Лешка взбунтовался через три недели. Он пришел вечером к виконту и с ходу выпалил:
— Милорд, я не буду больше. С меня хватит.
— Что не будешь?
— В вашей сотне. Этим мальчиком на побегушках.
— Интересно… Ты не будешь. Это чье решение?
— Мое!
— Очень интересно. Но ведь ты не командир полусотни, не так ли?
— Ну так.
— Решение о твоем изгнании из сотни может принимать только ее командир. Хелг. Твоего желания никто не спрашивает.
— Но я не хочу, чтобы меня вечно шпыняли. И били!
— Это только твои желания. Которые, кстати, полезно держать при себе. А что касается твоего ухода из сотни, то с чего Хелгу тебя изгонять? Вряд ли он тебя прогонит. Поэтому не дергайся, служи дальше.
— Но это я сам не хочу. Я сам ухожу!
— Ты не понял. Уйти сам ты не можешь. Ты не наемник. Поэтому твой уход будет считаться дезертирством. А дезертиров здесь… вешают. Если они, конечно, не благородные. Тем вместо виселицы рубят головы. Или не вешают, а только ограничиваются плетьми.
Лешка побледнел.
— И хочу тебе напомнить, что это не я просил тебя вступить в мою полусотню, а ты сам просил. И если не ошибаюсь, ты клялся, что если я замолвлю Хелгу о тебе словечко, ты меня не подведешь. Слово давал?
— Давал.
— И разреши мне полюбопытствовать, из — за чего весь этот шум? А?
— Я там для них мальчик на побегушках. Сделай то, принеси это. И смеются надо мной. И чуть что бьют.
— Бьют? Это уже серьезно. Дело совсем другое. Как бьют? Как часто?
— Два раза били. В конце недели.
— Ах, вот оно что. В первый раз тебя пороли за плохую чистку лошадей, причем неоднократную, а еще за непочтительность к командирам и дерзость. Так?
— Ну так.
— Но ведь мало пороли. Потому что сейчас ты врываешься к виконту. Что — то требуешь, грубишь и во…
— Я не грублю!
— Перебиваешь меня. И грубишь, разговариваешь как с равным.
— Простите… Милорд.
— Уже лучше. Вчера тебя выпороли за то, что утопил сапоги. Один у Хелга и оба у десятника. И они ведь день ходили в сырых сапогах.
— У меня так получилось. Я же не специально.
— Я надеюсь, что у тебя дальше пойдет дело лучше.
Лешка засопел, глядя исподлобья на виконта.
— Сапоги не нравится чистить? И лошадей? Так?
Лешка только кивнул головой.
— А когда ты три недели назад напрашивался, о чем думал? Будешь ездить с гордым видом в моей полусотне. Заниматься фехтованием. Учебные поединки. Наверное, так?
Лешка стоял и молчал.
— Быть в полусотне очень престижно. Но это тяжелый труд. Вот тот же Альвер, как он каждую тренировку работал! Как проклятый. С ног валился, а тренировался. И не скулил.
— Ага. А сапоги он вам чистил?
— Нет. Мне чистили мои слуги. В поход я с ним не ходил. А теперь и в походе, когда поправится, он это делать не сможет.
— Почему?
— Он теперь барон. А вот Хелг с девятилетнего возраста чистил сапоги рыцарю Ястреду, он у него был в оруженосцах. И коня его и своего тоже. И костер разжигал, пищу готовил. Потом котел мыл. Все делал. И не хныкал, что устал.
— А его Ястред бил?
— Как я слышал, было дело. Но не за лень или грубость, а за озорство.
Лешка насупившись смотрел на виконта.
— Так что же делать с тобой? Что же будет в походе, если ты уже сейчас хнычешь? Такой в походе будет только обузой. Значит, хочешь уйти из полусотни? Я поговорю с Хелгом. Он мне не откажет. Ему тоже тряпки не нужны. Только что будешь делать после того, как тебя выгонят из полусотни?
— Вы меня прогоните из замка? — Лешка испуганно смотрел на Ксандра.
— Хм. И куда ты пойдешь? Нет, не прогоню. Оставайся, сколько хочешь. Комната твоя не занята. Живи, как хочешь. Отдыхай. Только запомни, если тебя прогонит Хелг, то обратно хода нет. В полусотню уже не вернуться. Поэтому, давай сделаем так. Я своей волей даю тебе седмицу отпуска. То есть, ты как бы из полусотни изгнан, но еще и не изгнан. Так, в подвешенном состоянии. Если передумаешь, придешь, скажешь. В полусотню верну, а там все будет решать Хелг. Согласен?
— Согласен, милорд.
— Тогда позови Хелга, а сам посиди в коридоре.
Пришедшему Хелгу виконт объяснил, что он хочет. Тот быстро все понял и, выйдя в коридор, сообщил Лешке, что с этого момента временно он в его полусотне не числится, а сам пусть собирает вещи и переезжает в свою комнату. Что Лешка с большим удовольствием и сделал.
