Путь Сашки. Книга пятая

Глава 13

Его величество король Лоэрна Пургес Первый давно не собирал королевские советы. В первые два — три года своего правления советы были не редкостью, но вот уже два года, как от этой практики король отошел. А сейчас его величество неожиданно пригласил несколько десятков лучших людей королевства, дабы обсудить с ними последние события.

Конечно, главным вопросом была судьба Снурского графства. Граф Гвендел так и не появился в Лоэрне, больше месяца тому назад исчезнув, выехав в сторону Лоэрна, но так до него и не добравшись. Несколько дней назад один из хаммийских купцов, желая выслужиться перед бароном Дворкосом, сообщил тому, что графа вместе с его личной полусотней видели в Хаммие. Об этом барон сразу же сообщил его величеству, хотя обычно он действовал через своего сюзерена и покровителя графа Волана.

Барон Дворкос был бароном новым. Сам он родом из Хаммия, даже ходили слухи, что там он даже не входил в дворянскую касту. Но приехав в Лоэрн, показал себя человеком ловким, знающим, где быть в нужную минуту и в нужном месте. Волан его приметил, приблизил и не прогадал. Сам Волан, и это было известно даже последнему пьянице, острым умом не отличался. Впрочем, не только острым, а временами казалось, что и вообще умом не отличался. А еще сказать точнее, глупость Волана была известна всем. Но при этом граф Волан сумел оказаться самым богатым человеком в Лоэрне, кроме его величества, конечно. И богатство свое сколотил в последние годы. Именно Дворкос, а тогда его звали просто Аркаем, был тем человеком, кто помог Волану сколотить состояние. За что и был пожалован замком Дворкос.

Как человек, сообщивший королю о снурском графе, барон был приглашен на королевский совет. Предводители конкурирующих с графом Воланом лоэрнских кланов посмеялись над этим приглашением. Нет, не над его величеством, разумеется, а над Воланом. Для них было забавно видеть, что по левую руку от графа Волана сидит безродный хаммиец.

А место по правую руку от графа занял графский брат барон Фрастер. Именно его граф пытался протолкнуть на снурское владение. Разболтал об этом по своей глупости всем. Ведь, как известно, если человек предупрежден, это значит, что он вооружен и готов к бою. Вот и конкуренты Волана были готовы не допустить усиления семейства Воланов на лоэрнской земле. Если его величество отдаст снурскую корону брату Волана, то в руках этого семейства будет половина всего Лоэрнского королевства.

— Мои лучшие люди королевства, верные и преданные. Я пригласил вас сюда, чтобы на королевском совете решить судьбу Снурского графства. Бывший граф Снури не оправдал моего доверия, не смог сохранить хорошего отношения со своими баронами. Даже наоборот, сделал все, что их унизить. Это недопустимо. Бароны королевства — опора трона. И лучшие аристократы Лоэрна, здесь присутствующие, наглядное тому подтверждение.

Произнеся эти слова, король внимательно смотрел на лица присутствующих, не сморщится ли кто — нибудь, не скривится ли? Ведь в зале кроме хаммийца барона Дворкоса присутствовали еще несколько бывших безродных баронов, волею короля получивших замки и баронские титулы. Барон Роттен еще несколько лет назад был личным массажистом короля, а барон Тимча был королевским брадобреем. Кому не боится король подставить свое горло, тот действительно пользуется королевским доверием. Ходили достоверные слухи, что барон Тимча был еще и крайдонским бароном, де — факто купившим баронский титул самого восточного герцогства Атлантиса за неимоверно большие деньги. Все аристократы Лоэрна безумно этому завидовали, но повторить то же самое не рисковали, ограничиваясь покупкой различных поместий по всему Атлантису.

— Милорды, — продолжил Пургес Первый, — после постыдного бегства бывшего снурского графа нам следует назначить человека, который сможет возглавить графский домен, навести в нем порядок и защитить его от врагов. По сообщению из мятежного Эймуда, там снова собирают войско, чтобы выступить и захватить Снури. Неспокойно стало и в приграничных районах Пирена. Там тоже замечено подозрительное движение войск. Кто из присутствующих здесь милордов сможет остановить врага? Я слушаю.

Как и следовало ожидать, в зале королевского совета возник шум, несколько наиболее значимых лоэрнских аристократов принялись, перекрикивая друг друга, предлагать королю свои услуги. Пургес молча взирал на начавшуюся перебранку, наконец, он поднял руку, и наступила тишина. Все присутствующие уставились на короля, ожидая его решения.

— Дадим слово по старшинству графу Волану, единственному графу королевства.

Коротышка Волан радостно поднялся с кресла, и слегка поклонившись королю, сказал:

— Я готов лично возглавить королевские войска и проучить негодяев мятежников из Эймуда. Пусть только попробуют вступить на земли графства. А лучшей кандидатурой на графство я считаю барона Фрастера. Если мы с братом разгромим врагов, то графская корона должна достаться ему.

