоило. Воспользовавшись тем, что в комнату постоянно кто-то входил, кто-то выходил, я выскользнул в коридор и бесшумно направился к лестнице. Воспользоваться лифтом самостоятельно я не мог. Передвижение пустой кабины вызвало бы, по меньшей мере, удивление. Вряд ли они верят в библиотечных привидений. Хотя теперь я точно знал, что такие существуют.
Согласно плану конференц-зал, где, предположительно, содержатся заложники, находится на третьем этаже. Существовал еще один конференц-зал, но его не использовали. Так, по крайней мере, утверждали библиотечные работники. Один конференц-зал от другого разделяли двадцать этажей. И меня не радовала мысль, что придется проверить оба. Точное число заложников я не знал, да и пересчитать их по головам не реально. Бандит могли разделить заложников на две группы, на основную и резервную, как это было в Панаме.
«Кстати, а откуда мне это известно?»
Мысль возникла внезапно и чуть не парализовала мозг. Хорошо, что у меня все в порядке с вестибулярным аппаратом, а не то бы я упал с лестницы. Катиться сто с лишним ступенек — не очень приятный аттракцион…
Я замер, пораженный в самое сердце. Я вспомнил крохотную частичку того, что забыл. Я вспомнил, что был в Панаме, когда террористы захватили виртуальный театр. Я участвовал в операции по освобождению. Я увидел несколько картинок из того времени. Но в остальном была глухота. Больше ничего не удалось вспомнить. Но и эта толика знаний вдохновляла. Если я вспомнил, значит, я нахожусь на верном пути, и мне удастся восстановить и остальные картинки прошлого и, наконец, узнать, кто я такой — Ларс Русс. Стать полноценной личностью с прошлым, а не бастардом — незаконнорожденным без памяти, семьи, истории.
На третьем этаже в конференц-зале никого не было. Даже следов пребывания заложников. Хороши бы были спецназовцы, если бы заняли пустой конференц-зал, тем самым выдав себя и развязав террористам руки. Я не мог себе представить последствия такого штурма. В сотый раз я благословил Криса Йохансона вместе со всем его департаментом новых технологий за «Хамелеон», который открывал неограниченные возможности для ведения войны и осуществления полицейских операций. Стало быть, они отвели всех заложников во второй конференц-зал.
Я застонал от злости. Двадцать три этажа пешком. А террористы могут в любой момент выпроводить переговорщиков вон. Если я не уйду с ними, я окажусь заперт в здании. Что делать? Я на перепутье. Уйти вместе с переговорщиками. Или все-таки проверить догадку. Я колебался несколько секунд. А через минуту уже бежал по мраморной лестнице наверх. Я отматывал этажи, стараясь производить как можно меньше шума, чтобы не выдать себя.
На восьмом этаже я вылетел из-за угла на бородача. Чуть было не сбил его с ног, но вовремя успел свернуть и, перепрыгнув через две ступеньки, оказался на лестничной площадке с двумя креслами и журнальным столиком. Я опустился в кресло передохнуть и уставился на бандита. Бородач разглядывал нижние этажи, отслеживая передвижение людей дулом автомата.
Отдышавшись, я продолжил путь.
Добравшись до нужного этажа, я увидел полно народу. Человек двадцать бородачей стояло на коленях на полу, положив автоматы рядом с собой, и, обратившись лицом на восток, возносили молитвы своему жестокому богу. Я не испытывал враждебности к механмэнам и их странным верованиям, помесь христианства и мусульманства, но «первоземельцы» имели к ним такое же отношение, как спаривающиеся лягушки к сбою в операционной системе автоматической биостанции, которая следит за процессом размножения у обитателей болот.
Тишина стояла изумительная. Было слышно, как бьется прибой о берег острова. Я лавировал между молящимися террористами, как тральщик сквозь заминированный пролив. Я медленно продвигался к распахнутым дверям, в просвете между которыми виднелся заполненный конференц-зал.
Я вступил в просвет, шагнул в сторону, и, прислонившись к стене, замер, обозревая зал.
Ряды с креслами заполнены людьми, сидящими в разнообразных позах. Кто спит, облокотившись о спинку кресла напротив. Кто разглядывает потолок, положив голову на подлокотник. Кто, ссутулившись, пытается заснуть, обняв колени. На сцене сидят женщины с автоматами, контролирующие весь зал. В проходах между рядами молятся бородачи под присмотром своих боевых подруг.
Сонный зал, заполненный гнетущей атмосферой. Я медленно побрел вдоль рядов. Я подумал, что если отыщу Исайю Шоммера и удостоверюсь, что он жив, Марк будет безмерно счастлив. Я искал глазами, вчитываясь в имена на бейджах. Я шел между рядами.
Все дальнейшее случилось внезапно. Никто не успел отреагировать.
Атмосфера, царящая в зале, сводила с ума, и нужна была разрядка, чтобы снять напряжение в воздухе. Я чувствовал, что здесь скоро прольется кровь. И она пролилась. Со своего места вскочил невзрачный мужчина в сером костюме. Он толкнул молящегося бородача и молча помчался по проходу к выходу. Он бежал прямо на меня. Я замер в ужасе, понимая, что должно произойти дальше. Мужчина сбил меня с ног, споткнулся, упал, попытался подняться, и две пули, выпущенные женщинами‑наблюдателями, опрокинули его на спину. Я вскочил, всмотрелся в лицо неподвижно лежащего заложника и убедился, что попытка бегства не удалась. Мужчина был мертв. Крохотная дырочка в голове, из которой выступило несколько капель крови, не оставляла сомнений. Я с замиранием сердца перевел взгляд на бейджик мужчины. Я боялся увидеть на карточке имя сына Крысобоя, но это был не он.
Я отступил в сторону.
По проходу к убитому спешили бородачи.
Заложники приподнимались, боязливо вглядываясь в проход. Сидевшие рядом с местом происшествия начали хлюпать носом. Женщины заплакали. Но в глазах большинства мужчин я увидел равнодушие.
Два бородача окружили мертвеца.
— Метко. Со сцены сняла. Молодец, женщина, — сказал один.
— Точно. Молодец, — подтвердил второй. — Ты видел, как этот споткнулся?
— Нет.
— На ровном месте, урод, споткнулся.
— Он бы все равно не ушел.
— Да нет. Я не о том. Он будто наткнулся на кого-то и упал.
Я похолодел от ужаса. Если они сейчас начнут искать… Я, конечно, уйду, но заставлю их всполошиться, насторожиться, и они уже будут готовы к последующим неожиданностям.
Бородач согнал с ближайшего сиденья мужика, ткнул его раструбом автомата в живот и указал на тело.
— Тащи.
— Куда? — спросил ошалевший мужик.
Я прочитал на бейдже: «ИСАЙЯ ШОММЕР».
Наконец‑то нашел. Теперь и уходить можно.
Шоммер взвалил мертвеца на спину и, пошатываясь от тяжести, побрел к выходу. Он был похож лицом и телосложением на Крысобоя, но казался более изнеженным и воздушным.
Я обогнал Шоммера и выскочил из конференц-зала. Теперь я знал, где искать заложников.
Бездумие есть источник подвигов всех героев.
Эразм Роттердамский
Перепрыгивая через ступеньки, я бежал вниз по лестнице, но как не старался, все равно опоздал. Уже на втором этаже я заслышал глухие голоса и тяжелые шаги, среди них звучал манерный голосок Присцилла О’Лири. Я подбежал к перилам, перегнулся и увидел, как Серпуховский и О’Лири уходят из Библиотеки. Двери за ними захлопнулись. Бородачи заложили их обрезками водопроводных труб и отступили.
Выход закрыт. Надо искать другой путь.
Бородачи разбрелись кто куда. В холле осталось лишь двое. Они расселись в креслах, положили автоматы на колени и, казалось, задремали.
Надо срочно что-то делать. Я постарался воскресить в голове планы Библиотеки, которые изучал перед вылазкой на вражескую территорию. Мне нужен был приемлемый путь для отступления. Из здания уходило много дорожек, но все они — служебные ходы для роботов‑уборщиков или утилизационные туннели. Это мне не подходит. Первые из-за узости пространства, по которому пришлось бы передвигаться. Вторые из-за высокой температуры, которой обрабатывался каждый новый объект, поступивший в камеру первичной очистки. Мне нужен был третий путь.
И вскоре в конце темного туннеля забрезжил свет. Я вспомнил о черных ходах. Всего их четыре и все наверняка под тотальным контролем, но все-таки проверить их стоит. Как говорится на безрыбье и рак сойдет за сома. Но тут же я вспомнил о более любопытном варианте. В подвалах Библиотеки находились телепортационные каналы. Их использовали для доставки продуктов и промышленных товаров. Там же располагалась скрытая труба подземных коммуникаций. Разные там электрические и телефонные кабели по ней проходили. Но в трубе имелось свободное пространство для передвижения ремонтных бригад. Этот вариант мог мне подойти. Осталось только вспомнить, где располагается вход в туннель.
Конечно, телепортационные каналы будут куда быстрее, только вот воспользоваться ими нельзя. Я постарался вспомнить, почему нельзя телепортировать живые объекты. Но ничего толкового на память не шло. Только какие-то смутные обрывки, которые, я был уверен, пришли из моей прошлой жизни, жизни ДО операции, ДО изменения. Я вспомнил какой-то скандал, связанный с первой попыткой телепортации человека. Кажется, этот скандал инициировали транспортные компании. Они почувствовали появление на рынке мощного конкурента, который сперва лишит их изрядной доли прибыли, а потом вышвырнет с рынка напрочь. Телепортация людей была запрещена. Через средства массовой информации прогнали волну об опасности телепортации для человеческой жизни, но я был почему-то уверен, что никакой опасности для живой материи в телепортации не существовало. Этот слух и запрет Правительства были плодом войны транспортников против нового способа передвижения. И войну транспортники выиграли.
Я был практически уверен, что мне удастся телепортироваться. Только вот не мог никак разобраться, откуда такая уверенность. Не хочу «засветить» туннели, которые я приберег на сладкое, или может я где-то на уровне подсознания знал, что это безопасно?
Я решил не забивать себе голову ерундой. Вот окажусь в подвале, там и разберемся.
Но сперва, для очистки совести, я решил проверить все запасные выходы из Библиотеки. На это я убил полчаса, и выяснил, что воспользоваться ими невозможно. Все они были блокированы бородачами. Их было столько, что складывалось впечатление, что механмэны передислоцировали сюда целую армию.
Я вернулся к лифтам. Осталось самое малое дождаться желающего проехаться на лифте. Кнопка находилась передо мной, стоило лишь до нее дотянуться, нажать, и я спасен. Но вряд ли мой спуск останется незамеченным. Можно было конечно попытаться прорваться через лестницу, но я только что там был, и количество бородачей на метр квадратный убивало всякую надежду. Есть конечно вероятность, что сегодня никто не полезет в подвал, но я надеялся на лучшее. Если же другого выхода не будет, поеду один. Может быть бородачи поленятся разбираться и все спишут на программную ошибку. Но мне повезло. К лифту неспешно приближались два механмэна.
— Надо водки заказать. Могила говорил, что водочка в самый раз, — сказал один.
— А ты уверен, что неверные не проберутся через ТЭФ‑кабины?
— Куда им, — усмехнулся бородач. — Они и сообразить не успеют.
Вот вроде и киборги внутри, а ничто человеческое им не чуждо.
Я проскользнул за спиной последнего террориста, забился в угол и сполз на пол, боясь выдать себя. Я сжался в углу и неотрывно наблюдал за ними, опасаясь, как бы из-за неосторожного движения, бородачи меня не обнаружили. Я жутко вспотел под костюмом. Это все от нервов. В кабине было прохладно.
Наконец, лифт остановился и раскрыл двери.
Бородачи вышли.
Выскользнув за ними, я тут же ушел в тень, спрятавшись за одним из массивных баков с неясным назначением.
Подвал Библиотеки купался в сумраке. Его заполонили неясные тени, отбрасываемые громоздкими объектами. Один из них утробно гудел и вибрировал. Вибрация распространялась по полу. Над двумя похожими на лифтовые кабинами тускло мерцали лампочки. Ородачей я не видел, но, судя по довольному гоготу, они далеко не ушли. Внезапно вспыхнул свет.
Я обнаружил, что сижу рядом с каким-то бесшумно работающим генератором. Из укрытия я видел, как бородачи наколдовали что-то на пульте управления. Через минуту двери одной кабины раскрылись, и они извлекли ящик с пластиковыми бутылками, наполненными прозрачной жидкостью. Водка. Бородачи взвалили по ящику на спину и ушли в сторону лифта. Вскоре я услышал шум уходящей кабины.
Я покинул укрытие и осмотрелся. Убедившись, что в подвале никого больше нет, отключил «Хамелеон» и стянул его.
Я уже решил, что воспользуюсь ТЭФ‑кабинами, но перед тем, как телепортироваться, нужно зафиксировать в памяти это помещение. На схемах, которыми снабдил меня Груфман, спуск в подземные коммуникации находился в соседнем помещении, а дверь прямо за ТЭФ‑кабинами. Я обогнул большие черные яйца кабин и увидел искомую дверь. Оказалось, она не заперта. Я вошел в темное помещение и зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Его не было. Тут меня осенило. Я вернулся к лифту и осмотрел пульт управления. На нем теснилось множество пронумерованных кнопок. Я нажал кнопку с цифрой «2» и отправился проверить мою догадку. Получилось!
Я вошел внутрь и неплотно притворил дверь.
Большую часть помещения занимала громоздкая черная будка с металлической дверью, заложенной засовом. Для надежности его закрепили амбарным замком. Такой можно сковырнуть только лазерным резаком. На «Хамелеоне» имелся подходящий, и я уже собрался вернуться за костюмом, когда услышал шум, издаваемый спускающейся кабиной. Бородачи возвращались. Наверняка к выпивке им еще и закуска понадобилась. Выключить свет я не мог, оставалось только надеяться, что они его не заметят. Иначе придется ликвидировать любопытных бородачей.
Я встал за дверью. Теперь если они даже решат заглянуть на огонек, меня будет не видно. В соседней комнате заговорили:
— Что ты будешь делать, Визирь, когда здесь все закончится?
— Не знаю. Не думал еще.
— А я скроюсь на какой-нибудь маленькой планетке земного пояса. И заведу свое дело. Ты веришь, Визирь, что ублюдки выполнят наши требования?
— Это не мое дело — верить, — отозвался тот, кого называли Визирем. — Пусть Марди верит или Юсуф, а наше дело исполнять.
На минуту повисла пауза'.
— Визирь, тут еще свет включен в соседней комнате.
Они обнаружили вдавленную кнопку с цифрой «2» на пульте.
Я приготовился.
— Сходи, посмотри.
— Да никого там нет, — отозвался Визирь. — Тебе что, все призраки мерещатся?
— Я сказал, сходи, посмотри, — голос второго прозвучал жестче.
Я замер. Никакого волнения. Для меня все было привычно. Главное цель своей вылазки я достиг.
Дверь стала приоткрываться. Сквозь расширившийся проем, я увидел, как в комнату заглянул бородач, выставив перед собой дуло автомата. Я приготовился нанести точный смертельный удар, но Визиря удовлетворило увиденное. Он не стал заходить. И затворил за собой дверь.
Я почувствовал прилив сильного волнения. Если Визирь додумается запереть за собой дверь, я обречен на отступление через подземные коммуникации. Но трагедия заключалась в другом. «Хамелеон» я оставил возле ТЭФ‑кабины. Если бородачи найдут его, они узнают, что кто-то бродил по Библиотеке, что мы способны атаковать их в любой момент.
Визирь не запер дверь.
А через пять секунд я оказался в кромешной темноте. Только сквозь дверные щели пробивался свет из соседнего помещения, а вскоре погас и он. Я услышал шум уносящегося вверх лифта и только тогда выбрался из комнаты. Вернувшись к пульту, я опять включил свет, и, отыскав «Хамелеон», подобрал его.
Пришлось вновь облачаться в костюм. Вернувшись в комнату с будкой, запертой на амбарный замок, я спилил его лазерным резаком и стянул с себя костюм.
Теперь путь к будущему отступлению подготовлен.
Первым я телепортировал костюм. Затем, немного изменив настройки, выставив свой приблизительный вес и включив таймер, я забрался в кабину, плотно задраил дверцу, сел на пол и обнял голые коленки.
Я приготовился. Немного волновался, но с этим я справился.
Внезапно свет в кабине погас. Что-то зажужжало. Я почувствовал сильное покалывание по всей поверхности тела. Мое сознание на секунду отключилось.
Человек склонен заигрывать с опасностью, будучи уверен, что его она не коснется.
И. Гете
Я очнулся в залитой светом кабине. Выбрался из нее и обнаружил, что нахожусь в просторном помещении, заполненном роботами. Они выполняли заказы по доставке продуктов в ТЭФ‑холодильники. Возле ТЭФ‑кабины, которую я только что покинул, топтался робот, тискавший клешнями мой «Хамелеон». Он никак не мог распознать предмет и, соответственно, не знал, что с ним делать. Отправить на утилизацию или доставить на склад.
Робот смахивал на стального краба. Отобрав у него «Хамелеон», я натянул костюм на себя. Надоело разгуливать голым.
Видеофон я нашел спустя десять минут в кабинете директора склада, который, как ни странно, присутствовал на рабочем месте. За мной в кабинет вполз робот‑краб. Лишившись «Хамелеона», он чувствовал себя ограбленным и следовал за мной по пятам, в надежде вернуть утраченное.
Наше явление директора испугало, и я не стал его расстраивать. Стремительным и легким касанием болевой точки на шее я отключил его и уложил тело в угол кабинета. Набрав на видеофоне номер сотового Груфмана, я через пять секунд любовался его разъяренной физиономией.
— Где ты пропадаешь, кретин⁈ Ты должен был выйти со всеми!!!
— Заткнись и слушай, — властно оборвал я.
Леопольд Груфман умолк, но по его красной физиономии я понял, что эти слова он мне не простит.
— Заберите меня отсюда, — потребовал я. — Адрес вычислите по моему звонку. Трубку отключать я не буду. Все. Отбой.
Я положил включенную трубку на край стола и стал ждать.
Робот‑краб нервно катался по кабинету, решая, что предпринять дальше.
Через десять минут я услышал шум приближающегося скутера. Вскоре в кабинет вошли четыре спецназовца, возглавляемые Марком Крысобоем.
— Ну, ты, братан, напугал! — обрадовался мне Марк и стиснул в медвежьих объятиях.
— Марк, Исайя жив… — тут же сообщил ему я.
— Ты видел его⁈ — взволнованно спросил Крысобой.
— Да. И он очень похож на тебя. Такой же страшный. Непропорциональный. Вылитая копия.
Крысобой довольно рассмеялся, хлопнув себя ладонью в грудь.
— Доставьте меня к Груфману. У меня есть для него очень ценная информация.
— Будет сделано, — обнадежил Крысобой. — Он тебя уже ждет.
Леопольд Груфман выглядел так, словно два предыдущих часа играл в гольф с призраком собственной тещи. Его посеревшее лицо напомнило ствол березы, поросший мхом, лишайниками и облепленный улитками. Он метнул на меня пламенный взгляд и, выскочив из кресла, как кукушка из часов, поднял крик:
— Вы должны были выйти вместе с переговорщиками!! Что за халатность!! Как вы могли там задержа…
— А что, собственно говоря, произошло? — с невинным видом спросил я, упав на диван напротив письменного стола Груфмана.
Диван тут же подстроился под мое тело.
Шеф СБЗ от удивления, казалось, проглотил язык.
— То есть как — что произошло? Вы еще спрашиваете?
— Да, спрашиваю, — подтвердил я. — Что случилось?
Я увидел, как лицо Леопольда Груфмана надувается, будто воздушный шарик, и становится ярко бордовым.
— Вы удивительный человек, — поборов гнев, выдавил Груфман. — Я выписал ордер на ваш арест. Вы объявлены дезертиром.
— Что ж, — я зевнул, — тогда потрудитесь отозвать ордер.
— Объясните, почему я должен это сделать.
Леопольд Груфман опустился в кресло и внимательно уставился на меня.
В душе я потешался над директором СБЗ. Мне доставляло удовольствие дразнить его.
— Я выяснил, где содержатся заложники, — сообщил я и замолчал.
Леопольд Груфман заерзал в кресле:
— Я знал это и без вас. На третьем этаже в конференц‑зале.
— На третьем этаже вас ожидает ловушка. Вернее, всех нас. Заложники намного выше. Этаж 23. Конференц-зал, — выпалил я.
— Тот зал не используется, — рассеянно возразил Груфман.
— А с чего вы решили, что заложников на третьем этаже держат? — спросил я.
— Данные спутника. Изображение с наблюдательных камер дублируется на спутник. Его мы перехватили. Это предусмотрено системой безопасности.
— Значит, взломали вашу систему. Долго вы собираетесь цацкаться с этими подонками?
Леопольд Груфман почесал переносицу и доверительно сообщил:
— На завтра назначен плановый штурм.
— Нужно срочно провести совещание обеих штурмовых групп. У меня есть план, который мы должны проработать. Вызовите командиров, а я пока душ приму.
Я поднялся с дивана.
— В восемь вечера за вами приедут, — сухим официальным тоном произнес Груфман.
После совещания с главами всех подразделений, принимавших участие в антитеррористической операции, я чувствовал себя обессиленным, словно несколько дней потратил на любовные утехи с табуном сексапильных красоток. А поскольку никаких красоток не было, а только сухие и официальные чины в серой форме, я испытывал жестокое разочарование и тоску. Впору топиться в ближайшем водоеме, да только чувство самосохранения протестовало против этого.
До отеля, носящего звучное название «Корона Зеленого Мыса» (а среди обывателей и жителей Библиотечного городка — просто «Корона»), меня подбросил Крысобой. О нем СБЗ так не заботилось. Его поселили вместе со спецназовцами в палаточном городке на базе. Я предложил ему остановиться у меня, но Крысобой отказался. Никогда не подозревал, что он может стесняться. Пришлось взять быка в свои руки и скрутить ему рога, чтобы не рыпался.
В холле я вызвал к стойке администратора отеля. Через минуту он появился — учтивый, вежливый, с улыбкой до ушей, но неживой какой-то, как манекен. Я потребовал от него номер люкс, и чтобы находился он неподалеку от моего. Администратор кивнул. Значит, номера у них еще были. Все расходы я предложил записать на счет СБЗ или лично Леопольда Груфмана. Администратор согласился, и через минуту Марк Крысобой стал обладателем связки пластиковых ключей.
Ночь пролетела незаметно.
Меня разбудил настойчивый стук в дверь номера. На предложение отправиться к черту посетитель зачастил по двери с удвоенной страстью и голосом Леопольда Груфмана заорал:
— Открывай немедленно, чертов грыжекрыл!!!
Я зоологию не изучал. Особенно космозоологию, но грыжекрыл подвида «пластинчатокрылых» был мне знаком. Кто же не знает на Земле это мерзкое животное, пахнущее так, словно оно изнутри разлагается. Грыжекрыл обитал на одной из планет пояса Ариадны, и несколько особей содержалось в земных зоопарках. Для них в зоопарках сооружались специальные вольеры, которые экранировались от посетителей. Но как не старались душок протекал все равно, и не было ни дня, чтобы из павильона не выводили посетителя в полубессознательном состоянии. Я сам был свидетелем подобного инцидента.
«Откуда мне все это известно?»
Судя по отборным ругательствам, в дверь и вправду колошматил Леопольд Груфман, да и голос похож — противный, склочный, визгливый.
— Открывай немедленно!
«Что же этому уроду надо?»
Я выполз из-под одеяла и, босиком прошлепав в холл, открыл дверь.
Леопольд Груфман ворвался в номер, как смерч на поля бедных фермеров.
Заперев за ним дверь, я вошел в гостиную.
— И вам доброе утро, — съязвил я.
— Кто вам позволил записывать что-либо на счета СБЗ⁈ Кто дал право распоряжаться⁈
Я накинул на себя халат и рухнул в кресло.
— Выпить не хотите? — миролюбиво спросил я.
— Молчать! Немедленно отвечайте!
— Да не волнуйтесь вы так, — посоветовал я, — можно же и до инфаркта доиграться.
Леопольд Груфман крякнул от злости и упал в кресло напротив, как гнилой листок с осеннего дерева.
— Который час? — полюбопытствовал я, недоуменно поглядывая на темное окно. Похоже его снаружи залили черной краской.
— Три часа ночи, — злорадно сообщил Груфман.
— И какого лешего вы ко мне приперлись в такую рань? — разозлился я.
— Ты забыл, что через два часа начнется операция.
Груфман злорадствовал.
— О мать!..
Я зевнул и страшно потянулся, как леопард перед очередной охотой.
На совещании обсуждалось несколько планов проникновения отряда в Библиотеку. Предлагались и отвергались различные варианты. Десантирование на крышу Библиотеки. Я представлял себе удивление бородачей-механмэнов, когда на них с неба повалятся прогнувшиеся под тяжестью человеческих тел парашюты без пассажиров. Атака солдатов-призраков. Правильно, стоит сначала напугать врага, а потом воспользоваться паникой и повязать его. Проникновение вместе с переговорщиками отпадало. Бородачи больше никого не приглашали. Леопольд Груфман зарезал требования «первоземельцев» на корню, заявив что это нереально. И что самое любопытное бородачи об этом знают. Обсудив и отвергнув один за другим варианты проникновения, мы остановились на единственно возможном варианте. На моем!
В пять часов утра я, Крысобой и шесть человек моего отряда десантировались на территорию ТЭФ‑магазина. Того самого куда я накануне телепортировался из Библиотеки.
Мы могли воспользоваться любым близлежащим ТЭФ‑магазином, однако решили не рисковать зря: вдруг террористы просчитают координаты переброски энергии и сопоставят ее с настройками магазина поставщика? Лучше перестраховаться, посчитал я, и наш отряд отправился в город Праю, Земля Кабо-Верде.
СБЗ незаметно для местных жителей блокировало здание ТЭФ-магазина. И по зеленому коридору мы неспешно вошли внутрь. Директора магазина из помещения удалили заранее. Об этом позаботился Груфман. Внутри остались только роботы и машины. Я провел отряд прямо к ТЭФ‑установкам, ими тут же занялся специалист. Через три минуты все было готово к действию.
Я избавился от одежды и аккуратно сложил ее стопочкой на дно ТЭФ‑кабины.
— Одновременно может телепортироваться два человека в две кабины Библиотеки, — сообщил настройщик из СБЗ. — Здесь еще есть кабины, но их надо настроить. А на это уйдет прилично времени.
— По двое пойдем, — решил я, кивнув Крысобою.
Марк понял меня и тут же стал раздеваться, заполняя одеждой соседнюю кабину.
— Вашу переброску мы осуществим незаметно. Я просмотрел графики поставки в Библиотеку. Так вот, поставки с захватом здания не прекратились, а, наоборот, возросли. Мы не стали отрезать продуктовую линию от террористов. Так что никто не заметит, что вы перешли, — обнадежил настройщик.
Последним в кабину я положил свернутый «Хамелеон» и плотно затворил дверцу.
Настройщик поиграл клавишами на пульте управления. Кабину залило светом, и шмотки исчезли. Через десять секунд вдогонку отправилась одежда Крысобоя.
Я вошел в кабину, вытянулся в полный рост. Человек‑стена ухмыльнулся и закрыл дверцу. Я закрыл глаза. Жужжание заполнило пространство. Резкая вспышка света. Жжение, распространившееся по телу. И внезапно все исчезло.
Дверь медленно отворилась. Я открыл глаза и увидел перед собой дуло автомата. Оно смотрело мне в лицо.
Солдат со временем начинает понимать, что вынужден выполнять приказы тех, кто ниже его во всех смыслах.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдеыана
— Мэдлэнно руки подными, — потребовал резкий картавый голос.
Я подчинился. Такой вариант мы не предусмотрели. Как обычно, самое очевидное оказывается в корзине «невероятное». А из оружия на голом теле осталось только одно…
Среди одежды, телепортированной ранее, лежал десантный нож. Единственное оружие, которым каждый боец нашего отряда запасся на операцию. Я видел его рукоять на полу подле кабины. Задача отряда заключалась в обезвреживании конференц-зал, где содержались заложники. Там нам и предстояло разжиться огнестрельным оружием, чтобы поддержать второй отряд спецназа, призванный обезвредить остальные группы террористов. Они войдут в здание, после того как через вентиляционную систему пустят по этажам усыпляющий газ.
— Мэдлэнно выходи, — потребовал «первоземелец».
Я сделал шаг вперед, лихорадочно пытаясь найти выход из неприятной ситуации.
— Мэдлэнно на колэни, — раздалась новая команда.
Это нельзя ни в коем случае делать. Нельзя показывать беспомощность. У меня лишь доли секунды на сопротивление, но в этой ситуации я не видел для себя шансов. Я сомневался и продолжал стоять.
— Каму я сказал. На колэни, — ожесточив голос, потребовал бородач.
Меня спасла вспышка света, заполнившая вторую ТЭФ‑кабину. Когда свет свернулся и погас, в ней нарисовался Марк Крысобой. Бородач на долю секунды отвлекся. Этим я и воспользовался. Я покрыл расстояние до бородача одним прыжком. Через две секунды на полу лежало тело террориста со сломанной шеей.
Я бросился к одежде. Со скоростью метеорита я стал одеваться, краем глаза наблюдая за Крысобоем, который следовал моему примеру.
— Что это за хмырь? — спросил Марк.
— Не время, — коротко отрезал я. — Слушай меня внимательно, пока мы одни.
ТЭФ‑кабины заполнились вспышками света. После них остались лишь стопки одежды.
Я натянул «Хамелеон» и убедился в том, что Крысобой в него тоже облачился.
— Я не могу после операции вернуться с вами. Меня попытаются ликвидировать. Я буду уходить сам.
Крысобой молчал.
— Я уже знаю, как уйду. Так что не волнуйся, брат.
— Как мы встретимся?
— У меня есть документы на капелланскую должность, на имя Ларса Русса. Я приписан к семнадцатому звездно‑десантному полку «Крест и Молния». Там ты меня и найдешь. — Помолчав, я добавил: — Если захочешь.
Я застегнул «Хамелеон» и проверил, как удобно достаются из ножен десантные ножи.
— Проследи, чтобы Ренатку нашли, — попросил я.
Кабины вновь заполнились светом. Еще два солдата появились в подвале и тут же, без разговоров, начали одеваться.
— Я с Гоевина не слезу, клянусь задницей лорда Джудда.
На переброску отряда ушло минут десять. Я потратил это время на исследование дверных замков. Спилив замки, я приоткрыл двери и убедился, что путь свободен.
Когда последний солдат выскочил из кабины и оделся, я приказал активизировать «Хамелеоны». Мы исполнили это почти синхронно и пропали для окружающего мира. В то же время видели друг друга только в виде расплывчатых силуэтов. Стоило кому‑то из солдат сделать движение, как позади него оставался цветовой последыш, постепенно тающий в воздухе.
Я нагнулся над телом мертвого бородача, подобрал автомат и повесил на плечо. С мертвецов я собрал хороший урожай — два метательных ножа, три сюрикена и четыре запасные обоймы к автомату.
— Двинулись. Идем бесшумно. Разговоры запрещены, — отдал я последние указания.
Я возглавил отряд. По правую руку от меня встал Марк Крысобой. По левую — капитан Джим Орсон Клайд. Мы неспешно заскользили вверх по лестнице, на первый этаж Библиотеки.
В конференц-зал двадцать третьего этажа мы вошли, неспешно, словно и не боевая операция вовсе, а прогулка с любимой девушкой. Точно пантеры перед прыжком, мы разбрелись по залу, занимая выгодную для себя позицию, так, чтобы в поле действия каждого бойца находилось по два, а то и по три террориста. Но все равно оставались неохваченные точки, их предполагалось подавить огнем. Автоматами и пистолетами мы разжились по пути к конференц‑залу.
Заложники выглядели удручающе. Изможденные лица, осунувшиеся, с бледной кожей. Синяки под глазами от переутомления. В рядах между кресел валялись пустые пластиковые бутылки из-под воды. Никто не удосужился накормить заложников; как ни предлагали и ни настаивали службы СБЗ и Международный Красный Крест, но пища к плененным людям не поступала. Только витаминизированная вода, чтобы их поддержать и не дать умереть от жажды.
Разглядывая заложников, я в сотый раз порадовался, что в этом зале не было детей. Они бы не вынесли такого напряжения. И, понимая это, руководство СБЗ не стало бы начинать освободительную операцию до тех пор, пока последний ребенок не будет отпущен. Так было в Москве на заре мирового терроризма.
Я сглотнул подступивший к горлу ком и тут же отдал команду на штурм обеим группам спецназа.
Операция прошла стремительно. Никто из бородачей не успел отреагировать на внезапно изменившуюся ситуацию. Как по мановению волшебной палочки, восемь ножей возникли прямо из воздуха и вонзились в головы самых опасных террористов. Оставшиеся в живых ничего не могли понять. Откуда в зале, где никого, кроме них и заложников, нет, возникли прицельно бьющие ножи? Но обдумать эту проблему у механмэнов не было времени. Секундная пауза между полетом первой партии смертоносных жал и второй, взвившейся в воздух.
Метнув нож в бородача на сцене, я, не останавливаясь, бросил три сюрикена, и, не медля, открыл огонь, сдернув с плеча автомат. Я бил одиночными выстрелами, стараясь попадать сразу в головы, чтобы не вызвать ответного огня. Я зачищал зал, уничтожая тех, до кого не дотянулась сталь. Меня поддержал огонь еще четырех точек.
Вскоре помещение было очищено.
Я пересек конференц‑зал и вылетел в холл. Бойцы последовали за мной.
Вторая группа спецназа, отравив дымом первые этажи Библиотеки, ворвалась в вестибюль и приступила к планомерной зачистке захваченного врасплох противника. Мы ударили в спину растерявшимся бородачам, которых еще не затронул бой, разгоревшийся внизу. В считанные минуты с ними было покончено. Оставил двух бойцов, включая и человека‑стену, возле дверей конференц‑зала, я приказал остальным спускаться.
Перепрыгивая через ступеньки, я отматывал лестничные пролеты.
22 этаж.
Короткий отстрел бородачей.
И новый спуск.
21 этаж.
Схема повторяется.
В моих руках плясала стальная коса. Ей я планомерно выкашивал ряды врагов.
14 этаж.
Легкая перестрелка.
Новый спуск.
12 этаж.
Пустота. Ни души.
Несемся вниз.
И мы все-таки напоролись. Пуля чиркнула возле головы, оторвав кончик уха. Я прицельными выстрелами разнес голову зазевавшегося бородача. Возле меня упал один из невидимок. Случайный веер пуль намертво пришил к его животу «Хамелеона». Утратив целостность, он выдал хозяина. Потерявший невидимость мертвый боец остался лежать на восьмом этаже.
Со второй группой мы соединились чуть ниже. Чтобы не перестрелять друг друга, мы отключили «Хамелеоны». Только я остался невидимым. Воспользовавшись суматохой и понимая, что теперь обойдутся и без меня, я махнул рукой Крысобою. Марк, ответив мне, отключил «Хамелеон». Я бросился к лифтовому комплексу.
Возле лифтов никого не было, за исключением трех неподвижных тел в камуфляже. Хватило одного беглого взгляда, это не наши ребята, а террористы. Одна из кабин была открыта. Она хлопала дверьми и никак не могла их закрыть. Мешали ноги в камуфляже и военных ботинках, подкованных железными гвоздями. Я наклонился, впихнул ноги в кабину и запрыгнул внутрь. Двери закрылись, и лифт ушел вниз.
У меня была небольшая фора по времени. Пока спецназовцы проведут зачистку всех этажей, пока заглянут во все двери, пока подойдут специалисты со сканирующей аппаратурой, пока убедятся что здание не минировано. К этому времени я буду уже далеко.
Лифт остановился.
Я заблокировал трупом створки дверей. Обогнув ТЭФ‑кабину, я вбежал в комнату с будкой и замер. Двадцать секунд передышки на перезарядку автомата. Перекрестившись (отдавая дань уважения своей новой биографии), я открыл дверь и вступил в темноту.
Я включил фонарь на лбу «Хамелеона».
Луч света залил уходящий вдаль туннель.
Судьба ничего не дает в вечную собственность.
Сенека
Я бежал по длинному, прямому, как стрела, туннелю, и чувствовал себя превосходно. После проведенного боя и нескольких километров непрерывного бега ни грамма усталости. Надо торопиться. Отпущенное мне время форы приближалось к концу вместе с энергией «Хамелеона». Я уже видел как мои руки становятся реальными, обрастают плотью и затягиваются кожей.
Чудовищное зрелище со стороны. Я отключил режим невидимости, чтобы сохранить энергию для подпитки фонаря.
Я достиг поворота и, не сбавляя темпа, завернул. И тут же получил удар в лоб. Удар был настолько сильным, что я рухнул на пол. Падая, я сгруппировался, приготовившись к бою, но ничего сделать не успел. Несколько человек навалились на меня и сковали руки наручниками, набросив на шею петлю. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, я попробовал наручники на прочность и убедился, что сломать их будет нетрудно. Но делать этого я пока не стал. Любопытно все-таки, кому я понадобился. Судя по проведенному захвату, напавшие на меня не имели никакого отношения к СБЗ.
Меня подняли на ноги. Я раскрыл глаза, стараясь отморгнуть кровь, которая лилась из рассеченного лба. Я увидел, что держат меня бородачи. Не особо церемонясь, они подхватили меня под руки и понеслись, словно сохатые в брачный период, учуяв самку.
Мы бежали долго, минут сорок. Туннель не кончался. Я старался припомнить планы, которые мне довелось изучить. Если им верить, туннель давно должен был вывести нас на соседний остров. Там я собирался завладеть транспортом. Но мы бежали и бежали.
Это становилось все любопытнее.
Кому же я так потребовался?
Через полтора часа пейзаж вокруг изменился. Мы оказались в просторной зале, которую с двух сторон обнимали туннели с проложенными по ним рельсами. В один из них мы спрыгнули и зашлепали по отсыревшим шпалам.
Мое удивление росло вместе с усталостью, ей все-таки удалось взять приступом крепость моего тела. Да и некстати вспомнилась Рената. Мне так и не удалось ей помочь. Оставалось надеяться, что Марк Крысобой справится с этой проблемой. Но что-то подсказывало мне, что похищение Ренаты и мое похищение между собой связаны. Эта интересная мысль давала новые силы для бега и удерживала от нестерпимого желания порвать наручники и поломать шеи похитителям.
Минут пятнадцать мы бежали по новому пути, пока туннель не вывел нас в зал с высокими потолками, украшенными лепниной. Мы остановились и взобрались на платформу, загроможденную старинными вагонами, приспособленными для жизни. По платформе разгуливали бородачи. Горели костры, готовилась еда в котлах, стоящих на огне.
Мы приблизились к одному из вагонов, который перегораживал середину платформы. Из вагона вышел мужчина в камуфляже с обритой наголо головой и без растительности на подбородке. У него не было бороды. Только усы. Тоненькая полоска на верхней губе.
— Добро пожаловать к нам, Идэал, — поприветствовал он.
Сопровождающие отпустили меня, и я рухнул на мраморный пол. Холодный мрамор дарил наслаждение разгоряченному телу.
— Я был нэсколько лучшэго о тэбэ мнэния, — сказал усатый, смерив меня скептическим взглядом.
— Извини за то, что не оправдал твоих надежд.
— Как жэ тэбя угораздило попасть в руки моих рэбят?
— А мне стало любопытно, кто это так моей скромной персоной заинтересовался, — честно признался я. Усатый расхохотался.
— Помогите ему.
Двое бородачей подхватили меня, вздернули на ноги и проволокли вслед за усатым внутрь вагона. Тут царила роскошь. Ковры, диваны, устеленные мехами, и оружие. Много оружия. Оно сразу же бросалось в глаза.
— Устраивайся поудобнэй, — предложил усатый и указал на одну из дальних подушек.
Куда меня тут же сгрузили, словно куль с грязным бельем.
— Какой невежливый прием, — проворчал я.
— Ну, уж извини, Идэал, положэниэ диктуэт. Так сказать, — усатый ухмыльнулся, — воэнноэ положэниэ обязываэт.
— Что это за место? — поинтересовался я.
