Пустые зеркала

Глава 19

7 июля, среда

г. Шелково

Пока Влад объяснял Игорю суть эксперимента с зеркалами, а потом ждал результата, Карпатский и Соболев искали в системе упоминания интересующих их случаев. Искал в основном Соболев, поскольку Карпатский, по его собственному признанию, не очень-то умел формулировать поисковые запросы.

Казалось, что проще всего будет найти пожар 2004 года, ведь они знали год, месяц и даже возможное место несчастья. Однако на деле все оказалось немного сложнее, поскольку ни по одному из двух адресов, указанных на конверте, в феврале того года пожара не произошло. Пришлось чуть расширить круг поиска, и тогда все сложилось.

Пожар все же был, но в марте 2004 года по соседству с адресом получателя. Ни Мария, ни Валентина в нем не пострадали, но он все же унес жизни двух человек.

– Имелись основания подозревать поджог, поэтому проводилась доследственная проверка, однако уголовное дело так и не было возбуждено, – объявил Соболев, читая с экрана. – Пришли к выводу, что возгорание возникло по неосторожности: девушка, снимавшая комнату в коммуналке, уснула с сигаретой, находясь в сильном наркотическом опьянении. От сигареты вспыхнула бумажная скатерть на столе, а потом и занавески на окне. Виновница происшествия сгорела в огне, а ее сосед отравился угарным газом. По счастливой случайности третий обитатель квартиры… вернее, обитательница находилась в тот момент на ночной смене, а потому не пострадала.

– Есть данные по погибшим? – поинтересовался Карпатский, через плечо Соболева заглядывая в экран.

– Да. Оксана Валерьевна Дрозд, двадцати трех лет от роду. И Петр Григорьевич Марченко, сорока семи лет.

– Непонятно, имеет ли этот пожар отношение к нашей истории, – с досадой заметил Карпатский.

– Ну, он произошел через два дома от того, где, как можно предположить, жила Мария Смирнова, которой адресовано письмо.

– А еще там фигурируют бумажная скатерть и сигарета, – вставил Влад, подходя к разложенным на соседнем столе фотографиям и описям. – Они есть и в комнате. И наверняка это не совпадение.

– Для уверенности надо поднять дело в архиве, – вздохнул Соболев. – Там должны быть фотографии. Может, и зеркало в кадр попало.

– Может, – согласился Карпатский. – Но это долго. А квартира Валентины, отправившей письмо семнадцать лет назад, рядом с нами. Через три минуты будем у нее. Может, она расскажет нам больше. Если еще жива, конечно.

Как раз в этот момент Владу перезвонил Игорь и сообщил о том, что эксперимент удался. В своей лаконичной манере он описал, как увидел в отражении некое темное место и Диану.

– Звука не было. Контакт длился недолго. Что-то произошло, стало совсем темно, потом связь прервалась.

Следом Владу пришло слегка смазанное фото, но Диана в зеркале была видна и вполне узнаваема. В ответ Влад велел продолжать наблюдение за зеркалами и немедленно сообщить, если в них снова кто-нибудь появится.

– Так, я поехал, – объявил Карпатский, внешне не проявив никаких эмоций по поводу новостей о Диане. – Андрей, скинь мне всю информацию по пожару, какая у нас есть, и продолжай искать. А вы, – теперь он обратился к Владу, – перешлите фотографию зеркала с Дианой.

– Я поеду с тобой, – решил Влад.

– На хрен ты мне там сдался? – резко отозвался Карпатский, моментально переходя на «ты».

– А чем я тебе там помешаю?

На это Карпатскому оказалось нечего возразить, и он только раздраженно махнул рукой, мол, делай как знаешь. Поэтому две минуты спустя они вдвоем сели в его видавший виды «Ниссан». Влад вновь пожалел, что оставил свою машину у гостиницы.

– Это ведь хороший знак, правда? – спросил он, едва машина тронулась с места. – То, что Диана появилась в том зеркале? Значит, девчонки в порядке. И мы их найдем.

– Это лишь означает, что на тот момент Диана была в порядке, – бесцветным голосом отозвался Карпатский, довольно нагло выезжая на проспект. – И то не факт. Мало ли, что показывают эти чертовы зеркала?

Такой ответ как-то сам собой свел на нет все возможные дополнительные вопросы, поэтому дальше они ехали в молчании. Впрочем, ехать действительно пришлось недолго, и через три минуты они уже звонили в нужную квартиру, поскольку дверь в подъезд после звонка по домофону им открыли без каких-либо вопросов. Вероятно, хозяйка квартиры кого-то ждала, поскольку собственную дверь распахнула так же беспечно, и, только увидев их, слегка испугалась. Однако перед ее глазами тут же раскрылось удостоверение.

– Майор Карпатский, полиция. Можем мы задать вам несколько вопросов?

Хозяйка – самую малость располневшая брюнетка лет сорока – растерянно кивнула и отступила вглубь квартиры, позволяя им войти. Нервно одернула длинную домашнюю футболку с едва заметными пятнышками на груди. Кроме футболки на женщине были еще только лосины до середины икры. Если она кого и ждала, то это был либо кто-то близкий, либо вообще курьер.