— Кандидатура достойная, но вначале о королевских войсках. Что вы имели в виду, милорд?

— Я думаю, если мы послали тысячу солдат под командованием простого барона на помощь восставшему Каркелу, то под мое начало, графа королевства, следует передать… три тысячи солдат. И вашу знаменитую настойку, которая делает солдат непобедимыми.

— Настойка? Какая настойка? Ах, да, та самая… Не такие они и непобедимые, но раз вы желаете, я, пожалуй, смогу найти пару бочонков. Что же касается войска, то где вы, милейший граф, видели три тысячи солдат? Даже с моей личной сотней столько не наберется. И мне нужно держать солдат в резерве на случай очередного вторжения ларцев, а то и гендованцев. Надеюсь, вы не забыли, что было позапрошлым летом? Если бы мы не перебросили войска в графство Тарен, то безрукий самозванец смог бы дойти до стен королевской столицы. Нет, войск у меня нет.

— Но, ваше величество, — Волан пришибленно лепетал, — как же без солдат — то?

— Мобилизуйте снурских баронов. Найдите солдат в вашем собственном Сейкурском графстве, вот уже будет под две тысячи человек. Как раз на два бочонка настойки.

— Но, ваше величество, бывшему графу Снури вы дали восемь бочонков.

— Из которых он вернул два. И солдат у него было больше. Я как раз отдаю те самые два бочонка. Больше у меня нет.

И ведь не скажешь королю: «Неправда!». Ведь врет, да еще как врет!

— Хорошо, ваше величество, мы с моим братом, будущим снурским графом, разобьем мятежников.

— Я рад, что в вас не ошибся, мой преданный граф. Кстати, о снурской короне. Негоже короля оставлять без выбора. Король должен остаться королем. Пусть будет две кандидатуры на снурское графство. И в случае победы над мятежником, я из них выберу человека, кто получит графство Снури.

Присутствующие в зале аристократы негромко зашумели. Сейчас решалась судьба графской короны. Глупо Пургесу отдавать второе графство в руки семьи Волана. А значит, тот, кого сейчас назовет король вторым претендентом на графство, тот, скорее всего, его и получит.

Это понял даже глупый Волан. На него было жалко смотреть. Мало того, что вторая графская корона уплывала из его рук, так еще он должен ее защитить от предстоящего вражеского вторжения.

— Итак, первая кандидатура — это ваш младший брат барон Фрастер. Теперь следует определиться по второму претенденту.

Пургес обвел глазами присутствующих и удовлетворенно отметил, что все они с придыханием ждут его решения.

— А имя второго человека назовете вы сами, мой милейший граф.

И вновь тишина взорвалась шумом и удивленными вскриками. Опешивший граф Волан огляделся по сторонам. Кого же назвать? Баронов из соперничающих кланов? Нет, нет и нет! Здесь есть только один человек, который не будет конкурентом его брату, единственный верный и надежный, который всегда смотрит ему в рот.

— Барон Дворкос, — ответил Волан.

— Пусть будет барон Дворкос, — подтвердил Пургес.

Теперь осталось только разбить Эймуда и поздравить брата. Хаммийцу никогда не быть графом! Никогда! К такому же мнению пришли и все присутствующие, с кислыми минами покидающие королевский совет. Зато Пургес остался доволен произошедшим. Теперь семейство Воланов потратит свое богатство не на покупку недвижимости за границей, а наоборот, ему придется заложить ее часть, чтобы нанять как можно больше наемников. Без достаточного количества солдат надежды этой семейки на владение вторым графством окажутся призрачными. Пусть тратятся, пусть. И пусть боги им помогут. А после победы он, Пургес Первый, выберет из двух кандидатур человека, который и станет графом Снури. И будет предан ему лично. А не этому глупому коротышке.

По тому, как семейство Воланов развило бурную деятельность, все поняли, что они всерьез вознамерились удержать в своих руках Снурское графство. Что для этого нужно в первую очередь? Солдаты и деньги. Или деньги и солдаты. Но чтобы нанять достаточное число наемников потребуется много денег. Волан будет разорен, это понял даже он. Конечно, часть воинских потребностей могут закрыть владельцы замков в Сейкурском графстве, чьим графом был Волан. Больше аристократов в войске — меньше потребуется денег на наемников. Но в случае боевых действий погибнут многие. И Сейкурское графство ослабнет. Поэтому предстоящая победа может обернуться поражением в будущем.

Кто подал мысль Волану не известно, но граф уже на следующий день после королевского совета поехал по домам наиболее влиятельных людей Лоэрна. Он почти в открытую говорил, что скоро сравнится по могуществу с самим королем и предлагал очередному важному аристократу поддержать его людьми и деньгами. Кто — то отказывался, кто — то затягивал с ответом, но нашлись и те, кто вынужденно поддержал притязания Волана.