— Мэтро. Был раньшэ такой вид транспорта. Поэзд под зэмлой. Ужэ сто лэт, как им никто нэ пользуэтся, — пояснил усатый и продолжил: — Мы вообщэ‑то тебе нэ враги…
— Интересно, кто же тогда? — пробормотал я.
— Мы… Ну, давай назовэм наши отношэния возможным дэловым сотрудничэством.
— Не люблю я возможные, а тем более деловые сотрудничества, — проворчал я. Нечто подобное я и ожидал.
— А чтобы ты прэдставил всю сэрьйзность наших намэрэний, пэрэд тэм как сдэлать прэдложэниэ, я хочу показать это.
Усатый хлопнул в ладоши. В вагон вошел бородач. Усатый кивнул ему. Бородач удалился, а через минуту вкатил в нашу часть вагона маленькую плазменную панель с видеоплеером. Бородач нажал на аппарате кнопку «play», включил панель и удалился.
— Как тэбэ угодно, Идэал, одному посмотрэть или мнэ остаться? — с ехидной усмешкой спросил усатый.
Я не ответил.
Усатый посидел еще минуту и все же удалился.
И почти тут же плазменная панель проявила изображение, потрясшее меня не меньше, чем собственное рождение, которое, кстати сказать, я не помнил. Я увидел привязанную к стулу Ренату Музыкантскую. Ее окружали бородачи. Рот заткнут кляпом. А фоном композиции служила какая-то явно нарисованная виртуальным художником панорама. Кипел водопад, росли пышные джунгли. Все было живое и неестественное. Один из бородачей вынул кляп изо рта Ренаты. Она попыталась его укусить, и он наградил ее пощечиной. Рената плюнула смачно. Промазала. Жаль.
Вот уж чего я ожидал меньше всего так это того, что Музыкантская в руках «первоземельцев».
Рената открыла рот и стала что-то говорить, но звука не было.
— Я думаю, дэмонстрации достаточно.
Усатый вернулся в вагон. Он отключил плеер и уселся напротив меня.
— Что вам надо? — спросил я.
— Нам нужэн ты, — ответил он. — Стали бы мучаться и хоронить столько людэй, чтобы потрэпаться с тобой за жизнь.
— Каких людей? — переспросил я.
— Тэх, что остались в Библиотэкэ. Там погибло много наших товарищэй, но они знали, на что шли. Они жэртвовали собой ради свэтлого будущэго наших дэтэй.
— Ты хочешь сказать, что Библиотеку захватили только для того, чтобы заполучить меня?
Более бредовой новости я никогда в жизни не слышал. Разве что новость о том, что я — Идеал и моих товарищей по палате уводят на бойню, могла конкурировать с этим сообщением.
— Имэнно так, — подтвердил усатый.
— Но откуда вы знали, что я жив? Я же был мертв для всех. Меня же взорвали на складе. Я ничего не мог понять.
— Тэбэ знаком Ахман из города Светлов? — спросил усатый, наслаждаясь растерянностью, проступившей на моем лице.
— Не знаю никакого Ахмана, — огрызнулся я, понимая, что глупо отрицать очевидное.
Если уж они спросили меня об этом, значит, были уверены в положительном ответе. К тому же, откуда им еще знать о моем воскрешении?
Нет, ну надо было так проколоться. Никому нельзя доверять. Значит, Ахман из «первоземельцев» или, по крайней мере, сливает им информацию. А я еще жучков поставил у него в доме, а сам так ни разу и не сподобился их проверить. Может тогда был бы готов к такому повороту событий.
— Зачэм жэ так, мистер Русс. Он тебя прэкрасно знал. У нэго ты чувствовали сэбя в бэзопасности. Так оно и было. Мы слишком заинтэрэсованы в тебе, чтобы подвэргать опасности.
— Значит, вы от него узнали, что я жив? Лучше прозреть поздно, чем никогда.
— Он сообщил нам о твоем прибытии, пока ты спали. Это было нэпрэдусмотритэльно с твоей стороны. Нэльзя засыпать в домэ Ахмана. Это ошибка. Но как это бываэт… гаварят у вас в России…
Усатый нахмурился и перешел с лингвы на неведомый мне язык.
— Я вижу, вы нэ понимаэтэ. Я забыл, что вы русский по докумэнтам. Тогда повторю. В России говорят: и на старуху бываэт проруха.
— Что такое проруха? — поинтересовался я.
— Нэ знаю, но думаю, что это нэ суть важно.
Я уже догадывался, что собирается предложить усатый, но все же надеялся услышать что-нибудь о Ренате.
— Мы хотэли, чтобы Ахман потолковал с тобой и прэдложил сотрудничэство. Но, нэ получилось
— Что вы от меня хотите?
На прямой вопрос я рассчитывал получить прямой ответ.
— Нам нужны ты и твои способности, — ответил усатый.
— Что значит эта хрень? Вы хотите обратить меня в свою веру? Не выйдет, — помотал головой. — Я слишком люблю женщин и вино, чтобы согласиться.
— А жизнь? — сверкнул глазами усатый.
— Что жизнь? — переспросил я.
— Жизнь ты любишь?
— Бэзусловно, — передразнил я его.
— Мы нэ намэрэны дэлать из тэбя мэха. Мы хотим тэбя нанять как найомника. Нам нужны твои способности.
— Что от этого буду иметь я?
Стоит прощупать почву, прежде чем хотя бы краешком сапога вступить в болото.
— Дэньги. Много дэнэг. Сколько хочэшь…
— Откуда у вас такиэ средства? — скептически поинтересовался я.
— Я нэ могу отвэтить. Повэрьтэ мнэ на слово, они у нас йэсть.
— Мне ничего другого и не остается, как верить на слово.
— Тэм лучшэ, — усатый закинул ногу на ногу.
— Все же я не понимаю, зачем вам нужен я. Я, как солдат, вас интересую мало. Глупо кидать сотню людей только ради меня.
Усатый улыбнулся:
— Ты проницатэлэн. Будэм говорить начистоту. Ты интэрэсуэшь нас как воин. Мы хотим тэбя имэть как солдата. Но мы такжэ хотим исслэдовать. Повэрьтэ мнэ, Ларс Русс, наши учэныэ ничуть нэ уступают учэным нэвэрных. Мы хотим скопировать твой ДНК. Мы хотим имэть армию, сформированную из таких как ты. Сто Идэалов способны уничтожить сухопутную армию США.
— Армия моих клонов. Это интересно.
Я потер подбородок.
— Почему Ахман не взял у меня кровь, пока я спал?
— У нэго нэ было такого приказа. Мы жэ нэ знали, что ты устроишь в йэго домэ ночлэжку.
— Мне нужна Рената Музыкантская, — заявил я.
— Послэ того, когда мы получим образцы ДНК.
Я не мог на это пойти. Если они наштампуют армию моих клонов, наступит эра механмэнов. Только у ней придется пройти через моря крови. Да и вряд ли они после всего отпустят Ренату.
— Я должен подумать, — заявил я и зажмурился.
— Извини, Ларс Русс, но у нас нэт врэмэни на размышлэния.
Эх, сейчас бы сюда Марка Крысобоя, чтобы он показал этой усатой крысе, что значит — нет времени. Жаль. Марк далеко. Это невозможно. Придется своими силами. Слава богу, после марафона по туннелям сил у меня было еще в избытке.
— Тебя как зовут‑то, усатый? — спросил я.
Надо было потянуть время, пока я раскрывал наручники.
— Это нэ важно, — отозвался усатый. — Твой отвэт, Ларс Русс.
— Знаешь, меня при одной мысли, что на Земле я распложусь, как таракан, тошнить начинает. Мерзко как-то. Так что, я думаю, ты просчитался.
— Что ж мы ожидали такого отвэта, — усатый оборвал мою речь. На его лице играла желчная улыбка.
— Ты мэня нэ удивил. Нэт так нэт. Только, как сам понимаэшь, мы можэм образэц и бэз твоэго согласия изъять. Ты нам, как муха в смэтане, нэ нужэн. Ты очэнь строптив. Мы всйо возьмйом бэз твойого согласия. Легкий забор крови — и ты нам нэ нужэн.
Усатый достал из кармана передатчик. Усмехнулся и что-то произнес на своем тарабарском. Я не сумел разобрать ни одного слова. В вагон вбежал бородач с чемоданчиком. Раскрыв его, он достал толстый шприц и колбочку с мутной жидкость. Проткнув крышку, он забрал жидкость в шприц.
— Будэт больно, — пообещал усатый.
Бородач улыбнулся, явив мне ряд гнилых зубов.
— Ты увэрэн, что этого хватит? — спросил усатый бородача.
Бородач кивнул и приблизился ко мне.
Все произошло стремительно. Я разорвал наручники и, поднырнув под бородача, оказался у него за спиной. Захватив шею бандита, я сломал ее и, отбросив кукольное тело, перепрыгнул к усатому. Он не издал ни единого звука. Я прочитал в его взгляде восхищение. Понимая, что вся его затея провалилась и он сейчас умрет, усатый улыбался. Только из-за этой улыбки я убил его быстро. Ткнул пальцем в смертельную болевую точку, поймал безжизненное тело и уложил на подушки, так чтобы любой заглянувший террорист подумал бы, что шеф отдыхает и отвлекать его не следует.
Стараясь не светиться в окнах, я оползал весь вагон в поисках оружия. Нашел лишь пистолет с обоймой в два патрона. Невелик улов. Не сильно то разгуляешься с такими ресурсами. Из видеоплеера я вытащил диск. Я понимал, что, отказавшись сотрудничать с «первоземельцами», обрек Ренату на смерть. Однако иного выхода у меня не было. Нельзя позволить, чтобы у них появилась возможность создавать моих клонов. Но диск с недосмотренным фрагментом и недослушанным звуковым материалом давал крохотный шанс. Вполне вероятно, из него что-то удастся вытащить.
Диск я спрятал в карман «Хамелеона» и задумался, как выбраться из ловушки. Атаковать в лоб? У меня патронов не хватит. Если только прикончить одного из террористов и завладеть его автоматом… Лучше, разумеется, выйти незамеченным, но как это сделать, я не представлял.
Мои сомнения разрешил один из бородачей. Он заглянул в вагон и обнаружил усатого, а подле него на ковре неподвижного, с неестественно вывернутой головой боевика. Бородач оказался сметливым и смылся прежде, чем я успел его укокошить. Слишком далеко я находился. Ут же снаружи зазвучала гортанная перекличка.
Минутная тишина.
И начался звуковой ад.
Я упал и вжался в пол, а пули прошивали вагон насквозь. Складывалось такое впечатление, словно весь гарнизон бородачей собрался вокруг моего убежища и устроил спортивные стрельбы. Пули жужжали вокруг. Летели щепки. Сыпалась краска.
Я обшарил взглядом вагон. Быть может, я что-нибудь не заметил. Еще минут пять среди этого пекла и у «первоземельцев» появится море крови для анализов и вычленения моего ДНК. Угощать их таким лакомым кусочком совсем не хотелось.
И я заметил. Аварийный люк в полу вагона.
Я по-пластунски заструился к люку. Он оказался заперт. Замочная скважина ехидно мне ухмылялась. Я приставил к ней пистолет и спустил курок. Мой выстрел в какофонии звуков был не слышен. Люк поддался. Осторожно приподняв крышку, которую тут же прошило с десяток пуль, я сполз вниз. Протиснувшись сквозь какие-то механизмы, прикрепленные к брюху вагона, я выпал на пол. Действовать надо было осторожно, чтобы нигде не поцарапаться. Ни одна капля крови не должна попасть к «первоземельцам».
Оказавшись на полу, я убедился в правоте своей догадки. Похоже, и впрямь весь гарнизон подземелья собрался для публичного расстрела вагона. Я осторожно пополз под вагоном, удаляясь от бородачей. Вагон усатого закончился, но вплотную к нему примыкал другой вагон. Когда-то соединенный подвижной перемычкой, он был приварен к собрату. Я переметнулся под него и пополз дальше. Я сменил восемь вагонов, удаляясь от канонады автоматных очередей.
Очереди стихли.
«Бородачи вошли внутрь».
Я заторопился. Когда закончился очередной вагон, я выкатился из-под него и, вскочив на ноги, добежал до туннеля с рельсами. Спрыгнув на рельсы, я понесся изо всех сил вперед, выжимая из потрепанного организма все на что был способен.
Я покинул станцию незамеченным, понимая, что убежать далеко не удастся. Мое исчезновение обнаружат, и меня будут искать. А вариантов отступления не так много. Вполне возможно, что террористы разделятся на отряды и прочешут все туннели.
Я искал глазами хоть какое-нибудь укрытие, когда услышал позади себя рев погони. Я оглянулся. Вдалеке показались боевики. Я уже различал в темноте их колышущиеся силуэты.
Туннель изогнулся, и я увидел спасение. Маленькая боковая ветвь, предназначенная для прохождения ремонтных групп. Я тут же свернул и спрятался за каким-то механизмом. Я старался унять клокочущее дыхание. Я надеялся, что бородачи проскочат мимо и сюда не сунутся.
Они пробежали. Задержался только один. Ему отдали какое-то приказание на гортанном резком незнакомом мне языке.
Он остановился у входа. Замер. Я слышал его тяжелое дыхание. Я понимал его. Он боялся войти. Он знал мои возможности и то, что один на один не выстоит против меня. Я осторожно выглянул. Бородач вскинул автомат. Длинная протяжная трель очереди. Бандит залил огнем все пространство впереди себя. Меня зацепило рикошетом. Пуля впилась в бок и, выйдя с другой стороны, застряла в стене. Осмотрев рану, я убедился, что жизненно важные органы не задеты, но кровь обильно струилась на пол. Я не хотел оставлять следов, а тут крови хватит на четыре армии клонов. И надеяться, что бородачи ее не заметят, не стоило. Я должен быть уверен в том, что никаких сюрпризов не будет.
«Что делать?»
И я решился.
В пистолете остался один патрон. Я тщательно прицелился боевику в голову. Выстрел. Бородач дернулся и упал. Я вынырнул из ненадежного укрытия. Подхватив бородача под мышки, я оттащил его к месту ранения и бросил спиной на лужу крови. Содрав с себя «Хамелеон», я при помощи ножа, позаимствованного у мертвого боевика, располосовал костюм на лоскуты. Ими перетянул рану на боку, чтобы больше ни одной капли крови не упало на пол. Подняв автомат бородача, я двумя очередями превратил его живот в кровавое месиво.
Теперь, даже если «первоземельцы» и догадаются, что меня здесь ранили, они никогда не смогут отделить мою кровь от крови бородача. Хотя, наверное, и такое возможно, но, к сожалению, это единственное, что я мог сделать в сложившейся ситуации.
Повесив автомат на плечо, я углубился в боковой туннель. Куда-нибудь он меня все-таки выведет. Я был голоден, хотел пить, но все утешение сухпаек и фляжка с водой из стандартной разгрузки бойца.
Все должно измениться, чтобы все осталось по-старому.
Д. Лампедуза
После продолжительного подъема я выбрался в заброшенный вестибюль. Здесь все напоминало современные залы ожидания на флаеровокзалах и скутеро‑вокзалах, только подвергшиеся бомбардировке. Покореженные турникеты. Телефонные будки, поваленные набок. Под ногами хрустели стекло и каменная плитка, вывалившаяся из стены.
Я замер, пораженный картиной. Я озирался по сторонам, запоминая увиденное.
Урбанистический ужас.
Поднявшись по выщербленным ступенькам, я перепрыгнул через турникет и направился к выходу. Путь мне преградил изогнувшийся металлический скелет двери. Стекла, когда-то заполнявшие дверные проемы, бодро хрустели под ногами. Я с трудом протиснулся сквозь изуродованную дверь и зашагал дальше.
Новые ступеньки еле видимые в темноте. Поднявшись, я двинулся по широкому коридору, который через несколько метров завернул вправо. Миновав поворот, я обнаружил, что выход засыпан. Обвалившийся туннель полностью перекрыл путь к поверхности. Такой расклад я не предвидел. От неожиданности я задохнулся. Вместе с воздухом в горло засасывалась бетонная пыль. Глаза слезились.
Я повернул обратно, пролез сквозь разбитый параличом железный скелет двери и вступил в вестибюль.
Мне требовалось собраться с мыслями и найти выход из каменной ловушки. Остаться навсегда в этом величественном мавзолее — заживо похороненным — я не желал.
Увольте!
Сохраняя слоновье спокойствие, я приступил к осмотру всех помещений станции. Через полчаса я отыскал в одной из технических подсобок запертую дверь. Взломав ее, я проник в шлюз.
Через двадцать минут я стоял на побережье, выбравшись из полуразрушенной пещеры. Над островом и океаном раскинула покрывало ночь. Шумел бриз. Волны накатывали на берег. Я обернулся лицом к острову, стараясь в зарослях джунглей различить руины возвышавшегося здесь некогда мегаполиса, но никаких следов, кроме пещеры, откуда я выбрался, и огромного поросшего мхом камня, в котором я угадал очертания головы какой-то статуи, я не обнаружил
Джунгли поглотили заброшенный город, куда некогда съезжались туристы со всего мира.
Я хотел спать. Я знал, что поблизости город. Я видел, как изгибается береговая линия и вдалеке за туманом побережье залито разноцветными огнями. Однако израненным, без благопристойной выглаженной одежды, которая может скрыть мою рану, мне в городе делать нечего. На первом же перекрестке я буду арестован, а через полчаса меня передадут в руки СБЗ как возможно сбежавшего террориста.
Но где раздобыть одежду?
Другого выхода нет. Надо все же рискнуть и попытаться проникнуть в город. Из того, что на мне было, я сочинил некое подобие пояса и обмотал им рану. Выглядел я, конечно, странно, как сошедший с ума арабский разведчик, попытавшийся проникнуть в европейский город. Но я должен был во что бы то ни стало дойти до флаеровокзала.
Я проверил документы. Пластиковая карта на имя Ларса Русса, капеллана 17‑го звездно-десантного полка «Крест и Молния», место постоянной дислокации — планета Амбер. Чтобы приступить к выполнению своих служебных обязанностей, мне нужно посетить центральный земной офис полка и активизировать должность. После чего первым же рейсом я буду отправлен на место постоянной дислокации полка. Военные межпланетные перелеты не подлежат контролю СБЗ, да и имя мое СБЗ не известно. Тут я вспомнил про Себастьяна Гоевина, который был в приятельских отношениях с Леопольдом Груфманом, и понял, что отныне имя «Ларс Русс» засвечено. Оставалось надеяться на извечный конфликт между армией и СБЗ. Армейские чиновники удивятся, когда я им откроюсь, но не выдадут меня СБЗ. Так что опасность представляют только «первоземельцы». Что ж, с ними мы еще поговорим.
Я перетасовал оставшиеся пластиковые карточки. За каждой из них стояла новая биография — новая должность. Запасной выход. Проверил наличность, кредитные карточки и, убедившись, что все в порядке, двинулся к городу, пообещав себе отоспаться во флаере. Мой путь лежал в Париж, где располагался земной офис полка «Крест и Молния».
— Церковь многолика, — произнес епископ, — в ней находят приют самые разные люди, просветленные, как недавно опочивший отшельник, и, к сожалению, отъявленные мерзавцы.
Она слишком велика, и ей уже не под силу изгонять тех, кто ее порочит; она их не замечает.
Клиффорд Саймак. Паломничество в волшебство
Покинув парижский флаеровокзал имени Жака Деларю, я вышел на стоянку такси и уже через минуту сидел в комфортабельном салоне скутера, управляемого автопилотом. На переднем сиденье появился голографический водителя. Он обернулся ко мне и спросил:
— Куда прикажете?
Я не раздумывая, ответил:
— Площадь Звезды.
Водитель отвернулся, а из спинки переднего сиденья выехало жало кредитоприемника с маленьким экраном, на нем светились слова: «12 КРЕДИТОВ. ПРОИЗВЕСТИ ОПЛАТУ!» Насытив кредитоприемник, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Через минуту скутер опустился на таксостоянку, расположенную на площади Звезды. Выбравшись из машины, я пересек таксостоянку, остановился и осмотрелся по сторонам.
Площадь Звезды была заполнена народом. Фланирующие без дела прохожие, пары, прогуливающиеся у фонтанов, которые разбрызгивали воду на несколько метров вокруг. До меня долетала мелкая рассеянная в воздухе морось. Художники, расположившиеся на тротуаре, предлагали всем желающим за пятнадцать минут и два кредита нарисовать портрет. Несколько девушек сидели на складных пластиковых стульчиках перед неутомимыми живописцами, которые на бледных листах бумаги старательно вырисовывали черты их лиц. Рядом мялись в ожидании юноши, нетерпеливо поглядывающие на портретистов с нескрываемым презрением. Между прохожими двигались две серебряные живые скульптуры. Одна изображала низенького коротышку с непропорционально большой треуголкой на голове. Другая показывала нам отважного мушкетера. Над булыжной мостовой носились стаями голуби. Мигали фотовспышки, и многочисленные туристы крутились с зажатыми в руке видеокамерами.
Имея представление о современных системах безопасности, я мог предположить, что изображения с объективов поступают как в память видеокамер, так и транслируются на спутник, откуда передаются в специальный отдел СБЗ. Там компьютер проводит анализ каждого изображения и сопоставляет все зафиксированные объекты с банком данных «Их разыскивает СБЗ».
Стараясь ускользнуть от прицелов видеокамер, я пересек площадь и укрылся в тени механических часов, стоящих на массивном гранитном постаменте. Делая вид, что меня заинтересовала надпись на мемориальной доске, я вновь осмотрелся и увидел то, что искал.
Офис 17‑го звездно-десантного полка «Крест и Молния» располагался в пузатом здании. Раньше там находился банк. Об этом говорили тени на фасаде, оставшиеся от вывески. Теперь там красовалась эмблема — массивный черный крест, перечеркнутый красной косой молнией. Над парадным подъездом нависали флаги Земной Федерации и Франции. Возле парадных дверей стояли два офицера в роскошных мундирах с саблями наголо.
Я направился к офису, но за два шага до караула поменял маршрут. Прошел мимо офицеров и, миновав два здания: бутик «Пьер Карден» и представительство «Майкрософт» в Европе, поднялся по ступенькам и вступил в здание Главпочтамта.
Внезапная мысль заставила меня быстро действовать. Я вспомнил о Ренате. Меня захлестнула волна тоски от того, что я ничем не могу ей помочь. Любые попытки найти ее приведут к тому, что я попаду в капкан «первоземельцев». Но кое-что я все же мог сделать.
Отыскав на почте свободный инфор, я скопировал информацию с диска, захваченного на базе «первоземельцев». Копию диска я запечатал в пластиковый конверт. Осталось самое малое — найти адрес. Для этого мне потребовалась база данных жителей Парижа. Помнится, Марк Крысобой говорил, что его сын — Исайя Шоммер — живет тут. Введя в поисковую строку имя и фамилию сына Крысобоя, я нажал клавишу «поиск» и стал ждать. Через минуту у меня был адрес, который я аккуратно ввел в графу получателя на конверте. Оплатив штрихкод пересылки, я наклеил его на конверт и бросил конверт в щель письмоприемника. Теперь можно было вернуться в офис полка и активировать должность.
Уладив все формальности в кабинете комиссара‑вербовщика, я вступил в должность полкового капеллана 3‑го ранга, получил сверток с войсковым обмундированием, табельное оружие — стандартный игломет «Полюс», электрошокер и серебряное распятие. Еще мне вручили билет в одну сторону на звездный эшелон, который отправлялся к планете Амбер через два с половиной часа. Покинув кабинет вербовщика, я оказался в руках двух капралов, которые, не обращая внимания на мои возражения, сопроводили во внутренний двор здания, где на посадочной площадке, очерченной на асфальте белой краской, стоял грузовой флаер с пополнением. Казалось, транспорт дожидался только меня.
Едва я залез в флаер, как дверцы закрылись и аппарат поднялся в небо, оставив на дворе капралов. Я протиснулся вдоль рядов и сел в кресло, стоящее отдельно от остальных. Мне не хотелось находиться в обществе молокососов, которые дергались на своих местах как макаки. Перевозбужденные пареньки, не ведавшие, что их ждет на передовой, трещали как сороки обо всем на свете. Болтовней они пытались заглушить страх перед будущим. Они поступили на военную службу, привлеченные рекламными роликами, которыми Министерство Обороны Земной Федерации насытило телевидение, но их ждало жестокое разочарование по прибытии на место прохождения службы. То, что было приготовлено для них на Амбере, мало напоминало рекламные ролики, а разорвать контракт в ближайшие полтора года они не могли. На планете ведется война между правительственной армией и повстанцами. Полтора года пролетят быстро. Часть из них не доживут до этого срока. Другая свыкнется с формой и оружием и не сможет от этого отказаться.
— … я на два года хомут повесил, — донеслись слова.
Мне не хотелось слушать их разговор, но слова наполняли пространство вокруг.
— … я подсчитал, что за два года смогу скопить необходимую сумму…
— На что?
— Да жениться я собрался, но денег на свадьбу нет.
— И ты думаешь, твоя краля будет ждать тебя два года?
Раздался громкий квакающий смех. Ко мне подошел офицер в серой форме с серебряными погонами и значком звездолета на правой груди.
— Вы капеллан третьего ранга? — сухим тоном осведомился он.
— Да.
— Прошу пройти со мной.
Облегченно вздохнув, я поднялся и последовал за офицером.
— Вас должны были доставить в офицерский класс, — сообщил мой проводник.
— Мы опоздали, — попытался оправдаться я.
— В первый раз в армии?
— Да уж. Служить не приходилось.
— Вам у нас понравится, — пообещал проводник.
Мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице, устланной ковром. Стены коридора украшали голографии с батальными полотнами, как историческими — XXI века, так и современными. Ледяная битва на Срединном Круге, воздушные сражения в Эдельмаере на планете Компас и др. Посреди военных картин на облаках висели эмблемы 17‑го звездно-десантного полка «Крест и Молния».
Офицер распахнул передо мной дверь и предложил:
— Здесь вы можете переодеться и, если желаете, просидеть до конца перелета. Но если пожелаете, можете пройти в Круглый зал. Там обычно собираются офицеры. Беседы. Виски. Мужское времяпрепровождение. Если хотите.
Офицер прикрыл дверь.
Я догнал его вопросом:
— Скоро мы прибудем?
— Часа два до конечного пункта.
— Что так долго? — удивился я.
Офицер заглянул в комнату.
— Звездный эшелон стартует с Луны, — пояснил он.
Его лицо напоминало неспелое яблоко, вымоченное в уксусном рассоле.
— Межзвездные корабли всегда стартуют со спутников или с космических баз, — добавил он.
Ну, конечно, такая элементарная вещь должна быть известна каждому мальцу на Земле. Только не мне. Но заострять на этом внимание или втолковывать что-либо офицеру я не стал. Я отвернулся от него и принялся распаковывать сверток с формой.
— Свою одежду можете уложить в чемодан, — посоветовал он.
— Какой чемодан? — не понял я.
— В шкафу, — ответил офицер и закрыл дверь.
В шкафу я и впрямь обнаружил серый чемодан, в который запихнул свои вещи. На чемодане красовалась полковая эмблема. Порвав упаковку на свертке, я извлек мундир и разложил его на кровати, затем постепенно облачился в него, застегнул все пуговицы, перепоясался четырьмя ремнями, — инструкция к их надеванию была приложена, и посмотрелся в зеркало. Из зеркала на меня взирал суровый мужчина в черной форме с высоким воротником из черного материала с белой вставкой, с одним погоном на правом плече; на левом плече резало глаз белое распятие. От поясного ремня поднимался другой ремень, который пролегал под погоном и возвращался назад. Оставшиеся два ремня вызвали у меня легкое затруднение. По схеме один крепился под пиджаком на голое тело, к нему подвешивалась кобура с иглометом. А последний четвертый ремешок стягивал запястье правой руки, как я подозревал, из медицинских соображений. Поднеся ремешок ближе к глазам, я разобрал крохотные металлические контакты. Мои подозрения оправдались. Бросив последний взгляд в зеркало, я обнаружил на левом рукаве пиджака еще одно распятие с тремя короткими планками. Присев на кровать, я достал из свертка коробку, верхнюю крышку которой также украшала эмблема полка, и достал из нее пару ботинок на толстой подошве. Засунув свою обувь в чемодан, я натянул ботинки и прошелся по комнате.
Оставаться в каюте не хотелось. Потратить два часа на сон или скуку — такая перспектива не радовала. Поэтому я принял решение посетить Круглый зал и посмотреть на офицеров, с которыми мне предстояло служить. Задерживаться в полку я не собирался. Пусть уляжется волна на Земле, вызванная моим появлением, а тогда и у меня руки освободятся. Пока что я намеревался прояснить одно подозрение, связанное со словом «Амбер». Должность полкового капеллана создавала отличное прикрытие для этих изысканий. Почему-то мне казалось, что стоит очутиться на Амбере, туман над моим прошлым станет прозрачнее, и я смогу найти ответ на вопрос: «КТО Я?» Я подозревал, что ответ позволит избавить меня от преследования как со стороны СБЗ, так и «первоземельцев». Больше всего на свете я хотел спокойствия.
Щелкнув каблуками, я покинул каюту и направился в Круглый зал, откуда доносились громкие голоса и смех. Если бы я был глухой, то смог бы угадать направление по устоявшемуся аромату крепких амберских сигар и авалонского виски. Любопытно, а как мне удается отличить амберские сигары от других сортов? Но я был абсолютно уверен, что это именно амберские сигары, и к тому же я помнил их вкус.
Неспешно я вошел в Круглый зал. Круглым его называли из-за расположения. Он находился в маленькой башенке флаера, стены которой были прозрачными и все присутствующие могли насладиться космическими пейзажами.
Четыре пары глаз уставились на меня.
— А, кажется, это наш новый капеллан, — подал голос полный лысый мужчина с майорскими погонами. — Очень приятно. Майор Розов. По прибытии надеюсь прийти к вам на исповедь.
Майор Разов поднял бокал и отхлебнул янтарную жидкость.
— Капеллан третьего ранга Ларс Русс, — представился я. — Обязательно исповедую.
— Ну, вот и договорились, господа, — хлопнул в ладоши подполковник с красным опухшим лицом и предложил: — Может, партию в покер? Мое имя Уотер. Чарльз Уотер.
— Ипатий Орлов, — сунул мне руку мужчина с веселыми красными глазами в чине капитана.
— Вы новенький… Русс? — спросил Розов.
— Только что от вербовщика. — Ответил я, плюхаясь в кресло.
— Обстреляетесь, — пообещал майор. — Одного не пойму, что вы забыли в Амбере?
— То есть как? — уточнил я.
— Ну, салаг с первой палубы я еще могу понять. Они наслушались рекламы, а вы? Неужели вы также жертва промывки мозгов — майор пристально посмотрел на меня. — Вряд ли, Русс. Вы не похожи на такого человека. Мало этого, вы не похожи на опытного солдафона. Вы не нюхали пороха, господин Русс. Я прав? Вы впервые на фронте?
— Да, — подтвердил я догадку майора.
— Так что же вас привело на фронт?
— Не плеснете мне? — спросил я.
— Прошу.
Подполковник Чарльз Уотер налил в бокал виски и протянул его мне.
Я сделал добрый глоток, поморщился от крепости, взглянул сквозь прозрачное окно на звездное небо и усмехнулся:
— Если честно, я здесь скрываюсь от гражданских властей.
Майор с интересом взглянул на меня.
— Можно сказать, жертва любви, красный корень, — я отхлебнул виски и взял из коробки сигару. На коробке был изображен кондор, парящий над горными вершинами. — Довелось мне схлестнуться с женой директора Службы Безопасности. Два с половиной месяца длился наш роман, а когда Груфман узнал, что его рога выше Эвереста, разозлился, ясен корень, и объявил меня в международный розыск под грифом «особо опасный преступник». Так что мне только одна дорога осталась — в армию, если я не хочу подохнуть на рудниках.
— А зачем он тебя в розыск объявил? Просто пристрелить не мог? — ехидно спросил капитан Орлов.
— Я был юристом в «Пацифик продакшенс» и по делам фирмы находился в Таиланде. Кристи, жена директора, успела меня предупредить по своим каналам, и я залег на дно. Я же не знал, что эта сволочь, дерьмовый корень, объявит меня в розыск. Такого я себе и вообразить не мог. Мне позвонил один друг из полиции и дал час на то, чтобы исчезнуть из города. Так что у меня оставался один выход: подписать контракт с армией. Благо за мной закреплена с самого рождения должность капеллана. Так что теперь я с вами. Если сумею выслужить пять лет, то смогу получить гражданство на Амбере.
— Сволочи эти безопасники, я вам скажу, — поддержал меня майор. — Как-то в порту рожу одному начистил, я тогда еще солдатом ходил, а он оказался эсбэзэшником. И что бы вы думали?.. Меня упекли на три месяца в тюрягу. Хотели пять лет впаять, как покушение на убийство, но спасло чудо. Я за две недели до этого подал документы в Звездную Академию, и в первый же день в тюрьме на меня пришло зачисление. Меня тут же освободили, как офицера, который уже не попадал под действия гражданских законов.
— Как там, на Амбере? — спросил капитан Орлов. — Постреливают?
— Там, где квартируется наш полк, пока тихо, а у «Черной смерти» — полный мрак. Повстанцы ведут беспрерывные бои с нашими частями. Мы находимся пока далеко от передовой, но в ближайшее время на нашем участке фронта ожидается прорыв, — ответил майор Розов.
— А из-за чего весь сыр-бор? — с наивным видом полюбопытствовал я.
— Амбер — исконная планета Земной Федерации. Одна из первых колонизированных планет. Мы всегда там держали сильные войска, да и прибыль планета приносит изрядную, — пояснил майор. — Но десять лет назад колонисты объявили независимость своей планеты от Земной Федерации. Земля независимости не признала, ввела дополнительные войска. Вот с тех пор и воюем. С одинаковым успехом как с нашей, так и с их стороны.
— Мы их что, с воздуха стереть не можем, мертвый корень? — спросил я.
— Точечные удары не принесли результата. Командование пришло к выводу, что единственный путь решения политической проблемы — выжечь планету дотла, но никто не посмеет уничтожить такую бесценную кладовую. Амбер приносил Земле до войны тридцать процентов прибыли. Сейчас только пятнадцать. Но и это сильные деньги. Кто добровольно откажется от собственной прибыли?
— А люди гибнут! — прервал майора капитан Орлов.
— Пока Амбер приносит свои пятнадцать процентов Земле, люди будут гибнуть!.. — отрезал Чарльз Уотер. — Может, кто-нибудь сыграет со мной в покер?
Уотер стал тасовать карты. Никто не обратил внимания на его предложение.
— Неужели, Русс, ты не слышал про пацифистские выступления против боевых действий на Амбере? — поинтересовался майор, пуская клубы дыма.
— Как ни странно, нет. Не до этого было, — допивая виски, ответил я.
— Земля гудит, как рой. Нашему Правительству везет, что нет обязательной воинской повинности, — майор пропустил мой ответ мимо ушей. — Всегда найдется бездельник, который, чтобы подзаработать деньжат, заложит свою жизнь армии.
— Если бы все было так просто, зачем Министерство Обороны стало бы гонять рекламные ролики? — с сомнением спросил капитан Орлов.
— Для подъема патриотического духа, — отозвался майор.
— Может, в покер? — повторил свое предложение Чарльз Уотер.
Опять никто не заметил его слов.
— А вы что, не новобранцы? — спросил я, чувствуя всю абсурдность вопроса.
— Мы? — майор усмехнулся. — Мы уже старики. Нас прикомандировали вернуть дембелей на Землю и привезти новобранцев.
— Может, в покер! — прорычал Чарльз Уотер.
— Отличное предложение, — согласился я, наливая себе виски.
Свобода есть пища весьма сочная, но с трудом перевариваемая желудком; поэтому следует долго приготовлять людей прежде, чем давать им эту пищу.
Ж. Ж. Руссо
Лунная военная база «Гнездо Ястреба» разлеглась спрутом на дне холодной равнины, которая была зажата со всех сторон высокой замкнутой в кольцо горой. На вершине горы располагался космодром, связанный с базой туннелями, по которым скользили скоростные вагонетки, заполненные служащими и пассажирами, отправлявшимися с лунного космодрома в различные точки Галактики.
Наш флаер прилунился на космодром. Тут же герметичный шлюз присосался к порталу выхода, и мы проследовали к вагону внутреннего сообщения. Вскоре вагон оторвался от платформы, накрытой воздушным куполом, поднялся перпендикулярно к поверхности Луны, скользнул к краю воронки, на дне которой лежало «Гнездо Ястреба», и устремился вниз. Падение заняло минут пятнадцать.
— Какие планы? — поинтересовался у меня майор.
— На что планы? — не понял я вопроса.
— На базу. У нас до эшелона еще полчаса есть. Чем заняться намерен? — пояснил Розов.
— Не знаю, — искренне признался я. — Я в первый раз на Луне.
— Ну, ты даешь, юрист. В первый раз вижу человека, который не бывал на Луне! — с восхищением сказал Розов.
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — глубокомысленно заметил я.
Вагон замедлил движение и стал менять положение. Плавно перемещаясь, он потерял свою перпендикулярность Луне и, выровнявшись, заскользил вдоль поверхности к «Гнезду Ястреба». Через минуту он остановился возле накрытой куполом платформы и прирос, словно паразит, к ее поверхности. Двери вагона раскрылись, и мы вышли.
— Вы слышали? — с хохотом обратился майор к подполковнику и капитану. — Наш капеллан никогда не был на Луне. Покажем ему, что, где и к чему?
— А то как! — взмахнул рукой Чарльз Уотер.
— Рытый корень, мужики, ведите тогда, раз обещались, — потребовал я.
Мы вступили на самодвижущуюся дорожку. Дорожка вынесла нас в огромный зал, поражающий своими размерами и обилием стекла и людей. В центре зала был смонтирован стеклянный столб которой поднимался к вершине купола. На его гранях мелькали видеокартинки; на той, что была ближе к нам, демонстрировался новый фантастический фильм «ЧЕРНАЯ ДЫРА» — так гласила надпись, мигающая над изображением. Перед экраном были выставлены кресла, заполненные людьми. Кто вникал в происходящее на экране, кто спал, а кто развлекался с детьми. Детей и подростков в помещении хватало. Их было даже слишком много, отчего звуковой фон зала составляли различной силы голоса: надрывный плач младенца, которого мама никак не могла успокоить; задорный хохот юнца, ему удалось подколоть приятеля — подложить сверхпрочную жвачку на кресло, куда и опустился незадачливый друг, многочисленные детские разговоры и споры, слившиеся в единую симфонию, обилие рекламы, сочившейся сквозь каждую щель. Голограммные фигуры, предлагавшие купить новейшие стереосистемы, турпоездки по человеческой части Галактики и многую другую полезную и бесполезную всячину.
— Можем переждать полчаса в зале ожидания, — сказал майор, кивнув на кресла перед экраном.
— А можем и по магазинам пошляться, — предложил вариант капитан.
— Или сыграть партию в виртхаос, — подал идею подполковник.
— Что такое виртхаос? — спросил я, чувствуя, как во мне просыпается любопытство.
— Увидишь, — пообещал майор.
Мы соскользнули с убегающей дорожки, прошагали сквозь зал ожидания и приблизились к эскалатору, который поднимал людской поток на второй этаж, оттуда зазывно доносилась музыка.
— Готов увидеть последний экшен для Патронов? — ехидно поинтересовался Розов.
— Кто такие Патроны, туманный корень? — осведомился я.
— Патроны. Так нас солдафоны называют. Офицерье, значит, — разъяснил Орлов.
— Ясно, — согласился я. — Готов. Только растолкуйте для начала.
Я испытывал легкое волнение, перед которым капитулировали все остальные мысли и чувства. Я ничего не знал о виртхаосе, но, судя по вожделенным улыбкам офицеров, это было нечто изумительное.
Мы сошли с эскалатора и приблизились к павильону, который мигал призывными надписями «ВИРТХАОС — НЕЗАБЫВАЕМО!.. НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО…» и в том же духе. Три экрана транслировали сцены побоищ человеческих существ с насекомыми на руинах странного города, похожего на термитные постройки.
— В «Гнездо Ястреба» не допускаются негуманы. Иначе мы бы с виртхаосом имели охрененные проблемы, — заявил майор Розов.
