Путеводная звезда

Глава 12

- Внуков спрячь. Рахмату скажешь, что у сына на пастбище.

Я уже сидела верхом на смирной лошадке, а Сашко давал последние наставления. Али слушал внимательно, кивал.

Зарима тоже была здесь, но теперь мне было известно, что на нашем языке она не говорила. Да и понимала плохо, проведя всю свою долгую жизнь на женской половине дома.

- Спросит про девку, говори про меня. Мол, рано утром прискакал гонец от Арлиша, обещал за нее больше монет, чем он.

- Злой будет, - в этом месте Али посмотрел на Зариму. – Меня бить будет, жена обидеть.

- Не обидит, - слова Сашко звучали твердо, весомо. – Твоей вины нет. Тот, кто девку мне показал, не только Рахмату ее обещал. Ты – не знал, я – не знал.

Али подумал и… заулыбался. Хищно заулыбался, показывая свое нутро.

Я бы тоже заулыбалась – Сашко с местью Якову не затянул, но неизвестность не позволяла радоваться. Да и не стоило…. Чужое горе, оно сегодня – чужое, а завтра может стать твоим.

- Если начнет расспрашивать, кого Арлиш прислал, то ты не видел. Мы с тобой долго о жизни толковали, спал ты утром. А гостя я встретил. Зарима накормила, мы сразу и отправились. А к Зариме с расспросами пристанет, пусть про лысого твердит. Лысый со шрамом, с меня ростом.

- У Малой головы туман был… - выслушав, заметил Али задумчиво. – Только к Большой и могли поехать.

- Вот к ней следы и поведут, - легко стукнул его по плечу Сашко. Оглянулся на меня… взгляд стал не то чтобы холодным, но каким-то равнодушным. – Будет злиться, вини меня. Я – выкручусь, не первый раз.

- Рахмат – шайтан, - тяжело вздохнул Али. – Арлиш – хитрый шайтан. Рахмат поверит. Злой – будет. На Якова злой будет. На тебя. На меня – нет. Я для него как песок. На песок злиться глупость.

- Вот и оставайся песком, - кивнул Сашко. Подошел ко мне: - Тропа – узкая, сиди смирно, лошадь сама пойдет.

И ни слова поддержки….

Впрочем, я на нее и не рассчитывала, была благодарна уже за то, что не отдал в руки Рахмата.

Волосы мне Зарима остригла коротко, только уши и прикрывали. Еще и намазала чем-то, отчего они стали темными, почти черными. Это еще с вечера. Утром принесла мужскую одежду. Дала, чем перевязать грудь.

Помогло мало – на мальчика я никогда не была похожа, но Сашко и так устроило. Главное, чтобы издалека в глаза не бросалось. Да и меховой жилет, которые я надела поверх темной рубахи, слегка сгладил фигуру.

Обращалась она со мной грубо, похоже, виня за беду, которую я принесла в ее дом. И ведь не объяснить, что если кого и стоит упрекать, то саму себя – я была далеко не первой женщиной, начавшей отсюда свой путь в рабство. Привыкнув жить по-своему, вряд ли она могла это понять.

- Поводья не бери, пока не скажу, - между тем продолжил говорить Сашко. – И вниз не смотри, только на меня.

- Я все сделаю, как надо, - заверила я его и… отвела взгляд, осознавая, насколько легко это было произнести, и – насколько сложно будет следовать.

- Не все так страшно, - неожиданно улыбнулся Сашок, догадавшись о том, что творилось у меня в душе. - Просто доверьтесь ей.

Больше он ничего не сказал, отошел к своей лошади, вскочил.

Та словно только этого и ждала, тут же пошла вверх по тропинке. Мою тоже понуждать не пришлось, как приученная направилась следом.

Двигались мы неспешно, словно никуда не торопились. Узкая дорожка вилась среди каменных глыб, то вплотную приближаясь к ущелью, и тогда я с трудом сдерживала себя, чтобы не закричать от подступавшего к горлу ужаса, то вновь убегала подальше.

А потом страх отступил. Неожиданно! Вдруг! Отпустило резко, оставив после себя величественность вздымавшихся вокруг гор, прозрачную голубизну неба, мягкие накаты облаков и поразительную, не существующую там, внизу, тишину.