Конечно, Пургесу об этом сразу же донесли, но тот только плотнее сжал свои тонкие губы и укрепился в мысли, что младшему брату Волана графство не достанется.

Уже через месяц из столицы в сторону Снури выехала довольно внушительная колонна, состоящая из аристократов, придворных, солдат и всевозможной челяди. Во главе колонны гордо ехали оба пучеглазых брата. Свой выезд они обставили поистине с королевским размахом, подчеркивая для остальных свою значимость и влияние в королевстве.

Уже шел третий месяц, как исчез снурский граф и большую часть этого времени из Эймуда приходили тревожные сообщения, что мятежный граф собирает войска для вторжения в Снури. Но на руку лоэрнцам играло то, что стояла зима, теперь началась весна с ее традиционной распутицей. Но как только дороги подсохнут — вот тогда ждать беды. Эймудский граф, скорее всего, решится, и двинет свои войска на север.

Но кто возглавит войско? Сам граф в последнее время сильно сдал, а его младший сын во время зимней охоты так неудачно упал с коня, что до сих пор лежит со сломанной ногой, которую все никак не может вылечить. Остается старший сын эймудского графа виконт Гривер. Но и у него не все было в порядке. Нет, он ничем не болел, был полон сил и здоровья, присущего тридцатипятилетнему мужчине. Проблема была в характере. Не в отца пошел. И не в Ласкария, своего сына. Ласкарий, которому скоро должно исполниться семнадцать лет, в последнее время, пользуясь физической слабостью деда, основательно подмял под себя своего отца. Трудно сказать, чем он взял. То ли отец побоялся идти против будущего короля Лоэрна, то ли это объяснялось просто слабостью характера Гривера, но Ласкарий умело этим пользовался.

И вот сейчас сын настаивал на своем участие в предстоящем походе. Граф согласился с желанием внука: в конце концов, он уже в возрасте, когда юноши навешивают на пояс меч и становятся воинами. И будущий король должен знать, что такое война и уметь командовать войсками. Тем более что во главе войска будет стоять его сын виконт Гривер, а внук Ласкарий будет смотреть и учиться. И это хорошо, что внук стал проявлять качества будущего правителя, стал думать и о государственных заботах, а не только менять любовниц.

Однако истинные причины желания юного Ласкария пойти с войском в поход остались вне разумения старого графа. Основная причина была меркантильной. Деньги и только деньги.

Прошлым летом главная пассия Ласкария баронесса Фрила родила от юного виконта мальчика. Бастарда. В последние несколько месяцев перед родами, когда стройная фигура не очень молоденькой баронессы заметно изменилась, Ласкарий быстро к ней охладел. А когда Фрила, взяв с собой ребенка, отправилась на аудиенцию к юному виконту, тот неожиданно для своего окружения ее принял. Фрила, посчитав это хорошим знаком, стала настаивать на выполнении давнего обещания на ней жениться и прогнать законную жену принцессу Алицию.

Ласкарий, третий день не получавший жестких развлечений и поэтому изнывающий от скуки, вместо того, чтобы прогнать нахалку (так назвал Фрилу в разговоре со своим фаворитом баронетом Лазерсом), приказал выделить ей одну из своих комнат. А сам, позвав Лазерса, стал советоваться, что же ему придумать такого интересного, чтобы наказать хамку, посмевшую что — то от него требовать.

В чью голову пришла эта мысль, сказать трудно, потому что Ласкарий приписывал ее себе, а Лазерс, с ним соглашаясь, втайне считал иначе. А идея заключалась в продаже баронессы и родившегося ребенка в Хаммий. Идея обоим очень понравилась. Мало того, что они хорошенько посмеются напоследок над наглой баронессой, но еще и заработают на этом несколько золотых, тем более что с деньгами в графстве в последнее время постоянно были проблемы. Наемники и состояние войны с Лоэрном съедали почти все поступавшие в казну налоги.

Лазерс пригласил знакомого хаммийского работорговца и предложил тому тайно вывезти баронессу из графского дворца. За три золотых. И добавил, что в нагрузку хаммийцу следует прихватить и родившегося ребенка. Хаммиец вместо того, чтобы заупрямиться — ведь младенцы вообще ничего не стоили, ведь пока тот вырастет, на него уйдет куча денег на прокорм — неожиданно радостно согласился. И сообщил причину этой радости.

— Мальчик родился от его светлости милорда Ласкария? — спросил хаммиец.

— Да, — недоуменно подтвердил баронет. — А скажи, чему ты доволен?

— Так мальчик из графского рода. Прямой потомок графа Эймуда.

— И что же?

— Если бы ему было лет двенадцать или десять, я купил бы такого за пять золотых.

Глаза Лазерса алчно загорелись, хаммиец это увидел и продолжил:

— Но он младенец и нужно ждать этого десять лет. Тратиться. Много тратиться.

— За мальчишку еще три золотых!