Я испытал возбуждение, наполнившее мой мозг. Возбуждение имело в своей основе что‑то животное, первобытное. Так чувствовали себя кроманьонцы, когда стояли над свежим дымящимся мясом убитого пятью минутами назад мамонта, а укутанные шкурами самки висли на их плечах, вереща от восторга.
— Это были бы уже не проблемы. А галактический конфликт, — возразил Розову Орлов. — Тебе бы понравилось, если бы какие-нибудь слюдокрылые рииеги тащились от игры, где объектом охоты был бы человек.
— Или основной миссией был бы геноцид людей? — поддержал Орлова Чарльз Уотер. — Я думаю, что, если бы эта информация просочилась, тогда бы запахло межвидовой войной.
— Что-то мне негуманы в жизни не встречались… — посетовал я.
— Их не допускают на Землю и Луну, — ответил Орлов. — Ближайшее место, где их можно увидеть, — это Марс.
— Чтобы избежать возможных конфликтов, нам после игры, после того, как мы получаем кайф, медики виртхаоса аккуратно удаляют ту часть памяти, где сохранилась игра, — сообщил Розов.
— Как удаляют, амнезийный корень? — удивился я.
— Напрочь. В памяти остается только факт, что охота состоялась, и чувство наслаждения…
— И жажда!.. — прервал Розова Уотер. — Жажда вернуться сюда снова.
— И теперь есть только одно. Мы знаем, что виртхаос — это игра, где мы можем, как объект истребления, избрать любое существо в Галактике.
То, с каким выражением сказал это капитан Орлов, заставило меня внутренне содрогнуться. Я привык считать себя самым безжалостным существом на планете Земля, но похоже мне далеко до поклонников виртхаоса.
Я с трудом подавил в себе кроманьонское возбуждение. И тут же понял, что посещение виртхаоса очень важно для меня. Я не мог это объяснить, но внутреннее чутье подсказывало мне, что виртхаос как-то позволит разогнать сумрак, сгустившийся над моим прошлым.
— Все слышали о виртхаосе, но мало кто в него играл. Виртхаос — легенда. Я думаю, что негуманы знают о его существовании, но то ли решили, что это выдумки людей, чтобы повысить самоуважение к себе, то ли… В любом случае, все считают, что это сплетня, и не более.
Чарльз Уотер умолк.
— Ну, что, капеллан, как тебе идея? Пойдешь? — поинтересовался Розов.
— По-моему, церковь признала всех негуманов созданиями дьявола? — полюбопытствовал капитан Орлов.
— Точно так, твердый корень, — подтвердил я, делая вид, что колеблюсь.
— Решайся, капеллан. Тебе понравится, — пообещал майор Розов.
— Лады. Уговорили, мужики. А мы успеем до отлета? — словно цепляясь за последнюю хрупкую веточку, болтаясь над пропастью, спросил я.
— Ты хоть год можешь прожить на охоте. В реальном времени пройдет минут десять, — сказал капитан.
— В виртхаосе скорость обработки информации мозгом увеличивается раз в пять, — разъяснил Чарльз Уотер.
— Тогда в бой, мужики.
До боя было так же далеко, как до Земли.
Я вошел за спиной майора Розова в павильон, где нас встретили две девушки в форме звездного десанта и приветствовали:
— Добро пожаловать в виртхаос!
Мы миновали девушек и тут же попали в руки подтянутых офицерш с каменными лицами. По одной на каждого. Нас развели в разные комнаты. Я оказался в крохотной каморке, где все пространство занимал письменный стол и табуретка. На крышке стола лежал лист цифровой бумаги, заполненный аккуратными печатными буквами, и световая ручка.
— Заполните анкету, — приказала офицерша.
Я сел на табуретку и взял в руку световую ручку. Присутствие за спиной женщины, изображающей надсмотрщицу в тюряге строгого режима, нервировало, но я вчитался в текст и стал автоматически заполнять графы. Вопросы носили как чисто формальный характер: имя, фамилия, — так и сугубо интимный: сексуальная ориентация, вживленные микрочипы. Последняя графа меня насторожила — СОГЛАСНЫ ЛИ ВЫ НА ОПЕРАЦИЮ ПО УДАЛЕНИЮ ЛИШНЕЙ ПАМЯТИ? Что значит «лишняя память», я представлял слабо, однако желание побывать в виртхаосе, куда меня настойчиво влекло внутреннее чутье, заставило поставить галочку напротив этого вопроса.
— Вы заполнили анкету? — металлическим голосом спросила офицерша.
— Заполнил.
— Следуйте за мной.
Офицерша, не дожидаясь исполнения приказа, развернулась и покинула комнату. Заинтригованный, я последовал за ней. Мы прошли темным коридором. Направление я различал только по мерцанию голограмм на стенах. Голограммы отображали звездное небо. Они были настолько естественными, что складывалось впечатление, будто я шагал пешком сквозь Вселенную.
В конце коридора оказалась дверь. Офицерша открыла ее, пропустила меня внутрь и закрыла. Я очутился в тесном помещении, на середине которого стояло кресло, слегка наклоненное, похожее на стоматологическое. Я взобрался на него, откинулся, и тут же меня сковали провода. Запястья, уложенные на подлокотники, обхватили стальные обручи. От них исходил холод и распространялось легкое покалывание, словно сквозь меня пустили слабый ток. На голову откуда-то сверху мягко опустился шлем. Раздались легкие шлепки. Боли я не ощутил, но понял, что ко мне подсоединились датчики. Теперь я знал, откуда в анкете возник вопрос: «СТРАДАЕТЕ КЛАУСТРОФОБИЕЙ?» Если бы я был клаустрофобиком, то один вид комнаты привел бы меня к сердечному приступу.
Передо мной возникло голографическое меню. Первым выплыл вопрос:
ВЫБЕРИТЕ СЕБЕ ПРОТИВНИКА
Надпись погасла и развернулась новая:
РИИЕГ
СУМАХАЛ
ДРАГ
БЛУОПС
ЖАМУАШИ
ЙО‑МИ‑УСИ‑ДЖИ‑УЗАР
ЛАПУТС
ЧЕЛОВЕК
ПРЕДТЕЧА
ПЕРЕЙТИ В РАСШИРЕННОЕ МЕНЮ
И я выбрал.
Я не мог сделать другой выбор. Я очень сильно хотел увидеть ПРЕДТЕЧ. Я чувствовал, что для меня это очень важно. Я задался вопросом почему, но не успел найти ответ. Изображение поплыло, рассыпалось на отдельные фрагменты. Я покинул комнату. Я закружился в сумасшедшем вихре, наполненном всевозможными запахами, вкусами и бликами, словно очутился в лучшем ресторане Вселенной и попробовал одновременно все блюда.
И тут все исчезло.
Лучше, как это ни парадоксально, делать зло, чем не делать ничего, ведь, делая зло, мы хотя бы доказываем, что существуем.
Т. Элиот
Я очутился на вымощенной булыжником площади, которая напоминала спину гигантской черепахи, заползшей под тротуар. Со всех сторон ее окружали древние здания. Прямо передо мной стояло приплюснутое сверху сооружение, на котором были начертаны незнакомые буквы, сложившиеся в слово: «МАВЗОЛЕЙ». За спиной мавзолея тянулась длинная красная крепостная стена, одним концом она уходила в реку, другим утопала в саду с фонтанами. За стеной возвышались косые шпили и купола, увенчанные звездами. Я оглядывался по сторонам, стараясь сообразить, где я оказался и откуда мне знакомо это место. Я не мог вспомнить, как оно называется, но чувствовал, что знаю это.
Я стоял на площади один. Вокруг — ни души.
Передо мной материализовалось из воздуха окно меню, которое гнусавым голосом объявило:
— ВЫБЕРИТЕ ОРУЖИЕ!
Я прикоснулся рукой к мерцающей клавише прокрутки и открыл следующую страницу, где перечислялось возможное для использования оружие. Я пролистал длинный список и остановился на «Игле» сорок пятого калибра. Коснувшись строки, я почувствовал привычную тяжесть в правой руке, а меню пропало.
— ВАШЕ ЗАДАНИЕ. ОКАЗАТЬ СОПРОТИВЛЕНИЕ ВТОРЖЕНИЮ ПРЕДТЕЧ! — прозвучал бесплотный женский голос.
Как только затих звук, над площадью повисла секундная тишина, которая сменилась грохотом разрывов. Я увидел, как из пустоты выросла громада воздушных кораблей неизвестных мне конструкций. Корабли зависли над площадью, словно дирижабли, и расплевались огнем. Тротуар вокруг меня вздыбился, разбрасывая во все стороны осколки булыжников. Разлетающиеся осколки посекли женщину с детьми — они гуляли возле храма с луковичными куполами. Пригнувшись к земле, я, к ужасу своему, обнаружил, что площадь, которая только что пустовала, заполнена людьми. Они гибнут в огне, исторгаемом странными кораблями. И я пожалел, что из оружия выбрал пистолет, а не базуку, которой можно попытаться подорвать смертоносную воздушную плесень, испоганившую все небо.
Проверив заряд в «Игле», я побежал, намереваясь добраться до круглого огражденного сооружения, напоминающего монумент палачам. В памяти всплыло название «Лобное место». Укрывшись за ним, я изготовился. Я рассчитывал, что пришельцы, озаглавленные в меню «Предтечи», не ограничатся расстрелом площади с воздуха, а начнут высадку. Но что я мог сделать с одним пистолетом против высадки боевого десанта? Конечно, со мной оставались мои способности, позволявшие предвидеть опасность задолго до ее появления. Но одними догадками жив не будешь. К тому же я не знал, что можно ожидать от Предтеч.
Я увидел паренька лет двенадцати, который с ужасом, заледеневшим в глазах, старался перевернуть мертвую мать.
— Ублюдочная реалистичная игрушка для маньяков, — пробормотал я, наблюдая, как двумя прицельными выстрелами с корабля тело мальчонки разметало в разные стороны, словно мишень в тире.
Теперь я понимал, в чем сущность виртхаоса. Те, кто разработал эту игру, рассчитывали на ее популярность среди людей, исповедовавших ксенофобию, и расчет оправдался. Игра, существование которой миф, сплетня для Чужих, и реальность для «членов клуба», стала приносить нешуточный доход. Каждый, в котором живет неприязнь к негуманам или людям другого цвета кожи, или другой расы, может оплатить билет до Луны и насладиться истреблением ненавистных ему особей в полной мере со всеми ужасами и красками войны. Я не удивился, если бы узнал, что доход от этого предприятия оседает в карманах земных политиков. Когда-то даже был такой проект по созданию аттракционов, где объекты, потенциально опасные для окружающих, могли бы утолять свою жажду крови без вреда для общества и его индивидуумов. Проект провалился.
Я почувствовал, как по мне пробежала армия мурашек.
«Откуда я это знаю?»
Обдумать вопрос мне не удалось.
Корабли опускались на искалеченную, покореженную, вздыбленную площадь красную от крови. Корабли давили живых людей и трупы. Опора одного из кораблей вдавила старика в булыжник, как сапог грибника пестрый мухомор. Севшие корабли разверзли люки, из них хлынули существа в черных комбинезонах с оружием наперевес. Они разбегались по площади, как крысы, и я видел, что телосложением они напоминали людей. Предтечи, как и люди, ходили на двух ногах, в отличие от рииегов, которым для передвижения требовалось восемь пар ног; на плечах у них росла одна голова, не то что у драгов, у которых вообще не было головы, как отдельной части тела; у них было две руки, человеческой формы, непохожие на конечности лапутсов (каждая из которых более напоминала толстый ствол переплетенных лиан, увенчанный клешней и кустом подвижных усиков); и у Предтеч не было хвоста, как у йо‑ми‑уси‑джи‑узар.
Конечно, можно было предположить, что появившиеся из чрева корабля существа вовсе не Предтечи, а люди наемники, но тогда это противоречило бы сущности игры. Ведь я выбрал Предтеч, стало быть, мне предстоит сражаться именно с ними.
Я не хотел никого убивать. Но я не знал, как по-другому выйти из игры, в которую угодил из любопытства. Я вскинул перед собой пистолет и стал пятиться в поисках укрытия. Возле Лобного места я был как на ладони. Невыгодная позиция, если тебе в одиночку предстоит вести войну против целой армии, да еще с одним пистолетом, однако ничего более подходящего не предвиделось.
Из-за памятника показалась фигура Предтечи в черном. Не дожидаясь, пока меня обнаружат, я выстрелил ему в голову. Пуля прошла навылет, оставляя за собой кровавый шлейф.
«У этих чемпионов есть кровь, и она красная», — отметил я, подлетая к убитому существу. Выдернув у него из рук автомат, я толкнул его тело на пули, которые протянулись ко мне от двух других Предтеч, заметивших гибель товарища. Они находились рядом, поэтому и увидели смерть одного из своих; никто более не услышал мои выстрелы. В треске автоматов, шуме садящихся кораблей и грохоте взрывов выстрел из «Игла» оказался столь же незаметен, как пищащий комар в двух шагах от ревущего Ниагарского водопада.
Вскинув автомат, отобранный у мертвеца, я спустил курок. Короткая очередь разломила двух Предтеч напополам, словно тела их были слеплены из жженого сахара. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что опасность мне не угрожает, я наклонился над мертвым Предтечей и сдернул с него черную маску, прикрывавшую лицо. Увиденное поразило меня. Лицо оказалось человеческим.
Я почувствовал опасность и отпрыгнул в сторону, старясь уклониться от пули, летящей мне в голову. Одновременно с этим я открыл огонь с двух рук в черную массу живого тела. Я задействовал все возможности организма, но, как ни пытался оторваться, пуля приближалась. Я видел, что и мои пули направлялись точно в цель.
Время вокруг замедлилось, превратившись в прозрачную вязкую сметану, сквозь которую продвижение затруднено. Я старался ускориться, чтобы уйти от смерти, но не сумел… Смерть, пусть и виртуальная, оказалась неизбежной.
Пуля пробила голову. Я упал.
Секундой позже мой убийца тоже оказался распят пулями.
Боль захлестнула меня, а через мгновение я провалился в ничто…
Я оказался медленным для того, чтобы выжить в виртхаосе. Похоже, все мои способности, привнесенные генными инженерами, в виртуальном пространстве аттракциона не действовали.
Я раскрыл глаза и обнаружил, что сижу в темноте в кресле. Передо мной светилось меню, которое включало одну строку состояния:
ИГРА ОКОНЧЕНА
и две строки возможных действий:
ПОВТОРИТЬ ИГРУ
ВЫХОД
Я выбрал последнее.
Как только я активировал строку «ВЫХОД», комнату, в которой я пребывал, заполнил свет, а из пола выросло мощное сооружение, опознанное мной как подвижный хирургический робо‑центр. Из аппарата протянулись механические руки‑щупальца, прикоснулись ко мне. Я почувствовал в районе шеи холод и легкий укол, после чего сознание поблекло и отключилось.
Память — зеркало ушедшей жизни.
Дж. Р. Р. Толкиен
Когда я вновь очнулся, хирургического робо-центра в комнате не было, а меня окружали люди в белых халатах. Лица их скрывались за черными масками.
— Кто вы? — простонал я.
Бездушный ржавый чурбан робот вкатил мне слишком крутую дозу анестезии.
— Прошу вас не беспокоиться, мы сотрудники виртхаоса, — произнесла ледяным голосом единственная женщина среди белых халатов.
Я обвел их взглядом и насчитал четырех человек.
— Что случилось? — поинтересовался я, ощущая прилив тревоги.
— Проблема. С вами.
Женщина села подле меня.
— В анкете, которую вы заполнили перед загрузкой, вы не упомянули об операции на вашей памяти. На вопрос три анкеты вы ответили, что никаких операций вам не делали.
Она сунула мне под нос бумагу и ткнула пальцем в то место, где я собственноручно написал «НЕТ».
— И что, шизоидный корень⁈ В чем проблема⁈
Я постарался пропитать свой голос максимальной злостью, на которую был нынче способен.
— В вашей операции, — бесстрастно ответила женщина.
— Какой такой операции?!! — тут уж я разозлился по-настоящему.
— Нам не удалось удалить ваши воспоминания о подробностях проведенной игры. И мы не сумели это сделать потому… — женщина замялась, — что ваша память уже подвергалась сходной операции, но на более высоком уровне. При этом мы не можем провести свою операцию.
То, что я услышал, повергло меня в шок. Кто-то производил операцию на моей памяти, стало быть, кто-то боится, что я вспомню лишнее. Значит, моя догадка о том, что я существовал до генных изменений, подтверждается.
— Операция, которую произвели на вашем мозгу, сходна с нашей, но не совсем. Мы удаляем лишнюю память. Вам же закупорили крупный отрезок памяти. Скажем так, память‑ключ, без которого вы не сможете вспомнить то, что с вами произошло до того узелка, где была осуществлена закупорка, — разъясняла женщина.
Я прервал ее.
— Можно как-нибудь разблокировать память? — спросил я, стараясь не выдать голосом, как для меня это важно.
— Мы не сумеем. У нас нет подходящего оборудования. Мало этого… — Женщина замолчала, пытаясь правильно сконструировать следующее предложение: — Нам незнакома технология, при помощи которой была произведена подобная операция.
— Что значит, незнакома технология? — спросил я.
— Это значит, что технология инопланетная.
Я ощутил прилив страха. Кто-то копался в моей голове, и этот кто-то использовал нечеловеческую технологию. Родилось желание — снять с плеч голову и отбросить ее от себя. Подавив брезгливое чувство, я отложил осмысление услышанной информации на будущее, оставив для себя мысль‑лазейку: «Раз кто-то сумел поставить блок, значит, его можно снять. Осталось найти того, кто сможет это сделать».
— Вы должны понять наше положение. Одно из условий контракта — удаление памяти об участии в игре. Память мы вам удалить не можем. Мы поставлены перед дилеммой. С такой ситуацией мы столкнулись впервые. Вы живое доказательство нашего существования. Если вы попадете в руки негуманов, может начаться война. Негуманы не простят нам невинное развлечение…
Я внутренне усмехнулся над словом «невинное».
— Можете не беспокоиться обо мне. Я также ненавижу этих сатанинских созданий, как и любой, кто сюда приходит.
Я постарался вложить всю ненависть, на которую был способен, в свои слова.
— Вы, естественно, понимаете, что мы не можем поверить вам на слово? — кокетливо осведомилась женщина без лица.
Я согласно кивнул.
— Но нам придется. Другого выхода нет.
Я почувствовал, как кресло сняло с меня все оковы. Я свободен.
— Если мы вас убьем, то нас запретят земные власти. Виртхаос всегда балансирует на лезвии бритвы. С одной стороны, негуманы. С другой — Правительство Земной Федерации.
— Я могу идти? — не веря, спросил я.
— Можете. Ваши друзья ждут вас на выходе.
Женщина поднялась, окинула меня тяжелым взглядом в последний раз и вышла. За ней последовала свита из трех широкоплечих сотрудников.
Я выполз из кресла.
Взгляд, который мне достался напоследок от виртхаоса, как пифийский оракул, предвещал скорую гибель от несчастного случая. И я был абсолютно уверен, что, если мне удастся избежать одного несчастного случая, то меня все равно не оставят в покое, пока опасный свидетель мифического аттракциона не замолчит навсегда.
Береженого Бог бережет. Помнится, есть такая пословица.
У входа в виртхаос меня дожидались майор Розов и капитан Орлов. Они в нетерпении расхаживали из стороны в сторону и поглядывали через перила вниз, на первый этаж, где суетились люди, спешившие на рейс или возвращавшиеся из дальнего космоса. На широком табло значились рейсы, отправка которых ожидалась, те, которые уже стартовали к звездам, и сверкали названия только что прилунившихся кораблей.
Я вышел из виртхаоса и сощурился от яркого света.
— Ну, наконец‑то, — обрадовался Розов и засеменил ко мне.
— Чего ты там так долго? — поинтересовался Орлов.
— Как долго? — переспросил я.
— Уже два часа десять минут, — взглянул Орлов на наручные часы.
— Круто! — присвистнул я, и тут меня осенило: — А эшелон?
— Уже улетел и, увы, без нас, — развел руками Розов.
— А вы чего не на корабле?
— Мы тебя дожидаемся. Ты же новичок. Без нас не доберешься.
— А Уотер?
— На эшелоне. Он же шеф по личному составу. Ему нельзя отстать. С него за каждого человека спросят. Не дай бог, недосчитаемся, — пояснил Орлов. — А мы в отпуске, как хотим, так своим временем и распоряжаемся.
Опоздание на эшелон я воспринял стойко. Приключения лишними не бывают.
— Как дальше? — спросил я.
В межпланетной коммуникации я и впрямь был новичок.
— Возьмем билеты на гражданский рейс, — предложил Розов, — мы же не знали, когда ты появишься, так что присмотрелись. Через полчаса будет корабль. Торгового флота. Сейчас подойдем к автомату и зарезервируем три билета. Надеюсь, все при кредитках.
Орлов придал лицу выражение со значением: «Обижаешь».
Я просто кивнул.
— Значит, решили. Через полчаса отлет, а пока мо…
— Опять какие-то дикие идеи. А в результате опоздаем? — проворчал я.
— На этот раз все просто, — отмахнулся Орлов.
— Просто посидим в баре. Пропустим по стаканчику, — закончил Розов.
Решение принято.
Прикупив билеты на ближайший рейс, мы отправились на поиски бара. Его мы обнаружили сразу на втором этаже. Через два павильона после виртхаоса. Бар представлял из себя рубку звездолета с множеством столиков, барной стойкой на восемь мест. Все места возле стойки уже были заняты скучающими мужчинами, потягивающими напитки из высоких бокалов. Мы приземлились в кресла возле столика. Майор Розов нажал кнопку вызова, и к нам подкатил робо‑официант, похожий на маленький космический корабль с дисплеем вместо иллюминатора, на котором мы и выбрали заказ. Робо-официант вздрогнул, будто его передернуло от отвращения, и верхняя половина механизма собралась в капюшон, открывая телепортированный заказ.
Майор выбрал два бокала виски и кружку светлого пива «Амберская корона».
Я с сомнением окинул взглядом его заказ. Как бы нам не пришлось транспортировать майора до корабля.
Капитан оказался более консервативен во вкусах. Две рюмки водки и пара бутербродов с красной икрой.
На него можно рассчитывать.
Я взял кружку темного пива «Октябрьский эль» и тут же пригубил. Пиво подали отличное.
Майор осушил бокал с виски и запил пивом. Его расплывшееся лицо порозовело, и он сыто улыбнулся.
— Сколько нам на гражданском лететь? — поинтересовался я.
— Опоздаем от силы на полчаса, — ответил капитан. — Наши эшелоны движутся медленно. Мы вылетаем почти на два часа позже, так что сам суди.
Более за оставшееся до вылета время мы не проронили ни слова. Каждый наслаждался напитком и мыслями, которые бродили в головах. Я размышлял об услышанном в виртхаосе и никак не мог прийти к какому-то выводу. Кому могло потребоваться копаться в моей памяти и кто опасался, что я вспомню лишнее? Я пытался воскресить хоть один образ, но память выдавала туман, в котором, как мне казалось, обитали чудовища.
Пиво закончилось.
Время тоже.
Я взглянул на майора. Он казался трезвым и, судя по движениям, мог передвигаться сам. Я поднялся, оправил мундир, провел кредиткой над глазом подлетевшего робо‑официанта, оплачивая выпитое.
— Тронулись, — скомандовал я.
Капитан и майор оплатили заказы и последовали за мной.
Мы спустились на первый этаж и проследовали к четвертой платформе, откуда должна была через три минуты стартовать подъемная капсула на космодром рейс
«Луна — Амбер Транзит». Забравшись в капсулу, мы расположились на свободных местах, и пристегнулись ремнями безопасности. Капсула рассчитана на двадцать человек и уже наполовину заполнена.
— Там на Амбере кто-нибудь есть? — полюбопытствовал я.
— Не понял, — икнул мне в лицо Розов.
— Я имею в виду инопланетников, — уточнил я.
— Туземцев, значит, — отозвался майор.
Я кивнул.
Майор нахмурился и с видом престарелого лектора, вынужденного отвлекаться от важной темы, чтобы разжевать тупому студенту прописные истины, произнес на едином дыхании:
— Все планеты человеческого пояса лишены иной разумной жизни.
Пауза.
— На Амбере есть глоттты — они полуразумны. Помесь макаки и страуса. Ужасное существо. В человеческий рост. Ноги слоновьи. Руки на полтора метра разворачиваются.
— Как это разворачиваются? — удивился я.
— Очень просто. Они ими стреляют.
Я представил себе описанное Розовым существо, которое, помимо внешней непрезентабельности, еще и стреляет руками, и мне расхотелось сталкиваться с подобным страшилищем.
— Такими они стали в процессе эволюции. Они так от хищников спасаются. На Амбере много лесов. Было. Но ветки расположены далеко от земли. Вот и представь. При опасности глоттты стреляют руками вверх, цепляются за последнюю ветку и возносятся на дерево. Хищник остается ни с чем. Глоттт — сохраняет себе жизнь.
За разговором мы не заметили, как стартовала капсула и медленно забралась на край горы. Теперь мы скользили по равнине до космодрома. Скольжение закончилось возле торгового корабля, помеченного изображением голубя. Из корабля к капсуле протянулись два соединительных герметичных трапа, и двери капсулы раскрылись.
Мы поднялись первыми и проследовали через трап в корабль.
На входе нас встретил офицер космофлота. Он козырнул, приветствуя нас, и потребовал предъявить билеты.
Майор напоминал шатающуюся под порывами ураганного ветра березку, но говорил внятно, трезво. Оформив билеты через приемный порт, офицер посторонился и пропустил нас в корабль, указав палубу и класс, где находились наши места.
Найти четвертую палубу, бизнес‑класс, не составило труда.
Стены мягкого голубого цвета, притушенный свет, удобные, слегка наклоненные, будто на приеме у стоматолога, кресла. Я нашел свой номер, указанный на желтом посадочном билете, и устроился на сиденье поудобнее, расслабляя тело.
И тут я увидел его.
Впереди меня через проход сидел Гвинплей Плант, а рядом с ним… я отказался поверить увиденному… Илла Сливович, которая должна была покоиться на дне подводного мира Клинча.
Что они здесь делают?
Я сполз по креслу, стараясь укрыться, чтобы меня не заметил Плант.
Как Сливович спаслась? Как она могла спастись на дне океана без воздуха?
— Ты чего тут елозишь? — поинтересовался Розов и пьяно хихикнул.
— Тихо, — зашипел я.
— Чего тихо? Чего тихо? — запричитал майор, привлекая к себе внимание.
— Да сиди ты.
Я ухватил Розова и резко сдернул его в кресло.
— Тут любовница моя. Я ее кинул, ничего не объяснив. Теперь на глаза попасться не хочу.
— Понял, не дурак.
Розов пристегнулся ремнями, закрыл глаза, а уже через пять минут дремал.
Капитан Орлов ухмыльнулся. Он нацепил на глаза видео-очки, вдел в уши пуговки наушников, выбрал на телепанели фильм для просмотра и нажал кнопку проигрывания. Чтобы укрыться от глаз Планта и Сливович, я также напялил на переносицу очки и загрузил кино. Фильм «Жуки» оказался второсортным звездным боевиком с участием актеров второго класса, но я досмотрел его до конца, а когда фильм закончился, корабль уже выходил на орбиту Амбера.
Солдат вынужден выполнять приказы — неважно, правильные или преступные — просто потому, что выживание зависит от действий команды, массы, коллектива.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
— Внимание, пассажиры! — раздался голос командира корабля. — Мы начинаем посадку. Пристегните ремни.
Я послушно пристегнулся, бросив взгляд на Гвинплея Планта, который, склонившись к своей спутнице, нашептывал ей что‑то приятное на ушко. Илла улыбалась.
— Внимание, — вновь зазвучал голос из динамиков, но на этот раз в нем можно было разобрать интонации тревоги, — космодром, на который производится посадка, в эту минуту подвергается атаке повстанцев. Просьба не беспокоиться. Кораблю, как и его пассажирам, ничего не угрожает. Атаки повстанцев успешно отражаются нашими доблестными войсками.
— Эти подонки уже и до космопорта добрались, — изумился капитан Орлов.
— Куда смотрит Гривс? — задался вопросом майор Розов. — Это же преступление — позволить этим выродкам дойти до космопорта. Наши войска должны были остановить их задолго…
— Кто такой Гривс? — поинтересовался я.
— Командующий семнадцатым звездно-десантным.
— Гривсу давно пора в отставку. Он уже не справляется с ситуацией, — заметил Орлов.
— Бюрократы на Земле будут локти кусать, когда Гривс сдаст Амбер повстанцам.
От недавнего опьянения Розова не осталось и следа. А такое ли уж оно было недавнее? Я не имел представления о том, сколько длился полет. Если судить по фильму, который мне пришлось просмотреть, то полтора часа, но очень уж сомнительно, что время в полете между Луной и Амбером текло так же, как и на Земле.
Корабль сильно тряхнуло. Подбросило вверх и вновь ударило о посадочную полосу. Все стихло.
— Посадка закончена! — объявил командир звездолета. — Судно покинуть! Возле выходов пассажиров дожидается транспорт!
Я отстегнулся, плавно поднялся и столкнулся лицом к лицу с… Гвинплеем Плантом, который направлялся к выходу.
— Ты⁈ — ошарашено прошипел Плант.
Его лицо выглядело так, будто на нем разорвалась атомная бомба. Только вместо бомбы взорвались чувства, которые он пережил в секунду, когда опознал меня.
— Я вижу, ты еще жив, — ехидно сказал я.
— Я вижу, что и ты еще жив. Пока… — с презрением пробормотал Гвинплей.
— Вы знакомы? — поинтересовался Розов.
И тут на меня прыгнули. Илла Сливович увидела меня, выглянув из-за плеча Планта, и, отпихнув его в сторону (Плант упал на старика с длинной седой бородой и с кольцом в ноздре), попыталась вцепиться мне в лицо ногтями, которые в последний раз она стригла лет двести назад. Помог Розов. Не испытывая особого благоговения перед дамой, майор ударил ее по рукам, ткнул кулаком в живот и отпихнул обратно в кресло.
— В некотором роде мы знакомы, — пробормотал я, отвечая на вопрос Розова.
Не обращая внимания на поверженных Планта и Сливович, мы продолжили путь к выходу.
Через минуту мы оказались на космобетонном покрытии космодрома перед пузатым допотопным автобусом.
Я осторожно огляделся.
Со всех сторон, доступных взору, космодром окружал лес. Не джунгли, а обыкновенный смешанный лес, где ели стояли в обнимку с дубами и березами. На посадочных площадках стояли два фиолетовых спящих корабля с гербом Земли на борту в окружении россыпи звезд. Я невольно залюбовался красотой плавных форм этих машин, и в ту же секунду один из спящих кораблей пронзил голубоватый луч, исходящий откуда-то с неба. Корабль раскалился, превращаясь в красный горящий шар, и взорвался, разлетаясь на осколки.
И тут я услышал.
Тишина наполнилась звуками далеких взрывов, пением пулеметных очередей, которым вторили автоматные партии, изредка прерываемые разрывами гранат.
Вокруг космодрома кипели боевые действия.
Осколки взорванного звездолета разлетелись по всей посадочной площадке. Один из них угодил в группу пассажиров нашего корабля, выходивших из вторых посадочных ворот. Женщина упала на космобетон с оторванной головой, болтающейся на лоскуте кожи. Кровь хлестала из рваной раны, обдавая стоящих подле людей, но они не обращали на безголовую женщину внимания. Люди были напуганы, многие изранены. Мужчина в сером костюме с эмблемами Корпорации Звездной Торговли пытался удержать руку, которую вырвало из плечевого сустава. Толстопуз рядом вглядывался в дыру в собственном животе, сквозь которую поблескивала обшивка корабля.
Я отвел взгляд и уставился в небо, стараясь понять, откуда был нанесен удар.
Я увидел корабль, плюющийся голубыми лучами. Он парил над космодромом. На него заходили два истребителя, похожих на птиц со сведенными за спиной крыльями.
— Добро пожаловать на Амбер, капеллан, — пробормотал майор Розов.
— Срочно в автобус! — раздался крик.
Из автобуса выскочили два солдата в серой форме и пилотках, украшенных значками. Они зажестикулировали, зазывая пассажиров в автобус.
Я чувствовал, что вот-вот начнется паника. Огляделся по сторонам, но нигде не увидел Гвинплея Планта и Иллы Сливович. На площадке рядом со звездолетом их не оказалось.
Розов ухватил меня за рукав и потянул за собой.
Мы побежали, лавируя между растерянными пассажирами, и первыми заскочили в автобус.
Розов приник к окну.
— Как они прорвались? — спросил, тяжело дыша, Орлов.
— Наступление на всех участках фронта, господин капитан, — доложил солдат‑водитель. — Еле держимся. В трех местах проникновение за пределы периметра.
— Нам нужно срочно в часть, — потребовал Розов. — Мы должны быть на своих местах.
— А люди? — изумился водитель.
— Что люди? Пришлете за ними другой автобус. Нам все равно не по пути.
— Но у меня приказ… — слабо попытался возразить солдат.
— Я отменяю твой приказ.
— Слушаюсь, господин майор.
Водитель отвернулся.
— Что происходит? — спросил я, подозревая худшее.
— Мы едем в часть, — ответил Розов.
Капитан Орлов высунулся из душного тесного салона и заорал на других солдат. Те, забыв об искалеченных пассажирах, запрыгнули внутрь. Двери закрылись, и автобус плавно тронулся.
— Эй, так нельзя, — я поднялся на ноги, но тут же упал.
Автобус тряхнуло. Вдали прозвучал взрыв.
— Сиди и не рыпайся, капеллан!.. — потребовал майор. — Я не намерен с тобой спорить. Потом отпустишь мне грехи. А сейчас заткнись и…
Я выхватил из кобуры «Полюс» и нацелил его на майора.
— Что⁈ — взревел майор. — Перечить! Мне⁈
Автобус вновь тряхнуло.
Я опрокинулся на сиденье. Рука отклонилась от цели, и майор прыгнул на меня. Он перехватил руку с иглометом и дважды ткнул кулаком мне в челюсть. Я слизнул кровь с разбитых губ и разозлился. Откинув голову, я с яростью стукнул лбом в голову Розова. Раздался треск. Майор обмяк и свалился на пол автобуса.
Капитан дернулся ко мне, но мой взгляд его остановил. В этом взгляде он увидел свою смерть.
— Водила, тормози танк! — приказал я.
Солдат с радостью выполнил мое распоряжение.
Двери распахнулись.
Я посмотрел на двух солдат, которые не стали вмешиваться в сражение с майором. Они нарочито отвернулись к окнам и упорно всматривались в пейзаж снаружи. Их не интересовала перепалка офицеров, и к тому же я почувствовал, что душой они на моей стороне.
— Русс, надо помочь Розову, — сказал Орлов. — Он так неудачно ударился об пол. Как бы не случилось сотрясения.
Орлов посмотрел на меня. В его глазах я прочитал поддержку. Он на моей стороне.
— Ты что-нибудь видел, солдат? — спросил капитан водителя.
— Ничего, господин капитан, — отчеканил тот в ответ. — Но, по-моему, господин майор был малость нетрезв.
— Да он был пьян как сапожник, — возмутился Орлов, склоняясь над Розовым.
В автобус стали заскакивать люди.
— Черт! — выругался Орлов, — Я ему сколько раз говорил: не пей перед полетом! Теперь уже поздно!
Орлов поднялся:
— Он мертв.
Я покосился на тело майора, вокруг головы которого расплывалась кровавая лужа.
— Солдаты, перенесите тело в хвост автобуса, — велел Орлов, садясь на свое место и демонстративно отвернувшись от меня.
«Зачем ему нужно меня выгораживать?» — задался я вопросом.
— Русс, приготовься к нескончаемым рапортам, когда все кончится, — не поворачиваясь ко мне, произнес капитан Орлов.
Перепуганные и израненные пассажиры спешно заполняли автобус.
Мы взяли на борт всех, кто был способен уехать. Двери закрылись, и автобус стартовал к зданию космовокзала, накрытому силовым куполом. Водитель лавировал по космобетону, который лопался от взрывов то справа, то слева. Автобус обсыпало осколками, словно в снегопад, и трясло, как в эпилептическом припадке. Женщины визжали. Мужчины скрежетали зубами, стараясь удержать себя от истерики. Кто-то не выдержал, но паникера успокоил приклад одного из солдат. Никто не запротестовал против такого обращения. Люди поуспокоились и дальше ехали уже молча с ожесточенными выражениями на лицах.
Автобус несся на силовой купол, словно торпеда.
— Если нас не заметят и купол не откроют, то конец, — обрадовал капитан Орлов.
— Должны заметить, — процедил я сквозь зубы и поразился сам себе:
«Откуда такая уверенность?»
Купол приоткрылся, будто кто-то приподнял его, и автобус влетел в брешь. Края силового поля закрылся.
— Есть! — хлопнул кулаком в ладонь Орлов.
Автобус беспрепятственно добрался до здания космовокзала и, остановившись, распахнул двери. Пассажиры поспешили покинуть неуютную машину, точно спасались с палубы тонущего «Титаника».
Я усмехнулся.
— Чего смеешься, Русс? — спросил Орлов.
— Историю одну вспомнил про древний корабль, который утонул, — ответил я.
— Расскажи, — попросил он.
— Слышал про «Титаник»?
— Самый величественный водный корабль?.. Слышал.
— Когда судно начало тонуть, один из пассажиров первого класса понял, что шансов на спасение у него нет. В первую очередь женщины и дети, а шлюпок на всех не хватит. Тогда он решил встретить смерть достойно, а для смелости прикончил все запасы ирландского виски, имевшиеся в наличии в баре первого класса, и прихватил с собой виски в фляжке, — я утер пот со лба. Напряженное бегство от смерти сказалось и на мне. — Судно раскололось на две части. Он в это время находился на корме и выплыл, когда воронка от ушедшей под воду корабля засосала почти всех, кто был в радиусе действия ее вращения. Когда барахтавшиеся в воде люди умерли от холода, он остался жив и был спасен шлюпками корабля «Карпатия», подоспевшими на помощь потерпевшим кораблекрушение. Три бутылки ирландского виски спасли его от холодной смерти.
— И что? — спросил Орлов, не понимая, куда я клоню.
— Лишь на палубе «Карпатии» он протрезвел и понял, насколько ему повезло. На радостях пассажир заказал себе еще виски и к вечеру скончался от алкогольного отравления, — закончил я историю.
— К чему ты мне это рассказал?
— Глупо вырваться из-под обстрела, чтобы вновь окунуться в него и попытаться достичь своей части. Если и достигнем, то к тому моменту, когда все закончится. Если нет, то наша жертва будет совершенно бессмысленна. Мы никому не поможем.
— Твое предложение? — поинтересовался Орлов. Он уже был готов согласиться со всем, что я предложу, кроме разве что измены.
— Переждать атаку, когда все стихнет, и ехать в часть.
— Поддерживается, — сразу же согласился Орлов. — А история отличная.
— Не то слово. Что будем делать с телом?
Я кивнул в хвост автобуса, где лежал мертвый майор Розов.
— Придется с собой брать. Нам еще рапорты писать, как все случилось. Да и солдатам этим тоже.
Солдаты никуда не уходили от автобуса. Они сели на космобетон и раскурили сигареты, уложив автоматы на колени.
— Ну и что теперь? — поинтересовался я.
— Пошли на вокзал, — предложил Орлов. — Может, удастся по стаканчику пропустить.
— Перед написанием рапорта лучше оставаться трезвым, — не согласился я.
— Тогда просто пожрем.
Всякая власть есть непрерывный заговор.
О. де Бальзак
Здание амберского космовокзала напомнило обыкновенный земной флаеровокзал. Никакой величественности, как на Луне, и монументальности. Все предельно просто. Двухэтажное здание, похожее одновременно на коробку и пирамиду. Роботы‑носильщики, снующие по вестибюлю. И уйма военных: от солдат до офицеров с черными повязками, украшенными гербом полка — крестом, пересеченным молниями. Солдаты разводили гражданских по двум залам ожидания. Все выглядело тихо и провинциально.
