Глава 5

Десантировались как обычно, у самого магазина. Высокое совдеповское здание с бетонными шарами у входа, которые все были покрыты трещинами и сколами. Высокую и кривоватую лестницу преодолели мгновенно. Примерно человек двадцать грузчиков-носильщиков, я так же был в их числе, кстати. Работенка не пыльная, знакомая, на свежем воздухе и с людями.

На первом этаже здания уже во всю хозяйничали охранники. Раздавались женские крики, визги… В общем, всё как обычно.

Пробежав по молодецки мимо витрин с золотыми украшениями, я алчно и с досадой посмотрел на всё это богатство.

Не сегодня.

Быстро и оперативно обчистили торговый зал и склад. Забили все грузовики не распакованным провиантом. Охрана то же зря времени не теряла, оприходовали продавщиц и ранних посетительниц. Дети, некоторых из них, кто в колясках, кто уже на ногах, оглашали воздух диким ревом стоя рядом с мамашами. Те, то же не молчали, находясь в странных позах. Кто на витрине, кто на полу. Пропускная способность у них была отменная, время то поджимает, понять то можно…

Некоторых, особо нервных мужчин из числа посетителей, упокоили ударом кирки в голову. Шуметь то не надо. Огнестрел применять еще рано. На непонятный шум, могут прибежать любопытные твари, и доставить нам всем хлопот. Ни к чему нам лишний шум.

Как я задумывал, рвануть у меня не получилось, часть охранников, кривя скулу и видимо злясь, что им не досталось сладкого, неотступно следила за каждым нашим шагом, все время подгоняя и придавая ускорение некоторым грузчикам прикладами и пинками.

Выбежать из подвала магазина со скоростью оленя, неся перед собой коробку с чем то неведомым, может с чипсами, может с женским прокладками, потом разберемся, и получая при этом пинки под зад, реки мата, то еще удовольствие. Отдать коробку в чьи то загребущие руки в кузове автомобиля и кинуться назад, через витрины с золотом, насилуемых женщин, орущих детей, скользя и наступая в человеческую кровь, сопровождаемый для пущего эффекта матом охранников и ударами прикладов по спине. При Кареле, прошлом хозяине стаба, таких спец эффектов не было. Ну, почти не было...

Из кузова автомобиля, куда я запрыгнул вместе с последней закинутой коробкой, я дивился на до селе неведомое. Почти всех женщин, кого голых кого полуголых, некоторых мужчин просто закидывали в кузов другого грузовика. Физической силой стикс наделял немерянной, так что с погрузкой вопящих от ужаса людей проблем не возникало. Туда же в кузов к истошно орущим мамашам полетели некоторые дети. Один охранник нес в двух руках по младенцу, которых он видимо вытащил из колясок, и держа их за ноги, как австралийский абориген бумеранги, с расстояния нескольких метров зашвырнул в кузов орущим женщинам.

Это что за дичь…?

Я конечно понимаю, что дети в стиксе не жильцы, а женщины тут используются только по прямому назначению… но всё таки…

Да и золото - пропало даром.

На мое удивление, в этот раз мы поехали не к спортивному магазину, и не в какой ни будь другой, а вообще по не знакомому мне маршруту. В нашем провинциальном и довольно старом городе, есть еще часть, не застроенная «свечками» и «человейниками».

Тут и там любят бродить экскурсоводы со стаями скучающих экскурсантов, которым осточертело смотреть на убогие обшарпанные развалюхи, в которых в «ныдцатом» году проживал - САМ Акакий Акакиевич, а вот в этом здании жил всем известный поэт «серебряного века» который написал бессмертные строки, которые красной линией прошли по…

Местные аборигены, поняв как им повезло жить в исторической части города, и переселять во что то более современное и благоустроенное никто не собирается, зачастую втихаря поджигали эту «невероятную по красоте» рухлядь и съезжали переселяемые куда то в менее историческую дыру, но зато с теплым сортиром.