— Это совсем не выгодно, милорд. Я могу дать… пять серебрянок.

Лазерс в ответ рассмеялся.

— Ты забываешь, что мой господин будущий король Лоэрна. И когда мальчишка подрастет, он будет сыном короля. Принцем — бастардом. И цена ему будет не пять золотых, а двадцать пять!

Хаммиец понял, что он зря проболтался, действительно, этот баронет прав. Сын короля будет стоить дороже сына графского отпрыска.

— Хорошо, пусть будет три золотых.

— Нет, пять.

— Но, милорд, вы же назначили три.

— Не надо было торговаться и пытаться меня надуть. Ты большой наглец, посмевший предложить пять серебрянок. Пять золотых или я позову другого торговца.

— Хорошо, ваша милость.

После ухода работорговца баронет собрался было промолчать про выгодную торговлю, присвоив себе пять золотых, но в последнюю минуту он вспомнил, что Ласкарий будет присутствовать при передаче в рабство Фрилы и торговец может ненароком проболтаться. С хаммийцев это станется. Не случайно, а нарочно проболтается.

Когда он сообщил про выгодную сделку Ласкарию, тот, конечно, обрадовался, а затем задумался.

— Пять золотых за бастарда.

— Да, ваше величество, целых пять золотых содрал с этого торгаша.

— А с десяти бастардов — пятьдесят золотых! Ты понимаешь, Ласкарий? Надо только запретить делать аборты. Я за месяц могу получить сто или двести золотых монет! Дед совсем стал скрягой. Выдает по одному золотому в седмицу и считает, что это очень много. Я теперь могу плевать на его подачки.

— О, ваше величество, вы как всегда гениальны!

— Да, я это знаю. Сегодня же сообщи всем этим, чтобы не смели делать аборты. Пусть рожают.

— Эти дуры, ваше величество, будут рады. Никто даже не заподозрит, что их ждет после родов. А ждет их Хаммий.

— Действительно, дуры. Когда появится этот торговец?

— Когда стемнеет, ваше величество.

— Мне столько ждать? Пусть поторопится. Король будет ждать, когда чернь соизволит прийти?!

— Да, вы, конечно, правы, но только Фрилу нужно вывезти из дворца тайно. Под покровом ночи.

— Проклятье! Я собирался сейчас навестить эту нахалку и сообщить, что я ее продал в Хаммий. Вот умора будет!

— Да, мы хорошо посмеемся. Главное, чтобы ваш дедушка про это не узнал.

— Старикашка. Опять будет слюной брызгать.

— Увы, ваше величество, но она дочь барона Кабаста и тот начнет ее разыскивать.

— Тогда пусть торговец не медлит, а сразу же везет в Хаммий. А когда дед будет спрашивать, скажу, что ничего не знаю, что Фрилу прогнал, а куда она ушла мне не интересно.

Баронессу стали искать только через седмицу. Все считали, что Фрила вновь обрела благожелательное расположение юного виконта и живет на его половине. Когда же ее хватились и Ласкарий заявил, что Фрила давным — давно покинула его покои, то начались ее розыски. Ласкарию пришлось отвечать старому графу, впрочем, расспросы оказались поверхностными. Зато спустя три дня, когда встревоженный барон Кабаст вновь побывал у графа, поиски вспыхнули с новой силой. На этот раз оставив Ласкария в покое, допросили баронета Лазерса. Баронет — не внук графа, к тому же Лазерса никто не любил, относясь к нему презрительно. Поэтому допросили баронета более основательно, нежели внука. И стоило показаться в графских покоях палачу, как Лазерс сразу все вспомнил, переложив всю вину на юного виконта.

За соучастие в похищении и продаже в рабство дочери барона Лазерсу назначили двадцать полновесных плетей. Ласкарий, присутствовавший при исполнении наказания, остался доволен увиденным зрелищем, так вовремя подоспевшим в скучно проводимое им время. Он даже подумывал испросить увеличить наказание своему фавориту до трех десятков плетей, но Лазерс, потерявший сознание на восемнадцатом ударе, оказался неспособен на продолжение экзекуции.

Старый граф к тому же устроил внуку основательную выволочку, испортив тому настроение на весь оставшийся день. Но самое печальное для юного виконта произошло на следующее утро. Граф, оказывается, приказал ежедневно проверять наличие всех женщин во дворце, в первую очередь посещавших дворцовую половину внука. Надежды Ласкария на выгодное развитие запланированного бизнеса быстро таяли.

Но если не получится делать его во дворце, то почему не попробовать исполнить свой замысел вне дворца? Дочки баронов, конечно, отпадают — они живут в замках своих отцов, и похитить их оттуда возможности не представится. И с дочерями дворян тоже будет сложно. Но есть же еще и простолюдинки. Хаммийцам без разницы, кто родил ребенка, главное, что отец ребенка — будущий король Лоэрна. Но женщин требовалось много, и найти их тоже было не так просто. На дороге они не валялись.