— А на Амбере что, только поселки, городов нет? — полюбопытствовал я.
— Почему ты так решил? — удивился Орлов. — На Амбере… на Амбере сотня городов как с нашей, так и со стороны повстанцев. Наша часть располагается возле города Корвина. Маленький городок. Всего десять тысяч жителей и плюс наша часть в полторы тысячи солдат, не считая офицеров и их жен. Самый большой город на Амбере — Желязны. Миллион жителей, — читал лекцию Орлов. — У нас заселенная планета.
— И что, города не подвергаются?..
— Не подвергаются. Соглашение от восемнадцатого октября прошлого года. Наши шефы с боссами повстанцев заключили договор о ненападении на крупные гражданские поселения. Так что с тех пор только военные с военными собачатся.
Орлов остановил проходившего мимо офицера.
— Как обстановка? — спросил он.
— Прорвались четыре корабля. Три уже остановлены. Один вращается вокруг космодрома, — доложил лейтенант.
— Когда откроется купол? — поинтересовался капитан.
— Где-то минут через пятнадцать. Наши уже зацепили силовыми лучами их нарушителя. Теперь пытаются посадить. Живой нужен.
— Отлично.
Настроение у Орлова значительно поднялось. Молодой офицер собрался идти дальше, но был вновь остановлен.
— Подождите, у нас там автобус с пассажирами. Разгрузите, а пассажиров сопроводите в зал ожидания, — приказал капитан.
— А это вы сейчас по полю прорывались? — обрадовался лейтенант.
— Мы.
— Ловко, — оценил лейтенант. — Корабль‑то повстанцы прямым развалили, перед тем как их силовыми лучами зацепило.
— Как развалили? — переспросил я.
— Напрочь.
Только тут я вспомнил, что в корабле оставались Гвинплей Плант и Илла Сливович. Они то ли не успели выбраться, то ли вообще не намеревались покидать корабль. Я не испытывал сожаления, что они погибли. Оставалось лишь надеяться, что это раз и навсегда. Ведь однажды уже им приходилось умирать на моих глазах.
Лейтенант, козырнув Орлову и слегка поклонившись мне, удалился.
А я уперся взглядом в поразительное существо, передвигавшееся в двух метрах от меня. Оно что-то напомнило мне, и, слегка призадумавшись, я вспомнил. О нем я слышал от ныне покойного майора Розова.
— Странно, чего это глоттты по космовокзалу разгуливают? — удивился Орлов. — Их обычно и пивом сюда не заманишь.
— Почему пивом?
— Очень, подлюки, любят.
— А почему вы их называете полуразумными, неясен корень?
— У них потребности и интересы восьмилетнего ребенка, как у детской, так и у взрослой особи. К тому же они гермафродиты. А мне лично что-то слабо верится, чтобы разумные существа могли быть гермафродитами, — разъяснил Орлов.
До бара мы дойти не успели.
Светильники в вестибюле погасли и зажглись вновь. Зал оказался залит оранжевым мягким светом, который через десять секунд пропал.
— Конец опасности, — объявил Орлов. — Даже пожрать не успели. Купол сняли, так что теперь можем возвращаться к автобусу.
Я голода не испытывал, поэтому легко согласился.
В автобусе пассажиров уже не было. Лейтенант справился с приказом Орлова. Только труп майора Розова, два солдата и шофер.
— Возвращаемся в часть, — распорядился Орлов.
Двери закрылись, и водитель вырулил на трассу.
Машин на дороге не было. Никто не хотел выезжать после воздушной атаки. Боялись повторения прорыва повстанцев. Дорогу со всех сторон обступал лес, изредка проглядывали одинокие домики, окруженные каменным забором.
— И долго продлится вся эта бодяга с повстанцами, серый корень? — осведомился я.
— Да мы могли бы уничтожить их в один присест, если одновременно и массированно ударить, — поделился соображениями Орлов. — Только приказа такого никто не отдает и не отдаст.
— А самим взять инициативу в руки?
— С ума сошел? — капитан уставился на меня как на полоумного. — Приказ должен поступить с Земли. Наши генералы без документа с Земли, или хотя бы устного распоряжения, и пукнуть не смеют.
Орлов замолчал. Через минуту продолжил:
— Был у нас, правда, генерал отчаянный Брукус‑Торчил. Так вот он как-то совершил нечто подобное. Самовольно атаковал всеми силами повстанцев. Через час он был объявлен военным преступником. С Земли вылетела следственная комиссия. Ее возглавил лорд Джудд. В результате генерала приравняли к повстанцам, как государственного преступника, и приговорили к смертной казни посредством выброса в вакуум. Приговор был приведен в исполнение над Амбером. А атака захлебнулась, и мы, в конце концов, вернулись к прежним позициям.
— Господин капитан, лорд Джудд опять к нам прилетел, — внезапно подал голос солдат‑водитель.
— Что, эта старая демагогическая крыса вновь у нас? — изумился Орлов.
— Точно, — подтвердил один из солдат в салоне. — Он обходил наши казармы с осмотром. От него мерзко пахнет, какими-то вонючими цветами, словно он на себя весь флак…
— Меня не интересует, как и чем он смердит! — отрезал Орлов. — Что ему здесь надо?
— А кто его знает. Поговаривают, что расследует дело Маккормика, — отозвался шофер.
— Маккормик — это тот, кого обвинили в допросе пленных повстанцев с применением пыток?
— Да кого он там пытал? — возмутился один из солдат, видно, знавший упомянутого Маккормика лично. — Ударил допрашиваемого по морде. Так он эту суку лично знал. Они в детстве дружили. Маккормик же местный.
— Теперь из этого постараются раздуть политический скандал, — подбросил я мысль.
— Не попытаются, а уже раздувают, — поправил меня Орлов.
— А тебе не кажется, что это кому-то выгодно? — поинтересовался я.
— Я в этом уверен. И война на Амбере не кончается и никогда не закончится, потому что бабки крупные проворачиваются. И никто не вмешается. Противовеса нет. Раньше, когда Земля не была единой, а как лоскутное одеяло, была разделена на разные страны, существовала система сдержек и противовесов. Ни один политик, стоящий у руля власти, не мог самовольничать, потому что был ограничен мнением других государств. А теперь — Земля едина и возразить некому.
— Может, Чужие вмешаются? — предположил водитель.
— А им то зачем это нужно? — поразился Орлов. — У них свои разборки. Они считают Землю недостаточно развитой, чтобы войти в Межгалактическую Разумную Лигу. Так мы и прозябаем на окраине.
К смерти майора Розова командир 8‑й мобильной части 17‑го звездно-десантного полка генерал Иванисов отнесся равнодушно. Махнул рукой, потребовал написать рапорт, как все случилось, и забыть об этом прискорбном случае. После чего потерял ко мне всякий интерес, погрузившись в видеоконференцию с Генеральным штабом обороны Амбера. Судя по обрывкам фраз, которые продолжали доноситься даже сквозь закрывшуюся за мной дверь, генерал Иванисов обсуждал с начальниками отдельных частей и воинских подразделений положение после успешно отбитой атаки повстанцев.
— Ну, чего, как наш старик? — спросил Орлов, хлопнув меня по плечу.
Я удержал себя от ответного жеста, побоявшись поломать ребра панибратствующему капитану.
— Суровый мужик, — отозвался я, подумав. — Только его не очень то заинтересовал Розов.
— Еще бы. Я удивлюсь, если он поступит по-другому. Рапорт?
— Рапорт, — подтвердил я.
— Напишешь потом, — сказал Орлов. — Давай ка я провожу тебя к костелу нашей части. Осмотришься. Освоишься. Тогда и за рапорт примешься.
— Пожалуй, так и поступим.
Я последовал за Орловым. Мы спустились по лестнице на первый этаж и вышли во двор, где посреди клумб (одна из них изображала герб полка «Крест и Молния») пролегли ровные широкие дорожки, огороженные каменным бордюром.
— В части у нас есть постоянный костел, а когда подразделения выдвигаются на позиции, то, соответственно, образуем передвижную церковь. Я, разумеется, не специалист в этой области. Тебя в курс введет исполняющий обязанности Дубов. Неприятный человек. Но тебе с ним недолго общаться. Он объяснит тебе азы и уедет. У него уже два месяца, как истек срок контракта. Он до этого капелланом был. А когда срок контракта кончился, стал исполняющим обязанности, но его отказались демобилизовать, пока не найдется замена.
Из-за деревьев блеснули остроконечные шпили костела. Костел больше напоминал распухшую от обжорства лягушку, обвешанную игрушками, точно новогодняя елка.
— Вот и пришли. Я к себе. Свободное время. А тебе удачи, — пожелал Орлов. Развернулся и чинно удалился.
Я остался стоять перед зданием, где, судя по определению, пребывал Бог.
Исполняющий обязанности капеллана Дубов оказался высоким седовласым мужчиной лет пятидесяти. Он промучил меня, таская по костелу часа два с половиной, показывая каждый закоулок и разъясняя мои обязанности. Слава богу, что ныне половина католических обрядов упразднена, а другая половина упрощена. И на должность полковых капелланов стали набирать не священников, а любых гражданских, которые прошли двухмесячные курсы подготовки. Священники отказались поддерживать армию, воюющую на других планетах. На сладкое и.о. Дубов оставил мне учебный курс «Религиозных основ для местных жителей». Когда же в костел запрыгнул глоттт, которого Дубов радостно приветствовал, я был готов разорвать контракт с армией. Что за извращение — обращать в христианство существо, которое и понять не может, что такое распятие.
Выпроводив и.о. Дубова из костела, я прошел в служебную комнату. Спать мне надлежало, не отходя от места службы. И я завалился на кровать. Я мог бы проспать сейчас вечность.
Религии подобны светлячкам: для того, чтобы светить, им нужна темнота.
А. Шопенгауэр
Мне, как всегда, повезло. Ну, надо же было так случиться, чтоб на первую ко мне пришел не человек, а глоттт с биопереводчиком, подвешенным под горло, этакий комок серой шевелящейся слизи. А глаза глоттта привораживали. Он беспрестанно моргал, но выглядело это совсем не так, как у человека. В нормальном положении его глазницы затянуты красной кожей век, подернутой набухшими сосудами, точно решеткой. Когда глоттт моргает, глаза просачиваются сквозь веки, взирают на мир и утягиваются назад.
Он зашел ко мне ранним утром. Я только проснулся, поспешно облачился в форму — прямо на голое тело, прошлепал вниз к дверям, и, едва их открыл и сделал два шага в сторону алтаря, глоттт впрыгнул в храм и дважды нервно моргнул. Отнюдь не бесшумно, а с таким звуком, словно лопнули маленькие воздушные шары.
Сквозь приотворенные двери струился яркий утренний свет светил близнецов. А мне вовсе не хотелось развлекать прихожанина, тем более такого. С превеликим удовольствием я проводил бы чудище, сидящее передо мной, пинками за дверь. Но роль, которую я на себя взял, и извечная миссионерская деятельность христианской церкви не позволяли мне выдать свои чувства.
Единственным человеком, которого я с превеликой радостью принял бы сейчас, была Рената. Да еще, конечно, Марк, но он всегда идет вне конкуренции.
Проводив глоттта к кабинке, название которой я так и не запомнил, хоть и.о. Дубов повторил его раза четыре во время вчерашней экскурсии, я перекрестился и шагнул в соседнюю половину, будто взошел на эшафот. В этой кабинке мне надлежало исповедовать полуразумное кенгуру, и я запаниковал. Мне было не по себе. Я не испытывал таких чувств, когда проникал в здание Всемирной Библиотеки. И даже когда шел плечом к плечу с Марком через болота, стремясь к резиденции Гоевина, чтобы убить его, я не волновался так, как сейчас.
Теперь нас разделяла черная декоративная полупрозрачная решетка.
Стоило мне опуститься на жесткую скамейку и отдернуть шторку, которая разделяла половины кабинки, как до меня донеслось визгливое кваканье, напоминавшее вопли подростка, возбужденного видом голой самки. Я очень сомневался, что гермафродитный глоттт понял бы мое сравнение, но именно этот образ пришел ко мне первым.
Биопереводчик ретранслировал кваканье в слова:
— Меня величать/кликать Зур‑тхан‑с сто тридцать девятый. Я делиться/рассказывать/нести слово исповеди тебе кварач святой.
Я понятия не имел, что такое «кварач», но, судя по почтительной интонации переводчика (в кваканье я почтительности разобрать никак не мог), слово относилось ко мне и было насыщено положительными эмоциями.
Биопереводчик подтвердил мои догадки: будто толковый словарь кенгуроидной расы, он выдал мне справочную статью.
— Кварач — у гермафродитов глотттов означает мать и отца в едином лице.
Спасибо, Зур‑тхан‑с, не помню твой номер, удружил…
— Также кварач используется как обращение к лицам, носящим духовный сан, — добавил биопереводчик.
— Я слушаю тебя, сын мой, — елейным голосом произнес я.
Да чтоб я разложился на атомы, если у меня будет такой сын!..
— Кварач, я хотеть/мечтать/просить исповеди. Я очень жаждать/трепетать это таинство. Но меня гнетут/тревожат/страшат сомнения.
Кваканье улеглось, словно глоттт засомневался в здравости своего рассудка.
— Поделись со мной сомнениями, сын мой, — вкрадчиво предложил я.
Ну, все, прилипло. Теперь добра не жди. Хорош сынуля!..
— Я много думать/мечтать/мыслить, и я напоролся/нашел/открыл мысль, что есть парадокс в самом Писании Святом. Этот парадокс затрагивает/касается/бередит только глотттов. Он ни в коей мере не имеет отношения к людям.
Надо же, эта помесь лягушки и кенгуру не такой уж ребенок, как хочется видеть людям.
— В чем же парадокс? — поинтересовался я, сознательно пропустив выражение «сын мой».
— В Святом Писании говорится/описывается/повествуется о народе Бога — человечестве, но там ни слова не упоминается/рассказывается/эпизодируется о глотттах.
— Так и есть, — подтвердил я, отметив наблюдательность Зур‑тхан‑с.
— Но вы говорите/проповедуете/завораживаете, что все твари Вселенной суть творение/производство/вдохновение Божье.
Интересно, кто наплел ему такую ахинею?
— Истинно так, — согласился я.
— Как же возможно это, если в Писании Святом о глотттах ни слова?
Любознательный товарищ.
— Лишь Богу ведом весь масштаб творения его, — выдал я перл.
И, похоже, Зур‑тхан‑с мои объяснения удовлетворили.
— Спасибо, Кварач, слово твое благословенное успокоило/умиротворило меня. Каюсь ныне я, ибо грешен был, когда позволил сомнениям заползти/заструиться/отравить мои помыслы. Каюсь также я, ибо грешен и часто предаюсь гнусным мыслям о строении мироздания без присутствия Бога. Каюсь, что допускаю/предполагаю/предаю возможность отсутствия Бога.
Неужели это и есть все грехи странного существа, которого по прихоти церкви вовлекли в чуждую ему идеологию.
— Я отпускаю грехи твои, сы‑ын мой.
Последние два слова дались мне с зубовным скрежетом. Меня всего передернуло, когда я произносил «сын мой», обращаясь к слоноподобному кенгуроиду.
— Я счастлив, Кварач, я вновь чувствовать/видеть/грезить присутствие Бога.
— Скажи, Зур‑тхан‑с, а много верующих среди твоих соплеменников? — неожиданно для себя поинтересовался я.
— Почему вы спрашивать/интересоваться/не ведать? — насторожился глоттт.
— Я вчера прибыл на службу. Я не успел еще все узнать.
— А где Кварач Дубббоввв?
— Он отбыл домой, на Землю…
— … обетованную.
Биопереводчику удалось передать весь трепет и благоговение, которое вложил глоттт в последнее слово.
— Прочти десять раз «Деве Марии», и грехи твои будут отпущены.
Зур‑тхан‑с истошно расквакался.
Биопереводчик перекинул его странные вопли в слова.
— Рассыпается в благодарностях.
Хлопнула дверь кабинки. Глоттт покинул исповедальню, а затем и капеллу.
До обеда никаких происшествий не случилось. Я даже успел заскучать. Никакого развития событий. Если остальные дни, которые мне придется провести на Амбере, пройдут так же скучно, как и этот, я ни на дюйм не приближусь к разгадке своей памяти. Утреннюю службу я проводил в кромешном одиночестве. Я вообще не стал бы ничего делать, если бы не оставалась вероятность, что в костел кто-нибудь заглянет. Вот и пришлось пыхтеть по укороченной программе. Как проводить утреннюю, дневную и вечернюю службы, мне в двух словах объяснил и.о. Дубов; я оказался прилежным учеником и лишь дважды ошибся, когда выполнял все пункты самостоятельно.
Так я скоротал время до обеда, развлекая себя чтением религиозных журнальчиков пропагандистской направленности, которые устилали полки в кабинете капеллана. Когда же чтение мне надоело, я включил видеопанель и, словно страницы в книге, стал листать каналы, заполненные агитационными программами, направленными против повстанцев. Рекламный отдел полка «Крест и Молния» прекрасно справлялся с возложенными на него обязанностями. Если бы я был пацаном лет восемнадцати, обязательно бы зажегся идеями Земного союза и подписал бы контракт с 17‑м звездно-десантным… Но я уже был не пацан и отчетливо видел фальшь, скрыватую за каждым словом, льющимся с экрана.
Наступило время обеда.
Я проголодался. Урчание в животе становилось все более требовательным. Заперев костел, я направился по аккуратной дорожке к столовой. Меня обгоняли офицеры и солдаты и раскланивались передо мной. Это было необычно.
Множество лиц, слившихся в единое цветовое пятно.
Столовая представляла из себя крышу, водруженную на столбы. Деревянный пол. Маленькая веранда с тремя столиками. Скрипящие ступеньки.
Я поднялся на веранду и, заняв пустующий столик, осмотрелся. Народу в столовой было немного, и он постоянно сменялся. Сухо, по-военному, приняв пищу, человек поднимался и уходил, а на его место тут же опускался новый человек. И так беспрестанно.
К столику подъехал робот, и я сделал заказ, который был тут же водружен на стол. Оплатив заказанное, я неторопливо приступил к еде и сам не заметил, как погрузился в себя, точно подводная лодка на дно Марианской впадины. Из размышлений меня вывел восемнадцатилетний солдат, пристроившийся напротив меня.
— Разрешите, святой отец? — спросил он. И я равнодушно буркнул:
— Пожалуйста.
Солдат получил заказ, оплатил его и неторопливо стал есть, бросая частые пытливые взгляды в мою сторону. Через пять минут переглядываний он решился и, наклонившись, поинтересовался шепотом:
— Падре чего-нибудь требуется? Я нахмурился и переспросил:
— Что значит чего‑нибудь?
— Ну, сами понимаете, дело такое… — замялся солдат.
— Вы о чем?
— Травка, водка, женщины.
Я поперхнулся.
На территории части все перечисленное солдатом было строжайше запрещено. Я не относился к числу женоненавистников, употреблял алкоголь, травкой не баловался, но погоны на моих плечах и сан, который я был вынужден принять на время действия контракта (или пока не сбегу), вынуждали возмутиться, что я и сделал.
— Встать! — гаркнул я.
Солдат от неожиданности подскочил и опрокинул тарелку недоеденного супа себе на колени. Еще не успевший остыть суп оказал на солдата впечатление, и он взвыл.
— Что здесь происходит⁈ — раздался суровый голос капитана Орлова, появившегося из-за спины горе‑контрабандиста.
— Господин капитан, я требую присмотреться к этому солдату. Он только что предлагал мне товары, запрещенные уставом части, — заложил я покрасневшего то ли от супа, то ли от стыда, солдата.
— Имя⁈ — рявкнул Орлов.
— Смит, — отрапортовал солдат.
— Рота⁈
— Двенадцатая.
— Три наряда вне очереди. Если найду что-нибудь из запрет‑списка, десять суток карцера и штраф тысяча кредиток. Доложить о наказании командиру роты.
Солдат развернулся и, натянутый, точно тетива лука, удалился.
Орлов усмехнулся и опустился на то место, где еще минуту назад сидел солдат.
— Суров ты. Только с контрабандой все равно не справиться, — ухмыльнулся он. — Ты думаешь, это единичный случай? Да тут все повязаны, и никто не жалуется. Даже кое-кто из офицеров. Такова жизнь.
Орлов брезгливо взял ложку и попробовал второе, оставшееся от недоеденного солдатского обеда. Скривившись, он сплюнул в тарелку и отодвинул ее на край стола.
— Остыло.
— Мне все равно, кто чем занимается, только пацан мне думать помешал. Да и нагл, — пояснил я.
В отдалении загрохотали взрывы.
Война — это серия катастроф, ведущих к победе.
Ж. Клемансо
Весь оставшийся день грохотало за линией горизонта. Народ поговаривал, что долбят по Скелоским полям, где разбит летний лагерь 18‑й части полка «Крест и Молния», принявший на себя вторую попытку повстанцев завоевать новые территории. Там кипел бой. Новости с передовой поступали в штаб регулярно, но до солдат, как и до меня, не доходили. Капеллан — не высокая сошка, пока, конечно, кто-нибудь не отдаст концы.
Новости мне рассказал Орлов. Он заглянул в костел по дороге из штаба. Я как раз приступил к подготовке вечерней службы. Я не надеялся, что кто-нибудь придет, но службу решил провести. Мы сели на ступеньках костела. Орлов достал портсигар. От сигареты я отказался и вынул из кармана трубку, набитую отборным амберским табаком. Раскурил ее и с наслаждением посмотрел в сиреневое вечернее небо.
— Там на Скелосах сплошное месиво. Повстанцы в обед замолотили артиллерией и до вечера вспахали все поле и близлежащий лес, где как раз лагерь и разбит. Потери капитальные. Наши открыли ответный огонь, но ситуацию уже не переломить. Похоже, восемнадцатую часть мы потеряли.
Орлов затянулся.
— Наши передали, что повстанцы перешли в сухопутное наступление. Теперь на Скелосах сеча. Если через полчаса не поступит рапорт об отражении атаки, артиллерия полка сровняет с землей все Скелосы.
— Вместе с…
— Даже со своими, — подтвердил он мою догадку. — Другого выхода нет. Положение угрожающее. За два последних месяца повстанцы отвоевали треть нашего материка.
— Материка?
— Амбер поделен на три материка. Один заняли повстанцы и объявили его независимой территорией. Другой стал плацдармом для Земной Федерации. Третий материк непригоден для жизни. Весь во льдах.
Вечерняя служба собрала аншлаг. Три роты прибыли в полном составе. И ни одного офицера. Костел распух, точно кошелек, набитый наличкой. Я разнервничался, как артист, исполняющий главную роль, перед дебютным спектаклем. Несколько путался в словах молитвы, но, по-моему, никто этого не заметил. По окончании службы солдаты спешно покинули костел, не проронив ни слова. Никто не подошел ко мне. Такое ощущение, что они не люди, а роботы. Ни единого звука. Только скрип сапог на мраморном полу.
Заперев костел, я потушил свет в храме, оставив лишь две лампочки перед алтарем, и удалился во внутренние покои. Из холодильника я извлек бутылку холодного пива, запакованный в полиэтилен бифштекс, и мясной салат. Бифштекс разогрел в макропечи. Через три минуты готовый шкварчащий кусок мяса лежал у меня на тарелке, пиво я наплескал в бокал и развалился в кресле в кабинете капеллана перед видеопанелью. Осушив бокал залпом, я стал пролистывать каналы в поисках чего-нибудь интересного на вечер. После долгих безуспешных попыток я остановился на канале «Гало‑спорт», где транслировался футбольный матч между сборными командами Земли и Сарракша. Матч проводился на одном из естественных спутников Сарракша при пониженной силе притяжения. Смотреть на это шоу было уморительно. Полеты за мячиком и попытки загнать это неуправляемое чудовище в узкие ворота. За просмотром матча я прикончил бифштекс, допил пиво и сам не заметил, как заснул.
Разбудил меня шорох. Панель показывала пустое пространство, усыпанное телевизионным шелестящим снегом. За окнами загустела ночь. А где-то вдалеке, но уже в здании, что-то очень тихо шуршало, словно мышь пролезала сквозь узкую норку.
Рука сама потянулась к кобуре. Я достал «Полюс», стандартное оружие капеллана. Такой пукалкой проще убить себя, чем противника, но ничего иного под рукой не было. Управимся. Я снял с ног ботинки, чтобы избавиться от лишнего шума, и выскользнул за дверь, держа игломет перед собой. Я не стал спускаться вниз, а начал потихоньку пробираться к хорам, откуда открывался прекрасный обзор всего пространства храма. Поднявшись по винтовой лестнице, я осторожно открыл дверь, опустился на колени и вполз на балкончик, где должны были располагаться певчие, которых я еще ни разу в храме не видел.
Укрывшись за бордюром, я выглянул. Дверь на улицу была открыта. Это сразу бросилось в глаза. В сумраке двигались тени. Я насчитал четыре сгустка. Четыре человека проникли в костел.
«Что им надо?» — возник риторический вопрос.
Я знал, что им надо. Они пришли за мной.
Только вот кто их прислал? Три версии: а) СБЗ (вряд ли: мое похищение грозит конфликтом с армией, — военные не простят вторжение на их территорию); б) механмэны (если они захотят взять меня живым, значит, я угадал); в) виртхаос (эта версия казалась мне более перспективной, чем предыдущие: тогда меня просто постараются убить).
Я не долго раздумывал, как поступить. Решение созрело тут же. Я покинул балкон через второй выход. Мне совсем не светило хладнокровно расстрелять визитеров сверху. К тому же я не был уверен в том, хватит ли мощности «Полюса» для подобного задания. Стрелять нужно быстро и точно. Один промах, и визитеры укроются за колоннами, а потом выкурят меня в два счета с балкона, я и выстрелить не успею.
Сбежав по винтовой лестнице на служебный ярус, я промелькнул по коридору со скоростью призрака и замер у двери, которая вела во внешние покои храма. Осторожно взявшись за ручку, я унял волнение и, повернув стальной рычажок, отвел дощатую створку от себя. Протиснувшись в образовавшуюся щель, я притворил дверь и укрылся за колонной. Совсем близко от меня двигалась темная фигура визитера. Я слышал его дыхание. Я чувствовал его присутствие; и по легким движениям и торчащему дулу десантного игломета мне стало ясно, что пришли не с целью меня похитить, а с намерением убить.
Улучив момент, я покинул укрытие. Быстрое движение. Я оказался за спиной визитера. Ухватил его голову и свернул шею. Бесшумно. Тело его трепыхнулось и ослабло. Из размякших рук выпал игломет и звякнул о мрамор пола. Три пары взглядов обратились ко мне, и тут же застучали выстрелы. Не успевшее упасть тело визитера прикрыло меня от смерти.
Я нырнул за колонну, выкатился с другой стороны и прицельным выстрелом в голову снял второго визитера. Осталось еще два. И мое участие в ночном действе обнародовано. Фактор внезапности утрачен.
Словно змея, я скользил между скамейками прихожан. Я пытался зайти за спину визитерам. В своей победе я был уверен так же, как Наполеон. Я ни на секунду не допускал мысль о Ватерлоо. И правильно делал. Думать о поражении — это значит проиграть, еще не начав игру.
Выбрав удачное положение, я тщательно прицелился. Визитеры не осмеливались выбраться из своих укрытий. Они палили по колонне, за которой я только что лежал. Их данные устарели, как и они сами.
Два выстрела — две цели.
Головы визитеров дернулись, и выстрелы в храме прекратились.
Поднявшись, я неспешно направился к неподвижным телам.
— Что тут происходит, тысяча чертей!!! — раздался вопль за моей спиной.
Я отреагировал. Упав на бок, я откатился по проходу в дальний конец и приготовился открыть огонь. Человек, стоящий в проходе, залитый лунным светом, был мне знаком. Я облегченно вздохнул и поднялся.
— Это я! — крикнул я Орлову.
— Вижу! Ты чего стрелял⁈
За спиной Орлова появились солдаты. Вспыхнул свет.
Я направился к капитану.
— Кто-то пытался меня убить, — скучным голосом сообщил ему я.
— Кто?
— Собачий корень, а я откуда знаю! — возмутился я.
— Ладно, посмотрим…
Меня отстранили с пути и проследовали к трупам.
Я опустился на скамью. Через пару минут подошел капитан Орлов, сел рядом, протянул сигарету в портсигаре, от которой я отказался.
— Тебе повезло, с одной стороны. И ты обречен — с другой, — оптимистично заявил Орлов.
— В смысле?
— Ты убил четверых чистильщиков, — сообщил капитан, как будто это мне что-то говорило.
— Каких, ядрен корень, чистильщиков?
— Ты что, не знаешь? — удивился капитан, хмыкнул, помолчал и стал объяснять:
— Параллельно вольным охотникам, которые выполняют государственные заказы на устранение преступников, существует организация — Клан Смерти, глубоко законспирированная. Хотя мне кажется, что и эта организация работает на Правительство. Суть не в этом. Клан Смерти включает в себя людей трех уровней доступа. Чистильщики — это самый низкий уровень доступа, простые исполнители. Ликвидаторы, второй уровень, они выполняют только высокооплачиваемые заказы и очень трудные, часто работают на планетах Чужих. Вершители — самый высокий уровень. Вершителей никто не знает. Они никогда не работают сами. Они только управляют Кланом. Так вот, тобой заинтересовался Клан. Все убитые тобой — Чистильщики. Кстати, скажи, а как тебе удалось их прикончить?
Я пожал плечами.
Орлов уважительно покосился на меня.
— А как они пробрались в часть? — полюбопытствовал я.
— Они в нее не пробирались. Все Чистильщики из нашей части. Один повар. Второй из технического отдела — инженер‑подполковник. И солдат из четвертой роты.
— А четвертый?
— Четвертый… — Орлов хмыкнул, — зам. командира части. Полковник Плотников. Он завтра должен был улететь на Землю. Комиссовался. По здоровью. Уже прибыл его заместитель… Известный человек теперь на месте Плотникова. Говорят, великолепный солдат. Легенда.
— Ты о ком?
— О новом зам. командира.
Меня не интересовал новый зам. командира части. Я слушал Орлова вполуха. Но когда я услышал фамилию прибывшего начальника, я вздрогнул, точно через меня пропустили ток. Я побоялся выдать свою радость.
— Как же его зовут… — пытался вспомнить Орлов. — Полковник Крысобой, кажется. У меня на фамилии память плохая.
— Как? Как? — переспросил я.
— Крысобой. Марк Крысобой. Полковник Марк Крысобой.
Я встрепенулся. Никогда бы не подумал, что так обрадуюсь известию о приезде Марка.
— А где он?
— Не знаю, — равнодушно пожал плечами Орлов. Он не заметил моей радости. — Наверное, документы заполняет. Да дела в кабинете Плотникова принимает.
— Проводи меня к нему! — потребовал я.
— Зачем? — насторожился Орлов.
— Кореш это мой закадычный, недоверчивый корень. Друг.
Посланный на войну солдат сражается не за политиков, а за свою собственную жизнь и жизнь своих однополчан.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Марк Крысобой сидел в кресле за рабочим столом, скупо освещенным настольной лампой, и изучал бумаги. Когда я вошел, он поднял глаза и протяжно зевнул, равнодушно скользнув по мне взглядом. И тут он узнал меня. Дремота вмиг слетела с его лица, точно плохо державшийся парик с головы. Марк вскочил. Ударил по кнопке на столе, которая включила в комнате свет, и бросился ко мне.
— Жив! Значит! Выбрался! До последнего не верил!
Он сграбастал меня в объятия, точно благородную барышню, и стал трясти, будто намеревался получить с меня урожай спелых яблок.
— Да жив… жив… — смеясь, произнес я.
Марк в последний раз тряхнул меня и отпустил.
— Радостно, Русс! После того как ты исчез, нам устроили разгон! Эти нелюди перекрыли весь остров. Над океаном гоняли флаеры! Настроили спутник на прочесывание местности! ТЭФ‑магазин, с которого мы шли на операцию, взяли под контроль! И всю группу нашу утюжили по допросам двое суток!
Крысобой осклабился и добавил:
— Меня больше всех! Да ладно, что я все о себе, о себе. Пропустим по стаканчику? — оживился Марк.
Не дожидаясь ответа, он подскочил к бару, достал бутылку виски и нацедил два стакана. Один протянул мне:
— За встречу, брат.
Осушили.
— Рассказывай, как выбрался? — вопросил Марк, наливая по второй.
Он опустился в кресло и положил на стол ноги.
— Представь, я вчера исповедовал кенгуру, — выдал я, садясь напротив.
— Что значит кенгуру? — не понял Крысобой.
— У них тут местные туземцы есть. Глоттты — полуразумные. Так, оказывается, священники время не теряли и обратили бедолаг в христианство… А один приперся ко мне вчера на исповедь. Мол, не верю, что я — создание Божье. Минут пятнадцать мозги полоскал. Комично это все — кенгуру со слоновьими лапами перекреститься пытается. Посмотришь, и в смех тянет. Глум какой-то.
Марк с иронией мудрого наставника посмотрел на меня.
— Чего ж тебя в капелланы потянуло? — спросил он.
— Кого потянуло? — Я изобразил благородное негодование. — Никуда меня не тянуло. Если бы был выбор, я бы в капелланы не зафрахтовался.
Я отхлебнул виски. Приятная крепость. Очень качественное виски. Я повернул к себе бутылку, которую Марк оставил на столе, и прочитал: «Амберский Золотой Слиток». Мне был знаком этот сорт. Раньше я очень любил это виски и часто пил его, хотя одна бутылка стоит восемьсот кредиток. Столько зарабатывает за месяц полицейский на Земле.
Откуда у военных такое дорогое виски?
Откуда мне это все известно?
— Капеллан — единственная свободная должность, которую мне удалось купить, — устало выдавил я. — Лучше скажи, ты диск получил?
— Какой диск? — переспросил Марк. — Ах, да, с Ренатой. Я получил его, только он оказался бесполезен.
— Значит, ты ничего там не разобрал. Пустышку подсунули… — разочарованно вздохнул я.
Рушилась последняя надежда спасти Ренату. Вряд ли мне удастся вызволить ее из беды по возвращении на Землю. К тому времени ее успеют убить. Вернуться же раньше — это обречь на гибель… не себя, собой я готов рискнуть… Землю. Если попадусь в руки «первоземельцам». А охота на меня будет организована покруче, чем в самом начале, когда я еще ничего о себе не знал и был уверен, что создан генетическими хирургами.
— Да не знаю. Может, и не пустышка. Я диск даже не смотрел, — беззаботно заявил Марк.
— Не понял, — оторопел я.
— Рената вышла на связь до прихода твоего диска. Она освободилась. Ей удалось сбежать.
Сразу стало хорошо. Необычайная легкость и радость затопили душу. Я осушил стакан виски и почувствовал, как хмель медленно забирает ясность мысли.
— После твоего бегства из Библиотеки охрана ослабла, и она удрала.
— Почему она не приехала с тобой?
— Она сказала, что доберется сама. Я оставил на закрытой линии, где тебя искать. Так что у нас все отлично. А ты? Что за стрельба раздавалась в лагере, ты не в курсе?
— Это я тренинг устроил. Четыре Чистильщика в храм проникли.
— За тобой?
— Точно.
— Это не Правительство… — стал рассуждать Крысобой, — они с армией конфликтовать не станут. Не «первоземельцы». Им ты живым нужен. Тогда кому ты еще дорогу перебежал?
— Виртхаосу, — назвал я третью силу.
— Отлично. Ты уже и до этой дряни дотянулся. Рассказывай, — потребовал Марк.
Я налил по третьему стакану и кратко поведал последние события. Подробно остановился на виртхаосе и вылазке Чистильщиков в храм.
Более всего Крысобоя заинтересовала новость о воскрешении Гвинплея Планта и Иллы Сливович.
— Занимательно. Ты точно уверен, что это были они?
— Абсолютно, — кивнул я.
— Сдается мне, они не последнюю роль играют во всем спектакле. Виртхаос мерзость еще та. Его давно пора закрыть, но дельцы, что владеют им, имеют и свои прикормленные места в парламенте. Уже трижды поднимался вопрос о запрещении виртхаоса, и все время обсуждение проваливали. Они с тебя так просто не слезут, — пообещал Марк.
Мы пропустили еще по одной за встречу, и я почувствовал качку, будто планета — это гигантский корабль, дрейфующий в открытом океане; и почему‑то сейчас я был уверен в том, что корабль рано или поздно обязательно налетит на айсберг. Затонуть не затонет — все-таки не «Титаник», — но жизнь изменится.
— Как ты полковничьи погоны получил? — спросил я.
— Мне мои охотничьи заслуги засчитали. Все-таки класс, как у охотника, у меня высокий. И он уже три года может быть переведен в военный табель. Так что, когда я пришел в «Крест и Молнию» и согласился подписать контракт, мне быстро все пересчитали и нашли местечко в твоей части. Я сюда был готов хоть солдатом. Все равно долго не задержимся, ан нет. Свободная полковничья должность.
— А как ты узнал, что я здесь?
— У меня среди служивых свои связи. Если будет надо, мне из-под земли кого хочешь достанут, надо только за нужные ниточки дернуть.
— Тот, кого ты заменил, сейчас лежит в храме с пулей в голове, — сообщил я с гордостью.
— И кто его так? — удивился Марк. — Мужик вроде дельный был.
— Ну, разумеется. Он оказался одним из Чистильщиков.
— А по виду не скажешь, — погрустнел Марк. — Когда драпать будем?
— Не знаю пока — куда… — признался я. — Тем более, сначала нужно дождаться прилета Ренаты. А так… очень хочется взглянуть на повстанцев.
— В смысле, пленных? — уточнил Марк.
— Нет, на ту сторону. Что-то мне кажется, что очень неестественное это положение. Война вся эта… Кому она выгодна? Земле? Совсем нет. Деньги тратятся. Опять же солдаты… Независимому Амберу? Тоже нет. Что выиграет Амбер, если он станет полностью независимым? Ничего, ровным счетом ничего. Власть Земли на Амбере формальна. Закорючка на бумаге. В местные разборки Земля не влезает. Полезные ископаемые закупать будет так же, как и сейчас. Война эта надуманная. И что-то подсказывает мне, что, если я смогу найти ответ на вопрос, зачем ведется эта война, я и узелок в своей памяти развяжу.
— Мудро, — одобрил Марк. — Значит, тебе нужно к повстанцам?
Крысобой задумался.
— А что, это реально… Есть мыслишка. Теперь ее подчистить надо и с командованием перетереть. Если пройдет, то я тебе сообщу, — пообещал он.
С Крысобоем мы просидели всю ночь. Уговорили бутылку виски. Отыскали и прикончили вторую. В шесть утра я заковылял к храму, надеясь поспать до утренней службы. Но сделать мне это было не суждено.
Через пару часов меня разбудил звонок, оповестивший, что у дверей храма стоят люди и желают со мной встретиться. Метнув в голограммную фигуру монаха дворецкого ботинок, я выбрался из постели и чуть не упал. В голову будто залили свинца. Наспех одевшись, я доплелся до входной двери и отпер храм.
— Вы капеллан Ларс Русс? — поинтересовался седовласый мужчина в форме военного прокурора.
— Вроде, — неуверенно отозвался я.
— Разрешите пройти? — поинтересовался прокурор.
— А я могу отказаться? — лукаво спросил я.
— Не советую.
— Тогда прошу.
Посторонившись, я пропустил прокурора внутрь. Конечно, он не был прокурором. В лучшем случае какой-нибудь помощник, но для так удобнее называть.
Я проводил его в свою скромную келью. Предоставил кресло, а сам отправился к холодильнику за пивом. Пить с утра — это было не в моих правилах. Но когда твоя голова напоминает грозовую кузню, тут уже не до правил. Выцедив в два захода бутылку «Амберского Золотого пива», я, посвежев, вернулся к прокурору, который все еще озирался по сторонам.
— Для капеллана у вас нескромные запросы, — заметил он.
— Не у меня, — я отрицательно мотнул указательным пальцем. — У предшественника. Эту комнатку я только третий день занимаю.
— Тогда позвольте, приступим сразу к делу.
Прокурор разложил на моем столе старомодный инфор, подсоединил его к храмовой розетке и загрузил программную оболочку.
— Мне нужно задать вам несколько вопросов относительно ночного нападения.