И тогда я запела. Негромко, лишь для себя и… Аленки, разлука с которой оказалась для меня невыносима. Пела колыбельную, которой успокаивала ее, держа на руках…

Аленка, Ленушка, Ленок… моя звездочка, мой огонек….

Я так ушла в себя, что не заметила, как Сашко оказался рядом. Вроде только мой взгляд упирался в его спину, а тут и тропинка шире, и лошадки идут ноздря к ноздре.

- Сколько вашей дочери? – спросил он, когда я не то чтобы испуганно, скорее растерянно вскинулась.

- Четвертый месяц, - вздохнула я. От мысли, сколько ее еще не увижу, накатывала жгучая, полная невыплаканных слез тоска.

- Совсем кроха, - как-то легко произнес он. – И вы оставили ее… - в его взгляде не было осуждения, но слова ударили больно.

- Мужа обвинили в предательстве, мне предложили отречься или повторю его судьбу, - поспешила я оправдаться….

Потом вспомнила, что не обязана объяснять, тем более ему, посмотрела холодно и тут же опустила глаза, чтобы не видеть этой смеси удивления, сочувствия, уважения….

- А вы выбрали третий вариант, - после довольно продолжительного молчания, вновь заговорил Сашко.

- Я – не выбирала, - тихо отозвалась я. – Я клялась перед Заступницей, что не оставлю.

И опять пауза. Лишь цокали копыта по каменной дорожке, да клекотала невидимая мне птица….

- Все клянутся, - наконец сказал он, - не все верны клятве.

- Не все, - не стала я спорить. Жизнь она ведь разная. Я вон и сама еще недавно любила другого….

Любила….

Вот и произнесла я это слово, признав, что та влюбленность в Эндрю осталась в прошлом.

- Я могу спросить? – поспешила я избавиться от воспоминания об Андрее. Верила, что Иван найдет способ вызволить его из плена.

Как? Не знала, но уверенность, что именно так и произойдет, меня не покидала. Не мог Струпынин оставить князя. И по чести своей не мог, и потому, что связаны они были: Андрей и Георгий…. Одним делом связаны, одной правдой.

- Спрашивайте. – Сашко опять был отстраненным, каким-то недоступным.

- Вы ведь за мной следили? – я старательно смотрела в сторону. – Мужчина…. Макар…. Кузнец…. Он – жив?

- А почему он должен быть не жив? – Сашко явно удивился.

- Ну… - я замялась. – Он… с Люсиндой…. А Яков….

Сашко даже придержал лошадку, с любопытством наблюдая, как я пытаюсь объяснить, что беспокоюсь. Ведь Макар должен был охранять меня, пока я находилась в лавке. Да и потом….

А что потом?!

Я смутилась еще больше. Подобная тема, да еще и в разговоре с практически незнакомым мужчиной….

Владимир был прав – меня не должно было быть здесь! Не должно было….

- Жив он, - избавляя меня от необходимости продолжить, усмехнулся Сашко. Его лошадка опять пошла ходко. Моя – тоже. – Когда уснул, я оттащил его в проулок.

- Вы – маг? – волнение не помешало мне задать следующий вопрос. Пока он отвечал, стоило воспользоваться возможностью.

- Маг, - оглянувшись, на этот раз коротко произнес он. – Слабенький, но для жизни вполне хватает.

Я тоже посмотрела назад…. Горы и солнце….

- И вы не из Вероссии, - заметила я вроде как вскользь, неожиданно подумав, что в тот, первый раз, подумав о другой его родине, ошиблась. – И не из Аркара. Ровелин?

- И что же заставило вас так думать? – улыбка Сашко мне показалась несколько натянутой. – Внешность? Акцент?

Он продолжал рассматривать меня, словно узнавая заново, а я… молчала, пытаясь понять, что натолкнуло на подобную мысль. А ведь сначала думала, что наш, почему же изменила мнение?

Внешность? Нет, самая обычная. Не простолюдин – в чертах лица было что-то, намекающее на череду развешанных по стенам картин, уводящих в прошлое родословную делившего со мной дорогу мужчины. Волосы светлые, в глазах мягкая зелень - в столице таких два из десяти. Да и то, что в их разрезе видится что-то степное, дикое, тоже не удивительно. Слишком близко она от нас, кровь смешивалась уже давно.