Известие о предстоящем походе на Снури оказалось как нельзя кстати. Что такое поход? Это добыча. Бесправная добыча, с которой победитель волен поступать, как ему заблагорассудится. Вот потому Ласкарий и напросился на участие в будущем походе. Жаль, что ждать пришлось долго: лишь во второй половине весны эймудское войско двинулось на север.

Его отец, не иначе, как по настоянию деда, собирался не задерживаясь идти прямиком на графский город, в котором с набранным по всему Лоэрну войском устроились сейкурский граф Волан со своим братом. Но Ласкарий настоял, чтобы захватить несколько неприятельских замков, попавшимся им по пути. Владельцы их, в ожидании эймудского вторжения, давно уехали, кто в Снури, кто в Лоэрн. Сами замки были оставлены на местных ополченцев из числа крестьян. Нельзя сказать, что ополченцы были этому рады, но где им и их семьям спрятаться от захватчиков?

Но именно пленные как раз и требовались Ласкарию. Следом за их войском ехал обоз того самого хаммийского торговца, которому прошлой осенью продали Фрилу с ребенком. Ласкарий даже не удосужился узнать имя рабовладельца. Зачем будущему королю заморачиваться такими вопросами? Тем более что все переговоры шли через баронета Лазерса, давно уже поправившегося и снова ставшего в фаворе у юного виконта.

Ждать девять месяцев и где — то содержать и кормить беременных наложниц Ласкарию было не с руки, ведь число пленниц резко увеличивалось после захвата очередного замка. Поэтому Ласкарий через Лазерса договорился с торговцем, что будет тому отдавать пленниц, как только те забеременеют. Цену, правда, пришлось из — за этого снизить на пару золотых, зато не требовались ни большой обоз, ни стражники для охраны плененных.

Пленников тоже продавали хаммийцу — всего за полцены, зато сразу в деньги. Продавали не всех, а в основном тех, кто стоил подороже — молодых и крепких мужчин. Детей и стариков Лазерс оставлял себе для развлечений — теперь все вечера заканчивались совсем не скучно. Ласкарий вместе со своим фаворитом каждый раз придумывали новый вид пыток и казней. Первоначально для них отбирали детей и стариков, но через пару седмиц появились и женщины, и молодые и пожилые, потому что слишком много пленных удавалось захватить в снурских замках.

В первые дни, желая заработать как можно больше денег, Ласкарий отдавал часть полона Лазерсу и другим своим спутникам, даже солдатам, но вскоре от идеи сверхобогащения пришлось отказаться. Хаммийский торговец оказался расторопным, он сразу же смекнул, что юный виконт никак не может ежедневно любить по два — три десятка женщин. А расспросив полонянок, сразу выяснилось, кому их отдавали.

Деньги Ласкарий, конечно, жалкому торговцу не вернул, но пришлось их учесть при дальнейших расчетах. Теперь, после этого небольшого скандала, учиненного торговцем, баронет Лазерс ежедневно передавал хаммийцу по одной — две полонянки, забеременевших именно от Ласкария.

Но вскоре наладившийся бизнес неожиданно остановился. Одна из пленниц попыталась убить юного виконта, вцепившись зубами в его шею. Ласкарию сильно повезло: от неожиданной и сильной боли он сильно дернул ногами, оттолкнув несостоявшуюся убийцу. На его истошные крики вбежала охрана, успев схватить пленницу, уже вновь нависшую над испуганно сжавшимся подростком. Причиной попытки убийства было то, что накануне, за два часа до этого происшествия, все, в том числе и пленница, были свидетелями очередного вечернего развлечения будущего лоэрнского короля. А одним из объектов этого развлечения стал младший брат пленницы, с которого живьем содрали кожу.

Из — за этого происшествия пришлось приостановить поход: рана на шее от укуса пленницы выглядела страшно, а сам юный виконт потерял много крови. Спустя полторы седмицы вынужденного простоя войска, из Эймуда пришел приказ старого графа отправить юного виконта обратно, а его отцу спешно продолжить поход.

Ласкарий с туго перевязанной шеей в расстроенных чувствах уезжал в Эймуд, напоследок устроив прощальный вечер с казнью нескольких десятков теперь ненужных пленниц. Финалом было посажение на кол того, что осталось после нескольких дней пыток от несостоявшейся убийцы виконта.

Отец Ласкария виконт Гривер облегченно вздохнул, когда его сын наконец — то покинул расположение войска. Теперь никто и ничто не мешало продолжению победоносного похода на север. То, что его миссия окажется победоносной, никто не считал иначе. В Снури не было графа — полководца Гвендела, а что собой представлял граф Волан, было известно далеко за пределами Лоэрна. «Пучеглазый Воланчик» — так презрительно о нем говорили при их дворе в Эймуде. Глупый, жадный, и снова глупый.