Именно в эту часть города и мчались наши грузовики, не обращая внимание, на не работающие светофоры, оглашая окрестности воплями истошно орущих женщин.

Заехали и припарковали автомобили, возле глухого двора, окруженного со всех сторон старыми двухэтажными зданиями. Довершали всю картину происходящего, низкие, серые тучи. Откуда проистекал солнечный свет, совершенно не понятно. Погода всегда меняется после перезагрузки. Атмосферка... та еще...

Не обращая внимания на высунувшихся из окон вездесущих бабок, как скотину выкинули полураздетых женщин и не менее перепуганных немногочисленных мужчин из кузовов грузовых автомобилей.

Из крайнего грузовика, как кули с песком достали двух обитателей родного стаба. Их руки и ноги были прихвачены пластиковыми стяжками. Более перепуганных рож, я в жизни не видел. Почему то всегда отвратительно и как то не ловко смотреть, как плачут мужчины.

Видать ребят вы знатно накосячили, раз так с вами…

Всё время пребывания в стабе, я почти ни с кем не общался и с расспросами не лез. Отчасти, я и так всё понял, по поведению Шкафа, да и синяк во всю грудную клетку как то не располагал меня к душевным к откровениям. На себе, я лишь изредка ловил посторонние взгляды. Так смотрят на онкобольных в больницах. И сочувствуют и брезгуют одновременно.

О деталях предстоящей миссии, я ничего не знал. Кто же о таком расскажет...

Три, двух этажных старых дома с облупившейся краской, какого - то поносного желто - коричневого цвета, образовывали глухой карман в середине такой же старой, как дома безымянной улицы. Грузовые автомобили припарковали на обочине дороги, а я, вместе с другими грузчиками-носильщиками, направляемый отборным матом и пинками, был загнан на второй этаж здания.

Из распахнутых настежь окон все стали с интересом и испугом смотреть на происходящее вниз. Впрочем, с интересом смотрел лишь я один. Для всех остальных, всё это было уже не в новинку. Некоторые отошли от окон и повернулись лицом к противоположной стене. Часть, продолжала смотреть вниз с какой то брезгливостью и неподдельным испугом.

Грубо и бесцеремонно их отодвинули от окон. Место заняли стрелки с автоматами. Одним из этих стрелков был мой обидчик в камуфляже. Тот, явно специально стал рядом со мной, явно имея желание с пренебрежением, как бы невзначай, двинуть меня прикладом. Демонстративно не обращал на меня никакого внимания, но боковым зрением всё время следил за мной. Видел я таких гавнюков и в той и в этой жизни. Доброту они всегда, воспринимают, как слабость. С такими как он, всегда вести себя надо по хамски. Это, единственная понятная для них форма общения. И всегда нужно ждать удара в спину, если оставить его сзади. Живым.

А во дворе, между домов, творилось - несусветное…

Оставленные на улице, без всякой защиты бабы выли в голос. Задавали тон им наши горе - грузчики, оставленные связанными по рукам и ногам. Они, единственные, кто знали точно, что сейчас произойдет.

Люди, благодаря древнему стадному инстинкту не разбивались на кучки и не разбегались кто куда, а завывая от непонятного пока ужаса, сбились в тесную толпу. Женщины, запрокидывали головы и поднимали лица вверх, смотря на наши ухмыляющиеся, а у некоторых перепуганные рожи.

Всеобщий вой, превратился в дружный визг, когда мой знакомый «камуфляж» выставив автомат из окна, дал длинную очередь вверх. Напуганные женщины, давя друг друга, всей толпой кинулись со двора. Те, кто не успел выбежать, сталкивались телами с пытающимися забежать обратно. Вот на их лицах, действительно был нарисован УЖАС. Глаза вытаращены, рот раскрыт в безумном и диком крике.