Акцент? Тоже – нет, говорил он на языке Вероссии совершенно чисто, как если бы тот бы ему родным.

Может быть какие-то характерные жесты? И опять – нет, ничего, что бы бросилось в глаза.

Но тогда откуда же эта уверенность?!

- Извините, наверное, я ошиблась, - вздохнув, повинилась я.

- А если – нет? - теперь в брошенном на меня взгляде было что-то похожее на вызов.

- Нет? – удивленно вскинулась я, посмотрев на своего спутника внимательнее и тут же улыбнулась, вспомнив, за что невольно зацепилась. – Когда пили мэй, грели ладони о чашку. На улице тепло, а вы все равно обняли ее, словно согреваясь.

- Горцы тоже так делают, - ответил он, глядя на меня еще более напряженно.

- Да, делают, - согласилась я. Видела в обеденном зале гостиницы Якова, - но, во-первых, вы не горец и живете здесь не так давно, а во-вторых….

- Вы – опасная женщина, - качнул он головой. – Кажетесь слабой и беззащитной, но умеете не только смотреть и видеть, но и делать правильные выводы. – Выражение его лица неуловимо изменилось, тут же став каким-то неприятным, словно натянутым: - Вам бы еще научиться пользоваться этими самыми, правильными выводами.

Испугаться я успела, показать ему, что испугалась – нет, Сашко дернул лошадку, понукая ее идти вперед, оставив мне для изучения лишь свою спину.

Очень недовольную спину….

Первый привал оказался коротким. Я только и успела, что справить нужду, умыться в горном ручье и перекусить лепешкой с сыром, запив все это чистой водой из походной фляги.

Второй был не дольше, но тут уж меня и подгонять не пришлось, сама чувствовала, что что-то идет не так. И ведь причин особых не было – Сашко только и бросил, что чем быстрее мы переберемся за перевал, тем для нас будет лучше, но ощущалось в нем напряжение. Не глазами виделось – пробиралось холодком по коже, да какими-то тревожными ожиданиями.

Третьего же, послеполуденного, о котором предупредил Сашко, так и не случилось. Каменная осыпь, за которой мы собирались остановиться на отдых, была высокой, за ней нас и ждали. Тихо так ждали, что ни шорох, ни запах, который ветерок сгонял в другую сторону, ни случайно вспуганная птица не подсказала. Мы просто вывернули за очередной, поросший мхом валун и….

Сашко к оружию даже не дернулся, просто оглянулся на меня, посмотрел с прищуром и опустил повод. В одиночку против шестерых довольно скалившихся всадников….

Вперед выехал один. Большой, но не тяжелый… гибкий, верткий. С лошади спрыгнул легко, лишь чуть присел, тут же выпрямившись. Через все лицо уродливый шрам, который слегка прикрывала овчинная шапка-папаха.

Одет традиционно для горцев. Заправленные в сапоги широкие шаровары, черкеска, под ней войлочный бешмет. Спереди на поясе висел кинжал, сбоку к ноге ластилась шашка.

Сделав шаг нам навстречу, широко раскрыл руки:

- Нежданный гость в радость хозяину, - усмехнулся он совершенно беззлобно.

- Рахмат так к себе теперь зазывает? – хмыкнул Сашко, тоже спешиваясь. – Милости гор тебе, Карим. Полного живота твоим женам и детям.

- И тебе их милости, Сашко, - подошел лысый ближе. На меня если и смотрел, то как-то так, что я и не заметила. – Чужой ты, но законы наши чтишь, - протянул он ладонь.

Сашко подал свою, сжав не ладонь, а локоть мужчины:

- Яков гонца послал?

- И умный, - кивнул Карим, - а нужно быть еще хитрым. И – злым, - добавил он скривившись.

Шрам от гримасы «потек», вытащив наружу боль, которую скрывал под собой, сделал лицо грубым, суровым, изможденным и… безжалостным.

- Твоя злость помогла тебе спасти мать? – дождавшись, когда мужчина первым прервет пожатие, небрежно бросил Сашко.

Карим «натянулся» как тетива на луке, но тут же тряхнул плечами, скидывая напряжение:

- Будете гостями Рахмата, - холодно произнес он, лишь теперь обратив внимание на меня. – Ты ему не нужен, уйдешь, когда захочешь.