Правда, у лоэрнцев была чудодейственная настойка, после принятия которой солдаты входили в боевой раж, сметая в диком животном воодушевлении всех вставших на их пути врагов. Но по сообщению от союзников из Пирена выяснилось, что такую настойку король Пургес выделял войску только один раз. А предыдущий разгром Гвенделом эймудского войска произошел лишь потому, что снурский граф сам где — то смог раздобыть необходимое для создания настойки большое количество листьев хачху. Но теперь нет ни удачливого графа, ни настойки.

Да и само наспех набранное Воланом войско явно уступало в боеспособности солдатам, которых вел виконт Гривер. Чуть ли не половина солдат Волана были хаммийцами, а какие из них вояки, знали все.

Успешно взятый десяток попавшихся замков, которые обороняли неумелые крестьяне, а большая часть ополченцев даже не оказывала сопротивления, сразу же распахивая ворота перед появлявшимися передовыми отрядами эймудцев, внесла расслабленность в ряды наступавших. Две с половиной тысячи солдат растянулись в длинную колонну на протяжении целого дневного перехода. Будь на месте Волана командир порасторопней, тот собрав ударную группу, напал бы на растянувшееся вражеское войско, но Волан сидел за стенами графского города и поджидал подхода эймудцев.

В рядах последних тоже были трезвомыслящие командиры, которые предупреждали виконта Гривера и его окружение об опасности растянутости войска, но проходили дни, снурцы не нападали, вдали уже показались городские стены, а значит, предупреждения о беспечности оказались пустыми. Что тоже еще больше расслабило наступавших.

Еще перед выходом из Эймуда у старого графа обсуждали приемы, которыми следует воспользоваться при штурме вражеского города. Успехи Ксандра Ларского, а теперь и графа Каркельского не прошли незамеченными. Многие ларские соседи взяли их на заметку, бросившись скупать земляное масло и серый порошок, которые сразу резко подскочили в цене. И если добычу земляного масла увеличили, нагнав в подземные штольни новых рабов, то с серым порошком вышла незадача. Он почти исчез из свободной продажи. Было известно, что опасный порошок привозят откуда — то издалека, чуть ли не из Диких земель. Но купцы, которые занимались его поставкой, еще год назад резко свернули торговлю. Ходили слухи, что почти весь его объем теперь идет в Ларск и к дварфам. Купцы пытались поднять цену, и поднимали ее основательно, но продавцы на это почти не реагировали, по — прежнему значительно сократив его продажу куда — либо, кроме Ларска и дварфам.

Поэтому эймудцам пришлось остановиться в основном на применении земляного масла. Зная, как весной Ксандр, обложив сырыми деревьями замок Шелвака, захваченного виконтом Аларесом, полил их маслом, а затем все поджег, граф Эймуд порекомендовал своему сыну повторить тоже самое и со снурским столичным городом. Дым и смрад от горящей сырой древесины должны были хорошенько потрепать защитников города, но из — за капризов юного Ласкария, а затем его лечения, эймудское войско подошло к Снури не сырой весной, а к началу лета, когда все вокруг уже подсохло. Это все — таки был не север Атлантиса, как место, где стоял замок барона Шелвака. Здесь, в центре Атлантиса лето наступало быстро, и всегда было жарким.

В течение нескольких дней обустраивался лагерь, а затем осаждающие принялись свозить из окрестностей города срубленные деревья, забрасывая ими ров вокруг городской стены. Мысль выкурить защитников с городских стен, да и само ее исполнение оказались не столь удачны, как рассчитывал виконт Гривер. С трудом волоча тяжелые деревья, эймудцы попадали под жестокий обстрел, который открыли снурские солдаты с городских стен. Прежде чем удавалось дотащить до рва с водой очередное дерево, двое — трое, а то и пятеро эймудцев падали, сраженные меткими выстрелами из луков и арбалетов. Потеряв двести солдат, так и не добившись успехов, Гривер был вынужден отказаться от идеи завалить городской ров бревнами, облить их земляным маслом и поджечь.

А других идей, как захватить город, у него не было. Штурмовать? Но в Снури одних только солдат около двух тысяч, пусть, половина из них и хаммийцы, но на стенах они вполне сгодятся, чтобы сбрасывать лезущих наверх по лестницам вражеских солдат. А еще было и городское ополчение, тоже на что — то годное. Даже взять город в кольцо осады Гривер не мог. Четверо городских ворот, через любые из них может произойти вылазка. И тогда численное преимущество будет на стороне осажденных. Поэтому раздроблять свои силы виконт не мог.