На следующее утро он встал не раньше всех, как это было с ним раньше в казарме, а спал долго, даже шум в коридоре, когда солдаты шли на занятия, его не разбудил. Проснулся только тогда, когда они уже возвращались усталые и потные обратно. Как хорошо! А эти пускай дальше трудятся! И коней, от которых пахнет конским потом, пусть сами чистят. Конечно, они и сами их чистили, а Лешке доставалось по одной — две лошади, да и то в паре с их хозяевами, зато теперь он может ничего не делать. Только спать и есть. Виконт разрешил.
Полежав еще с полчасика, Лешка вскочил с лежанки и побежал умываться, а после и завтракать. Когда он вошел в столовую комнату, все солдаты уже были там, оживленно о чем — то говорили. Лешка боялся, что они встретят его настороженно или даже враждебно, но солдаты его даже не заметили, посмеиваясь над рассказом одного из солдат. Очень хорошо! И здесь проблем не будет! Не жизнь теперь, а сказка.
Лешка сел на свое место и принялся есть. Солдаты по — прежнему шутили, но его вообще не трогали. Раньше ни один завтрак или обед с ужином не проходил, чтобы он не стал темой солдатских шуток. Кстати, обидных. А теперь про него — ни слова. Осмелев, Лешка встрял в разговор, поддержав одного из солдат, но тот словно его не замечая, продолжал говорить. А вот и другой оставил без внимания Лешкин вопрос. Да что же это такое?
А когда один из десятников, чьи сапоги Лешка утопил в чане с водой, встал из — за стола и сапог явственно чавкнул, голос с противоположного края сказал:
— У тебя даже сапоги стали чавкать.
— Третий день сырые. Где — то промочил сильно. До сих пор высохнуть не могут.
— Дождя не было. Может, когда умывался?
— Не знаю, самому не понятно.
Лешка застыл, перестав жевать. До него, наконец, дошло, почему сегодня на него внимания не обращали. Он теперь для них не существует, пустое место. Вот он кто для них. Солдаты уже давно покинули зал, а Лешка все сидел и сидел. Хотелось плакать. Слуги уже заканчивали собирать остатки завтрака и грязную посуду. Слуги? И они туда же? В один из прошлых дней, когда он задержался и пришел на завтрак, когда все уже ушли, слуги не появлялись, пока он не закончит есть. Хотя стояли в коридоре, терпеливо его дожидаясь. Он это помнил. А теперь он и для них не существует. Может приходить, есть, пить, но для всех он никто, и никто с ним не заговорит. С пустым же местом не разговаривают.
Лешка, наконец, поднялся и пошел в свою комнату. Теперь отдельная комната уже не казалась такой хорошей. Он заскучал по лежанке в казарме. Там над ним хоть и подшучивали, но считали своим. Теперь он вспомнил, что те, кто регулярно над ним подшучивал, ему же и помогали. Словом, советом. Даже участием. Это когда он навернулся с лошади. Испугались, подбежали, а когда поняли, что ничего серьезного, снова его подкололи. Тогда он обиделся, а теперь понял, что шутки хоть и были грубыми, но не злобными. Скорее добродушными. Они же так и друг над другом шутили. И над Альвером тоже. Он же сам слышал.
Лешка встал, и собрался навестить Альвера, как он это делал каждый день. Но опомнился и плюхнулся обратно на лежанку. Тот тоже теперь его не будет замечать. На обед и ужин Лешка старался ходить порознь от солдат. Оказалось, что к вечеру заснув, он, проснувшись, опоздал на ужин. На столах уже ничего не было. Решив проверить, как к нему отнесутся слуги, он пошел на кухню. Здесь еще работали повара, что — то заготавливая на следующий день.
— Я не успел поужинать.
Ни слова в ответ.
— Дайте мне поесть.
Повара неожиданно повернулись к нему, переглянулись, и один из них достав откуда — то блюдо с вареным мясом, поставил его на стол рядом с Лешкой. Другой, зачерпнув воду из чана, поставил туда же небольшой кувшин. Надо же, отреагировали. Настроение у Лешки сразу поднялось. Решив проверить, что будет дальше, он спросил у них:
— Вода свежая?
— Да.
— Интересно, завтра дождь будет?
Молчание. Вот оно что. Отвечают только на вопросы, относимые к кухне, а поговорить с ним — дудочки. И раньше они всегда ему кланялись. Легким кивком головы, но теперь и этого нет. Пустое место, которое, впрочем, надо кормить и поить. Но ничего больше.
На следующий день все повторилось. Лешка понял, что теперь его ждет одиночество. Сытое, ленивое, но — одиночество. И презрение. Сейчас его он не замечал, но оно будет. Все еще впереди. Разве это жизнь?
Лешка с трудом дотерпел до вечера и пошел к виконту.
— Милорд, я все понял.
— Надеюсь, ты понимаешь, что в следующий раз временного отпуска не будет?
— Да, милорд.