- Она, - Сашко кивком головы указал на меня, - под моей защитой.

Карим думал недолго. Усмехнулся… дерзко, не скрыв того дикого, звериного, что прятал за внешними атрибутами традиций:

- Не торопишься ты учиться, Сашко. Для таких жизнь может оказаться очень короткой.

- Короткая, длинная, - равнодушно отозвался Сашко, - в конце все едино.

Мужчина продолжать этот бессмысленный спор не стал, вернулся к лошади, вскочил в седло и направил ее к едва заметной тропинке, что убегала вдаль от служившего нам ориентиром ущелья.

Сашко тоже сел верхом и, махнув, чтобы следовала за ним, тронул лошадку. Свистнул… моя подошла, пристроилась рядом.

Воспользовавшись тем, что всадники разъехались, чтобы окружить нас с Сашко, хотела спросить, что дальше, но он качнул головой, предостерегая.

Настаивать я не стала. Если не брать во внимание будущее, все было достаточно понятно. Яков оказался предусмотрительнее, предположив и тот вариант, в котором мой похититель выполнит свою часть сделки не так, как тому было нужно.

Странно, но страха я не испытывала. Кому верила: Ивану, который просто обязан был меня найти, или Заступнице, до сих пор не отворачивавшей своего лица, я не знала, но верила. Не могли они меня бросить. Она - направив в тот путь, который благословила, признав женой Георгия, он – обещав защитить.

Не могли….

Для меня эти слова звучали молитвой, откликаясь в странном стуке неподкованных копыт тихо, меланхолично бредущих вперед лошадок. В клекоте птицы, которая продолжала кружить над нашими головами, безразличная к тем заботам, тревожившим наши сердца, в жужжании насекомых, которых становилось тем больше, чем ниже мы спускались по склону, все дальше уходя от перевала.

- Женщина в горах должны быть мужественной, но тихой и незаметной, - неожиданно произнес Сашко, когда его каурая вдруг взяла влево, едва не столкнув мою, пусть и со ставшей значительно шире, но все еще узкой тропинки.

Я несколько нервно ухватилась за поводья – горная дорога продолжала вызывать у меня внутренний трепет, но кивнула, что поняла, о чем он хотел сказать.

То ли Сашко моя… покладистость не удовлетворила, то ли он счел нужным успокоить, но он, бросив взгляд на ехавшего впереди Карима, добавил:

- За женщину говорит мужчина. Его имя, его род. Твой муж….

Карим обернулся именно в этот момент, заставив Сашко замолчать, а меня – опустить взгляд.

Тихой и незаметной…. Этот образ был значительно ближе.

Главное, чтобы мой невольный спутник точно знал, что делал.

Солнце уже давно перевалило за полдень, а мы все ехали и ехали. Ускользало солнце, пользуясь своей свободой, мелькали перед глазами каменные уступы, все чаще попадались на пути деревца, кидавшие в небо свои ветви. Мягче и прянее становился воздух… обманывая своей сладостью, делая острее понимание, что все это… насквозь фальшиво. Вот эта показная миролюбивость, эти отношения между ними… и мною.

Мне бы испугаться, осознав, но я лишь прямее держала спину, да жестче поводья.

Должна быть мужественной….

Я понимала, что именно имел в виду Сашко, но теперь воспринимала все несколько иначе.

Мужество принять последствия собственных решений и мужество вынести все, чем одарит Заступница на этом пути.

Это было нелегко, но разве я могла хоть что-то изменить?

Шаг…шаг…. Качнуться вправо, влево….

Усталость, которую я еще недавно ощущала, как легкое неудобство, вдруг навалилась на плечи, лишая возможности свободно дышать. Перед глазами замелькали белые мошки….

- Привал! – гаркнул Карим, как-то вдруг оказавшись совсем рядом с нами. – Займешься ею, - кивнув в мою сторону, бросил он Сашко. Отъехал немного, соскочил с лошади, бросив повод одному из спешившихся горцев и, оглянувшись, добавил: - И пусть голову платком прикроет, нечего мне воинов смущать.

Внутри всколыхнулось дерзостью, но я, не столько вспомнив слова Сашко, сколько борясь с подступавшей дурнотой, промолчала. С трудом сползла с ведшей себя смирно лошадки, немного постояла, давая телу привыкнуть к новому положению.