Одна надежда для эймудцев — сразиться с врагами в поле. Но для этого тех нужно выманить из города. А осажденные совсем и не были осажденными в прямом смысле этого слова. Какая же это осада, если враг расположился рядом с южными городскими воротами, а остальные так и остались свободными для выхода и входа? Разве что можно нарваться на эймудские разъезды, но и те не были регулярными. Граф Волан мог безбоязненно сидеть в Снури многие годы, пока осаждающие сами не разбежались бы. Но Волан не мог ждать столько времени, иначе получалось, что он сам себя здесь запер, в то время как его недоброжелатели из соперничающих кланов, активно вытесняли его от места близ короля. Поэтому выдав своим солдатам один бочонок зелья (второй бочонок Волан решил сэкономить — хватит и одного!) в один из летних дней граф приказал открыть южные ворота и вывести войска против врагов.

Как обычно, все делалось через голову, отряды перемешались, командиры потерялись — одним словом целых полтора часа снурское войско потратило на построение в боевые колонны. Еще полчаса потребовалось на привоз бочонка и поиски посуды для раздачи солдатам. В итоге кто — то получил по две — три полновесных порции, а кому — то (таких оказалось большинство) ничего не досталось.

Если бы виконт Гривер ударил сразу же по снурскому войску, пусть даже не сразу, а с задержкой в целый час, то уже к вечеру город грабили бы его солдаты, а сам Волан с братом и придворными, нахлестывая лошадей, мчались бы в Лоэрн. Но эймудское войско смогло построиться в боевые колонны тоже где — то только через пару часов после выхода снурцев из города. И даже если Гривел сразу же после построения приказал бы своим войскам атаковать колонны снурцев, исход боя был бы, скорее всего, за эймудцами. Но Гривер упустил и этот последний шанс, желая, чтобы первыми напали снурцы.

Тактически это считалось более выгодным. Ведь бегущие на врага нападающие растягивались, терялась четкость очертания колонн, в то время как поджидающие их противники по — прежнему стояли плотными рядами. И действительно, напавшие первыми снурцы растянулись даже больше, чем можно было предположить. Вперед вырвалось несколько сотен человек, в то время как основная масса снурского воинства совсем не спешила. Первые были из тех, кто отведал зелья, а остальным оно не досталось.

Когда подошли (сказать, что подбежали, значит, погрешить против истины) основные снурские солдаты, большая часть авангарда погибла, но эймудское войско уже потеряло треть своей численности, устлав поле убитыми и ранеными солдатами, а сами колонны утратили свою четкость, превратившись в разреженные островки. Половина оставшихся на ногах эймудцев стала отступать, а другую половину подошедшие снурцы окружили и методично стали избивать. Значительную часть их погибших потом нашли со стрелами и арбалетными болтами у кого в груди, а у кого и в спине.

Одних только раненых снурцы взяли в плен больше двухсот человек. И среди них виконта Гривера. Из двух с половиной тысяч солдат, вышедших весной из Эймуда, обратно вернулось меньше трети. А ведь это было почти всё, что смог найти старый граф. Теперь Эймуду надо думать, как самому не оказаться в осажденных. А о лоэрнской короне для своего внука графу стоит и вовсе забыть. По крайней мере, на пару лет, пока не удастся хоть как — то восстановить численность графского войска.

Волан, на радостях закативший пир, собрался отвезти пленного виконта в Лоэрн, подарив Гривера его величеству и показав свой трофей всем аристократам королевства. Но графа отговорил барон Суркос. Этот человек был снурским бароном, который на протяжении уже нескольких лет безуспешно пытался пробиться в ближнее королевское окружение. Но клановая система, сложившаяся в Лоэрне, такой возможности барону не давала. Появление Волана в Снури Суркос посчитал хорошей возможностью заручиться поддержкой второго по значимости человека в королевстве. Тем более пример с возвышением доверенного лица Волана бароном Дворкосом давал ему такую надежду.

Дело в том, что Суркос был бароном потомственным. Уже несколько сот лет его род владел замком Суркос. И сам барон после гибели своего отца, бившегося бок о бок со старым мятежным графом Снури, наследство получил на законных основаниях. Других претендентов на замок и титул не было. Пикантность ситуации была в том, что новый барон Суркос де — факто был бастардом, только бастардом наоборот. Не его отец нагулял младенца на стороне, а молодая баронесса родила мальчика от своего любовника. Впрочем, такое встречается, наверное, нередко, только отцы зачастую об этом не знают, воспитывая наследников с чужой кровью. С юным Суркосом такого не случилось. Уже быстро старый барон понял, что оказался с рогами. Определить это, глядя на мальчика, было совсем не сложно. Потому что любовником баронессы оказался темнокожий хаммиец.

Что собой представлял граф Волан и его младший брат, которому король вроде бы обещал снурскую корону, барон Суркос знал не понаслышке. Втереться в окружение этой семейки оказалось совсем не сложно. Это там, в Лоэрне, они были чопорны и недоступны. Здесь высокомерия не убавилось, зато при ситуации, когда ценился каждый местный аристократ в преддверии вражеского вторжения, недоступность почти исчезла. Уже через месяц барон Суркос стал тенью графа Волана, заметно потеснив барона Дворкоса.