– А что случилось? – несколько напряженно поинтересовалась женщина, окидывая оценивающим взглядом Влада.

Вероятно, он не вписывался в ее представления о полицейских. Да и удостоверения не показал.

– Вы хозяйка квартиры? – уточнил Карпатский. – Или снимаете?

– Хозяйка.

– Живете одна?

– Нет. У меня муж. И дети. Двое. Но они сейчас у бабушки. Дети, в смысле. Муж на работе. А что?..

– Как вас зовут? – не переставал задавать вопросы Карпатский, сверля ее взглядом. – Могу я увидеть ваш паспорт?

Женщина пожала плечами, послушно открыла сумочку, лежавшую на этажерке, достала из нее паспорт и протянула Карпатскому, попутно представляясь вслух:

– Мария. Кобзева Мария Константиновна. А что, собственно, вам нужно?

Внимательно изучив странички паспорта и особенно придирчиво сличив фотографию в нем с оригиналом, Карпатский вернул документ хозяйке, но на ее вопрос так и не потрудился ответить.

– Валентина Макаровна Золотарева вам кем приходится?

Мария вдруг обхватила себя руками и нахмурилась. Кажется, вопросы Карпатского окончательно сбили ее с толку.

– Это бабушка моя. Но она умерла давно.

– Насколько давно?

– Лет… двенадцать назад. Да, в 2009, в октябре.

– И это ее квартира, так?

– Ну да. Мы здесь вместе жили, а потом квартира мне по наследству перешла. К чему все эти вопросы?

Карпатский вытащил из заднего кармана джинсов сложенный в несколько раз лист бумаги. Успел сделать копию, чтобы не везти сюда оригинал.

– Вы узнаете это письмо?

Едва Мария пробежала взглядом по первым строчкам, у нее задрожали руки, а когда она снова посмотрела на Влада и Карпатского, стало заметно, что глаза ее слегка увлажнились.

– Господи, откуда оно у вас?

– Так вы его узнаете?

– Конечно, узнаю! Это письмо изменило всю мою жизнь!

– Можете рассказать подробнее? – мягко попросил Влад и улыбнулся ей, решив сыграть на контрасте с Карпатским. Схема «злой полицейский – добрый полицейский», говорят, хорошо работает.

Сработала она и в этот раз. Мария как-то сразу успокоилась и предложила им пройти в комнату. Даже разрешила не разуваться, сославшись на то, что все равно собралась делать уборку.

– До двадцати двух лет я свою бабушку толком не знала, – принялась рассказывать она, проходя в гостиную первой и направляясь к стене, на которой висели фотографии в рамках. – В детстве видела лишь однажды, но не запомнила ничего. Они с мамой не ладили. Бабушка была категорически против моего отца, говорила, что он бестолковый и ненадежный человек. И, знаете, оказалась права. Он нас бросил, мне еще и шести лет не было. Года два мама сама барахталась, а потом все же решила обратиться за помощью к бабушке. Я смутно помню тот день, когда мы сюда пришли. Помню, мне дали чай с очень вкусными конфетами, я тогда редко такую роскошь видела. Чтобы целая вазочка конфет стояла – и ешь, сколько влезет. А мама с бабушкой в комнату разговаривать ушли. Помню, как они кричали друг на друга.

Мария сняла со стены фотографию и замерла, рассматривая ее и стоя к ним спиной.

– Потом мама вылетела из комнаты в слезах, схватила меня за руку и сказала, что мы уходим. Я успела две конфеты из вазочки взять и с собой унести. Потом так жалела, что не смогла взять больше. Я таких конфет после уже не ела. Дальше стало хуже. Мама стала искать помощи у мужчин, но каждый следующий оказывался хуже предыдущего. Она пила с ними, скатываясь все ниже. Я росла, глядя на все это. Путь у меня был только один, и я пошла по нему. Сомнительные компании, сомнительные парни, сигареты, алкоголь. А потом и до наркоты дошло. Мама умерла, я одна осталась. И, наверное, закончила бы так же, как она, только гораздо быстрее, но тут это письмо. И я, знаете, сразу вспомнила про те конфеты. Поняла, что это мой шанс обмануть судьбу.

Она повернулась к ним, подошла и протянула фотографию, на которой более молодая, но такая же пухленькая ее версия улыбалась, обнимая добродушного вида старушку. Так и не скажешь, что та бросила в беде родную дочь и опомнилась только много лет спустя, когда стало поздно.

Карпатский едва взглянул на снимок, передал его Владу, а уже он вернул хозяйке.

– Мы пять лет прожили вместе. Бабушка сильно сдала к тому времени, я ухаживала за ней, а она помогла мне наладить жизнь. Потом она умерла, оставила мне неплохое наследство. Я через какое-то время вышла замуж, детей родила. Вот и вся история. Но если бы не то письмо, я давно сдохла бы под каким-нибудь забором от передоза. Или какой-нибудь мужик меня по пьяни зарезал бы. Или я его. Но как это письмо – или даже его копия – попало к вам? Я думала, оно лежит среди разных мелочей, оставшихся от бабушки, которые рука не поднялась выбросить.