— Какие могут быть вопросы? — возмутился я, чувствуя, что придется возвращаться к холодильнику за второй бутылкой пива. — Меня пытались убить. Я защищался. Что тут неясного?
— Не волнуйтесь, господин Русс. Вам нечего волноваться. Вас никто не обвиняет, — пообещал прокурор.
— Кто волнуется?.. Я само спокойствие.
Я развалился на диванчике, словно на приеме у полкового психоаналитика, и закрыл глаза.
— Кто мог подослать к вам убийц? — задал прокурор первый вопрос.
— Откуда мне знать? — огрызнулся я. — Извините, забыл у них спросить. Но как-то не до этого было, знаете…
Прокурор пропустил мимо ушей мое ехидство.
— Вам известно, что убийцы были из Клана Смерти?
— Уже сообщили.
— Кто?
— Капитан Орлов, — честно признался я.
Ведь и так, гад, все разнюхает. Не от меня, так от Орлова. А почему я испытываю такое беспокойство, точно меня обвиняют?..
— Вы знаете, что капитан Орлов сегодня ночью самовольно покинул расположение части?
Вот это новость. Я чуть с дивана не подскочил.
— Дезертировал, что ли?
— В дезертиры он будет объявлен по истечении двенадцати часов со времени обнаружения его отсутствия. То есть осталось десять часов.
— Зачем ему это понадобилось? — удивился я.
— Нам стало известно, что капитан Орлов входит в Клан Смерти. Он Чистильщик. И руководил операцией по вашему уничтожению.
Вот это поворот событий! А я еще ночью удивлялся, как Чистильщики в храм проникли. Даже перед тем как к Марку пойти, замки осмотрел. Следов взлома не обнаружил. Наверно, Орлов изготовил для них слепки с ключей. Пока я расхаживал по храму, он раз сто мог свободно воспользоваться ключами.
Но почему он сам меня не прикончил? Ведь столько раз мог.
И тут нашелся ответ. Он видел, как я убил Розова. Он понял, на что я способен, и решил грести жар чужими руками. Картинка складывалась.
— Так вы точно не знаете, кто желает видеть вас мертвым? — поинтересовался прокурор, надеясь услышать в свете новой информации изменения в показаниях.
— Нет. Не догадываюсь.
Допрос длился еще минут сорок, и все вопросы крутились вокруг одного: известны ли мне заказчики? Утомившись, он продемонстрировал на дисплее текст всего разговора. Когда я убедился, что в тексте не содержится никакой отсебятины, поставил на экране цифровым стержнем подпись.
Прокурор ушел, а я, прикончив вторую бутылку пива, побрел на службу.
Второй тип составляют люди… — те, что действительно получают удовольствие от управляемого разрушения и хаоса. Их едва ли можно назвать садистами — разве только в том смысле, что каждый настоящий художник садист, поскольку проявляет большой интерес к страданиям.
Джеймс Блиш. Черная пасха
Началась рутина.
Службы, завтраки, обеды и ужины в столовой за одним столом с Крысобоем. Остальное время Марк пропадал в штабе. Говорильня артиллерии за горизонтом.
Медленно протекали дни.
Улетучилась неделя.
Рената появилась спустя десять суток после приезда Марка. Меня никто не оповестил. С легкой сумочкой на плече она пришла ко мне в храм и поднялась в служебные покои. Я как раз смотрел телевизор, когда она вошла в кабинет.
Увидев ее, я вскочил, словно ужаленный в задницу, и бросился навстречу. Сердце яростно заколотилось в груди. Я обнял ее и подхватил на руки. Сумочка упала на пол. Я стал целовать Ренату и шептать ей что-то маловразумительное. Она отвечала мне тем же. И плакала. Эта железная женщина плакала. Неужели варвары механмэны что-то сотворили с ней в заточении? Я лично каждого оскоплю. Работка, конечно, тяжелая и муторная, но справлюсь.
Через полчаса, когда первая волна эйфории от встречи улеглась, хотя я все еще плотоядно смотрел на Ренату, она сообщила:
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Весь внимание, — заинтригованно пробормотал я, повторно раздевая ее глазами.
Одеться, как положено, мы так и не успели.
— Я приставлена к тебе следить, — сообщила Рената, пряча от меня глаза.
— За кем? — не понял я.
Когда мужчина желает женщину, мыслительные процессы приостанавливаются.
— За тобой?
— Кем приставлена?
Наверное, со стороны я выглядел идиотом, но эта новость для меня стала полной неожиданностью.
— Гоевином, — завершила признание Музыкантская.
— Что значит Гоевином? Зачем Гоевином? — ничего не понимал я.
Услышанное не укладывалось в голове.
— Как давно?
— Изначально.
— И переспала ты со мной тоже из-за слежки?
— Нет. По любви.
— Уяснил, — пробормотал я, поднимаясь.
— Сидеть.
Рената властно опрокинула меня назад в кресло:
— Ни капли ты не уяснил. — Она села рядом со мной. — Меня наняли, чтобы я подставилась тебе на Фаргале, дала себя захватить, затем вошла в доверие и помогла исполнить задание — уничтожить Гоевина.
— Значит, тебе изначально было известно, что охота — фикция?
— Ничего я не знала… Для меня это было таким же сюрпризом, как и для тебя. Со мной договаривался не Гоевин, а другой человек. Назвался Пьером. Я и не знала, что он на Гоевина вкалывает. Так что вела вас по-настоящему, во всю силу. И убила Гоевина, хотя это в мои функции не входило.
— Деньжаток подзаработать удумала? — ехидно осведомился я.
— Откуда я знала, что это шоу⁈ — возмутилась Рената.
— А тебе Пьер сообщил при найме на работу?..
— Ничего он мне не сообщал. Я думала, что это реальный заказ, — разозлилась Рената.
— Допустим, — кротко согласился я.
— Ничего не допустим. Так оно и было.
— Значит, ты метила на гонорар за выполненный заказ, — конкретизировал я. Музыкантская не отрицала.
— А с чего ты решила, что на Гоевина работаешь? — уточнил я.
— Он мне сам сообщил, когда мы из Города Ангелов в Лондон летели. Ты помнишь. Я задержалась и летела следующим рейсом.
Я кивнул.
— Рейс опоздал. Но он не опаздывал. Его просто задержали, чтобы все было достоверно. Тогда Пьер представил меня Гоевину, и выяснилось, что я должна на него работать.
— Должна, — усмехнулся я.
Рената не обратила на мое ехидство внимания.
— Гоевин сказал, что в мои функции входит слежка за тобой. Плюс к этому мне было поручено уговорить тебя и Крысобоя участвовать в следующем шоу.
— Зачем? — заинтересовался я.
— Мне это неизвестно, — честно ответила Рената. — Но, судя по тому, как он это говорил, я поняла, что для него это чрезвычайно важно.
— Любопытно, зачем я ему так потребовался? — пробормотал я. — А Гвинплей Плант и Илла Сливович тоже агенты Гоевина?
— Нет. Они сами по себе, — отрезала Рената. — Я должна была охранять тебя и повсюду сопровождать во время шоу…
— Ты отдалась мне по велению Гоевина? — требовательно вопросил я.
— Брось молоть вздор, Русс, — с укоризной произнесла Музыкантская. — Я отдалась по велению сердца.
— Зачем я потребовался Гоевину в шоу? Он что, нажиться на мне решил? — задался я вопросом.
— Не думаю. Это шоу должно было стать последним.
— Почему? Ничего не понимаю. Зачем ему это все потребовалось?
— Ты это у Себастьяна спроси, — посоветовала Рената. — Он меня в свои планы посвятить забыл.
— Ага. Обязательно спрошу, — согласился я, твердо решив, что непременно это сделаю.
— Но шоу не состоялось. Меня похитили.
— Ты теперь еще скажи, что и похищение было подстроено.
— Нет. Похитили натурально. Арабы какие-то, но доставили они груз к Пьеру. Кстати… — Рената кокетливо улыбнулась и продолжила: — Мне понравилось, как ты меня пытался отбить. Я оценила.
Я театрально наклонил голову.
— Пьер — это тот самый, что меня к Гоевину вербовал. Пьер. Фамилия же у него — Абдула. Он из механмэнов. Меня похитили, чтобы завладеть тобой. Гоевин об этой акции ничего не знал. Если бы узнал, не думаю, что ему бы это понравилось. Пьер похитил меня для «первоземельцев». Себастьяну ничего не было известно о его участии в моем похищении…
— Себастьян. Как нежно.
— Вовсе не нежно, — обиделась Рената. — По обрывкам фраз, я поняла, что ты какой-то супер солдат с измененным ДНК, и поэтому нужен им.
— Есть такая тема, — утвердительно кивнул я.
— Потом ты отказался платить.
Рената грустно улыбнулась.
— Оплатой являлся я сам. Они намеревались настрогать с меня армию клонов. Тогда кранты Земле и неправоверным вместе взятым.
Чего это я оправдываюсь?..
— Я тебя не виню, — едва слышно возразила Рената.
— Еще бы ты меня винила, — усмехнулся я. — Сама на Гоевина работала, а…
— Я собиралась разорвать контракт и во всем тебе признаться.
— Когда ты это решила? — с недоверием осведомился я.
— После ужина в «Золотой ОрДе».
— Надо же, как мне повезло, — съехидничал я. — И что, тебя отпустили для чистосердечного признания?
— Почти. В один день охрана потеряла бдительность, я сумела выпутаться из веревок и…
— Что-то слабо в эту сказку верится.
Рената не обратила внимания на мои слова.
— Веревки старые были. Меня содержали на каком-то заброшенном складе. Сначала было много охранников, даже если бы мне удалось освободиться, без оружия я бы далеко не ушла. Затем охрана исчезла, и я сбежала.
— Очень на ловушку похоже, — задумчиво отозвался я. — А не привела ли ты за собой хвост, подруга?
— Был хвост. Я его почувствовала сразу же. Я думаю, меня выпустили, чтобы на моей спине к тебе и выйти. Потому я с Крысобоем не встретилась. Он настаивал, чтобы мы немедленно к тебе летели.
— Как ты вышла на Крысобоя? — подозрительно спросил я.
— Мы с ним давно знакомы, — загадочно ухмыльнулась Рената. — Я думала, что тебе это известно. У меня есть его секретный сетевой адрес. Я оставила ему сообщение с номером телефона. Он перезвонил.
Подозрительность отступила.
— Хвосты я поотрубала. Их четыре оказалось. Потом вылетела на Луну, а с Луны должна была отправиться на амберском корабле, но на него я опоздала, добиралась на другом и попала на другую планету.
— Какую? — спросил я.
— Сарракш, — отмахнулась Музыкантская. — Но это не важно. На Сарракше я проделала ту же операцию и оттуда прилетела на Амбер.
— Откуда деньги на перелеты?
— Гоевинский гонорар.
— Ты уверена, что больше хвостов не было?
— Никаких хвостов, — твердо ответила Рената. — Я решила тебе сразу во всем признаться, когда вновь увижу. Я относилась к этому как к работе, пока ты не стал мне близок.
Отлично. В конце концов, я не ханжа. Девочка следила за мной, потом влюбилась. Ничего страшного. Осуждать не буду. Главное, разорвала контракт и во всем призналась. Самое важное из того, что я услышал: Гоевин во мне почему-то заинтересован.
Но раздумывать над этим я не стал, оставил все размышления на потом. Я привлек к себе Ренату, потянулся к ее губам, а мои руки уже привычно скользили по ее пиджаку, расстегивая пуговицы…
… Марк заявился в храм к вечеру.
Рената спала на диване в моем кабинете, а я читал вечернюю молитву для прихожан, которых нынче было негусто.
Крысобой отстоял до конца службы. Когда весь народ высыпал из храма, Марк приблизился ко мне и положил тяжелую руку на плечо:
— Говоришь, тебе к повстанцам нужно?
— Да надо бы, — подтвердил я, гася свечи.
— Есть идея. Пошли. Обсудим.
Мы поднялись ко мне в кабинет. Крысобой, увидев на диванчике Ренату, укрытую пледом, присвистнул и спросил:
— Когда?
— Утром приехала.
— Значит, все-таки сумела уйти от преследования…
Рассказывать ему о работе Музыкантской на Гоевина я не намеревался. От Крысобоя у меня не было секретов, но в новости Ренаты ничего принципиально нового и важного я не усмотрел.
— Ты что-то говорил об идее? — напомнил я Марку. Но он пропустил напоминание мимо ушей.
— Сегодня поступило сообщение, что капитана Орлова задержали при попытке захвата транспортного средства. Он в городке Перт, на побережье, попытался завладеть флаером и уйти через океан к повстанцам.
— И что? — заинтересовался я.
— Угрохали бедолагу. Насмерть.
Крысобой рухнул в мое кресло, откинулся на спинку и протяжно зевнул.
— Будешь сигару? — предложил я, доставая коробку с «Амберскими Черными», приобретенными два дня назад.
— Не откажусь.
Марк взял сигару, откусил кончик, сплюнул его в пепельницу и прикурил. Втянув едкий сигарный дым, он закашлялся и чуть не выронил сигару изо рта.
— Ядрена! — одобрил он.
— Ясен корень! — согласился я.
— Слушай, что это у тебя за дурацкая присказка?..
— Не нравится?
Крысобой поморщился.
— Мне тоже не нравится. Но тема есть тема. Для конспирации. Присказка дело нехитрое, но хорошо запоминается. А я создаю этой присказкой образ человека, сосланного за шалости и поневоле принявшего святой чин… образ капеллана далеко не святого характера.
Я взял себе сигару.
— Так что ты мне мозги не полоскай. Лучше идею свою изложи, — потребовал я, выпуская изо рта клубы белого дыма.
— Теперь я могу ее рассказать, хотя идейка‑то родилась у меня в самый первый вечер, когда мы с тобой начирикались, но ее сперва нужно было через верх провести, чтобы начальство одобрило. Теперь все готово. Завтра с утра начнем приводить план в действие. А пока обсудим. Тебе, конечно, эта тема не внове будет.
Я усмехнулся. Уже интересно.
Рената заворочалась, но не проснулась.
— Правда, теперь план придется подкорректировать. С учетом нового персонажа.
Марк покосился на Музыкантскую.
— Я пробил через руководство операцию «Позывной: Русс!»
— Это они так назвали?..
— Нет, это мое название. Не перебивай! — раздраженно воскликнул Марк. — Ты хочешь все до конца услышать или нет⁈
Я примирительно развел руками.
— Суть в том, что теперь уже трое человек проникают на территорию повстанцев с развед-миссией. У меня есть даже перечень вопросов, которые мы должны прояснить, но на них мы можем сразу положить брусок потяжелее. Легенда придумана, на мой взгляд, убедительная. Мы представители Межгалактической Торговой Палаты…
— А такая есть? — поинтересовался я.
— Удивительный ты человек. Разумеется, есть. Только, конечно же, Галактику она не объединяет, а действует только в рамках Земного пояса. Она ведет торговлю с негуманами, потому так и называется. Мы представлены как высокопоставленные чиновники Палаты. Ты теперь с женой поедешь?..
Марк вновь скосился на Ренату.
— Наша задача: заключить контракт с повстанцами на лииит — горючка такая, нужна очень Палате. Они попытаются выбить контракты по поставке продовольствия и оружия. Мы обсудим вопрос и подпишем контракт. Может, не сразу…
— Торговая Палата поставляет оружие повстанцам? — переспросил я.
— Поставляла. Вот уже полгода, как все поставки прекращены.
— Почему?
— Не сошлись в цене, наверное, — пожал Марк плечами. — Это мы еще выясним.
— Почему Земля не перекроет торговлю Палаты с повстанцами?
— Под Землей ты имеешь в виду Правительство?
Я подтвердил догадку Марка кивком.
— Тогда ты много чего не понимаешь. Правительство и возглавляет Палату… нет… неправильно… не Правительство, а госчиновники с отчетом перед Правительством Земли.
— То есть, если я правильно понимаю, повстанцев кормит Правительство, оно же снабжает их оружием и ведет с ними войну. Идиотизм!.. — подвел я итог. — Почему бы не перекрыть все каналы, установить блокаду, и все кончится. Война кончится.
— Если бы кто-нибудь хотел конца войны на Амбере, то именно так бы и поступили, — тихо произнес Марк.
— Ты хочешь сказать, что Правительству Земли эта война выгодна? — догадался я.
— Безумно выгодна, Охренительно выгодна, — потряс сигарой в воздухе Крысобой.
— Но это же помойка! — изумился я. — Вселенская помойка.
— Ты прав, — подтвердил он. — Но не в этом суть. Мы проникнем к повстанцам. Будем работать от имени Палаты. С ними уже заключен договор.
— Зачем тогда вообще нужна какая-то развед-операция, если и так все известно? — перебил я Крысобоя.
— Это тебе известно, мне известно, солдатам, может, известно, политикам, а обывателям на Земле и в колониях ничего не известно. Это имитация… В общем, проведем переговоры. За это время, я надеюсь, ты примешь решение, что делать дальше. Хотя, если честно, все, что связано с тобой, напоминает блуждание слепого кота. Тыркаешься в темной комнате, пытаешься на ощупь дверь найти, а найти никак не можешь. Русс, а может, в двери порожек высокий, и ты уже раз десять тыркался в нужную сторону? Ты не допускал такой возможности?
Я задумался. Через три затяжки произнес:
— В одном я уверен, Марк, все пути ведут на Амбер.
На скользкой дороге так же опасно отступать назад, как и продвигаться вперед.
Л. Бенабен
Две недели мы трудились над разработкой плана в деталях. Изучали карты, как географические. Я увидел очертания материков Амбера. Они напоминали две Америки, расположенные перпендикулярно друг другу, и расплывчатую Австралию, протянувшуюся по низу карты. Так и карты городов, которые нам, возможно, предстояло посетить. Мы проработали высадку на территорию повстанцев. Предлагалось много вариантов, но самым безопасным я посчитал заход через космос. Капеллан Русса с женой и полковник Крысобоя отправятся в отпуск на одну из курортных планет. К примеру, на Сарракш. Но вместо этого посетят одну из основных баз Торговой Палаты и вернутся на Амбер. Только уже на территорию повстанцев, в фирменном корабле Палаты с гербом, флагами и штатом сотрудников. Такая рокировка мне понравилась. Вряд ли у повстанцев есть сеть шпионов на других планетах. Все-таки они изолированы и все сношения с внешним миром ведут через Торговую Палату, но, как говорят на Земле, береженого и Бог бережет. Решив с высадкой, мы углубились в просмотр карты космодрома и близлежащих территорий, стали изучать снимки резиденции президента Свободного Амбера Игоря Шутова и Дома Правительства (их сделали со спутника). Затем в ход пошли фотографии всех руководящих шишек сопротивления: первых замов, вторых замов, министров, торговых представителей.
Две недели я прокачивал через себя всю эту уйму ненужной мне информации. По окончании операции ей самое место на дне мусорного ведра. Но кто знает, что может пригодиться на месте? Все две недели я исправно проводил службы, выслушивал исповеди и отпускал грехи. О чем только солдаты не исповедовались! Здесь было все: и неуставные отношения, и мужеложество, прости Господи, и банальное воровство на кухне, и мародерство на поле боя.
К концу второй недели поступил приказ о передислокации части в район Скелоских полей, где с равным успехом, как с одной, так и с другой стороны, продолжались бои. Пехотинцы повстанцев занимали поля, затем отступали под натиском превосходящих сил регулярной армии Земли, чтобы через день вновь перейти в контрнаступление и в очередной раз занять злосчастный островок зелени, которую уже давно вытоптали и взрыли артиллерией.
Я должен был последовать вместе с частью к Скелоским полям и разбить там походный храм, чтобы иметь возможность помогать солдатам, не отходя от их рабочего места. Но поездка к Скелоским полям, за пару тысяч километров от нынешней дислокации части, никак не вписывалась в наш план.
За день до отправки я получил приказ от министра обороны Амбера о предоставлении мне отпуска. Такой же приказ получил Марк. И мы принялись паковать вещи. Укладывать‑то, в принципе, и нечего было. Я до сих пор не обзавелся вещами, чтобы иметь возможность их упаковывать. У меня был лишь маленький чемоданчик, с которым я прибыл на планету. Вот и все пожитки.
В тот день, когда вся часть погрузилась на скоростные флаеры и вылетела к Скелоским полям, я с Ренатой и Марком забрался в потрепанный автобус. Автобус чихнул черным вонючим дымом и вынырнул с территории части.
Уже на Сарракше, где мы провели три дня, купаясь и загорая под диким южным солнцем, я узнал из телеэфира, что флаеры 8‑й части 17‑го звездно-десантного полка «Крест и Молния» погибли прямо в воздухе. Так и не успев произвести высадку. Флаеры сожгли повстанцы — лазерными пушками. Никто не уцелел.
В тот день я напился.
В флаере мог сидеть я, и мое хваленое чувство опасности не смогло бы спасти меня и ребят, с которыми я успел сродниться, выслушивая их смешные и страшные грехи. Я, пусть и короткое время, был их духовным наставником, даже для того глоттта — моего первого исповеданного. Он тоже погиб. Глоттт служил при полковнике Хрымове ординарцем и полетел вместе с ним, чтобы найти свою смерть над Скелоскими полями.
Я принимал смерть ребят на себя. Почему-то чувствовал в себе вину за их гибель. И за всю эту никчемную денежную войну на Амбере. Я не мог понять, в чем моя вина. Политики развязали бойню, чтобы разбогатеть; они и по сей день собирают обильный денежный урожай после каждой кровавой жатвы. Я то тут с какого бока? Но я чувствовал, что есть и моя вина. И не только за Амбер, но и за Всемирную Библиотеку, за террористов, за непрекращающиеся протесты и путчи, как на Земле, так и в колониях, даже за «первоземельцев», будь они неладны.
В чем моя вина? Что я, Христос, что ли, чтобы принимать на себя вину за все людские грехи?
Нет, не Христос. Однозначно.
Только Христос абстрактно грехи взял, а я во всем этом, хоть и косвенно, но был повинен. Это я знал точно.
Я спичка, поджегшая стог сена, запаливший весь мир.
Представительство Торговой Палаты в Системе Млечного Листа размещалось на гигантской космической станции с искусственной гравитацией. Эта станция вращалась вокруг планеты Эльдорадо, где располагались самые крупные в человеческом поясе заводы по сборке флаеров и малых космических ботов, предназначенных для путешественников, любящих бороздить космические просторы в одиночестве.
Мы пришвартовались к восьмому шлюзу станции в ночное время. Огни в жилых секторах станции были потушены. Только опознавательные знаки, швартовочные фонари и маяки лавирования создавали ощущение габаритов станции, вычерчивая ее фигуру. Рабочий корабль Торговой Палаты присосался к стыковочным разъемам, похожим на гигантский рот, и открыл шлюзы. Прибывшие перетекли с корабля на станцию. Отъезжающие погрузились в корабль. Шлюзы задраились. Створки станции закрылись. Корабль отвалился от разъемов станции, как перезрелое яблоко от черенка.
— Добро пожаловать в Торговую Палату, господа! — приветствовал нас мужчина с искусственными глазами, облаченный в мантию Магистра — представителя.
Мантии Торговой Палаты я научился различать после краткого курса, который преподал мне Марк.
Крысобой преклонил голову в знак приветствия, но Магистр этого не увидел. Он повернулся к нам спиной и проследовал прямо по узкому и тесному коридору. Он вывел нас к лифтам. Вызванная кабина явилась мгновенно. Нажатие кнопки, и тут же раскрылись двери.
Мы вошли внутрь.
В кабине было неуютно, точно в тесном гробу. Я, конечно, в гробу еще не был, но догадываюсь, что если он тесен, то комфорта в нем мало.
И тут пол подо мной провалился. Лифт резко пошел вниз. Аж дух захватило. Я посмотрел на Марка. Тот не смел шелохнуться. Вряд ли можно было обвинить Крысобоя в трусости, но, похоже, и он боялся. Слишком высокую скорость набрала кабина.
Музыкантская улыбалась.
Магистр, стоявший у панели управления, нажал кнопку. Не знаю, зачем он это сделал, но мне тут же захотелось свернуть его морщинистую шею. Садист. Пол, стены и потолок над нами в мгновение растаяли. Ногами я чувствовал, что пол никуда не делся. Он находился подо мной. Стоило протянуть руку, и я натыкался на стену. Но ни пол, ни стены я не видел, как, впрочем, никто из нашей компании.
Сумасшедшая картина.
Сумасшедшие чувства.
Мы неслись сквозь железное чрево корабля. Сменялись палубы. Узкие и широкие, где мог бы разместиться флагманский линкор космофлота Земли. Бродили люди. Носились роботы и колесные автомобили. Они передвигались по территории станции в согласии с расписанием и правилами движения. Так объяснил нам Магистр. А мы все продолжали падать. И падали мы вполне самостоятельно. Без кабины. У меня возникло ощущение, что я самоубийца, который выбросился с верхнего этажа станции, а теперь размышляет в полете о бытие и тщетности всех потуг человека познать непознаваемое. Я тряхнул головой, отгоняя бредовые мысли.
Прозрачная кабина миновала огромный зал. Метров сто в вышину. Зал был заполнен космоботами, малыми торговыми кораблями, катерами и крейсерами, внутри каждого, точно в матрешке, сотни штурмовиков и еще больше скаутов‑разведчиков.
Пролетев зал, мы миновали толстую переборку между двумя этажами станции, и кабина замедлила ход.
Мы прибыли.
Двери кабины раскрылись, и мы вышли.
— Вам будут предоставлены покои для изучения документов и отдыха, — вышагивая по коридору, заговорил Магистр. — Совет Директоров Торговой Палаты не счел нужным собраться, чтобы увидеть вас и разговаривать с вами. Тех документов, которые вам предоставлены, вполне достаточно, чтобы исполнить те функции, которые возложены на вас Советом Директоров Торговой Палаты.
— Когда корабль на Амбер? — поинтересовался Крысобой.
— Тогда, когда вы будете готовы и будете в совершенстве владеть информацией, которая вам нужна, чтобы выполнить ваши функции на территории Независимого Амбера, — невозмутимо ответил Магистр.
И тут меня черт дернул. С таким же невозмутимым видом, как у Магистра, я спросил:
— Скажите, Себастьян Гоевин сейчас на станции?
Крысобой уставился на меня как на идиота. Рената недовольно покосилась, и взгляд ее был очень похож на взгляд Марка.
— Господин Гоевин не находится на станции, — отозвался Магистр.
Я почувствовал острое разочарование. Моя интуиция подвела меня… Но такого просто не могло случиться.
— Как и остальные члены Совета Директоров Торговой Палаты, господин Гоевин проводит совещания по выделенному каналу, а также участвует в объединенных совещаниях, — добавил Магистр.
Я угадал. Моя интуиция никогда меня не подводит. Я ощутил прилив радости, будто вытянул счастливый лотерейный билет.
Когда Магистр впустил нас в апартаменты и затворил за нами дверь, Крысобой и Рената накинулись на меня с вопросами:
— Откуда ты знал?!!
— Как догадался?!!
Я осмотрелся. Апартаменты нам и впрямь предоставили роскошные. Четыре комнаты, соединенные общим проходным коридором, точно жемчужины на нити. Все двери распахнуты. Три отдельные спальни и общая гостиная, в которой стоял обеденный стол с пультом ТЭФ‑заказа и стол, заваленный документами. Как я понял, их нам предстояло изучить. Три дивана. Несколько кресел. Мягкий свет.
Я упал в кресло и зажмурил глаза. Перелет с Сарракша оставил неприятные впечатления. То ли капитан корабля из новичков, то ли штурман пьяный, что практически невозможно, если только он не надрался прямо на борту.
— Успокойтесь, без нервов. Я просто догадался.
— Как это догадался? — возмутился Крысобой. — Ты что у нас, Нострадамус? Или пифия какая-нибудь?
— Считай, интуиция, — устало предложил я.
То, что Гоевин был членом Совета Директоров Торговой Палаты, ни о чем не говорило. Мало ли где у него есть еще акции. Не станешь же подозревать человека, владеющего акциями Всемирной Плотины, в том, что он затевает Великий Потоп.
— А твоей интуиции не кажется странным, что куда бы мы ни пошли, мы натыкаемся на Гоевина? — поинтересовалась Рената.
— Мы с ним только дважды столкнулись, — вяло отозвался я.
— Этого вполне достаточно, — заупрямилась Рената.
— Вы о чем⁈ — спросил недоумевающий Марк.
— Рената… — я решился рассказать все Крысобою, — в пустыне оказалась не случайно, когда мы виллу Гоевина штурмовали.
— Как не случайно?
Лицо Марка напоминало физиономию ребенка, который только что узнал, что Земля круглая.
— Она тогда работала на Гоевина. Правда, сама еще не знала, что на Гоевина. История путаная.
Я вкратце изложил всю ситуацию.
— Потом ее похитили. По приказу человека, который на Гоевина работал. Только он ее по собственной инициативе упер.
— То есть вы считаете, что в этом замешан Гоевин? — уточнил Крысобой.
— В чем в этом? — переспросил я. — Я считаю только то, что Гоевин знает, кто я такой, и, возможно, опасается, что я вспомню об этом. Ну, скажи… — я вскочил с кресла, — кто еще на Земле может владеть технологией таких точных и совершенных операций на мозг, на ту его часть, которая отвечает за память. Кто мог еще перекрыть мне информацию? И к кому я попал сразу же, лишь освободился от преследования спецслужб? Ответь мне на вопрос, почему заказ на Гоевина поступил именно в тот день, когда я пришел в офис охотников? Почему он решил запустить шоу с охотой на себя именно в это время? И, наконец, почему он не хотел нас отпускать с шоу? Что, мы стали жутко популярны? Нас требовали в новые серии? Мы стали звездами? Нет. Что-то я не видел толп поклонников? Скажи, как воспринял Гоевин информацию о моем побеге?
Я пристально вгляделся в лицо Крысобоя.
— Спокойно. Вернее, со спокойным лицом. Только глаза налились кровью. И такое ощущение, что он сейчас кого-нибудь зашибет.
— То, что Гоевин включен в состав Совета Директоров, в этом как раз ничего удивительного нет. Его компания самая крупная на Земле в сфере развлечений и виртуальных технологий. Как выясняется, и не только в этом. А вот его интерес ко мне? Это другой вопрос. Я думаю, Гоевин знает нечто такое, что может пролить свет на мое прошлое. Интуиция подсказывает мне, что все тропы ведут к Гоевину.
— Тогда зачем мы летим к повстанцам? — поинтересовался Крысобой.
— Чтобы никто не догадался, — съязвила Рената.
— Я чувствую, что у повстанцев я смогу раздобыть еще одну деталь головоломки. Я должен обязательно посетить эту часть Амбера. Амбер дорог мне. Я не удивлюсь, если родом я буду с Амбера.
Я не мог высказать словами свои ощущения и догадки, но думаю, что Крысобой и Рената поняли меня. Больше вопросов они не задавали.
На изучение документов и сопутствующих материалов ушло двадцать четыре часа. Мы не только ознакомились с сутью своего задания, но попутно изучили историю Торговой Палаты и историю отношений с Независимым Амбером. После чего завалились спать и отсутствовали в реальности часов пятнадцать.
Я пробудился первым и обнаружил в гостиной пластиковые пакеты, помеченные логотипами «ЛР», «МК» и «РМ». Распаковав пакет с инициалами «ЛР», я расправил серебристую мантию торгового представителя, которая обычно плотно облегает фигуру человека. Также в пакете я нашел широкополую шляпу с гербом Торговой Палаты и два пистолета‑автомата «Штрих».
Я прошлепал в ванную комнату. Принял душ, растерся полотенцем, почистил зубы, а когда вернулся, в отряде проснувшихся прибавилось. Крысобой натягивал на себя серебристую мантию и ругался.
— Как все неудобно!!Кто им одежду моделировал? Одноглазый инвалид по разуму? Это же не надеть.
— А ты попробуй расстегнуть молнии, может, получится, — посоветовал я.
Крысобой последовал совету. Расстегнул молнии. Бесформенный сверток превратился в платье, после чего Марк влез в него, застегнулся, и мантия обтянула его со всех сторон.
— И мы должны это носить? — ехидно поинтересовался я.
— Обязательно. Иначе никто не поверит, что мы представители. Эта Торговая Палата, как рыцарский монашеский орден, имеет свой кодекс, свое обмундирование и свод правил. Строже, между прочим, чем в СБЗ или контрразведке.
— Так, может, мне тогда с Ренатой не мужа и жену, а шефа и секретаршу изобразить? — поделился я сомнениями.
— Это кто тут шеф, а кто секретарша? — возмутилась Рената, появляясь из комнаты.
— Зачем? — удивился Марк. — У Торговой Палаты обета безбрачия нет. Им это не нужно. Браки разрешены, но только между членами Торговой Палаты. Если ты член, то протолкни избранницу на работу в Торговую Палату и женись, сколько душе угодно.
Крысобой замолчал.
— Кстати, заметьте, что из Торговой Палаты никто никогда добровольно не уходит. Торговая Палата как семья. Она не выпускает из себя. Если в семье появился гнилой корень, его удаляют без вмешательства извне, — добавил Марк.
— Сурово! — сказал я и стал одеваться.
После легкого завтрака, я подсоединился к прямой линии связи с Магистром и объявил о нашей готовности. Мы настроились по-боевому и были готовы к испытаниям. Кто-то же должен был проверить, как мы усвоили материал, но, похоже, никому до этого не было дела. За нами пришли двое мужчин неопределенного возраста в костюмах Торговой Палаты и велели следовать за ними. Мы обменялись с Крысобоем недобрыми взглядами, но подчинились.
Проводники привели нас в шикарный холл, достойный служить тронной залой у какого-нибудь провинциального монарха. Там нас ждали. Магистр и двенадцать человек в форменных одеждах Торговой Палаты.
— Ваша команда, — указал Магистр на выстроившихся за его спиной сотрудников.
Поочередно нам представили каждого.
— Плюс к этому к вам будет прикреплен полный боевой состав малого корабля в количестве двадцати человек. Старт звездолета состоится через пятнадцать минут, так что следуйте за капитаном.
Магистр удалился, не бросив на нас и взгляда.
Капитан едва заметно поклонился и молча проследовал к лифтам. За ним шел экипаж. Мы замыкали процессию.
— Все как в секте, — шепотом поделился я впечатлением с Крысобоем.
— Хорошо, что для нас еще показательных выступлений не устроили с отрубанием рук, ног и ушей, — отозвался он.
Зеркало поворачивается снова и показывает, что человек, который, как я думал, страстно идет к своей цели, превратил свою страсть в привычку. Его привычки в высшей степени бессмысленны. В то время как те действия, которые я определил как бессмысленные, оказываются направленными к достижению демонической цели.
Сэмюель Дилени. Нова
Перелет с базы Торговой Палаты к Новому Амберу занял полтора часа. Во время пульсации мы не покидали своих мест на капитанской палубе. Ни с кем не разговаривали. Никто не пытался говорить с нами. Нас просто не замечали.
Когда корабль вышел на орбиту Амбера и стал заходить в атмосферу, снижаясь к континенту повстанцев, он был атакован двумя легкими штурмовиками Земной Федерации.
— Сопляки за штурвалом! — произнес капитан и выругался: — Ишамах рушмайзол!!
— Ты чего-нибудь понял? — спросил я Крысобоя. Тот покачал головой.
— Капитан сравнил пилотов штурмовиков с… как бы это помягче сказать… навозом ослов без мужского достоинства, — перевела с ехидной улыбкой на устах Рената.
— С какого это?.. — поинтересовался Марк.
— С илойского наречия.
Капитан нервно расхаживал по палубе, наблюдая, как приближаются штурмовики.
— Отправьте им опознавательные знаки Торговой Палаты, — приказал капитан.
— Уже исполнено, — отозвался один из операторов. — Но они игнорируют наши позывные.
— Шармуршах, что удумали эти идиоты?
— Поступает сигнал. Видео, — оповестил капитана другой оператор.
— Выведите изображение на экран, — потребовал командир звездолета.
Экран — трехметровый в высоту и десятиметровый в ширину (по моим скромным прикидкам) — залился светом, и из пустоты проступила кабина штурмовика и лицо пилота, затянутое стальной маской.
— Что происходит? — вопросил у безликого пилота капитан корабля.
— Вы входите на территорию мятежного континента. Вы будете атакованы.
— На каком основании? Мы имеем право торговли с Независимым Амбером. Это разрешение заверено Правительством Земли.
— Вы торгуете с врагом, — упрямо повторил пилот.
— Мы имеем право торговать с кем хотим и не будем отдавать отчет никому! — возмутился капитан.
— Тогда мы уничтожим вас, как только вы попытаетесь войти в атмосферу, — пригрозил пилот.
— Вы не имеете права! — грозно проревел капитан. — Торговая Палата независима и имеет право торговать с кем хочет! Вы будете отвечать…
— Не бойся, старик, ответим. А пока временно считайте нас невменяемыми!
Пилот рассмеялся капитану в лицо и отключился.
— Выведите изображение «вне» на экран. Включить силовое поле. Приготовить орудия к бою, — отдавал приказы капитан.
Экран вновь зажегся, но на этот раз показывал холодное черное поле космоса, истыканное белыми точками звезд. На корабль, как мухи на сладкое, заходили два штурмовика.
— Камикадзе! — оценил штурмовиков Крысобой. — Надоело им, что Земля не решается воевать до конца, вот и сходят с ума потихоньку. Думают, если сами пару торговых кораблей собьют, то война быстрее кончится. А потом под суд. Жертвенники.
— Идиоты! — дала свою оценку Рената.
Штурмовиков сбили на подходе импульсным потоком. Они вспыхнули и устремились к планете, сгорая в атмосфере.
— Отключить силовой щит. Приготовиться к посадке. Подготовить ноту протеста Правительству Земной Федерации. Сопроводите протест файлами с бортовой записью инцидента! — приказал капитан и облегченно погрузился в анатомическое кресло.
Вплоть до самого приземления полет прошел спокойно. Без приключений, скучно и обыденно. Никакого адреналина. Никакой романтики. Хотя пилоты вели корабль плавно и ровно, Ренату замутило. Она побледнела и стала шарить рукой по спинке кресла.
— Пакет находится на подлокотнике. Нажмите кнопку, — посоветовал капитан, даже не глянув в нашу сторону.
Рената справилась с механизмом, выхватила из тайного кармана сверток и уткнулась в него, точно в плечо любимого человека после непереносимой потери. Вскоре донеслись утробные малоприятные звуки.
Я отвернулся.
— Дайте панораму Амбера. Вид на материки, — потребовал капитан и покосился на меня. — Думаю, это вы еще не видели.
Я поблагодарил командира звездолета и уставился на экран. Открывшийся мне вид поражал воображение. Я мало путешествовал — на своей активной памяти могу припомнить только два дальних перелета, и оба в отрыве от иллюминаторов, поэтому наблюдал подобную панораму впервые.
Крысобой равнодушно скользнул взглядом по экрану и закрыл глаза. А я любовался.
В столице Независимого Амбера — Локки‑сити — на летном поле космодрома «Независимость» нас встречала правительственная делегация. Человек сорок с флагами и оркестром. Весь космодром заняли колесные автомобили. Почетных гостей и правительственные делегации было не принято принимать на воздушном транспорте. Так уже повелось. Это мне растолковал Крысобой.
Мы покинули корабль. Под звуки какого-то бравого и незнакомого марша. Первыми спустились четыре человека в штатском из боевой обоймы. Наши телохранители, которых я мечтал оставить на корабле… На этом настоял капитан (после пятнадцати минут препирательств он даже пригрозил, что в случае нашего отказа поднимет корабль на орбиту и не выпустит нас на поверхность Амбера). Потом сошли мы.
Я первым ступил на мятежный материк и заметил красное пятнышко, бликнувшее по глазам. Реакция спасла меня. Не мешкая, я рухнул на космобетон, увертываясь от пули, несущейся мне в голову. Позади меня раздался хрип. Я резко обернулся и обнаружил заваливающегося на космобетон Крысобоя с дыркой в груди. На мантию толчками выплескивалась кровь. Лицо Марка побледнело, он почувствовал приближающуюся смерть. Я ринулся к нему, улавливая в воздухе мерцание красной сетки прицеливания.
«Сейчас начнется», — мелькнула мысль.