После разгрома эймудского войска граф и его брат возомнили себя великими полководцами и правителями. И теперь правильно нашептанные слова легко падали на удобренную почву.

— Ваша светлость, а стоит ли везти пленного виконта в Лоэрн? — вкрадчиво и с почтением задал Волану вопрос барон Суркос.

— Как это так? Ты сильно пьян?

— Ваша светлость, я сегодня пью за ваш гений. Вы по своему уму, таланту и значимости первый человек в королевстве. И разве первый человек станет везти пленника, отдав его неизвестно кому? И неизвестно кто будет командовать казнью предателя?

— И что?..

— Если вы сами казните предателя, казните здесь, в Снури, то вы всем покажете свою силу и значимость. Вы ведь теперь владетель половины всех лоэрнских земель. И казнью наследника эймудского графа вы докажете всем в Лоэрне, что вы теперь самый сильный и влиятельный правитель в Лоэрне.

Тщеславность Волана немногим уступала его глупости. А в самом деле, почему он должен везти свой трофей Пургесу, дарить его, зачем? Ведь теперь у Пургеса в личном подчинении кроме королевского феода оставалось только его родовое графство Тарен. И все. А у него, графа Сейкурского теперь есть графство Снури, чьим графом должен стать его младший брат. Две земли у Пургеса против двух у него, Волана. А почему двух? А Эймуд? Там теперь почти не осталось войск. Значит, и Эймудское графство он тоже возьмет себе. Себе!

— Хм. Действительно, а зачем везти Гривера в Лоэрн? Разве не я сам лично его пленил?

— Вы, ваша светлость.

— Тогда распорядись о казни.

— Какой вид казни будет применен? Меч или повешение?

— Конечно, меч. Я же не этот ларский раб. Для благородных и казнь благородная.

— А с остальными пленными что прикажете делать?

— Продать!

— А возможность сюзерена выкупить своих солдат?

— В Хаммие за них дадут больше.

— Не намного больше, если затребовать у Эймуда обычную цену. Но мы можем запросить больше, чем дадут хаммийские торговцы.

— Откуда у Эймуда столько денег? Ему не найти денег даже на обычный выкуп.

— Не найти, ваша светлость. И это хорошо.

— Почему?

— Денег на выкуп нет, значит, продаем пленных солдат и аристократов в Хаммий. Получаем свои деньги. А по всему Атлантису расходится весть, что граф Эймуд не смог выкупить своих людей. После этого никого ему не нанять, даже последние наемники разбегутся. И этой осенью можно легко покончить с мятежным графством. Только военачальник нужен хороший.

— Я сам пойду во главе войска.

— Это правильно, ваша светлость. Только кто будет исполнителем вашей воли? Барон Дворкос два часа не мог выстроить колонны. Хорошо, что Гривер промедлил.

— И кто будет исполнять мою волю?

— Такой человек есть, ваша светлость. Верный и исполнительный. Он перед вами.

— Я подумаю. А пока займись подготовкой к казни…

Спустя седмицу в Лоэрн торжественно въезжал Волан, граф Сейкурский вместе со своим братом, бароном Фрастером, которого его величество должен был утвердить новым снурским графом. В рядах лоэрнских аристократов царило уныние, ведь мало кто из них рассчитывал на победу этого ничтожества. В лучшем случае, графский город стоял бы в осаде, но предполагать, что Волан наголову разобьет превосходящее его эймудское войско, было нереально. Но вот он — победитель, везущий голову казненного старшего сына старого графа.

Аудиенцию победителю его величество король Лоэрна Пургес Первый назначил на следующий день. В зале торжеств собрались лучшие аристократы королевства. В центре зала стояли, раздуваясь от самодовольства Волан с младшим братом. Около них собралась добрая половина присутствующих, почти каждый считал необходимостью пробиться к победителям и льстиво улыбаясь, сказать несколько цветастых фраз. Даже его конкуренты из соперничающих кланов были вынуждены пойти на это. А что делать? Власть за сильным, а Волан теперь силен как никогда.

А вот и его величество. Как поведет себя он? Сядет, как и положено королю на трон, а потом подзовет к себе графа? Нет, король сам двинулся навстречу Волану и дружески обнял графа, выдав целую торжественную тираду. Теперь даже самые последние скептики поняли, что в королевстве появились признаки двоевластия.

А король, еще раз обнявшись с победителем, направился к трону.

— Милорды, наш великий граф Сейкурский принес короне победу над злостным мятежником, пытавшимся захватить Снурское графство, оставшееся без графской руки. Теперь после этой замечательной победы мы можем назвать имя человека, чье чело должна украсить графская корона. Как вы помните, его светлость граф Сейкурский назвал два имени. Это милорд барон Фрастер и милорд барон Дворкос.

Мы, король Лоэрна Пургес Первый, назначаем новым графом Снури его светлость барона… Дворкоса.