- Неподалеку бьет ключ, можно умыться, - подошел ко мне со спины Сашко. Протянул платок… и откуда только достал?

- А не побоятся, что сбежим? – чуть громче, чем стоило, поинтересовалась я. Все было как-то… не так.

Нет, ни к чему из всего произошедшего за последние два дня я не была готова, чтобы сравнивать собственное представление с тем, что со мной случилось на самом деле, но я все равно подспудно чувствовала фальшь. В словах, взглядах, жестах, поступках…. Словно все вокруг меня были актерами, играя каждую свою роль, а я…. А я наблюдала за ними со стороны, не понимая смысла действа, но «видя», как коряво, бездарно разыгрывают они свое представление.

Сашко, Карим, воины….

Если кто и не лгал, так лошади, тут же уткнувшись мордами в хилую траву и занявшись привычным делом, но от них как раз моя судьба если и зависела, то в малой степени.

- Неподалеку от нас дозор, - едва ли не равнодушно отозвался Сашко и первым направился к зарослям кустарника.

Пришлось последовать за ним – умыться действительно хотелось. И не только умыться.

- Вы с Каримом давно знакомы? – поинтересовалась я, когда мы уже возвращались обратно.

- Да уже года четыре, - ответил он, сорвав лист с дерева, мимо которого мы проходили и растерев его в пальцах. – След на его лице от моей шашки.

- Вряд ли он оставил подобную наглость безнаказанной? – вздохнув, остановилась я.

Если на миг забыться, не помня про обстоятельства, забросившие меня в этот мир, можно было признать сдержанную, суровую, но при этом наполненную силой и мощью красоту окружавшей меня природы.

- Наглость? – ухмыльнувшись, переспросил Сашко, не дав мне увязнуть в накатившей меланхолии. – Да, Карим именно так и посчитал.

- И? – я оглянулась.

Он не смотрел на меня, вглядываясь в какую-то ведомую только ему даль.

Простая одежда, неухоженные, растрепанные волосы, грубое, обветренное лицо….

Ничто из этого не помешало мне вновь увидеть в нем следы благородства текущей в его жилах крови.

- Меня спас ваш муж, - коротко бросил Сашко.

- Ее муж? – Карим подошел совсем неслышно.

Я резко обернулась, покачнулась, буквально напоровшись на какой-то горячий, обжигающий взгляд.

- Ее муж, - тем же безразличным тоном проговорил Сашко, отвечая на вопрос. – Граф Георгий Орлов….

Судя по тому, как побледнел смуглый горец, подобного развития событий он не ожидал….

Растерянность Карима была недолгой. Мелькнула и исчезла, сменившись алчным огоньком, наводившим на грустные мысли. Судьба дочери Ивана Струпынина могла быть весьма незавидна, а Эвелины Федоровны Орловой?!

Ответа на этот вопрос я не знала.

Я так думала, не догадываясь, насколько оказалась к нему близка.

Словно откликаясь, Карим криво усмехнулся, продолжая бесцеремонно меня разглядывать:

- Рахмат будет доволен. Красивая непорченная девка – много денег. Дочь Красина – еще больше.

Спросить, откуда ему известно имя отца, я не успела, Сашко поторопился, не дав мне открыть рот:

- А если граф жив?

И так это прозвучало многозначительно, что я – поверила. Не заново – смерти мужа я для себя не допускала, а уже едва ли не безгранично.

Георгий был жив…. Оставалось лишь его найти.

О том, что сама не свободна, я не забыла, но в этот миг все казалось таким неважным!

- Жив. Мертв… - безразлично к словам Сашко дернул крепким плечом Карим. – Накорми ее и отдыхайте. Переход будет длинным, к закату должны быть в Хавроне.

Должны быть в Хавроне…. Память не подвела, дав «увидеть» весь свой путь от Ланзири до того места, где мы сейчас находились.

Все дальше от границы. Все меньше надежда на помощь….

Так должно было быть, но я – не отчаивалась. Не тогда, когда Сашко, сам того не желая, укрепил мою веру.