Заухали далекие выстрелы. Пули заколотили в борт трапа, который прикрыл меня и Марка. Я зашарил глазами и наткнулся на Ренату. Она лежала за Марком. Судя по всему ее не зацепило.
Я ощупал рану друга. Пуля угодила в грудь, но, судя по тому, что он еще дышал и даже мог натужно улыбаться, сердце не задела. Его нужно было срочно госпитализировать. Я ничем не мог помочь Марку.
Душу затопила злость. На себя, что уклонился от пули, и тем самым подарил ее Крысобою, на правительство этих чертовых повстанцев, которое не смогло обеспечить должную безопасность, на шизанутых телохранителей, не заметивших убийцу, и, в конце концов, на стрелка. Я извлек из кобуры «Штрих» — в профессиональных кругах это оружие окрестили «Аргумент». Своим знаниям я уже не удивлялся. Запас удивления иссяк.
Осторожно выглянув из укрытия, я обнаружил, что стрельба не прекратилась. На летном поле царила паника, а хладнокровный убийца собирал ее плоды. Судя по тому, откуда неслись пули, снайпер прятался в одном из кораблей, стоящих на летном поле. От только что прибывшего звездолета Торговой Палаты убежище стрелка находилось, судя по всему, на изрядном расстоянии. Не каждый боец рискнет вести огонь. Но даже это не могло оправдать разгильдяйство повстанцев.
Черные точки на небе я заметил сразу. Штурмовики заходили на траекторию атаки. Два стремительных светящихся луча протянулись к одному из далеко стоящих звездолетов, и он разорвался с грохотом, разбрасывая осколки во все стороны.
— Повстанцы церем… ониться… не с… тали, — прошептал Крысобой.
Слова давались ему с трудом. Но в глазах читалась радость.
— Молчи, — потребовал я. — Тебе нельзя говорить.
Я не хотел потерять друга. Единственного друга.
Я выскочил из укрытия и заозирался.
На летном поле поселилась суматоха. Носились люди. Сновали багажные кары. Кто-то кричал. Кто-то стрелял в воздух. И тела, неподвижные тела, оставшиеся на космобетоне. От здания космовокзала к нашему кораблю неслись три флаера «скорой помощи». Один тут же нашел место и опустился на чистый участок космобетона. Два других зависли над телами. Раскрылись дверцы, и из висящих в воздухе машин стали выпрыгивать люди в белых халатах.
— Эй! — заорал я, размахивая руками. — Сюда! Скорее, раненый!
Откликнулись.
Два доктора устремились ко мне. Один из них сжимал в руках что-то, похожее очертаниями на сложенные вчетверо носилки. Другой нес чемоданчик, помеченный красным крестом.
Они подлетели ко мне и вознамерились уложить на землю. Я грубо оттолкнул их и указал на Крысобоя:
— Не меня! Его!
Марка бегло осмотрели. Вкололи что-то бесцветное и упаковали на развернутые носилки. Врач поколдовал над пультом управления. Носилки воспарили и самостоятельно поплыли к флаеру.
Из корабля Торговой Палаты выглянул капитан в сопровождении остатков боевой группы.
Рената, вскочив на ноги, накинулась на командира звездолета.
— Почему вы не открыли огонь⁈
— Не имел права! — холодно отчеканил он.
Врачи вернулись к флаеру. Из правительственного лимузина показались выжившие из встречающей делегации.
— Куда вы его повезли⁈ — проорал я врачам.
— В центральный госпиталь! Срочно нужно резать! — кровожадно оскалился один из врачей.
Кто этот человек, я так и не понял. Они не обернулись.
— Румат, следуйте с врачами в госпиталь. Контролируйте ситуацию. Докладывайте каждые десять минут состояние гостя, — приказал самый старый и самый представительный человек из делегации подвижному худощавому мужчине с бесцветной внешностью.
«Почему все чиновники бесцветны?» — мелькнула мысль.
Румат поспешил за врачами, которые забирались в флаер.
— Мы приносим свои извинения… — начал было расшаркиваться глава встречающей делегации.
— Да засунь ты свои извинения! — в сердцах ругнулся я, осматривая поле боя.
Все наши телохранители полегли возле корабля. Ни один не остался жив.
— Я вынужден буду доложить в Торговую Палату о произошедшем, — успокоившись, заявил я. — Думаю, Торговая Палата будет настаивать на собственном расследовании покушения на своих послов.
Если Крысобой умрет, я собственноручно передушу всю местную правящую верхушку, даже регулярные войска не спасут. Я устрою им Независимость.
От предложения проехать в резиденцию президента Независимого Амбера Игоря Шутова я наотрез отказался. Рената меня поддержала, закатив на летном поле скандал, равный по силе извержению вулкана Кроеро. Прореженной неведомым снайпером встречающей делегации пришлось смириться с нашими требованиями. А мы изъявили настойчивое желание отправиться в госпиталь, куда увезли Марка. И пусть кто-нибудь попробует меня остановить.
Перед нашим отъездом из звездолета Торговой Палаты появился капитан в сопровождении четырех телохранителей. Они озирались по сторонам, точно затравленные волки, чующие приближение охотников, и шарили дулами автоматов по периметру.
Капитан приблизился ко мне.
— Я сообщил обо всем случившемся в Торговую Палату. На Независимый Амбер наложены санкции. Торговая Палата объявила блокаду. И срочно отзывает все свои корабли, которые находятся на территории Независимого Амбера.
— Я не могу уехать, — ледяным тоном сказал я. — Здесь друг. Не могу его оставить.
— У меня приказ, — возразил капитан.
— Я не могу. Я же сказал. Я должен забрать Крысобоя, и…
Я не мог ему все объяснить. Не мог сформулировать, чтобы он понял.
— А я не могу ослушаться приказа, господин Русс, — заявил капитан.
— Откуда вам известно, как меня зовут? — удивился я.
— Торговая Палата знает ваше имя. Но Торговая Палата не зависит от Земной Федерации. Поэтому мы не делимся информацией и не выдаем разыскиваемых людей, — объяснил командир звездолета.
— Капитан, вы не могли бы подождать завер…
— Не могу. Приказ есть приказ, — отрезал капитан.
— Тогда идите вы к черту. Вместе со своим кораблем и Торговой Палатой, — в сердцах огрызнулся я.
— Я не вправе ослушаться приказа, но могу подождать вас на орбите двое суток. Через двое суток я вышлю за вами бот. Бот опустится на космодром в это же время спустя сорок восемь часов и прождет вас два часа. Извольте не опаздывать.
— Постараюсь не подвести, — пообещал я.
Он развернулся и поднялся на борт корабля.
Я поспешил к ожидавшему меня лимузину. Развалившаяся на диване Рената потягивала коктейль, поданный секретарем, приставленным к нам по приказу местного президента. Я захлопнул за собой дверцу. Лимузин тронулся с места и стал набирать скорость. Секретарь засуетился. Смазливый, чересчур сладенький мальчик. Не удивлюсь, если он еще и гомосексуалист. Стараясь угодить, он предлагал мне напитки из бара. Я же предпочитал только темное пиво и «Амберскую Золотую» сигару.
До госпиталя мы добрались за каких-то десять минут. На дорогах царили пробки. Колесный транспорт был в почете, как и воздушный. Я выглянул в окно и обнаружил, что небо заполонено скутерами, флаерами, спортингами.
Госпиталь стоял на окраине столицы. Локки‑сити — огромный город. И требовал большой больницы, но то, что я увидел, превосходило все мои ожидания. Огромное яйцеобразное здание, состоящее из отдельных ячеек, занимало пространство, соразмерное с целым маленьким городком на Земле, что-то типа Пушкина или Бартера на Омеге‑16.
Я что, был на Омеге‑16? Кажется, это закрытый город. Там создается что-то, связанное с планеторазрушающим оружием.
Лимузин подкатил к гигантскому яйцу, въехал на платформу, и мотор смолк. Тотчас платформа провалилась вниз, и мы оказались на парковочной площадке, протянувшейся под зданием госпиталя. Такого количества колесного транспорта я не видел за всю жизнь. Разнообразные марки — от устаревшей «Рено» до новомодного ретро «Мерседес‑Антилопа». Длинные ряды между которыми все-таки при должном усердии можно было найти пустую ячейку. Платформа протянула нас на свободную площадку и выгрузила, после чего возвратилась на поверхность.
Я открыл дверцу и выбрался наружу. Удушливый запах. Похоже, здесь, в подвальных помещениях, мало заботились о свежем воздухе. Я осмотрелся и присвистнул.
— И как мы попадем на первый этаж? До ближайшего лифта небось километров пять, — поделился я соображением с Ренатой и секретарем, который поглядывал на меня с подозрением.
Хлопнули передние дверцы, и из лимузина выбрался Главный, отвечавший за нашу делегацию; вслед за ним вылез его секретарь.
— Мы должны были поехать к президенту. Он ждет, — ворчал Главный.
— Подождет, — равнодушно отозвался я.
Я беспокоился за Марка. Я видел его рану. Она оставляла мало надежд. Пуля прошла очень близко от сердца. Крысобой потерял чересчур много крови. Я опасался, что он умрет. Точно ребенок, страшащийся смерти родителей, я не хотел его гибели. Он стал для меня другом. И я должен быть рядом.
Главный оплатил парковку кредиткой, помеченной изображениями правительственного штандарта и герба Независимого Амбера. Кредитку он погрузил в ребро бетонного блока, который я сперва принял за опорный столб. И только сейчас я сообразил, что, помимо кредито-приемника, квадратная колонна еще выполняла функции пульта управления. В стоимость парковки включалась доставка пассажиров на требуемые этажи.
— Надеюсь, палату Крысобоя охраняют? — осведомился я.
— Весь этаж под охраной, — ответил Главный.
За нами прибыла кабина, похожая на таксофлаер, только без опознавательных знаков. Кабина не опустилась на асфальт, а зависла над ним, приветливо распахнув дверцы. Мы зашли внутрь, и кабина понеслась вдоль бесконечно длинных рядов машин. Она доставила нас к лифтовому комплексу, где выпустила наружу.
Палата Крысобоя располагалась на двенадцатом этаже. Лифт домчал нас в две минуты. Возле лифта нас встретили два вооруженных автоматами солдата. Они преградили дорогу и потребовали предъявить документы. Главный показал им какие-то корочки, и они, казалось, тут же приуныли, но меня захотели обыскать. Я почувствовал прилив злости и выхватил из-за пояса «Аргумент».
«Аргумент» подействовал. Схватив солдата за грудки, я приставил дуло пистолета‑автомата к его голове и зашептал, выплевывая слова как пули:
— Я — неприкосновенное лицо!
Крысобой был где-то рядом. Он находился на грани между жизнью и смертью, а какие-то служаки встали у меня на пути. Я чувствовал, как плывет крыша и норовит ускользнуть в бессознательное, превращая меня в берсерка — воина, одержимого неистовством.
Второго солдата, направившего на меня дуло автомата, колотила нервная дрожь.
— Успокойтесь. Успокойтесь… — суетился где-то поблизости Главный.
— Я хочу, чтобы ты уяснил, что у меня есть два «Аргумента», пистолет и десяток боевых гранат, и все на мне. Я ходячий арсенал и разоружаться не намерен. Мой друг лежит там, и я к нему пройду. Ты меня пропустишь добровольно или я пройду через тебя.
Отшвырнув от себя солдатика, я убрал «Аргумент» и неспешно пошел по коридору, чувствуя, как автоматное дуло морозит мне затылок.
— Ты чего взбеленился? — поинтересовалась Рената, догнав меня.
— Где были эти солдатики, такие придирчивые, когда мы по трапу спускались? — зло спросил я.
Смягчившись, — в конце концов, Рената ни в чем не виновата, — я добавил:
— Нехорошее что-то ощущаю.
Чутье в который раз не подвело.
Возле палаты Марка сидели два солдата. Издалека казалось, будто они спали, сложив оружие на коленях и чуть опустив головы, но, приглядевшись, я обнаружил, что они не дышат. Бездвижные тела. Я убыстрил шаг. Склонившись к солдату, я коснулся шеи. Пульса не было. Выхватив «Аргумент», я оттолкнулся от противоположной стены и, высадив дверь, влетел в палату. Палата была пуста. В ней никого не было. Только тело, лежащее под простынями, и дырки от вошедших пуль. Простыни оказались пропитаны кровью.
— Суки! — взревел я.
Позади меня с «Аргументом» наготове в палату заглянула Рената.
Я сдернул простыню с тела. От души отлегло. Не Крысобой. Какой-то неизвестный, дряхлый, сморщенный, как гриб, мужичок.
Я коснулся рукой ран. Теплые.
— Убийца в здании.
Я выскочил в коридор, сбивая с ног Главного.
— Где Крысобой? — заорал я на поднимавшегося старика.
— В безопасности, — пропищал он.
— Где ваша хваленая охрана⁈ Кто пытается нас убить⁈ — засыпал я Главного вопросами.
От лифтов к нам спешили солдаты.
— Шум слышали⁈ — спросил я.
— Ничего.
— Олухи. Трех человек убили рядом с вами, а вы даже задницы оторвать не удосужились.
— Наш пост возле лифта…
— Показывай, где Крысобой.
Главный опомнился, выхватил у солдата рацию и стал передавать в эфир приказы:
— Перекройте все выходы. На двенадцатом этаже совершено убийство. Прочесать все этажи!
Сунув рацию в карман плаща, Главный направился в палату, взглянуть на труп. Мы с Ренатой последовали за ним. Миновав кровать (на нее он даже не взглянул), Главный подошел к окну. Что он делал возле окна, я не видел. Но через минуту он раскрыл дверцы шкафа, втиснутого между двух оконных проемов, зашел внутрь и жестом пригласил нас следовать за ним.
Мы послушались. Главный захлопнул створки изнутри, запер их на какой-то запор и дернул за вешалку.
— Все гениальное просто, — заявил Главный.
Шкаф медленно стал двигаться вниз.
— В палате вашего товарища неотлучно находится несколько человек. Убийцу поймают. Он не сможет уйти. Все перекрыто, — рассуждал Главный.
— Надеюсь, — буркнул я.
Шкаф остановился. Главный отпер дверцы, мы вышли в другую палату, похожую на ту, где было совершено преступление, только заполненную людьми. Два солдата сидели возле кровати. При виде Главного они вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Врач колдовал над аппаратом, от которого к Марку, улыбающемуся Марку, ползли провода.
— Порядок, шеф, — приветствовал меня Крысобой, памятуя о маскировке. — Меня уже подлатали. Говорят, денек проведу здесь, и полный ажур.
— Вы слышали наверху шум? — поинтересовался Главный.
— Никак, нет, — отрапортовали солдаты.
В кармане Главного запищала рация. Он вытащил ее, поднес к уху и молча выслушал сообщение.
— Выходы блокированы. Прочесывается территория. Парковка чиста, — проговорил он.
— Может, соизволите объяснить, что здесь творится? Кто пытается нас убить? — насел я на Главного.
— Я не обладаю такими полномочиями, — ответил Главный.
— А кто обладает?
— Думаю, президент.
— Тогда везите нас к нему. Только когда Крысобой будет готов к транспортировке. Мы его в этом гадюшнике не оставим, — заявил я. — И запомните, не знаю, как вас зовут, от нашего слова и весомости ваших объяснений зависит то, будет ли объявлена экономическая блокада вашему государству. Вы находитесь в очень шатком положении. Я решаю вашу судьбу. От моего слова зависит дальнейшая политика Торговой Палаты.
Главный меня понял.
— Одиночество… — повторил он. — Вы всегда уходили от меня, люди. Я всегда был лишним, назойливым и непонятным чудаком. И сейчас вы тоже уйдете. А я останусь один. Сегодня ночью я воскресну в четвертый раз, один, на мертвой планете, заваленной пеплом и снегом…
А. и Б. Стругацкие. Далекая радуга
Через четыре с половиной часа регенерация поврежденных тканей у Крысобоя закончилась, и он был готов к поездке. Главный дожидался нас в ресторане госпиталя, медленно опустошая винные запасы заведения. Главный мутным взглядом окинул нас и, погрозив указательным пальцем, нырнул лицом в тарелку с остывшим мясом.
— Он чего? — спросила Рената.
— Чувствует, — неясно ответил секретарь.
— Что чувствует? — не поняла Рената.
— Чувствует… — повторил секретарь и икнул. Похоже, к винцу они прикладывались поочередно:
— Снимут его теперь. Вместе со мной. На фиг. Снимут. И все. А может, и головы снимут?.. — мечтательно произнес секретарь.
— Сможешь доставить тело до машины? — спросил я.
— По… ик… пробуем.
Мы представляли странную процессию. Первым шел Крысобой, слегка сгорбившись и скривившись. Хоть рану и зарастили свежей тканью, она продолжала болеть. За Крысобоем шагал я. Рядом со мной Рената. А позади, пересчитывая углы и порожки, плелся секретарь, таща на спине Главного.
— Хоть бы носильщика вызвать, что ли… — протрезвевшим голосом заметил секретарь, пытаясь отдышаться.
Мы спустились на лифте в подземный паркинг, вызвали кабинку, которая доставила нас к автомобилю. Расположившись на мягких диванах лимузина (Главный заснул, развалившись впереди нас), я постучал в тонированное стекло, разделяющее пассажирский и водительский салоны. Стекло медленно опустилось.
— В президентский дворец. Да побыстрее, — приказал я.
Водитель скользнул пытливым глазом по храпящему Главному и спросил:
— Чего это он?
— Не твое дело, — резко ответил секретарь. Окно заросло черным стеклом.
— Дисциплинка, — буркнул секретарь. — Раньше такого не было. Когда мы были частью Земного государства, дисциплина была куда крепче, чем сейчас.
Я обменялся с Крысобоем удивленными взглядами.
До самого президентского дворца секретарь больше не произнес ни слова. Он сознавал, что и так наболтал больше, чем нужно. Но в его нынешнем незавидном положении капля крамолы не могла испортить практически приготовленное блюдо.
Возле президентского дворца нас остановил первый караул. Восемь боевых офицеров в штатском, вооруженных автоматами. Они потребовали предъявить документы, и наш водитель протянул им нечто, похожее на путевой лист. Нас пропустили. Открылись резные ворота, украшенные грифонами, василисками и драконами. Мы въехали на территорию дворца. По тенистой аллее, с двух сторон зажатой кипарисами и деревьями, похожими на гибрид ели и пальмы, мы приблизились к трехэтажному вычурному зданию с балконами, мраморной парадной лестницей и колоннами, подпирающими веранду. Атланты поддерживали балконы левого крыла. Кариатиды зазывно улыбались с правого. Эклектичное здание, в котором полностью отсутствовал какой-либо архитектурный вкус.
Автомобиль остановился перед лестницей. Дверца распахнулась. Я выбрался наружу. Крысобой и Рената последовали за мной. Секретарь и не проснувшийся Главный остались в машине. Но ни я, ни мои спутники не заметили их отсутствия.
Нас встречали.
Сухой и чертовски тощий человек в костюме со смешным лицом и огромными очками без дужек и две дамы в строгих одеяниях, не допускавших фривольных мыслей.
— Президент Шутов счастлив приветствовать в своей резиденции представителей Торговой Палаты, — сухо отчеканил Костюм.
Я лишь кивнул головой и поднялся по лестнице на веранду.
— Где президент? Я требую объяснений!
— Президент примет вас немедленно, — спокойно ответил Костюм.
— Веди.
Мы последовали за Костюмом. Длинными залами, широкими, точно гандбольные поля, и шикарно украшенными. Роскошь взирала на нас из каждого угла. Только это была вычурная роскошь, дикая. Такая роскошь достойна двора какого-нибудь негритянского царька на Земле, который считает необходимым обвешивать себя и приближенных золотыми цацками.
Возле роскошных до самого потолка дверей из красного дерева, украшенных мифологическими сценами с драконами, рыцарями и спасенными девицами, Костюм остановился и, показывая нам спину, произнес:
— Ждите здесь!
Он скрылся внутри.
— Важный, как индюк на вертеле, лорд Джудд ему в клюв, — выругался Крысобой.
Через минуту Костюм снова возник перед нами и пригласил внутрь.
Мы не заставили просить себя дважды.
Комната, в которую мы вступили, оказалась пуста. Только огромная, в длину всей стены, плазменная панель. И ни единой души. Костюмчик, едва мы вошли, выскользнул за дверь. Грохнул задвигаемый засов.
— Что-то я ничего не понимаю, — потряс головой Крысобой.
— Чего тут понимать, мы в ловушке, — пояснила Рената, озираясь по сторонам.
Похоже, она права, но уверен мы сумеем выбраться, только сейчас еще не время. К тому же оружие при нас. Местные секьюрити не посмели отобрать у нас «Аргументы», видимо, посчитав их частью обмундирования представителей Торговой Палаты. Никто не требовал разоружиться перед встречей с президентом. Оно и понятно, нас не к президенту вели, а в застенок.
В этом я ошибался.
Плазменная панель зажглась, выпуская изображение. Мужчина средних лет в строгом костюме с гербом Независимого Амбера на правом лацкане пиджака. Усталый взгляд. Буйная курчавая растительность на голове. Вулкан бороды, украшавший нижнюю часть лица. Но во всем облике человека проскальзывала какая-то неестественность, виртуальность.
Я удивленно уставился на человека, взиравшего на нас с экрана.
— Приветствую вас, господа! — преклонил голову экранный прсонаж.
«У него приятный голос», — отметил я. Ренате он, кажется, тоже понравился.
— Садитесь, пожалуйста, у нас будет интересный разговор, — предложил человек‑экран.
Куда садиться, на пол, что ли?
Я обернулся и обнаружил, что рядом со мной бесшумно возник кокон кресла. Такие же стояли рядом с моими спутниками. Мы воспользовались приглашением…
— Позвольте представиться, меня зовут Шутов. Игорь Шутов. Я президент Независимого Амбера. Рад приветствовать в вашем лице Торговую Палату и Себастьяна Гоевина.
Последние слова поразили меня. Я побледнел и, посмотрев на Крысобоя, убедился, что не один я такой. Только Рената сохраняла спокойствие, точно услышала фамилию незнакомого ей человека.
— Не могу сказать, что рад приветствовать Независимый Амбер. За сегодняшний день меня дважды пытались убить, и это не доставило мне удовольствия, — нарушил замешательство Крысобой.
— Приношу вам свои извинения, — холодным тоном произнес Шутов. — Но вы должны понять, в любом государстве есть люди, которые недовольны политикой, проводимой правительством. И они по-разному пытаются высказать свое недовольство.
— Мы понимаем это, господин президент, — учтиво произнес я. — Но только нам не ясно, куда смотрела охрана космодрома, и как удалось снайперу проскользнуть на корабль, откуда велся огонь.
— Вы правы, господа, — театрально упившись печалью, сказал Шутов. — Поверьте, виновные уже наказаны. Все, кто отвечал за вашу встречу, уже разжалованы, некоторые арестованы. На данный момент заведено восемь уголовных дел.
Значит, прав был Главный, что нализался на пару с секретарем, может, в последний раз.
— Торговая Палата требует разрешение на проведение собственного расследования, — громко проговорил я.
— Мы вынесем этот вопрос на обсуждение в Парламент, — пообещал президент.
— Что-то подсказывает мне, что решение вопроса все равно будет зависеть от вашего слова, — осторожно предположил я.
— Вы правы, — неожиданно согласился Шутов.
— Хочу вас предупредить, что Торговая Палата ввела экономическую блокаду для вашего континента, — заявил я.
— Я ожидал подобный шаг, когда меня известили о том, что делегация подверглась нападению, — спокойно отозвался президент. — Только и вы должны понять, что выступления радикалов связаны, в первую очередь, с тем, что я торгую с вами. С организацией, которая также поддерживает и нашего противника.
— Неужели кто-то готов обречь себя на голод, лишь бы до конца оставаться верным своим принципам? — удивился я.
— Как видите, такие люди есть. Только это не совсем точно. Радикалы считают, что мы в состоянии наладить производство продуктов сами, без участия Торговой Палаты. Так что, когда открыли огонь по вам, его открыли по Торговой Палате. В народе не все любят организацию, интересы которой вы представляете.
— Когда мы сможем получить ответ? — поинтересовался я.
— Через месяц, — ответил президент.
— Мы вернемся на наш корабль, пока не получим ответ, — твердо сказал я.
— Как вам будет угодно, — согласился президент.
Зачем я прилетел на Амбер?
Получил ли я ответы на вопросы, которые меня волновали?
Нет.
Я понял только то, что война, полыхавшая на планете, связана с Себастьяном Гоевином, он, в свою очередь, дружит с механменами, возглавляет Торговую Палату (не удивлюсь, если и в Правительстве Земной Федерации за ним числится кресло), и, плюс ко этому, ему зачем-то вздумалось меня опекать. Он что-то обо мне знает, в этом я был уверен на все сто процентов. А вот что конкретно ему известно, стоило спросить у него напрямик. Я узнал все, что хотел.
Зачем же нужно было делать крюк, чтобы вернуться на Амбер и встретиться с президентом повстанцев? Неужели я всю эту информацию не знал, находясь по другую сторону фронта?
Скрепя сердцем пришлось согласиться. Знал.
Я прилетел, чтобы удостовериться в том, что президент Шутов связан с Гоевином. Об этом ялшь смутно догадывался. Теперь, убедился: мои неясные предположения оказались правильными.
— Я знаю, кто вы, господин Русс! — внезапно сказал президент.
Я встрепенулся и непонимающим взглядом уставился на экранное изображение.
— Господин Русс, бросьте ломать комедию. Я все знаю, и я хочу сказать вам и господину Гоевину «да». Я готов.
Я чувствовал недоуменные взгляды Марка и Ренаты. Неожиданный поворот событий даст мне возможность заполучить новую информацию, которую я больше нигде раздобыть не смогу. Значит, нужно играть роль, чтобы у президента Шутова не возникало повода усомниться во мне.
— Господин Гоевин последнее время редко выходит со мной на связь напрямую, но я знал, что он пришлет ко мне парламентера, и я говорю «да». Независимый Амбер поддержит Гоевина, если тот поможет Независимому Амберу получить полную власть над планетой. Тогда весь Амбер войдет в состав Империи на условиях, которые Гоевину давно известны. Я готов разрешить посадку кораблей Корпорации и раскопки на территории Независимого Амбера. Так и передайте Гоевину.
— Почему Себастьян Гоевин должен вам верить? — осторожно спросил я.
— Потому что только я сумею ему помочь, — коварно заметил президент.
— Как отнесется к вашему решению население Независимого Амбера и правительство? — задал я скользкий вопрос.
Только бы не поскользнуться.
— Мне все равно. И вас не должно это волновать, — холодно заметил президент. — Весь материк в моей власти. Только в моей.
— Позвольте осведомиться, как вы добиваетесь такого беспрекословного подчинения? — спокойно вопросил Крысобой.
«Ну, куда ты лезешь, Марк?» — зашипел я в душе.
— Все очень просто, господа, — президент улыбнулся, словно поражался нашей глупости. — Меня не существует в реальности.
Вот так поворотик. Свихнувшийся президент. Как бы живыми добраться до космодрома.
— Как это не существует?.. — опешил Крысобой.
— Вы не понимаете? — искренне расстроился президент. — Тогда мне придется все рассказать вам по порядку. Только не забудьте, господа, передать в точности мои слова Себастьяну Гоевину. Он тоже должен это знать.
— Откуда вы знаете мое имя? — внезапно спросил я.
«А правда, откуда? Я никому его не называл? Марк и Рената тоже…»
— Это очень просто. Господин Гоевин предупреждал, что ко мне прибудет человек от его имени. Я узнаю его, если буду следить за новостями Земли. Тот, чье изображение будет транслироваться по всем информационным каналам, как портрет особо опасного разыскиваемого преступника, и есть посол, и имя его — Ларс Русс, — объяснил президент.
Все же я благодарен военным. Как хорошо, что армия никого из своих рядов не выдает полиции и спецслужбам, даже если ты самый опасный головорез всех времен и народов. Если ты служишь в армии, никто не узнает, где ты и кто ты. Но меня обуревали подозрения. Стало быть, Себастьян Гоевин знал изначально, что вокруг меня поднимется такой большой шум. Теперь я был твердо убежден, что Гоевину известно все мое прошлое, и, возможно, именно по его приказу мне усекли память.
— Я не способен контролировать мысли и действия радикалов… — продолжал рассказывать президент, — но я могу контролировать весь материк, потому что я неживой. Я давно умер. Относительно давно. Три года назад. Меня убили мои же соратники. Вернее, заговорщики, которые намеревались свергнуть меня и присоединить Независимый Амбер к Земле. Я был готов к этому. Я знал, что рано или поздно кто-то попытается это сделать. Людям надоело вечное состояние войны. Я приготовился к смерти, — президент зловеще улыбнулся. — Был риск, что ничего не получится. Пятьдесят на пятьдесят. Но я рискнул. Я все приготовил. В тот день, когда меня убили. Точнее, ранили. Изрешетили тело вместе с автомобилем. Я умер. Умер в муках, но я был подключен к инфору. В тот миг, когда умерло тело, мое сознание, мой мозг были скопированы в нфор, и я стал заключенным в цифровом пространстве, — президент рассмеялся.
— А как же это? — растерянно спросил Крысобой, указывая на изображение Шутова.
Президент расхохотался, всплеснув руками, точно престарелая актриса, всю жизнь игравшая во второсортных водевилях.
— Моя визуализация. Помогает в общении. Кстати, абсолютно исторически точное изображение меня при жизни.
— Вы остались жить, пусть и в виде электронной версии, но как же вы остались президентом? — растерянно спросил я.
— Я же сказал, что хорошо подготовился, господин Русс. Упоминал я об этом?
Я кивнул.
— Вот видите. Все компьютерные системы материка, равно как и домашние компьютеры находятся в моем подчинении. Хочу, отдам приказ, и артиллерия сметет материк врага. Хочу, отключу свет на всем материке.
— Но неужели никто не повернет пушки против вас? — изумился я.
— Вы удивляете меня, господин Русс. Давно пора знать, что артиллерия и бомбардировщики воздушного пространства переведены на компьютерное управление. Без участия людей, — насмешливо пояснил президент.
Я посмотрел на Крысобоя. Он подтвердил слова Шутова кивком головы.
— Как же вам удалось удержаться у власти. Ведь вас можно стереть из памяти машины. Можно отключить инфор. Можно взорвать его, — упорствовал я. — Неужели никому из вашего окружения это не пришло в голову?
— Приходило, — философски заметил президент. — Но я подстраховался. В тот момент, когда мой инфор будет выключен, или я буду удален из памяти, сгорит вся сеть материка. Все исчезнет. А что это значит?
Президент пытливо посмотрел на меня, но не дождался ответа.
— А это значит, что Независимый Амбер потеряет свою независимость. Земля тут же введет свои войска. И все, что было добыто в упорной борьбе, погибнет. Наши граждане не хотят этого, а мои бывшие соратники боятся. Так что я стал заложником независимости.
Президент расхохотался.
— Между прочим, мои горожане до сих пор не знают, что я мертв. Изредка я появляюсь на людях. Машу ручкой. Отвечаю на вопросы. Не я конечно, а мой клон. Я копирую в него резервную память и даю прогуляться. Я ощущаю все, что и он, но не покидаю своей камеры.
— А где размещается ваш инфор? — игриво поинтересовался я.
— Это государственная тайна. Только два человека знают ее. Агенты врага пробовали их пытать, чтобы узнать мое местоположение, но я контролирую все телеканалы, всех жучков. А жучки расположены везде. Все комнаты материка прослушиваются. Я всемогущ. После того как я вышел на связь с теми, кто пытал моих доверенных лиц, и показал им свое могущество, более никто не рисковал и не пытался добраться до меня.
— Если ты всемогущ, зачем тебе Гоевин? — полюбопытствовал я.
— Я всемогущ на одном материке. Я, разумеется, мог бы выйти и присоединить к себе и вторую часть насильно. Но, боюсь, тогда бы Земля просто уничтожила бы Амбер как планету. Мне же нужна безграничная власть над этой планетой. И Земля отдаст мне ее, при помощи Себастьяна Гоевина.
Президент помолчал и добавил:
— Больше не смею вас задерживать.
Экран потух.
Засов отодвинули, распахнулась дверь. Аудиенция закончена.
Тот, кто имеет союзников, уже не вполне независим.
Г. Трумэн
Костюмчик проводил нас до лимузина. Главный с секретарем куда-то исчезли, даже водитель оказался другой.
— А где прежний? — спросил Крысобой.
— Арестован, — коротко ответил шофер и в сердцах добавил: — Вот сука, изменником оказался. Он с федералами сотрудничал. Наши тайны сдавал. Кто бы подумал?.. Такое высокое положение, а туда же…
Водитель с горечью рассказал про Главного с секретарем. Их обвиняли в государственной измене.
Внезапно шофер замолк и больше не произнес ни слова. Мы забрались в автомобиль и откинулись на диваны.
— Куда поедем? — черное стекло сползло вниз и высунулся побледневший, сникший водитель.
— Электронный думает, что мы поедем на космодром, — стал размышлять я вслух. — Но за нами только через два дня прилетят. Так что как-то занять себя надо.
— Я когда-то был в этой части Амбера, — сообщил Марк.
Крысобой наклонился к водителю.
— Вези-ка ты нас, батенька, в «Звездоскоп ГО», — велел он.
Шофер кивнул и закрыл окно.
— Звездоскоп — это что? — поинтересовалась Рената.
— Одна из лучших гостиниц на всем Амбере, — ответил Марк и добавил: — Если мне не изменяет память…
«Звездоскоп ГО» — высоченное здание, этажей в сто, похожее на коралловый риф, вытянутый вверх. Вершину гостиницы украшала телескопная труба, нацеленная на звезды. Тысячи окон сверкали на солнце разноцветными стеклами. Зеленые, красные, фиолетовые, желтые, черные. Свет преломлялся в стеклах и падал на асфальт к подножию гостиницы, где скучал швейцар, облаченный в длинную до пят ливрею, похожую на военную шинель покроя двухсотлетней давности.
Лимузин затормозил перед парадным входом. Старик швейцар бросился открывать нам дверь. Я выпрыгнул на асфальт. Следом появился Крысобой. Последней Рената. Из лимузина выглянул водитель.
— Пока. Свободны, — высокомерно сказал Крысобой. — К восьми вечера. Без опозданий.
Марк возглавил процессию. Я шел позади него и ворчал:
— А ты уверен, что нам сюда? Может, лучше отдохнем где-нибудь в парке?
Он не удостоил меня ответом.
Швейцар услужливо открыл стеклянные двери и, поклонившись, пропустил нас.
Мы оказались в просторном холле, украшенным позолотой, коврами и зеркалами. Крысобой направился к стойке, переговорил с портье и вернулся к нам. Откуда-то из внутренних комнат вынырнула стайка ребят лет десяти в униформе коридорных, но, увидев, что вещей у нас нет, мальчишки опечалились и сгинули. Остался только один, которому выпала судьба проводить нас до номера. Он вертел в руке пластиковую карточку‑ключ.
У номера Марк избавился от мальчишки, сунув ему пару мятых кредиток.
Я упал на диван и зажмурился.
— Что-то я не понимаю, куда делись все встречающие? Мы вроде бы как правительственная делегация, а нас просто кинули? — возмутилась Рената.
— А наш Электронный всех расстрелял. Тем более он рассчитывал, что мы тут же уберемся с планеты, — пояснил Крысобой, направляясь к бару.
— Пиво есть?.. — спросил я.
— Все! Я в душ, — сказала Рената.
Вскоре из ванной донесся шум воды.
— Да тут никакого пива нет. Только вино и водка, — доложил Крысобой, наливая себе «Зеленой Водки» (так было написано на этикетке). Только почему эту водку назвали зеленой, я не знаю. Цвет вышеупомянутый напиток имел обыкновенный: водочный, прозрачный.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Крысобой, опрокидывая в горло стопку.
— О чем? — рассеянно уточнил я.
— О гоевинских планах? О том, что ты…
Я приложил палец к губам, запрещая говорить.
— Ты что, не помнишь, наш Электронный все слушает. Так что поосторожней, — предупредил я. — Все вопросы обсудим на борту бота. Там и выясним.
Я вздохнул, поднялся и предложил:
— Пошли в ресторан?..
Крысобой покачал головой, отнекиваясь.
— Тогда я один. Пива выпью.
Я вышел из номера и направился к лифту. Хотелось побыть одному. Я знал, что Марк откажется, а мне нужно было разобраться с мыслями, чтобы никто не мешал. Слишком много накопилось информации, которую стоило разложить по полочкам и попытаться вплести в общее полотно, — может, тогда и картинка получится.
Я понимал, что интуиция не обманула. Мне и раньше казалось, что все нити в руках Гоевина. Теперь я знал это абсолютно точно. Но благодаря Электронному человеку мне стало известно о каком-то заговоре, который возглавлял Себастьян Гоевин. Только что это за заговор, кто в него включен — этой информации у меня не было. Черные пятна на проявленной фотографии. Из-за них изображение остается бессмысленным — абстрактным. Лишь маленькое окошечко четко обрисовалось, и в этом окошечке мой портрет. Я чувствовал, что в заговоре мне отведена важная, если не сказать ведущая, роль.
Лифт остановился на первом этаже. Я покинул кабину, вышел в холл и направился к стойке, чтобы спросить портье, где у них ресторан, но на полпути запнулся и изменил траекторию, стараясь втянуть голову поглубже в туловище, точно страус в песок. Я увидел парочку, мнущуюся возле стойки. Судя по позам и суетливому поведению портье, они заказывали номер. Мужчина и женщина выглядели безобидно, и если бы я их не знал, то не воспринял бы всерьез. У стойки скучали, заполняя анкеты, Гвинплей Плант и Илла Сливович.
«Да что же это такое? — мысленно выругался я. — Где я ни появлюсь, тут же натыкаюсь на Гвинплея и эту дрянь?»
Я прошел к креслам в холле. Почти все диваны были заполнены, но пара свободных мест отыскалась. Я сел вполоборота к портье, чтобы контролировать ситуацию, нагреб в кармане мелочь и опустил ее в газетную стойку, возвышавшуюся рядом. Достав свежий выпуск «Амберских независимых новостей», я развернул газету и стал просматривать ее, продолжая следить за Плантом и Сливович.
Из служебной комнаты выскочили трое коридорных и ухватились за чемоданы. Только тут я заметил, что подле Планта стоят три увесистых чемодана из натуральной кожи. Что же они таскают с собой?
То что Плант и Сливович не погибли при обстреле космодрома в Федеральном Амбере, меня уже нисколько не удивляло. Как не удивляло ито, что Сливович выжила без воздуха на дне океана. Во втором случае явно не обошлось без помощи Гвинплея. Только он мог спасти ее и втащить в нашу капсулу, а потом вернуться: либо через ворота, которыми мы воспользовались, либо выплыв на поверхность. Я не знал, есть ли земные станции на планете, принадлежащей коллективному разуму растараш. Я не стал ломать над этим голову.
Коридорные подхватили чемоданы и засеменили к лифтам. За ними неспешно пошли Гвинплей и Илла, о чем-то переговариваясь и похохатывая. Они скрылись за колоннами.
Что нашла эта психопатка у заядлого ксенофоба? Почему она не покинула его, когда выбралась с территории растараш?
Я поднялся с дивана и, напустив на лицо выражение скуки и лени, неспешно приблизился к стойке.
Портье предупредительно посмотрел на меня и слащаво улыбнулся:
— Чем могу помочь, мистер?
— Вы не могли бы снять немного налички с кредитки? — бесцветным голосом спросил я, протягивая ему пластиковую карточку. — Кредиток пятьсот?
Мельком взглянув на карту, портье кивнул, упрятал ее куда‑то под стойку, поколдовал над клавиатурой и вскоре вернул мне карту и тоненькую пачку кредиток.
Я спрятал карточку в карман, разделил пачку денег на две части. Одну засунул туда же, что и карточку, другую положил на стойку и спросил безразличным тоном:
— А кто сейчас здесь стоял?
Бумажка с цифрой «10» поползла по стойке к портье, движимая моим пальцем.
— Нам вообще-то нельзя… — замялся служащий.
Вторая бумажка стала догонять товарку.
— Мистер и миссис Уорчер.
Кредитки исчезли со стойки.
— В каком номере они остановились?
Новые бумажки выползли на стойку.