За перепуганными людьми, с двух сторон дороги, неслась орда зараженных. Привлекаемая криками, шумом и выстрелами из огнестрельного оружия толпа, состоящая из самых разномастных уродов, целью в жизни у которых было только одно – ЖРАТЬ, кинулась на людей. В основном, это были женщины, забежав в тупик, между домами пытались забраться по зарешеченным, по моде девяностых годов в стране, оконным рамам повыше, на второй этаж. Откуда из распахнутых окон смотрели на них их недавние насильники и мучители, то есть мы. Те тянули к нам руки, выли в голос, умоляли их спасти, протянуть им руку и просто вытащить.

Зараженных, набравших приличную скорость, заносило при резком торможении и они припадали на свои руки, после чего оттолкнувшись от асфальта со всей дури влетали толпу людей, наглядно демонстрируя поговорку, «как волк в овчарне». Вгрызаясь зубами в одного человека, глазами намечали второго, а лапы рвали третьего.

Человеческий крик, превратился в чистое безумие, испуганные вопли смешивались с хрустом костей, звуками разрываемой плоти и воплями поедаемых заживо людей.

Похоже, это был лотерейщик, а может быть рубер, я так и не научился их толком квалифицировать, в сортах дерьма разбираюсь плохо, сбил с разбегу уродливым отростком с зубами и выступающей вперед челюстью, тем, что раньше называлось головой, женщину, лет тридцати. Раскрав ей грудную клетку как пустую картонную коробку с наслаждением, ненасытно погрузил свою чавкающую морду во внутренности ее тела. Та еще пыталась рефлекторно оттолкнуть пожирающую ее морду от себя. Ее лицо, почему то чистое, без малейшей капли крови на коже, раскрывалось в немом крике ужаса и боли, издать даже хрип она уже не могла. Зараженный, поедал ее легкие.

Очень скоро количество зараженных стало превышать количество людей. То есть жертв. То есть корма.

Крики становились все истошнее и все истеричнее. Две совсем еще юные девушки подбежали к нашему окну, гостеприимно распахнутым настежь на втором этаже. Окна первых этажей были заставлены "высокохудожественными" решетками из покрашенной в белый цвет арматуры, в виде паутины. Девушки, как малые дети, с перепуганными насмерть лицами и выпученными от ужаса глазами тянули к нам руки. Они даже не умоляли их спасти и уже не кричали, из их горла раздавался только стон и какие-то всхлипы. Одна из них, подтянувшись на руках, стала карабкаться по решетке. Подлетевший мгновенно рубер, наступив ногой на одну из них, не глядя на вторую «альпинистку» резко махнул рукой, наотмашь. Кисть руки, крепко схватив плохо прокрашенную арматуру, так и осталась висеть на решетке.

Женские крики превратились в чавканье, и за хрустом костей и разрываемой плоти раздавалось только урчанье. Весь небольшой дворик превратился в кровавую кашу, из которой были видны только уродливые спины и затылки зараженных. Те пировали на славу, от - пуза.

Кто то уродливый, с бурым телом, длинной и мускулистой рукой сбил с ног бегущую от него женщину. Та, упав плашмя стала отползать от него, что то причитая в пол голоса. Перевернув ее на спину, не спеша как мне показалось, опустил всю пасть ей на живот и сжал челюсти. Подняв вверх звериную морду, глаз на которой я так и не увидел, стал не спеша пережевывать вырванные кишки. Почему то они оказались синего и фиолетового цвета, вперемешку с красным.

Женщина, то ли отболи, то ли от ужаса, что ее поедают заживо, и поедает такая несусветная тварь, а может и от того или другого одновременно одной рукой пыталась запихнуть свои внутренности назад в туловище, другой отстранится от жуткой морды. И находясь в состоянии шока за все это время не издавала ни звука, крепко стиснув посиневшие губы.