— Тогда позови Хелга…
Когда спустя полчаса Лешка переселялся снова в казарму, солдаты встретили его улыбками. Заулыбался и Лешка. Но улыбка быстро пропала, когда он услышал грубый голос одного из десятников:
— Где — то пропадал два дня, а сапоги у десятников не чищены.
— Он к девчонке, дочке мельника, наверное, бегал.
— Это которая грудастая?
— Она самая.
— У него ничего не получилось.
— Это почему?
— Он целоваться не умеет.
Лешка вспыхнул, помрачнел, а солдаты от этого только громче засмеялись. Но затем он переборол себя, улыбнулся и ответил:
— А сам — то вспомни свой недавний конфуз. А ведь вон какой вымахал. Восемнадцать лет, а мне всего — то тринадцать. Ты от дочки мельника и вовсе убежишь.
Солдаты засмеялись еще громче. Смеялся уже и Лешка. Все было хорошо.
Через неделю виконт выехал в Ларск. Вместе с полусотней отправился в свое первое путешествие верхом на лошади и Лешка. До этого он или брел в рабской колонне или ехал лежа на лошадиной спине. Ездить он еще не наловчился, и потому путешествие оказалось тяжелым. Хотя и ехал он всего полдня, ведь замок Броуди находился не очень далеко от графской столицы. А каково ему будет, если придется ехать в замок Шелвак? Это же несколько дней пути. Можно было поплакаться, но после урока, преподанного ему неделю назад, он решил терпеть. Тем более вместе с ними ехал и Альвер. Рана его уже затянулась, но ведь всё равно он еще не до конца долечился. И ведь едет, пусть и лежа в повозке, но все равно не стонет. Ведь рана до сих пор ощутимо давала о себе знать, когда Альвер делал резкие движения. Лешка это видел, он каждый день навещал юного оруженосца. Барона и сироту в одном лице.
Въехав в графский замок, Лешка тяжело слез с лошади. Сильно ныла спина, болели ноги. Хотелось повалиться на землю и полежать, наслаждаясь неподвижностью. Но вместо этого пришлось вместе со всеми отводить лошадь на конюшню, ее распрягать, чистить, кормить. И лишь после этого, валясь от усталости, настало время обеда. К его облегчению после еды никто ему не помешал наконец — то развалиться на выделенной ему лежанке в казарме. А солдаты в этот раз его не задевали. Сами ничуть не устали и ушли в город.
На следующее утро ломило все тело, и спину, и ноги, и руки. Но болит или нет, а на тренировку иди. Так, проклиная свою судьбу, Лешка мучился до вечера, хотя все — таки удалось урвать пару часов и даже вздремнуть.
А вместо ужина один из десятков решил снова уйти в город, пообедав в хорошей харчевне. Неожиданно взяли и его. На его робкий вопрос, что он без денег, солдаты только рассмеялись и потащили с собой. Денег у него и в самом деле не было. Ему, конечно, было положено жалованье. Две жалкие медянки в неделю. Но и их он, можно сказать, не видел. Все, что получал, сразу отдавал солдатам. Потому что должен был. Те купили ему вторую смену одежды, не дожидаясь, когда Лешка сможет накопить денег из своего скудного жалованья. Зато теперь у него в седельной сумке лежала чистая сменная одежда.
Харчевня встретила Лешку гулом и запахами жареного мяса и кислого вина. Впрочем, солдатам принесли самого лучшего. И встретили их шумным восторгом, выделил самое лучшее место, согнав с него каких — то хорошо одетых горожан. Хотя те и сами были не против. Только тут Лешка по — настоящему понял, насколько популярен у горожан его виконт. Надо же, он сейчас так и сказал: «Его виконт»!
К солдатам постоянно подходили горожане и жали им руки. Но хозяин харчевни, вышедший собственной персоной к почетным гостям, подпускал к их столу только самых уважаемых из них. К Лешкиному удивлению, жали руки и ему. Вначале он был просто огорошен, а потом немного освоился и возгордился. Надо же, с каким уважением к нему здесь относятся. А ведь это ларские почтенные горожане. И жмут руку ему, какому — то мальчишке на побегушках, а их сыновья с завистливыми взглядами маячат за спинами своих отцов. После такого можно уже было не обращать внимания на недельные порки. Впрочем, если он не будет давать повода, то и порки не будет. Нет, все — таки он правильно поступил, когда решил остаться в полусотне.
Когда солдаты закончили пить и есть, десятник подозвал хозяина и спросил счет.
— За счет заведения, господин.
— Нет! — отрезал десятник. — У нас с этим строго. — И заплатил назначенную хозяином харчевни сумму. А когда, уже в казарме, солдаты стали отдавать свои доли десятнику, подошел и Лешка.
— За наш счет, — ответил десятник.
— А почему тогда в харчевне вы отказались от таких же слов хозяина? Значит, и с меня надо брать.
— Нет. Харчевщик нам чужой. Потому мы с ним и расплатились. Ты же свой. Разницу чуешь?
— Угу.