— В тысяча восемьсот тринадцатом, — судорожно сглотнув, ответил портье.
— Этаж?
— Восемнадцатый, — выдавил из себя портье.
— Запасные ключи есть?
Еще двадцать кредиток оказались на стойке.
— Есть. — Портье подавился слюной и закашлялся, озираясь по сторонам. — Но они не у меня, — затараторил он. — Я не могу их достать. Они у директора в кабинете. Я не могу их забрать.
Оставив бумажки на стойке, я направился к лифту. Итак, тысяча восемьсот тринадцатый номер. Восемнадцатый этаж. Мы расположились на два этажа ниже. Поднимаясь по ступенькам, я задумался: может, зайти сначала в наш номер и взять с собой Крысобоя? Но потом решил, что не стоит терять время. Вдруг Илле и Гвинплею номер не понравится, и они соберутся съехать?
Хорошо, что я не разоружился в своей комнате. «Аргумент» оттягивал кобуру, спрятанную под пиджаком. Я ловил косые взгляды, но никто не осмелился подойти и высказать все, что думает обо мне, Земле и Торговой Палате.
Восемнадцатый этаж пустовал. Я прогулочным шагом двинулся по коридору, положив руку на рукоять «Аргумента».
Тысяча восемьсот пятый. Восемьсот девятый. Восемьсот двенадцатый. Восемьсот тринадцатый. Я на месте. Я, не раздумывая, осторожно постучал в дверь.
Послышались шаги.
— Кто там? — отозвался недовольный мужской голос. Определить, Гвинплей это или нет, я не смог.
— Обслуживание номеров, — стараясь придать голосу детскую наивность, ответил я.
— Что вам надо? — недовольство за дверью росло.
— Проверить работу центрального климатизатора, — буркнул я первое, что пришло на ум.
— Он работает, — не открывая дверь, ответил недовольный жилец.
— Работает. Работает, — заворчал я. — В этом я сам должен убедиться, а то сначала он работает, потом барахлит, а кто в этом виноват? Иванов. Сначала вы нас не пускаете в номер, потом начинаете катить бочку, что что-то не работает.
— Почему вы не проверили раньше? — возмутился хозяин номера.
— Времени не было. Вас тут сорок номеров на этаже. Не могу же я сам везде поспеть. Вот в тысяча восемьсот первом сегодня ТЭФ‑доставка полетела, пришлось настраивать. Весь день провозился.
Я поднял рубашку и бесшумно вытащил из кобуры «Аргумент».
— Ладно. Ладно. Открываю, — сдался недовольный.
Замок щелкнул. Дверь стала отворяться. Я решил не ждать, пока она откроется, ударил и влетел в прихожею. На полу передо мной растянулся… Гвинплей Плант в банном халате. Похоже, они со Сливович времени зря не теряли. Лишь коридорные за дверь, они в постель.
Я захлопнул дверь и хищно ухмыльнулся.
— Ну, вот мы и встретились, — зловеще процедил я.
— Я знал, что ты зайдешь, но не думал, что так… — потирая живот, сказал Гвинплей Плант и осторожно поднялся на ноги.
Выглядел он уравновешенным, но в глазах посверкивали злобные искорки.
— Интересно, как ты мог знать? — ехидно поинтересовался я.
— Потому что мы рано или поздно, но все равно бы столкнулись. Двум фигурам, подобным нам, на одной доске места мало. Будем задевать друг друга локтями.
Гвинплей усмехнулся.
— Пригласишь? — спросил я, кивая «Аргументом» в сторону номера.
— А?.. — Гвинплей рассеянно посмотрел на дверь, ведущую в номер. — Да, проходи, конечно. Мне с тобой делить нечего. Мы же союзники.
Я удивился, но промолчал.
Гвинплей спиной распахнул дверь и ввалился в комнату. Я бесшумно последовал за ним.
— Кто там? — прозвенел стервозный женский голос с дребезжащими нотками.
Этот голос я бы узнал, где угодно.
Обнаженная Илла Сливович лежала на огромной кровати поверх простыней. Одеяла сброшены в сторону. Глаза закрыты. Когда Гвинплей не ответил ей, Илла томно раскрыла глаза и уставилась на меня, как удав на кролика. Ее глаза медленно заполнились ненавистью, точно змеиным ядом.
— Ты? — выдохнула она.
Я направил на нее «Аргумент», и дуло малость поуспокоило ненависть.
— Я оденусь… А то как-то неуютно… — пробормотал Гвинплей и, не дожидаясь моего разрешения, наклонился над своей одеждой.
Я успел заметить движение. Увидел, как поднимается из разбросанных впопыхах модных тряпок дуло пистолета в поисках цели. Если бы Плант навел пушку на меня, я спустил бы курок. Но пистолет Планта остановился на Илле. Дважды хлопнул выстрел, и Сливович, успев охнуть, рухнула на кровать с простреленной головой.
— Вот теперь мы можем спокойно потолковать, — произнес Плант, бросая пистолет на пол к моим ногам.
Я отпихнул пистолет к стене, подальше от Гвинплея, и взглянул на неподвижное тело Иллы. Я, конечно, не был ее поклонником, да и кровь участников подводного шоу говорила за себя, но убивать ее я бы не стал. И поступок Гвинплея не одобрил.
— Зачем ты ее? — поинтересовался я.
— Все равно бы пришлось, — равнодушно ответил он. — Рано или поздно. Она и без тебя слишком много знала.
— Зачем ты тогда спас ее?
— Поразвлечься, — чистосердечно ответил Плант. — Поразвлечься — это одно. А когда в дело вмешивается бизнес, то тут уж не до развлечений.
Я опустился в кресло напротив Гвинплея и положил руку с «Аргументом» на колени.
— Одеться‑то можно?..
— У тебя там еще ствола не припасено? — ответил я вопросом на вопрос.
— Нет.
— Тогда можно, — великодушно разрешил я.
Гвинплей скинул халат, натянул штаны, пропустил руки в длинные рукава белоснежной рубашки и обулся в ботинки, отороченные мехом со смешными ушками, словно у пуделя.
— Давай теперь поговорим, — предложил Плант.
— Давай, — согласился я, хотя присутствие мертвой Иллы все-таки смущало.
— Что будем теперь делать. Со дня на день начнется дело. А ты, как я вижу… — Плант ехидно усмехнулся, — не в курсе всего происходящего?
Я промолчал.
— Хорошее дело, союзничек.
— Почему ты называешь меня союзником? — возмутился я.
— Мы с тобой с одного полка. А что, тебя смущает такой союзник?.. Ты не думай, союзники — они разные попадаются. Бывают союзники положительные, прямо розами пахнут, и героические поступки совершают на каждом шагу. Каждые пять секунд если не Галактику спасают, то планетку какую-нибудь, бывает, и захудалую. А бывают и другие союзники — разбойники, руки по локоть в крови, характер ужасный, да и состояние психическое оставляет желать лучшего. К тому же убийцы. Вот такие союзники бывают. А они тоже нужны. Это только в книжках для детей союзники все напрочь благородные, а в жизни у тебя в союзниках я. Или брезгуешь? — игриво спросил Гвинплей.
Я промолчал.
— Ты так до сих пор ничего и не вспомнил?.. Значит, что-то пошло не так. Придется тебя в известность поставить, хотя ты сам все должен был вспомнить. Тебе что-нибудь говорит Большой Заговор?
Я помотал головой, с интересом наблюдая за Плантом. Я чувствовал, что сейчас он сообщит нечто важное, что, может, и прольет свет на мое прошлое.
— Большой Заговор заключен между шестью высшими руководителями Правительства Земли. Имен называть не буду. Уж извини. Вдруг тебе кто новую программу запаял. Могу лишь сказать, что одно место в среде заговорщиков занимаешь ты. И еще твой опекун — Себастьян Гоевин. Я же, как тебе объяснить, наблюдатель от третьего участника заговора. План‑то Гоевин предложил гениальный, а исполнять его взялся ты, так как не хотели никого в заговор посвящать. Но мой хозяин…
— Уж не Леопольдом Груфманом его зовут? — перебил я Гвинплея.
— Именно так. А ты догадлив для того, кто ничего не помнит, — улыбнулся Плант. — Мой хозяин не очень‑то доверяет тебе и Гоевину. Тем более что что-то пошло не так. Ты должен был покрутиться, легенду обыграть. Народ взбаламутили, что сбежал совершенный солдат. Такой расклад. Тобой должны были заинтересоваться определенные круги, оппозиционные власти. И захотеть тебя заполучить. Здесь все удалось. Прошло как по маслу. А дальше Гоевин должен был подстроить твой визит в офис охотников. Он намеревался спрятать тебя в шоу. Так прошло первое шоу. Оно тут же было показано по кабельному телевидению. Необычайно высокий рейтинг. Только лицо твое экранное заменено, так что на лавры телезвезды можешь не рассчитывать. Второе шоу. Груфман настоял, чтобы я участвовал в шоу — это было справедливо. Гоевин согласился…
Я ничему не удивлялся. Я слушал молча. Я был готов к такому повороту событий.
— Ты должен был участвова…
— Почему ты напал на мозг туземцев? — перебил я. Плант осекся, настороженно посмотрел на меня и признался:
— Я дико ненавижу всю эту мерзость. Не сдержался. Как представил, что в логово плыву, тут же решился его уничтожить, пускай даже при этом погибну.
— Продолжай. По теме, — потребовал я.
— Ты должен был участвовать в третьем шоу. Этого времени хватило бы, чтобы совершить переворот, и власть полностью оказалась бы в наших руках.
— Зачем вам нужен переворот, если вы и так находитесь у власти? — не понял я.
— Вся шестерка находилась в высшем эшелоне власти, — подтвердил Гвинплей.
Значит, и я также один из верхушки. Интересно, какой пост я занимал. Ничего не помню.
— Однако власть у нас демократическая. При интерактивных выборах. Голосование по любому вопросу. Ужас. Нас и в высшие слои Галактики разумных не принимают только из-за этой мути. Никто из негуманов, мрази этой, не понимает, что такое демократия. Я, кстати, тоже.
— Что тоже? — передразнил я. — Мразь?
— Нет. Тоже не понимаю, — отмахнулся Плант. — Вон избрали пьянчужку на пост президента и довольны. Плебс и президент‑марионетка. Мы решили привести к власти императора. И Совет при императоре из пяти человек.
— Кто метил на роль императора? — с усмешкой поинтересовался я.
— Думаю, что вся шестерка. Этот вопрос никто пока не решил, — Гвинплей развел руками. — Ты должен был участвовать в третьем шоу, но про твое местоположение пронюхали. Не знаю уж как. И подготовили две акции. Если не первая, так вторая, — должны были выманить тебя из логова. Акция первая — похищение твоей телки. Но Гоевину удалось тебя уломать на шоу, да еще он подбил тебя предоставить ему право уладить все проблемы. Вторая акция вышибла из седла всех. Захват Библиотеки. Кто мог подумать, что исламисты положат такую уйму народа, чтобы заполучить тебя?..
— Им нужна моя ДНК, чтобы создать армию моих клонов, — пояснил я.
— Они поверили, что ты совершенный солдат? Я, конечно, не утверждаю, что это не так. Только на какую-то часть. Никакого проекта по созданию сверхчеловека не было. Это был единичный эксперимент над тобой. Он удался. Второй акцией им удалось тебя выманить. Хотелось бы знать, как они сумели отыскать твое логово?
— Среди приближенных Гоевина был один человек из механмэнов, — поделился я информацией.
— Груфман подозревал это. Поэтому все, кто сотрудничал с нами, проверялись.
— Видно, недостаточно, — заметил я.
— Возможно, — согласился Гвинплей. — Но хоть «первоземельцы» и старались тебя заполучить, им это не удалось. Они сами не догадываются, что не более чем марионетки. Ими управляют. Во главе «первоземельцев» стоит человек. Один из шестерки. Он баламутил воду со своей стороны. Гоевин со своей. Груфман с другого бока. А ты внутри системы. Ты — Вирус, Ларс Русс. Вирус, который должен сеять смуту в обществе. И тебе это удалось. Теперь настала пора вернуться. Все готово к перевороту. Что называется, все ждут тебя.
— Какое отношение имеет к заговору президент Шутов? — полюбопытствовал я.
— Это электронное чудище? — Гвинплей рассмеялся. — С ним был заключен договор. Все готовилось к перевороту на Амбере, а ему пообещали власть над всей планетой.
— Осталась последняя неясность: почему тебе доверяет Груфман, если ты не входишь в шестерку заговорщиков?
— Потому что я заинтересован в том, чтобы мой отец стал императором, — доверительно сообщил Гвинплей.
— Твой отец? — переспросил я.
— Да, мой отец. Леопольд Груфман, — подтвердил Плант. — Может, теперь ты уберешь пушку?
Я вернул «Аргумент» в кобуру.
— Когда ты намерен возвратиться? — спросил Плант.
— Я прибыл сюда на корабле Торговой Палаты. За нами прибудет шлюпка через два дня. Мы намеревались отдохнуть.
— Мы?
— Я и моя команда, — пояснил я. — Так что несколько дней мы вынуждены провести здесь.
— К черту. У меня свой корабль на космодроме. Он ждет команды на взлет. Я прилетел с этой… — Гвинплей кивнул в сторону бездыханного тела Сливович. — Немедленно загружаемся и летим.
— Я поднимусь в номер и предупрежу друзей, — согласился я.
— Встретимся в вестибюле гостиницы.
Я встал из кресла и, не оборачиваясь, покинул номер. Что-то мне не нравилась история, рассказанная Гвинплеем Плантом. Все вроде изложено складно и правдоподобно, но внутреннее чутье нашептывало, что правды в рассказе наберется от силы на треть. Хотя я нисколько не сомневался, что Гвинплей верит в свою версию. Заговор; мое в нем участие; руководство Гоевина; Леопольд Груфман и Плант — все сходится, но только что-то еще стояло за моим узелком в памяти. Что-то, что никак не хотело всплывать на поверхность. По указанию Гоевина и, может, с моего согласия мне сделали операцию. Значит, Гоевин в состоянии восполнить информационные пробелы. Так что пока мне с Плантом по пути. Осталось убедить в его союзничестве Крысобоя и Ренату.
Я вышел из лифта и направился к номеру.
Если же заговор в самом деле существует, какое место в нем я занимаю? Когда-то я его поддерживал, но после операции я изменился. Поддержать?.. В чем преимущество Империи перед демократией? Империя, как и единоличное правление, нужна тогда, когда государству приходится доказывать право на присутствие на мировой арене. Когда в мире образуется баланс сил, Империи перетекают в демократии. Ныне же, когда Землю не признают за равный разум, отказывают ей в достойном месте на Галактическом Совете, может, стоит усилиться? Тогда кто станет императором? Гоевин? Ему все равно, что произойдет с Землей. Он заботится только о прибыли и занимается политикой лишь тогда, когда ему это выгодно. Если же Себастьян заключит выгодные контракты с негуманами через ту же Торговую Палату, ему будет наплевать на дальнейшее продвижение Земли. Груфман? Та же ситуация. Как бы он с негуманами войну не развязал… Кто еще? Остальные кандидатуры я не знал. Кроме своей. Но в императоры мне лезть совсем не хотелось.
Мне никак не удавалось найти ответы на вопросы. Я чувствовал, что рано или поздно смогу во всем разобраться. Только, когда открою неизведанные уголки своей памяти, тогда и решу, какую сторону мне принять. Во всяком случае, Себастьяна Гоевина до власти я не допущу. Лучше убить его, чем возвести на престол…
Уговорить Крысобоя и Ренату не составило труда. Им уже надоело на Независимом Амбере. Они были готовы на все, лишь бы вырваться из этой дыры. Больше времени я потратил на объяснение ситуации, обрисовав все так, как мне рассказал Гвинплей Плант, и сопровождая его версию своими комментариями.
Когда я закончил, Крысобой спросил:
— И ты поддерживаешь идею императорства?
— Я еще не решил, Марк, — честно признался я. — Но что-то подсказывает мне, что заговор существует, но он вовсе не вокруг императорства крутится. В любом случае, я думаю, что мы должны наведаться к Гоевину и потребовать объяснений.
Марк согласился. Рената поддержала.
Собравшись в пять минут, мы покинули номер и спустились в вестибюль, где нас уже дожидался Гвинплей Плант. Он сидел на диване, положив ногу на ногу, и листал свежий газетный номер. Я уже просматривал его, когда следил за Плантом, и, что интересно, в газете не было ни слова про перестрелку в космопорте. Оплатив счет у стойки портье, я подошел к Планту. Крысобой и Рената окружили Гвинплея и в две минуты забросали его вопросами. Плант выглядел подавленным. Мое приближение вызвало у него улыбку, и он, вскочив, бросился мне навстречу.
— Я уже вызвал машину.
Крысобой пресек попытку побега:
— И что же ты эту суку спас?
— Задыхался человек. Я помог. Откуда я знал…
— Хватит! — оборвал я пререкания. — Такси готово?
— На улице, — доложил Гвинплей.
— Поехали. Мы и так задержались.
Я направился на улицу.
До космопорта мы добирались часа полтора. Дороги перекрыты. На каждом повороте пункт проверки индивидуальных карт.
— Ищут бандюков, — пояснил водитель. — Слыхали, в космопорте устроили побоище?.. Корабль Торговой Палаты обстреляли. Уродам этим руки поободрать надо. Добьются же, что Торговая Палата больше не будет возить к нам продукты. А что тогда?
Молодой пучеглазый шофер обернулся ко мне.
— Голод?..
Я закатил глаза, предпочитая промолчать. Не знал я, что ответить парню.
Водитель, не получив ответ, погрузился в себя и до самого космодрома не проронил ни слова. Выпустив нас на космобетон, шофер жадно ухватился за кредитки, которые я протянул ему и, убедившись, что сумма достаточная, захлопнул дверцу.
— Веди к своей колымаге, — потребовал я.
— Я вам открою корабль, а сам пойду оформлять документы, требуемые на взлет, — сообщил Гвинплей, когда мы приблизились к автобусу.
Гвинплей первым забрался в тесный салон и направился к водителю. Мы последовали за Плантом.
Рената тут же заняла место у окна. Крысобой сел у дверей. А я устроился на заднем сиденье автобуса. Так мы контролировали все входы и выходы из машины.
Гвинплей указал водителю куда ехать, и автобус, расчихавшись выхлопами, плавно тронулся.
Звездолет Планта напоминал блюдце с коралловыми наростами по бортам и на крыше. Маленькое судно. Размером с одноэтажный дом таможни, который стоял чуть в отдалении за пределами парковочных площадок.
Мы вылезли из автобуса. Гвинплей достал из кармана пульт управления и нажал кнопку. Из днища корабля к космобетону опустилась кабина с экраном идентификации. Гвинплей набрал на крохотных клавишах идентификационный код, прижал правую ладонь к экранчику, прикоснулся открытым глазом к окуляру сканера и сплюнул накопившуюся слюну в отверстие, похожее на зев стоматологической чаши. Мозг корабля вычленил из слюны ДНК, сравнил его с ДНК хозяина корабля, сопоставил сканированную сетчатку и отпечатки ладони с заложенными в память образцами. Дверцы кабины бесшумно распахнулись.
— Поднимайтесь наверх, — сказал Гвинплей. — Кто-нибудь сталкивался с управлением кораблем? Или вы все из категории пассажиров?
Он ухмыльнулся
— Разберусь, — хмуро пробурчал Крысобой.
— Введи в идентификационный реестр корабля образцы ДНК и все остальное, что необходимо, — проговорил Гвинплей. — Я поеду оформлять документы.
Плант вернулся в автобус, и тот бодро покатил к зданию космопорта.
— Как считаешь, он нас не подставит? — спросила Рената, провожая взглядом Гвинплея.
— Не думаю. — отозвался я. — Он дерьмо. Но это дерьмо на нашей стороне.
Я вошел за Ренатой в кабину. Дверцы закрылись, и звездолет втянул кабину в свое брюхо.
Внутри корабль походил на лабиринт. Узкие коридоры. Белые стены, обитые мягким пружинистым материалом. Крохотные каюты, рассчитанные на пять пассажиров. Рубка капитана с компьютерным терминалом; отсюда Гвинплей Плант управлял кораблем и прокладывал курс. Здесь же он спал и принимал пищу, которую готовил робо-повар. Гвинплей Плант, судя по состоянию жилого сектора звездолета, был человеком неаккуратным, типичным холостяком, которого не беспокоят крошки на полу и грязное белье, разбросанное по всей каюте.
Прошло два часа. На корабль вернулся Гвинплей Плант в сопровождении двух человек в форме таможенной службы. Таможенники, вооруженные терминалами, обошли весь корабль, потом оторвались от экранов, поставили подписи под таможенной декларацией и удалились.
Крысобой уступил кресло за инфором Планту, и Гвинплей отдал команду на старт.
— Придется Гоевину раскошелиться, — пробурчал Плант. — Каждую подпись под декларацией и разрешением на старт подпитывать кредитками — это слишком.
Мы не покинули каюты Гвинплея. Каждому нашлось местечко. Я и Марк заняли анатомические кресла. Рената пристегнулась ремнями к постели Планта и закрыла глаза. Старт мы не заметили, словно корабль остался на месте.
О том, что звездолет поднимается, сообщил Гвинплей, не отрывая глаз от дисплея.
Через пятнадцать минут корабль выбрался на орбиту.
— Сейчас должок один верну, — пробормотал Гвинплей, химича над клавишами инфора.
Настенные видеопанели зажглись, показывая панораму планеты. Панорама стала укрупняться, приближая к нам материк повстанцев, вернее одну его точек — резиденцию президента Шутова.
— Прими послание, — буркнул Гвинплей Плант, вдавливая клавишу «enter».
Он покосился на меня. В его глазах я прочитал ужас. Тут же он вернулся к клавиатуре. Его пальцы исполнили искусный танец и оторвались от клавиш. Гвинплей Плант откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.
— Успеваем! — сообщил он с радостной улыбкой на устах.
— Что ты сделал? — спросил я.
— Послал привет электронному президенту в виде маленькой Т‑вакуумной бомбы с индивидуальной настройкой. Попадет точно в цель. Через пятнадцать минут. А через пятнадцать минут десять секунд мы уходим в гиперпрыжок.
Пятнадцать минут мы провели в молчании. Крысобой листал электронную книгу. Рената дремала. А Гвинплей шевелил губами, закатив глаза. Я подумал, что он молится, но сквозь бесшумность изредка прорывались звуки, в которых я узнал знакомое мне стихотворение. Гвинплей, как молитву, твердил стихи. Я хотел повторить за ним, но отвлекся.
Наше молчание нарушила вспышка, затопившая видеопанели. Вспышка, которая уничтожила резиденцию вместе с президентом — цифровым Наполеоном.
Вспышка не успела погаснуть, а мы уже провалились в гиперпространство.
Солдат живет только затем, чтобы продлить свое существование еще на несколько дней или на несколько месяцев.
Джо Холдеман. 11 тезисов военнослужащего Холдемана
Корабль вынырнул из гиперпрыжка возле неизвестной мне звезды. Ее изображение заняло всю плоскость видеопанели. Огромный рыжий раскаленный шар, плюющийся пламенем в пустоту. Горящий космический гигант, порождающий желание достать огнетушитель.
Я заунывно зевнул, а Рената проснулась.
Гвинплей Плант суетился над пультом управления. Судя по его раскрасневшейся физиономии, что-то у нашего пилота не клеилось. Гвинплей оторвал руки от клавиатуры и запустил их в волосы. Волосы зашевелились.
— Что происходит? — спросил я.
Гвинплей не хотел отвечать. Я повторил вопрос с нажимом.
— Что-то сбилось. Мы выпали не в том месте, — пропыхтел Плант.
— Что значит не в том месте⁈ — взревел, вскакивая, Крысобой. — Ты куда нас, сволочь, затащил⁈
— Я тут ни при чем, — заголосил Гвинплей. — Сюда нас вывела автоматика. Я вообще ни сном ни духом…
— А кто будет сном и духом? — поинтересовалась Рената, доставая из кобуры «Аргумент».
— Ты своей игрушкой не тряси, — потребовал Плант. — Нервирует. Что могу, то сделаю. Сейчас навигатор определит, где мы очутились. И что помешало выйти на нормальный маршрут.
Гвинплей бросил короткий взгляд на дисплей и побледнел.
— Ну? — требовательно спросил я.
— Срочно надо сматываться. Срочно надо сматываться… — запричитал Плант. — Только я не знаю, куда мы попадем вновь.
— Говори! — прорычал Марк.
— Мы вышли в системе Жамуаши. Одна из самых мерзких негуманоидных рас. В этом цикле они возглавляют Галактический Совет. Мерзкая раса.
Гвинплея Планта пробила дрожь.
— Это опять твои ксенофобские заморочки или что-то серьезное? — спросил я, не придавая словам Планта серьезного значения.
— Вы когда-нибудь видели жамуаши? — полюбопытствовал Плант.
Ни я, ни Крысобой, ни Рената никогда в жизни не видели жамуаши, но признаваться в этом Планту не спешили.
— Эти твари очень похожи на пауков, скрещенных со скорпионами и еще какой-то дрянью.
Гвинплей, не отрывая взгляда от дисплея, а пальцы от клавиатуры, рассказывал нам о расе, которая внушала ему первобытный ужас, смешанный с отвращением.
— Но главное не в этом. Они контролируют всю свою звездную систему и расположили в ней что-то подобное паутине. Они ловят всех, кто залетает к ним на огонек. Что происходит дальше с этими несчастными, никто не знает, потому что ни один корабль, залетевший в эту богом проклятую дыру, не возвратился.
— Тогда давай‑ка смотаемся, пока не припекло, — нахмурившись, потребовал я.
И тут же почувствовал приближение чего-то таинственного и ужасного. Оно обволакивало нас со всех сторон. Оно заполняло все пространство системы. Оно было повсюду и нигде.
Я содрогнулся. Подскочил из кресла и, обогнув терминал, навис над плечом Планта.
— Чего копаешься⁈ — прорычал я. — Вывози!
— Не могу просчитать курс! — с дрожью в голосе и намеком на слезы произнес Плант.
— Что значит, не можешь? — взревел Крысобой. — Слышь, камикадзе, ты меня не зли. Говори по существу.
— Я подозреваю, что это подарок нашего электронного президента. Его последний привет, — поделился догадкой Гвинплей. — Мы ему бомбу. А он… В космодроме, когда я запрашивал разрешение на взлет, к нам в компьютер закачали вирус. Другого объяснения я не вижу. Вирус сбил систему навигации. Мы прыгнули в неизвестность. Хорошо хоть сюда вышли.
Тысячи ползущих цифр на экране инфора Планта ничего мне не говорили. Я вернулся в свое кресло. В досаде стиснув зубы, я взглянул на Ренату и оттаял.
— Так выводи нас из этой системы к чертям подальше. От вируса потом избавимся, — потребовал Крысобой.
— Не могу, — растерянно признался Гвинплей.
— Как это не можешь? — настал мой черед удивляться.
— Вирус съел навигационную систему. Мы уже не способны прыгнуть.
Новость потрясла. Попасть на ужин негуманам — не велико удовольствие. Я, конечно, сомневался, что они питаются залетными космолетчиками, как паук мухами, но быть пойманным не хотелось. Страх медленно запускал щупальца в душу, одновременно пытаясь поразить мозг.
— Тогда собери свою задницу в скафандр. Выходи в открытый космос. Забирайся в зад своей колымаге и выталкивай ее из этой системы от греха подальше, — на полном серьезе предложил Крысобой.
Гвинплей Плант не обратил внимания на замечание.
— Нужно переливать навигационную систему. В отрыве от основной. И надеяться, что вирус не успел пробуриться в самое ядро. Что он избирательный и только навигационную фишку ликвидировал, — бормотал Плант, лихорадочно извлекая из библиотеки нужные компакты.
— Сколько тебе потребуется времени? — спросил я.
— Час.
Гвинплей побледнел. Нижняя губа отвисла и стала подрагивать.
— За это время нас попытаются съесть, — резюмировал Марк.
— Не дадимся, — заявила Рената.
— Плант, у тебя есть на корабле какое-нибудь оружие? — деловито поинтересовался я.
— Два станковых бластера, крейсерской мощности, и, по-моему, еще две бомбочки остались.
— Это нам не понадобится, — отмахнулся я.
Гвинплей собрал перед собой на столе горку компактов и запустил программу уничтожения навигационной системы.
— Проводи нас в оружейную рубку, — потребовал я. — Марк, ты возьмешь одну пушку. Я вторую. Рената — находишься рядом с Плантом. Следишь.
Рената усмехнулась и плотоядно уставилась на Гвинплея.
— У тебя есть внутренняя связь? — осведомился я.
Плант подобрался к неказистому шкафчику в дальнем углу комнаты и вынул откуда-то из глубины четыре бусинки «сотканы» с ушными крепежами и микрофончиками дальнего уловления. Прикрепили по соткану. Гвинплей вышел в коридор. Мы последовали за ним. Первая оружейная рубка находилась в четвертом коридоре — ответвлении от основного ствола. Крысобой занял боевой пост. Моя рубка располагалась через два изгиба от Марка. Распрощавшись с Плантом и Музыкантской, я вошел в рубку, опустился в кокон кресла, расслабился и позволил креслу поглотить меня.
Я подключился к бластеру и экрану внешнего обзора. Передо мной раскинулся космос. Не черная пустота, а серая, словно подернутая молочным туманом. Я увидел, как собирается материя возле планеты‑ежа, находящейся от нас в четверти парсека. Среди сгустков материи, похожей на сметану, попавшую в невесомость, наблюдались икринки‑корабли.
«Жамуаши готовятся», — сообщил я и неожиданно почувствовал, что Крысобой находится во мне, а я в нем. Чтобы общаться с Марком, мне не нужен был соткан. Он пригодился для разговора с Ренатой и Плантом.
«Вижу их», — отозвался Марк внутри меня.
— Что они делают? — пропищал Гвинплей.
«Почему у него такой неприятный голос?» — подумал я, но мои мысли услышал Крысобой.
«У кастратов всегда голос писклявый», — заметил Марк.
Хорошо, что наши с Марком переговоры были не слышны Гвинплею.
— Как установка? — спросил я.
— Программа начала устанавливаться. Пошла загрузка систем привязок и определения. Расчетное время — сорок пять минут, — доложил Гвинплей. — Как дела у жамуаши?
— Развертывают какую-то материю, как дым, — доложил Крысобой.
— Это сеть, — определил Плант. — Далеко?
«Приблизительно, как от Солнца до Плутона», — прикинул я, пока оружейная система делала расчет расстояния, а потом, когда расчет был закончен, вслух доложил:
— Шестьдесят астрономических единиц.
«Дотянуться пока не можем», — отреагировал Крысобой.
— Может, успеем перелить, — бормотнул Плант и затих.
Разлитое в невесомости молоко с песчинками‑икринками стало приближаться. Оно медленно двигалось к нам, сокращая убойное расстояние. В разные стороны расплывались щупальца, обволакивая планеты и оставляя их позади.
— Сеть движется к нам, — озвучил увиденное Марк.
— Я не успеваю!.. — с паникой в голосе завопил Плант.
— Сеть можно уничтожить? — флегматично поинтересовался я, заранее предугадывая ответ.
— Откуда я знаю! Я что, спец по паукам⁈ — завопил Гвинплей.
— Рената, если этот сморчок начнет паниковать, пристрели его и закончи установку самостоятельно. И без него вернемся, — распорядился я.
— Будет сделано, Ларс! — радостно отрапортовала Рената.
Я представил, как она вытащила «Аргумент» и положила перед собой, и улыбнулся.
«Зададим им? А, Русс?» — вопросил Марк.
Мне бы его оптимизм.
«Попробуем», — осторожно отозвался я.
Сгустки тянулись, надвигались издалека. Тысячи отростков, которые распушивались в разные стороны, разрастались, превращаясь в молочную пелену, усеянную икринками.
«До точки попадания десять астрономических единиц», — сообщил Крысобой.
Я видел это и сам. Вызвал сетку прицела, и в пустоте космоса появилась паутинка, которая двигалась вслед моему зрению.
Я ждал.
Выжидал и Крысобой.
Я ощущал его напряжение, похожее на натянутые органные струны.
Сеть приближалась. Неумолимо наплывала, выстреливая вокруг себя сгустки материи, которые образовывали самостоятельные сети, затем вплетающиеся в общее полотно. Все пространство, куда дотягивался глаз, объяла белесая, колышущаяся, живая пелена.
Лоб покрылся испариной. Пот заливал веки и налипал на ресницы, но глаза были закрыты. Глаза человеческие. В то время как глаза корабля обозревали окружающее пространство.
Сеть пересекла точку поражения.
«С Богом, Русс», — обратился ко мне Крысобой.
«Удачи нам, Марк!»
Мы дали залп одновременно. Полыхнули жерла бластеров. Лазер спалил отростки сети, которые пересекли черту, но сеть, лишившаяся своей части, протянула новые отростки одновременно со всех сторон. Работы прибавилось. Жерла раскалились. Бластер выплевывал потоки лазера, сжигая сеть, но на место сгоревшего куска вставал новый, более массивный. Сеть сопротивлялась нам и, несмотря на все наши усилия, выигрывала. Клочок за клочком, километр за километром мы уступали пространство, заполняющееся сетью Жамуаши. Бой продолжался. Я посчитал время и обнаружил, что уже утекло полчаса. Полчаса мы сдерживали напор сети, уничтожая как ее ткань, так и ядра‑икринки, которые на деле оказывались индивидуальными коконами‑кораблями особей Жамуаши.
Сопротивление бесполезно. Сеть все равно поглотит нас. Я знал это. Сопротивление давало лишь возможность выиграть время, которое требовалось для переустановки программы. Я не соединялся с Плантом. Я отключился от связи. Не знаю уж, как это получилось. Я чувствовал только Крысобоя, который сражался подле меня.
Текли минуты. Сеть приближалась, поглощая миллионы километров. Мы методично уничтожали ее, но ничего не помогало. На место выбывшего из рядов врага вставали десять новых коконов‑кораблей.
Жерла наших бластеров лопнули, не выдержав бесперебойной часовой пальбы. Сначала мое. А через три минуты и Крысобоя.
«Ну что, Русс, похоже, все. Больше мы ничем помочь не можем», — мрачно изрек Крысобой.
Не сдерживаемая ничем, сеть ползла и ползла в нашу сторону, наращивая темп. Секунды, и она уже сократила расстояние с миллионов километров до нескольких тысяч. А через пару минут сеть окружила наш корабль со всех сторон и стала обволакивать, как куколку.
Я различал точки‑икринки, которые выросли до размеров восьмиметровых шаров‑ежей. Я чувствовал, что нам остались минуты до поглощения, и понимал, что ничего уже не сделать. Если бы жерла не взорвались, у нас остался бы шанс.
Сеть напряглась, готовясь к последнему шагу слияния.
И в этот миг корабль ушел в гиперпрыжок.
Меня ослепил невыносимо яркий свет, и я выпал из кресла, теряя сознание.
Я очнулся на полу. Голова трещала, словно ее пытались расколоть как полено колуном. Слезились и болели глаза, точно пытались закипеть. Я поднялся на ноги и осторожно, держась за стенки, выбрался в коридор, оставив позади бесполезную оружейную рубку. Строго по коридору, ориентируясь по памяти, я выбрался к комнате, где должен был находиться Марк, и заглянул внутрь. Перевернутый кокон управления и какой-то разваленный прибор на полу с растертыми в крошку чипами. Крысобоя в комнате не наблюдалось. Ушел раньше, чем я очнулся. Испытав легкое сожаление, я двинулся к покоям Гвинплея Планта.
Я не знаю, как я разобрался в хитросплетении коридоров, но, спустя десять минут блужданий, я добрался до капитанской рубки, откуда доносились шумные голоса.
— … мог бы предупредить… — недовольство в тоне Крысобоя.
— … может, еще и письменное предупреждение выслать? — ехидство в голосе Планта.
Я переступил порог покоев и рухнул в анатомическое кресло.
— У тебя выпить не найдется? — поинтересовался я.
Рената нависла надо мной и с тревогой и любопытством стала меня осматривать, точно у меня вырос шестой палец на руке или проклюнулся третий глаз во лбу.
— Ты что, не отключился? — с затаенным ужасом спросил Марк.
— Не отключился, — подтвердил я догадку Крысобоя.
— Ни хрена себе… — выдохнул изумление вкупе с восхищением Гвинплей.
— А ты что, отключился? — в свою очередь осведомился я у Марка.
— Как только стволы накрылись, я и вышел, — ответил Крысобой. — Я что — псих, за собственной смертью наблюдать?.. Лучше уж в неведении…
— А я остался смотреть. Значит, я тот самый псих, — устало произнес я.
— Понимаешь, Ларс, — с ехидной усмешкой сказал Гвинплей, — были, конечно, случаи, когда люди уходили в прыжок при внешнем подключении… Только те, кто оставался подключен к внешнему слою, после прыжка навсегда слепли. Никто не выдерживал. Я хорошо знаком с историей космогации, но ты первый человек на моей памяти, который остался зрячим после гиперпрыжка.
— Повезло, — флегматично заметил я.
— Ничего себе повезло, у тебя весь белок красный, — возмущенно отозвалась Рената. — Я настаиваю, чтобы ты поспал. Твои глаза пережили неимоверную нагрузку. Они должны отдохнуть.
— Некогда, — отмахнулся я. — Где мы?
— Возле Луны. Место регистрации Солнечная система, — ответил Гвинплей. — До Земли дойдем на маршевых двигателях.
— А дальше? Где искать Гоевина? — вопрос задал не я, а Марк. Опередил.
— В правительственном секторе. Индийский океан. Искусственный остров — Земля. Резиденция Гоевина одна из самых мощных на острове.
— И как мы туда проникнем? — с сарказмом спросил я.
— Я думаю, Себастьян будет рад тебя видеть и пропустит, — обнадежил Гвинплей.
— А дальше? Твой интерес какой?
— У нас есть опасения, что Гоевин пытается играть только на себя. Ты окажешься тем грузиком, который удержит его в рамках общего интереса, — признался Гвинплей.
— Отменно, — поддержал я Планта. — Я в розыске. Как бы нас не перехватили до гоевинской резиденции.
— Твою персону отозвали из розыска. Ты свободен. Я же говорил, что заговор вступил в окончательную фазу, — обрадовал меня Гвинплей.
— И что это за окончательная фаза?
— Отстранение Президента от должности. Роспуск Парламента. Перевыборы в Парламент. И восшествие на земной престол одного из нас. При поддержке всех силовых структур, которые уже давно настроены на монархию. Только тогда мы сможем утвердиться в Галактическом сообществе.
— Значит…
Но меня перебили.
— … Переворот медленно, поэтапно осуществляется, — закончил мою мысль Гвинплей. — Действия с нашей стороны такие. На маршевых двигателях мы спускаемся в атмосферу Земли. Я включаю тип‑оповещение на секретной частоте. Нас фиксируют наземные службы и проведут до космодрома на правительственном острове.
Нет человека, которому в жизненной лотерее доставались бы одни выигрыши.
Б. Прус
Все произошло в точности, как описал Гвинплей. Нас и вправду ждали. Остров неправильной овальной формы, застроенный городом и рядом редкие тропические деревья и кустарники, разрежающие холодный камень. Мы спустились, зависли над космодромом и медленно оплыли на космобетон. Резкий толчок, и звездолет замер. К нам устремились автомобили и флаеры.
Нас ждали. Гвинплей открыл шлюзы и первым вышел из корабля. То, что случилось дальше, мало походило на радужные описания Планта. Он не успел сделать и пару шагов по трапу, как из двух автобусов высыпали люди в камуфляже, вооруженные автоматами, и окружили наш корабль, взяв Гвинплея на прицел.
— Медленно поднимите руки и спускайтесь! — раздался металлический равнодушный голос из динамиков, возвышавшихся над автобусами.
— Что-то нам не рады, — заметил Крысобой, доставая «Аргумент».
— Думаешь, справимся? — с сомнением спросила Рената.
— И не с такими справлялись! — уверил я.
— Если бы наши стволы не взорвались… Одним бы залпом… — мечтательно сказал Крысобой.
Мы видели со спины, как Гвинплей поднял руки и слегка отступил вглубь корабля. Этот коротенький шажок не остался незамеченным.