– Я не могу ответить вам на этот вопрос, тайна следствия, – сухо отозвался Карпатский. И тут же спросил: – А Оксану Валерьевну Дрозд вы хорошо знали?

И он продемонстрировал фотографию, явно взятую из паспорта, с угловатой, болезненного вида девочкой-подростком с длинными светлыми волосами и весьма угрюмым выражением лица.

Владу показалось, что Мария испуганно дернулась, но потом она надолго замерла, пристально разглядывая снимок. Наконец, она кивнула.

– Да, я ее помню. Мы в одной компании были. Дурной компании. Оксанка сгорела в пожаре. Собственно, это и подтолкнуло меня принять приглашение бабушки. Я ведь сначала, получив письмо, медлила, сомневалась. Думала, не должна ли злиться на нее, как всегда злилась мама. А когда это случилось, – она кивнула на смартфон, на экране которого все еще демонстрировалось фото, – я сразу собрала пожитки и поехала по обратному адресу, указанному на конверте.

Она замолчала и тяжело сглотнула. Похоже, воспоминания разбередили старые раны: теперь уже дрожали не только руки, Марию всю затрясло от волнения.

– У вас есть еще вопросы? – несколько резко поинтересовалась она. – У меня сегодня еще много дел…

– Да, – кивнул Карпатский, убирая смартфон в карман и продолжая внимательно рассматривать собеседницу. – Почему вы перестали носить линзы? Глаза устали?

Вопрос застал врасплох не только Марию, но и Влада. Он успел забыть про линзы, и только теперь обратил внимание на цвет глаз женщины: они были серыми.

Ее взгляд мгновенно изменился: стал жестким, холодным. Растерянность и испуг ушли, осталась только готовность защищаться, даже если для этого придется нападать.

– Не понимаю, о чем вы…

– Да бросьте, Оксана, все вы понимаете. На фотографиях – в паспорте и той, которую вы только что показывали, – вы брюнетка с карими глазами, а сейчас глаза у вас серые. Они всегда были серыми, а волосы – светло-русыми. Вам пришлось их перекрасить, а в глаза вставить цветные линзы, чтобы стать похожей на Марию. Валентина Макаровна могла не знать повзрослевшую внучку в лицо, но определенно заметила бы такие масштабные несоответствия.

После этих слов их собеседница вздохнула, как-то вся обмякла и покачала головой.

– Вы правы, от линз глаза устают. Поэтому я не ношу их, когда остаюсь дома одна. Кто ж знал, что вы придете…

– Так как все было на самом деле? – поинтересовался Влад таким тоном, словно и сам прекрасно заметил подлог.

– Кофе хотите?

Не дожидаясь ответа, Мария – то есть Оксана, – вышла из гостиной и направилась на кухню. Им ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. От кофе они, конечно, отказались, но она не особо и рвалась их угостить. Просто открыла створку окна, достала из тайника пачку сигарет, закурила и тихо хмыкнула:

– Чертова привычка, никак не могу окончательно бросить. Наркоту бросить оказалось проще, чем это. Думаю, это потому, что курение у нас не порицается по-настоящему. Машка, кстати, тоже курила будь здоров. И наркоту любила. Ей, кажется, даже спать со всеми подряд было в кайф. Она, когда это письмо от бабки своей получила, только глумилась над ним. Все собиралась написать в ответ, чтобы та горела в аду. А то, ишь ты, на старости лет прислугу себе заиметь захотела.

– И вы убили ее, да? – предположил Карпатский. – Заманили к себе, одурманили, сами приняли ее облик, забрали письмо, а потом ушли, устроив пожар. Так?

Глядя в окно, Оксана медленно затянулась, выпустила изо рта дым и только потом посмотрела на них.

– Нет, что вы, – возразила она, даже не стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. – Машка заглянула ко мне на огонек со своей дурью, забалдела, а когда я ненадолго вышла – в круглосуточный магазин, – устроила пожар. Тогда-то я и решила забрать ее письмо, перекрасить волосы, вставить линзы и пойти к ее бабке. Потому что, в отличие от Машки, хотела завязать с такой жизнью. Хотела вырваться. Я готова была прислуживать кому угодно за этот шанс. И ничего другого вы никогда не докажете.

– Тут вы, безусловно, правы, – согласился Карпатский. – Соседа не жалко было?

– Этот дерьма кусок? – Оксана усмехнулась. – Едва ли. Он как-то вломился ко мне в комнату, бухой. Я тогда по глупости не запиралась. Назвал шалавой, сказал, мол, всем даешь и мне давай… Так что сдох – и слава богу.

Она щелчком выбросила окурок прямо в окно и закрыла его.

– Если это все, то прошу вас уйти. Как я уже сказала, у меня уйма дел.

К удивлению Влада, Карпатский не стал спорить. Молча кивнул и направился к выходу. Лишь когда они уже переступили порог, вдруг поинтересовался:

– Валентина Макаровна хоть сама умерла?

Оксана молча закрыла за ними дверь.