— И запомни еще вот что. С тебя тоже могут в городе или еще где денег не брать. Не вздумай соглашаться. Виконт этого очень не любит. Розгами не отделаешься. Понял?
— Понял.
Но этот разговор уже был позже, а тогда, после того, как десятник рассчитался с хозяином заведения, они все двинулись к выходу. За их спиной пристроился и Лешка. Солдаты, это было видно, хорошо нагрузились вином. И когда один из них, пошатнувшись, хорошенько приложил плечом какого — то горожанина, тот вместо того, чтобы возмутиться, стал извиняться перед солдатом. Это надо же! И тут Лешка увидел паренька, на вид лет шестнадцати, высокого и довольно крепенького. Сынок одного из уважаемых горожан, что подходили к их столу. Тот стоял немного в стороне от движения к выходу, повернувшись спиной к нему, и Лешка решил созорничать. Он специально сдвинулся в сторону, чтобы парень оказался у него на пути и когда с ним поравнялся, Лешка напрягся и сильно ударил плечом в спину парня, оттолкнув его с дороги. У самого от своей наглости внутри все сжалось. Кто знает, не полезет ли этот крепыш в драку, но нет, все обошлось. А когда он переступал порог харчевни, у него за спиной раздался хлопок, а затем плаксивый голос воскликнул:
— За что, папаня?
— Не стой на дороге, раззява, когда солдаты его светлости идут.
После этого все невзгоды и тяжести показались Лешке таким пустяком, что и вспоминать о них не надо. Вот это да! Толкнул такого крепыша, сына уважаемого горожанина, а тот еще и получил оплеуху от отца. Здорово! Еще как здорово. Нет, жить хорошо!
Между тем шло время, заметно похолодало, зарядили дожди. В Ларске собиралась армия. Виконт Ксандр не скрывал, что собирается идти против владений каркельского графа. Не просто идти, а жестоко покарать каркельскую знать за позорную смерть ларского вассала — барона Шелвака и его старшего сына. И за пленение женской половины баронской семьи.
Глубокой осенью, собрав четырехтысячную армию, половина которой составляли вновь набранные наемники, виконт двинул ее на юг.
— Все, хана Каркелу! — убежденно говорили ларцы, провожая солдат в поход. И тут же то в одном месте, то в другом горожане заключали пари. Одни утверждали, что графа и виконта Алареса его светлость повесит на воротах Каркела, другие же были убеждены, что их привезут в Ларск, где и казнят.
Солдаты остановились лишь на четвертый день, вступив на земли Каркельского графства. Здесь Сашка, оставив большую часть войска под командованием барона Фурбега, а сам, взяв четыре сотни ларских солдат, отправился по боковой дороге на запад. В семи верстах отсюда стоял замок каркельского барона Мичела, одного из уважаемых баронов графства и состоявшего в приятельских отношениях с самим графом.
Сашка решил начать военную операцию с захвата именно его замка. Если получится, то многие бароны Каркела серьезно задумаются. Ведь замок Мичела считался одним из самых укрепленных в Каркеле. И собственных солдат у Мичела было больше полусотни. Для барона в Атлантисе это было большой силой. Плюс ополченцы из местных крестьян. Вот уже набирается четыреста человек. Могли быть и наемники, ведь о готовящемся походе Сашки на Каркел знали давно.
Конечно, четыреста или пятьсот защитников не смогли бы удержать замок перед четырехтысячной Сашкиной армией. Исход штурма можно было предугадать заранее. Но какой ценой достался бы ему этот замок? Не менее тысячи солдат полегли бы у его стен. Поэтому традиционного для Атлантиса штурма замка не будет. Тем более что сам замок был очень неудобен для штурма. Мало того, что он стоял на возвышенности, так и свободного пространства для штурмующих было крайне мало.
Перед высокими и мощными стенами замка были прорыты каналы, превратившие всю окружающую местность в островки. Сами каналы делились на две части, не соединяясь друг с другом. По этой причине Сашка и не повел сюда все свое войско. Где его разместить? На островках? Он этим только раздробил бы и загнал в ловушки свое войско. И в случае удара извне со стороны лоэрнцев, пришлось бы каждой сотне биться порознь.
