Пылающие скалы

XXV

На “Борее” уже заканчивали оборудование лабораторий, когда из Академии наук поступила радиограмма, заставив Гончарука крепко призадуматься. В самый последний момент в отделе морских экспедиционных работ основательно перетряхнули представленные им списки. И хоть потери были не очень значительные, добавились лица, которых по тем или иным соображениям он ни за что бы не взял. Ни генетик Неймарк, ни Нелли Башмачникова, сумевшая, очевидно, выйти наверх, его решительно не устраивали. Возражать, однако, не приходилось. Приятной неожиданностью явилось зато назначение Сергея Астахова, на что Герман Кондратьевич никак не надеялся, зная, как тот нужен на биостанции. О лучшем заместителе по глубоководным работам Гончарук не мог и мечтать. Словом, баланс подбивался кругло и особых неожиданностей не предвиделось.

В создавшейся раскладке с особой силой высветилась и роль Светланы Андреевны. В случае каких-нибудь накладок по части альгологии ему уже не оправдаться нехваткой специалистов. О том же, что оба новых альголога даже не нюхали геологии, следовало молчать в тряпочку. Начальству, как известно, виднее. Раз все штатные единицы укомплектованы, будь добр выдать программу полностью, до последней капли. На то ты и научный руководитель. Короче говоря, без Руновой не обойтись.

Иное дело — несколько облегчить уготованную ей нагрузку. Здесь, учитывая новую реальность, а также неокрепшее здоровье Светланы Андреевны, целесообразно внести изменения. Во-первых, отстранить её от погружений, во-вторых, дать в помощницы эту самую Нелли, которую так или иначе надо куда-то приткнуть. Пусть-ка отведает черновой работенки.

Заняв в списке место, ранее предназначавшееся совсем другому человеку, Башмачникова нанесла Герману Кондратьевичу чувствительный укол. Ни ей, ни Неймарку, который был ему просто несимпатичен, он не собирался делать поблажек.

Связавшись с аэродромом, Гончарук узнал, когда ожидается самолёт, командир которого должен был доставить индийский препарат, и заодно закинул удочку насчёт вертолёта. Если выгорит, он сам отвезёт лекарство в “Кедровую падь”, не получится — сгоняет кого-нибудь из команды.

Ожидая ответа, Герман Кондратьевич углубился в изучение отмеченного на карте маршрута. Уж очень хотелось найти изюминку, на манер ракушек из “Атлантиды”. Мало просто выполнить научную программу. Не менее важно, чтобы об экспедиции узнала широкая общественность. Рядовыми тайнами моря, сколько их ни открывай, уж никого не удивишь. Чтоб попасть на полосы центральных газет или на экран телевидения, требуется штука позаковыристей. Морской змей, например, или ещё какое чудовище, вроде уцелевшего плезиозавра. Не случайно же заметки про затонувший остров в двух газетах прошли. После подобной паблисити даже высокое начальство начинает смотреть иными глазами.

Повторяться, конечно, смешно и вообще на новую “Атлантиду” в Тихом океане рассчитывать не приходится, но нечто подобное предусмотреть не мешает. Курс пролегает через Море дьявола, а это как-никак второй Бермудский треугольник. Чем чёрт не шутит? Особенно в море с таким названием. Хоть и недолговечны пузырики, вскипающие на текучих водах массовой информации, а стоят дорогого. Репутация остаётся — вот что ценно. На случайность полагаться не следует. Но и заранее такое не обеспечить.

Герман Кондратьевич пришёл к мысли, что Неймарк, работающий в институте морфологии животных, может оказаться в экспедиции совсем не лишним человеком.

Попутный вертолёт нашёлся в четверг, что вполне устраивало Гончарука. После нервотрёпной горячки показалось прельстительным передохнуть денёк-другой на вольной природе.

Действительность превзошла ожидания. Душистые стога сена на туманных полянах и сплошь покрытые цветами перелески дышали бодростью и оптимизмом, что Герман Кондратьевич ценил превыше всего. Вокруг на многие километры простиралась девственная тайга с великанами-кедрами, увитыми лианой, и каменистыми ледяными речками, в которых шумно плескался лосось. А какая благодатная тень таилась в сырых подлесках, где, захмелев на колдовских травах, убаюкивающе жужжали шмели! Жаль, комарик основательно заедал. Без накомарника в тайгу не сунешься, да и что там делать, в дремучих дебрях? Не женьшень же искать? Ноги сами несли в луговые лощины, продуваемые душистым ветерком. Здесь и дышалось вольготно, и глаз отдыхал на зелёных холмах.

Самое милое дело напитаться перед дальним походом эдакой благодатью. Она не раз ещё вспомнится посреди океанской пустыни. Просочится освежающим веянием сквозь жару и едучую соль. Добро и оборачивается добром.

— Для окончательного закрепления, — пошутил Гончарук, вручив Руновой пластмассовый цилиндрик с таблетками. — Действуйте согласно инструкции. Микстурка-то помогла?

— Кто его знает, — растроганно улыбнулась Светлана. — Наверное…

— Определённо помогла. Совсем другой вид! Порозовела, окрепла. Хоть сейчас в море. Не боитесь?