С едой я управилась быстро – слишком много событий, слишком много эмоций, лишивших меня аппетита, лишь отломила от лепешки, да с трудом прожевала кусочек сыра. А вот от воды не отказалась. Свежесть утра сменилась тяжелым, душистым теплом, от которого мучила жажда, и кожа под меховой жилеткой стала неприятно влажной.

Сашко о скудности моей трапезы ничего не сказал. Когда отдала остатки лепешки, завернул ее в тряпицу, убрал в седельную сумку. Потом ушел ненадолго, вернулся с войлочным одеялом. Бросил на землю в тенечке:

- Вам нужно отдохнуть.

Он был прав, я устала. Более того, я прекрасно понимала, что силы еще понадобятся, но… не в самом Сашко, в той заботе, в том, как он нарочито, словно назло Кариму, уделял мне внимание, было что-то лживое, неприятное….

- Вам нужно отдохнуть, - повторил он, заметив, что я не тороплюсь выполнить похожую на приказ просьбу. И на этот раз короткая фраза прозвучала еще категоричнее, окончательно лишая возможности спорить.

Но я все равно колебалась еще несколько мгновений. Сначала присела на самый край одеяла, и лишь потом легла, положив голову на папаху, которую он стянул с себя.

Сон обрушился на меня стремительно. Еще миг назад я слышала конское ржание, шелест ветра в траве, стрекот насекомых, низкие, хрипловатые голоса мужчин, а затем все пропало, оставив после себя только ощущение неудобства и какого-то смутного напряжения, которое не давало рухнуть в самую глубь, окончательно раствориться во внутренней тишине, слившись с властвовавшим там покоем.

Проснулась не менее резко. Сашко еще не успел коснуться руки, а я уже открыла глаза, почувствовав присутствие чужого.

В первый момент испуганно дернулась – не сразу вспомнила, где и по какой причине нахожусь, но заметив, как на лице Сашко мелькнула тень не то растерянности, не то разочарования, подобралась, пряча за отрешенностью всколыхнувшиеся эмоции.

Женщина в горах должна быть мужественна, но тиха и незаметна….

- Через четверть часа выдвигаемся. Если вам что-то нужно, - прихватив папаху и натянув ее на голову, выпрямился он.

Я – кивнула. Нужно. Карим сказал о долгом переходе, о собственной нужде стоило позаботиться заранее.

Опять те же заросли кустарника и тот же ручеек…. Пальцы заломило от ледяной воды, ознобом прошлось по разморенному тяжелым дневным сном телу….

- О побеге даже не думай, - одними губами прошептал Сашко, подавая тряпку, чтобы вытерла руки. – Ни о чем не думай, просто жди….

- Мой муж… - так же, как он, только выдохнула я.

- Быстрей давай! – вышел из-за дерева один из сопровождавших нас воинов. – Карим ждет.

Сашко не ответил ни словом, ни жестом, просто забрал тряпку и отошел. Оглянулся… воин не сдвинулся с места, смотрел то на меня, то на моего спутника-похитителя, кивнул, торопя….

Женщина в горах должна быть….

Перед глазами потемнело, но я, мотнув головой, разогнала вязкую тьму. Теперь я не просто верила Сашко, я знала: он - поможет. Как?! Ответить себе на этот вопрос я не могла, если только объяснить причину подобной убежденности.

Кровный долг…. Нарушить его – стать изгоем, отвержденным, для которого в горах не откроются двери ни одного дома.

Так говорил Иван….

- Что с вами?

В помощи, чтобы сесть верхом я не нуждалась, но Сашко воспользовался возможностью вновь оказаться рядом со мной. Подправил седло, погладил всхрапнувшую лошадку.

Что со мной?!

Я посмотрела на мужчину…. Получилось свысока….

В нашем распоряжении было всего несколько мгновений, но даже будь их значительно больше, разве сумела бы я объяснить, что чувствовала не только вчера или сегодня, но все эти долгие дни и ночи?! Через что прошла, когда металась из одной крайности в другую, когда поддавалась разрывавшим меня на части чувствам?! Когда то убеждала себя, что с Георгием, с нашей дочерью, со мной самой ничего страшного произойти не может, чтобы тут же вновь сорваться в пропасть беспросветного отчаяния?!

Как дать понять, что все, что могла сейчас – рассчитывать на честность и благородство человека, который и привел меня сюда, лишив поддержки близких людей?!