Конечно, можно было прокопать отводные каналы, спустив через них воду. Сашка так и сделал с одним из каналов. Вода сошла, обнажив ров, который оказался всего — то метровой глубины. Даже меньше. Но когда солдаты попытались перейти по его дну на другую сторону, вот тут — то и возникли проблемы. Дно было рыхлым, солдаты сразу провалились по самые, ну, эти самые. Вот почему ров был таким небольшим. А больше и не нужно. Поэтому мучиться, копать каналы Сашка не стал. А зачем? Завалить рвы хворостом? Как раз это сделал виконт Аларес, когда осадил его замок Броуди? Чем все это кончилось, знают все. И барон Мичел тоже. Что мешает тому повторить тот же фокус? Нет, спускать воду не будем. И войско распылять по островкам тоже. Вот почему Сашка привел к стенам замка Мичела только четыре сотни солдат. Для прямого штурма мало, но он и не собирается этого делать. А вылазки со стороны барона Мичела опасаться тоже не надо. География околозамковой местности теперь играла на руку Сашке. Мичелу тоже будет не с руки штурмовать Сашкиных солдат, окруженных рвами с водой. А как взять этот почти неприступный замок, да и без больших потерь, Сашка уже придумал. Теперь пусть барон Мичел помучается, глядя на маленькие силы, находящиеся перед стенами его замка…
А барон в это время стоял на стене своего замка и рассматривал вражеских солдат, расположившихся на четырех островках вокруг его замка. Видел он и ларский стяг и их предводителя в характерном рогатом шлеме. Жаль, что далеко, стрела не долетит. Ох, жаль. А их — то всего четыре сотни. Четыре против его пяти. Правда, половина — ополченцы из крестьян, но на стенах замка разница не велика. Не важно чья дубинка, солдата или ополченца, проломит голову карабкающемуся по лестнице вражескому солдату. У крестьян это даже лучше получится. А вот напасть, сделать вылазку, здесь силы уже уравнивались. Даже наоборот, из — за этих рвов, столь полезных при осаде его замка, он не сможет удачно атаковать. Только людей потеряет. К тому же, этот Ксандр, наверное, и в самом деле хороший полководец, если одержал такие внушительные победы. Куда ему против него. Но замок Ксандру не взять, как бы тот не хотел. Тот фокус с земляным маслом уже не пройдет. У него и стены выше и толще и подземелье глубокое. Пусть только попробует. Но ведь на что — то этот проклятый виконт надеется, если появился под стенами его замка?
А все из — за этого молокососа Алареса. Говорил же графу, что надо сыночка обуздать, но тот только отмахнулся: задета честь. Вот и дождался, что ларские солдаты теперь топчут каркельскую землю. И войска у графа теперь нет. Большая часть уцелевших под стенами Броуди, вернув задаток, перебежала в Ларск. На короля тоже надежды нет, у того и без этого проблемы. Теперь надежда только на толстые стены. Эх, граф, граф, не на того ты поставил, присягнув на верность Пургесу, не на того. Теперь, по прошествии трех лет, все смотрится совсем иначе. Но кто знал, что безрукий мальчишка так поднимется? И все благодаря его брату, откуда — то им выкопанному.
Впрочем, он тоже тогда не прочувствовал и даже одобрил решение графа. Пургес, конечно, ничтожество и мерзавец, но, поддержав его, Каркел мог получить определенные преимущества. Вот и получил. Баронство Шелвак отошло к Ларску, теперь очередь за другими каркельскими землями.
Шелвак, Шелвак, он ведь умный барон был. И перешел, на свою голову, к Ларску. Предал Каркел. А предателей казнят. Но баронов не вешают, а предают мечу. Аларес, не стерпев унижения, решил отыграться на семействе барона. И что добился? Младший сынок Шелвака жив и не просто жив, а оруженосец у этого Ксандра. А как Ксандр защищает своих людей, все знают. Аларес выпорол семейство Шелвака, получил взамен и сам плетей, да еще и больше. Повесил ларского барона с сыном — жди беды — Ксандр будет вешать каркельских баронов. А женщин обращать в рабство, как это сделал дурак Аларес. Но тому этого было мало, он еще, заехав к нему, барону Мичелу, здесь же и обесчестил захваченных им дочерей Шелвака.
Мичела передернуло. У него у самого двое дочерей того же возраста. Не дай бог, замок падет, что с ними будет? Вот поэтому он будет сражаться до последней капли крови, своей и своих ополченцев. И они это знают. Если замок возьмут, то подземелье будет затоплено. Со всеми женами и детьми этих ополченцев. Ему терять нечего.
Тем временем ларцы начали доставать изо рвов заготовленные накануне доски и сколачивать из них мостки. Вот что придумали. За сутки доски хорошенько вымокли, теперь поджечь их будет трудно. Но у него есть горшки с земляным маслом. Он тоже теперь знает приемы этого виконта. Правда, горшки могут понадобиться, если Ксандр решит завалить главный ров, что вблизи от стен замка, хворостом. Вот тогда и он сделает тоже самое, что сделал виконт с каркельскими солдатами у стен Броуди. Поэтому земляное масло надо пока поберечь.
А ларцы, сделав широкие мостки между островами, начали сколачивать какие — то конструкции. Никак, штурмовые башни делают? На что рассчитывает этот Ксандр? Может быть, он не знает, сколько людей на стенах замка? Думает, что сотни две, не больше? Тогда он жестоко расплатится за свою самоуверенность. Надо же когда — нибудь укоротить этого выскочку. И этим человеком будет он, барон Мичел.
На следующее утро с четырех сторон собранные башни стали двигаться по мосткам в направлении стен замка. Но башни явно ниже стен. Люди виконта ошиблись? Или это так задумано? Тогда для чего нужны башни? Тем временем под прикрытием щитов внутрь башен пробралось по десятку человек. Стрелами и болтами удалось подстрелить только несколько ларских солдат. Тогда в действие вступили котлы с кипящим маслом. По раздавшемуся вою, барон понял, что часть спрятавшихся внутрь башен врагов оказалась удачно ошпарена.