— Не боюсь, Герман Кондратьевич. Я в себе уверена.

— Тогда и я не боюсь. А вообще тут такие места, что и лекарства не надо. Никакая хворь не устоит.

Они отправились на прогулку по извилистой стежке, затерявшейся в шёлковой мураве. И впрямь от каждой травинки, согнувшейся под тяжестью бронзового жучка, исходила животворная свежесть. Даже потемневший колодезный сруб, даже жерди изгороди казались пропитанными целительной мощью. И замшелые камни в зарослях облепихи, и поспевающие на грядке кабачки, и юркие стрижи, и коза, и скачущие за ней козлята.

Среди заботливо побеленных яблонь стояли симпатичные улики. Фыркали, сгоняя с клевера пчёл, медно-рыжие кони. Прирученный лосёнок приник к ручью. Низко реяли, издавая суховатый треск, неправдоподобно большие стрекозы. Если бы не столбы с белыми изоляторами и не телевизионная антенна на высоком шесте, лесничество вполне могло сойти за тридевятое царство.

Светлана пока боялась далеко уходить, и они вернулись, так и не дойдя до лесной опушки, где ещё валялись вывороченные пни. Лесничиха — цветущая хохотушка, на которой только что не лопалось шёлковое платье в горошек, поставила кувшин с парным молоком, налила в тарелки тяжёлого мёда, крупно нарезала выпеченный в домашней печи хлеб.

— Прямо как в раю! — восхитился Гончарук, жадно макая дышащий ноздреватый ломоть в тягучее золото. — Кыш! — умиротворённо поморщился, отгоняя пчёл.

— Самой не верится! Спасибо Петру Фёдоровичу, это он постарался.

— Да, Наливайко знает, что делает. — Герман Кондратьевич одобрительно сощурился. — Матёрый мужик.

— Исключительно сердечный. Я ему стольким обязана… Пчёлы так и наседают. — Светлана осторожно поддела корочкой утопающую пчёлку. — Совсем одурели от мёда.

— Смотрите, чтобы не покусали. Вам только этого не хватает.

— Ничего. Пчелиный яд даже полезен.

— Кстати, Светлана Андреевна, — вспомнил вдруг Гончарук, — вы знаете, что теперь вам придётся соблюдать особую осторожность? Без гидрокостюма в море ни-ни. Как бы ни было жарко.

— Разве в тропиках тоже встречается гонионема?

— Там много чего есть. Причём куда пострашнее! Действие токсинов довольно сходное. Поимейте в виду… “Португальский кораблик”, надеюсь, знаете?

— Физалию?

— Вот именно. Порой достаточно ничтожного клочка, чтобы заполучить серьёзную неприятность. — Гончарук допил молоко и промокнул ладонью полные чувственные губы. — Помню, был у меня случай на Мальдивских островах. — Он со вкусом закурил длинную ментоловую сигарету. — Встал я эдак, знаете, до рассвета, чтобы лишний раз не обжечься, и потопал себе на пирс. С одной только маской. Нырнул. Кругом красота несказанная. Плыву, ощущая блаженство. Акулка за мной любопытная увязалась. Куда я — туда и она. Ходит кругами. Хоть и знаю, что там они не агрессивные, всё ж неспокойно. Пришлось подобрать на дне кусок коралла и шугануть её как следует. Отвязалась. Телепаюсь дальше. Берег наклонно уходит вниз. Уже ничего не видать — сплошная синяя бездна. Только стада невиданных рыб ходят. Смотри — не хочу. И вдруг меня как ударит в бок. Словно раскалённая пуля вошла, да ещё с электричеством. Дыхание так и перехватило. Что за чёрт? Лёг на спину, кое-как продышался, но боль не отпускает, так и колотит в ребро. Неужели хвостокол, гадаю? Да нет, они вроде больше на дне лежат. Короче говоря, поплыл потихоньку обратно. А тут новый ожог, извините, в мягкое место. Не такой, как первый, но вполне чувствительно, точно крапивой стеганули. Я уж ни о чём не думаю, лишь бы выбраться подобру-поздорову. Со всех сторон жалит, а ничего не видать. Однако решил приглядеться. Надо ж узнать, кто это резвится? Чтобы меры потом принять. А то откинешь копыта в полном неведении. Не годится. Дай, думаю, пригляжусь. И что же вы думаете? Плавает в толще розоватая слизь с какими-то волоконцами и пузыриками. Где жалкий обрывочек, а где совсем крохотная точка. Тут меня и осенило. Будто свыше снизошло, хотя ни с чем подобным я прежде не сталкивался… Как полагаете, что это могло быть?

— Понятия не имею, — живо откликнулась Светлана. — Скажите, Герман Кондратьевич!

Гончарук рассказывал умело, и она слушала его с неподдельным интересом.

— Да физалия же, Светлана Андреевна! “Португальский кораблик”. Где-то в открытом море разорвало штормом проклятую тварь, а клочья пригнало к берегу. Я и угодил, как кур в ощип… Или кур во щи? — Он хитровато подмигнул. — После мне рассказали, что даже высушенные на земле, под жутким солнцем клетки физалии сохраняют токсичность. Попав в воду, они снова готовы жалить направо и налево.