Как показать, что здесь, в этом мире я совершенно беспомощна?!

А там? В том, где отец, брат, дядя Георгия….

- Я просто утомилась, - несколько раздраженно произнесла я, поправляя затянувший голову платок. – Устала, - добавила, убеждая скорее себя, чем его, что вот этот внутренний монолог был ничем иным, как этой самой невозможностью отдохнуть.

- Вечером будем в Хавроне, - «успокоил» меня Сашко и отошел к своей лошади.

И опять была дорога.

Ехать вниз оказалось ничуть не легче, чем наверх. Тропинка становилась то шире, то – уже. Иногда расплеталась, как коса, убегая своевольными прядями к островкам кустарника или прячась в каменных осыпях. Иногда вбирала в себя другие выбитые лошадиными копытами дорожки и тогда становилась плотнее, выделяясь отчетливее.

Я сначала пыталась следить за ее «капризами», потом рассматривала воинов, представляя себе их жизнь, но очень быстро бросила эту затею. Оттолкнуться, чтобы разобраться с хитросплетениями их судеб, оказалось не от чего. Они были разными – я легко различала их по чертам лицам, четким, выверенным жестам, сдержанным движениям, но при этом какими-то безликими, не позволяющими ничего о себе узнать.

Воины…. Привыкшие к лишениям и смерти воины.

- Осталось немного, - Сашко вновь придержал лошадь. – Вот там, - кивнул он на зеленую полосу деревьев, появившуюся из-за каменной стены, - Хания. Спустимся к реке, а там уже и город.

Я ничего не ответила. Остатки сил уходили на то, чтобы держать закаменевшую спину прямо.

Похоже, мое отчаянное состояние от Сашко не ускользнула. Очередной взгляд, который он на меня бросил, был тревожным, оценивающим.

Если б это могло что-либо изменить….

А деревья становились все ближе…. Потом появились крытые черепицей башенки, потом крыши…. Залаяли собаки….

Когда мы выехали на широкую дорогу, я пропустила – пережидала очередной приступ дурноты, которые так и не отступали, терзая мое утомленное переходом тело, спохватилась, когда под копыта лошадей выбежали несколько мальчишек. Один, как взрослый, в папахе и черкеске, остальные в простых подпоясанных кожаными ремнями рубахах….

Карим наклонился, подхватил пацана, посадил в седло перед собой, отдал поводья….

Я не собиралась плакать, но слезы выступили на глазах вопреки желанию.

Аленка…. Доченька….

Мы проезжали мимо домов. На нас смотрели…. Подходили ближе к невысоким каменным заборам, махали руками. Некоторые что-то кричали…. Я не понимала. Чужой язык….

О том, что добрались до места, догадалась без подсказки.

Этот дом стоял в глубине сада. Журчала вода, играясь над чашей небольшого фонтана в центре круглой лужайки. Стриженый кустарник чертил замысловатые линии, ведя к невысокому крыльцу….

Взгляд метался, цепляясь за какие-то мелочи, словно пытался найти в них утешение….

Утешения не было. Плен…. Там я еще могла на что-то надеяться, здесь….

На большом балконе, опоясывавшем большую часть дома, появился мужчина. Потом рядом с ним встала женщина…. Длинные косы, тонкий стан, высокая шея, которую только подчеркивал замысловатый головной убор….

Карим спешился, оставив мальчишку в седле. Крикнул что-то воинам….

Пути обратно не было…..

Сашко сказал: «Просто жди…»

Вздохнув, оглянулась…. Причин не было, если только всколыхнувшаяся тревога….

За спиной ничего не изменилось, если не считать появившегося садовника и его помощника, который с трудом тащил нагруженную каменной крошкой тележку.

Он остановился точно в это мгновение. Медленно выпрямился, согнутой рукой вытер лицо, убрал со лба прилипшие к нему волосы…. Потом развернулся… худой, в слишком большой для его изможденного, какого-то изломанного тела рубашке….

Мне бы закричать, но как, если губы занемели, а горло стянуло огненной петлей….

Мне бы зарыдать, но слезы высохли, припорошенные пеплом….

Мне бы…. (1bd23)

Все, что у меня получилось, прежде чем я увязла в подступившей со всех сторон черноте, это произнести имя….

Его имя….

Эндрю….