Но радость была недолгая. Сразу же раздался звук ударов кирки. Ларцы что — то копали. Наверное, хотят сделать подкоп под стенами замка и по прорытому ходу проникнуть внутрь замка. Глупцы! Как только во дворе замка появится отверстие, туда сразу же зальют кипятка. Пусть поплавают в кипящей воде. Сварятся заживо!
Когда раздались удары кирок о камни, барон понял, что землекопы достигли нижней границы каменной кладки. Еще несколько чанов с кипящей смолой ушли вниз. И вновь удачно. А работы, хоть и с перерывом, но продолжались до самой темноты.
Но на следующий день вместо их продолжения с ларской стороны появился всадник со знаком приглашения к переговорам. Наверное, поняли глупость и бесперспективность своей затеи с подкопом. А теперь хотят переговоров. Хотят — получат. И барон отправил на переговоры своего старшего сына. Парню под тридцать — справится.
Спустя час сын сообщал барону последние новости. С ларской стороны переговоры вел сам виконт Ксандр. Безусый мальчишка, так его охарактеризовал баронет. Безусый не потому, что полностью бреется, а потому, что усы еще не растут. Только еще пушок. Правильно, Ксандру ведь семнадцати лет нет. А еще туда же! И какой наглец, предложил сдаться и дать вассальную клятву Ларску. В противном случае обещал повесить его вместе со старшим сыном. Младшего, кстати, почему — то обещал не трогать. Дескать младшему всего семнадцать, а тех каркельских баронов и баронетов, кому меньше двадцати двух, Ксандр вешать не будет. А остальных, кого возьмет в плен, значит, повесит. И все из — за старшего сына барона Шелвака. Тому было двадцать два, вот поэтому каркельскую знать меньшего возраста он пощадит.
Странный этот Ксандр. И глупый. Не знает, что у него в замке пятьсот человек. На что рассчитывает? Сын правильно ответил, что они сдаваться не будут. А этот Ксандр на прощание в ответ сказал, что после того, как откроется проход во двор замка, он, виконт, будет ждать два часа, не штурмуя его. И барон за это время еще может передумать. А после истечения срока будет уже поздно.
Какой проход во двор замка? Неужели он думает, что как — то удастся открыть ворота? Или с помощью магии уберет часть стены? Магия, она, конечно, магия, но жрецы на стороне Лоэрна, да и про такое чудесное действо никто никогда не слышал. Или он все — таки прорыл подземный ход?
Барон, как только наступила ночь, велел спустить на веревках со стены замка людей, посмотреть, что же нарыли эти ларские землекопы. Спустились, все осмотрели, затем их подняли обратно. Люди сообщили, что ларцы ничего не прорыли. Только дошли до нижней границы каменных стен и чуть — чуть, буквально на два — три фута, углубились внутрь. А это лишь половина толщины стен. Дальше рыть не стали. Значит, и с этой стороны угрозы нет.
А на следующее утро и сам виконт со своей полусотней уехал восвояси. Четыре сотни солдат остались бездельничать. Ничего у этого Ксандра не получится. Потому что еще мальчишка!..
Сашка, как только узнал, что барон ночью посылал разведчиков прояснить ситуацию с подкопами, утром выехал к основной части войска. Барон сдаваться не будет, поэтому придется с помощью пороха взрывать стены и штурмовать замок. Хотя у него появилась одна мысль, как все — таки попробовать склонить барона к сдаче. И была еще одна причина, по которой он пока не решился на активные действия. Чтобы взорвать четыре подкопа под стены, нужны четыре смертника, которые должны зажечь фитили у бочонков с порохом.
Когда он применил порох в битве с орками, там было проще. Сделал дорожку из сухой соломы, полил ее земляным маслом, поджег и беги, прячься. Так и получилось. Солдат остался жив. А здесь этого может не получиться. Потому что осажденные поливают башни кипятком и в прорытом подкопе уже скопилось немало воды. Даже горящее земляное масло не поможет, когда сверху хлынет кипяток. Собьет пламя, а масло унесет своим потоком. Поджигать фитиль придется вручную. А это верная смерть. Но посылать четырех человек на гарантированную смерть Сашка никак не мог решиться. Конечно, на войне без смертей не обходится, но одно дело в бою, где неизвестно, убьют солдата или нет, а другое сейчас, когда смерть неизбежна.
Конечно, в конце концов, он созрел для принятия тяжелого решения. Даже решил пообещать добровольцам по пять золотых для их семей, но тут в дело вмешался случай. По дороге, рядом с которой разместилось его войско, ехал купец, возвращаясь из Лоэрна. Он туда возил на продажу оловянную руду, а теперь, выгодно расторговавшись, направлялся к себе домой. В Лоэрне купец по дешевке прикупил целую крестьянскую семью, обращенную в рабство по закону о запрете собираться больше трех человек вместе. Вез он их всех на рудник. Что такое работа на руднике Сашка знал. Хотя бы из рассказа Серри, который поделился им как — то в Ларске. Несколько месяцев и смерть, люди больше не выдерживали. И вот теперь перед ним стояло десять человек во главе с пожилым крестьянином, который и рассказал, как с ним произошло это несчастье.