— Не шевелиться! — проорал металлический голос.
Гвинплей резко подался назад. Затрещали автоматные трели. Я видел, как дернулось тело Планта, перед тем как он рванулся с простреливаемой площадки. Он упал на спину и зашипел от боли. Рана в животе, которую он старался зажать, обильно выделяла кровь.
Я нырнул к Гвинплею и втащил его в коридор.
Крысобой упал рядом со мной и осторожно высунулся в шлюз. Тут же защелкали пули по стальной обшивке корабля.
— Боятся идти вперед! — сообщил Марк.
Я расстегнул пряжку и стянул с пояса ремень с пятью гранатами. Разложив их перед собой, я кивнул Марку. Положив «Аргумент» на пол, я взял в руки первую гранату и тяжело вздохнул. Теперь ни одного лишнего движения. Одну за другой я отправил все пять гранат в открытый проем шлюза, предварительно выдрав чеку. Когда раздался первый взрыв, я подхватил «Аргумент» и бросился наружу.
На космобетоне царила паника. Первая граната угодила прямо в автобус с динамиком и, отскочив от него, взорвалась в гуще камуфлированных. Кровь, рваные куски тел разбросало метров на десять.
И тут появился я.
Один за другим рвались взрывы. А я, соскочив на космобетон, открыл шквальный огонь, уничтожая тех, кто зазевался. Другого выхода нет: либо я, либо меня. Укрывшись за трапом, я методично отстреливал солдат.
Меня поддержал Крысобой, также слетевший на космобетон, а сверху от шлюза прикрыла Рената.
Когда прозвучал последний выстрел, на пятачке перед нашим кораблем не осталось ни одного живого человека. Я выкатился из укрытия, поднялся на ноги и, что есть силы, припустил к трапу. Взбежав по ступенькам, я взял Гвинплея на руки и спустился вниз. Крысобой в это время подогнал к трапу легкий подвижный автофургон, высунулся из окна и ехидно спросил:
— Зачем падаль тащишь?
Гвинплей простонал что‑то невразумительное с моего плеча.
— Я не знаю, где искать Гоевина, а у него адрес.
Я забросил Планта на заднее сиденье, помог Ренате забраться и вернулся к кораблю, чтобы отобрать пару‑тройку автоматов у мертвых спецназовцев. Они им уже ни к чему, а нам могут и жизнь спасти.
— Жми! — крикнул я, заскакивая в ревущий фургон.
Крысобой вырулил на посадочную полосу и понесся к зданию космодрома — бетонной плоской коробке, похожей на распухший блин.
— Приготовьтесь. Нас там уже ждут, — предупредил Марк.
Ему виднее.
Я выщелкнул из «Аргумента» пустую обойму и, вставив полную, взглянул на Ренату. Она примостилась на другом конце сиденья. Между нами полулежал дрожащий, истекающий кровью Гвинплей. Рената, не обращая на меня и Планта внимания, высадила боковое окно со своей стороны и выставила дуло автомата наружу. Я сделал то же самое, потом оглянулся и спросил Гвинплея:
— Из космопорта куда ехать?
— Там… автостра… да будет. По ней. Много… домов. Все мимо. А потом, через два поворота… высокий такой… особняк.
— Марк, слышал? — крикнул я Крысобою. Он кивнул:
— Прорвемся.
— Почему нас попытались убить? — спросил я.
— Видно… что‑то пошло не так. Груфман не доверя… ет Гоевину и… попытался убить… тебя, а я… попал случайно… — едва слышно хрипел Гвинплей. Слова давались ему с трудом.
— Почему ты не сдался? — задал я последний вопрос.
— Идиот… — признался Гвинплей и закашлялся, оставляя кровавые следы на своей одежде. — По инерции… — добавил он, когда приступ миновал.
Больше он ничего не захотел сказать, а через минуту жизнь покинула его.
Сожалеть о кончине Планта не довелось. Фургон выскочил к космопорту и сквозь арку промчался на площадь перед зданием. Площадь была заполнена солдатами, укрывшимися за заградительной линией, составленной из старых автомобилей. Крысобой заложил вираж. Фургон накренился, но удержался на колесах и обогнул препятствие, скользнув во внезапно открывшуюся брешь. По фургону застучали пули, прошивавшие борта насквозь. Одна из пуль разнесла голову мертвого Гвинплея.
«Теперь мы можем быть уверены, что он мертв», — промелькнула мысль.
Я, не раздумывая, открыл огонь по редутам камуфлированных. С противоположного окна мне вторила Рената.
Нас попробовали задержать, но мы проскочили сквозь ряды солдат, оставив за собой широкую брешь; наш автофургон в эту секунду напоминал раскаленный чугунный утюг, продавливающий крепостную стену из масла.
Крысобой вырулил на проспект, о котором говорил Гвинплей. По обе стороны расчерченной дороги тянулись длинные ряды унылых серых высотных зданий, украшенных флагами земель, входящих в состав Земной Федерации. Рядом с тротуаром пролегла длинная линия укреплений, за которыми угадывалось присутствие людей. О человеческом факторе за бруствером также можно было догадаться по одиноким выстрелам, которые посылались вдогонку несущемуся по прямой фургону.
Я убрал ствол из окна и, высунувшись, взглянул на небо. Небо заполнили флаеры, скутеры, мини‑вертолеты. Они кружились над островным городом, будто туристы с обзорной экскурсией, и ничего не предпринимали.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Рената. — Почему они не стреляют? Почему не пытаются нас остановить?
— А ты еще не догадалась? — спросил я, опустив «Аргумент» на колени.
— Нет, — честно призналась Рената.
— Груфману и компании самим интересно, чем закончится наш визит к Себастьяну Гоевину. Нам дали зеленый свет. Если бы его не было, пришлось бы пробиваться, по частям завоевывая этот городок.
До резиденции Себастьяна Гоевина, которая была окольцована войсками, словно бы виртуальщика‑заговорщика взяли под домашний арест, мы добрались без затруднений. При появлении нашего фургона кольцо окружения разомкнулось. Солдаты растащили решетки, обвитые колючей проволокой, и отогнали военные грузовики, ощетиненные пулеметами. Образовался проезд через молоденькую пальмовую рощицу, подавленную техникой.
— Чего все так переполошились? — удивленно спросил я.
Вопрос никому не адресовался, но Крысобой ответил:
— На правительственном островке сконцентрирована вся инфраструктура Земли. Здесь сосредоточено все управление. Все службы. Свергнув Президента, разогнав Парламент, заговорщики обязательно постараются взять под контроль весь остров и все его компьютерные сети. Тогда переворот получится.
— Черные полковники, — заметил я.
— Что? — переспросил Марк, направляя фургон в распахнувшиеся ворота.
— Были такие полковники. В середине двадцатого века совершили государственный переворот, свергли монарха и установили военную диктатуру. Продержались семь лет, — не задумываясь, ответил я.
— А потом?
— Потом их свергли. На этот раз народ.
— А откуда тебе все это известно? — поинтересовался Марк.
— Не знаю, — растерянно ответил я.
Мы проехали мимо ракетного комплекса, вокруг которого суетилось человек пятнадцать в камуфляже. По территории особняка разъезжали военные джипы, бегали люди в форме, а возле заградительных сооружений скучали солдаты, не расставаясь с автоматами.
Автофургон прогромыхал по искусственным булыжникам, которыми была вымощена подъездная дорожка, Развернулся и остановился перед мраморной парадной лестницей, застеленной грязным ковром, затертым солдатскими ботинками.
Первым фургон покинул я. Выскользнув за дверь, я присел, укрывшись за дырявым бортом машины, и осмотрелся по сторонам. Вокруг особняка никого не было. Однако недавнее присутствие военщины чувствовалось. Булыжники были усыпаны затоптанными окурками, да к тому же кто-то оставил бравую подпись черной краской из баллончика‑распылителя на гранитном животе атланта: «ЗДЕСЬ МЫ БЫЛИ, ДРУЖНО ТОРМОЗИЛИ». Дисциплина в армии хромала; но автор строк явно был из молодых, только поступивших, необстрелянных юнцов. Наверняка отделался выговором, тремя нарядами вне очереди и денежным штрафом в двести кредиток, если вообще кто-то установил в такой суматохе авторство надписи.
Из фургона выбрался через пассажирскую дверцу Крысобой, за ним показалась Рената.
Перед нами была длинная, взбирающаяся на открытую площадку лестница, простреливаемая с тысячи позиций. Ясно, что эту лестницу контролируют и держат на прицелах незаметные нам снайперы, но стоило ли нас пропускать к резиденции Гоевина, чтобы потом на лестнице отстрелять как куропаток? Вот в чем заключался вопрос.
— Что, напрямик рванем? — поинтересовался Марк.
— Есть другой выход? — ответил я вопросом на вопрос.
— Можно газануть на фургоне, — предложил он.
— Мальчики, может, поднимемся так? — несмело предложила Рената.
— Ага. А нас как цыплят уложат, — возразил я. — В машину.
Я пропустил Крысобоя вперед, затем Ренату. Сам забрался последним и захлопнул дверцу.
— Жми!
Крысобой сдал назад метров на десять.
Я чувствовал, как с недоумением взирали на наши маневры солдаты и офицеры. К такому повороту событий они явно не подготовились и теперь гадали, что последует дальше.
Фургон остановился, ткнувшись задним бампером в пальму. Марк переключил скорость и дал газу. Машина разогналась и легко взобралась по ступенькам на открытую площадку. Я выскочил из фургона, помог выбраться Ренате и Марку. Мы отбежали за колонну, и тут грянул взрыв. Наш фургон взлетел на воздух, расшвыривая во все стороны фонтаны огня и раскаленные осколки металла.
— У кого-то сдали нервы, — заметил я.
— Думаешь, это не санкционировано? — спросила Рената.
Но я не ответил.
Под прикрытием горящего автомобиля я рванулся к дверям, распахнул их и вкатился в вестибюль, сжимая готовый к бою «Аргумент».
Вестибюль особняка был пуст.
На лестнице раздался топот ног, обутых в тяжелые военные ботинки, и показались солдаты; они рассредоточились по верхней площадке, укрылись за балюстрадой балконов, которые нависали над вестибюлем, и за колоннами.
Я очутился на открытом пятачке.
Затарахтели автоматы. Пули понеслись в мою сторону. Я чувствовал их приближение. Я видел, словно в замедленной съемке, как они распарывают горячий воздух, и я побежал, уклоняясь от пуль. Я свалился за статую Фемиды, которой тут же снесли голову, и открыл ответный огонь по верхнему этажу. Двумя короткими очередями я снял трех бойцов с балкона. Выпавшие из рук автоматы рухнули вниз, но до них мне было не дотянуться, а в «Аргументе» запас патронов не бесконечен. Я считал каждое нажатие курка и понимал, что скоро останусь безоружным.
От входной двери глухо застучал автомат, заставив солдат укрыться, и на площадку вестибюля вкатился Крысобой, сжимая в руках луковицы гранат. Три осколочные гранаты, запрещенные международной конвенцией ООН еще в далеком двадцатом веке, одна за другой взлетели на верхний этаж. Марк прыгнул в мою сторону, увертываясь от огня. Я увидел, как поднимаются солдаты, пытаясь убраться подальше от взрыва. Я пресек все попытки к бегству.
И тут лопнуло.
Раз. Два. Три.
Истошные крики боли. Куски тел, летящие с верхнего этажа. Просел, а затем и рухнул балкон. Огонь, охвативший стены и ткань, которой были драпированы двери.
Я дал короткую очередь по солдатам, которые уцелели при взрыве, и обойма кончилась. Запасной у меня не было. Крысобой прикрыл мою вылазку, когда я выскочил на открытый пятачок и подобрал тяжелый спецназовский «Гром». Неудобное, неповоротливое оружие, но выбора не оставалось.
К своему удивлению, я почувствовал, что жалею солдат, которых вынужден убивать. Они ни в чем не были виноваты. Они исполняли приказ, отданный нечистоплотным командованием, погрязшим в заговорах и интригах. Но я не мог поступить иначе. Я должен был, во что бы то ни стало, увидеть Гоевина. Я не мог отказаться от своей цели, поддавшись жалости. Жалость не мужское чувство, если ты солдат.
Под прикрытием «Аргументов» Крысобоя и Ренаты, я взлетел на верхний этаж и оборвал страдания тех, кто все еще жил, но горел. Верхний ярус чист. Я перегнулся через перила и подал знак. Марк покинул укрытие за изуродованной Фемидой и побежал ко мне. В дверях показалась Рената и также направилась к лестнице. Через минуту мы снова были вместе.
— Где будем искать Гоевина? — спросил Марк.
— Кто его знает? — отозвался я. — Но разделяться нельзя. Они только тут человек двадцать положили. В одиночку не справиться.
— Почему они вдруг стали стрелять. Могли же убить и раньше? — удивлялась Рената.
— Я же говорил. У кого-то сдали нервы, а затем командирский хаос. Но, честно говоря, думаю, что сейчас все прекратится. Груфман разберется и перекроет им кислород. Двинулись туда.
Я распахнул двери и показал на зал, заполненный картинами и статуями античной тематики. Залы в особняке были нанизаны на общие коридоры, и из любого зала одного этажа можно было попасть в любой другой зал. Но и заблудиться в этом лабиринте было проще простого.
Больше нас никто не преследовал и не вставал грудью, лишь бы не допустить к Гоевину. Обследовав почти все залы второго этажа, мы поднялись по скрытой лестнице на третий, превосходящий своего нижнего собрата роскошью, и приступили к обыску. Комнату за комнатой, зал за залом мы раскручивали этаж, оставляя все меньше неисследованного пространства.
Первым что-то услышал Крысобой. Он толкнул меня в плечо и поднес палец ко рту, призывая к молчанию. Я остановился, замер, вслушиваясь в тишину, и разобрал где-то вдалеке приглушенные голоса. Марк повел дулом автомата в нужном направлении, и мы неспешно зашагали, боясь потерять след.
Рената прикрывала нас, постоянно оглядываясь и проверяя, нет ли преследования.
По мере нашего продвижения голоса усиливались, и уже можно было разобрать отдельные слова. Когда же мы вошли в зал, украшенный доспехами и разнообразным холодным оружием, весь разговор, который велся на повышенных тонах, стал полностью слышен
— Все изменилось, Схай! Мир изменился вокруг тебя! Неужели ты никак не можешь этого осознать?
Голос явно принадлежал Себастьяну Гоевину.
— Я не могу понять, как получилось, что весь остров заполонен солдатами, и что вы затеваете. Вы хотите погрузить мир в омут войны. Вам неймется вновь увидеть междоусобицу. Мир объединился. Вся Земля стала единой. Мечта многих миллионов людей воплотилась в жизнь, а вы жаждете вернуть средневековую тьму на Землю!..
Крысобой наклонился ко мне и прошептал:
— Первый Гоевин. Второй Схай Сурендранатх — Президент Земли.
— Извини, Схай. Я рассчитывал, что ты присоединишься к нам, — голос Гоевина.
— Изменилось время… Когда-то мы были сильны. Ты хочешь воскресить прошлое? Разве ты не сможешь его вернуть таким, как ты его запомнил, как его запомнил я или Ларс?
Слова Президента меня насторожили. Я решительно направился к двери и рванул ее на себя. Одновременно прозвучал выстрел.
Войдя в просторный кабинет, я увидел оседавшего на пол седовласого индийца с простреленной головой, пистолет в руках Гоевина, который стоял возле окна, и хищную улыбку на гоевинских устах, которая сменилась на радостную ухмылку. Себастьян увидел меня. В ту же секунду улыбка растаяла, сменилась гримасой ужаса. Я заметил, что взгляд Гоевина был направлен не на меня, а куда-то мне за спину.
Пули взрыхлили тело Гоевина. В глазах Себастьяна застыло удивление, и он повалился на индийца.
Я резко обернулся. В моей груди вскипел гнев. Мне не было жалко Гоевина, но вместе с ним умерла надежда, что я когда-нибудь узнаю о своем прошлом, что узелок моей памяти удастся распутать.
На пороге кабинета стояли Крысобой и Музыкантская. Рената держала в руках автомат и с удивлением смотрела на расстрелянного ею Гоевина.
— Какие бабки ты отрабатываешь⁈ — прокричал я.
— Прости! — растерянно пробормотала Рената. — Я по инерции! Тут стреляли, я и ответила!
Я отвернулся, не удостоив ее ответа. Подойдя поближе, я склонился над неподвижным телом Себастьяна и убедился, что он мертв.
Узелок в памяти никогда не будет развязан. Мостик между мной сейчас и мной в прошлом останется недостроенным. Я устало опустился на пол подле трупов и положил рядом солдатский автомат.
Я слышал, как Крысобой и Рената подошли ко мне и, не сказав ни слова, расположились тут же на полу.
Я потерял вектор направления. Я думал, что Гоевин откроет мне тайну моего прошлого, и я увижу тогда новую дорогу и новую цель, достижению которой смогу посвятить дальнейшую жизнь. Гоевина я нашел, но он ничего не успел мне сказать. И не открылась дорога. И новую цель я так и не увидел…
Мои размышления оборвал насмешливый голос Гоевина:
— Я все-таки оказался прав.
Я открыл глаза и закрутил головой в поисках источника голоса. И я тут же заметил его. Огромная видеопанель, встроенная в стену кабинета, которую я сперва не заметил, зажглась, явив лицо Себастьяна Гоевина. Он с сожалением взирал на неподвижные тела на полу.
— Бедный Схай Сурендранатх. Ты стал слишком человеком, чтобы поддержать нас, — с сожалением изрек Себастьян.
Я с удивлением и надеждой взирал на Гоевина. Он сидел в высоком пилотном кресле в тесном помещении, напоминавшем рубку какого-то звездолета непривычной конструкции. Позади него мелькали люди, но разобрать, кто они, в какую форму облачены и чем занимаются, не было возможности.
«Может, это запись», — возникла мысль, но я тут же отверг ее.
— Это ты их, Ларс Русс? — поинтересовался Гоевин.
Я отрицательно покачал головой.
— Значит, Схай не поддержал нас, — печально повторил Себастьян. — Я не очень на это надеялся.
Я догадался, кого убила Рената, но все же спросил:
— А это?
— Мой клон, — равнодушно отозвался Гоевин. — Забудь о нем. То, что задумали мы, воплощается. Настала пора нашего возрождения. Мы, пришедшие первыми, должны вновь стать ими.
— О чем ты говоришь? Я не понимаю! — отозвался я, с недоумением взирая на Гоевина.
— Значит, ты все-таки не вспомнил. Я надеялся на это, но ты ушел слишком рано.
Гоевина отвлекли. Он обернулся в сторону, отвечая на вопрос, но через минуту вновь повернулся к нам лицом.
— Настала пора, Ларс Русс. Настала пора вспомнить.
— Что вспомнить? — спросил я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Я находился в одном шаге от разгадки.
— Ты не человек, Ларс Русс., а Джантшун.
Война, длившаяся 1143 года, началась без какого‑то реального повода и продолжалась только потому, что две расы не могли общаться друг с другом.
Джо Холдеман. Вечная война
Джантшун — слово‑ключ, открывающий потайную комнату в моей памяти. Джантшун инсталлирует поток, лавину, сносящую разум. Джантшун, уничтожающий все излишнее, наносное. Джантшун — мост. Джантшун — программа распаковки.
Я понял все в одно мгновение. В секунду весь поток информации обрушился на меня. Я почувствовал, как мои колени подгибаются и я падаю на пол, медленно отключаясь от внешнего мира. Чистое сознание, существующее автономно от жизненного лабиринта. Последнее, что я увидел перед тем, как отключиться, было обеспокоенное лицо Ренаты, склонившееся надо мной.
Имя мое — Скан Джун Таш. То имя, которое дали мне родители при моем рождении. Ларс Русс, так назвался я, когда пришел в мир людей, которые никогда не видели нас. Я не человек. Люди не застали нашу цивилизацию, погибшую много тысячелетий до выхода человека в космос. Но погибли не все.
Люди именуют нас Предтечами. Мы же звали себя — джантшун.
Джантшун была могущественной цивилизацией, раскинувшейся на несколько галактик. Мы повелевали пространствами, подчинив себе десятки тысяч планет и тысячи звездных систем, входящих в империю Джантшун.
Я увидел наши корабли, мчащиеся сквозь пространство.
Я увидел миллионы сородичей, трудящихся на благо Империи.
Наша Империя процветала. В то время как люди осваивали для себя новые орудия труда, отличные от привычных палок‑копалок и палок‑сбивалок, в то время как люди боролись за огонь и отвоевывали у диких животных территорию, мы подчиняли себе звезды.
Мы были могущественной цивилизацией, но, как и всякая великая империя, имели и свои изъяны. Изъян Джантшун, приведший Империю к гибели, заключался в расслоении по расам. Единая гуманоидная структура различалась цветом крови. Мы не были в этом оригиналами. Люди, как уже успела заметить моя часть, именуемая Ларс Русс, также подвержены ксенофобии.
Трения между различными нациями и народностями Джантшун были на протяжении всей истории развития нашей цивилизации, но пик безумия наступил тогда, когда Империя возвысилась в галактиках, подчинив себе десятки разумных цивилизаций, в основном негуманоидных.
И началась война. Долгая столетняя война, расколовшая некогда единую Империю на сотни маленьких республик с амбициозными правителями, жаждущими власти, большей власти, чем у них была.
Нас было шесть человек. Вернее, шесть друзей‑отцов. Они разработали план возрождения цивилизации. Они предчувствовали, что за расколом вскоре последуют упадок и полное вырождение, которые могут повлечь за собой исчезновение джантшун, как разума. Наши отцы оборудовали сооружение на малой, затерянной планетке, чьи координаты старательно стерли из всех компьютеров и баз данных. Сооружение, представлявшее нечто среднее между мавзолеем и медицинским госпиталем, оборудованным по последнему слову науки и технологий джантшун, было предназначено для поддержки автономного существования шести камер вечного сна, куда каждый из отцов поместил по сыну. Шесть сыновей заснули на долгие тысячелетия в шестилетнем возрасте.
Мы должны были проснуться лишь в двух случаях. Если прогнозы наших отцов остались бы неподтвержденными. В таком случае через два поколения нас должны были вернуть к жизни. Либо, когда недоразвитые цивилизации, которые только вступили на путь эволюции, смогут достигнуть звезд, наткнутся среди них на планетку‑мавзолей, найдут там шесть саркофагов индивидуального вечного сна и пробудят нас к жизни.
Отцы предупредили и заложили нам в память знание о расположении генобазы, которая, в случае пробуждения в чужом мире, где забыли о существовании Империи Джантшун, позволит нам воскресить к жизни миллионы индивидуумов джантшун. Безусловно, в месте, которое нам указали отцы, не могли располагаться миллионы спящих гуманоидов; там были лишь генокоды, которые при благоприятной ситуации и соответствующей технологии можно было развить в клоносапиенсов. Армию клонов, способных к самовоспроизведению и дублированию. И планета, где в толще недр содержалась гено‑библиотека, называлась Джантраш; у людей эту планету именовали Амбер.
Теперь я понимал, почему Себастьян Гоевин — Лкан Джун Стош — искал союза с электронным президентом Шутовым. Ответ был прост. Чтобы иметь возможность извлечь генобиблиотеку и перенести ее в безопасное место.
Наши отцы надеялись на возрождение Джантшун. Не только одной расы, а всех шести. Поэтому были избраны по одному ребенку от расы.
Нас нашли. Но история развивалась по второму варианту. Цивилизации Джантшун более не существовало. Галактики заселили негуманы, которые поделили между собой все освоенное пространство. Только лишь человечество пыталось отвоевать у негуманов территорию для своего развития.
Планету‑мавзолей обнаружила земная дальэкспедиция профессора Бен‑Андреева. Чем занималась эта экспедиция и рассчитывала ли она набрести на артефакт инопланетной цивилизации, я не знаю. Мне так и не суждено было это узнать.
Назад на Землю экспедиция в прежнем составе не вернулась.
Я помнил все. Мы убили всех членов экспедиции, после того как они разбудили нас и привели на корабль. У нас не было другого выхода. Лишь один — отвоевать себе пространство для развития. Мы могли бы прикинуться безобидными детьми, но нам бы все равно не поверили. Отвезли бы на Землю, поместили бы в закрытый институт и стали бы изучать. Мы же ничем не отличались от людей.
Ни внешним видом, ни скелетной основой, только возможностями, которые намного превосходили возможности землян.
Мы прибыли на Землю инкогнито. Опустили корабль на марсианской базе, вдалеке от поселений, добрались до людей и попросились в общество, сославшись на то, что путешествовали вместе с религиозной общиной, к которой принадлежали. Но потерпели катастрофу. Ничего больше сообщить мы не смогли. Точнее, не захотели. Конечно же, нам поверили. Сложно не поверить шестилетним истощенным детям, которые дрожат от страха и холода. Корабль нашли. Мы умело разрушили его, так что одна часть плана была подтверждена практически. А искать сектантов‑переселенцев никто не стал. Легенду мы проработали в совершенстве. На корабле имелась огромная база данных, которую мы изучили, прежде чем сочинить правдоподобную легенду.
С Марса нас перевезли на Землю. На Земле поместили в детский дом, где воспитывали до совершеннолетия. Здесь, на маленьком тропическом острове, мы прошли все ступени школы. Отсюда разъехались по институтам.
Мы всегда держали связь друг с другом, продвигаясь по ступенькам карьерной лестницы. Мы были успешными, чрезвычайно удачливыми людьми. И мы знали, что в один день, достигнув вершины властной пирамиды, сможем дотянуться до далекой планеты Джантраш — Амбер и оживить программу Возрождения Предтеч. Мы достигли вершины, мы дотянулись до Амбера, но Амбер пытался отделиться; тогда Себастьян Гоевин предложил гениальный долгоиграющий план.
И началась игра. Сперва подготовка. Образование секты «первоземельцев», во главе которой встал Джамаль Иль Басси, один из нас, из Предтеч. На очередных выборах на пост Президента Земли был выбран Схай Сурендранатх, второй из нашей шестерки. Я возглавил службу контрразведки под именем Ларс Русс. Себастьян Гоевин — влиятельный бизнесмен, глава самой крупной виртуальной компании Земли, глава Совета Директоров Торговой Палаты и вице‑спикер Парламента. Остальные до вершины добраться не сумели. Один погиб еще в детском доме, другой умер позже. До финиша программы дошли только мы.
Когда почва была готова, на Земле царила смута; планету раздирали на части мелкие локальные войны, теракты «первоземельцев». Настала пора вбросить на растерзание джокер. Этим джокером должен был стать я. Мои возможности Предтечи, необычайные для человека, стали сладкой приманкой для противоборствующих структур. Тогда и родилась легенда, прописанная до мельчайших подробностей, — сверхлюди, программа «Идеал». Все это служило одной цели — напустить туману, отвлечь землян, чтобы они не заметили, как у них под носом создается армия клонов, армия Предтеч, направленная на возрождение Империи Джантшун.
Все воплотилось.
Я увидел свое место. Я должен был вспомнить все, услышав слово‑ключ. Я услышал его и понял, что Себастьян Гоевин возглавил армию клонов. В то время как я должен был продолжать политику непротивления на Земле, а Джамаль должен был подготовить поддержку нашей политики среди механмэнов. Я все понял.
Но что-то изменилось во мне.
За время пока я был джокером, я стал больше человеком, чем джантшуном. Мне стали близки человеческие ценности, как и Схаю Сурендранатху. Только он уже был мертв, а я живой. И я знал, как защитить Землю, Ренату и Марка от владычества Предтеч, где людям могла быть отведена только одна роль — рабов.
Я очнулся, но в первую минуту не мог осознать: кто я теперь? Скан Джун Таш или Ларс Русс. Я не стал открывать глаза, пытаясь окончательно определиться. Так я пролежал минут пять без движения, лишь слыша неторопливую беседу Крысобоя и Музыкантской, которая сводилась к зрительному определению моего нынешнего состояния. Мне стало ясно, что я все‑таки больше Ларс Русс, нежели Скан Джун Таш. И я почувствовал, что идея, которая сподвигла Скан Джун Таша на перевоплощение в Ларса Русса, стала мне абсолютно противна. Я перестал быть джантшуном. Я все-таки стал человеком, в душе которого хранилась частичка джантшуна, которая не стремится к возрождению себе подобных, а мечтает об ассимиляции с человечеством. Я понял, что заблуждался ранее, и почувствовал стремление помешать Себастьяну Гоевину.
Я открыл глаза. Защипало, словно я не пользовался ими лет двести, как минимум.
Тут же надо мной склонился Марк. А из-за его плеча выглядывала Рената.
— Ну, наконец‑то, я уж думал, что эта сволочь тебя угробила, — затараторил Марк. — Я думал, он какой-нибудь психомеханизм включил на уничтожение.
Крысобой попытался меня поднять, но я отпихнул его и встал сам.
— В порядке.
Я посмотрел на Крысобоя новым взглядом, и Марк, почувствовав в моем взоре что-то чужое, отвернулся, чтобы подобрать оружие.
Я покосился на тусклую видеопанель и спросил:
— Он самотключился?
— Через минуту после того, как ты грохнулся, — ответила Рената.
— Мне есть что вам сообщить, — сказал я.
Марк сел на стул. Рената вспрыгнула на стол. Приготовились слушать.
— Война началась. Я не знаю, в курсе ли наши силовики, но Земле, Земной Федерации, равно как и всей разумной Галактике угрожает опасность. Смертельная опасность. Мир уже никогда не будет прежним.
— Кто угрожает? Говори толком! — в голосе Крысобоя лязгнул металл.
— Ты что-нибудь знаешь о Предтечах? — спросил я. Тут я вспомнил, что однажды уже спрашивал об этом.
— Да ничего толком. Праразум. Цивилизация, давно исчезнувшая. На некоторых планетах были найдены артефакты. Кстати, по-моему, на Земле в Музее Мира хранится один из таких артефактов, — отозвался Марк.
— Я видела его, — поддержала Крысобоя Рената. — Мощная такая штуковина, как черный ящик. Метров пять в вышину.
— Я еще слышал, что Предтечи были гуманоидами, — внезапно сказал Марк, потом неуверенно добавил: — Вроде есть такая версия.
Я усмехнулся:
— Есть. Армия клонов начала или скоро начнет вторжение на территорию Земной Федерации. И это клоны Предтеч. Их ведет Предтеча. Ему двести восемьдесят тысяч лет.
— Ты что, охренел, Русс? — насмешливо уставился на меня Марк.
— Совсем нет, Марк. Это Гоевин.
— Ты точно сбрендил, — вынес решение Крысобой.
— Есть еще одно, что мне удалось обнаружить за узелком в памяти. Не было никакого проекта «Идеал», — сказав это, я внимательно посмотрел на Ренату. — Никто никогда не создавал идеальных солдат путем генетических вмешательств. Такие проекты раньше были, но все провалились. Я не Идеал. Я один из Предтеч.
Мои слова были восприняты как шутка. Крысобой рассмеялся как-то натужно. Рената улыбнулась. Но улыбка была неуверенной и вскоре сменилась пасмурностью.
Вопросов не возникло, и я стал рассказывать сам. Шаг за шагом. Слово за слово. Все, что мне удалось вспомнить. Историю великой цивилизации, которая самопоглотила себя, оставив лишь жалкие артефакты — воспоминания, обломки некогда великой Империи.
Я пытался понять, как они реагируют на мои слова, но их лица оставались непроницаемыми.
Я замолчал, когда колодец моих сведений оказался вычерпан.
— Улет! — подвел итог Крысобой.
— Что дальше? — спросила Рената.
— Дальше… Я хочу попытаться остановить Гоевина. Мне нужно знать: вы со мной?
— А ты уверен, что ты это ты? Что твои нынешние действия не запрограммированы Гоевином? Что твое желание прищемить Гоевину хвост не приведет в результате к развалу всех возможностей Земли на сопротивление? Ты уверен, что ты перестал быть Предтечей? Ты уверен, что ты выбрал путь Ларса Русса, а не Скан Хун Как Его Там? — забросал меня вопросами Крысобой.
— Уверен, — твердо ответил я.
— А я нет!.. — сказал Марк. — Но я рискну. В конце концов, кто не рискует, тот не находит свою звезду. Командуй, Ларс Русс!
Я повернулся лицом к пульту управления, вмонтированному в рабочий стол, согнал со стола Ренату и удобно устроился в кресле, которое раньше занимал гоевинский клон, может, и сам Гоевин. Этот пульт был знаком мне. Точно такой же находился на моем рабочем столе, столе главы Внутренней Разведки Земли. С этого пульта можно было связаться со всеми силовиками, но я выбрал Леопольда Груфмана. Нажал кнопку вызова. Через минуту на видеопанели нарисовалось лицо шефа СБЗ.
— Груфман, — позвал я, — похоже, Гоевин переиграл нас всех.
— С возвращением, Ларс Русс, — поздравил меня безопасник. — Я думал, что ты последуешь за Гоевином.
— С какой радости? — удивился я. — Он мне не сват, не брат. Я сам выбираю свою дорогу, и путь Себа мне неприемлем.
— Ты в курсе того, что сейчас происходит? — ошеломленно спросил Груфман и только теперь заметил тела на полу. — Кого это ты уже успел прикончить?
— Никого я не убивал, — откликнулся я. — Здесь лежит Схай Сурендранатх — Президент Земли, а второй — клон Гоевина. Он и пристрелил Схая. Практически, у меня на глазах.
— Значит, вот где скрывался Схай. Гоевин уверял меня, что он его не видел. Зачем он убил его?
— Я думаю, что скоро ты все узнаешь, — пообещал я.
— На Земле царят беспорядки. Безопасники не справляются. Полиция бессильна. Погромы. Мятежи. Сейчас бы власть Президента очень пригодилась, чтобы всю эту ситуацию оседлать и скрутить, но пока мы будем проводить новые выборы, время будет упущено. К тому же я до сих пор ничего не знаю о планах Гоевина.
— А ты уже отказался от идеи Империи? — спросил я.
Груфман нахмурился:
— Эта идея ни к чему хорошему не привела. Я увидел это сегодня утром, когда два каких-то маньяка взорвали небоскреб в Японии.
— И при чем тут Империя?
— В Империи будут недовольные, больше чем при демократии. А кто властен отвечать за миллиарды людей? Ты? Я? Империя либо приведет к революции, когда какие-нибудь коммунисты наконец сплотятся, либо в итоге ввергнет Землю в анархию. В хаос. Но сейчас нам нужен один человек, который сможет взять на себя всю ответственность за планету, по крайней мере, пока не выберут нового Президента.
— Значит, не будет Империи.
— Не будет. Империя интересовала Гоевина. Его идея. Но, похоже, он водил всех нас за нос. Я бы многое отдал, чтобы узнать, что он задумал в итоге?
— Скоро узнаешь, — пообещал я.
Мои слова оказались пророческими.
Леопольд Груфман отклонился от экрана, его лицо растворилось где-то за видеопанелью. Послышалось какое-то бурчание. Но слов не разобрать.
— Началось, — пробормотал Крысобой.
Я тоже почувствовал, что происходит что-то переломное.
Когда на экране вновь появилось изображение, лицо Груфмана напоминало больничную простыню.
— Только что передали, — траурным тоном сказал он. — Наше пограничье с рииегами, кольцо Нарнии, уничтожено мощным единым натиском. Последнее сообщение, посланное нашей станцией, состояло в следующем: «Космическая армада, корабли непонятной конструкции, они ударяют…» Наши автоматические станции известили нас о том, что армада продвигается по планетам Земной Федерации, как вирус. Это вторжение.
— Это Гоевин, — сказал я. — Тебе нужно кое-что знать о нем, обо мне. И обо всем этом вторжении.
Я рассказал Груфману все. Выложил ему всю информацию, которой обладал. О Предтечах, о Гоевине, о генобиблиотеке и о своем происхождении.
Леопольд окинул меня цепким, неприятным взглядом и отключился.
— Все. Теперь ссылка лет на двести, — мрачно заметил Крысобой.
— Зачем ты ему сообщил? — удивилась Рената.
— Он мог, так или иначе, выяснить это. Гоевин подлянку подкинул бы или что-нибудь еще. А так я все карты показал сразу. Мне скрывать нечего. — ответил я.
Рената подошла к окну и, раздвинув планки жалюзи, осторожно выглянула на улицу.
— Нас окружили. Думаю, скоро штурмовать начнут.
— Отстреливаться будем? — спросил Крысобой.
— Не добровольно же с жизнью расставаться, — ответил я. — Долго я в отключке пролежал?
— Минут двадцать, — отозвалась Рената.
— А кажется, что вечность.
Видеопанель зажглась, явив в центре озабоченное лицо Леопольда Труфмана. По бокам физиономию Груфмана усоседили маленькие квадратики с транслируемыми лицами верхушки власти. Я узнал практически всех. Многих только видел, но не знал имен. Всего человек двадцать, включая Криса Йохансона.
— На сегодняшний момент мы единственные, у кого сохранилась власть, — сообщил Груфман. — Думаю, что у тебя тоже есть власть. Если бы ты связался со своим замом, он бы сообщил тебе, что никто тебя не отстранял от Комитета Внешней Разведки Земли. Соответственно, ты также имеешь право на голос.
Я заметил в правом верхнем углу, четвертом сверху, физиономию своего зама. Он увидел, что его узнали, и подмигнул мне.
— Но я провел совещание, короткое совещание без тебя. Я сообщил всю информацию, которую узнал от тебя. И предложил Совету Земной Федерации единственно верное решение в сложившейся ситуации.
Груфман выдержал драматическую паузу и продолжил:
— Давным-давно в Древнем Риме…
«Все, — подумал я. — Пошел сказки плести».
— … был обычай. В Римской республике, когда начиналась война, избирался Сенатом один человек, которому доверяли всю безграничность полномочий над государством. Он мог карать и миловать. Не спрашивая ни у кого разрешения, ни у Сената, ни у народа, принимать решения по тому или иному вопросу. Он избирался на короткий срок, обычно двенадцать месяцев. Римляне почитали эту цифру. За это время он должен был решить проблемы государства, а потом добровольно сложить с себя титул. Такого человека называли диктатор.
— И что, складывали?.. — усмехнулся я.
— Представь себе, да, — подтвердил Груфман. — Был один, кто не сложил, но это отдельная история. Потом можешь по сети пробить. Сулла. Суть не в этом. Мы решили воспользоваться благоприятным опытом и избрать диктатора на время. Он должен будет решить проблему с вторжением армии клонов. Армии Предтеч. Ты согласен с таким решением?
— Дельно, — одобрил я.
— Мы избрали диктатора Земной Федерации. Этим диктатором избран ты, — холодно объявил Груфман.
— За что такая честь? — спросил я.
Я был готов к этому. Как только Груфман начал углубляться в дебри истории, я сразу угадал, куда он клонит.
— Ты тоже Предтеча, если не врешь.
— А если вру? — парировал я.
— ДНК развернем, посмотрим. Крис, справишься? — Груфман скосил глаза куда-то в сторону.
На моем экране Крис Йохансон кивнул:
— У нас есть ДНК Предтеч. Даже была программа по клонированию. Помимо планеты‑мавзолея, где спали вы, были в свое время обнаружены еще два таких же сооружения, по крайней мере, похожих. Они поступили в распоряжение Отдела Новых Технологий. Все строго засекречено. Гоевин ничего не знал. Люди, находившиеся в камерах сна, не выдержали времени. Оказались мертвы. Не люди, конечно, а Предтечи…
— Джантшун, — оборвал я Йохансона.
— Что? Простите, — не понял он.
— Джантшун. Самоназвание цивилизации Предтеч, как и одного индивидуума, — разъяснил я. — Продолжай.
— Программа клонирования была закрыта, но образцы остались. Так что нам есть с чем сравнить.
— Решение принято, потому что ты хорошо знаешь Гоевина, — продолжил Груфман. — Ты Предтеча, стало быть, можешь угадать психологию Предтеч, будем называть их так, все-таки привычнее. А о твоих деловых качествах всем известно и без новых подробностей. К тому же, на мой взгляд и, я думаю, что коллеги меня поддержат, ты единственный, кто способен воспользоваться своими диктаторскими полномочиями, а потом вернуть их. И решить проблему сможешь только ты. Решение принято. Ты согласен?
Я посмотрел на Марка. Он улыбался. На Ренату. Она хмурилась. И согласился.