Остальные зараженные, действовали более быстро и нагло. А может они были самыми голодными…

Я, стоял с раскрытым ртом, и наверное бледный как смерть. Мой мозг отказывался принять происходящее. Принять и поверить во все это. А ведь думал, что видел в этой жизни все.

Из состояния прострации, меня вывел удар прикладом автомата в спину. Затем, охнувшего, и с подкосившимися ногами грубо оттолкнул в сторону «натовский камуфляж», который все время стоял рядом. Заняв мое место у раскрытого настежь окна он взвел затвор автомата, проорал что то, и открыл шквальный огонь по зараженным внизу. Ему вторили стрелки из каждого окна трех зданий.

Во первых, у меня желания смотреть на происходящее внизу не наблюдалось. Во вторых, ударил меня прикладом он от души. Я просто корчился на полу, пытаясь встать. Снизу раздавались лишь раздраженные вопли зараженных. Патронов парни не жалели. Видимо, в отдел полиции все таки наведываются.

Сменив в стрельбе несколько опустевших магазинов, стрелки опрометью бросились наружу. Нам, простым смертным грузчикам, то же скучать не дали. Получив несколько ударов по ребрам, я поднялся и вместе с другой быдло-массой, похромал, а ходил я уже с трудом, к выходу.

Не помню точно, кто вложил мне в руку нож. И зачем мы все, перед выездом с «Базы» повесили на пояс армейский брезентовый подсумок? Кажется, его используют для отстреленных магазинов от автомата. Я быстро понял, для чего он мне.

С двух сторон дороги нас прикрывали стрелки. Из окон второго этажа, по шевелящимся уродливым тушам зараженных, которые упорно не желали подыхать, непрестанно вели огонь, чудо - снайпера. А по кровавой, иногда шевелящейся и подающей признаки жизни жиже из тел людей и зараженных ползали мы. Те, кому доверили почетный труд по сбору споранов, и всего другого полезного.

Расталкивая и распихивая тела зараженных, спотыкаясь и падая лицом вниз на разодранных в клочья тела людей, по колени в кровавой каше, мы искали споровые мешки на затылках уродов. Я, разрезал с трудом споровый мешок и не глядя на содержимое, запускал всю пятерню в него. Так же, не глядя, скидывал все, что схватил в подсумок.

Резал пальцы рук лезвием ножа, так как руки тряслись как у алкоголика со стажем. Со стороны дороги постоянно раздавались автоматные очереди. Из раскрытых настеж окон второго этажа стреляли по шевелящимся и никак не желающим умирать зараженным.

Все постоянно орали, но картинка была как в немом кино, все просто открывали рот в безмолвном крике. И не понятно было, кто это орет, грузчик, стрелок, раненая женщина или недобитый зараженный. По колени постоянно находился в человеческой крови, кишках и дерьме. Запах просто был тошнотворный, кровь и дерьмо.

Настоящий запах СТИКСа. Видиш уродливое тело и кидаешься к нему как пират к сундуку с сокровищами, держа нож на изготовке. По дороге наступая и расталкивая руками чьи то разорванные в клочья тела. Втыкаеш нож в спорановый мешок, одной рукой делаеш разрез, пальцами другой руки вынимаеш все содержимое мешка и складываеш в подсумок. И так бесконечно.

Мне казалось я всю жизнь шагаю по развороченным телам, отпиннываю ногой как футбольные мячи оторванные головы, спотыкаюсь и падаю лицом в чьи то внутренности.

- Назад! Суки! Назад! – кто-то крикнул из окна.

Ничего не соображая, все быстро, как могли, поковыляли по трупам к распахнутой двери здания.

В бане на «Базе», я встал под холодную воду из лейки от душа в одежде. Подсумок, как и у всех, кто-то невидимый сорвал у меня с пояса. Снимать обувь я то же не стал. Просто молча стоял под струями холодной воды низко наклонив голову. Кажется, этот запах с меня никогда не смыть. Глаза, стоя в душе я закрыл, и открывать их не хотелось.

Загрузка...