Поехали они на двух подводах в Лоэрн на рынок продать свежий урожай. Он, старший сын с женой и младший сын, еще подросток. Мальчишка был в городе впервые, все глядел по сторонам, вот и зазевался и оказался четвертым в какой — то группе людей. Здесь его и схватили стражники. Отец со старшим братом бросились в суд, успели к началу. А отец возьми и скажи судье, дескать, берите меня вместо сына. Судья оживился, заинтересовался. А тут и старший сын вмешался, предложив себя вместо отца и младшего брата. Вот судья и вынес приговор. Обратить все семью в рабство по их же собственному желанию.
Сашка слушал и сжимал кулаки. А он еще раздумывал, не слишком ли жестоко собирается поступать с этими лоэрнскими баронами. Конечно, не они сами судят этих людей, отправляя тех на медленную смерть. Но они поддерживают самозванца Тарена, стоящего во главе Лоэрна. А раз так, значит, виновны и они.
Что же делать с этой семьей? Освободить? И как освободить? Отобрать их у этого торговца или заплатить те три золотых, за которые он их купил? Нет, придется выкупать с доплатой, иначе он так всех купцов разгонит, те перестанут ездить через Ларск и доходы казны значительно упадут.
А семья — то хорошая, дружная. Вон как друг за друга горой встали. Себя в рабство предлагали. В рабство и на смерть. Сашка смотрел на них и думал. Все никак не мог решиться. Старик ведь до сих пор себя винит и жалеет, что не удалось себя одного предложить.
— Так ты, старик, хотел пойти в рабство и на смерть ради своего младшего сына?
— Да, милорд. Я уже стар и болен. Мне не долго осталось жить. Но вон как получилось.
— Если я выкуплю твою семью, готов умереть?
— Да, милорд, — старик явно опешил.
— Ты купил их за три золотых? — спросил он уже торговца.
— Да, милорд, за три золотых.
— Хелг, принеси из походной казны пять золотых. А ты, торговец, приготовь на них бумаги. Только не вздумай со мной торговаться. Иначе вообще возьму даром. Два золотых, это хороший заработок для тебя.
— Ну что вы, милорд, пусть вас благословят боги.
После того, как Хелг рассчитался с торговцем, Сашка обратился к старшему сыну крестьянина.
— Теперь ты станешь главой семьи?
— Да, милорд, — все еще не понимая происходящего, ответил тот.
— Вы получите вольную, а получите после того, как твой отец сделает важное для меня дело. И погибнет. Что будете делать, куда пойдете?
— Не знаю, милорд. Но в Лоэрн не вернемся. Напросимся на землю где — нибудь здесь.
— А дальше?
— Будем пахать.
— На чем?
— Милорд, придется взять денег в рост.
— И первые несколько лет будете жить впроголодь, отдавая весь урожай в погашение роста. А ведь нужно погасить и основной долг. Так?
— Так, милорд. Но помимо меня здесь еще трое братьев, жена, три сестры. И мать. Мы должны справиться.
— А зиму где переживете? Или успеете к снегу дом поставить?
— Не успеть, милорд. Снег вот — вот выпадет. Придется землянку рыть.
— Помимо вольной я дам вам два золотых. На лошадь с плугом хватит. Дам без возврата.
— Милорд!
— Подожди. Мой барон, — Сашка повернулся к Альверу, — думаю, будет не против того, чтобы ты поселился на его земле. Пустой дом тоже найдется.
— Милорд! — парень упал на колени, а за ним вслед и вся остальная семья.
— Тогда прощайтесь с отцом.
Нелегко быть виконтом. Нужно делать выбор. Часто — нелегкий, тяжелый. Вот и сейчас он выбрал. Кто — то должен умереть. Он мог, конечно, не выбирать, но тогда погибнет значительно больше людей. Значительно. Но все равно сейчас ему было плохо…
На следующий день барону Мичелу сообщили, что виконт вернулся. А вскоре сообщили о пойманном лазутчике. Им оказался его собственный солдат, посланный им с сообщением в Каркел еще до того, как замок был окружен. Солдата на обратном пути схватили, а сейчас отпустили. Зачем, непонятно. Хотя вскоре Мичел догадался в чем дело. Солдат рассказал, что в семи верстах отсюда стоит лагерем основная часть войска виконта. Вот оно что! Значит, здесь только часть ларцев.
— И много их? Тысяча?
— Больше, ваша милость.
— Две? Три? Четыре?
— Думаю, четыре, ваша милость.
Четыре с лишним тысячи против его пятисот. Он пропал. Вот почему был так уверен этот виконт.
— И тебя послали сообщить сколько их всего?