— А что потом с вами было?

— Со мной? — Он самодовольно расправил могучие плечи. — На мне, деточка, как на собаке, заживает. Растёрся денатуратом, намазался кокосовым маслом, и всё как рукой сняло. Поболело, конечно, денёк, пожгло, но в пределах терпимости. Пятна на коже, правда, только через месяц сошли… Делайте вывод, Светлана Андреевна. Я рассказал не для того, чтобы покрасоваться перед вами, не с галантной целью, боже упаси. Хочу предостеречь вас, насторожить.

— Я понимаю, Герман Кондратьевич, спасибо вам за заботу. Надо будет основательно подковаться по этой части. В судовой библиотеке, наверное, найдутся нужные книги?

— Книжки-то найдутся, только жизнь, детка, куда как шире нашей бумажной премудрости. В океане таятся такие дива, что и не снилось учёной братии. Порой мы вообще дальше собственного носа не видим. Прочёл я как-то монографию Брюса Холстеда “Опасные морские животные”. Крупный специалист, кстати токсиколог, знаток морской фауны — всё при нём. И книга хорошая. Но про вашу гонионему, простите за напоминание, в ней ни полстрочки. А ведь американец, между двух океанов живёт! Почему так?

— Бывает, — улыбнулась Светлана. — Значит, не советуете читать?

— Совсем напротив. Вреда от этого никакого, а польза может выйти самая неожиданная. По крайней мере поостережётесь лишний раз. В водах, где нам предстоит работать, опасно всё: медузы, кораллы, гидроиды, актинии, моллюски, рыбы, змеи. Но самое страшное, прошу вас запомнить накрепко, морская оса. Слыхали про такую?

— Как-то не приходилось. — Светлана виновато заморгала.

— Вот видите! — воскликнул Гончарук, темпераментно выбросив руку. — А ещё ходили в тропические моря! Безобразие, Светлана Андреевна. Совершенно непростительное легкомыслие! — Он осуждающе покачал головой. — И если б вы одна такая хорошая! Океанологи, доктора наук и те нередко оказываются совершенно неподготовленными. Ликбез организовать на борту, что ли?

— Организуйте, Герман Кондратьевич. Это будет безумно интересно… Но вы начали про морскую осу.

— И специально для вас, потому что гонионема рядом с ней — детская забава. Малюсенькая медуза хиропсальмус, иначе — морская оса, убивает мгновенно, едва коснётся щупальцами.

— Уж не собираетесь ли вы меня окончательно запугать? — Светлана лукаво вытянула губки. — Нечестно.

— Никоим образом. Только предостеречь. Гидрокостюм надёжно оградит от многих случайностей, в том числе и от плавающей слизи. Но остаются руки, Светлана Андреевна. Старайтесь не прикасаться к неизвестным животным. Для вас опасно любое токсическое поражение, а обжечь могут даже неподвижные кораллы или щетинистые черви. Про изящных ракушек я, разумеется, молчу. Вы лучше меня знаете, чего следует остерегаться.

— У меня прекрасная коллекция конусов, — кивнула она, но тут же вспомнила, что раковины остались у мужа. — Была… — добавила смиренно. — Недаром природа окрасила их под змеиную чешую…

— Конус страшнее любой змеи. Собственно, поэтому они так притягательны для науки.

— Профессор Неймарк рассказывал, что американцы выделили из морепродуктов сильные противоопухолевые вещества. Это верно?

— Похоже на правду… Вы давно знаете Неймарка? Что он за человек?

— По-моему, совершенно прелестный. А почему вы спрашиваете?

— Должен же я знать, с кем придётся плавать.

— Неужели Александр Матвеевич поедет с нами? — всплеснула руками Светлана. — Прямо не верится! И главное молчал, как партизан. Ай-я-яй…

— Скорее всего просто не был в курсе.

— Разве можно не знать о таких вещах?

— Очень даже свободно. Ваш Александр Матвеевич знал, что его зарубили в самом начале. Но нынче ситуация коренным образом изменилась, о чём пока осведомлены только мы с вами.

— Приятная весть!

— Вот уж в чём не уверен, хоть и дрался за него, аки лев. Но ведь не всегда побеждаешь.

— Ей-богу, Герман Кондратьевич, вам зачтётся. Не пожалеете.

— Значит, вы с ним дружны?

— Конечно! Он же сейчас на биостанции.

— Тогда дайте ему весточку от моего имени.

— Я? — удивилась Рунова. — При чём же здесь я, Герман Кондратьевич? Вы — другое дело, а я лицо неофициальное.

— Шучу, Светлана Андреевна, шучу… Так вы поправляйтесь, голубушка, накапливайте силёнок. — Он поднялся с видимой неохотой. — А мне пора к штурвалу.

— Спасибо за всё, что вы сделали для меня! — Светлана с чувством пожала его объёмистую руку. — И не только для меня. Я по-настоящему счастлива, Герман Кондратьевич, мне стало везти на хороших людей.

— Будете молодцом? Не подведёте?

— Не сомневайтесь, не подведу.