— Нет, ваша милость. Их число я видел сам, когда ехал через лагерь. А меня послали, чтобы я сказал, что после барабанного боя каждый раз все будет начинаться.
— Что начинаться?
— Они не сказали.
— И как же ты умудрился попасть к ларцам?
— Ваша милость, я специально сделал крюк, пробираясь к нашему замку через лес. Но там везде были их секреты. Они обложили ими всю окрестную местностью. Там и мышь не проскочит.
— Даже так… Серьезно всё поставлено у Ларска.
В это время со стороны восточных ворот раздался барабанный бой. У ларцев задымили костры, стелящийся дым стал скрывать ларских солдат. Но не настолько, чтобы не видеть, что большая их часть по — прежнему остается на старых местах.
А спустя полчаса барабаны перестали бить, и вскоре раздался оглушительный шум. Часть крепостной стены поднялась в воздух, разлетаясь огромными осколками во все стороны. Когда рассеялся дым, барон увидел, что большого участка стены нет. Его солдаты, яростно чихая, подбегали к проему к месту возможного штурма. Но штурма не было. Мичел помнил слова сына, что ларцы дадут ему еще два часа после того, как откроется часть стены. Вот она и открылась. Открылась в месте подкопа. Одного из четырех. Проклятье! Через два часа появятся еще три пролома в разных частях стены, костры задымят еще сильнее и где будет основной удар, никто не узнает. И сто человек, которые будут защищать каждый пролом, никак не смогут противостоять тысячам ларцев, как бы яростно они не защищались. Этот виконт опять потеряет мало солдат, а его замок будет взят. Сам он с сыном погибнет… Нет, этот проклятый виконт возьмет их в плен. Как он это сделает, неизвестно, но он это сделает. Сделает ради того, чтобы их повесить. Повесит и мужа дочери, столь неудачно приехавшего погостить в его замок. Тому ведь больше двадцать двух. Младшего семнадцатилетнего сына пощадит, не станет вешать. Продаст с дочерьми в рабство. Так как это сделал с женщинами барона Шелвака этот придурок Аларес.
Тем временем в лагере ларцев раздался восторженный рев. Что это еще такое? Дозорные с башни сообщили, что к замку приближается основное ларское войско. Как раз успевают к штурму. А вот и забили барабаны.
— Сколько прошло времени после уничтожения стены?
— Полтора часа, милорд.
Значит, осталось еще полчаса. Через полчаса будет поздно.
— Фердик, — позвал он сына. — Поднимись на башню и спусти наш стяг.
— Отец, вы сдаетесь? Но это невозможно. Мы же давали присягу графу!
— Давали. А он давал присягу Пургесу. Правильно?
— Да, отец.
— Самозванцу, ничтожеству на лоэрнском троне.
— Отец!
— Скажи, Фердик, кто по древнему уложению должен был короноваться?
— Отец…
— Скажи!
— Ларск.
— Да, Ларск. Дарберн Ларский. Пургес самозванец, а граф Каркел присягнул самозванцу в обход законному наследнику престола. Я буду присягать Ларску. Согласно древнего закона. Иди наверх.
— Слушаюсь, отец…
Сашка стоял на пригорке, смотрел на замок и нервно кусал губу. Решится барон или нет? Неужели он такой упертый? Должен же понимать, чем ему грозит штурм. Если не сдастся, придется кликать трех добровольцев. Другого выхода нет. Одного восточного пролома в стене будет мало. Слишком много он потеряет на штурме замка. Нужно атаковать с разных сторон. Где — нибудь оборону удастся быстро сломить и ворваться внутрь замка, а там ударить в спину остальным обороняющимся.
— Милорд! Они спустили стяг. Они сдаются.
Уф! Какая тяжесть упала с плеч. Почти без потерь взять один из самых укрепленных замков в Каркеле! И какой это будет пример для других каркельских баронов. Хотя надо будет для острастки показать, что ждет тех, кто захочет продолжить сопротивление. Надо будет поспрашивать знающих людей и выбрать замок барона — негодяя, что мучит и убивает людей. Таких в Атлантисе много. И Дар будет избавлен от такого вассала. Но это после, а сейчас нужно послать людей для принятия капитуляции.
Сашка сделал распоряжение и в сторону открывающихся ворот замка поскакал один из его баронов в сопровождении нескольких десятков всадников. Пока все идет хорошо, он ценой жизни одного крестьянина сохранил жизнь нескольким сотням его солдат. И он щедро расплатился с семьей старика…
Во дворе замка стоял с непокрытой головой барон Мичел, ожидая прибытия человека от Ксандра Ларского. Рядом с ним стояли его сыновья и зять, тоже готовые отдать победителю свои мечи.
— Сегодня я принесу клятву верности Ларску.
— Отец, разве граф Дарберн здесь?
— Нет. Не думаю. Я принесу клятву виконту Ксандру.
— А разве так можно? Без графа?
— В Ларске можно. Дарберн поделился с братом властью. Присягая Ксандру, я буду присягать Ларску.